Сумерки хищными лапами сбрасывали случайные звезды в раскрытую пасть моря, как недовольный подросток чистит подоконник от пепла, садится, щекой прислонясь к стеклу, обнимает колени. Волны набрасывались друг на друга, не смея все-таки причинить вред; дико поглядывали, защищали уязвленную гордость. Чудовищный крик брошенного в жерло судьбы младенца кусал возмущенные облака, оставляя кровавые полосы. Никто не слышал зова смерти, невнимательные зрители ютились в плену комнатного быта и не выходили на авансцену, подобно школьнику, который молчит, зная правильный ответ, потому что боится ошибиться.
Вода забивалась в ноздри, и становилось невыносимо дышать; какой-то озлобленный коршун, почуяв легкую добычу, взвился над шершавой головой. Может быть, мальчик никогда его не вспомнит, но горячий шрам от острых когтей оставит печать на дальнейшей жизни. Младенец вдруг затих не потому, что смирился, а потому, что укус коршуна позволил испытать первую боль, с которой начинается и которой заканчивается любое бытие. Море тоже как будто стихло, невольно подчиняясь дремлющему ветру, уставшему от вечных сражений воину.
Картина, заброшенная непутевым художником, дописала себя сама, бросив на холст больше черной краски. Чей-то мокрый нос уткнулся в плечо мальчика. Тяжелый хвост ударил по мягкой щеке, и крик обратился в нуль. С кряхтением недовольного старика выплыла бледная луна; сопение ветра нарушил чужеродный вой. Лисица облизала лицо улыбающегося младенца и вытащила из воды, согрев собственным телом. Молния клюнула волну в макушку, она ответила раздраженным ворчанием, и из расслабившихся туч с недоумением высыпал крупный дождь. Круглые капли застучали по гордой пушистой спине; лиса несла спасенного ребенка, защищая его хрупкое тело от приступов взбалмошной природы.
В глубине леса стояла крошечная хижина. От света за плачущим окном становилось уютно, как будто кто-то случайно задел твое плечо, поделившись крошкой счастья. Тишину подрывали нервные звуки флейты; когда затихал проказник-гром, можно было услышать, как звонко шлепали друг другу пощечины деревянные стаканы и как веселые голоса прославляли коварного бога:
- Да здравствует великий Бахус!
В такт громким голосам в дощатом сарае блеяли наевшиеся овцы. Женщина в черной тунике дремала в углу, скрестив руки на груди. Ее бледное лицо было еще совсем юным, но уже измученным бессонницей и повседневным трудом. Пастушка не умела принять собственного несчастья: она не могла иметь детей и потому с каждым днем все острее ощущала ледяные поцелуи одиночества. Ей казалось, что муж уже не любит ее, как прежде; все чаще пастух звал товарищей в их старенькую хижину и напивался до откровенного беспамятства, а она ухаживала за овцами и лежала без сна на соломе вместе с единственными друзьями. Женщина не умела больше и плакать, и сдержанные однажды слезы еще сильнее царапали горло. Когда душе становилось так тесно, что сложно было даже сдерживать отчаянный крик, пастушка становилась на колени и молила Бога смилостивиться над их семьей и послать им ребенка.
Надтреснутый звук утомленной флейты - знак, что гости разошлись, а пастух глушит тоску нестройной, визгливой мелодией.
Пастушка закрыла уши: она знала, что муж злится на нее и вместе с тем злится на всю свою бесплодно проходящую жизнь: то мерцающую, то ускользающую из вида. Пастух сетовал, что упускает нечто очень важное, и мирное блеяние овец не успокаивало его печальные думы.
Дождь понемногу присмирел вместе с замирающими фразами флейты. Пастух открыл дверь, слабо вкусив тонкий воздух, и медленно, то и дело пошатываясь, теряя чувство координации, побрел к сараю. Женщина невольно вздрогнула, увидев рядом с собой темную фигуру. Муж занес руку над ее головой, но быстро отвел, как будто не решаясь ни на ласку, ни на грубость. Постоял, прислонившись к стене, вперив стеклянный взгляд сквозь жену, и произнес:
- Иди ко мне.
