Незванов Андрей Семенович : другие произведения.

Происхождение человека в свете Нового Завета

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    3. В Саду, местопребывании людей, находим двух первых мужей: Сына Божия, рождённого Истиной (Яхве), и Образ Божий, созданный Творцами (Элогим) из плоти (глины) земнородной безымянной пары; также двух жён - Еву и Деву. Человек, в полноте понятия, это указанные четверо: Адам-Ева и Эммануил-Дева. В пифагорейской логике числа они образуют начальную (исходную) четверицу.

БИБЛИОТЕКА ЖУРНАЛА "СНОВИДЕНИЕ"

Брат Калистрат из Элии Капитолины

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В СВЕТЕ НОВОГО ЗАВЕТА

Издание пятое, исправленное и дополненное

0x01 graphic

ИОСИФ

2005

Ростов-на-Дону

0x01 graphic
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В СВЕТЕ НОВОГО ЗАВЕТА

или БОГОСЛОВИЕ "НАЧАЛА"

в диалогах

  
   Кандид: В век господства ремесла (?????), отвлечённой философии и суеверий вы, дорогой Теофраст, находите в себе достаточно твёрдости, чтобы отстаивать традиционный взгляд на человека, - проводя его последовательно, не уклоняясь ни в сторону технологии, ни в сторону свободной философии, и не впадая в суеверия. Такое мужество достойно восхищения, и я восхищаюсь вами. По моему мнению, наш шаткий век как раз нуждается в той устойчивости, которую могли бы сообщить ему ваши последовательные и укоренённые в древности воззрения. Отсюда, мне кажется полезным для наших юных друзей услышать изложение ваших знаний о человеке и мире, для чего я и пригласил вас, дорогой Теофраст, в наше любопытствующее собрание.
  
   Теофраст: Не скрою, я польщён вашим вниманием к моей скромной персоне, и рад возможности поделиться отнюдь не своей мудростью, но мудростью богорождённого человечества. Остается лишь спросить, с чего вы предполагаете начать нашу беседу?
  
   Кандид: Разумеется, с Начала. Ведь насколько я знаю, вы держитесь убеждения, что всё ныне существующее и происходящее с нами определено и определяется Началом, не так ли?
  
   Теофраст: Именно так, дорогой Кандид. Начало (по-эллински: ????) нашего века, или эона (по-эллински: ????), - рождает наше бытие и остаётся его смыслом до конца века, так что логика Начала является ключом к загадкам нашего времени и авторитетная ценность Начала служит маяком для плаванья в бушующем житейском море.
  
   Кандид: Слово "начало", или principio, по-латински, имеет, по меньшей мере, два основных значения: начальная точка (начальный момент) некоторого движения, например, in principio creavit Deus (сотворил Бог вначале); и основа, основоположение, например, principia philosophiae (начала философии). Разумеете ли вы, дорогой Теофраст, в вашем употреблении слова "начало", оба этих значения, или каждое по отдельности?
  
   Теофраст: Я не разъединяю, подчёркнуто, указанные вами значения слова "начало", как это и принято в дискурсе сведущих людей; но, в зависимости от контекста, то или другое значение само выдвигается вперёд, согласно смыслу, затмевая своего "компаньона". А почему так происходит, вам станет ясно из следующих пояснений.
   Рассмотрим раньше второе значение слова "начала", - в смысле принципов. Поскольку мы не говорим здесь о теориях и сопряжённых с ними логических системах, подобных Началам Эвклида, но имеем дело с бытием человеков, постольку и "Начала" наши являют собой не исходные суждения или утверждения (аксиомы), но - начальные упорядочения, или институции, и также события, включающие в себя акты свободной воли (деяния), осуществляющие, возобновляющие и изменяющие эти институции. Помимо актуального измерения эти события имеют измерения общения, которые превращают их в со-бытия и транс-бытия, организованные и упорядоченные в культурном, правовом и политическом аспектах. Поскольку акты свободной воли человека и его общественные институции не могут сохраняться в Природе, согласно естественным её законам, в силу того, что во-первых отчасти противоречат Природе, а во-вторых имеют более семантический, чем физический характер, и могут возобновляться также только в результате свободного волеизъявления, постольку эти принципы (начала, основоположения) имеют не принудительную, но авторитетную силу. И, благодаря этому авторитету, сохраняются и передаются в поколениях.
   Но это только в части свободной человеческой воли. В части же воли Бога, присутствующей в помянутых институциях и участвующей в событиях, наши Начала являются непреходящими и незыблемыми, поскольку хранятся не в Природе и не в твари, но в Боге. Благодаря этому, Начала, повреждённые и утраченные в человечестве, в силу порчи и блужданий свободной воли человека, могут исправляться и возобновляться в общении человека с Богом, как с верховным и непреходящим Авторитетом.
   Из сказанного нетрудно понять, что повесть о Начале, обращённая к заблудившемуся человечеству, открывает людям возможность вернуться к жизнеспособному и жизнедательному существованию, утраченному и испорченному в силу умаления Божьей силы в человеках и быте их. Призыв к такому возвращению звучит в устах Иоанна Крестителя, вопиющего в пустыне: Обратитесь!
   Таковы в нашей жизни положение, роль и значение Начала, описанного в Книгах Бытия (или Генезисе). Что же до первого значения слова "начало", как начального момента некоторого становления, начального события некоей истории, то оно также даёт человеку познавательную силу разумения себя. Поскольку человек есть бытие-в-возможности (в силу свободы воли), постольку его существование есть становление, объединяющее в себе исчезающее и наступающее, то есть время; а также пройденное и предстоящее, то есть путь. Отсюда Начало может пониматься нами, как начальный отрезок конечного времени (века) или начальный отрезок пути. Отсюда, наша философия человека может быть представлена как история или как путь (уход и возвращение).
   В зависимости от смыслов нашей речи, слово "Начало" может пониматься в одном из раскрытых мною значений. Таков мой ответ на твой вопрос, друг Кандид.
  
   Кандид: Позволь благодарить тебя, дорогой Теофраст, за подробное объяснение понятия "начала", или ????, и теперь, думаю, мы можем просить перейти к сути дела, то есть, к рассказу о самом Начале, или о первособытии, случившемся с первыми людьми; событии, которое, по мнению вашей секты, определило и определяет облик и судьбы вашего христианского города.
  
   Теофраст: С удовольствием поделюсь с вами головным мифом, являющимся ключом к нашей священной истории. Так как без знания этого мифа наше поклонение Христу Иисусу не может быть понято.
   Всякая история открывается началом Века (Эона): первым событием и первыми поступками людей этого Века. Библейский Ветхий Век открывается грехом Адама, совершённом в райском Саду. Недостаточность ветхозаветного откровения об этом "Первом дне" дополняется откровением новозаветным. При ясном свете обоих откровений мы видим следующую картину: в Саду, местопребывании людей, находим двух первых мужей: Сына Божия, рождённого Истиной (Яхве), и Образ Божий, созданный Творцами (Элогим) из плоти (глины) земнородной безымянной пары; также двух жён - Еву и Деву. Уже эта первая, статичная ещё картина позволяет, мнится мне, предположить, что Человек, в полноте понятия, это указанные четверо: Адам-Ева и Эммануил-Дева. В пифагорейской логике числа они образуют начальную (исходную) четверицу; тогда как в Ветхозаветном предании мы находим не единую четверицу, а две раздельных двойцы: божественную пару Элогим и человеческую пару, сотворённую богами. Такому положению мы обязаны тем, что Ветхий Завет субстанциально (существенно) разделяет бога и человека, тогда как Новый Завет соединяет бога и человека в одно существо - истинного или совершенного Человека, каким и явился Христос Иисус. Соответственно, наше богословие говорит о двух (неслиянных и нераздельных) природах истинного Человека - божественной и человеческой. Этим природам и отвечают две начальные пары, Тварная и богородная, которые и дают число четыре, являющееся квадратом, или совершенной фигурой. Таким образом в новом Завете мы имеем в Начале не две раздельных двойцы, а две связанных четверицы: Самосущего Бога и Его супругу, Дух Божий, и двух творцов, Элогим - одна четверица; а также тварную пару Мужа и Помощницу и богородную пару: Эммануила, Сына Божия и его Супругу, Деву (она же его Мать) - вторая четверица. Творцы занимают вторую ступень в иерархии богов и суть вторые Сущности, имеющие бытие по причастности к Самосущему. Они - как бы Ум и творческая Воля Бога, претендующие на первенство в своей автономии и ложно соперничают с Самосущим, копируя Его. Когда Самосущий с Супругой рождают себе Сына, Творцы, подражая, творят себе детей из глины, по образу своему. В них есть жизнь глины (Земли), но они мертвы небесно. Жизнь в них может быть только от Дыхания Божия, или Духа,- о чём и сказано в Ветхом Завете, яко душу живую получают от Дуновения Бога. Дух же Божий есть Мать и Супруга Сына, Эммануила, поэтому только в единении с Сыном тварный муж имеет Жизнь. Разделяясь же, теряет Жизнь.
  
   Кандид: Всё это весьма занимательно, друг Теофраст, и напоминает мне учение Плотина. Но, поясни всё же, как это получается, что Дух Божий у тебя и Супруга Самосущего, и Мать Сына, и супруга Сына.
  
   Теофраст: Вкратце могу сказать тебе, Кандид, что Дух Божий разом и един и множествен, и локален и повсюден. Именно в Духе разрешается антиномия единства и множественности Бога, его локальности и повсюдности. Что же до Матери и Супруги, то в Начале Она - Мать Сына, а в Конце - Супруга. В предвечности Начало и Конец совмещены, в становлении же отделены Веком, так что начальное состояние, созревая, приходит к конечному.
  
   Кандид: Эта мудрость требует осмысления, поэтому разумно будет пока отложить её. Теперь же расскажи нам о Творцах.
  
   Теофраст: О природе Творцов (или Творца) существуют различные предания. Во всех известных традициях Творец является вторым в иерархии богов, - после самосущего безначального и бездеятельного Бога, который возвещает о Себе: "Есмь!". Вторым является он в платонической философии, воспринятой христианами; и у гностиков. Он, несомненно, второй в мифологии персов, у которых евреи заимствовали миф творения. В книгах Бытия мы не встречаем первого, самосущего Бога, но это не значит, что его нет вообще в еврейской традиции. Он объявляет себя Моисею, в книге Исход, представляясь именно самосущим, поскольку в ответ на вопрошание Моисея об Имени Его говорит: Аз Есмь; иными словами, Истина имя Ему. Это значит, что всему сообщает Он бытие, Сам же не заимствует бытия ни у кого иного.
  
   Кандид: Мнится мне, что первый Бог присутствует также и в книгах Бытия, только скрытно. В частности в виде Древа Жизни и Первой Заповеди. Прав ли я?
  
   Теофраст: Несомненно. В начале повествования Он как бы слит воедино с Творцами, но после сотворения мира и человека выделяется из них в лице субботствующего бога, то есть закончившего творение и почившего от трудов в бездеятельной вечности. Ясно, что это уже не творец. Тут же у него появляется и антагонист, в лице Змея, мудрейшего из существ, олицетворяющего освобождённое деятельное и творческое начало. Так что, во второй части библейского повествования о Начале, единые Элогим либо вовсе сходят со сцены, либо распадаются на бездеятельного бога, источника Веды (т.е. заповеди), ограничивающей творчество, и на Змия, неограниченное творческое Начало, соперничающее с Богом Заповеди за человека.
  
   Кандид: В самом деле, это соперничество явно просматривается в речах Змея, когда он говорит, что боги ревнуют Адама и не хотят, чтобы он с ними сравнялся. При этом он говорит, конечно, о себе и о своём творении, человеке-образе, так как Человек богородный равен Богу, а вот человек-образ не равен; и Творец, Соперник надеется на путях знания усовершенствовать своего тварного человека так, что он не уступит богам. О богорождённом же человеке в Ветхом Завете нет ни слова.
  
   Теофраст: Верно. Потому Новый Завет и дополняет здесь ветхое Писание, говоря о присутствии в Начале второго Адама, рождённого, не сотворённого. И, в контексте Нового Завета, мы имеем уже отношения двух Адамов между собой и, в дальнейшем, двух пород людей, происшедших от них, соответственно: богорождённого и тварного человечества. Это, конечно, открывает возможность значительно более продуктивного дискурса, поскольку новозаветный контекст обладает всеми размерностями человеческого существования: и духом, и душой, и бытом, и историей. Тогда как метафизические безликие Самосущий и Творец могут находиться лишь в самых общих соотношениях друг с другом: тех, которые могут принадлежать метафизической логике.
  
   Кандид: И какие же это соотношения?
  
   Теофраст: Это три пары противопоставлений, перекликающихся друг с другом: истина - образ; жизнь - знание; деятельность - общение. Многого здесь не получишь. Уже закон и грех не принадлежат метафизике, и мыслимы только в сфере общественности. В сфере деятельности возможен только образ этой пары понятий, как выделенная линия поведения. Ясно, что перед лицом разума, выстраивающего множество возможных линий поведения, это выделение должно быть разумом же и обосновано. А поскольку собственное основание заповеди (её душевная экономия) - в общении с другим лицом, постольку в сфере деятельности, где нет общения, у заповеди нет витального энергийного основания. Отсюда та лёгкость, с которой Змей соблазняет Еву, душу деятельного Адама. Так что лучше рассуждать в парадигме Нового Завета, где указанные всеобщие противопоставления раскрываются и осуществляются в конкретности отношений лиц.
  
   Кандид: И эти лица?
  
   Теофраст: Первый Адам (на деле, второй) и второй Адам (выступающий "вторым" лишь в исторической последовательности Откровений, а на деле - первый и вечный). Или человек-тектон - строитель (возделыватель) Сада (= первого города) и человек-любовь - хозяин Сада (царь города). Как я уже говорил, они происходят от разных отцов. Первый Адам - тварный: он представляет собой некое искусственное подобие истинного человека, сделанное из глины, вытесанное из камня, вырезанное из дерева, выкованное из железа, и т.п. - как слышали мы от разных мудрецов. Элемент здесь не суть важен; главное, что речь идёт об искусственном сооружении, о махине, которая, конечно, не живая. И это подобие человека, не имея жизни в себе, оживляется извне - силой божественного дыхания, или духа. Совершенно подобно тому, как изваяния богов, случается, оживляют жрецы, силой волшебства. Как сказано в Писании: "и вдунул в него дыхание жизни". Это сказано о тварном Адаме и о Демиурге, который создал его и привёл в движение силой своего духа. Этот Демиург есть младший бог, второй в платоновской и в халдейской иерархии богов. Согласно своему положению, он должен подчиняться первому Богу, Самосущему, который и является Отцом "второго", истинного Адама. Этот Адам - рождённый, несотворённый, и поэтому имеет в себе жизнь и бытие, те же, что и в Отце, поскольку рождённое единосущно родившему. Соответственно субординации отцов, выстраиваются и отношения детей, то есть двух Адамов, или двух "мужей", - если перевести с арамейского, - богородного и тварного.
  
   Кандид: Значит, первый Адам должен подчиняться второму?
  
   Теофраст: Именно так. Поэтому в Саду они занимают разное положение: Адам - зиждитель Сада, а Эммануил - царь Сада. То есть, Адам возделывает сад и пользуется его плодами, Эммануил же законодательствует, полагая ограничения деятельности Адама, и наблюдает исполнение закона.
  
   Кандид: Значит, Самосущий Отец, пользуясь своим старшинством в иерархии богов, поставил своего сына царём над сыном Творца, сделав его работником? Правильно я понимаю?
  
