Раньше только старая канатная дорога соединяла маленький шахтерский городок на холме с остальным миром. Конечно не считая проселочных дорог, большую часть года находившихся в настолько удручающем состоянии, что мало кто отваживался ездить по ним. Канатная дорога была построена для туристов местной гостиницы в начале века, какой-то предприниматель решил, что крутые склоны холма отлично подойдут для лыжного спорта. Только вот бизнес давно прогорел, а здание гостиницы, похожее на иллюстрацию к дому Ашеров, пустовало, став прибежищем детских игр.
Приезжали люди, уставшие от мегаполисов или попросту потерпевшие крушение, рос город у подножия холма и никто больше уже не различал его и шахтерский городок на холме, для приезжих город со старой гостиницей был не более чем улицей или районом, который по непонятной причине построили так далеко от самого города. Прошло не более десяти лет, а холм уже исполосовали царапины новых асфальтовых дорог.
Но канатная дорога осталась, качались на ветру кабинки, похожие на пластиковые ясли младенца Иисуса, обслуживаемые только старым как мир сторожем, которого никто из случайно забредших посмотреть на достопримечательность не мог найти на месте. А дорога двигалась как будто сама по себе, направляемая невидимой игривой рукой. Только дети, каждое утро спускавшиеся по ней в город у подножия, у шахтерского городка ведь даже не было своей школы, видели старика. От него пахло крепким табаком и прогретыми на солнце шишечками хмеля. Он появлялся сегодня в одном, завтра в другом домике на разных концах канатной дороги, а бывало бродил по лесной дороге внизу, собирая оброненные детьми игрушки и книги. Взрослые не переставали жаловаться на его отсутствие на рабочем месте, чего совсем не понимали дети, он же был тут, вот еще не остывший чай в его любимой кружке с отколотой ручкой, и прозрачными лентами вьется дым из пепельницы. Старик же смеялся и спрашивал о каком рабочем месте может идти речь, если самого работодателя уже почти двадцать лет не видели в этих краях. Дети смеялись, пересказывая это родным, а те неодобрительно качали головой, постоянно говорили что-то о некомпетентности и забывали об этом до следующего вечера. И все начиналось сначала.
Кабинки качались и скрипели так будто готовы сломаться прямо сейчас, тросы гудели как струны гигантской виолончели, а маленькие пассажиры представляли себя богами, мчащимися в восхитительно неустойчивой и опасной пустоте. Капитан пиратского корабля, космонавт, выброшенный в капсуле в космический вакуум, ради этих прекрасных иллюзий дети были готовы ехать куда угодно(да хоть бы и в школу!), каждое путешествие было особенным как глава любимой книги.
А ведь еще можно было кидаться огрызками яблок в кабинку, едущую впереди, или уворачиваться от легких ударов девчонки, которая совсем-совсем не хочет, что бы кто-то увековечил ее имя, выцарапав его гвоздем на пластиковом боку кабинки. Хотя это они, конечно, врут, но надо же показать характер?
А потом произошла ТРАГЕДИЯ. По крайней мере так назвали произошедшее местные газеты и собравшиеся в темном кабинете учителя. С определенной точки зрения это было не более чем предсказуемая неприятность, виной которой была обыкновенная ошибка. Только вот от этой точки зрения все отмахнулись, сочтя не стоящей внимания, а ее сторонников развезли по домам с наступлением комендантского часа. Им даже запретили подслушивать, что они естественно все как один пропустили мимо ушей.
Все дело было в том, что некий Уильям Смит двенадцати лет от роду, обычный и скучный как и его фамилия, но в общем-то совсем не такой зануда каким казался(у него даже была собственная железная дорога, а это о чем-то говорит!), остался ночевать у Генри Сетерфилда, и сегодня впервые должен был поехать в школу, спустившись по канатной дороге. А ведь обычно он, живя в городе у подножия, добирался до нее пешком. И как оказалось ужасно боялся высоты. Он не под каким предлогом не хотел залезать в кабинку фуникулера, а после рассказа Алисы Элисон о когтистых грифонах сказал, что о поездке не может быть и речи. Но общими усилиями и заверениями, что иначе ему вечером хорошенько влетит от родителей за опоздание в школу, его все таки удалось уговорить. Зря, как оказалось.
Юный Уильям Смит был неосторожен на столько, что умудрился уронить портфель со всеми учебниками, школьным завтраком и особенно дорогим его сердцу вагончиком от железной дороги. И настолько глуп, что осознав потерю, не внял заверениям Генри, что старик наверняка все найдет, и раскачивая кабинку, облокотился на хрупкие крепления двери. Называя канатную дорогу чудовищем и все двенадцать лет обходя стороной, он, конечно же не знал, чего при общении с этим монстром совсем не стоит делать, как незнакомые с повадками собак люди допускают ошибки, удивляясь укусам и считая ненормальным весь собачий род.
Уильям Смит разбился, упал, кувыркаясь в воздухе и вопя. Чуть позже его труп со сломанной шеей нашел старик-сторож, собиравший его упавшие пожитки. Взрослые пришли в ужас и по-своему обыкновению устроили скандал, собрание и траур. Ну а дети, дети расстроились, как расстраиваешься когда приходится запирать собаку в сарае, потому что она укусила гостя размахивающего руками и наступавшего ей на лапы. Они знали почему упал Уильям Смит. Знали что с ними такого не случится. Как это знал Генри Сетерфилд, когда стоял облокотившись у самого края кабинки. Он непроизвольно гладил пальцами железные перекладины, которые минуту назад с тупой яростью пинал ногами Уильям Смит. Настоящий ужас они почувствовали когда отец Генри сказал холодным командным тоном: "Пора избавится от этой адской машины".
Выходных не успело пройти, а канатная дорога остановилась. Старик исчез, а родители как выяснилось позже даже ни разу не видели за все это время. Они сочли смотрителя сказкой, что послужило еще одним "за" в пользу закрытия дороги. Теперь каждое утро начиналось с прогулки до остановки большого желтого автобуса, не похожего ни на ракету ни на фрегат, а разве что на огромную булку белого хлеба, такую тяжелую, что не один грифон не мог бы ее унести. Сказка кончилась.