Пастушка нерешительно встала и, невольно робея, подошла к мужу. Он обнял ее плечи, уткнувшись шершавым носом в макушку; она слышала шепот его случайных слез, но делала вид, что за стеной шумит ворчливый ветер.
- Я тебя так ненавижу, - пробормотал, захлебываясь прядями непослушных волос, крепче сжимая подрагивающие пальцы на ее спине.
Женщина робко, почти незаметно кивнула:
- Я знаю.
Они обнимали друг друга бессмертный кусок времени, пока, быть может, решалась их судьба - где-то на обочине другого столетия и на пороге чужой комнаты.
Осторожно перебирая лапами, лисица принюхивалась к саднившему терпкой травой воздуху, старалась не увязнуть в бездомной грязи, намеревалась отыскать источник бледного света. Щепотка луны откололась, как зубной кубик малыша, и присела лисе на нос. "Скоро мы встретимся вновь, а пока... живи", - успела шепнуть лисица младенцу и тотчас же подняла такой вой, что холодная рука резко соскользнула с плеча, шлепнув воздух. Пастух в растерянности посмотрел на жену, та тревожно прислушалась, ее лицо стало вдруг узким и диким, как бы нечеловеческим, такое выражение бывает у иного зверя, готовящегося к обороне.
Вой повторился, звуки разлетались в разные стороны, как испуганные аккорды флейты, частичка музыкального слога вспорхнула на светлые ресницы пастушки; она медленно пододвинулась к двери, муж перехватил ее решительную руку.
- Что ты делаешь? - зашелестел сорванный голос.
- Хочу пойти домой.
Овцы, пробужденные от предчувствия опасности, теснее прижались друг к другу и как-то просительно-жалобно взглянули на хозяина. Пастух отодвинул жену от двери.
- Успокой овец, - он приоткрыл дверцу, злопамятные капли рьяно затанцевали на неприкрытой голове, послышалось чье-то рыдание.
- Возвращайся, - дрогнувшим голосом позвала женщина, перекрикивая надрывное блеянье обезумевших овец. Пастух в ответ скрипнул дверью и исчез в тумане приближающегося к финишной прямой дня.
- Скорее... скорее сюда!
Пастушка вскочила и, спотыкаясь, едва владея внезапно онемевшими ногами, бросилась к мужу, который с взволнованным лицом качал на руках плачущего младенца.
Якуб со стоном заерзал на кровати, стряхивая с себя последние отголоски сна. Когда он открыл глаза, то увидел одноклассницу Викторию, чьи губы продолжали шевелиться, но уже не издавали звука.
- Почему я должен тебя вспомнить? Мы встречались? - Якуб приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на Викторию. Ее тонкие губы растянулись в слабой, болезненной улыбке.
- Я ни о чем таком не просила. Наверное, тебе пригрезилось... Я пришла, потому что ты опаздываешь на шахматный турнир.
Якуб досадливо поморщился.
- Обойдусь без твоих напоминаний. Уходи, - махнул рукой, как будто прогонял надоевшую мошку.
Девушка подошла к двери.
- Я понимаю. Ты чувствуешь вину. Но если бы лисица не нашла тебя тогда, ты бы погиб, а не вырос в любящей семье, - нажала на дверную ручку.
- Откуда ты... - Якуб запнулся и совершенно обезумевшим взглядом наблюдал за движением руки Виктории, которая то хваталась за единственную возможность выхода, то отпускала ее.
- Я подглядела твой сон, Якуб, - отвернулась и быстро вышла, огласив пустынный коридор шумом своих туфель.