   Теофраст: Не совсем. Дело в том, что боги скрыты от нас, и мы не можем ничего знать, непосредственно, об их взаимоотношениях. Боги проявлены как раз в их "детях", в людях; и по отношениям людей мы судим о богах. И хотя в Писании как будто говорится о богах непосредственно, на деле это предположения, сделанные о природе богов из наблюдения над людьми. Поэтому мы не можем судить о том, кто кого поставил царём или сделал работником. Исходным фактом для нас является указанная диспозиция двух Адамов, и, исходя из неё, мы можем заключать об иерархии богов, но не наоборот. А можем и вовсе воздержаться от суждений о богах, и это будет благочестиво. Ведь теперь мы рассуждаем о Начале, и нам никто не говорит, будто Начало заключается в каком то споре богов и т.п.; нет, Начало открыто нам, как взаимоотношения двух мужей в Саду, один из которых богом рождённый, а другой - сотворённый. Всё, что о богах раскрывается через этих двух мужей, ибо они суть люди, и, значит, доступны нам в общении. То же самое утверждал Христос Иисус, говоря, что об Отце можно знать только через него. Также Предание свидетельствует, что Творцов никто не видел, но судят о них по творениям их (сиречь, по красоте и гармонии мира судят о величии Творца, хотя красота этого Образа заимствована у Древа Жизни, и не есть заслуга Творца). Так что, наблюдая царя, мы судим об Отце его, и, наблюдая Адама и его помощницу в трудах, Госпожу Ребра, мы заключаем о Демиурге, который движет ими и ведёт их. И, только сделав явным образом эти заключения, мы можем в дальнейшем усматривать какие-то отношения богов и высказываться о них, - так же, как Гомер, описывая судьбы героев Троянской войны, говорил о зависти и спорах богов. И это будет или способ говорения, или логическое усмотрение сущностей, - в зависимости от философской позиции. И, хотя об этом можно много спорить, на деле это не так важно.
  
   Кандид: Скажу, не обинуясь, речи твои приятны мне, дорогой Теофраст. Кажется, они пронизаны светом разумения. Может быть, они не всё освещают, но зато в них нет темноты. Поэтому я хочу, чтобы ты продолжил свой рассказ, а я буду благодарно внимать тебе.
  
   Теофраст: Достойно тебе и друзьям твоим, Кандид, радоваться об услышанном, ибо повесть о Начале это не выдумки философов, а откровение Бога. И я с удовольствием продолжаю.
   Предваряя дальнейший рассказ об отношениях двух братьев, следует сказать, что под "глиной", из которой Демиург слепил Адама, разумеем живую душу и плоть земнородного человека. Ибо не о статуе ведь речь, а о живом человеке. Искусством своим Демиург преобразил исшедшего из земли естественного человека в живую махину, подобие себе. То же самое с той поры творят воспитатели и наставники с каждым рождённым плотью человеком, - без какового образования останется тот человек животным. Таким способом дело Творца, бывшее в Начале о первом человеке, повторяется непременно с каждым земнородным человеком. Это также позволяет мне утверждать, что Начало является ключом к пониманию всего последующего. Донести до вас указанное значение и ценность гнозиса (знания) о Начале (????) является целью моих рассуждений.
   Возвращаясь к повести о Начале: именно, о делах Демиурга (сиречь Творца), стоит заметить, что Писание говорит нам о двух парах, как о тварных. О первой: "двоих сотворил их, мужа и жену, да будут плоть едина"; и о второй: "увидел, что нехорошо быть человеку одному, и, пока спал Адам, из ребра его сотворил ему помощницу". Хотя обеих жён зовут Ева, мы видим, что в толковании это разные имена. Первое имя Ева читается как "мать всех живущих", а второе, как "жена (из) ребра" или "госпожа ребра". Это разночтение указывает нам на разницу между двумя парами. Первая пара суть земнородные люди, которые вышли из Земли, Матери своей. Следовательно, это люди не сотворённые, но рождённые Геей (Землёй). Всех существ, рождённых Землёй, Творцы лишь условно "сотворяют", нарекая их /давая имена/, через тварного Адама, в порядке наречения имён всем насельникам Сада (а, по сути, создают ментальный образ физического мира). Так что земнородная пара, вышедшая из земли, в составах полного Человека суть плотские люди, которые соединяются по плоти, - от которых плоть человечества. И хотя земнородный человек есть отец всех людей по плоти; соответственно, и партнёрша его есть мать; он ещё не муж, а она не жена, поскольку "муж" и "жена" суть гражданское состояние и личное качество. (Поскольку первая земнородная пара, послужившая "глиной" (или древесиной) для Демиургов, бестиарна (зверина), постольку не может зваться "мужем" и "женой", но суть две животных разнополых особи. Так же "Ева", поэтому, есть имя нарицательное, означающее "мать живущих" и отсылающее к Матери Земле).
   Таким образом, Адам (=Муж), спящий под деревом в саду, из ребра которого сделана пара ему, уже не есть плоть, но - тварный, ментальный человек; не плотский, но "оседлавший" плоть, использующий её силу, посредством имён. Он уже не плотский отец, но тектон (плотник); соответственно, и жена его уже не плотская мать, но сотрудница по работам в саду.
   Через сказанное разумеем две начальных природы (?????) человека: земнородность и тварность. О них говорится в ветхозаветных книгах Происхождения (Genesis). К указанным натурам Новый Завет добавляет третий фюзис: богородство. При этом богословие наше говорит только о двух природах: божественной и человеческой. Потому что в человечестве наше богословие объединяет оба указанных нами первых фюзиса: земнородность и тварность. Этим объединением мы обязаны тому, что Тварная природа как бы поглощает земнородную, образуя языковую (логическую) оболочку безъязыкой (немой) плоти. Поэтому, хотя различаем три природы человека, в силу поглощения земнородности тварностью говорим о двух. Что и логично, поскольку разумная воля, которая согрешает, не присуща немой природе. Отсюда, хотя природы три, субъектов воли (мужей) лишь два. Вместе эти три пары: пара бестиарных особей и две супружеских пары (тварная и божественная) составляют полного Человека; в коем бытуют (они) едино, но неслиянно, так что можем говорить об их взаимоотношениях.
  
   Кандид: Ты, Теофраст, смущаешь мой ум своей непоследовательностью. То ты говоришь о Творце, то о Творцах (Элогим, - каковое слово означает, собственно, двое богов), то о первой паре. Так что я уже запутался. Скажи определённо, кто суть первая пара, Адам и Ева или Элогим; и рождают они потомство или творят себе подобия? Каков путь их размножения?
  
   Теофраст: Ты справедлив, друг Кандид в своём упрёке. Наверное, я слишком быстро говорю, и поэтому нечётко. Хотя неясность моих речей вовсе не означает неясности предмета. И я готов тебе всё разъяснить.
  
   Кандид: Я весь внимание, друг Теофраст.
  
   Теофраст: Итак, поскольку мы говорим о генезисе человека, который по плоти принадлежит к высшему из животных царств, то, несомненно, должна наличествовать пара, как две разнополых особи животного вида, которые, соединившись, могли бы родить потомство, ибо таков способ, которым размножаются животные. Эта пара бессловесна и безымянна, и рождена Землёй. Но об этой паре ещё нельзя сказать, что они - "люди"; как нельзя назвать "мужем" ребёнка только вышедшего из чрева матери. Мы понимаем, что человек должен быть создан, сотворён, образован. (Примечание: "Человек" по-русски означает "слуга", поэтому неверно переводить слово Адам словом человек). Ведь если мы не приложим усилий обучения к младенцу, ему никогда не стать человеком. Поэтому животная земнородная пара - это лишь материал, который передаётся в руки творцов. А именно, двух творцов - родителей; не в биологическом, а в общественном смысле последнего слова. Ибо ведь таков способ сотворения нового человека из животной материи: двое творцов, граждан, образующих законную пару, в рамках института брака, создают своё подобие - двух новых граждан, которые продолжат жизнь Города. Творцы Элогим - первая пара насельников Сада (=Града). Следовательно, они суть вечная божественная пара граждан (идея гражданства), которые из земнородных людей создают первую человеческую пару граждан, насельников Сада, в подобие Себе. Они преобразуют пару зверей в мужа = Адама, включающего в себя безымянного земнородного человека, и жену = Госпожу ребра, включающую в себя Еву, или земнородную мать. Заметь, при этом, что из ребра Адама Творцы создают ему не наложницу, а помощницу в его трудах по возделыванию Сада. Таким вот образом, не прямо из земли, а через творчество богов, "лепящих" людей из "праха земного", появляется первая пара супругов. Одного этого достаточно, чтобы осознать, что супружество это не конкубинат, а супруги это не пара разнополых особей. Супружество есть гражданское состояние. И это отличие настолько существенно, что половое различие первых супругов не участвует в браке как таковое, поскольку они не вступают в половую связь. Более того, такая связь запрещена им, ибо они - брат и сестра. На это указывает повествователь. Говоря о них, как о плоти единой. Последнее означает, что они - дети одной матери. Изготовление Помощницы из ребра Адама также указывает на "единую плоть" их, но полученную не путём рождения, а творческим образом. Последнее означает, что они брат и сестра также и культурно, как обученные одним учителем (дети одного учителя); и этот учитель - божественная пара Элогим. Что же до их животного полового различия, как самца и самки, то оно играет здесь исключительно культурную роль: служит поводом для запрета половых отношений; и тем самым утверждает власть духа над плотью. Таким образом, разнополость Адама и Евы вовсе не служит основанием брака, так как они образуют первую семью, как социальную ячейку, а не как копулятивную пару. В этом иудейское предание не отличается от нашего, эллинского, в котором также первые люди суть брат и сестра, и сходно с преданиями других варварских народов, по которых люди также происходят от брата и сестры, как первой пары. И это, конечно, не случайно, - ведь мы говорим о человеках, а не о зверях; и размножение людей вовсе не подобно размножению зверей или скота.
   Думаю, мы все согласны в том, что "муж" и "жена" это не половое различие, но персонально-ролевое. Ведь брак - это гражданское состояние и гражданский союз, поэтому форма брака определяется общественным устроением, и ни один из философов или знатных граждан никогда не путал половую копуляцию с браком, или любовный союз с семьёй. В древности, когда род исчислялся по линии матери, семью образовывали именно брат и сестра, мужчина же, половой партнёр, был приходящим чужаком, не имевшим прав ни на имущество, ни на господство, так как главой семьи был брат, а имущество наследовалось в Роде матери. Согласись также, что только граждане могут понимать закон и, следовательно, могут преступить его; и что преступление, или грех, это не физический порок, но гражданский акт. Невозможно ведь вменить нарушение закона беззаконному существу, которое живёт не по разуму, а по телесному естеству. Поэтому грех передаётся в потомстве не физически, но социально; то есть, не через рождение, а через творение. Он передаётся гражданскому "потомству" (а не животному!) в процессе формирования разумной воли новых людей. Что же до животного, пусть даже оно рождено людьми (как необученный младенец), то к нему вообще не применимо понятие закона и преступления; тем более, религии!
   Для животных естественно соединяться посредством гениталий, и никто не усмотрит в этом порока. Не то с человеком: Адам и Ева - брат и сестра, поэтому они не могут соединяться плотски. Инцест запрещён законом, данным богами. И в более древнем мифе о первой паре, который лёг в основу библейского сказания о Начале, плотское соитие брата и сестры как раз и явилось тем первым грехом, от которого произошли все беды человечества, и первая из них - смерть. Не зря в нашей эллинской мифологии Афродита (Венера) является супругой Аида (или Вулкана) - царя подземной обители мёртвых и их огненных купелей. То есть, любовь рождает смерть. Христос Иисус, говоря о том, что в Царстве Божьем не женятся и замуж не выходят, подтверждает действительность древнего мифа о первом инцесте, и первой заповеди, как запрете инцеста. О том же свидетельствуют жития первых христиан, которые жили парами, как брат и сестра, не вступая в половую связь; от них происходит такое понятие, как сестра-жена.
   Таков ответ на твой вопрос, друг Кандид, о сущности первой пары людей.
  
   Кандид: Что ж, звучит разумно. Кстати, о вашем царе Иисусе говорят, что он, в отличие от потомков Адама и Евы, был без греха. Уж не потому ли, что его родители не соединялись плотски? Ведь по преданию его отец Иосиф Тектон был не причастен к его рождению: мать Мария родила его без мужа. Прав ли я?
  
   Теофраст: Безусловно, ты прав, друг Кандид! И точно схватываешь мою мысль. Следуя логике Священной Истории, которая образуется повторением Начала в поколениях, мы полагаем, что семья Иосифа и Марии повторяла первую семью Адама и Евы. Следовательно, мы предполагаем, что Иосиф и Мария, по древним понятиям, были братом и сестрой; что и подтверждается свидетельством Благой Вести: оба они принадлежали роду Давидову, исчисленному по материнской линии. Значит, они не могли соединяться плотски, иначе это был бы грех инцеста. Они этого и не сделали. Таким образом, эта семья была без греха, с позиции первой заповеди, как запрета инцеста. Далее, Иосиф Тектон не участвовал также и в гражданском формировании Христа Иисуса, поскольку он не стал учеником отца своего и не наследовал его ремесло плотника. Также отверг он всех учителей, которые пытались обучать его, и которым отдавал его в науку обручник Иосиф. Поэтому воля Его не была повреждена порочным обществом Израиля, и ведом он был не суетным духом миростроительства, но своей небесной Матерью, Духом Святым, пока не пришёл к Иоанну Баптисту, который также не стал учителем ему, сказав, что достойно самому у Иисуса научиться ("Мне нужно креститься у тебя, а ты пришёл ко мне").
  
   Кандид: По твоим словам, друг Теофраст, Иисус всему обучился сам, под водительством Духа Святого, который, значит, сопутствовал Ему во всё время Его жизни до встречи с Отцом небесным.
  
   Теофраст: Именно так. Писание позволяет нам судить, что во все критические моменты жизни на Иисуса нисходил с неба Дух Божий. Такое нисхождение мы видим, в частности, в момент священного омовения Иисуса в Иордане реке.
   Поскольку Иисус есть целый истинный человек, и всё о нём суть о человеке вообще, то заключаем отсюда, что Дух Святой есть третья составляющая полного человека. Эту важнейшую составляющую сотворенный из земнородной плоти Адам получил от Самосущего Бога (Яхве), который вдунул Дыхание своё живое в тварного мужа.
  
   Кандид: Погоди, друг Теофраст! Укроти коней своих, что несутся галопом по полям вашего богословия. Моя мысль не поспевает за тобой. И ты вновь запутал меня. С одной стороны этих глиняных людей, рождённых землёй, обучают и воспитывают Боги Творцы (Элогим): они вводят их в Сад, помогают освоиться в нём, одновременно обучая речи, через нарекание имён всем насельникам Сада: богам и ангелам, травам и деревьям, зверям и скотам, рыбам и птицам. С другой стороны Небесный Отец (Дзеус Патэр) вдыхает в этих глиняных людей "дыхание жизни", как если бы они были мертвы. Между тем, если их родила Земля (Гея), то уже они живы, и какую "жизнь" вдыхает в них Отец?
  
