Аннотация: СРЕДНЕВЕКОВАЯ АНТРОПОЛОГИЯ В ОТНЕСЕНИИ К ТЕКСТАМ НОВОГО ЗАВЕТА
Глазами алхимика
СРЕДНЕВЕКОВАЯ АНТРОПОЛОГИЯ В ОТНЕСЕНИИ К ТЕКСТАМ НОВОГО ЗАВЕТА
1. ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ СОСТАВЫ ЧЕЛОВЕКА
Благочестивому уму, следующему за божественным мужем, человек бывает виден как состоящий из земли, воды, воздуха, огня (и не причисляемого к ряду стихий эфира).
2. СТРУКТУРНОЕ СООТНОШЕНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ В СОСТАВАХ ЧЕЛОВЕКА
В стихии земли человек обнаруживается как плоть, или тело (глиняный сосуд) сферической, сиречь совершенной формы, во всех частях своих омываемое водой земных источников, - а лучше сказать: проницаемое, протекаемое и пропитанное водой, подобно губке, этими водами, и также - испарениями земли. Эти влага и пары несут тепло подземного огня Вулкана.
В этом подземном костре сжигается пища, поступающая извне из пространства телесных общений. Она сжигается в воздухе, подаваемом мехами (лёгкими) из того же пространства. Земная вода, согретая подземным огнём, как стихия животной души, сообщает телу (земле) жизнь, или одушевлённость. Насыщенность тела влагой, или "гуморами", омываемость его влагой и согретость огнём, обнаруживается в самопроизвольном движении тела (известный внешний признак одушевлённости).
Эту земную влагу мы отличаем от влаги сердечной, связанной с деятельностью органов чувств, получающих своё питание из пространства образных коммуникаций (или общений).
Сердечная влага заполняет до половины сферическую полость в средине тела. Её именуют сердцем. Верхнюю часть этой полости заполняет воздух, насыщенный испарениями чувственных гуморов. Как и сама влага, заполняющая нижнюю полусферу, может рассматриваться, как сгущение сердечной атмосферы.
Сказанная полость имеет отверстия, как в верхней, так и в нижней части. Через отверстия нижние сердечная влага чувств сообщается с влагой телесной (сиречь с плотной душой), и последняя сообщает ей вкус: горький, кислый или сладкий, - откуда имеем выражения, такие как "горечь разлуки", "сладость жизни", "кислая физиономия" и т.п. Таким образом в сердце отображены состояния тела, - то что в аналитиках восприятий именуют "внутренним чувством".
Через отверстия верхние сердечный воздух соединяется с пространством коммуникаций, или общения с другими существами. Потоки сообщений, проникающие через указанные отверстия, создают внутри сердечной сферы ветры, волнующие воду сердца (отсюда такие выражения, как "душевная буря" или "волнения" и т. п.). Это сердечное море, волнуемое ветрами коммуникаций, есть ничто иное, как "страстная душа". (Ведь в аналитиках общительных состояний человека "страсти", или "страхи" обозначают некоторые терминальные модусы коммуникаций.) Её особенность в сравнении с плотной душой, или влагой, омывающей тело, как раз в том, что в ней отображаются общения: телесные (т.е. осуществляющиеся через тело и придающие сердечной влаге вкус, как мы сказали выше) и образные, осуществляющиеся через отверстия воздушной полусферы сердца. (Здесь в скобках можно заметить, что в планах анатомо-физиологических, или медицинских представлений человека, сказанные отверстия и общения через них соответствуют "органам чувств", внутренних и внешних.) Различные ветры общения, каждый со своей специфической энергией, обмениваются энергией с волнами душевного моря, приобретая от них в свою очередь силу и запахи от вкуса воды, так что волнения страстной души и её вкусовые качества обратно, через те же отверстия, инициируют общения в пространстве коммуникаций. Вся эта динамика структурирует сердце как сферу чувств, и пространство образных коммуникаций как чувственное пространство.
2.1 Небесный огонь логоса, как стихия, выделяющая человека из среды животных.
Однако всё описанное строение не принадлежало бы исключительно человеку, если бы эти сферы и пространства не были пронизаны воздушным огнём логоса, подобно тому, как земляное тело проникнуто теплом огня Вулкана. Этот не имеющий размерности, нечувствительный огонь, проницая собой всё и освещая нечувственным светом всю предметность чувств, преобразует чувственную сферу в сферу речи, и образное пространство чувств в логическое пространство, - так что, к примеру, слуховое, или звуковое пространство преобразуется в пространство речи и музыки, а звуковой слух - в речевой и музыкальный; так же визуальное пространство преобразуется в знако-несущее, и зрение становится проводником логоса, и так далее. Таким образом вся чувственная предметность, будучи воздушной по природе, имеет у человека огненную "подкладку", и все ветры общений несут в себе огонь, или дух (в согласии с каковым представлением Бог Дух является как огонь из воздуха). Соответственно, все отверстия сферы сердца имеют, условно говоря, огненные ободки. Это означает, что у человека с органами чувств совмещены духовные органы, как то: духовные, или огненные очи (откуда, "огненные очи" демонов) и духовный же, или огненный слух (имеющие уши, да слышат), - которые воспринимают сообщения, несомые огнём, или логосом. Отсюда весь чувственный мир обретает невидимую обратную сторону, подобно невидимой обратной стороне луны, - видимую, однако, для духовных очей и слышимую для духовных ушей (музыка сфер и светила как божества).
