Лестат проснулся рано утром и просто посмотрел в окно. Он всегда смотрел в окно, когда ему было страшно, потому что ему казалось, что там, за окном, всегда более мирно и спокойно, что там все не так, как в его мрачном каменном мешке. Окно было совсем крохотным, из всех щелей нещадно дуло в любое время года, днем и ночью. Лестат проводил третий год своей жизни в тюрьме города Мертвых, каждый день моля о том, чтобы смерть поскорее нашла себе пристанище в его теле, измученном бесконечными пытками...
По каменному полу пробежала крыса. Ее длинный голый хвост прошуршал по холодным каменным плитам пола, она принюхалась к затхлому воздуху камеры, пошевелила усами и метнулась в кучу гнилой соломы в углу, когда Лестат поднял руку и сделал вид, что хочет бросить в нее что-нибудь. Из соломы донесся недовольный писк всего крысиного семейства. Лестат брезгливо поморщился и отвернулся. Сквозь мутное стекло он видел узкую улицу, полную народа. Люди бродили по улице, рассматривали друг друга, не знали, чем можно заняться в этом гиблом месте. В их глазах давно потух бесценный огонек интереса к жизни, они напоминали ходячие трупы, впрочем, со многими так оно и было.
Город Мертвых кишел разнообразной нечистью. Она смешалась с людьми, и не осталось места, в котором ее не было бы. Зомби уже несколько лет как спокойно разгуливали по улицам посреди белого дня, никого не страшась и не опасаясь. Спокойные и меланхоличные упыри время от времени проходили мимо окна тюрьмы, подбирая отваливавшиеся некстати части тела и неловко пытаясь прикрепить их на место. Аристократичные вампиры практически никогда не появлялись в этой части города, зато всякой мрази типа троллей и орков было полно. Люди шарахались от их оскаленных морд и громкого хохота...
Лестат подумал о том, что когда-то он мог смотреть свысока на все это убогое общество, проезжая в серебреной карете по грязным улицам. Он обладал и славой, и могуществом, но лишился всего этого... ведь ему ничто было не мило без ее длинных ресниц, черно-огненных глаз, мягкой походки, гибкой талии... Принцесса Айрис была для него всем. Но она была и дочерью Правителя города Мертвых, поэтому по закону она не могла выйти замуж за вампира некоролевской крови. Лестат был главным советником Правителя, но он получил эту должность лишь потому, что обладал незаурядным умом и талантом дипломатии...
Лестат продолжал смотреть в окно, но видел не ту ужасную картину, которая открывалась его взору, а только улыбку Айрис, хитрую и довольную. Такая улыбка появлялась на ее алых губах после прекрасных ночей, которые они дарили друг другу. Она входила в Парадный зал, опустив глаза, не смея взглянуть на отца. На матовых бледных щеках отражался кровавый восход, и только Лестат знал, что это стыдливый румянец. Она садилась на небольшой трон возле своего отца, а Лестат украдкой вдыхал аромат ее белых волос, стоя за ее спиной. Иногда он слышал, как она прерывисто вздыхала, стоило ему наклониться, чтобы прошептать пару слов Повелителю. Он чувствовал жгучий взгляд в спину, когда он выходил из зала, а она оставалась там. Ему стоило невероятных усилий не оглянуться и не посмотреть на ее прекрасное лицо. Айрис всегда догадывалась о том, где Лестат в любой момент, она могла читать его мысли, по крайней мере, ему так казалось... А когда день превращался в ночь, он вновь приходил в ее покои, и все начиналось сначала...
Конечно, такая идиллия не могла продолжаться вечно. Лестат невольно вспомнил о том дне, когда она согласилась стать его женой. Она прильнула к его плечу и прошептала:
- Конечно я согласна. Ты же знаешь, как я люблю тебя... Я на все согласна, я не могу больше скрывать свои чувства к тебе, они слишком сильны. Я боюсь, что в один момент не смогу сдержать себя так, как делаю это каждый день с той минуты, когда впервые увидела тебя...
- Мы убежим сегодня же вечером, - Лестат поцеловал мягкие и ласковые губы девушки, ее вертикальные зрачки слегка расширились от удовольствия. - Я обо всем договорился. Нам помогут. Ты не боишься?
- Единственное в этом мире, чего я боюсь, - это потерять тебя, любовь моя...Поэтому я пойду за тобой куда угодно, туда куда ты хочешь...