   Теофраст: Разумеется, другую! Ведь, будучи рождены Землёй, они живы лишь плотью, но как личности они мертвы, - но не как умершие, а как нерождённые. Метафора совершенно ясная: Творцы ваяют из земной плоти подобия лиц, через образование их умов; но как истинные лица, - могущие выступать в Суде, предстать перед Судом и нести перед Ним ответственность, - эти подобия не существуют, поскольку не рождены в Законе. Они отличают волка от зайца и маслину от терновника, но не отличают правого от неправого. Соответственно, и воля их несвободна: она полностью определена их разумными представлениями. И вот Небесный Отец даёт Заповедь, трансформирующую ранее единый мир человека в мир разделённый на правое и неправое. Вместе с Заповедью рождается свободная воля человека, поскольку появляется выбор. И тут же рождается личность; поскольку теперь человек может предстать перед судом, отвечая за свой выбор и отстаивая правоту. Согласись, друг Кандид, что выбирающий между сливой и грушей являет ум, но ещё не лицо. Зато лицо являет человек, знающий закон и поступающий право или неправо. Так что ум является в Саду, а лицо - в Суде. Отсюда, мы различаем три ступени генезиса человека в Саду: 1) рождение Землёй; 2) становление работником; 3) становление лицом.
   Только в результате завершения третьей ступени Генезиса (становление лицом) стало возможным, чтобы пребывание Адама и Евы в Саду закончилось Судом и осуждением к изгнанию. Последнее как раз и свидетельствует о том, что человек стал лицом, - чем и завершилось его становление (генезис). За этим пределом человек вступает в царство свободы; и теперь его участь есть уже не участь твари, но участь лица, неотделимая от осуществления свободы, в отношении выбора, открываемого законом.
   Разумеется, человек получает Заповедь в общении с Законодателем: в общении нравственном, где есть место старшинству и авторитету. И здесь он рождается для жизни духа, отличной от жизни плоти. Как жизнь лица, явленного в суде и для суда, это дыхание есть дыхание правды; и Дух Божий есть Дыхание Правды Божьей. Писание свидетельствует, что истинная жизнь, имеющая продолжение на небе, после окончания земного срока, есть хождение пред Богом. В свете сказанного, мы понимаем, что это - хождение пред Судом. Также сказано, что истинное бытие есть существование в глазах Божьих. И бог видит в нас правду. Если же нет правды во мне, то не видит Бог ничего. И, значит, я не существую поистине.
  
   Кандид: Не смею перечить тебе, Теофраст, но сдаётся мне, что в словах твоих Дух познан только со стороны неколебимой справедливости Царства Божия. Со стороны же собственно Жизни дух есть всё-таки личное вдохновение и личная сила; а также разумение Правды и наслаждение её исполнением и торжеством. Также и первую заповедь вы рассматриваете только как оформление воли Адама логосом, но не видите в ней источника силы воли, которая происходит из самого принципа воздержания, независимо от формы. Ведь исполнению конкретного запрещения предшествует способность воздержания, как таковая. Отсюда, Бог, давая человеку заповедь, предполагает тем самым, что воздержание станет способом существования человека; и также приложением силы и источником силы. Не так ли?
  
   Теофраст: Полагаю, силу для исполнения заповеди Адам получает в общении с Отцом; источник её - почтение и любовь к Отцу.
  
   Кандид: Однако это общение происходит на почве исполнения заповеди. Последнее же предполагает усилие воздержания, которое, таким образом, есть часть отношений с Отцом. Ведь никакими другими средствами выказывания почтения Отцу Адам не располагает. И это представляется мне знаменательным. Ваш царь Иисус, говоря, что "удружили Мне исполнившие закон Мой, а не те, кто изощрялся в похвалах и знаках почтения", разве не подтверждает изначальную неразрывность почтения и исполнения заповеди?
  
   Теофраст: Наверное, ты прав, друг Кандид.
  
   Кандид: А если так, значит, мы не должны понимать дело так, будто Адам вначале из "почтения" получит силу, а потом пойдёт и этой силой исполнит заповедь, но должны рассматривать всё это вместе. Так что получить силу в почтении к Отцу значит получить её в исполнении заповеди Отца.
   Отсюда, многие, - правильно, на мой взгляд, - понимают Дыхание Божье как живую силу Бога, уделяемую личности; и, прежде всего, как силу мужественности, присущую героям, ищущим, отстаивающим и осуществляющим Правду, против сил Лжи и Соблазна. Ведь правда не исполняется сама по себе, но - только через героев, настаивающих на ней вопреки насилию, таких как Геракл, Сократ и ваш Иисус. И разве бог, вдохнувший в Адама своего духа и через то сделавший его мужем, не есть Бог Воинств (Цебаот)? Между тем, этого Духа Божия ты трактуешь как Мать и Супругу. Также и ваш царь Иисус получает своего "духа свята" исключительно по женской линии, то есть через Марию от Евы, - которая, собственно и есть новая Ева, в логике повторяющегося Начала. Как ты объяснишь все эти противоречия?
  
   Теофраст: Во-первых, напоминаю тебе, друг Кандид, что сила мужа традиционно представляется если не женой, то девой. Разве не Афина воительница ведёт героев на битву и вдохновляет их на подвиги? И разве не дева Артемида ведёт охотников на зверя? Также, разве не ради Елены сражались герои под Троей?
   Этот союз и взаимообратимость "мужского" и "женского" в человеке, находит своё выражение и в нашем мифе, где полный человек суть двое: муж и жена; ибо сказано в Библии: "сотворили человека: двоих сотворили их - мужа и жену". Так что логика (диалектика) различения и единения мужского и женского начал вовсе не чужда нашему мифу. И, следуя этой логике, мы можем в библейском рассказе о генезисе человека, прочесть следующий миф: Из бездуховной и бесполой плоти небесный Бог Воинств (Цебаот) своим воинственным Дыханием рождает мужа (Адама); а жену (Еву) создаёт земной Бог, представленный Змеем, мудрейшим из зверей. Он передаёт ей через соитие и сожительство свою магическую силу и знания трав, снадобий, сроков и заклинаний. Таким образом, духовность мужа - воинственность, а духовность жены - колдовство. Это, несомненно, древний миф. В нём женское начало противопоставлено мужскому. Они взаимогубительны в духе, поэтому культы мужские и женские разделены у языков, и культовое общение мужчин и женщин обставлено множеством запретов.
   Однако мы не читаем этот языческий миф в нашем Завете с Богом, потому что смысл нашего Завета другой. Узреть этот смысл можно только через стекло Благовестия. Это значит, что на первого Адама мы смотрим в свете откровения Отца во втором Адаме, а на Еву - в свете откровения Духа Божия в Марии. Так что истина Адама есть Христос Иисус, а истина Евы - Богомать Мария. То есть, желая говорить о женском начале в человеке, мы должны иметь пред очами Марию Деву. Марию же мы видим, как двух матерей в одном существе: мать сына человеческого и мать Сына Божия; которые, соответственно, дают начало двум природам Христа. Как и сказанные природы Христа, две матери существуют в неслиянном и нераздельном единстве, которое, однако, не может быть увидено телесными очами. В целом человека мы видим, только духовными очами, которые позволяют узреть незримое, поскольку в полном Человеке лишь человеческое естество зримо, божеское же незримо. Обращаясь к Еве, можем заметить, что имя её толкуется, как мать всех живущих, что возможно только, если предположить в ней божественное начало. Поэтому мы и толкуем Дыхание Бога, как Мать и Супругу. Что не противоречит и понятию силы Бога, которая традиционно связывается с женским началом: Богиней-Супругой (Ашерой). Говорят даже, что в древние времена кумир Ашеры пребывал в Иерусалимском храме, и ему совершались поклонения.
   Поэтому нас научают, что Божья Мать, Супруга Отца небесного зачинает божественного младенца от Слова Божия, и это божественное зачатие происходит вместе с зачатием во чреве девицы-сестры человеческого младенца без участия мужа, путём вхождения в её чрево предка, Давида царя. Так что два младенца, предвечный Сын Божий и Сын человеческий, вновь рождённый Давид царь, неразделимые близнецы, вместе взрастают и вместе идут по жизни, - о чём и говорится в богословии, как о двух природах Христа нераздельных и неслиянных, божественной и человеческой. Сказанное близнечное двуединство обоих сыновей, зримого и незримого, характеризует целого человека. Вместе они образуют отрока Христа, ведомого двумя матерьми: с незримой левой стороны - Матерью, Супругой Бога; и с правой, зримой стороны - девой-матерью Марией, женой-сестрой тектона Иосифа.
   Этот отрок взрастает, научаясь закону Божию, и, хранимый матерью Марией, но ведомый Матерью Ашерой, разыскивает Отца. Наконец, обретя Отца, и через то, полностью родившись свыше, становится богородным мужем, небесным помазанником.
   Таков правильный ход развития событий, который мы находим в семье Марии и в рождестве Иисуса. Этот ход был нарушен в семье Адама и Евы, которые научились у Змея греху, и, вместо Христа, родили Каина.
   Однако, раскаяние первых людей, после изгнания из Рая, вернуло им Дыхание Божие, так что второй сын, Авель, сын раскаяния, имел уже двух матерей, и покров Матери был на нём, который закрыл его от соблазна. В итоге Каин служил кумиру Праведности, Авель же просто был верен. Каин обнаружил свою ложь, убив брата, Авель же прообразовал судьбу Христа Иисуса. Убиенный же Авель возродился в Сифе, положив начало роду избранному.
  
   Кандид: Поистине, ты нарисовал нам замечательную "икону", друг Теофраст, - на которой всё отчётливо видно. Но не мог бы ты ещё уточнить её и рассказать поподробнее о том, в каком соотношении находятся между собой братья: отрок человекородный, с его матерью, и богородный отрок, с Его Матерью? Ведь они, хоть и едины, всё же разделены. Иисус ведь не сразу сознаёт свою божественность...
  
   Теофраст: Ты совершенно точно идёшь по следу, друг Кандид, как хороший следопыт. Это делает тебе честь. В самом деле, отроки разделены, хотя и едины, и питаются оба одним Словом Божьим.
  
   Кандид: Как это возможно?
  
   Теофраст: Возможно потому, что Слово Божие имеет два смысла: один, прочитываемый человеческим отроком, в ключе общения (публичности); другой, не языковой, но жизнедательный "смысл", который правильнее называть Силой Слова, непосредственно получается божественным отроком от Отца. Языковой смысл несёт человеческому сыну закон для воли его; он имеет власть (авторитет) общественности, и принимается через расположение послушания и гражданственности. А Сила Слова претворяется в Сыне Божьем в живой Суд, так что Он способен без размышления (логики) во всяком деле износить правый суд, и воспринимается Сыном по единосущию Его с Отцом. То есть, со стороны публичности, Слово пребывает в Сыне, как неубывающее и неотъемлемое знание Правды.
  
   Кандид: И это знание Правды как-то передаётся сыну человеческому?
  
   Теофраст: До той поры пока сын Марии не родится свыше и не соединится со своим незримым братом, Сыном Ашеры, в одно существо, - по сказанному Спасителем: "пока двое не станут одним", - он сообщается с Судьёй только через Мать. Поэтому он только чувствует заповедь, как сильное противление неправому (поступку, суждению). Это противление, которому он послушен без рассуждения, охраняет его от утраты небесного родства и отечества. И вот здесь важно детство, о котором говорил Иисус - будьте как дети, - ибо будь он мужем, преодолевающим свои чувства разумной волей, то он мог бы преодолеть ощущаемое сопротивление Матери, преследуя какие-либо ценности, идеалы, гражданские обязанности и т.п. И хорошо здесь, что нет у него гражданского отца, предъявляющего жёсткие требования, с позиции публичных ценностей. А есть только гражданская мать, прощающая слабость. Отсюда, если мы взглянем на характер отрока Иисуса, то увидим скорее пороки, связанные со вниманием к своим ощущениям, нежели мужественность.
  
   Кандид: Значит, пороки менее опасны для духа его, чем гражданская мужественность?
  
   Теофраст: Ты верно понял, друг Кандид.
  
   Кандид: Ну а если у человека гражданский отец, который обучил его и помог родиться в мужа, то какова судьба его, в плане Спасения?
  
   Теофраст: Он будет блуждать в отражениях и образах Правды, в лабиринтах замёрзшего закона и формальных решений; он будет преследовать общепринятые ценности, пока не убедится, что они не приносят обещаемого блага, а именно - жизни; пока не разочаруется в формальном суде, как не утоляющем иррациональной жажды справедливости. И тогда он обретёт мудрость, и не будет таким уж уверенным в собственной праведности и общественных установлениях. Тогда он начнёт искать учителя, который указал бы ему путь Жизни. И если найдёт мужа не от мира сего, но родившегося свыше в царя Правды Божией, то, следуя за ним, будет спасён. Именно так поступил Никодим, муж Совета. Он нашёл Иисуса Галилеянина и вопросил его о спасении в царстве Правды живой.
  
   Кандид: И что же ответил ему ваш царь?
  
   Теофраст: Он сказал, что должно ему умереть, как мужу от мира сего, и снова родиться в мужа от небесного Господства непорочного.
  
   Кандид: Именно так нужно понимать слова Иисуса, которые мы находим в Евангелии апостола Иоанна?
  
   Теофраст: Думаю, что так. Ведь, когда Никодим вопросил Его недоуменно: не войти ли ему опять в лоно матери, - Иисус отвечал, что нужно только вернуться к детству, то есть прекратить бытие мужем.
   Поскольку Мать небесная богородному отроку сообщает истинное неприятие Зла, и этим оберегает его, а с ним вместе и всего человека, от смертного греха, постольку хорошо тварному мужу вновь стать слабым и женоподобным, чтобы следовать бессловесной интуиции богородного отрока и Матери его. Через то тварный муж следует Закону, охраняющему божественного младенца в человеке. Разумеется, это возможно, когда тварный муж разочаруется в созижденном мире и силах его, и обратится к Истине. Тогда тварный муж покоряется богородному младшему брату, как поклонились братья Иосифу; и отдаёт ему первородство своё, как Исав Иакову, из-за голода, который испытывает он в мире сём, подобно голодному Исаву, продавшему своё первородство за похлёбку Иакова. Ибо он - тот алчущий правды, о котором сказал Иисус, яко блажен он. Таким образом, голод Исава в Ветхом Завете прообразует голод Никодима в Завете Новом.
   Но жажда эта приходит не сразу. Вначале Адам, увлечённый созиданием мира, не понимает тёмной для него заповеди, которую сообщает ему младший брат, неразумный отрок. Творцы (Элогим) учат его гражданственности, учат творить добро, и бороться со злом. Он здесь уверен в себе, и поглощает плоды древа познания доброго и лукавого. Влекомый тварным миром, его идолами и внешними энергиями славы и позора, он хочет убить мешающего ему младшего брата, и вначале убивает его в лице Авеля, потом в лице Иосифа, брошенного старшими братьями в яму в пустыне, а потом и в лице Иисуса Назорея, преданного в руки Каиафы. История Иуды Искариота особенно интересна в этом плане. По тексту евангельской повести видно, что он был зрелым мужем, имел своё суждение, - отчего и доверена была ему казна школы Исусовой. Он не разоблачился от доспехов мужа полностью, как советовал учитель Никодиму, не стал ребёнком, хотя и последовал за Иисусом из Назарета. Поэтому он вскоре пожалел, подобно Исаву, что отдал своё первородство за пустую, как ему казалось, похлёбку, и стал сомневаться в учителе, что и привело его к предательству.
   Отсюда ясно, что человек, который умирает в качестве тварного мужа, но ещё не умер, испытывает терзания и сомнения: в нём идёт борьба между тварным умом и глубинной совестью. Если же ведущим человека остаётся сильное тварное начало, то носится сосуд с небесной Матерью и божественным младенцем по бурному морю души, оставаясь запечатанным, и не принося никакой пользы душе человеческой.
  
   Кандид: Это ты замечательно объяснил, друг Теофраст. Но изумляет меня всё же, что первая заповедь не обращена, получается ни к кому, раз Адаму она непонятна, а Сыну Божию просто не нужна. Ведь по содержанию заповеди Бог запрещает формирование суждения о добром и злом. Но, поскольку Бог - источник блага; значит, если Он запрещает вкушать плоды определенного дерева, то они суть зло; и напротив, если он велит вкушать плоды другого дерева, то они суть добро. Выходит, что Бог сообщает Адаму знание о добре и зле, и преподносит это знание в виде правила, которое своим содержанием как раз запрещает Адаму иметь подобное знание и руководиться им.
  