3. АКТИВНОЕ НАЧАЛО, ИЛИ МУЖ (АДАМ); ТАКЖЕ ЧУВСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК (РЫБА) И ЛОГИЧЕСКИЙ (ЛОДКА С ГРЕБЦОМ И КОРМЧИМ)
И поскольку сообщения, получаемые посредством органов общения, возбуждают и определяют волю, мы, в согласии с вышесказанным, находим у человека две воли и двух субъектов воли: чувственного и логического, - каждый из которых получает свои сообщения, извлекая их из единого воздушно-огненного потока, так что один из них слышит слово, как звуковое тело, другой понимает его; один видит надпись, как некую фигуру, другой её прочитывает. Далее, поскольку в воле работает энергия волн сердечного моря, оба названных субъекта плавают в этом море. Но неравным образом. Первый есть естественный человек, Энкиду. Он представлен рыбой. (Рыба же - предок человека, сущий в составах его, как подлежащее.) Рыба, по природе своей, ищет глубоких и спокойных вод или быстрого течения, или восходящих и нисходящих потоков, или сладкой воды, и т.д. Отсюда ясна определённость воли чувственного человека - она зависит от состояния сердечного моря, определяемого ветрами и донными источниками. Не то логический человек, Адам. Он представлен лодкой.
Последняя также подвержена ветрам и течениям, но ей нельзя тонуть. И ещё в лодке есть кормчий и гребец, и если они не спят, то лодка может плыть против течения и ветра и держать курс, независимый от стихий и состояния моря. Но для этого у кормчего должны быть ориентиры, устойчивые по отношению к ветрам, волнам и метеорам всякого рода, образующимся в пространстве общения из влаги, ветра, света, звука и проч., а у гребца должна быть сила, непричастная силам ветра и волн. Что до кормчего, то такие ориентиры есть, это - светила, находящиеся за пределами тверди чувственного неба, в сферах эфира, или не палящего огня, логоса (ср. "неопалимая купина", в явлении Бога Моисею у горы Хорив). Следует заметить, что они могут служить независимыми от стихий ориентирами именно благодаря своему месту за твердью, то есть за пределами пространства чувств.
Таким образом, речь идёт не о чувственно воспринимаемых светилах, а о логических понятиях, которые, тем не менее, могут носить те же имена, то есть солнце, луна, планеты, неподвижные звезды. В чём здесь дело, должно быть ясно из вышесказанного. А именно, воспринимаемые чувствами светила, закреплённые на тверди, замыкающей пространство чувственных общений, имеют, - как и прочие предметы чувств, - огненную, или логическую, "подкладку", ключом к открытию которой, как логической структуры, служит имя; содержащее, в раскрытии, два инверсивных простирания: одно отсылает к чувственному предмету, является указанием на него, второе же отсылает к логическим смыслам имени (таким образом, первое простирание направлено под твердь, а второе - за твердь).
Благодаря этому свойству имён (языка), кормчий Адам, или Муж, ориентирован по светилам эфирным, или духовным и сверхчувственным, носящим те же имена, что и светила чувственные, то есть солнце, луна, звезды.... Это позволяет говорить о духе аналогически, - что мы и делаем, используя термины мореплавания, - и, таким образом, эксплицировать в речевом общении духовные смыслы, не прибегая к изобретению особого языка.
3.1. Соотношение субъектов (мужей) в едином человеке. Двусмысленный язык в роли "мембраны", соединяющей без смешения составляющие человека "объёмы".
Ещё важнее, что имена, обладающие двойной семантикой, и, соответственно, язык, открывающий сразу два смысловых пространства, позволяют сохранить единство человека, соединяя в одной воле разнородные его составы (земнородный и небеснородный). Последнее весьма важно для гребца, - чтобы иметь ему силу выгребать против ветра и течения душевного моря. Ведь вопрос единства составов человека это вопрос инвестиций сил влажной души в логическую волю кормчего, который не сможет провести лодку по курсу, если гребец не выгребет. В последнем случае нужно различать две ситуации: 1) гребец не гребёт совсем, и тогда лодка погружается в воду и садится на рыбу; вследствие чего лодка будет следовать тем курсом, которым плывёт рыба, а вовсе не тем, который кормчий определил по светилам; тогда кормчему остаётся или побудить гребца, или делать вид, будто он контролирует ситуацию и как раз задумал идти именно этим курсом; 2) гребец выгребает по курсу, не обращая внимания на рыбу, - но рыба, однако, достаточно велика, для того чтобы увлекать за собой воду, создавать течение, бурливость и таким образом влечь за собой лодку, искажая её курс и препятствуя продвижению. Ясно, что в первом случае огненная, или логическая воля существует лишь номинально, подчиняясь рыбе, и через неё стихиям. Во втором же случае эта воля остаётся сухой, поскольку воды животной души не участвуют в ней, и человек оказывается раздвоен на две воли, несоединённые друг с другом: логическую и чувственную. Такое состояние разрыва не может считаться космосом, и, таким образом, микрокосм человека не вписывается в макрокосм Вселенной. Следствие этого - душевные муки и гибель духовного человека. Выход здесь один - нужно выловить рыбу и поместить её в лодку. Поэтому кормчий должен быть также удильщиком, рыбаком (отсюда, ученики Иисуса суть рыбаки, плавающие в лодках по морю и вылавливающие рыб). Но для того чтобы выловить рыбу, её нужно приманить. Поэтому логос кормчего, определяющий курс, должен служить также приманкой для рыбы. Это как раз и означает, что слово должно иметь два смысла: логический и чувственный. Отсюда заключаем, что духовный язык (выражающий духовные содержания), не случайно, а необходимо таков, каким мы находим его в традиции - понятным одновременно и для душевных