- Мы пойдем с тобой прочь из этого города, от этих чертовых людей, вампиров, от всех этих условностей и делений на королей и советников... Какая разница нам, двум любящим сердцам, к какому классу мы принадлежим, правда?
Она ничего не отвечала, но по ее ласковым глазам он понял, что она с ним полностью согласна. Она восхищенно перебирала его длинные черные волосы тонкими пальцами и целовала пряди...
- Айрис... - он нежно произнес ее имя, погладив ее по голове. Она прикрыла глаза от удовольствия и еще теснее прижалась к его груди. Он подумал о том, что эта девушка - та, с которой он готов провести всю свою жизнь. Айрис была совершенна, он готов был любоваться ей до конца своих дней. Она догадалась о его мыслях и опустила глаза от счастья. Тепло его поцелуя в очередной раз пронзило ее всю, она обвила руками его шею. Им не нужны были никакие слова. Они просто любили друг друга, жили друг другом. Они оба знали, что не смогут дышать друг без друга. В черных глазах Айрис Лестат находил все, чего он только мог пожелать, все, чего он хотел и ждал. Она видела его во сне каждую ночь, ощущала его незримое присутствие рядом, где бы она ни была. Ветер казался ей его легким дыханием, глубина небес не могла стать для нее прекраснее его синих глаз.
Лестат вздрогнул, когда в окно ему кто-то кинул большой камень. Булыжник ударился о толстые прутья решетки со звоном, похожим на голос большого колокола Главного собора. Крысы опять зашуршали гнилой соломой, а в небольшом люке на потолке показалась косматая голова его стражника. Его хриплый голос, был протравлен крепким абсентом и вечными ледяными ветрами, гулявшими по мрачным темным коридорам городской тюрьмы. Этот голос грубо окрикнул Лестата:
- Щенок, подойди сюда!
Лестат тупо оторвался от своих воспоминаний и поднял голову:
- Какого черта?
Его голос показался ему глухим и полным ненависти.
- Того черта, что завтра город Мертвых увидит твою голову отделенной от плеч! - тюремщик некрасиво захохотал, показав не слишком ровные зубы. Лестат наморщил тонкий нос, не сумев перебороть свое отвращение.
- Замечательно, я уже почти три года жду этого момента.
В его синих глазах появилось странное просветление, а сердце заполнилось таким же малопонятным спокойствием. Он дожил до дня, который принесет ему, наконец, покой. Его страданиям придет конец, закончится это бессмысленное пересчитывание дней без любимой.
С потолка тюремщик бросил Лестату кусок черного хлеба и флягу с кровью, припечатав:
- Не знаю, какого черта начальство переводит продукты на приговоренных! - и он раздраженно захлопнул тяжелую крышку люка. В наступившей тишине Лестат отчетливо услышал, как повернулся со скрипом замок люка. Он снова остался один, наедине со своими мыслями. В них осталось достаточно места для светлой грусти, тоски по Айрис. Он оставил свой боевой пост у окошка, сел на холодный каменный пол, прислонился спиной к скользкой каменной кладке стены и осмотрел свое убежище впервые за долгие годы своего пребывания здесь. До сих пор он не замечал многочисленных неудобств камеры (впрочем, не знаю, уместно ли говорить об удобствах в тюрьме). С потолка капала вода, настойчиво действуя на нервы заключенному, словно изощренная китайская пытка... Переплетенный узор трещин на поверхности камня напоминал ту самую дряхлую паутину, которая уже полгода моталась над окном камеры, никем не населенная. Картина уныния и запущенности вдруг с новой силой открылась глазам Лестата. Но он тут же понял, что ему уже нет никакого дела до того, что творится вокруг него. Это же была последняя ночь его жизни. Он никогда не придавал большого значения тому, что его окружало. С момента своего заключения до сегодняшнего дня он был слишком погружен в свою скорбь и тоску, чтобы обращать внимание на убранство его нового жилища. Он забыл о том, как он сам выглядит, не мог вспомнить пения птиц, блеска глаз людей, от души веселящихся на балу.