   Теофраст: У тебя цепкий ум, друг Кандид. Противоречие налицо; из-за этого Адаму и непонятна заповедь. В сущности, она заставляет тварного мужа отказаться от всякого опыта, творчества и логического разумения в этической области; также отказать в авторитете властям, издающим моральный закон и подкрепляющих его только силой общественной власти и общественного согласия, и обратиться к живому авторитету истинного Царя. Именно о последнем напомнил Моисею Иофор, священник мадиамский, когда увидел, что Моисей сам судит народ свой. Он сказал ему, что судить должен Бог. Оттого после Моисея всякий общественный суд ссылается на Бога, - хотя бы и ложно. При этом, сфера дележа материальных благ, оставляется ведению разумного общественного суда. Что и утвердил Иисус, когда отказал в суде братьям, просившим Его рассудить их о наследстве. Но суд о праведности, о добре и зле, изымается из рук публичного суда и отдаётся небесному Царю.
  
   Кандид: Сознаёшь ли ты, Теофраст, говоря так, что добавляешь к первой заповеди то, чего там не было, если придерживаться текста Генезиса?
  
   Теофраст: Я говорил уже, что мы смотрим на Ветхий Завет через стекло Нового Завета, и в словах Иисуса Царя, который, будучи предвечным, сам присутствовал в Раю и был участником событий, описанных автором книг Генезиса, находим недостающее знание: в том числе и о первой заповеди.
   Если держаться редакции Ветхого Завета, то заповедь, данная Адаму в Раю, запрещает активность познания в области этики. Это предполагает наличие у Адама желания или потребности в знании доброго и злого? Для чего же ему такое знание? Автор Генезиса утверждает, что сказанное желание явилось у Адама из желания сравняться с богами, обладавшими таким знанием. Допускаю. Но что практически даёт такое знание? Это возможность обрести благо и избежать зла, возможность стать источником блага или зла, и возможность судить ближнего о добром и злом в нём. Таким образом, Бог, давший заповедь, не рекомендует делать перечисленного. То есть, в плане деятельности, Бог не рекомендует человеку пытаться стать источником Блага, а в плане общения не рекомендует судить ближнего о добром и злом.
   В плане личного домостроения Бог через эту заповедь помогает человеку устроить правильное соподчинение своих составов. Именно, человек-тектон, созидатель, должен быть ограничен в своём ведении. Ему следует знать, что он, во-первых, не может сделать добра, а во вторых, его умозаключения не могут выступать в качестве сентенций Суда. Но, спрашивается, может ли тектон ограничить сам себя, может ли он принять правило, необоснованное ни технологически, ни телеологически? Едва ли. Поэтому, хотя заповедь по форме дана в виде правила деятельности, обращена она не к тектону, но к человеку, способному прислушаться к старшему и подчиниться ему. И вот этот человек (сын) должен преобладать над тектоном в душевном доме. Ибо, если тектон и полагает себе ограничения, то делает он это не как тектон, а как сын.
   В связи с этим следует заметить, что заповедь, - хотя по форме и выглядит, как правило, - не является техническим указанием или заданием: не принадлежит никакому проекту созидания и никакой творческой логике (кроме логики грамматических форм, которую и разрушает смыслом своим). Чтобы убедиться в этом, сравни её, пожалуй, с таким правилом плотников: перекрывать пространство только циркульным сводом, и никогда балками.
  
   Кандид: Разница интуитивно очевидна. Хотя неясно происхождение этой очевидности. Формально безразлично сказать: ешьте плодов только этого дерева или перекрывайте только таким сводом. Оба предложения представляют собой правила деятельности, различающиеся лишь предметом деятельности. Хитрость здесь, видимо, в "познании добра и зла" и в "жизни". Не бывает ведь таких деревьев!
  
   Теофраст: Верно схватил, друг Кандид! Формально грамматически высказывания тождественны. Но семантически они различны, ибо для ума первое высказывание бессмысленно, так как в нём участвуют несуществующие предметы. Значит смысл заповеди заумен, в отличие от правила плотников. Соответственно, различны и воли, которые могут окормляться этими различными смыслами. Правило плотников воспринимает трудовая воля и следует ему. В заповеди же важен не смысл её, который непонятен в непосредственном прочтении, но важно то, кто её произносит. Её произносит Господин и этим понуждает верного вассала обратить своё лицо к Нему и просить разъяснений. Этим Отец через Сына говорит Адаму творцу, что, хотя есть у него ум, тот не имеет средств для различения "добра" и "зла"; ибо логические инструменты, пригодные для созидания искусственного мира из естественных элементов, не пригодны к осуществлению этического, поскольку ценности логически не выводимы: они предшествуют логике. Поэтому никакое логическое исследование, опирающееся на трудовую практику и завершающееся формированием представлений, не способно разделить добро и зло. Поэтому трудовая воля может построить лишь кажимость добра, исходя из образов поведения. Отсюда разумеем даже и формальное различие двух райских деревьев, древо познания многоветвисто (поскольку оно логическое), тогда как древо жизни подобно пальме: у него нет ветвей, но на прямом стволе (как основании, которое не обсуждается, и из которого не следует никаких выводов) в изобилии наличествуют листья, дающие сень, и плоды, дающие пищу. Отсюда, именно листьями пальмы помавали Христу, въезжающему в Иерусалим.
   Поэтому Адам, отсекший себя от "пальмы жизни", обретает ложный стыд - лишь подобие подлинного стыда. В результате греха нравственное переживание предательства (неверности договору) подменяется у него условным стыдом. Он стыдится не того, что нарушил договор с Хозяином Сада и проявил к Нему непочтительность, заподозрив в нелюбви, хитрости и своекорыстии; нет, он стыдится наготы, или обнажённости души. Обнажённости, которой не стыдится невинность.
  
   Кандид: Что разуметь нам здесь под обнажённостью, друг Теофраст?
  
   Теофраст: Искренность, друг Кандид. Когда человек не скрывает своих мыслей, чувств, намерений.
   Чистая душа чиста не тем, что безгрешна, но тем, что доверяет Судье и не скрывает своей вины. Поэтому подлинная вина Адама не в том, что он нарушил запрет, а в том, что усомнился в Боге. Отсюда его стремление спрятаться.
   Виновная душа несёт на себе печать греха, как чело Каина, но не было установления Бога, что её нужно прикрывать платом. Потомки Каина, однако, решили прятать свою печать. ( Не отсюда ли установление грешного человечества - входить в храм с покрытой головой; и, напротив, установление искупленного человечества - входить в храм с непокрытой головой, показывая своё доверие Богу).
  
   Кандид: Но погоди, погоди друг Теофраст! Если ты говоришь о тварном муже, то в чём его вина? Ведь ты сам сказал, что он не понимает первой заповеди, и не может отказаться от самого себя. Как сказал ваш Царь, "должно быть соблазну"...
  
   Теофраст: Всё было бы так, друг Кандид, если бы Адам был сотворён просто как тектон, умеющий строить, но тогда он был бы не человеком, а просто умной строительной махиной, говорящим орудием. Однако он был сотворён не техником одиночкой, а гражданами-супругами, которые творили из живой глины не махину, а гражданина. Поэтому, помимо качества тектона, мы предполагаем в Адаме качество любви, которая скрепляет всякий славный город. И как раз любви изменил Адам. Ведь вина его вовсе не в том, что он нарушил правило, которое столь неясно и противоречиво, что разговор о его нарушении беспредметен, - как мы и установили ранее. Его вина в том, что он разрушил любовь, царившую в Саду (как первом городе): он заподозрил Хозяина Сада в нечестности, своекорыстии, желании оттеснить его от невидимого Отца. Словом, он возревновал младшего брата к невидимому Богу. Этот его грех раскрыт в отношениях Каина и Авеля. Таким образом, Начало повторяется в следующем поколении. Об этом, собственно, я и пытаюсь вам рассказать.
  
   Кандид: И у тебя это превосходно получается!
  
   Теофраст: Благодарю тебя, друг Кандид, за лестную оценку, и продолжаю.
   Итак, согрешивший Адам видит, что душа его изменилась, что взамен любви в ней зародилась вражда. Но, вместо того, чтобы открыться Господину в своих сомнениях и подозрениях и через это очиститься и вновь освободить место любви, он прячется от Господина. А затем, прежде чем выйти к Богу, делает себе препоясание из листьев, - читай, из листьев древа познания доброго и лукавого; то есть изображает добро, исходя из знания о нём. Ведь в нём уже нет добра, поскольку нет любви, поэтому ему нужно изображать добро, то есть фальшивую любовь. От него человечество знает, что грешную (не любящую) душу нужно прятать, укутывая в одежды условностей (формальной правильности) или прямой лжи. Но всякий потомок Адама, начавший лгать в "добре", попадает в компанию ему подобных лицемеров и падает под власть взаимных соглашений людей о том, что считать "добром". Вместо того, чтобы следовать судам Божьим, следует теперь "человеческим установлениям".
  
   Кандид: Но почему же Бог не даёт человеку способности отличать доброе от злого? Получается, Бог, давший человеку всё, тем не менее, главное, то есть этическое оставляет Себе?
  
   Теофраст: И сам Бог не имеет такой способности. Ведь добро и зло не предметы, которые можно "познавать". Это Адам приписывает Богу знание доброго и злого, которое Тот якобы утаивает. Но здесь он заблуждается, ибо добро и зло суть качества воли и состояния души, притом не в деятельности, а в общении. И Бог не забирает добро себе, как ты сказал; Он сам есть добро, но Он не отделяет Себя от сына человеческого в общении. Он входит в дом души и участвует в определении воли, как Отец, Друг и Господин. Так что вопрос "добра" есть вопрос отношений с Отцом. А "познание добра и зла" есть область свободного творчества, в котором невозможны абсолютные критерии. Этому творчеству можно предаться, но Отец предостерегает, говоря: не ешьте от этого древа. Что же до этического, как предметной области, то оно, в лучшем случае, может быть предметом науки Этики. Последняя, однако, только изучает феномены воли (поведения, нравы), но сама не создаёт этих феноменов и не даёт критерия различения доброго и злого, так как человек в отделенности от Бога не обладает основой справедливости, в силу своей земнородной и тварной ограниченности. Поэтому наука Этика бесплодна в части познания добра и зла, и все её суждения относительны.
   Поэтому, когда мы умозрительно рассматриваем составы истинного (или совершенного) человека, источник истинно человеческого (совершенного) этоса мы находим не в разуме, но в Боге, - теперь не отдельном и запредельном, но близком и едином с человеком через присутствие в его душевном доме. В терминах "душевного домостроительства" можем сказать об этом так: если Бог входит в дом мужа, как царь и судья, то от Него человек имеет суды праведные с ближним своим; если же Бог входит как друг, то имеет муж Доброжелателя; а если Бог входит в дом мужа как Отец, то ближний для него - брат, которого Отец равно любит. Любовь же и справедливость составляют явление Добра. Ни ту, ни другую нельзя найти в земле, и невозможно выстругать или изваять. Отсюда, добро есть явление присутствия Бога в людях, а не создание благонамеренного ума. Только через причастность Богу человек может явить добро, которое поэтому существенно отличается от всего самодеятельного, которое всегда - не добро. Потому в ветхозаветном мифе добро знаменуется не правилом, не законом, и не сотворённой вещью, но - древом Жизни, сиречь живым существом. (Заметь, что "познание" есть род деятельности, тогда как жизнь - не деятельность, но бытие. Деятельность использует жизнь, угнетает и убивает её.) Это означает, помимо всего, что добро это не плод деятельности, не тварная форма, но жизнь. Оттого Бог и говорит Адаму, предупреждая, "смертию умрёте", то есть лишитесь жизни. Ввиду этого мы должны заметить, что, хотя Заповедь и представлена в библейском рассказе в виде правила, образующего как бы линию или границу, которую не следует переступать, на деле жизнь и смерть не разграничиваются какой-то пространственной линией или линией поведения, подобно сферам пространства или областей движения. Здесь скорее уместно уподобление отношениям Бытия и Ничто, которые суть только в понятии; но которых нет в представлении. Кроме того, это суть предельно-логические понятия, потому они не связаны никаким логическим переходом.
  
   Кандид: То есть нельзя представить себе бытие и ничто; и невозможно логически связать их друг с другом?
  
   Теофраст: Именно. Эти концепты получены предельным абстрагированием. Они суть разные пределы и, как таковые, никак не связаны. Поэтому нет речи о каком-то их соприкосновении и границе. Так же и в том, что касается жизни и смерти: жизнь есть жизнь, смерть есть смерть. Уразуметь их нельзя; можно только пережить.
  
   Кандид: Пожалуй, что так. А нельзя ли связать жизнь и смерть какой-то логикой перехода? Ведь человек, умирая, как бы переходит из жизни в смерть; а, рождаясь, переходит из смерти в жизнь.
  
   Теофраст: Боюсь, что здесь логика вообще отказывает. И в самом деле, разве жизнь переходит в смерть, или смерть в жизнь? Думаю, это только умозрительная иллюзия. Или жив, или не жив; что между ними? Ведь если бы был переход, то Змей мог бы научить человека жизни и смерти, но здесь он оказался бессилен; он только обманул Адама, сказав: "не умрёте". С другой стороны, Бог никак не обосновывает свою Заповедь и не пытается убедить Адама, как это, напротив, делал Змей; следовательно, здесь призвана к действию вера (как доверие и верность Господину), а не разум.
  
   Кандид: Значит, слова жизнь и смерть суть вообще не понятия, а только обозначения переживаний? Если так, то они, присутствуя в речи, не связываются в логически правильные суждения?
  
   Теофраст: Именно, так. Поэтому Адам не мог понять, что значит "умрёте"; он мог только почувствовать через интонацию и обстоятельства сказанного ему, что речь идёт о чём-то плохом. И здесь он мог только верить сказанному. Блаженный Ямвлих так свидетельствует об этом: "Понятие о богах в самой сути у нас врождённое; оно выше всякого суждения и сознательного выбора".
   Следовательно, вопрос для Адама заключался в доверии к тому, кто предупреждал его. То был его брат, сын бога Живого, Господин Сада.
  
   Кандид: Итак, Адам не мог понять, что такое смерть, поскольку о ней нет логического знания, которое могло бы быть сообщено. Но он ведь почувствовал смерть, когда она состоялась: ощутил отсутствие жизни, которой ранее обладал?
  
   Теофраст: Именно, ощутил. Кстати, Платоновская философия разделяет это мнение. Август Юлиан, последователь Ямвлиха, свидетельствует об этом в следующих словах: "Надобно не научением, но естеством приступать человекам к познанию бога". И способность ощутить жизнь в себе и сравнить (это ощущение) с её отсутствием, наверное, как раз относится к тому естеству, о котором говорит Юлиан.
  
   Кандид: И когда ощутил, горько пожалел?
  
   Теофраст: Да, иные предания говорят о нём, "яко восплакася горько". Но было поздно.
  
   Кандид: Тем не менее, "согрешив", Адам прожил ещё долгую жизнь, и умер естественной смертью, как и всякое порождение земли; и родил детей, и увидел своих внуков, и дети его строили города.... Значит ли это, что в устах Бога "смертию умрёте" означало "станете смертны"? И что, до того времени, люди (в лице Адама) были бессмертны?
  
