Маленький тарахтящий автобус наконец-то остановился. В приоткрытые окна хлынул поток им же поднятой рыжей пыли. Наружу в облепившую дверцы толпу выскочил лишь один пассажир. Молодой, взъерошенный парень, все спрашивал, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Здесь школа есть? Скажите, школа здесь есть?
В общем гомоне, в шуме мотора, среди удушливой пыли всем было не до него, ему не ответили. Набитый битком автобус укатил, Игорь остался один посреди дороги, так и не выяснив нужен он в этом богом забытом месте или нет.
Вокруг сразу стало изумительно тихо.
Было жарко и душно даже на возвышении, в тени расколотого пополам бетонного козырька остановки. Игорь вздохнул - шли первые дни августа, пора было ему, новоиспеченному учителю искать работу. Он осмотрелся.
Солнце изливалось из синевы на простор раскинувшихся полей. На серое разбавленное тополиной листвой пространство потемневших от времени и непогоды изб.
Бедный красками деревенский пейзаж навевал чувство невольной грусти и какой-то ущемленности. Солнце ослепительным золотом трогало изгиб реки, белые стены церкви, увенчанной синей маковкой с искрами и крестом.
Игорь почесал затылок. Перед ним лежал "край навек любимый". Выбора у него не было. Государство, большое как океан, постановило: или сапоги всероссийского призыва в ряды вооруженных сил или портфель школьного учителя в сельской местности. Это касалось, конечно, только выпускников пединститутов.
"Бобровка" - прочитал Игорь надпись на дорожном знаке, смахнул пот со лба и, подбросив на плече тощий рюкзак со сменой белья, бритвой и другими принадлежностями, а так же с дипломом об окончании пединститута, пошел вниз по дороге к селу.
У магазина "Продукты" в ожидании конца обеденного перерыва толпился народ. Игорь подошел к двум беседующим женщинам.
-Изб много пустует, какую хошь, такую и выбирай,- пояснила одна, тут же добавив.- Только тебя туда никто не пустит, потому заколочены они. Ты к Трешиным в конец улицы сходи, у них недавно постояльца не стало. Спросишь...
-Не стало,- повторила другая и хохотнула.-У Трешиных долго не живут - не могут.
-Как не живут? - забеспокоился Игорь.
-Сбегают,- пояснила женщина.-Один, говорят, аж в трубу ночью голый вылез! По крыше скатился и в лес!
-Что ты молодого человека сбиваешь? - перебила ее соседка.- Этот больной был. Поймали его потом...
-А позапрошлый, тоже больной?
-Позапрошлый?
Игорю не удалось дослушать их спор, открылся магазин и женщины, забыв обо всем, устремились к дверям. Он стоял озадаченный их словами, когда кто-то тронул его сзади за локоть. Эта была старушка, несмотря на жару плотно закутанная в платок.
-Не бойся, сынок,- сказала она.- Трешина женщина хорошая. Несчастная очень - все да около нее пьяниси...
-Да, да,- почему-то испугавшись отвечал ей Игорь, освобождая локоть.- Спасибо, я схожу, только сначала школу найду...
Шагая к школе, молодой педагог думал о том, как его примут там.
Он представлял, как войдет в директорский кабинет, как солидно сядет и будет немногословен и серьезен, покажет диплом, чтобы они поняли и оценили, какая птица к ним залетела. Учителя, завуч, директор - все округлят глаза. Он спросит о зарплате и - кстати, о жилье: школа обязана предоставить жилье молодому специалисту! Он, Игорь, неприхотлив.
Во дворе школы, что был обнесен ветхим забором, пахло масляной краской и никого не было. Валялись доски, комки газет, прошлогоднее расписание уроков. В распахнутых окнах классных комнат - никакого движения. В воздухе, жужжа, носились мухи, на вытоптанную ногами учеников проплешину были составлены рядами свежевыкрашенные парты. Наконец в дверном проеме показались двое тощих, загоревших до черноты парней, волокущих парту. Спустив с крыльца, они поставили ее в ряд с другими.
Игорь заметил человека с кистью в руках. Завхоз молча посмотрел на подошедшего молодого человека и закурил. Вместо фартука вокруг бедер у него была обернута штора.
-Директор не подскажите где?
-Нет никого,- завхоз опустил кисть в банку, смахнул о край лишнюю краску.- Сам видишь - лето...
-А когда будут?
-Приходи через неделю,- сощурился завхоз.- Тогда и поговоришь...
Повисла долгая неловкая пауза.
-Я вот к Трешиным пойду, жилье снимать,- неожиданно для себя сообщил Игорь.- Не знаете, сколько возьмут за месяц?
-К Трешиным? - глаза завхоза заблестели.
-А то, говорят, не живут у них, съезжают...
-Если б так,- завхоз бросил кисть.- Съезжают! Ха! Один в трубу вылетел ихний постоялец! Вылетел, да так и не упал. Сколько не искали - не нашли. Другой исчез, утонул, наверное - туфли-то дома остались, вернее один башмак дома, другой - на берегу...
Завхоз снова стал красить.
Ничего не понимающий Игорь пошел к Трешиным, надеясь уговорить хозяйку, сдать ему "чертов дом" как можно дешевле, до той поры, естественно, пока он сам не начнет зарабатывать. В карманах у него было не густо.