Когда солнце зашло, Лестат смог окончательно осмотреться вокруг. Тусклый свет больше не слепил его чувствительные глаза, не заставлял его, как всякого нормального вампира, прятаться от него в тень. Вампир поднял голову. На самом деле потолок не был слишком низким. В темноте его даже не было видно. Иногда из темноты его взгляд выхватывал очертания уродливых скульптур, которые были призваны украшать своды темницы, но на самом деле лишь больше его портили своими страшными мордами. В камере пахло гнилью и тухлятиной, ему было холодно и неуютно. Он заметил, как инстинктивно поджимает под себя босые грязные ноги, как привык это делать на протяжении последних трех лет. Он заметил также свои поразительно длинные нестриженые спутанные волосы, некогда так радовавшие Айрис своей чернотой. Теперь они были тусклыми, среди черных все чаще стали просматриваться седые волоски. Проведя по щеке ладонью, он почувствовал жесткую щетину, уколовшую его огрубевшую кожу на пальцах. Он стал предельно худым, и если бы у него было зеркало, он увидел бы в нем совсем другого человека, с ввалившимися бледными щеками, с огромными синими глазами, обведенными темными кругами. Грубая ткань тюремной рубахи давно до крови стерла его ключицы, запястья все в многочисленных шрамах, ногти обломаны пытками, спина рассечена регулярными наказаниями. Лестат подумал, что никто за все три года его ни разу не навестил, хотя он считал, что у него очень много хороших друзей... Он был проклят всеми ими, о нем забыли, подивившись его дерзости и смелости.
Интересно, она тоже?.. Нет, она не могла, ведь она поклялась, что никогда не забудет его, что любит его больше своей жизни, что воспоминания и любовь она унесет с собой в могилу... Лестат ужаснулся тому, как он мог усомниться в ее словах.
Он давно потерял границу между сном и явью, поэтому он не мог сказать, спит он, или нет. Он знал, что он устал, устал ждать конца, устал от страданий и лишений. Самым страшным наказанием для него служила разлука с милой Айрис, нежной, ласковой, любимой... Он думал о ней, не переставая ни на мгновение, она была его единственной радостью, лучиком света, яркой звездой, его счастьем. Он не мог поверить, что она разлюбила его, что она забыла его, он знал, что она до сих пор плачет по ночам при мысли о нем, и ему было больно думать о том, что она тоже страдает. Он верил в ее любовь, как в Бога (при этом в Бога он не верил). Он впервые услышал, как под сводом перешептываются летучие мыши, его соседи. Они шуршали крыльями, а с пола им отвечали их бескрылые сестры, вороша солому. В окно немилосердно дуло, Лестат весь дрожал от холода, но ему было все равно.
А если бы его затея не провалилась с треском, он мог бы быть счастлив, как только может быть счастлив вампир... Айрис стала бы его женой, и их любовь не имела бы границ, они освободили бы ее от оков предрассудков и правил, они жили бы так, как они хотели!.. Все это было так возможно, так близко, но в последний миг счастье обернулось обманом, миражом, легкой тенью на стене...Лестат закрыл лицо руками. Новый приступ горя накрыл его с головой, и он не в силах был ему противиться. По щекам потекли скупые слезы, выразившие всю боль, которая выпала на его долю. Лестат напрасно пытался убедить себя, что он должен быть счастлив хотя бы потому, что он был со своей любимой. Но то, что сейчас ее не было рядом так подавляло его, что новые и новые потоки слез катились из его глаз. Лестату послышалось, что где-то недалеко он слышит красивую музыку. Словно неподалеку пела девушка. Ее красивый высокий голос струился в окно, немного смягчая горе вампира. Он невольно прислушался к песне, потому что он так давно уже не слышал молодого чистого голоса, легкого и свободного. Он думал о том, что именно так пела Айрис, когда оставалась одна. У нее тоже был очень красивый голос, но она не очень любила петь на людях. Ее с детства заставляли выступать перед гостями короля, и все искренне восхищались силой и нежностью ее голоса. Песня лилась чистым горным ручьем, принося облегчение страдающему в заточении. Песня была о любви, что и понятно: ее пела девушка, которая должна была завтра выйти замуж за горячо любимого ею человека. Она радовалась своему счастью, вовсе не забивая себе голову тем, что ее сейчас кто-то может слышать. Но Лестат ее услышал. Он не видел хорошенькой певицы, но ее песня заставила его вновь вспомнить о своей любви, и о той, что навсегда завладела его мыслями и сердцем.