   Теофраст: Есть такая интерпретация; возможно даже составитель книг Бытия использовал известный миф о том, что вначале, когда земля и небо ещё не были разделены, люди и боги жили вместе; и люди были бессмертны, так же, как боги. К этому же мифу, возможно, относится сюжет о сожительстве сыновей божьих с жёнами человеческими. Этот беспорядок привёл к необходимости разделения земли и неба. После такого разделения, люди стали смертны. В сущности, основной сюжет Генезиса таков же: Адам становится смертным после отъединения от Бога.
   Разумеется, кульминацией земной жизни Спасителя является победа над смертью. Однако, после раскрытия составов человека и выделения в них личности, как начала божественного, нам должно быть ясно, что человека интересует не удлинение жизни плоти, но продолжение личности за порог телесной смерти. Интересен вопрос, буду ли жив "Я" по смерти тела. В этом смысле Адам умер не тогда, когда биологически умер, но когда был изгнан из Сада. Это изгнание, сиречь, лишение его жизни в Саду, с Братом и Отцом (в горних обителях), и есть его смерть: духовная смерть, или смерть личности. Об этом сказал Спаситель, яко "мёртвые не живы, а живые не умрут". Взгляните на Каина. Бог запретил его убивать, но изгнал отовсюду. Разве это не означает бессмертия? Но Каин давно умер телесно. Значит, речь идёт о духе его, скитающемся бесприютно меж людей до Судного дня, когда решится вопрос о казни его или прощении.
   Такое истолкование представляется убедительным, если учесть, что Новозаветное откровение повествует не о земнородном человеке, и не о "деревянном" (тварном) человеке, но о человеке Сыне Божьем, и о судьбах Града Божия, строимого сынами Его. Отсюда, когда мы говорим о смерти Адама, то не смерть сына Земли имеем в виду, и не гибель твари, но смерть семени Божия в Адаме, - которое есть слово, кое имеет он в общении с братом Эммануилом. Слово это живое умирает в нём, когда отчуждается он от брата своего, подозревая его в том, что он ложно предупреждает его о Древе познания, из желания сохранить преимущество первородства и не допустить равенства и превосходства над собой.
   Собственно, это и есть первое событие, которое, в качестве начала, сущего вне времени, осуществляется в каждом поколении людей и повторяется как первособытие, структурирующее все последующие, и как основа (в плане предопределения), и как прецедент и образец (в плане свободной воли).
   В Евангелии, как и в книгах Ветхого Завета, описано осуществление Начала в конкретное время, в конкретном месте. Предвечное, осуществляясь во времени, образует Историю и Век. Недаром содержание Библии именуют Священной Историей. Занимающая нас теперь история начинается с того момента, когда Отец сказал Иисусу на Иордане: "Днесь родил Аз тебя". И с этого момента на пространстве Ойкумены разворачивается ситуация, обрисованная в книгах Бытия, как Начало. Мы находим там рождённого Сына и его взаимоотношения с тварным человечеством и потенциальными братьями Его, в которых живо семя Божье (Слово, посеянное в них). Мы видим основание Града Божия, Адама (Иуду) приближенного к Царю, его грех (предательство Царя) и смерть, - в отличие от верных детей, обретших жизнь в воскресении Учителя.
   Так что значимость и убедительность евангельской повести для нас определяется также и тем, что подтверждается ценность и актуальность Начала (????), описанного в книгах Бытия. Этим восстанавливается праведное расположение ума, опирающегося на Начало, в своём понимании наличной действительности, - за что ты, дорогой Кандид, и похвалил меня в начале нашей беседы.
  
   Кандид: В отличие от меня, Август Юлиан, которого вы цитировали, относит рассказ об Адаме и Еве в Саду божьем к басням и сказкам о богах, подобных тем, что рассказывают и эллины, когда повествуют о Кроносе, пожиравшем своих детей, и о прочем подобном.
  
   Теофраст: К несчастью, императору философу как раз и недостаёт праведного расположения ума в отношении традиции; каковое расположение кратко описывается в словах: de te fabula narratur (о тебе сказка сказывается). Хотя, справедливости ради, следует сказать, что он как будто стремится к укоренению ума в Бозе, когда хвалит иудеев за их приверженность обычаям отцов.
  
   Кандид: Думаю, он делает это ради усиления своей позиции в полемике с христианами, которых почитает за отступников, как от отеческих, так и от еврейских преданий.
  
   Теофраст: Боги судьи ему. Для нас довольно его искреннего рвения в попытке спасти эллинскую культуру и образованность. За это честь ему и похвала наша.
   Возвращаясь к евангельской истории, нам следует понять, что значение её не в уникальности рассказанных событий, а как раз в том, что она проникает в суть обыкновенного человеческого жития. Апостол, обладающий духовными очами, созерцающий человека и человеческое сквозь призму Начала, даёт и нам посмотреть на нашу жизнь глазами Бога, чтобы и мы видели то, что скрыто за завесой обыденности.
   После того, как Благая весть распространилась в церквах, у многих создалась иллюзия, что рассказанное в евангелиях было открыто и видимо, как "светильник на подставке", и что евангелисты просто документировали происходившее. Но внешне ведь происходило совсем другое, обыкновенное: власти схватили и казнили смутьяна и самозванца, ради мира и блага народного; и общественность Иудеи поддержала власти в этом вопросе. Даже ближайшие ученики и спутники Иисуса уразумели смысл произошедшего с ними много позже. Но не полностью и не все.
   Так что значение Евангелия не в описании уникального события, но в раскрытии смысла рядового события, которое случается тут и там, и во все времена. Язычники пытаются уличать нас во лжи, спрашивая, отчего никто из историков не свидетельствует о столь великих событиях и о вашем Помазаннике, - даже римский еврей Иосиф Флавий молчит о Галилеянине, хотя упоминает об Иоанне Крестителе. Отвечая, повторяю, что величие сказанных событий - не от мира сего, так же, как и царство нашего Мессии. Внешне же, это самое обыкновенное событие; потому что наш Бог не громовержец, а Человек, во всём подобный нам, только лишь без греха адамова. Не зря Учитель Иисус говорил об имеющих уши, чтобы слышать, и имеющих очи, чтобы видеть. Этим Он учит и призывает нас разглядеть и расслышать в обыденной жизни вновь и вновь разворачивающуюся драму Начала, в которой вновь и вновь решается судьба человека (всякого человека) - жить ему с Отцом небесным в Раю или скитаться бесприютно по земле до Судного дня, подобно Каину. И это суть главное, что в нас и с нами.
  
   Кандид: "Драма Начала" подразумевает и конец; и начавшийся первым событием век должен окончиться, иначе мы впадём в дурную бесконечность повторения Начала, не так ли?
  
   Теофраст: Твоя прозорливость, Кандид, достойна похвалы. Ты прав, Начало неотделимо от Конца. И в самом деле, если Начало (????) понимать во временнРм смысле, только как начало века, то Свидетельство ограничивается событиями, происшедшими в Раю с Адамом и Евой; если же понимать Начало, как Принцип (principio), или Суть человека, то суть эта до конца открывается только когда век исполнится (завершится раскрытие Сути во времени). Поэтому новозаветное Откровение дополняет Начало Концом, - оттого Иисус зовётся альфой и омегой.
   Итак, полная христианская мистерия это Изгнание и Возвращение, иносказуемое притчей о блудном сыне. И это круг становления человека как Сына Божия. Круг, который совершает дух человеческий, проходя через поколения в роде своём от Начала к Концу. Первый круг замкнулся скоро: Адам воротился в Рай уже в лице своего внука Еноха праведного.
   Священная история, как бы вписанная в историю народа, состоит из откровений Начала, Конца, и промежуточных сегментов этого Круга. Такова логика Традиции, которая находит свою достоверность в отсылке к заветам предков.
  
   Кандид: А в платонической логике Откровение выглядело бы по-другому?
  
   Теофраст: Платоническая логика это логика прозрения (озарения), в результате припоминания собственной небесной природы. Поэтому, в платонической логике сказанная Суть помещается на Небо, как вечная идея, которая осуществляется на земле в виде подобий (копий). Заметьте, что для осуществления идеи все персонажи драмы спускаются мифологом с неба на землю, так что Сад на востоке является копией небесного Сада, а Иерусалим с царём Иисусом во главе является копией небесного Иерусалима.
   Обе названные логики присутствуют в библейской традиции: и историческая логика Эона (т.е. Века), и логика вечной Идеи, причудливо переплетаясь, иной раз.
  
   Кандид: А изгнание из Рая может в платонической логике трактоваться как падение с неба на землю бессмертной души, отягощённой плотью?
  
   Теофраст: Безусловно, этот смысл прочитывается платониками: душа, воспаряющая в небесную сферу чистых идей, падает оттуда на землю, загрязняемая и отягощаемая материей. Именно в платонической логике плоть и чувственность объявляются виновниками "первородного греха"; отсюда последующее вульгарное понятие о греховности плоти и чувственности как таковых. И, поскольку в проекции на окружность города небо знаменуется огороженным священным местом, падение души с неба на землю в символике града выглядит, как удаление субъекта из священных мест в профанные, - что мы и видим в образе изгнания перволюдей из огороженного Рая в прочие места. На платоническую логику указывает, в частности, эпизод с "кожаными ризами", в которые Бог одел Адама и Еву перед изгнанием их. Очевидно, здесь под "кожаными ризами" разумеется плоть, в которую оделись (заключились) бессмертные свободные души в своём падении, чтобы теперь обитать на земле в темнице плоти, как бы в наказание. Обрати внимание, что плоть здесь не является энтелехией души, как то полагает Аристотель, а предстаёт в виде одежды ("ризы"). Это означает, что душа может сбросить плоть, как одежду. В Евангелии мы читаем, как сбежал юноша от стражи при поимке Иисуса, в руках же стражников остался лишь хитон его. Также при вскрытии гроба, в который положен был Иисус, найдены там были только одежды (пелены), самого же Иисуса там не оказалось. Тебе, как посвященному в орфические таинства, думаю, не нужно растолковывать смысл этих рассказов.
  
   Кандид: Смысл их прозрачен для меня, друг Теофраст. Не будем говорить вслух того, о чём нам велено молчать мистагогами.
  
   Теофраст: Рад за тебя, друг Кандид, и, продолжая, скажу, что философы и мифологи могут, разумеется, найти пищу для своих умов в библейском рассказе. Однако нам, верным, недостойно блуждать умом в различных философиях и путаться в логиках. Новый завет утверждает для нас логику Начала, как единственно правильное стекло для умственного взора. Усмотрение Начала во всех позднейших временах даёт нам понимание исторических событий. Это понимание предлагает нам Библия. Ведь она вся состоит из эпизодов, повторяющих Начало. Всякий раз мы обнаруживаем двух мужей (адамов): один ходит пред Богом, подобно Еноху, Аврааму, Давиду; а другой человек ищет познанного блага, с этой целью сносится с Богом, заключает с Ним завет, ища своей выгоды, затем нарушает его и пожинает плоды, обещанные ещё в Раю.
   Уже в детях Адама начальные события повторяются. Вот, мы видим двух братьев: богорождённого Авеля и тварного Каина; Авель ходит с Богом, пребывает в субботе и живёт в мире с природой; Каин же строит города и завидует своему брату. Затем убивает брата из ревности. А когда Царь Судья спрашивает его о брате, он лжесвидетельствует и отрекается от брата. Затем Бог изгоняет Каина из пределов своих и от лица Своего. То есть сын в точности повторяет историю отца. Но есть и отличие. Заметьте, что если "грехопадение" Адама было ещё чисто духовным актом, заключавшимся в изменении расположения ума и воли (что знаменуется выбором между двумя деревьями), то в детях его мы видим уже конкретные плоды этого ментального греха. Именно эти плоды и должны убедить Адама в правоте Бога. Ведь если до того только доверие к Богу могло поддержать убеждение в порочности древа познания для этики, то теперь сами плоды этого древа обличают его. Тем не менее, Писание не полагает началом греховности человечества это первое явное преступление, но полагает началом порочности грех Адама, который, собственно, ничего плохого не сделал, только подумал.
   Оттого Иисус и говорит: если хотите избежать зла, то войдите во внутреннего человека ("сердце"), ибо в нём корень; измените его расположение, или, как призывал Иоанн Баптист, обратитесь (??????????). По той же причине христиане полагают формальный закон непригодным к спасению, поскольку исполнение его даёт только видимость верности (праведности) и тем оставляет человека в образе, тогда как спасение в истине. Следовательно, Каину, чтобы очиститься, нужно искоренить из себя Адамов грех, грех отца. Для того Бог оставляет Каина живым (запрещает наказывать смертью), и только изгоняет из пределов града и от Лица своего (последнее означает запрет на посещение священных мест и участие в богослужении), - чтобы дать Каину возможность в уединении пустыни углубиться в своё сокровенное и обратиться в сердце своём.
  
   Кандид: Замечательная и поучительная повесть, дорогой Теофраст. Хотя в контексте она выглядит непоследовательной. Создаётся впечатление, что Ева родила Каина и Авеля ещё до изгнания из Рая, и что первое изгнание - это изгнание Каина. А история Сада продолжается вплоть до Ноя и потопа. Ведь Каин так же непосредственно общается с Богом, как и Адам; и Бог разыскивает в поле Авеля, так же как до того искал Адама в саду.
  
   Теофраст: Впечатление твоё не обманывает тебя, Кандид. Отмеченные тобой черты библейской повести указывают здесь на то, что люди каждого нового поколения актуально невинны, и открыты на общение с Богом. Однако семя Древа познания прорастает в них, они совершают грех, и утрачивают присутствие Бога. Затем ищут воротиться, и Сын Божий помогает им в этом. Сказанное приключается со всеми людьми, в той или иной степени завершённости Круга, поскольку Начало и Конец пребывают в предвечности и могут открыться в человеках во всякое время.
  
   Кандид: Но, "семя" Древа познания, это "семя" логическое?
  
   Теофраст: Разумеется, ведь речь идёт о человеческой воле, и об интеллигенциях её, которые как раз и знаменуются логическими деревьями. Под семенем разумеется так называемый семенной логос (????? ???????????). Именно такое "семя" сеял Бог Слово, - только то было семя Древа Жизни.
  
   Кандид: Прекрасно. Вот пришёл Сеятель и посеял в душах семя Жизни, Божье слово, и тогда?
  
   Теофраст: Тогда, если семя взросло, является реальный внутренний выбор и борьба двух начал. Что мы и наблюдаем, как в самом Иисусе из Назарета, так и в его учениках, один из которых предал Его, а другой отрёкся.
  
   Кандид: Что ж, коль речь зашла об учениках, может быть, дадим им слово?
  
   Теофраст: С радостью выслушаю твоих учеников, Кандид; и отвечу на их вопросы.
  
   Нумений: Ты, Теофраст, говоришь о борьбе двух начал в Иисусе, и в то же время утверждаешь, что на нём не было греха Адама, - как это увязать?
  
   Теофраст: Наше богословие утверждает две природы Христа Иисуса, божественную и человеческую, и две воли, отвечающие этим двум природам - волю Отца, открывшегося только Сыну, и собственную волю Иисуса, как мужа. Это означает присущую тварной воле слабость и шатания, но не означает измены и неверия или, того хуже, бунта против Отца. Поэтому мы, хотя и являемся свидетелями (через апостолов) колебаний и страданий человеческой воли Иисуса, обнаружившихся в общении с "родом неверным и прелюбодейным", и в Гефсиманском саду, всё же утверждаем о его непорочности, как сохранившего верность, доверие и послушание Богу, - в отличие от предка Адама, который взбунтовался против Царя, данного ему свыше, и нарушил запрет его.
  
   Кандид: Прекрасно, Нумений. Теперь ты, Поликрат.
  
   Поликрат: Слышал я от учёных мужей, знатоков еврейских книг, что прежде заповеди о Деревьях бог дал первой паре людей закон отношений между ними. А именно, бог сказал: "да будет жена во всём покорна мужу". И хотел бы я услышать от тебя, Теофраст, что означает сей закон, и был ли он нарушен так же, как и закон о вкушении плодов древесных.
  
   Теофраст: Пытливость, достойную зрелого мужа выказываешь ты, Поликрат, и я с удовольствием отвечу тебе.
   Надеюсь, мы понимаем, что воля предшествует поступку, поэтому первый закон обращён к форме и субстанции воли, - ибо, что толку запрещать поступок, если воля порочна; ведь лев, посаженный в клетку, не изменит своей сущности зверя. Отсюда, первые заповеди Бога относятся к воле. Закон о логических деревьях относится к расположению ума. Однако само по себе расположение ума ещё не составляет воли, поскольку в нём нет силы. Без душевного наполнения логика будет только голой формой, бесплотной мыслью. Поэтому душа должна следовать за умом, чтобы наполнить силой телесные члены и придать им движение. Под "женой" здесь разумеется плотская душа, которая должна быть покорна "мужу", или уму. Не должна душа, соблазняемая плодами, влачить за собой бессильный ум, вынуждая его оправдывать её хотения, и тем согрешать против Правды. Так что замечание твоё весьма метко, Поликрат. Действительно, в Раю первой паре даны были две взаимоувязанные заповеди, и в акте грехопадения были нарушены они обе, - что и выразилось в ответе Адама на вопрос Судьи: "жена, которую дал мне, она соблазнила меня". То есть Адам признал, что последовал за женой (приняв логику Змея), тогда как заповедь требовала от него подчинить себе жену.
  