и для духовных ушей; а также приятным и для плотских ушей, сиречь благозвучным. (Поэтому откровенные истины поются в ритуалах служения.) Прежде чем двинуться дальше в нашем изложении традиционной ментальности, присутствующей в Новом Завете, нужно заметить о "гребце", без которого кормчий бессилен. Гребец - его сила. И если кормчий есть муж, то гребец - жена. Они едины, и только вдвоём составляют человека как логоса. Сказанное есть духовная сторона того откровения, чувственную сторону которого мы прочитываем в Книге Бытия, где сказано, что человек плотский суть двое: муж и жена, составляющие "плоть едину". И это замечательный пример двусторонности языка, о которой мы сказали выше. Возвращаясь к смыслам того, что изложено этим замечательным языком, нужно сказать, что сказанное единство кормчего и гребца не существует, как изначальная данность. Гребец даётся кормчему в помощь, как и жена создана была помощником Мужу (Адаму). И мы находим, что единство мужа и жены устанавливается как господство и преданность, повелением свыше, то есть в свободе воли. Что и подтверждается нарушением верности со стороны жены. Это означает, что логос (или огонь) в составах человека, который мы рассматривали как единое, безразмерное всепроницающее начало, по отношению к пространственным стихиям, в себе распадается на два логоса, отнесённых, один к воле кормчего, второй к воле гребца. Различие между ними выясняется из разности функций кормчего и гребца в плавании: кормчий, как говорится, "исправляет путь", и ради этого он знает порт и понимает язык светил. Гребец же трудится и умеет управляться с вёслами. То есть гребец, помощник есть человек умелый, трудящийся, или, собственно Адам, возделывающий землю, - от слова "адама`", возделанная земля. Только с ним кормчий может осуществить "вторую навигацию", и только он может приманить рыбу, потому что именно его логос, посредством труда воплощается в чувственные предметы, которые только и могут привлечь немую, сиречь бессловесную рыбу, или чувственную душу, не понимающую бестелесных логем, воспринимающую слова речи лишь как тональные тела, переносчики эмоций. Поэтому когда мы говорим о "чувственной стороне языка", мы несколько упрощаем. На самом деле, воздушная сторона слова обращена не к бессловесной рыбе, но ко гребцу, который уже руками воплощает воздушное слово в садок для рыбы, или искусственную вещь, артефакт, коим и пленяет рыбу. Здесь следует заметить, что руки есть часть тела, и что хотя руки есть главная инструментальная часть трудящегося тела, в принципе всё тело гребца участвует в создании искусственных ниш для себя и вовлечённых существ, представленных здесь рыбой. Отсюда заключаем, что тело, будучи естественным, не бытует, однако, в своём естестве, а служит проводником логоса в телесно-чувственную сферу. Поэтому трудящееся тело отличается по форме и энтелехии от естественного. Отсюда и земля, как субстрат тела человека не есть дикая земля (дикое поле), но - земля возделанная, или адама`.
3.2. Возделывание земли мужем, как "возделывание" своей плоти, окультуривание её (понимая "землю", как элемент).
Обратившись здесь к тексту Книги Бытия, можем оценить возможности языка, который мы теперь осваиваем. Читаем в сказанной книге, что Боги поселили Адама в Саду, то есть в земле возделанной, да обрабатывает её. И разумеем, что человек это Муж, поселённый в теле с заданием культивировать его. Таким образом, у описательного космогонического текста явился для нас духовный смысл, то есть смысл, отнесённый к содержаниям логической воли. И, возвращаясь к нашему изложению, можем констатировать, что культивирование тела (или, говоря метафизически, возделывание своей земли) является важной частью усилий гребца по привлечению к себе рыбы, сиречь бессловесной души.
4. ЛОДКА - ИСКУССТВЕННОЕ ТЕЛО-ОРУДИЕ ЧЕЛОВЕКА, БЛАГОДАРЯ КОТОРОМУ МУЖ ХОДИТ ПО МОРЮ ДУШИ, НЕ ОМОЧИВ НОГ И НЕ УТОПАЯ В ВОДАХ; - В ДОПОЛНЕНИЕ К ЕСТЕСТВЕННОМУ ГЛИНЯНОМУ ТЕЛУ
Итак, после уточнений, мы имеем теперь следующее строение человека: муж кормчий, или господин, муж гребец, или помощник (слуга), плывущие в лодке к берегу вечной жизни, также пойманная в сети и следующая за ними приручённая рыба, или чувственный человек, в море влажной или животной души, заключённом в сердце, или срединной полости глиняной сферы. Эта последняя есть земля, которую возделывает муж помощник. И делает он это, пребывая в сердце. Такое возможно потому, что в сердце он имеет представительство глиняного тела - лодку. То есть он ремонтирует и содержит в порядке лодку, которая также есть тело человека; но - тело, взятое как предмет труда и продукт труда. Именно поэтому лодка деревянная, а гребец здесь - плотник, "тектон". (Вспомним, кстати, о двух природах Иисуса Назарянина: с одной стороны он сын вселенского кормчего, а с другой сын плотника.) Так что одно и то же тело суть вместе и глиняное и деревянное, - взятое, соответственно, в аспекте естества и в аспекте искусственности (причём дерево здесь не растение, а строительный материал, глина же, напротив, естественная горная порода). Таким образом, глиняное тело человека есть стихия в порядке физического космоса, именно поэтому из глины человека лепят Боги, - деревянное же тело человека есть артефакт, поэтому его созидает умелый человек, наученный Богами. И поскольку артефакт исходно есть логическая конструкция, или безразмерная огненная сущность, постольку в этом своём семенном качестве (логос как семя вещи) искусственное тело может пребывать в сердце человека и быть предметом и продуктом воли мужа-помощника, а именно лодкой, которую он строит по указаниям кормчего, руководимого вышними сферами.
