Он стоял посередине комнаты. Его упаковали в тонкую, шуршащую бумагу, которая ассоциировалась у Оли с названием "папиросная"; такая ослепительная, белоснежная бумага, словно сделанная из сахара, которую хочется лизнуть, к которой хочется прикоснуться щекой, на обрывках которой хочется кататься неразумным котенком...
Даже распечатывать его было счастьем. Оля развязывала серые бумажные веревочки, и думала, что противные, блестящие слюдой полоски скотча были бы тут крайне неуместны. Они молодцы, ребята из антикварного магазина. Не пожалели сил и отыскали настоящую упаковочную веревку -- из такой она в детстве плела поделки макраме...
Но сколько бы ни виться веревочке, а юность заканчивается; Ольга купила себе этот туалетный столик на тридцатилетие. Как грустно пошутила ее подруга-одногодка, прыщи еще не сошли, но морщины уже появились...
Приходиться покупать двойные линейки косметики, от прыщей и от морщин, фыркнула Оля, и бросила последние клочки бумаги на пол.
Красота. Туалетный столик. Однокомнатная квартира, наследство бабушки, за последний год избавилась от затхлого ДСП, произведенного в Подмосковье в советские времена, от кухни "рогожка", от горшков, покрытых многолетними коралловыми рифами, наросшими вследствие полива фикусов и сансивьер жесткой водой. Вместо скрипучего паркета на пол лег сверкающий сине-серый ламинат, на выровненных стенах расцвели светло-желтые обои - самое то для небольшой и темной квартиры. В углу комнаты на полу лежал ортопедический матрас из латекса, в углу красовался стеллаж из неокрашенной древесины, заваленный книгами и одеждой, в другом углу на табуретке помалкивал ноутбук. Прочие блага цивилизации имелись главным образом в кухне.
А с туалетного столика начиналось то, что Оля рассматривала как настоящий интерьер.
Столику было сто пятьдесят лет. Не бог весть какая древность, однако за возраст содрали прилично. Впрочем, не только за возраст.
Все сложные ящички, панельки и фасады были покрыты тонкой ручной резьбой. Лак следовало подновить, а вот зеркало в массивной деревянной раме, закрепленное прямо на столике, оказалось безупречным.
Оля трепетно взирала на приобретение. Поездка в Египет на две недели. Или в Турцию на десять дней. Или новая шубка. Так ведь нет - туалетный столик! Ну конечно, это самый нужный предмет домашней обстановки для незамужней, неплохо зарабатывающей одинокой девушки... или уже женщины? Но психолог велел проявлять побольше любви к себе, и она решилась.
А сколько ящичков!
Оля еще раз поправила развернутые на полу оставшиеся от ремонта обои - чтобы, когда начнет покрывать столик лаком, ни одна капля не упала на драгоценный ламинат цвета палубного дуба. И принялась исследовать все эти изумительные дверки, полочки, крохотные шкафчики, на которые не поскупился мастер позапрошлого столетия. Вскоре проголодалась; отправилась на кухню, где сверкающая кофеварка, установленная прямо на широком подоконнике старого кирпичного дома, выдала ей порцию капуччино. Полезла в сумку за свердловской булочкой, долго старательно примеривалась, чтобы отделить от булки ломтик ровно на сто килокалорий; фигурой своей Оля не зря гордилась и прилагала все усилия к ее сохранению. Стараясь кусать ломтик как можно более маленькими порциями, вспомнила про остальные покупки; на скорую руку выложила продукты в холодильник, а потом...
На дне сумки имелась пара мужских тапок, 44-горазмера. Оля решила, что более крупного мужа ей, пожалуй, не надо, а Фэн Шуй советовал для привлечения мужчины в дом начать с обуви. Мужчины еще нет - а обувь пусть стоит. Психолог относился к таким методам устройства личной жизни скептически, но возражать против Олиной инициативы не стал. А Оля, как барышня современная, старалась не упускать никакие возможности, и потому бросила тапки на пол в прихожей.