   Кандид: Но почему же тогда всё внимание богословов сосредоточено на заповеди о логических деревьях?
  
   Теофраст: Потому что именно принятие логики Змея разваливает волю Адама, лишает его силы подчинить себе жену. Жена его (сиречь тварная душа) вкушает плод, которого возжелала, и даёт вкусить ему. Так что рассудок Адама питается силой вожделения жены, и потому не может судить право. И только Древо жизни, которое не есть мёртвое, но живое (то есть, имеет в себе силу), позволяет рассудку не зависеть от энергии вожделений. Так что растекаться мыслию по древу познания не означает быть; тогда как для разума, привитого на Древе Жизни, мыслить значит быть, и сравняться в этом с богом, которого дума есть осуществление: "сказал, и стало".
   Таким образом, первые две заповеди должны рассматриваться совместно, как одна двучастная заповедь, которая относится не к деяниям человека, но к его ментальности; а именно, к качеству воли, предшествующей деянию. И требуемое качество состоит в том, чтобы не стремиться к познанию доброго и злого, как цели тщетной, и не подчиняться волнениям плотской души, борясь с волнами моря душевного вёслами лодки закона и парусом благодати.
  
   Кандид: Доволен ли ты ответом, Поликрат? (- Вполне).
   Что ж, дадим опять слово Нумению.
  
   Нумений: Теофрасту, Кандиду, Поликрату, - радоваться! Император Юлиан Август, следуя божественному Платону, полагает невозможным происхождение людей от одной единственной пары, и думает, что боги создали разом множество людей, которые и получили покровителей в лице множества богов. Ты, Теофраст, конечно, знаком с его аргументацией, которую он изложил в своём труде "Против Галилеян". Настаиваешь ли ты на происхождении людей от одной пары? И, если да, то почему?
  
   Теофраст: Юлиан был бы прав, если бы мы вели речь о естественной истории человека, или о народонаселении, - тогда его учёные аргументы имели бы вес. Но, удача в том, что мы говорим о священной истории, или о вечной истине, рассказанной в виде истории. То есть, мы говорим о сути человека, а для этого достаточно одной пары, поскольку количественное умножение ничего не добавляет к сути.
   Справедливости ради надо сказать, что наше Писание содержит в себе откровение о первом грехе также и в той форме, которая устроит платоников. В этом рассказе мы изначально находим множество людей и множество сынов божьих. И вот, сыны божьи, искушаемые ангелоподобной красотой дочерей человеческих, стали сходить с небес и жениться на этих дочерях. И это было первое извращение Божьего Порядка (Космоса), виной которому стали сыны божьи. В результате их браков родились гиганты, которые замыслили великие дела, одним из которых было строительство башни до неба, по ступеням которой люди смогли бы взойти на небо, в обители богов. Таким способом они хотели вернуться не через искупление, а через умение (?????).
  
   Кандид: Что же, выходит, не только тварный человек, но и сын божий согрешил?
  
   Теофраст: Оба брата, и Адам и Эммануил, пребывали в Саду, обители богов, имели общение с Отцом, давали повод небожителям для ревности, откуда и произошёл бунт Архангела, ставшего Сатаной, или Противником Бога. Из Писания мы знаем, что Сатана также сын Божий. Согласно гностическому богословию, это второй бог, Демиург, восставший на Отца за то, что Тот своим Дыханием, вдунутым в тварного мужа присвоил себе его творение. Поэтому он увёл тварного мужа от Отца, чтобы дать ему величие, как своему творению, независимо от Отца. И вот всё воинство Демиурга (сиречь Творца), восставшего на Самосущего, вошли в дочерей человеческих и дали им силу. Этой силой дочери соблазнили сынов (жёны - мужей). Вот о каких сынах божьих идёт речь. Но, с другой стороны, мы не можем разделить человека на отдельные составы и не рассматривать отрока Божия вместе с грешным Адамом. Если мы допустим, что согрешает только тварный муж, а отрок Божий остаётся верен, что тогда общего у них? Кого тогда ищет и собирает под крыло своё новый Израиль, в лице Иисуса из Назарета? Кто есть блудный сын? Кто такой Иуда? Почему усомнился Иисус на кресте?
   Допущение разной судьбы для отрока Божия и для тварного мужа равносильно распадению человека, и обрушению нашего умозрения в беспредметность, - ибо, что тогда есть человек? Но, если человек есть целое, то движение, которое в нём совершается, затрагивает все его составы. Поэтому полнота умного созерцания человека требует рассмотреть "первородный грех" не только со стороны тварного мужа, но и со стороны отрока Божия. Евангелие повествует нам, что Иисус был женолюбив, - чем попрекал его Иуда Искариот. Но, не в брак Он вступал с жёнами, а пёкся о спасении их, хотя жёны и мечтали бы брачеваться с Ним. Таковыми были Мария Магдалина и сёстры Лазаря.
  
   Филон: По поводу первых людей в Раю слышал я и такое толкование, будто согрешили они плотски, совершив плотское соитие. Именно это - плотское познание друг друга и означает тот "плод", который они ели вместе. Но ты ничего не сказал об этом.
  
   Теофраст: Благодарствуй на напоминании, друг Филон. В самом деле, такое толкование имеет почву. Как сказал Аристотель, человек - не животное, но "политическое животное". Поэтому, когда мы говорим о человеке, то обязательно подразумеваем гражданина полиса. О чём я и сказал ранее. Действительно, Адам и Ева - супруги, то есть, соединены в браке. Но в браке, как гражданском состоянии, а не плотском соитии. Согласно Писанию, они не соединились плотски, но сразу были созданы, как плоть едина. Это означает, что Адам и Ева - брат и сестра. Их брак, следовательно, имеет только гражданское измерение, поскольку брат не может плотски входить к сестре. Нарушение этого запрета (инцест) признаётся тяжким грехом у всех народов. Так что, если мы сочтём, что в этом состоял первородный грех, то мы подтвердим первоначальное наше толкование. Ибо здесь, как и там, грех состоит в нарушении закона, а не в действиях плоти. Примечательно, что хотя составитель книг Бытия указал на грех познания добра и зла, или грех творческой воли, то народное предание сохранило толкование первородного греха, как инцеста - вхождения брата к сестре.
  
   Нумений: Но как же тогда Адам и Ева могли дать потомство, если не через грех, - ведь они были единственной парой, братом и сестрой? Ведь Бог благословил их, сказав: "плодитесь и размножайтесь".
  
   Теофраст: Они должны были родить потомство так, как родили дева Мария и её обручник Иосиф. По свидетельству апостолов Иосиф не входил плотски к Марии, но зачала она непорочно, по причастности к Духу Божию, Супруге Бога. Тем самым, они явили образ брака, который был нарушен в Раю, и восстановили первоначальное состояние неиспорченного беззаконием Космоса. В первоапостольной церкви, ожидавшей скорого конца и второго пришествия Спасителя во Славе, верные заключали именно такие браки: они не входили друг к другу плотски, но считались как брат и сестра; собственно и были таковыми во Христе: имели "плоть едину" в силу причастия телу Христову, которое принимали, и так были одной плоти - плоти Христа Иисуса. Отсюда, бытовало такое понятие, как "сестра-жена".
  
   Кандид: Что ж, это ты разъяснил. Но теперь неясно другое: в повести твоей ты один раз рисуешь нам город с гражданами, царём и небесным Отцом царя, а другой раз говоришь обо всём этом царстве как о составах единого человека. Так, где здесь истина?
  
   Теофраст: Истинно и то и другое. Ты, Кандид, как философ, не можешь не знать, что внутреннее и внешнее, взаимно инвертируются. Как сказал Спаситель, "нет ничего тайного (=внутреннего), что не стало бы явным (=внешним)". И ещё: "царствие Божие внутри вас есть", - то есть Он полагал наше внутреннее достаточно различенным в себе, чтобы называть это "царством". Ведь если бы "внутреннее" человека представляло собой какую-то однородную массу или силу, то едва ли можно было так сказать. Отсюда, так же, как из личного опыта мы можем заключить о внутреннем человека, как о коммунионе (сообществе). По диалектике внутреннего и внешнего, внутреннее, сущее как коммунион, и вовне раскрывается как коммунион, в котором разные роли отнесены к разным лицам. И обратно, всякое лицо суще только в обществе и внешним образом определяется в общениях и участиях, значит и внутренне личность существует в себе (в своей ментальности) как то же сообщество. Посмотри на семью. Она существует как союз лиц; но в то же время, в каждом лице, - в его характере, в его воле, в его размышлении, то есть во внутреннем,- семья присутствует вся целиком; ведь всегда актуально живы в тебе, в твоей душе, и мать, и отец, и братья твои, и сестра. Ведь так, друг Кандид.
  
   Кандид: Воистину!
  
   Теофраст: Но, разумеется, весь помянутый коммунион составляет сердце не всякого, но - совершенного человека. И поэтому, когда мы говорим о полном, или совершенном, человеке, мы вправе раскрывать его как первый дом первого города. Тогда в лице Адама представлены земнородное и тварное начала человека, а в лице Эммануила - небесное и богородное. Поэтому Адам возделывает Сад, а Эммануил субботствует с Отцом; Адам - гражданин небесного града, а Эммануил - Царь его. Но, в совокупности, все персонажи этой драмы составляют одного Человека, который раскрыт в раздельных лицах для нашего разумения. Ведь разбираемое нами библейское повествование есть откровение о человеке, как боге, и о Боге, как Человеке (что вполне разъясняется откровениями Нового Завета). В сущности, речь идёт о духе человека, как о ментальном доме.
  
   Кандид: "Дом" здесь - образ или аналогия?
  
   Теофраст: Нет, друг Кандид, это не аналогия. Дом, как способ существования человека есть форма его духа. Можно сказать, что дом есть энтелехия духа. Поэтому, в общественности, откровение и осуществление духа в общении лиц, связанных отношениями, центром которых является семейный очаг, и составляющих дом, - дело естественное. Ведь нельзя представить себе просто человека, одного: без отца, без матери, без братьев, без ближних, без города, без царя. Это была бы пустая абстракция, о которой ничего нельзя сказать положительного. Поэтому мы рассматриваем дух в координатах общения и диалога, то есть в лицах. Единство же такого разделённого в лицах духа представлено родством, дружеством и гражданством единого града.
   Как и в семье (и в дружестве, и в городе), в доме духа должен царить мир. А каким образом может быть мир в сообществе? Только через правильный порядок и соподчинение, на основе равнодостойности всех общников, свободы, верности и любви. В частности, это означает, что сын должен быть любовно послушен любящему Отцу, тварный муж должен трудиться, возделывая сад, и соблюдать закон, Сын-помазанник должен судить (=царствовать), брат должен любить брата, ученик почитать учителя, и жена (сиречь душа) должна быть покорна мужу. Таково ментальное домостроение, которому научает нас Закон Божий. Ему соответствует общественное домостроение, осуществлённое в лицах и ролях.
  
   Поликрат: Значит всё, о чём мы до сих пор говорили, вся эта повесть об Адаме и Еве, должны пониматься как описание "внутреннего" человека?
  
   Теофраст: Такое понимание не будет ошибкой. Я уже сказал о взаимной инверсии "внутреннего" и "внешнего", так что внутренний коммунион может быть описан в понятиях внешнего. Но следует заметить, что логика внутреннего-внешнего хотя и привычна, но совсем не так хороша. Я бы предпочёл говорить о потенциальной и осуществлённой воле. В логике, исходящей из наглядно чувственного, которое предполагает, что мысли скрыты внутри тела (в желудке или в голове), можно, конечно, говорить о ментальном, как о "внутреннем". Но эта логика, на деле, не точна, приблизительна, - поскольку трудно провести границы "внутреннего" и "внешнего", если не отождествлять их с границами плоти, а последнее неверно. Поэтому лучше рассуждать в логике потенциальности и актуальности. В этой логике, мы говорим о потенции, которая осуществляется в речах, деяниях, поступках, отношениях... То есть, прежде осуществления, "дом" (сиречь дух человеческий) сущ в потенции. Называемое "внешним" (осуществление), таково, каково "внутреннее", или потенция. Бесполезно исправлять внешнее, не исправив прежде внутреннего, - так учил Иисус. Или: осуществление таково, какова потенция. Можно также рассуждать в терминах "явленное-сокрытое". Тогда мы скажем, что явленное таково, каково тайное. А всё тайное становится явным, - сказал Иисус. Этим он утверждал бесполезность лжи для человека, и поэтому советовал прежде заниматься внутренним, потенциальным и сокрытым, нежели внешним, актуальным и явным.
  
   Кандид: Ты обрисовал нам дом духа, Теофраст. Но это дом кого-то третьего, не твой и не мой. А если речь идёт о моём доме, то кто в нём Я?
  
   Теофраст: В твоём доме ты - муж.
  
   Кандид: Но в доме два мужа (два Адама), как ты сказал: богородный и тварный. Кто из них Я?
  
   Теофраст: Христос Иисус не назывался сыном плотника, но - "сыном Марии". Как тварный муж он был учителем закона. Это его общественное достоинство произошло не от мира сего: не от обручника матери, Иосифа, и не от учителей еврейских, но в силу обретения Отца, который вручил ему Суд. С того дня, как Отец сказал ему: "Днесь родил Аз тебя", Иисус стал мужем и осознал себя в двух лицах: учителя израильского и Царя небесного; и это лица двух братьев близнецов, рождённых двумя матерями, Марией и Ашерой. До этого же дня, другого мужа нельзя было найти в Иисусе, ибо плотником он не стал, и хозяином дома тварного не стал, а сын Божий, зачатый Матерью, до тех пор также оставался отроком, но не мужем. Ты же, Кандид, я думаю, если бы был сыном Иосифа, наверное, стал бы плотником.
  
   Кандид: Мой отец торговец, но я стал философом!
  
   Теофраст: В этом ты сходен с Иисусом Галилеянином. Что ж, всякий философ есть дитя. И если ты - философ, друг Кандид, значит, тебе ещё только предстоит стать мужем. Значит, ты - отрок, сын человеческий. Как эллин ты должен бы стать доблестным мужем, гражданином, подражая образцам, обрисованным Плутархом, жрецом Аполлона. Я же, как христианин, советую тебе помнить, что у тебя есть богородный брат близнец, и его Мать, великая Ашера.
   Всякий человек остаётся отроком, пока не родится в мужа, либо от мира тварного, либо от мира нетварного (свыше), как сказал об этом Спаситель вопрошавшему Его Никодиму. Оттого лучше человеку оставаться дитятей для рождения свыше, по благодати, нежели родиться от миродержцев тьмы века сего, как сказал апостол Павел.
   Если же он всё же родится в тварного мужа, то нужно будет ему умереть и родиться снова, ибо тварный муж, ставши хозяином в доме душевном, уже власти своей не отдаст. Поэтому ты, Кандид, в твоём ментальном доме, в духе твоём, либо есть отрок тварный, ещё не познавший жену, - то есть Адам, возделывающий сад и послушающий Отца через брата своего богородного Эммануила, - либо ты муж тварный, взявший власть от мира, в котором установлено доброе и лукавое, - то есть Адам, вкусивший от древа познания доброго и лукавого и познавший жену, то есть посягнувший на душу свою соблазном и силой. Тогда ты проклят, и тебе остаётся покаяться, сложить с себя незаконную власть мужа, и надеяться на милость Царя.
   Итак, всякий отрок, не знающий о себе достоверно, что он сын Божий, полагает себя в позиции Адама тварного, как был он в Раю до грехопадения. Он имеет присутствие старшего Брата, общение с Ним и послушание Отцу через Него; а также жену-помощницу; и Змея в ветвях древа познания. Ему следует, дабы иметь жизнь в себе, возделывать сад, по правилам, заданным хозяином сада; слушать раньше заповедь, чем жену; блюсти закон, почитать в законе судью, в судье Сына, в Сыне Отца. Отсюда ясно вырисовывается его душевное домостроение: ведущим является отношение к Брату-Господину. Созидательная трудовая деятельность и совместная трапеза с помощницей-женой (питание от сил её) являются подчинёнными и сообразными главному отношению. Такое душевное число следует считать правильным (гармоническим). Отсюда ясно, что "праведность", понимаемая не внешне, как "прокрустово ложе", а внутренне, как качество воли в её потенции, состоит в том, чтобы блюсти себя, как гармоническое душевное число. Это означает, что нужно настраивать всю "арфу души", исходя из главного отношения - к господину незримому; помещая себя в позицию почтительного внимания и готовности служить.
  