И чтобы вам убедиться, что непустое наше толкование, и верно понимаем мы древний язык, напомню вам о Потопе и скажу, что этот умелый муж-помощник, наученный богами, есть никто иной, как Ной (он же Атрахасис, или Утнапиштим, что значит "нашедший жизнь"), а лодка - ковчег. Спросим себя теперь, что такое "ковчег", плавающий по водам? Ведь в нём заключена вся жизнь земная, вся вселенная; всякая тварь и всякое растение представлены там, и сам человек. Разве это не микрокосм? А что есть "микрокосм", как не логическое отображение всего космоса в уме человека? И тогда, о чём же говорит Мудрость в этом мифе? Она молвит о том, что в безумный век, когда всё человечество утонуло в волнах моря страстей, спасается муж разумный, сохранивший внушённое богами понятие божественного Космоса: спасается в умной лодке, которая есть представительство всего этого Космоса в логосе.
И отсюда имеем мы обогащение нашего понятия о человеке, в части деревянного тела. А именно, мы видим, что это тело, или ковчег, есть отображение человека в системе всего космоса, что отвечает вовлечённости глиняного (природного) тела в физический космос. И, таким образом, муж-помощник, трудящийся над ковчегом, как своим деревянным телом, этим самым культивирует и своё природное глиняное тело; и делает это не произвольно, а в системе природных связей: правильно встраивает тело в физический космос; в аспекте конфигурации лодки это означает, что ковчег должен быть квадратным, что соответствует гармонии душевных сил, инвестируемых в разумную волю (см. Платон, Государство). Ведь только при этом условии пойманная и помещённая в садок рыба, как природное существо, будет здравой. Может быть, здесь уместно также вспомнить, что рыба в древности вообще есть символ здоровья (откуда благопожелание - "будь здрав, как рыба!"), и поэтому если рыба стеснена, чувствует себя плохо, то это означает болезнь. Вот вам древняя мудрость о культе тела под водительством богов. Конечно, мы знаем её из разных древних толковых текстов и учений, дошедших до нас, но разве мы вычитывали её в Библии? (Мы читали, что Бог задаёт размеры ковчега, и в древних шумерских версиях мифа ковчег квадратный, - но это вызывало у нас только недоумение, и мы высокомерно делали скидку на сказочность истории). Теперь мы прочитываем древнюю мудрость, и это можно справедливо полагать доказательством верности нашего восстановления языка предков.
4.1. Встраивание тектона, строителя лодки в совершенного, спасённого человека.
Возвращаясь к понятию о человеке, скажем, что трое в лодке: кормчий, гребец и рыба, - в лицах же только двое, так как немая рыба не имеет лица, - предприняли плавание через море к вершине горы, на которой обитает Владыка горы, Шадай, в поисках жизни, так как запас жизни в ковчеге ограничен, и он неизбежно будет захлёстнут волнами моря, и утонет, если не будет идти верным курсом, на котором утихнут бури вокруг лодки. В мифах эти трое представлены также парой: Гильгамеш и его помощник Энкиду; в лице Энкиду присутствует и рыба, которая угадывается в начальной дикости Энкиду, пойманного в поле и окультуренного в городе. Они плывут за вечной жизнью по следам своего предка, Утнапиштима, которого бог Эа научил строить лодку во спасение от потопа. И в этом факте мы находим указание на традицию, в которой человек обретает умение строить лодку (научается творческому логосу), ибо качество это не прирожденно, но может быть получено только от предков. И здесь же мы видим недостаточность традиции, так как, следуя традиции, Гильгамеш и Энкиду нашли предка, но не обрели вечной жизни, потому что, в отличие от них, Утнапиштима вёл сам Бог, они же шли по следам предка. Оттого-то на вопрос Гильгамеша о том, как он обрёл Жизнь, Атрахасис отвечал, что не знает. И это так, потому что не знанием, но водительством Божьим находится бессмертие. Гильгамеш же не попросил познакомить его с Богом, он спросил только о знании, и вернулся ни с чем. В параллельном мифе, Адам, положившийся на знание, был, как мы знаем, изгнан из Сада и отлучён от Бога, то есть от земли плодородной и живого тела в землю неплодную и тело смертное; неплодное и смертное, потому что культивируемое произвольно, без божественного внушения и водительства. Последнее равносильно строительству ковчега по своему разумению, а не по указаниям Бога. (Между тем в Мифе особенно подчёркиваются точные размеры ковчега, которые даёт Бог, и требование неукоснительно блюсти их. Размеры указаны как в мифе о Ное, так и в мифе об Атрахасисе. Это указывает на невозможность самовольного построения ковчега, так как размеры того ковчега, что спасает, знает только Бог.) Произвольный же ковчег неизбежно утонет в водах моря и не вместит начала всех тварей земных, - то есть и плыть не сможет и жизни в себе не сохранит. Так наш язык обнаруживает скрытую связь повествований об изгнании из Рая и о Потопе.
4.3. Встраивание мужа кормчего в совершенного человека.
Ради дальнейшего открытия интересующего нас теперь языка, спросим себя, по каким же светилам правил лодку кормчий Гильгамеш, что предка обрёл, а бессмертия не нашёл? Мы догадаемся, если вспомним, что жилище усопших предков есть луна. Гильгамеш правил на луну, но луна - это ведь не подлинное светило; не огонь его стихия, потому что луна есть лишь зеркало, отражающее свет солнца. Субстрат же зеркала - медь, сиречь вода (см. Фалес Милетский). Это означает, что логос традиции вторичен. Его свет не есть свет первичного огня, но - свет, отражённый от медного неба, которому принадлежит медная луна, - благодаря чему мы можем говорить о мире под твердью, как о "подлунном". Потому-то Гильгамеш и не приплыл в Дильмун, страну блаженных, но лишь приобщился к отцам. Для успеха же, должно было ему править свой путь по солнцу и звездам, подлинным светилам, чья стихия - небесный огонь.
