Невский Влад :
другие произведения.
Побег из зоны
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Оставить комментарий
© Copyright
Невский Влад
(
vlad_nevsky@list.ru
)
Размещен: 07/07/2008, изменен: 07/07/2008. 13k.
Статистика.
Поэма
:
Поэзия
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Мы рождены в неволе, -
этот лагерь
Вдали лежит от благодатных мест.
Вы слышали, наверно, о ГУЛАГе,
Похоже всё -
срока нужды как крест.
Здесь поминают Господа, вздыхая,
И стариков тьма тьмущая кишит,
Где максимум - карьера вертухая,
А минимум - в земле давно зарыт.
Нас много, "сижих", -
нас настолько много! -
Что цифрам этот счет не одолеть...
Однажды Дьявол вылез из берлоги,
Взглянул,
вздохнул,
за пояс сунул плеть,
Зевнул,
срыгнул,
прошелся мимо плахи...
(Куратор Он сих бедственных болот).
В его войсках чисты до блеска бляхи,
И полон золота
"ордынский" рот.
Начальнички, хитрюги и блатные,
"Шестерки", "деловары", кумовья,
Телеги оседлали дорогие,
В гаремы повгоняли "шмаранья".
Все служат верно,
чтят Его законы,
Исправно поклоняются "Тельцу",
При обысках жгут Господа иконы
И слабых всюду хлещут по лицу.
Здесь слабый - претендент локальной зоны,
Там нищие и жалкие рабы,
Рабы и мы, - не бьющие поклоны,
Неся обет кандальной, злой судьбы.
Порядки здесь, скажу, гораздо проще,
Да и с работкой не такой напряг,
В "локалке" - рыбный пруд и даже роща,
Но пуще популярен в ней кабак.
Кабак стоит на каждом перекрестке,
Их разделяет игорный притон,
Те, кто висят здесь на бессрочной "ходке",
На эти две струны дают уклон.
Есть яды в зоне, правда, посильнее, -
Инъекции, трава и порошок.
Есть БУР, -
такой подвал за преступление, -
Там плесень-хлеб, помои и горшок.
И каждый шаг - капкана искушение,
Ведь, собственно ж, всё создано затем,
Чтоб заглушить души живой томление
И родовую память про Эдем.
Мой корешок по детскому бараку,
Бездельник, хулиган и самодур,
Затеял, был, бессмысленную драку,
И загремел на десять вёсен в БУР.
Второй дружок не выдержал запоя
И, спрыгивая, сунул в пах иглу,
До смерти не сыскать теперь покоя,
Окольцевал, знать, опиумный круг.
Куда ни глянь, растраченные силы,
Разметанные в пустоте года,
Исхоженные в заточении мили,
И новостройки тюрьмы-города.
Я сам из тех, кто разглядел причину,
Кому не страшен беспредельный снег,
Давным-давно зажглась внутри лучина, -
Спасение отсюда лишь побег.
Я план кроил опасного ухода,
Просчитывал и мерил наперед...
Но что бежать? когда кругом "погода" -
В умах и атмосфере ливень льёт!
На тысячекилометровые пространства
Всё та же заколюченная мгла,
И не поможет быстроходный транспорт,
(Ни порошок, ни травка, ни игла...)
Один старик, он мудрость брал от Бога,
Со мной вдруг невзначай заговорил,
Оказывается, есть одна дорога,
Что Дьявол не просек, не затворил.
Тропа та уводила через топи,
К глухим, никем нехоженым лесам,
В краю том, говорят, - алмазов копи,
И вдоволь стойкой веры в чудеса.
По ней весь век упорно убегали
От этой заключенной суеты, -
Одних в облаве страшной нагоняли,
Об остальных и вовсе нет молвы.
И слышал я от здешнего народа, -
То были просвещенные умы,
Спартанцы, духоборцы за свободу,
Претил им (в корне) сей уклад тюрьмы.
И вот,
в тон стариковскому расчету,
На третью декаду февраля,
После поверки,
в вечное болото
Ступил я, твердо мысль свою храня.
Не знала ни родня, ни рой милашек,
Лишь лупоглазый бухарь-вертухай,
(С "локалки" выпускает как "вольняшек" -
Взамен ему водяры наливай).
Не доглядела смотровая вышка, -
Контрольно-следовой полоски снег
Был мной преодолен почти в припрыжку, -
Настолько диким выглядел побег!
Старик не зря так ставил на декаду, -
Промерзла топь,
по ней идти верней,
Хотя в подмогу то и лютым гадам,
Что оседлают поутру "коней".
Ну вот и всё,
простор кругом бескрайний,
И пьяный ветер хлещет по щекам,
Бежать, бежать,
по звездам,
в край желанный,
От мутной жижи к чистым родникам!
