Аннотация: Одна из моих любимых вещей. Извиняюсь перед Лесковым за стыренное название...
10 июля 2086 года, в редакцию журнала "Мир Занимательных историй" пришло следующее письмо:
Здраствуйте, уважаемый редактор журнала "Мир занимательных
историй" господин Махаль Сабат.
Я, отец Энгель Вархейм, настоятель церкви Филомены Мученицы на
планете Филомена хотел бы поделится с вами занимательной
историей, рассказаной мне одним моим коллегой. Я каждый месяц внимательно и с большим интересом читаю ваш журнал, убеждаясь,
что пути Господни поистине неисповедимы, а фантазия детей Его
неисчерпаема. Я желал бы внести свою скромную лепту, и потому,
прилагаю к своему письму найденное мною удивительное и печальное
жизнеописание примерного слуги Господа и просто хорошего человека,
святого отца Вана Дина.
Встретился я с отцом Дином по пути на Филомену, куда меня
назначили настоятелем. К сожалению, а может и к счастью, я попал на
место позже, чем рассчитывал, так как из-за вспышки чёрной
лихорадки на Филомене был объявлен недельный карантин. Я почти
месяц летел на Филомену с Земли, пересадками, из-за отсутствия
прямых рейсов, и Бог знает как устал от однотипных зданий
космопортов и дрянной еды, которую в них подают; поэтому, узнав о
карантине я попросил капитана высадить меня на маленькую
планетку Люге, находившуюся рядом с одной из лун Филомены. Я
рассчитывал ехать из загородного космопорта поискать приюта в
столичном монастыре святого великомученика Аграндила, но
оказалось, что в порту меня ждут. Настоятель монастыря, которому
я послал лазерограмму о своём прилёте, решил, не утомляя меня
излишними разъездами, попросить местного священника дать
странствующему брату приют. Таким образом я на целую неделю
оказался в приятном обществе отца Дина. Это был мудрый, старый
человек, много повидавший на своём веку и несущий на челе печать
Света Господнего. Ему уже трудно было справлятся с некоторыми
своими обязанностями, и я помогал святому отцу как мог: Приводил в
порядок могилы, дирижировал местным сводным церковным хором...
Короче говоря, заменял священника почти во всём. Кроме одного.
Никогда, за всю свою жизнь я не слышал, чтобы кто-то так читал
проповедь, как он. Этот человек, казалось, почти ничего не говорил от
себя, приводя цитаты из библии и притчи, но все его слова о
Магдалине, матери Марии, Христе и Кане Галилейской он брал из
своего сердца, и всем нам казалось, что мы слышим эти знакомые с
детства слова впервые...
Но я увлёкся. В конце концов, мы с Дином распрощались и я
улетел на Филомену. Буквально через год, с Люге, на моё имя пришёл
пакет и сопроводительное письмо. В письме говорилось, что отец
Ван Дин скончался, и по его завещанию, "самое дорогое, что есть у
него, его воспоминания" принадлежат мне и я волен делать с ними всё,
что пожелаю. Я пожелал отправить их вам, чтобы все, прочитавшие
это жизнеописание помянули святого отца Вана Дина добрым словом.
Энгель Вархейм
Далее следует собственное жизнеописание Вана Дина, всё же напечатанное в журнале:
Я - капитан. Капитан Ван Дин, по прозвищу Дин Дин. Раньше я водил корабли к далёким звёздам, а вот теперь сижу дома, на своей родной планете, затерявшейся среди сотен других планет.
Я - капитан. Вернее, был капитаном. Теперь же я священник, точнее, смотритель храма и кладбища. Прихожан у меня не много, да и похороны теперь редкость: моё кладбище совсем старое...
Каждый день, закончив дела по хозяйству, смахнув пыль с давно молчащего органа, я надеваю свой старый плащ, побывавший со мной везде, даже на далёкой Земле, беру в руку монашеский посох с четырьмя кольцами, (по числу лун) и отправляюсь приводить в порядок поросшие молодой травкой холмики. Моё кладбище похоже на дом престарелых, заброшенные, никому не нужные могилы, как старушки, оставленные родственниками лежат под деревьями - каждая под своим. Листьев на деревьях нет, и не было никогда, только белые ленты, которые я исправно стираю и меняю, развеваются на ветру.