   Нумений: Но какова же, в таком случае, роль богородного отрока?
  
   Теофраст: Роль его будет ничтожной, друг Нумений, если тварный отрок станет сильным мужем. Он должен быть слабым; не должен насиловать жену свою. Тогда, чему отрок Божий воспротивится, скрытый в Матери, а Мать - в жене, скрытой в ребре у него, то муж слабый не переступит. Поэтому Иисус призывал: будьте как дети. Тогда, в важнейших для жизни божественного дитяти моментах, Мать будет поддерживать жену в противлении мужу, и слабый муж не справится. Как и должно быть, ибо Адам - не настоящий муж души, а настоящий её муж - Царь, помазанник, родившийся свыше. О чём и толковал Иисус жене самаритянке у колодца Иаковлева.
  
   Поликрат: Знатоки египетской и халдейской мудрости, такие, как Посидоний, утверждают, что библейская повесть о первых людях является смесью нескольких мифов, из которых главнейший состоит в том, что в Начале небо и земля не были разделены: люди и боги жили вместе: один из богов, небесный Змей, был настроен дружественно к людям: он научил их всему, так что люди в мудрости сравнялись с богами (в особенности в суждениях о добром и лукавом): и только бессмертием люди не обладали: боги приревновали людей к благой своей участи и преградили им путь к древу жизни, вкусив плодов которого, они обрели бы бессмертие: затем, на совете богов, они прокляли и изгнали из своей среды небесного Змея, покровителя людей: они отделили небо от земли и низвергли Змея с неба на землю. Этот миф почти без изменений включён в библейскую повесть, в чём всяк может убедиться. Согласно этому мифу, не было никакого закона, который люди могли бы нарушить; но люди пребывали в неведении; от Змея они получили знания, принадлежавшие ранее богам; за что и заплатили известную цену; и с той поры почитают Змея, как своего покровителя. Подтверждением сказанному служит то, что Моисей, по Писанию, носил в войске своём медного змея, висящего на кресте, то есть, на древе. И если кого из евреев уязвлял аспид, то стоило взглянуть на сказанное изваяние (Змея), как человек тут же исцелялся от укуса. То же писание свидетельствует, что евреи поклонялись Змею до времени иудейского царя Езекии, современника Ассирийской державы, "и кадили ему, и называли его Нехуштан" (IV Цар. XVIII, 4). Царь же Езекия правил через семь веков после Моисея. И только он уничтожил идола Змея. Отсюда, можно заключить, что только при Езекии знание стали почитать источником греха; до него же мудрость почитали за благо и чтили хранителя её, Змея. Мы же, эллины всегда были и остаёмся поклонниками мудрости, и в этом древние евреи, как видно не отличались от нас. То же, о чём ты говоришь, этот миф исправленный, разве не следует рассматривать как некое новое веяние?
  
   Теофраст: Невозможно оспаривать сказанное тобою, Поликрат. Однако следует заметить, что новое откровение, полученное в последнее время, углубляет древнее; и новый завет, заключённый с Богом, исправляет завет ветхий. Поэтому нам следует предпочесть последнюю редакцию Священного Писания. Кроме того, ты должен заметить, что кроме Змея медного Моисей носил в войске своём ковчег, в котором хранились свитки закона Божия, и сам Бог спускался с Неба на седалище своё вверху ковчега, чтобы судить народ еврейский по закону Своему. Это говорит лишь о том, что человек есть единство, исполненное противоречия, что в нём одновременно живут грех и верность, тварность и богородность; что он уходит из Рая и тут же хочет вернуться. Поэтому он поклоняется одновременно и Змею и Отцу. Тем не менее, легко заметить, что домостроительство Моисея отвечает гармоническому числу. Деятельное начало он подчиняет закону; закон же и суд он испрашивает у Бога, выстраивая через то образ града Божия. Соответственно, и личность Моисея может быть ознаменована гармоническим числом: что выявляется расположением его ведущего начала. Так, в деятельном, конструктивном аспекте, он оказывает себя ревнителем правды, когда вмешивается в конфликт соплеменников, вопрошая: "почто бьеши брата своего?"; и ревнителем благочестия, когда просит у фараона отпустить народ к родовым святыням, помолитися, или когда негодует на Аарона, отлившего золотого тельца. В аспекте общения он оказывает себя почитающим Бога в ангелах Его и любящим брата своего, - которому и наперсник, и бармы первосвященника отдал, хотя и имел священство от Бога, будучи пророк и общник Богу.
   Что же до Змея, то, как видно, почитали евреи в нём мудрость земную, не открыв до конца всей её погибельной искусительной силы. А если бы открыли, то сразу же и спасены были. Зачем тогда и Христу Иисусу являться. Таков ответ мой тебе, Поликрат. Доволен ли ты?
  
   Поликрат: Доволен премного, Теофраст, и хочу задать тебе ещё вопрос.
  
   Теофраст: Изволь.
  
   Поликрат: Вот ты толкуешь нам "начало" в свете Нового Завета, а между тем, апостол Иоанн сам говорит нам о Начале. Именно, он говорит: "В начале было Слово, и ... без Него ничто не возникло, что возникло". Это, как будто, пересказ ветхозаветной легенды о сотворении мира, где Бог творит мир Словом. Но в вашем богословии Слово - это сын Божий, и это Человек. В еврейской книге мы находим одного человека в Начале, обладающего словом и вызывающего вещи из небытия по именам их. Это Адам. "И нарёк человек имена всем скотам и птицам небесным, и всем зверям полевым"; также и жене своей нарёк он имя Ева. Не кажется ли тебе, друг Теофраст, что Адам таким образом формирует идею мира, которая предшествует физическому миру; и что вам следует переписать миф о творении в этом ключе? Именно, что первый человек, сын божий (Логос) творит мир в Духе Божием, - поскольку и сам изначально пребывает в Боге, и первое его слово есть к Богу. И лишь затем, вследствие ссоры с Отцом, он, духовный, обретает плоть, и вместе с ним материализуется весь мир. Но как только Адам примирится с Отцом, он вновь одухотворится и станет небесным существом; и с ним вместе одухотворится весь мир: земное царство вновь станет царством небесным. Не прав ли я?
  
   Теофраст: Могу сказать тебе, Поликрат, что подобное богословие наличествует в церкви и употребляется в проповеди. Согласно этому богословию, человек - начало всякой твари (согласно со сказанным в книге Генезис). И, вместе с порчей человека, в результате его свободного акта, испортилась вся тварь (о чём также сказано в ветхом Писании, яко земля стала производить тернии и волчцы). В книгах пророков сказано, что после воцарения небесного царя земля вернёт себе свою изначальную чистоту и станет рождать стократно. Это подтверждает и Христос Иисус. Так что Новый Завет не противоречит здесь Старому. От себя могу лишь заметить, что Земля, как Творение Бога, не может, конечно, извратиться вследствие греха Адама. Но речь идёт о творении человека: о той, изменённой его творчеством и трудом части Земли, которая образует местообитание человека. В частности, мы говорим не о природной земле (Арец), а о пахотной земле (адамА). Орудийное воздействие человека на невинную Природу направляется логическими формами его ума (сознания); предваряющее трудовые акты образование таких логических форм мы как раз и находим в библейском рассказе о наречении Адамом имён всякой твари.
  
   Кандид: Если ты удовлетворён, друг Поликрат, то пусть теперь Нумений скажет.
  
   Нумений: Юлиан Август, как и многие другие, обвиняют вас, христиан, в безбожии, поскольку вы не приносите жертв богам, не поклоняетесь божеству Августу и отказываетесь платить две драхмы в пользу храма Августа, как это делают иудеи, взамен поклонения. Также вы, хотя и говорите о каком-то Боге Отце, к детям которого себя причисляете, на деле поклоняетесь человеку, которого обожествили по своему произволу: безвестному учителю философии, который, подобно собаке Диогену, ниспровергал все законы, позволяя своим ученикам делать всё, поскольку, по его уверению, они, как избранные божьи дети, не подлежат закону Моисея. Мы же, эллины, чтим Зевса, Отца богов и героев. Если ваш отец - Зевс, то почему не скажете об этом прямо? А если нет, то кто ваш Отец? Какому богу вы поклоняетесь?
  
   Теофраст: Тяжкие обвинения в нечестии выдвинул ты в наш адрес, друг Нумений. Позволь напомнить тебе, что подобные обвинения выдвигались против Сократа, который так же, как и мы, не знал бога, которого чтит, но, несомненно, чтил его, поскольку безусловно доверял даймону (??????), посреднику между богом и человеком.
   Да, мы считаем себя помётом Бога, единой семьёй, братьями и сёстрами, нисшедшими от единого Отца, которого мы не знаем. Но мы знаем и чтим своего брата Иисуса из Назарета, первородного сына нашего Отца, который по праву первородства получил преимущество перед нами, и имел поручение от Отца разыскать нас, рассеянных в миру, собрать и вернуть в дом Отчий. Исполняя это поручение Отца, он погиб от рук нечестивых, став жертвой за братий своих. Однако его неуничтожимая божественная Личность не погибла вместе с плотию, но приобщилась небесному Отцу. И теперь этот Иисус, брат наш, является нашим даймоном, посредником между нами и Отцом; и каждый из нас в духе своём имеет общение с Ним. Он - наш судья и царь, поскольку имеем от него суды и веления в наших общениях друг с другом и с иными, пребывающим во власти Противника Бога нашего. И, поскольку имеем судью и царя, мы не толпа, но град. Как дети одного отца и насельники града, мы образуем народ. А поскольку отец наш - Бог, то мы суть народ божий. Что же до Моисея, то он - один из нас. И не детям божьим писал он закон свой, но ради них положил ограничение дерзости, надмению, себялюбию и жестокости тварного человека; и ради самого тварного человека, который не продолжится в поколениях без дыхания Божьего. О чём свидетельствовал и Христос Иисус, говоря, что Моисей дал вам закон по жестоковыйности вашей.
  
   Поликрат: Ты, Теофраст, говоришь о секте вашей, как о граде божьем. Больше того, исходя из твоего рассказа, получается, что уже в самом начале первые люди жили во граде, хотя первый город построил сын Каина Енос. Как ты это истолкуешь?
  
   Теофраст: Енос - зиждитель безбожного города башнестроителей; Райский же Сад есть Град Божий. И это, несомненно, град, ибо там есть закон и царь, и народ, в лице первой пары, и учителя народа, в лице демиургов Элогим, и божественный Предок первой городской трибы. И если Начало показывает нам первых людей в городе, то это означает, что город есть форма жизни человека. А что этот Город-сад насадил Бог, говорит о том, что эта форма жизни предзадана и создана вместе с человеком; и другой формы быть не может. Также и царь Иисус сказал - Царство Божие внутри вас есть. Этим Он указал на строение нашего духа, - что в сердце своём несём мы царство. Царство же есть город.
   Разумение этого предостерегает живущих от произвольного изменения общественных институтов, указывая на их божественное происхождение, неотделимое от божественного происхождения человека, - ведь первый грех, кроме личного аспекта имеет и публичный политический аспект. Ведь когда Адам и Ева стали советоваться с освобождённым Умом (Змеем), обсуждая Бога, то они утвердили этим безбожную демократию и суверенитет тварного народа, что и было вменено им в вину и навлекло на них проклятие тщетных трудов. Таким образом, Начало порицает общественное устройство, основанное на абсолютном суверенитете народа, но требует сохранения институтов, восходящих к Первому дню Века; институтов, проводящих в публичную жизнь власть Бога Отца.
  
   Нумений: Почём вы знаете, что Отец ваш, которого не знаете, есть бог? И почему, тогда, других богов, которых также, видимо, не знаете, но которых все чтят, не признаёте?
  
   Теофраст: Об Отце нашем знаем, что Бог есть, потому что даёт нам "манну", пищу живую, о чём и просим Его каждодневно. Достоверно силу живую имеем в духе нашем, и слово истины от Сына Его, потому и знаем, что Он Бог. От "богов" же, которых чтят языки, ничего не имеем, кроме самообольщения, пустой надежды и тёмных оракулов; потому полагаем, что это боги выдуманные, сотворённые эйдолы (???????), от которых суетные люди ищут помощи в делах земных тщетных, против других таких же людей. Подобны они Каину, который брата убил из ревности к эйдолу своему, которого за бога почитал; но то была лишь его фантазия, настоящий же Бог призрел на Авеля.
  
   Кандид: Из слов твоих явствует, Теофраст, что богородное и тварное человечества имеют разные жребии, строят разные города и образуют разные народы. Мог бы ты, в таком случае, указать нам народ или город из реально сущих в ойкумене, о котором сказали бы: вот град божий, и народ божий в нём?
  
   Теофраст: Нет таких городов и народов, друг Кандид, потому что Град Божий и Народ Божий суть не от мира тварного, поэтому не имеют особых тел, - как и Бог наш не в особом каком-то невиданном теле открылся, а в простом теле человеческом. В райском Саду гулял он вместе с Адамом, как садовник; по Иудее ходил, как учитель; странником пришёл в гости к Лоту; в облике мужа явился Аврааму; боролся с Иаковом, так что ногу ему повредил. Отсюда, сыны божьи смешаны с тварными людьми, не выделяясь обликом, град божий скрыт внутри града тварного, и народ божий сокрыт в недрах деревянного народа. Но сердцу, ревнующему о милости и жаждущему правды Божией в людях, открывается и град Божий и народ Его; и узнаёт он святого и кланяется ему.
   Что же до жребиев народа Божия и народа тварного, то из Писания узнаём, что потомки Адама составили два человечества: Каиново и Сифово (в Сифе же убиенный Авель возродился). И вот град Каинов, в надмении своём, начал строить башню до неба, а град Божий, в лице Еноха сына Сифова, ходил право пред Богом. И жребии их таковы, что Енох не умер, но взят был на небо живым. Строителей же башни Бог рассеял, уничтожив надежду их. А после предал их наказанию смерти через потоп. Но не всех. Из народа строителей (Тектонов) не погиб род избранный, родитель которого Ной не тщетное величие строил, но - корабль спасения. Из кедров ливанских, растущих при истоках рек райских, построил он свой ковчег, и воды потопа не достигли души его. В роде избранном тварном сеется семя Жизни, и вырастает Древо и приносит плод в урочное время. Так вновь осуществилось Начало: верный обрёл жизнь, кроткий унаследовал землю, мятежные смертью умерли. И то же Начало вновь содержит грех очередного Адама, и вновь разделяются люди на потомков Каина и Сифа. Так что, благодаря этому возобновлению вневременного Начала, нет нужды в непрерывных линиях рождения от Каина или Сифа, чтобы говорить о двух человечествах. Каиново и Сифово человечества есть всегда: оба существуют в одном народе.
  