Нахожу нелишним напомнить, что, говоря об огне, мы имеем здесь в виду непалящий огонь логоса, отличный от физического огня. Непалимость логического означает, что здесь у огня отнято свойство тепла, или жара и сохранено свойство света, ибо слово для ума есть свет, в котором тот ходит.
Итак, отправляясь от ведущего начала, мы видим человека, как кормчего, имеющего в сопутниках и помощниках гребца и ведущего лодку с пойманной рыбой (ментальное тело) по морю страстей сердечных к берегу Жизни. Ведёт же он эту лодку (она же - ковчег, как микрокосм), ориентируясь по светилам эфирным. И это, прежде всего, неподвижные звезды, каковых неподвижность относительно круга земного свидетельствует об их вечности, то есть неподверженности вращению времён, и позволяет держать курс к Вечной жизни. Кормчий, как обладающий духовными очами, видит звезды, кои суть глаза богов. Над твердью, отделяющей воздух от эфира, в прозрачности последнего звезды видны всегда. Под твердью же звезды видны только в ночи, поэтому кормчий активен только в ночи, а именно, в ночи ума и чувства. Это означает, что свет, видимый духу, глядящему в очи богов, есть тьма для ума и души, которые пребывают в ночи, когда дух созерцает звезды. (Об этой ночи, как необходимом условии единения с Богом, говорит Иоанн Креста.) Так что, либо голова кормчего пробивает твердь неба и возвышается над нею в сферу неподвижных звезд (что возможно, когда он стоит на плечах гребца), либо он может видеть звезды только в ночи ума и чувства, в которой воля гребца и воля рыбы спят, не имея света для своей деятельности.
4.4 Положение гребца и рыбы в нижних составах целого человека.
Закон неподвижных звезд, сообщаемый созерцающему звезды кормчему, есть закон вечный, так как не зависит от вращения времён. И поскольку звезды не видны днём, то и узнающий закон горнего неба укрыт от нижних в вечной ночи заатмосферного космоса. Так что для гребца, деятельного при свете дня, голова кормчего, находящего путь по звездам, спрятана за облаками воздушными, - подобно тому, как укрыт был от взоров народа Моисей, получающий от Бога закон на вершине горы. Не видны ему также и звёзды, укрытые сиянием дня, поэтому путь свой гребец находит в свете солнца. Солнце движется по земному кругу, освещая все дела человеческие. Вместе с тем солнце занимает определённое положение среди неподвижных звезд и является, таким образом, посредником, передающим закон от эфирного звездного неба обитателю воздушной сферы. Но так как положение солнца среди звезд меняется, меняется и закон, или правда царя-солнца.
Этим изменением закона образуется время, но не физическое, а историческое, - в котором исторический год, век, эпоха, соотносятся с физическим годом, веком, эпохой постольку, поскольку логическое солнце бытует в коммуникациях трудящегося человека (гребца) как имя природного дневного светила. И, восходя обратно, можем заметить, что светлая половина суток, называется "днём", вместе с тем день, раскрываемый как понятие (а не имя вещи), означает бодрствование, то есть активное расположение трудящегося огненного человека. Этот логический огненный человек имеет воздушную сторону (согласно метафизике непрерывного перехода стихий друг в друга: огня в воздух, воздуха в воду, и обратно), и со стороны воздуха логос бытует как звучащая речь, отчего поле логических коммуникаций, в свою очередь, бытует как звуковое пространство или пространство слуха, "акаша", в каковом пространстве слово становится доступным чувственному человеку, но не в виде логической единицы, а в виде звукового паттерна.
Этот чувственный человек есть водяной человек, или рыба, но рыба летучая, то есть имеющая участие в воздухе воздушной стороной своего существования, - опять же по свойству перехода стихий друг в друга. Не прирученная рыба в пространстве слуха слышит слово только как звук, приручённая рыба понимает его, как сигнал, соединяющий её с открывающимся в воздухе огненным человеком; приручить же рыбу можно только, оказывая ей любовь. Так, любовью созидается единство составов человека даже и в этой части. При этом воздушный человек, в отличие от водяного и огненного, не имеет своей сущности, и есть с одной стороны рыба, выпрыгнувшая из воды и летящая в воздухе, а с другой - логос, открывающийся в воздухе через печати угасшего огня: дымы имён, указующие на вещи. Чисто же воздушный человек, или птица речи, порхающая в пространстве слуха, несамостоятельна, но является посланцем творящего логоса, и есть вещий ворон. (Заметим, что только ворон из всех птиц, выпущенных Утнапиштимом из ковчега долетел до земли, и соединил тем самым лодку и землю, разум и плоть. И это удалось ворону потому, конечно, что из всех птиц только он - носитель речи.) Таким образом, рыба, гребец и ворон суть команда лодки, подчинённая кормчему, - и это нижняя полусфера микрокосма. В верхней полусфере, гребец, или творческий трудящийся логос, будучи обвиняем вещами в насилии, и испытывающий наказания со стороны вещей, ищет оправдания своей деятельности у Судьи, или Уту, который есть солнце правды, соотнесённый именем с физическим дневным светилом. Общение с Судьёй совершается уже не на границе огня и воздуха, как с рыбой, но на границе огня и Огня, а именно, огня очага и небесного огня. Огонь очага - несамостоятельный огонь, это огонь частных человеческих дел, зажигаемый от небесного огня. Как раз необходимость зажигать очаг от небесного огня и служит соединению солнца и очага, правды небес и домостроительства. Посредником же здесь, в сфере огня, сиречь логоса, служит слово вопрошания закона и правды, обращённое к Судье, или царю. Закон же правды, по которому судятся все вещи, сообщается Солнцу от неподвижных звезд, в зависимости от положения солнца среди них. Этот закон знает муж, шагающий среди звезд, то есть пребывающий и общающийся с богами, он сообщает его царю-судье. И это общение происходит на границе эфира и огня, где божественная пневма, или дыхание Жизни открывается в огне логоса. Так что верхняя полусфера микрокосма выстраивается от огня очага трудящегося человека через слово, просьбу о суде, обращённую к царю, солнцу, и от судьи, через вечный божественный закон, к звездному мужу, приобщенному богам.