Единственный пока что предмет настенного дизайна - кинжал в северо-западной части квартиры - служил тем же целям, что и тапочки, хотя вызывал приступы тупой созерцательности у посетителей квартиры.
Оля вернулась к туалетному столику. В старинном зеркале она показалась себе как-то значимее, интереснее, и в сотый раз подумала, что не прогадала. В конце концов, как можно сравнивать то, что она сейчас видела, с банальными фотками из Памуккале?
Открыв окна настежь - благо, лето - Оля, переодевшись в растянутую майку неопределенного цвета, принялась протирать столик деликатным растворителем. Психолог в один голос с фэн шуистом советовали даже дома ходить в парадной одежде, причесавшись и накрасившись, но ради покраски туалетного столика-то можно пренебречь этим правилом?
Возюкая кисточкой по панелькам, стараясь, чтобы слой получался как можно тоньше, Оля мечтала. И вдруг...
Один из ящичков щелкнул, и из него выскочил еще один - совсем малюсенький, тонкий. А в нем что-то лежало...
Оля бросила кисточку в банку с лаком и схватила бумажку.
На нее со старинной открытки смотрело полное личико симпатичной девушки, в буклях, в шляпке цветами и перьями. Господи!
Оля перевернула открытку и начала читать, с трудом разбирая завитки тускло-сиреневых чернил.
"Дорогая Анисья, пишу тебе с любовью с вод. Ты просила прислать весточку - и шлю. Открытка, которую тебе посылаю, не простая; их тут продает настоящая цыганка, а печатают, говорят, в Париже. Если хочешь успеха в любви, поцелуй девочку, и увидишь во сне или наяву суженого. Чего тебе желаю, не тревожься, что тебе уже девятнадцатый год. Ты так хороша, что в девках не засидишься. Обнимаю, твоя Полина. Кисловодск, лета 1893 г."
1893? Это до революции, но все же открытка не такая старая, как подумала Оля. Жаль! Но, если подумать...
Оля перевернула открытку и снова рассмотрела пухлое личико чудотворицы. Шикарно: вставлю в рамку и повешу в комнате.
Посмотрела еще раз... И, повинуясь импульсу, прижалась губами к плотному пыльному картону. Какая глупость!
...Вечером, почти около девяти часов, Оля закончила свои покрасочные работы. В комнате сильно пахло, и она решила, что спать, пожалуй, будет на кухне. Надо отправиться в душ, подумала она, помешивая на сковородке шипящую смесь замороженных овощей. Ну и что, что лето - ей заходить за свежими некогда... Она работает.
И тут в дверь позвонили.
Внутри у Ольги что-то екнуло и перевернулось... Она метнулась к туалетному столику в комнату - на нее из глубины зеркала смотрело встрепанное, перепачканное лаком чучело в отвратительной майке, без капли макияжа на лице. В доме воняло химией. Чудотворица с открытки, приколотой к обоям, улыбалась чуть насмешливо - дескать, ну что ты суетишься?
--
Ты думаешь? - прошептала Оля. И медленно пошла к двери. Открыла...
Почему-то она даже не удивилась. Он был именно такой, о каком Оля всегда мечтала: ростом метр восемьдесят, блондин с голубыми глазами, в деловом костюме. Он начал что-то невнятно объяснять, что Ольга не там и не так подписала накладные на столик, что надо подписать заново, вот он после работы и заехал по указанному адресу, а ее мобильный не отвечал (вот чудеса! Мобильник был включен). И вообще - а можно войти?..
- Заходите, - сказала Ольга и пододвинула незнакомцу новые тапочки 44-го размера. - А стола нет, только табуретка в комнате, но там пахнет лаком, ничего?
- Ничего...
Когда он примостился на корточках около табуретки, с которой срочно убрали ноутбук, девушка посмотрела в зеркало.
На нее, на фоне бликов солнечно-желтых обоев, смотрело удивительной красоты создание. Волосы, небрежно схваченные простой заколкой, лежали изысканными кольцами, а маечка ладно обтягивала фигуру. Но было и что-то другое... Такой себя Ольга не знала, и только повнимательнее заглянув в глаза отражения, поняла: она была счастлива.