Над городом Мертвых всходила луна. Ее нежные переливы скользнули по стрельчатым высоким окнам городской башни, замерли на цветных витражах, тысячекратно отражаясь и приобретая все новые и новые оттенки. Лунный свет, казалось, запутался в тонких кружевах решетки городского собора, он бросил тени на мощеную мостовую и заставил маленьких русалок в парке вылезти из пруда и приняться за свои милые игры. Жизнь на окраинах была совсем другой. Лунный свет пробудил к жизни страшных чудовищ, которые нападали по ночам на одиноких прохожих. В мрачных узких переулках по временам раздавался пронзительный женский визг, заставлявший ночную певицу вздрагивать. От этого голос ее дрожал тоже, песня прерывалась, но она, по всей видимости, уже привыкла к этим странным ночным звукам, поэтому не прекращала петь. Лестат продолжал внимательно прислушиваться к ее пению, он тонко чувствовал все, что чувствует она, потому что именно так он и чувствовал себя в тот день, когда они попытались сбежать... При воспоминании об этом у него защемило сердце, а воспаленные глаза снова предательски увлажнились. Прямо за окном камеры пролетела большая ночная птица, задев крылом прутья решетки...
Незадолго до рассвета он забылся тяжелым сном, скорчившись на каменном полу...
Лестата грубо тряхнули за плечо, и он открыл глаза. Его вели по улице города Мертвых. Его руки были закованы в кандалы, от слабости он плохо понимал, где он находится. Постепенно он начал понимать, что его бросили в телегу и принялись связывать по рукам и ногам. В этот момент сознание снова покинуло его, и он успел только подумать о том, что та корка хлеба, к которой он так и не притронулся сегодняшней ночью, смогла бы подкрепить его силы.
Городская площадь перед собором заполнялась народом. Лестат бессильно опустил голову на грудь, находясь в полубредовом состоянии. Он плохо понимал, что творилось вокруг. Сам себя он тихо предупредил, что сходит с ума...Он лишь думал о своей любимой, он считал, что идет на смерть ради нее, ради ее счастья.
Айрис предстала перед ним, как живая. И вампир с ужасом увидел, что в ее глазах не было той любви и ласки, которой они всегда были полны...Во взгляде скользило явное презрение и равнодушие, она отвернулась, и Лестат невольно залюбовался тем, как белые волосы рассыпались по серебристому платью, слегка окрашенные алыми красками рассвета. Она подошла к красивому статному молодому человеку и взяла его под руку...Он улыбнулся ей, и она ответила взглядом, полным нежности...
...Как только они пересекли границу Главных дворцовых ворот, Лестат почувствовал что-то неладное. Вокруг было подозрительно тихо, словно весь город замер, но и Лестат, и Айрис прекрасно понимали, что замок круглосуточно тщательно охранялся. Айрис доверчиво прижалась к его плечу, и он подумал, что ему, как всегда, просто мерещится всякая чушь, потому что он слишком боится за любимую...По стене тихо ходил стражник, но Лестат точно знал, что их никто не остановит, потому что за хранение тайны он отдал стражникам почти все, что у него было. Баснословные суммы ушли на покупку своего счастья. Они продались все без исключения, низкие, подлые, жадные, последние скоты! А ведь Правитель им верит, как самому себе! Лестат подкупил всех, кто мог хоть как-то направить Правителя на его след... Они были в безопасности, два крохотных беглеца, так отчаянно отстаивающих свое право на свободу и любовь! Ни одна живая душа не посмеет сдать их Правителю...
Лестат нагнулся за чем-то, а Айрис в тот же момент тихо вскрикнула и, сама себе зажав рот рукой, упала в его объятия. В темноте он не сразу понял, в чем дело. По его рукам, бережно сжимавшим девушку, заструилось что-то горячее. Поднеся пальцы к лицу, он рассмотрел на них кровь...В груди Айрис торчала стрела, а сама она страшно побледнела, ее дыхание стало судорожным и слабым. Крик застрял у него в горле... В одно мгновение все вокруг заполнилось людьми, кричащими, звенящими оружием, так грубо нарушающими тишину и красоту чудесной ночи...
Его схватили, неподвижное тело наследницы престола выпало из его ослабевших рук, но ее вновь подхватили чьи-то чужие руки. От прикосновений чьих-то чужих рук она очнулась.
- Лестат!.. - слабый крик прорезал тишину. Он инстинктивно всем телом ринулся к ней, но державший его был нечеловечески силен, и Лестат смог только крикнуть в ответ:
- Айрис! Я люблю тебя и всегда буду... - ему зажали рот рукой, он попытался сопротивляться, и тут же сильный удар обрушился на его голову, и Лестат потерял сознание. Сквозь волны боли и отчаяния он слышал, как она кричала и звала на помощь, но, конечно, никто не мог помочь ей...