- Если бы человек понимал, что жить - это то же, что и играть в шахматы, он смог бы избежать целой цепочки неприятностей. - директор показал взятие пешки на проходе, - Когда мы рождаемся, мы не более, чем пешки - абсолют равенства, а уровень благосостояния семьи и социальный статус не имеют никакого значения. Можно унаследовать огромную компанию и подчинить своему влиянию тысячи людей, но при этом остаться пешкой, умеющей ходить лишь на одну клетку. Правда, в самом начале, когда тебе позволяется сделать два хода, ты буквально опьянен собственным мнимым всемогуществом. Но это только начало, отправная точка для взлета или падения. Кем становиться в жизни - личный выбор каждого из нас, но, чтобы получить право на него, нужно немного постараться, - он переставил пешку в конец шахматной доски, - если я смогу дойти до последней клетки, то получу возможность стать любой фигурой: конем, ладьей, ферзем... В такие моменты тебе дается великая сила, главное - уметь ей воспользоваться, - ребром ладони сбил с доски все фигуры, - я хочу, чтобы вы серьезно отнеслись к сегодняшнему турниру. Забудьте, что это игра, просто представьте, что от каждого следующего хода зависит ваша дальнейшая жизнь.
- Кажется, у меня сегодня нет пары, - робко сказала Роксана, заметив, что место Немо отсутствовало с самого утра.
- Сыграешь с безымянным товарищем, - директор махнул рукой в сторону мальчика без имени. - Немо временно отстранен от занятий. Этот ученик, - директор подчеркнул последнее слово с едва скрываемым отвращением, - грубо разговаривал с преподавателем тхэквондо, а на последнем занятии развязал драку. Таким людям не место среди нас, - жестко заключил учитель и кивнул, что знаменовало начало турнира без лишних вопросов.
- Не боишься? - мальчик без имени взял из рук растерявшейся Роксаны пешки разного цвета.
- Нет. Сегодня мы не играем, а живем, чего же мне тогда бояться? - девушка забрала у напарника белую фигуру.
- Думаешь, жизни стоит бояться меньше? - мальчик без имени выдвинул вперед черного коня.
Роксана покачала головой. - У меня к тебе предложение: давай просто будем играть молча?
Якуб медленно передвигал фигуры, почти не задумываясь, рассеянно наблюдая за сосредоточенным лицом Виктории, которая как будто была все та же и одновременно другая, и эта инаковость гипнотизировала юношу, лишала внутреннего успокоения.
- У меня остался конь и слон, но если ты продолжишь ничего не замечать, то я поставлю тебе мат всего в четыре хода, - напомнила Виктория.
- Почему ты сказала, что я должен чувствовать вину? - Якуб проигнорировал замечание одноклассницы.
Я ничего не могу тебе сказать, ты должен учиться разгадывать загадки самостоятельно. Например, твоя пешка очень скоро достигнет последней клетки, и тогда ты еще успеешь выбиться в ферзи.
- Как ты узнала, что мне снилась лисица? - не унимался Якуб, окончательно прекратив следить за игрой.
Виктория остановилась и посмотрела на напарника взглядом зануды-отличницы, пытающейся тщетно объяснить что-то двоечнику.
- Якуб, у тебя вообще нет способностей ни к одному из предметов?
- Успокойтесь, - холодно оборвал Викторию директор, - я вижу, что некоторые из вас продолжают с успехом действовать так, как большинство жителей нашей Вселенной.
Вы находитесь здесь и сейчас, и вовсе не важно восстанавливать в памяти конкретное время и место, потому что у подлинного "здесь и сейчас" не существует четких пространственных и временных ориентиров. Но где при этом находятся ваши мысли? Якуб сходит с ума от съедающих его изнутри вопросов, Роксана мучается от мыслей о своем друге... Все беды и страдания человеческие происходят от этого неумения сконцентрироваться на моменте. Время, когда должен сделать решающий шаг, ты упускаешь, потому что тебе нравится застревать в прошлом или грезить о будущем. Но кто вам сказал, что они в действительности существуют? Прошлое не может быть подлинным, потому что оно хранится в вашей памяти исключительно как искаженное воспоминание. Ваше прошлое субъективно и довериться ему - значит быть глупцом. Будущее - всего лишь мираж, не имеющий никакого смысла сам по себе. Оно в равной степени может случиться и не случиться, но и в первом случае не будет абсолютной копией вашего представления о нем. Только настоящее имеет хотя бы какой-нибудь смысл, и никто не знает, что находится за его пределами, как никто не знает в точности, что находилось до него. А сейчас внимательно посмотрите на доску, я покажу вам, как могла бы поступить Роксана, когда у нее остались две тяжелые фигуры - ладья и ферзь, но и ими она не смогла воспользоваться. Итак, линейный мат...