4.5. Обзор целого строения, сверху вниз.
Итак, Вечная Жизнь, вечное дыхание, или (божественная) Пневма, присущая богам, обитателям эфирного неба неподвижных звезд (пребывающих в вечном совершенном движении вокруг своего главы, Зевса, или Небесного Отца, представленного полярной звездой, - ибо ведь "неподвижность" есть совершенное движение), в человечестве есть Сын Божий, причтённый к богам, Единый со Отцом, восседающий одесную Отца на престолах небес, как Космократор. Эта Пневма на границе эфира и огня открывается Логосом закона и суда, или Солнцем Правды; в человечестве это откровение таково, что Сын Божий открывается Христом Царём, небесным Судьёй человеков. На границе небесного и домашнего огня (очага) Логос небесного Закона открывается в логосе домостроительства, сообщаемом Учителем ученику. Соответственно, в человечестве Христос Царь открывается Учителем, сообщающим ученику Суды Христовы и научающим его возжигать огонь очага душевного дома от небесного Логоса, и поддерживать этот огонь, т.е. устраивать дом свой по закону Божию. И эти двое, связанные взаимной верностью, заботой и послушанием, образуют первый общественный элемент. То есть все вышеперечисленные откровения Вечной Жизни суть элементы духовные, составляющие сокрытую от плотских и умных очей духовную сферу человека, где совершается личное общение с Господином и через него с Отцом, тогда как пара Учитель-ученик есть первое явленное: союз воспитующей и воспитуемой любви и заботы, осуществляющийся в поле логической коммуникации, которая на границе огня и воздуха открывается звучащей речью, на границе воздуха и воды открывается эмоцией, а на границе воды и земли открывается жестом тела, - и через это становится видимой, слышимой, ощущаемой и понимаемой, то есть явленной. (В общественной памяти, обобществляющей и фиксирующей явления духа, сказанная дихотомия, разрезающая духовность на явленную и сокрытую, или тайную, изображается завесой храма, отделяющей святая святых, где совершается тайное жертвоприношение невидимому Богу на сокрытом от глаз алтаре, от пространства молитвенного общения.)
Устанавливая же соответствия между нашей мифологической и философической речью, скажем, что Учитель это "кормчий", а ученик - "гребец", который учится на "кормчего", дом с очагом это "лодка", или умная душа с умелым телом, рыба есть чувственная воля ученика, в отношении которой ученик есть рыбарь. Гребец, ученик кормчего, есть человек умелый, умелым же он стал, обучаясь у тектона, который научил его удить рыбу, меряться с ней силами ("Старик и море" Хэмингуэя во многом об этом), трудиться, готовить материал (поделочную древесину из дикого дерева), строить лодку и управлять ею. Словом, Тектон есть первый папа Карло, который, взяв живое полено, начинает изготовление человека. Именно таков тектон Иосиф, отец Иисуса; о нём мало сказано в Евангелиях, но без него мог ли Иисус стать тем человеком, с которым мы впервые встречаемся на Иордане, в баптистерии Иоанна? Тектон (всё тот же Гильгамеш) находит в поле дикого человека (Энкиду) и творит его себе в сына. Таким образом, тектон, с одной стороны, как персонификация личность-образующей культуры, есть первый творец совершенного человека, полагающий его начаток в рождённом (искусственное в естественном). С другой стороны он есть последняя эманация Логоса, соединяющая Его, в качестве формирующего начала, с бессловесной природой. Плод его (тектона) усилий и заботы есть земля возделанная, "адам;" - предпосылка рождества духовного человека; то есть почва, в которую сеется семя огненное, вырастающее в древо, приносящее плод в эфирном небе.
5. РАСПАДЕНИЕ ЦЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА, И ПРИЧИНЫ РАСПАДА
Мы знаем, однако, что совершенный человек чаще не удаётся, чем удаётся. И первый сбой становления происходит именно здесь, в отношениях: тектон - подмастерье. Оттого Евангелие повествует лишь о тех, кто явил собой "почву добрую", т.е. хорошо возделанную землю. Лишь у них есть судьба. В них прорастает семя логоса (логой сперматикой). О тех же, в ком семя Логоса не прорастает, нечего сказать, кроме того, что они отбракованы уже на первом шаге. В них прорастает лишь дикое семя, дающее тернии и волчцы, которые предназначены огню, но не животворящему, а сожигающему. Сбой всегда происходит от дефицита любви, так как именно любовь есть та ось, на которую нанизан весь Космос. Любовь есть Начало универсальное и предшествующее Логосу, как его Мать. Ибо никакая коммуникация невозможна, если не создан канал общения. Но как вы создадите канал в области свободной воли? Кто захочет вас слушать, и тем более слушаться? Поэтому, там, где нет принуждения, соединять может только любовь. Метафизически, это эфир, подстилающий огню, сущий всюду. По эфирному следу пробегает огонь. Эфиром бог предшествует во всём. (Ведь сфера эфира есть место богов). Таким образом оправдано убеждение, что без Бога ничто не делается. В христианстве это первенство Бога открыто, как "любовь - всему голова". Итак, без любви нет общения, без общения нет формирования. (Когда полено пищит, папе Карло следует прислушаться.)
