Аннотация: Бесконечность непредставима как таковая, и в речи служит лишь метафорой чего-то очень большого, грандиозного, недоступного воображению (La Grandezza).
Огненный знак бесконечности
Бесконечность - чисто отрицательное понятие. Точно такое же, как и атом, или неделимый. Ведь неделимость (атомность) ровно ничего не сообщает об атоме. Она говорит лишь о прекращении операции деления или о невозможности её продолжения.
В слове "бесконечность" достаточно заменить частицу "бес-" на равноценную ей "не-", чтобы получить неконечность; понятие, содержание которого целиком определяется словом "конечное", - что, строго говоря, означает измеримое, или, чисто математически, - исчислимое.
Математическое представление любой операции сводится к счёту. Отсюда, конечность и делимость математически одинаково суть ИСЧИСЛИМОСТЬ.
Соответственно, неконечность (= бесконечность) и неделимость (= атомность) означают НЕИСЧИСЛИМОСТЬ. Можно говорить о числе атомов, но нельзя исчислить сам атом, представить атом числом.
Неисчислимое множество не может быть представлено числом. Поэтому оно обозначается специальным символом, знаком. В языке знаками являются слова: и слово "бесконечность" является знаком, символом, но не понятием. В отрицании нечего понимать, кроме самого отрицаемого. Соответственно, "бесконечное" как предмет зиждется на понятии конечного. Оттого в строгой логике не может быть диалектики "конечного - бесконечного", поскольку имеем дело с тавтологией. Различие этих имён трансцендирует за предметную область. Доказательством чему служит то, что "Бесконечность" непредставима как таковая, и в речи служит лишь метафорой чего-то очень большого, грандиозного, недоступного воображению (La Grandezza).
"Идея бесконечности исключает любые цели, кроме самой бесконечности", - пишет Джон Фаулз в своём "Аристосе". Однако, сама бесконечность также не может быть целью, поскольку цель означает завершение действия; тогда как операциональный смысл бесконечности состоит, как раз, в открытости действия к продолжению как отсутствии оснований к его окончанию.
Когда мы идём по кругу (экватору, например), то после какого-то числа шагов удаление от исходной точки, сменится приближением к ней; и действие "ухода от-", якобы бесконечное, в силу отрицательного целеполагания, сменится другим действием: "приходом к-". Так что действие ухода завершится своей инверсией и самоотрицанием.
Если же мы уходим по гиперболе, то действие удаления от исходной точки может продолжаться сколько-угодно, не меняя своего смысла. У него нет завершения, или "конца", которым бы оно определялось: удаление целиком определено началом. Отсюда и принципиальная бесконечность этого действия как незавершённость, или открытость продолжению.
С другой стороны, определённость открытого действия началом даёт возможность отличать друг от друга конкретные операциональные бесконечности: они заданы своими "началами", или "архэ", по-древнегречески. Так гипербола бесконечного удаления от Москвы отличается от гиперболы удаления от Нью-Йорка. Они совпадают по начальному "хотению", но различаются точками начала движения.
Мы хотели уйти? - Прекрасно! Наше положение в любой точке гиперболы может считаться осуществлением нашего желания. И точки эти неисчислимы. Поэтому операция удаления не имеет конца. Конец имеет только наше желание удаляться. Оно - конечно.
Конечность хотения избавляет нас от операциональной бесконечности, но оставляет в зависимости от хотения, поскольку конечность хотения сопряжена с возможностью других хотений.
И в самом деле, сама по себе открытость действия к продолжению не достаточна для существования хотения. Как говорит Джон Фаулз, испытываемое счастье от существования означает желание продолжать его. Невозможно, однако, получать бесконца удовольствие от одного и того же действия. Поэтому хотение сопряжено с возможностью других действий и, значит, других хотений, или с "контингентностьюматерии" (Contingency of Matter), по Фаулзу; с её внутренней неопределённостью (= непредсказуемостью).
"Если единственная задача заключается в простом продолжении самого себя, - говорит Фаулз, - то зачем вовлекать в этот процесс ощущение удовольствия, не говоря уже о сознании удовольствия? Почему бы существованию не быть вечным камнем в вечном вакууме?".
Здесь нужно отметить, что безостановочное повторение действия не образует бесконечности: оно образует круг, который конечен. С этим замечанием связано утверждение Джона Фаулза о том, что "бесконечность не может состоять только из времени".
Время принадлежит наблюдателю, ведущему счёт "тиканьям" часов. Наблюдение и наблюдатель конечны, а ход часов замкнут в круге "тик-так".
В случае, когда наблюдатель - Часовщик, превращающий любое движение в часы, то ему безразлична "контингентность материи": любое движение - будь то "прогресс" или "регресс" - он рассматривает лишь как ПРОЦЕСС (!).
Богоборец Джон Фаулз представляет себе такого "гипотетического наблюдателя", чтобы показать бессмысленность гипотезы "бесконечного Бога" в виде "Часовщика". Такой "Бог", являющий только "безразличие процесса к составляющим его индивидуальным объектам" безлик и, значит, не участвует в делах человеческих.
Соответственно, мы обходимся без Него. Значит Благо - не в Нём. Где же оно, в таком случае?
Дж. Фаулз утверждает, что "величайшее человеческое благо - свобода воли".