...Не знаю, как дожила до конца этого занятия. Мне казалось, что время - сила, причиняющая зло, потому оно как будто сознательно никуда не спешило, по образу и подобию умирающей мухи, совершающей свой последний робкий круг... Я была той мухой, у которой оторвали крылья, но я не могла даже умереть, хотя мне хотелось лишь поскорее покинуть это место.
Я должна была найти мальчика, отстраненного от занятий, потому что тот проявил смелость выступить против установленных порядков. Почему их установили и кто это сделал? Наверняка человек, существовавший до директора, однако никто не смел покушаться на объявленное истиной. Но ведь есть, у каждого из нас, выбор, почему он оборачивается круглолицым нулем в столкновении с реальностью, чьи стены исписаны мелким неразборчивым почерком хранителя бесконечных правил? Нет, я понимаю, что абсолют свободы - это абсурд, и если бы все было позволено, никто бы не выжил, но есть право выслушать, а его у нас отняли. Пишу "нас", а ведь думаю о Немо и своей молчаливой поддержке; удивительно, как одно короткое слово может соединить двух людей той связью, которую нельзя разрушить: что написано пером, не...
Немо. Я увидела его в конце коридора, на потолке висели скромные лампочки, и его белые волосы казались посыпанными солнечной пудрой. Села рядом, поджав под себя ноги, решив не обнаруживать собственное присутствие, пока он не услышит мое сбивчивое дыхание сам.
- Ты здесь. Ты снова рядом со мной, - Немо повернул голову, его лицо казалось заплаканным, верхние веки слегка опухли. Он положил свою холодную ладонь на мои забранные в хвост волосы и неожиданно ласково потрепал по голове.
- Слышал, что тебя отстранили, - как можно беспечнее сказала я, а у самой дыхание перехватывало от близости проницательных глаз. Немо не отрывал взгляда от моего лица, как будто не замечая краски, заливающей щеки, точно я совершила какое-то преступление и теперь меня разоблачили.
- На время, - уточнил юноша и сделал попытку растянуть уголки губ, пародируя улыбку. - А ты беспокоилась за меня?
Я не нашла слов, да и что можно было на такое ответить? "Да, я беспокоилась" было правдой, но звучало вызывающе; "нет, не беспокоилась", - оскорбительная ложь.
- Я очень хочу, чтобы за меня кто-нибудь беспокоился, - не дождавшись ответа, продолжил он, - ты думаешь, я одиночка, но иногда одиночество превращается в озлобленную крысу и начинает кусать меня так больно, что нет сил плакать. Но ты ни на кого не похожа, Роксана. Ты вообще не имеешь ничего общего с остальными людьми, и я тянусь к тебе, душа все еще боится предательства, но уже поворачивается к тебе лицом.
Я закусила губу, его слова были слишком трогательными, и мне казалось, что стоит себя ущипнуть - и я проснусь. Может быть, поэтому откладывала невыносимый момент и бросалась наперегонки с догоняющей скоростью, решив поэкспериментировать с иллюзией, пока она не закончилась. Правда выскользнула на берег времени, как едва освободившаяся от сетей рыба, немного задыхалась от недостатка кислорода и все-таки была живой, потому и обнадеженной счастьем.
- Потому что я люблю тебя.
Он ничего не озвучил вслух, хотя блеснувшие глаза выражали много антитез: всплеск утешенного самолюбия и готовность идти на жертвы, высокомерное упоение и самоотверженную любовь. Немо коснулся моих сомкнутых губ, его рука, зарывшись в мои волосы, обрела тепло и теперь легла на плечо - не так тяжело, как ложилась прежде, и я почувствовала спокойствие, как будто меня укутали мягким пледом.
- Когда ты вернешься?
- Директор сказал, что я могу и не вернуться. Но я тебя не оставлю. Даже если меня вышвырнут на улицу, буду возвращаться тенью, чтобы увидеть тебя.
- Я хочу, чтобы ты остался здесь. Наверное, директор просто разозлился, но скоро придет в себя, и тогда...