Лестат вздрогнул...и очнулся. Но образ Айрис не исчез! Лестат решил, что он вновь бредит. Он был почти распят на большом столбе в центре площади, под его ногами занималось пламя. Такое робкое и неуверенное, оно пробовало сухие дрова на вкус и пыталось стать сильнее... Лестат встряхнул головой и окончательно пришел в себя. Айрис обернулась и что-то прошептала на ухо своему спутнику. Тот кивнул в ответ, и они подошли ближе. Лестат жадно рассматривал ее спокойное лицо, но она почти не обращала на это внимания. Она стояла перед ним, вполне счастливая, такая же прекрасная, как и три года назад. Лестат нашел, что она даже похорошела. Тонкий обруч, охватывавший ее голову, блестел яркими красками солнца, она с интересом разглядывала людей в толпе. Вокруг нее толпился народ города Мертвых, но рядом стояли два рыцаря-телохранителя, которые тщательно берегли покой своей госпожи... Лестат не поверил своим глазам: она не узнала его! Она просто пришла смотреть на казнь государственного преступника! Лестат наблюдал за ней, не мигая, неотрывно следя за каждым ее движением. И ему удалось, наконец, поймать ее взгляд. Она застыла на мгновение, так же неотрывно глядя ему в глаза. Она увидела в них такую тоску, что ей стало страшно, но тем не менее оторваться от его взгляда у нее не было сил. Ее кавалер наклонился к ее прелестному ушку и спросил у нее что-то. Она словно проснулась и по движению ее губ Лестат прочитал:
- Да нет, ничего особенного. Просто мне показалось... А хотя, нет, этого же не может быть... - и она огорченно покачала головой.
"Не узнала...Она просто не узнала меня, вот и все... Черт побери, как все просто!" - мысли обреченного путались. А пламя под его ногами, наконец, стало крепнуть, перебарывая сырость утреннего воздуха...
"Ведь священник должен произнести мое имя до того момента, как я буду казнен!" - на пару мгновений к нему вернулась способность трезво мыслить. Он на мгновение отвел взгляд от своей прекрасной возлюбленной, которая над чем-то задумалась, отвернувшись от Лестата и от костра. Ее спутник о чем-то спрашивал ее, но она отвечала рассеянно. Священник неторопливо поднимался на эшафот, лениво приподнимая полы алого одеяния. Лестат стал читать молитву, но в его мозгу билась только одна мысль: успеет ли этот чертов епископ дочитать до конца, провозгласить его имя до того, как пламя навсегда поглотит обреченного? Босым ногам становилось ощутимо горячо, и он судорожно прижимался к столбу, инстинктивно пытаясь отдалить момент своей страшной смерти. Но дрова хорошо занялись, и пламя неумолимо разгоралось.
Лестату показалось, что он потерял сознание от боли и усталости. Айрис все так же не смотрела на него. Он знал, почему. Она ненавидела, когда другим причиняют боль. Она ненавидела ходить на казни, но ей приходилось. Бессмысленная смерть человека казалась ей абсурдом. И ей казалось, что человек, находившийся на столбе, невиновен. Ее пронзительный взгляд был обращен на восток, где вставало солнце. Багрово-красное, оно зловещими красками расцветило город Мертвых, превратив его в подобие ада на земле. Перед глазами Лестата закружились маски незнакомых уродливых лиц, и лицо любимой на несколько мгновений исчезло в их безумной пляске. Сильная боль туманила его взор, и он всеми силами пытался не потерять способность понимать, что происходит... Последнее усилие... Молитва заканчивалась словами: "Помни, Властелин, непокорного раба твоего... Людвига..."
Какого еще Людвига? Лестат широко открыл потускневшие глаза, рванулся из последних сил... Веревки резали тело так, что по бледной влажной коже текли капли крови и пота... Почему? Он что, безумен? Лестат с ужасом наблюдал, как священник устало закрыл книгу... Пламя объяло все его тело. Боль и жар стали такими нестерпимыми, что он перестал их чувствовать. Он лишь досадовал, что языки рыжего огня мешали ему рассмотреть, напоследок, что происходит на площади. Айрис повернулась к преступнику и горестно прошептала:
--
Так ты не Лестат... А мне показалось...
Только он понял, что она хотела сказать. Из его пересохших губ вырвался последний выдох, но крикнуть у него уже не получилось... В глазах поплыли красные пятна, оставив ему только образ возлюбленной. Но они ничего не могли сделать... Было слишком поздно...