   Кандид: Но, если это надмирное и вневременное Начало обладает такой неистощимой порождающей силой, то не впадаем ли мы, при этом, в дурную бесконечность повторения одного и того же в каждом поколении людей? Бесконечность, из которой нет никакого исхода.
  
   Теофраст: Так и было бы в платонической логике. Но в нашем мифе нет абсолютной безысходности, поскольку состояние греха есть не копия порочной надмирной Идеи, но свободное волеизъявление человека. Человек сам каждый раз впадает в грех, а не "начало" его заставляет. Так что выход есть, и он во власти человека. Поэтому мы говорим не о безысходности, а о беспомощности человека, который хочет вернуться, но не может, потому что сама воля его повреждена. И здесь Бог приходит на помощь, чем и выказывает своё Отцовство. Он не волшебным образом уничтожает первородный грех и возвращает человека в Рай, но помогает свободной воле человека, посылая своего Сына в качестве Учителя. Через это полагается конец, той дурной бесконечности, которая привиделось тебе, друг Кандид.
   Таким образом Начало (????), понимаемое не как исходная точка, а как Основа, содержит в себе не только начало века, но и конец века. Начало века открывается в истории первого Адама, и конец века - в истории Адама второго (Иисуса). В истории же Авраама мы видим, как повторение начала, так и прообразование конца. Таким образом, по отношению к истории Адама, гнозис, даваемый через историю Авраама, обладает полнотой. Ведь из повести о потере Рая мы узнаём только о проклятии рода человеческого в лице согрешивших Адама и Евы, тогда как в повести об Аврааме мы находим не только проклятие за грех, но и образ искупления. Если бы не было возможности искупления и возвращения в дом Отчий, то человек оказался бы в безысходности, что несовместимо с человеческой природой, которая есть свобода. Так что, в начале века свобода невинного человека состоит в возможности греха и отпадения, а в конце века - в возможности искупления и возвращения. Чтобы убедиться в этом, посмотрим на Авраама. Его семья напоминает нам, как первую семью Адама и Евы, так и последнюю семью века - Иосифа и Марии. С первой семьёй дом Авраама сближает то, что Авраам и Сара - брат и сестра, - точно так же, как Адам и Ева. С Иосифом и Марией дом Авраама сближает то, что Сара не зачинает до тех пор, пока не приходит ангел от Бога, возвещая божественное зачатие. Таким образом, как и в случае Марии, мы имеем две рождающие материнские природы: божественную и человеческую. При этом, со стороны человеческой природы мы имеем потомка царского рода. Ведь, как и обручник Иосиф, Авраам не входит к Саре, но отдаёт её в жёны фараону. Таким образом Сара рождает царя будущему народу потомков Авраама. Этот царь, как и всякий настоящий царь, имеет двойное происхождение и двойное помазание: человеческое и божественное. Именно таков фараон у египтян - сын человека и сын бога одновременно (Гор, сын Осириса). Таким образом, рождение Исаака Сарой прообразует рождение Иисуса Марией.
   В Истории, однако, дом Авраама не является ни первым, ни последним. В нём проявлется грех первых людей. Авраам повторяет грех Адама: вместо того, чтобы слушать Судью, он слушает жену свою Сару и, покоряясь жене, а не Богу, творит то, чего не хочет, угодное жене, - подобно тому, как и апостол Павел свидетельствовал о себе, яко не делает то, чего хочет, но делает то, чего не хочет, по слабости своей. Именно, Авраам беззаконно поступает с сыном своим Измаилом и матерью его Агарью, изгоняя их и лишая наследства, по хотению жены своей Сары. За это следует наказание: как и Адама, Бог наказывает Авраама за то, "что послушал голоса жены своей". Отсюда становится ясно, что человек испорчен первородным грехом, не может хранить верность, и поэтому должен быть искуплен. Спасение, данное Аврааму Богом за праведность в лице его сына-царя Исаака, должно быть у него отнято и возвращено Богу; и таким образом грех будет искуплен. Бог требует от Авраама вернуть Своё. Авраам раскаивается и, во свидетельство своего раскаяния, безропотно принимает наказание и приносит сына своего Исаака в жертву, как того требует Бог. Со своей стороны, Бог, видя верность Авраама в раскаянии, прощает его и предлагает в знак примирения заместительную жертву искупления - овна, запутавшегося рогами в терновнике.
   Наши богословы полагают, что сим овном прообразована искупительная жертва Агнца Божия, Христа Иисуса; терновник же на рогах овна прообразует терновый венец, возложенный на главу Иисуса воинами Пилата.
   Таким образом Писание, через свидетельства об откровениях вечного Начала, даёт нам узнать себя, кто мы суть, и понять то, что с нами происходит, не в кажимости, но в истине. Так что всякий человек может уразуметь свою тварность и свою богородность, свои отношения с Богом, братом, и женой; может познать свой грех, его причины и последствия; а также иметь надежду на искупление. Благодаря этому знанию у человека появляется существенный выбор: не выбор между удовольствиями, между большим и меньшим злом, а между вечной жизнью и окончательной смертью своей, как лица. В этом выборе человек обретает истинную, а не мнимую свободу. Ведь лицо это и есть человек. Согласитесь, друзья, что если бы даже плоть моя возродилась по смерти, но без лица, разве то был бы Я? И, напротив, если Богу угодно, чтобы Я жил как лицо, - с плотью ли, без плоти ли, или с плотью иной, - то Я пребуду. Для истинных философов, которые понимают, что Я (лицо) сущ не в образе плотском, а в очах Бога, в этом знании заключена непреходящая надежда. Как говорит Философ, сие есть знание, нужное для креще­ния, в котором побеждается первородный грех. Пока не согрешил Адам, видел его Бог; когда же согрешил, скрылся из глаз Божьих, - и уже не видел его Бог. Этим же умер Адам как лицо. Бог же видит правду, и пока прав был Адам и ходил в законе, видел его Бог, и был он в очах Божьих. Ибо лицо есть в суде, и судится о законе.
   Тем же, кто ещё заблуждается, по-детски, думая, что видимое в зеркале отражение есть Лицо, или "Я", позвольте напомнить судьбу Нарцисса, который умер, влюбившись в своё отражение. Напротив, Иисус, отдавший душу за други своя, шагнул за порог смерти и остался сущим и действующим Лицом, в суде которого христианин рождается как лицо. Нарциссам же советую: научитесь хотя бы у собаки, которая не узнаёт себя в зеркале (сиречь в плотском образе) и рычит на отражение своё, но знает себя в хозяевах своих, и хозяева знают её; и узнают, даже будучи слепы, - ибо существуют друг в друге, и друг для друга, как любящие ближние.
  
   Нумений: Ежели эта собака - Диоген Синопский, то я с удовольствием восприму его науку. Никто ведь не был отягощён своей тенью менее чем он.
  
   Теофраст: Славен Диоген тем, что любил людей, потому и ходил с фонарём по стогнам града средь бела дня, разыскивая человека. Но мы теперь ищем человека на примере истории евреев, а не эллинов. Так что из славной демократии Афин давайте воротимся в царство иудейское.
  
   Филон: И попросим тебя, Теофраст, открыть своим ключом Начала историю славного царя Давида, о котором многие наслышаны. Тем более, что и царь ваш Иисус Галилеянин происходит из рода Давида, и град ваш небесный зовётся градом Давида. В чём секрет этого наречения?
  
   Теофраст: Всем понятно, друг Филон, что во граде Божьем царит Сын Божий, которого Отец посылает. Град верных являет собой образ града Божия. Это означает, между прочим, что не в институальных порядках наследования обретается царь городу, а становится царём тот, на кого укажет перст божий через пророка. Именно таким царём, помазанником божьим, и был пастух Давид: на него указал пророку Самуилу Бог, и его Самуил помазал на царство. Однако Саул царь хотел поставить царём сына своего Ионафана. В этом заключалось его нечестие и мятеж против Бога. Возревновал он Давида о Бозе, и, ровно как предка его Каина, ревнование это привело к мысли об убийстве. И начал Саул искати убить Давида. Давид же в ответ явил кротость, в которой наставлял верных своих Христос Иисус, ибо наставником Давида, в духе его, был сам Царь небесный. И кротостью этой обезоружил он Саула и привлёк к себе Ионафана, и стал царём, не по человеческим, но по божеским установлениям, - чем и прообразовал воцарение Христа Иисуса. Вот почему Царь наш во плоти почитался потомком Давида, и град его зовётся градом Давида. В целом же, в истории Давида мы находим не столько повторение начала века, сколько прообразование конца, где Давид возвещает собою Христа Иисуса, а Саул царь, покончивший с собой, являет прообраз Иуды Искариота.
   И здесь, как можно убедиться, мы находим тот же атом (неделимый элемент) человеческого бытия: взаимоотношения тварного (и творящего) грешного Адама, насельника Каинова града, наставляемого Змеем, и верного мужа, насельника небесного града, наставляемого Сыном, в пределах "сада", с известными нам "деревьями", между которыми выбирает человек всякий раз.
  
   Этим заканчиваю свои речи и надеюсь, что утолил ваше учёное любопытство, друзья. А если кто из вас желает уточнить нечто, то прошу спрашивать, и я с готовностью отвечу.
  
   Кандид: В полной мере, друг Теофраст, напоил ты нас напитком мудрости. Здравия тебе и благополучия от твоего мудрого Бога! Ученикам же спрашивать, если имеет кто, что спросить.
  
   Поликрат: Вторицею спрашиваю тебя, друг Теофраст: в райском саду, что насадили боги на Востоке, усматриваешь ты город; где же город в саду?
   Теофраст: Как известно, Поликрат, сад есть принадлежность города, как рукотворный ландшафт. Сады бывают только в городе или при городе, и являются предметом собственности и торга, то есть подлежат праву и участвуют в правоотношениях. Земля вне города - не сад, а поле. Но поле не возделывают, иначе это - пашня; в поле даже не охотятся, там только добывают дичь. Ведь охота это не добыча, а вельможное развлечение, и персидские вельможи охотятся в специальных охотничьих парках, "парадизах", которые тоже суть принадлежность города. Ты знаешь, что Адам возделывал райский сад и питался плодами трудов своих. Также в Саду были закон и судья. Кроме того, Адам состоял в законном браке, поскольку жена была дана ему судьёй, о чём он сам свидетельствовал. После преступления Адам, по решению совета судей, был изгнан за пределы сада, границы которого затем охранялись от него. Разве всё это не признаки города, друг Поликрат? И если Начало открывается нам как город, ещё до того, как люди начали строить города, то это свидетельствует о том, что человек в истине есть гражданин. То есть бытийная ситуация, в которой муж (человек) истинствует (подлинно существует), являет городскую жизнь, где осуществляются семья (familia) и царство (regnum), в любви и братстве, обрамлённых законом и судом.
   Если же тебе не довольно авторитета Откровения. Но требуются резоны, то изволь заметить, что городу дРлжно быть. Ибо жена (душа тварная) помощница в трудах мужа по возделыванию сада, суща не природно, но культурно, в фокусе общественных взаимоотношений и взаимодействий. Она образует такую оболочку плотской души, что последняя, будучи отгорожена от поля городской стеной, отдаёт силу своих хотений тварной воле, находящей свои цели в городе. Тварная воля (и, в составе её, земное хотение) подчинена праву (ибо город есть правовая конструкция), и через право (закон) подвержена Христоначалию, ибо Царь есть судья. Адам, или м у ж, господствует в своём душевном доме, как вассал царский, прила­гая к своему домостроительству власть цар­скую.
   Так что, Поликрат, человек не может быть помыслен вне города. Сказанный "атом" человеческого бытия размещается только во граде; это элемент городской жизни. Если же ты представляешь себе человека в поле, значит, он просто вышел погулять. Что я теперь всем и предлагаю. Пойдёмте к источнику и испьём воды.
  
   Все (хором): Пойдём!

v

У ИСТОЧНИКА:

  
   Кандид: Вот мы и утолили нашу плотскую жажду, как ранее ты утолил духовную, друг Теофраст. Солнце уже в зените, и прежде чем мы удалимся, каждый восвояси, я прошу тебя, дорогой Теофраст, подвести итог всему сказанному тобой сегодня.
  
   Теофраст: Изволь, брат Кандид, и не обессудь, если буду по-лаконски краток.
   Судьбы людей и городов кажутся прихотливыми и изменчивыми. Причины их возвышений и падений всегда были предметом внимания философов, - в том числе и составителей истории евреев. Мнения существуют разные. Эллины всё объясняют капризами и распрями богов; евреи винят народы, нарушающие договоры со своими богами или поклоняющиеся ложным богам и идолам. Во всех мнениях есть доля истины. Я, в свою очередь, утверждаю, что в этом потоке судеб Начало пребывает в неподвижности и неизменности. На театре Истории меняются декорации, актёры и мистагоги, но пьеса играется одна и та же. Хотя и трудно бывает человеку разглядеть это, оттого что человек живёт в историческом контексте, который изменяется от поколения к поколению, от языка к языку, от страны к стране, - в силу соединения свободы и творчества, присущих человеческому роду. Так что человек всякий раз обнаруживает себя в некотором проекте; в "башне", созидаемой из новых плинф и камней прежних строений, построенных предками. Горизонт человека - ансамбль исторически узнаваемых событий, чьи меняющиеся одежды маскируют первособытие, повторяющееся вновь и вновь в становлении каждого нового человека, явившегося на свет из земли и мастерской горшечника или плотника. И как бы не менялся исторический контекст, Первое Событие неизменно остаётся ключом к тайне всякой судьбы; а также той неизменной короткой хордой, которая заставляет историю вращаться по кругу, ибо, какой бы вид не принимала первая заповедь, в какие бы одежды не рядился первый грех, он остаётся таковым по сути, со всеми своими последствиями. Поэтому истину зрит тот, кто в каждой судьбе мужа, из числа не искупленного человечества, видит Адама, осуждённого за беззаконие и изгнанного из Рая в работу и смерть; Адама, судящего о Боге, как обманщике (и этим предвосхищающего суд Иуды о Христе).
   Первое событие (альфа) повторяется вплоть до последнего события (омега), которое, вместе, является первым событием нового Века. Ось события Альфа и события Омега - одна и та же: закон и суд, и человек пред лицом Суда Божия.
   Первое событие происходит с первыми людьми. Первые люди события омега суть первые члены нового, искупленного человечества. А само событие - рождение, жизнь, смерть и воскресение Христа Иисуса, как нового Адама. Теперь оно, повторяясь в поколениях, - как прежде история ветхого Адама, - становится той неизменной "костью", которая каждый раз обрастает конкретной персональной, общественной и исторической плотью. Обманутые её внешностью слепцы по-прежнему не видят Начала. Но для зрячего во всяком ансамбле событий нового Века проступают повторяющиеся суды, а именно: Суд Божий, судивший Сыну стать жертвой за людей; суд Сатаны, не верящего в людей и соблазняющего их; суд Иуды, спасавшего Учителя от него самого; суд первосвященника, осудившего невинного к смерти ради блага нации; суд народа, избравшего разбойника и кричавшего о царе: "распни его!"; и суд Пилата, не находящего возможным вникать в дела варваров.
   В среде искупленного человечества повторяется это новое первособытие, бывшее одновременно и последним событием ветхого Времени; каждый человек Нового Эона рождается как новый Адам, сын Божий и брат Христов. Он претерпевает сказанные суды, в результате которых происходит окончательное разделение человеков, и населяются Небо и Преисподняя.
   В среде же неискупленного человечества, не принявшего Христа и остающегося в ветхом времени, по-прежнему совершается первособытие Ветхого Завета: соблазнение и преступление Заповеди; к сим людям, рождающимся как ветхие Адамы, Христос ещё не пришёл.
  
   На этом я заканчиваю. Всем друзьям радоваться.

Писал Калистрат.

0x01 graphic

Солнце правосудия

  
  
  
   63
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"