- Роксана, - Немо прервал половинчатые слова и уткнулся носом в мою шею. - Не знаю, как это объяснить, но даже если меня не будет, я все равно останусь. Понимаешь, временами мне кажется, что я не вполне настоящий. Я не могу вспомнить, как оказался в этой школе и уже почти забыл, какой была моя жизнь до учебы здесь. Да и пространство... Оно как будто многим сильнее нас, ты не замечала? Иногда я чувствую, что хожу, не касаясь земли, иногда попадаю в коридоры, где раньше никогда не бывал, вся жизнь превращается в какое-то странное путешествие, и я... кто в нем я? Капитан корабля, юнга или пассажир? - обнял мои плечи и положил к себе на колени - жестко, но чувствуешь себя свободной.
- То, о чем ты говоришь... мне это очень знакомо. Но разве не лучше жить, не задавая лишних вопросов? Не лучше ли радоваться теплу и уюту, нежели сознательно возбуждать в себе метафизический голод? Когда я беру тебя за руку, все мои проблемы распадаются на такие частицы, которые и не собрать, и мне комфортно, и боли нет. Неужели ты чувствуешь себя ненастоящим даже сейчас?
- Сейчас я чувствую себя всемогущим, как будто любовь открыла во мне необыкновенные силы, и теперь я счастлив и больше не изъедаю себя вопросами, - он поцеловал меня в лоб и каждую щеку.
- Ты вернешься, я это точно знаю. А сейчас мне нужно идти на занятие.
Я тоже чувствовала в себе необычайные силы, это были трезвость ума и рыцарская решительность как преодоление страха. Директор должен был меня выслушать и простить Немо; задавшись такой целью, я впервые пошла прямо в кабинет человека, который просил называть себя Другом. Но ведь друзья - апологеты понимания, и исключений из правил не бывает, правда?..
... - Он должен простить тебя. Если ты не сделаешь все, что от тебя требуется, ты обречен на вечное страдание.
- Ты уверен, что у меня был сын? Терция сказала, что у нее родилась дочь, я это увидел вчера во сне... Я хотел сына, но родилась дочь, поэтому я и выгнал их.
- Ты видел не все. Воспоминания еще успеют тебя помучить. Терция ненавидела тебя и специально соврала. Ты действительно был чудовищем, и когда к тебе явился юноша, попросивший честный поединок, ты связал его и...
- Замолчи! Пожалуйста, не говори больше ни слова! Скажи только, если он простит меня, ты исчезнешь? Ты перестанешь приходить сюда?
- Если он простит тебя, все вернется на свои места. Твоя душа, развалившаяся на куски и оставившая по чуть-чуть себя в чужих телах, наконец соберется воедино и отправится в последнее странствие. Знаешь, если все пойдет, как надо, этот финальный круг обещает быть счастливым.
- Мне страшно, шаман. Я боюсь остаться здесь навсегда.
- Этого не случится, если Альбин пожмет тебе руку.
- Альбин?
- Так зовут твоего сына. Запомни его имя: Альбин, то есть светлый и чистый. Не убей его чистоту и в этот раз.
- Я запомнил, шаман. Его зовут Альбин. Сын, которого я убил, считая самозванцем. Альбин. Никогда не забуду...
Ручка двери подпрыгнула от резкого нажатия: из кабинета директора вышел лама с мрачным лицом и густой паутиной морщин на смуглом лбу.
- З-з-здравствуйте, - Роксана опустила глаза, ее покрасневшие уши, конечно, выдавали, что весь разговор директора с учителем она подслушала.
- Не стоит сейчас беспокоить директора, - отчеканил лама без привычной улыбки. - Ему нужно готовиться к вашему выпускному.
- Выпускному? Мы что, будем отсюда выпускаться? - Роксана закашлялась, подавившись пыльным воздухом.
- Ты очень любопытна, Роксана. Возвращайся к себе. Завтра вы все получите задание к экзамену, - повернулся, чтобы уйти, но, как будто что-то вспомнив, добавил:
- Не беспокойся за Немо, с ним все будет в порядке.
"Все будет в порядке", - как заклинание повторяла Роксана, когда шла в свою комнату, натыкаясь на стены.