Осмотрев своих старушек, я взбираюсь на Холм. Подъём очень крут, но я всё равно преодолеваю его каждый день, не смотря на боль в ноге, пострадавшей во время схватки с пиратами Кольца Астероидов. На Холме растёт Дерево. Оно огромно, в детстве мне казалось, что за его верхушку цепляются облака. Я прикасаюсь к тёплой, поросшей мхом коре, и слушаю.... Пытаюсь услышать звон колокольчиков, долго пытаюсь, и когда, наконец, мне кажется, что я слышу, приходят воспоминания...
***
В тот день мне исполнилось семь лет. Особого праздника не было, так как отец был в отъезде: устраивал меня в школу на Центурионе, самом большом спутнике нашей планеты. Мать моя была дочерью священника, отцовского предшественника. Она умерла, когда мне было три года, угасла от распространённой в то время болезни - чёрной лихорадки. Горе отца было так глубоко, что он собрал все вещи, напоминающие ему о жене, и запер в дальней церковной кладовке. Запер свою память и боль, чтобы не сойти с ума. Так что, о маме я имел смутное представление, зато отца очень любил и уважал.
Итак, в седьмой день своего рождения я полез на Дерево, в надежде умыкнуть облако, зацепившееся за его вершину. Я всё думал, пока лез, как буду держать своё приобретение в пристройке и поливать водой, а когда оно вырастет большое, я сяду на него, и полечу.... Но куда полечу, так и не решил, потому что почти уже вскарабкавшись на самую верхнюю ветку, я упал.
Страха не было, потому что случившееся дошло до меня не сразу, я даже почти не почувствовал боли, врезаясь в тонкие ветки, ломавшиеся под моей тяжестью, и только в середине полёта я осознал, что моя жизнь кончается, и я разобьюсь сейчас, и нет рядом отца, который мог бы меня подхватить.... Помню, я закричал, закричал, кажется, то, что обычно кричат дети, да и взрослые в таких случаях...
И время исчезло.
Исчезли звуки, чувства, мир помутнел, как будто его накрыли полиэтиленовым пакетом. Я всё так же падал, и веточки ломались подо мной, но теперь мне казалось, что я тону, медленно опускаюсь на дно. "Наверное, я умер!" - промелькнула и исчезла мысль. И тогда я увидел Волшебницу. Услышал Волшебницу. Своей магической силой она спасла меня, опустила на траву. Я лежал, не в силах шевельнутся, страх всё не отпускал меня. Волшебница стояла надо мной. Солнце светило ей в спину, и я не мог разглядеть её лица, видел только белые рукава платья, алый пояс и чёрные волосы, развевающиеся на неслышном, неосязаемом ветру. Волшебница звенела; её рукава, пояс, волосы, украшали маленькие колокольчики. Их звон был единственным звуком, который я слышал:
"Дин-дин"
Я хотел сказать "спасибо", но у меня ничего не получилось, "полиэтилен" поглотил мой голос. Волшебница нагнулась, и рука её коснулась моей щеки. Я не почувствовал прикосновения, но мне стало хорошо, и страх отступил.
"Ты не ушибся?" - беззвучно спросила она. Я с трудом помотал головой, хотя не был ни в чём уверен.
"Хорошо"
Волшебница поднялась и развернулась, чтобы уйти, но я нечеловеческим усилием смог выдавить:
--- В...стре...тимся? Е...щё?
Хоть я и не видел лица, но знал почему-то, что Волшебница грустно улыбнулась.
"Не спеши"
И время вернулось. Только моей спасительницы уже не было. Я лежал под деревом и смотрел вверх. Зелёный купол надо мной уходил до самого-самого неба, и откуда-то с небес мне на лицо падали маленькие листочки. Когда я наконец-то поднялся на ноги, что-то соскользнуло в траву с моей груди. Это был маленький колокольчик, с платья Волшебницы. Я немного покачал его, но колокольчик не зазвенел. Он был без язычка.
***
Ни одной живой душе я не рассказал про падение с Дерева и Волшебницу, но это воспоминание глубоко пустило корни в моей душе, и повлияло на всю мою жизнь. Тенью ли, лучом ли света оказалось оно, я не знаю, да и не люблю об этом думать, но так или иначе, мысли о встрече с Волшебницей полностью заняли мою бедную голову. Едва заслышав звон, я выбегал из дому, а свой колокольчик зашил в мешочек, и всё время носил на шее, вместе с ключами от дома. Отец никогда не интересовался содержимым мешочка: По традиции, не принято спрашивать, как выглядит талисман. Он сказал только, что рад за меня, потому что если это истинный талисман, то Бог, послав мне его, оказывает свою милость... и так далее. В истинности своего талисмана я не сомневался.