Результатом сказанного сбоя может явиться: физическая неготовность, неумение трудиться, слабость логической воли (неумение справляться с рыбой), неспособность грести, неспособность подчиняться (своеволие), и т.д.; значит, неумение построить лодку и управляться с нею. В итоге такой гребец постоянно тонет в водах сердечного моря, соединяясь с рыбой. Он не человек, а ихтиандр, или человек, всё время возвращающийся к природному; видовой же предок человека есть рыба, как учил Анаксимандр. Его логическая воля всегда влажна, ей не хватает сухости. Его дерево всегда сырое, его не может зажечь огонь. Его палочки для зажигания огня отсырели, и он не может разжечь своего очага. И таким образом он потерян для тех историй, которые слушают, сидя у домашнего огня; потерян для дальнейшего развития в Слове.
При недостатке внимания к воспитуемому, у того развивается нарциссизм. Это значит, что он находит своё отражение не в наставнике, а в воде своего сердца, - то есть образует ложное понятие "эго", отождествляя себя с возмущениями душевного моря (переживаниями пассивной души), откуда и происходит чрезмерная влажность воли. При слишком плотной опёке развивается беспомощность, иждивенчество, то есть постоянное заимствование средств и сил для решения задач у наставника, наместо мобилизации собственных сил и способностей: он не столько стремится стать плотником, сколько рыбкой в аквариуме наставника, которую тот кормил бы с рук. Такой ученик послушен, ласков, но бездеятелен, - паразит; склонен питаться чужой кровью, жить насчёт чужого ума и воли. По холодности крови, он больше рыба, чем человек. При жестоком обращении воспитуемый вырастает в насильника и мучителя. Его воля чрезмерно суха (лишена сострадательности, исполнена презрения к чувствам), и даже бывает согрета и освещена нижним огнём (Преисподней), то есть бывает злой. Здесь самое место нам отвлечься и воротиться к исходной модели человека в раскрываемой нами теперь ментальности. Мы уже провели космическую вертикаль от поверхности душевного моря, через воздух, медную сферу луны, к небесному солнечному огню. Но ничего не сказали о том, что находится под глиняным дном моря. А именно, о нижнем огне Вулкана, скрытом под землёй. Доступ к этому огню закрыт землёй, то есть телом природным. Но человек, как искусник, культивирующий тело, возделывающий землю, может, в нарушение агротехники, прокопать ямы в особых точках, где огонь близко подходит к поверхности (в так называемых "центрах удовольствия") и добыть нижний огонь. Этот огонь запрещён к употреблению, от него нельзя зажигать очага.
Нельзя также возжигать ложного солнца, произнося самостоятельный суд своим делам, не испрашивая суда у судьи. Это, однако, предмет последующего разговора, касающегося Учителя.
Равным образом, как Тектон, будучи честным земледельцем, исполняющим заповеди Хозяина Сада, не должен допускать, чтобы ученик добывал из под земли огонь преисподней, так и Учитель должен являть собою Солнце Правды, не подавая дурного примера выдумыванием законов и судов, и не допуская самосудов и самоузаконений со стороны ученика. Это подводит нас к свойствам общественности, как модуса существования человека и определённой страты в иерархических составах антропокосма. Нужно заметить, что в метафизическом срезе общественность принадлежит воздушному слою космоса, так как это сфера открытой (слышимой и читаемой) речи, - ведь не может быть публичности без открытости. Поэтому, как мы сказали выше, общественность есть первое откровение Духа, где нечувственный огонь логоса обнаруживается в речи доступной чувствам. Здесь огонь как бы сгущается, формируя воздушные тела, воспринимаемые слухом. И это суть метеоры, вызываемые небесным огнём. (В физических аналогиях: небесный огонь, извергаемый Зевсом, обнаруживается громом и метеорами бури.)
Вместе с тем, снизу в воздух открывается и вода. Её испарения также создают воздушные тела, которые могут иметь форму речи, когда энергии волн моря инвестируются в речь как умение, или трудовую деятельность, когда трудовой субъект (гребец), использующий силы воды, подобно водяной мельнице, может, благодаря памяти, воспроизводить формы, рождённые огнём логоса, просто как артефакты. Такие водные по субстанции речевые формы суть лишь копии, и ложно выдаются за феномены небесного Огня.
Такие копии откровений играют свою роль в обучении, но не могут иметь статуса самих откровений. И тот, кто обучает ученика воспроизводству этих копий, является тектоном, наставником ремесла, но не учителем, в том смысле, в каком Иисус был учителем апостолов, - ибо эти речи осуществляются как артефакты. Последнее доказывается тем, что их формы могут иметь развитие только топологическое, то есть по связности внешней формы, по внешней логике. Отсюда схоластика, чьи результаты могут иметь лишь риторическое значение, но не открывают ничего нового о Логосе.
Общественность, в которой обращаются лишь водные копии огненных метеоров, принадлежит подлунной сумеречной сфере, или ночи Правды, так как истины, освещающие пути здесь, светят лишь отражённым лунным светом. Такая общественность мертва в Боге, и оживляется только подлинным Учителем, открывающим в речи суды Царя Солнца. Когда же Тектон, могущий научить грести и разбираться в картах, но не могущий привязать эти карты к светилам, и потому не знающий Пути, выдаёт себя за Кормчего, и убивает настоящего Кормчего, то это нарушение космоса, отрезающее человека от небесных сфер и вынуждающее его существовать в неполноте зачатка, лишённого возможности к развитию.