Если мы принимаем это, то, следуя логике, должны отказаться от божества, вмешивающегося в дела мирские:
"Нельзя одновременно получить свободу воли и вмешивающееся божество" - говорит Фаулз.
Что ещё не делает его адептом атеизма, поскольку он представляет себе Бога как "Вселенскую Симпатию"; и "окончательным доказательством Симпатии Бога для него является наша свобода выбирать для себя образ действий, и так бороться с последствиями общего безразличия процесса к отдельному существу".
Интересно, в данной перспективе, нельзя ли представить себе "психические архетипы" Юнга как феномены "вселенской симпатии" Фаулза?
"Я не считаю себя атеистом..." - объявляет Джон Фаулз.
По его мнению, Бог недоступен разуму, но доступен общению с Ним, поскольку имеет Лицо, - ведь только лицу можно приписать симпатию (?!).
Джону известно о симпатии Бога к нему, он и сам Ему симпатизирует, постигает Его во взаимной симпатии и возмущается: "... Как можем мы не понимать, что посредством небытия в нашем понимании и путём невмешательства "Бог" предупреждает нас о том, что homosapience, подобно любой другой форме материи, не необходим, но возможен?!".
Слово "материя" здесь ключевое, - в свете "свободы воли как величайшего блага человеческого". "Мы возможны - говорит Фаулз - поскольку являемся формой материи; но эта ужасающая "возможность" обеспечивает нашу свободу".
А Джону Фаулзу как философу она обеспечивает разделение науки и религии, церкви и государства, мира и Бога. Трудно также не заметить в его рассуждениях сходства с китайской концепцией Дао...(?).
Хотя правильнее "обозвать" его экзистенциалистом-материалистом, к каковым он и сам себя причисляет. Академический словарь сообщает, что "человек мыслится экзистенциалистами как строитель себя самого, как осуществляющий себя проект".
Так что, согласившись с Джоном, мы остаёмся наедине с творческой свободой изобретения предметов хотения (ложно именуемой "свободой воли"), возможность каковой заложена в "контингентности материи", которой мы якобы принадлежим в качестве её самоосуществления.
Похоже, что описанную Фаулзом творческую "свободу" в полной мере реализуют вирусы, постоянно конструирующие себя в стратегии приспособления как сродства и подобия. В этой перспективе, экзистенциалисты могут хвалиться тем, что ухватили бытие в его "элементарности".
Не соглашаясь с Джоном, думаем, что наша свобода заключается в способности перестать желать, или прекратить хотеть, и так самим избавляться от дурной бесконечности бесцельного, открытого продолжению действия, провоцируемого хотением, и обратно....
Но, для того чтобы прекратить хотение, нужно его иметь (!). Значит, наша материальность есть условие свободы воли и в этом случае...? - по крайней мере, согласно Фаулзу (?).
Пусть так; для нас важна здесь иная природа конечности хотения, которая не принадлежит самому хотению. Эта конечность отсылает нас к Заповеди, или Закону. Образно говоря, не хочу есть не потому, что я сыт, а потому, что нынче Великий Пост.
В соблюдении Заповеди Я отделяюсь от плоти, которая может продолжать хотеть, и соединяюсь с Лицом, от которого исходит Запрет. И это - иное бытие; трансцендентное по отношению к "контингентности материи" (Contingency of Matter).
Я соединяюсь с Ним из Любви к Нему. И мы не погрешим против логики, если включим в эту Любовь "вселенскую симпатию", о которой говорит Фаулз.
Таким образом, обращая отношение конечного и бесконечного, и прочитывая конечность как небесконечность, мы утверждаем, что, в форме отрицания бесконечности, или открытости действия, конечное трансцендирует из сферы деяния в сферу личного общения: от субъектности к персональности.
Что касается "Бога", то наделение Его атрибутом "Бесконечности" так же опирается на отрицание. А именно, на непознаваемость ...
Ориген пишет: "От века Бог частично не знает самого себя. Если бы он знал о себе всё, он смог бы определить себя. Если бы мог определить себя. Он стал бы конечен. Но он знает о себе только то, что он сотворил...".
То есть и здесь мы видим определение бесконечности как НЕконечности, или, конкретно, - НЕзнания, в силу того что знание конечно.
Любопытно, в этой связи замечание Джона Фаулза о том, что "тайна, или неведение, - это энергия".
И в самом деле, незнание есть нехватка информации: последняя же эквивалентна энергии. Необходимо только помнить, что энергия эта - тепловая; или энергия хаоса, энтропия. Об этой ли энергии говорит Джон?
Паровая машина, между прочим, преобразует "тайну" координат и скоростей отдельных молекул пара в рассчитываемое (= познаваемое) движение и силу поршня.
Не хотел ли Ориген своим высказыванием подчеркнуть кардинальное отличие бога от машины? То есть, сказать, что бог - это не машина; а скорее - Deus ex Machina?
В оправдание материи, правда, можно сказать, что она не может существовать в форме механизма, не разрушая его исподволь, в силу своей "беззаконности" (Contingency, как говорит Фаулз) и, значит, непознаваемости или ограниченной познаваемости.
Так что "бог" Оргигена и "материя", в представлении современной физики, подобны друг другу в отношении познаваемости, и могут поэтому характеризоваться отрицательным (от противного) эпитетом "бесконечное".