Азартом неуёмным переполнен,
Я гнал всю ночь на полных парусах,
И были милосердны к ногам корни,
Ток зоркости простреливал в глазах.
Но ближе к утру первая усталость
Свинцом залила жаждущую плоть,
И то, что так легко вначале далось,
Теперь пошло с позиции "бороть".
К полудню, в хмуро-каменном ущелье,
Я вынужденно разбивал привал,
С копыт снесло пленительное зелье
Свободы.
Треснул призрачный бокал.
И чувствовал, погоня мчится следом
В рассветных, жизнь дарующих лучах,
Когда мне мох казался мягким пледом,
И слезы стыли в гаснущих очах.
Упал так скоро - верно с непривычки,
Мы в зоне не сдавали норму "кросс".
Но я не собирался брать в кавычки
Победы дерзкой выпавший вопрос.
И снова бег, - измученный и шаткий,
Все спорней "заносились в счет очки".
И из нутра звериные повадки
Осклаблено блеснули сквозь зрачки.
Тот зверь, что в нас спокон веков заложен,
Обыденность разладить норовя,
Вдруг проступил из огрубелой кожи,
И взял бразды правления на себя.
Я вновь спешил,
бежал,
и шел,
и падал,
Змеей полз в непролазный бурелом.
Вокруг ужесточались грани ада.
К свободе не иначе - напролом!
Погас закат таежный за безбрежьем,
Не поспевал преследующий рок,
В овражке, в мирном логове медвежьем
Теплился драгоценный костерок.
Ладонь легла на пламени иголки,
И рот шептал заклятие: "Гори...".
В нем зубы грызли бережно и долго
Последние котомки сухари.
Свернувшийся калачиком по-детски,
Укрытый плотно свежим сосняком,
Заснул я сном беспечным и мертвецким,
(Да хоть бы и остыть здесь мертвяком).
Но новый день в колючие объятия
Меня как будто вырвал на лету,
Я вновь бежал, твердя в пылу проклятия,
В тиши таежной чудилось: "Ату!.."
Мне слышалось, иль бредилось, иль гналось? -
Все хуже стал я как-то разбирать.
Сознание острее воспалялось,
И жизнь из тела стала утекать.
Я пробовал с болотных луж напиться,
Жевал коренья, жухлую листву...
Но не свернуть и не остановиться,
И не закрасить лика синеву.
Казалось, климат с каждым днем теплее,
И слышалось дыхание весны,
Тайга, вот то сгущалась,
то расходилась по аллеям,
Мелькали в отдалении фонари.
Таинственный яснее слышал шепот,
Еловы лапы гладили плечо,
И чувствовал, как "необъятный" Кто-то
Целует в темя нежно, горячо.
Прошла неделя, будто бы...
иль месяц...
Иль год...
(о времени непросто говорить).
Кажись, в бреду том промелькнуло лето,
Я чудом умудрялся дальше жить.
В том сумраке сознания всплыли двери,
Нездешний свет сквозь щели проступил.
Я жизнь свою остывшую доверил
Тому, кто мне ее же подарил.
Потерян счет - невесть какие сутки,
Видения появились вдалеке,
Плывут над горизонтом стаей утки,
И бревна сплошь сплавляют по реке.
Туда! - решил, -
Она, спасения ниша!
Ведь так же? Любый, Господи, скажи...
Хоть, впрочем, доводилось в зоне слышать,
В природе есть явление - миражи.
От сопки к сопке, но река не ближе,
От края к краю, но не виден след.
Все ниже,
ниже,
ниже неба крыша,
Все ближе,
ближе беспросветный бред.
Когда я окончательно свалился
В него -
не помню...
Яма...
Померк свет.
Там ураган неистово бесился,
Но в снежной буре виделся просвет...
По ту ли, эту "сторону", не знаю,
В крученом бесновании судьбы,
Почувствовал вдруг ясно, как взлетаю,
И медленно спускаюсь у избы.
Сколь пребывал во сне я беспробудном,
Нельзя сказать, на дно спустился бриг...
Но вот, как будто мартовское утро.
Седоволосый надо мной старик.
- Скажи мне, старец, - вымолвил я сипло,
Едва-едва губами шевеля, -
Я жив еще, иль вовсе дело гибло?
Запропастилась родная земля...
- С чего ты взял, что кто-то умирает? -
Смутился богоявленный старик. -
Твоя душа сегодня воскресает,
Я отвезу ее на материк...
Из бревен толстых сложена избушка,
Укрыта елью.
Лодка, пирс, река.
Сова на ветке. Берег и опушка.
Отколь неясно, кружка молока.
- Ты выстрадал. Ты веровал. Ты ожил...
Ты вырвался из дьявольской петли,
Лишь потому, что милостивый Боже,