5.1. Правильные соотношения и отношения - условие целости человека.
Таким образом, совершенный человек, или человек в полноте своего имени не может быть только сыном Тектона, но должен быть также сыном Учителя, которого Господин - Бог. Именно таким мы находим Иисуса Назарянина, как свидетельствуют о Нём ученики учеников Его, - с одной стороны Он сын Тектона, Иосифа, который и воспитал его в лодочника и гребца, с другой стороны Он сын Учителя, Иоанна, который крестил его к приятию небесного Слова, то есть вырастил в Кормчего. Такова совершенная общественность, могущая сотворить человека. Она подобна двум деревьям, растущим навстречу друг другу, из земли и неба, встречающимся и сплетающимся ветвями в воздухе середины. Она отвечает двум природам человека: земной и небесной (или же водной и огненной).
Слово "природа" здесь настолько привычно, что мы перестаём вдумываться в его смысл. Между тем "природа" означает полученное при рождении. И если мы говорим о двух природах, это значит - о двух рождениях и двух лонах. Две половинки разных природ, из разных частей космоса, должны встретиться и соединиться в одного, целого человека. Отсюда общественность, в которой обращается логос, должна обеспечить два водительства, навстречу друг другу, и, соответственно, две разных системных общности: одна провожает водяного мальчика, родившегося от рыбы, к месту крещения, где передаёт его другой общности, провожающей на небо; другая сводит звёздного мальчика с неба на землю, к месту крещения, и далее - до самой преисподней, - но не передаёт его низовой общественности, а напротив ограждает завесой и запретной чертой. Принцип верхней общности - священство, нижней - старшинство. Отсюда, мы можем условно обозначить их как иерократию и архонтократию. Они имеют разные истоки и в собственных бытиях не смешиваются; в деятельностях же, где пересечение необходимо, они соподчинены. Исток первой - Сын Солнца, теург. Осуществляясь в общениях, принцип иерократии образует теургическую общность, организованную в богослужение. Исток второй - сын ума, тектон, демиург. Осуществляясь в общениях, принцип архонтократии образует демиургическую общность, в труде созидающую образы ума. Обе общности причастны Богу, но по разному: первая причастна Царю через господство, вторая причастна Единому через красоту. Соответственно, это отдельные не смешивающиеся целые. В деятельностях же, как сказано выше, они соподчинены. И неважно, станет ли тектон совершать домашнее богослужение или жрец будет устраивать алтарь и собирать дрова для жертвенного огня, - в любом случае демиург подчинён теургу в составах личности. Это пересечение в деятельности, таким образом, не означает смешения. Так что соединяться сказанные общественности могут, только выходя за свои пределы. Такое выхождение и соединение происходит в генесеургии, или содействии становлению. Когда тектон, обучая отрока, не просто реплицирует себя, но имеет в виду его возрастание за пределы ремесла. В свою очередь теург выходит за свои пределы, нисходя к отроку в служение эйдолам, ради его возрастания. Но что может побудить теурга и демиурга к выхождению за свои пределы в область генесеургии? Только любовь к отроку. Итак, мы вновь видим, что единый Космократор, соединяющий отдельные целые космоса воедино, в человечестве открывается как любовь.
Откровение о таком устроении мы находим в свидетельствах о Совершенном человеке. Вот генезис Иисуса Назарянина: Иосиф Тектон срубил дерево, выросшее из земли (то есть из плоти жены его, Марии), и сотворил из него деревянного человека - лодочку со гребцом (распространённая, кстати, детская игрушка), а затем отправил его в плавание по морю общественности, передав Кормчему, Иоанну Крестителю. Тот же привёл его к дальнему берегу, на котором сходятся земная и небесная твердь, где врата Солнца, где он смог встретиться и соединиться с Эммануилом, звёздным мальчиком, который родился навстречу ему в лоне Супруги Бога. Эфирный телом Эммануил, с огненным оком, каковым заглянул он в сердце пророка, и так открылся в общественности, или воздушной сфере речи, молниями пророческих слов. И эти молнии воспламенили воздух сердца Иисусова. Именно этим пламенем соединился Иисус с божественным огненным оком, которое и осветило сердце его, ставши светильником дому и преобразив через это все прочие составы. Ведь звездный человек не может спуститься ниже небесного огня, божественного Логоса, поэтому дальнейшее выстраивание микрокосма человека может происходить только путём воспламенения воздуха сердца земнородного человека.
Что же общего у огня очага и солнечного огня? Ведь первый возгорается в воздухе (и фимиамы, воспаряемые из вкусной воды, горят в домашних лампадах), второй же возгорается в эфире, и нет ему никакого топлива. Жар любви есть то единое, что роднит очаг домашний с мировым Очагом и дозволяет говорить об единосущии (`омоусии) бога и человека. Этот жар есть обнаружение всепроницающего, всюду сущего эфира, гипостазирующего всякий феномен жизни (как единая и всеобщая ипостась). Теряющее опору на любовь самоуничтожается. Поэтому только в лампаде любви должны гореть масла, испаряемые из воды сердца, - тогда мы имеем верный свет. Также и воздушные лектоны речи должны возгораться огнём логоса только в лампаде любви, - тогда дадут они верный умной свет. Итак отрок восходит ко вратам Солнца Царя, опираясь на любовь: так что любовь к домашним поддерживает любовь к учителю, а любовь к учителю поддерживает любовь к людям, которая и сливается с той любовью, которою Бог возлюбил мир.