Как я уже говорил, лица Волшебницы я не запомнил, но в памяти моей накрепко засел звук её безъязыких колокольчиков, и, неосознанно пытаясь найти и вернуть его, в минуту отрешённости, я, как говорил один знакомый навигатор, "задумчиво звенел". То есть повторял в пол голоса: "Дин-дин, дин-дин". Благодаря этой привычке, экипаж моей "Лунной птицы" прозвал меня "Капитан Дин Дин".
Я, по желанию отца, закончил семинарию, но ушёл не в монастырь, а в космофлот, и, дослужившись до капитана, получив лицензию на командование кораблём, набрал команду, и, отправился на "Лунной Птице", куда глаза глядят, искать Её, Волшебницу.... Обманываю. Поиски Волшебницы были не единственным моим занятием. Чем мы с ребятами только не занимались! Доставкой писем, грузоперевозками, охотой на пиратов.... Двадцать лет я был скитальцем, с такими же романтиками дальних странствий, как и я. И только офицер Каяла, отстранённый от службы во флоте из-за дуэли, мой лучший друг и первый пилот знал, для чего я вообще пошёл в космофлот, и зачем я вожу письма, в такие секторы галактики, какие и на карте-то не найдёшь. Только с Каялой я поделился тайной своего талисмана, своим детским приключением, и этот умный, серьёзный человек не стал смеяться над моей причудой. К слову, он был единственный, кто называл меня Ваном: доброй половине Галактики я был известен как капитан Дин Дин. Поэтому, когда я всё-таки нашёл Волшебницу в первый раз, то передал свой пост именно Каяле.
***
Я нашёл Её на маленькой планетке, в маленьком домике. Всё у неё в хозяйстве было какое-то маленькое, кроме Тоски и Одиночества. Она ничуть не постарела, со дня нашей последней встречи. Хоть я и не помнил её лица, но знал, что она была добра и молода, как и положено Доброй Волшёбнице. Её звали Фио, и колокольчики на её одежде и волосах звенели...Мы прожили вместе пять лет, а может и больше, память совсем отказывает старику, но в один прекрасный день, я посмотрел на свою жену, и понял, что это просто Фио. Хоть и Звенящая, хоть и Волшебница, но не она спасла меня, не она оставила мне безъязыкий колокольчик, и не её я пытался поймать, вызывая из небытия, "задумчиво звеня". Я ушёл. Она стояла на пороге, прислонившись к косяку, как будто боясь упасть, а за спиной её выбирались из углов, в которые я загнал их Тоска и Одиночество. Властитель мой, как мне стыдно было после, за свой уход! Но это всё было потом, а тогда, я верил, что брак с Фио, всего лишь ошибка, помарка, которую необходимо зачеркнуть, и писать жизнь дальше. Только позже, я, самоуверенный дурак, понял, что люди - не помарки, а если даже и помарки, то я тоже одна из помарок, и не имею права, считать себя писателем жизни.
Ещё десять лет прошли в скитаниях, но уже не на "Лунной птице", а на корабле, со странным названием, "Замочная скважина". Я пару раз виделся с Каялой и ребятами, мы говорили "за жизнь", но никто из них, видимо, по просьбе Каялы, не спрашивал, почему я ушёл от Фио. Это была одна из тысячи вещей, за которые их можно поблагодарить.
Однажды, когда "Замочная скважина", закончив работу, улетала с Земли, я, нечаянно посмотрел в иллюминатор, на удаляющуюся планету, и нестерпимая, усталость навалилась на меня. Я вдруг осознал, что уже не молод, и даже мужчиной среднего возраста меня назвать сложно, а эта Земля, кутающаяся в белую вуаль своих облаков до боли похожа на мою родную планету, на Люге. Ту самую Люге, под небом которой стоит мой дом и церковь.... А с церковной колоколенки можно увидеть соседнюю деревню. Правда, вид немного закрывает Дерево.... А могила отца... Кто теперь за ней ухаживает? И кто новый священник?
Все эти вопросы затмили образ Волшебницы, несколько поизносившийся за всё время странствий, за тридцать лет.... И я твёрдо понял, что пора домой.
***
"Замочная скважина" высадила своего первого пилота в порту Люге, и дальше уже понеслась без меня. Я смотрел ей вслед долго-долго, жалея, вспоминая, даже, чуть не заплакал, но утешил себя, тем, что начинаю новую жизнь. Хотя, в моём возрасте, начинать её было уже рановато. Не буду рассказывать, как стал священником (место оказалось вакантно, так как предыдущий святой отец, молоденький выпускник семинарии, утонул неделю назад), это всё не относится к делу.
Став священнослужителем, я почти забыл о Волшебнице, только иногда, дотрагиваясь до мешочка на шее, я невольно вновь задумывался о ней, но не как о реально существующем человеке, а как о плоде своей фантазии. Кроме того, меня резала боль вины перед Фио. Поэтому, нетрудно догадаться, какое сильное, горькое, и вместе с тем почему-то счастливое чувство я испытал, когда, прибираясь в церкви, случайно отпер маленькую кладовку, и чихая от пыли, кое-как вытащил из неё большой, завёрнутый в простыню портрет. На портрете была изображена моя Звенящая Волшебница. Она стояла в пол-оборота к зрителю, то есть ко мне, а за её спиной виднелся Холм, и Дерево на нём. Ветер шевелил её длинные волосы, и колокольчики звенели, но я этого не слышал, потому что мы были в разных мирах. Я в первый раз увидел её лицо, красивое лицо счастливой женщины, у которой есть любимый муж, и не менее любимый сын. До этого, я, всякий раз, невольно, представлял её, как Фио, с печатью какого-то отчаяния на лице, даже когда она улыбалась. Но настоящая Волшебница навечно осталась счастливой на этом портрете, улыбалась вечной улыбкой из рамы, с прибитой внизу дощечкой, на которой, витиеватыми буквами было выведено: "Сиян Дин. Портрет в полный рост. Подарок для моих друзей, Кая Дина, Сиян, и маленького Вана, от известного вам Неизвестного художника с любовью".
Я долго плакал, стоя перед портретом на коленях, как перед иконой. Наконец-то я всё понял. Нет, я не проклинал себя, за то, что загубил свою жизнь, и жизнь Фио, ради тайны, разгадка которой хранилась под боком, Рванул из дома, огорчив отца, избороздил полвселенной, когда надо было всего лишь отпереть маленькую дверцу...
Нет, какой смысл жалеть, ведь годы на "Лунной птице", дружба с Каялой и ребятами были прекрасными, и я действительно любил Фио, пусть любовь отгорела и ушла под таким странным предлогом. Всё это подарила мне моя мать, которую я не узнал тогда, одним неосторожным словом она подала мне надежду, обрекла меня на опасные странствия и несчастливую любовь. Но зато я ЖИЛ, и жизнь моя, полная, прожитая не зря была счастливой. И теперь, я точно знаю, КАК любила меня мама, Сиян Дин, которая спит сейчас под Деревом. Она любила своего маленького сына настолько, что пришла на его зов, даже с того света, пришла, как только он отчаянно закричал "Мама!", понимая, что сейчас расшибётся. И спасла его.
***
Недавно меня вызывали в деревню, исповедать умирающую целительницу. Это была Фио. Она переселилась на Люге чуть раньше меня, узнав мой адрес в космофлоте, но за все десять лет ни разу не показалась мне на глаза, потому что "думала, ты не захочешь меня видеть". Глупая Фио... Я просидел у неё всю ночь. В темноте, по углам шуршали её вечные спутники, Тоска и Одиночество. Но нам было плевать, потому что мы были последний раз вместе, она простила меня и мы, старики, оба были счастливы. А наутро она скончалась. На похороны пришла, чуть ли не вся деревня, так её любили. Могилу я выкопал собственными руками, рядом с могилой матери. Пусть, две Звенящие Волшебницы, две самые большие радости и печали покоятся вместе. Скоро и я к ним присоединюсь.
Что тут можно добавить, читатель? Наверное, только то, что "каждый человек, стремящийся к своей мечте счастлив". Так говорил в одной своей проповеди бывший капитан Ван Дин. Вспомним же этого мечтателя добрым словом, как просил отец Энгель Вархейм.