Так как Трешиных знали все, найти их не составляло никакого труда. Вскоре Игорь постучал в покосившиеся ворота небольшого дома. Залаяла собака, состучала щеколда, ему открыла самая обыкновенная старушка в ватнике и цветастом платке. Выслушав сбивчивую речь Игоря и скользнув по нему тусклыми глазами, хозяйка без лишних слов повела квартиранта к дому для "пришлых". "Пришлые", судя по тону бабки, были в Бобровке сродни инопланетянам.
Хозяйка имела вид самый обычный, но Игорю невольно вспомнились страшные истории, какими пугают друг друга дети. Именно такая неприметная старушка, могла продавать на полустанке пирожки с попадающимися в начинке человеческими ногтями. В ее чулане преспокойно могла стоять гигантская мясорубка, а по ночам по потолку в доме - ползать черный кубик...
Предлагаемый Игорю дом оказался больше и лучше того, в котором жила сама бабка: в четыре окна, с прямыми воротами, он производил впечатление добротного жилья. Старушка нащупала между бревен ключ. Пока она копалась с замком, Игорь рассматривал дом. Два окна были закрыты ставнями, но одно было открыто. Оно мрачно смотрело на залитую солнцем улицу, и что особенно было неприятно, не отражало, казалось, ничего кроме неживой серой пустоты. Оно было ближним к Игорю, и он ясно видел: окно как бы не пропускало в дом дневной свет. Эту его уверенность невозможно было объяснить. Игорь решил, что ему померещилось. Ему никак не удавалось отвести взгляд и, словно в насмешку, серая перспектива окна вдруг прояснилась, стал виден подоконник, нежилая внутренность дома, что-то там сдвинулось, покачнулось, зашевелилось, пришли в движение какие-то угловатые, неясные фигуры. Неуловимые они мелькнули, ожили перед Игорем на доли секунды и пропали...
-Там есть кто? - спросил он у хозяйки.
-Кому там быть,- ответила та.- Проходите.
Они зашли во двор, поднялись на крыльцо, мимо пустой собачьей будки, вошли в дом. Хозяйка отворила обитую клеенкой дверь из сеней в комнаты, пропустила Игоря вперед. Пригнув голову, он вошел. Рассеянный свет единственного открытого окна выхватывал из серого полумрака бок беленой известью печи, стол, стулья, широкий, старый диван. Половики неопределенного цвета, мутные обои... На столе перед окнами стояло множество банок, наверное, старуха солила огурцы. В общем-то, ничего подозрительного, от чего можно было бы "вылететь в трубу, да так и не упасть" в доме не было.
-Располагайтесь,- послышался голос хозяйки с порога, словно с противоположного берега реки - тихо и глухо.- Если согласны жить, то платы я не беру.
-Чисто,- попытался польстить ей обрадованный Игорь, чтобы, не дай бог, старушка не передумала.- А там что, кухня?
Ему все время хотелось поддерживать разговор, только бы не молчать...
-Прежний постоялец охотно прибирал,- отвечала старушка.- Колодец там, как идти в огород, направо, если пользоваться будете. Баня дальше у забора. Дрова во дворе, да сразу много не топите - ночью спаритесь.- Она все так же топталась у порога.- Живите, я только чтоб дом уцелел. Мальчишки озорничают... Боюсь, подожгут... - Она вдруг заторопилась, словно вспомнила о чем-то важном, о каком-то срочном деле.- Сохранить хочу, вы уж присмотрите...
"Прежний, прежний,- рвалось у Игоря с языка.- А что с ним такое случилось, с прежним?"
-Чудной был,- вдруг ответила на его мысли старушка, чем испугала Игоря.- Пить начал - допился, царство ему небесное...- Хозяйка перекрестилась.
-Я согласен,- еще раз заверил старушку Игорь, когда ее невыразительные глаза неожиданно пристально взглянули на него.- Лучшего мне не найти.
-Если останетесь до осени, там и приплачивать будете - за свет, за дрова.
-Разве теперь света нет? - удивился Игорь.
-Зачем он вам? Лето, ночи короткие, чего его жечь-то? Одно беспокойство... Ну, я пошла, обживайтесь.
Хозяйка ушла, Игорь остался в доме один. "Что собственно я нервничаю? - спросил он себя, садясь на пыльный диван.- Все это чушь".
Игорь размышлял о событиях этого дня. Все произошло на удивление быстро: билет в кассе автовокзала, жара, толкотня запах пота и чеснока, первобытные пейзажи, и вот, пожалуйста, он - почти учитель! В том, что его возьмут на работу в местную школу Игорь не сомневался.
"Что ж буду жить как ссыльный декабрист, ходить за водой, топить печь,- думал он, осматривая комнату,- вдали от цивилизации. Отшельничество".
Он подошел к столу - банки, банки. Много банок. Более десятка, самых разнообразных. Прямой пыльный сноп света, рассекаемый движениями куста за окном, падал на клеенку, и содержимое банок, прозрачная зеленоватая жидкость мягко приятно мерцала. Игорь пригляделся: никакой взвеси, никакого осадка - кристальная чистота... Это показалось ему странным. Что же это могло быть? Рассол? Попробовать он не решился.
За окном на ветру шевельнулись ветви, зеленоватая жидкость заиграла. В ней рождались и пропадали тысячи и тысячи микроскопических зеркальных осколков! Еле заметные зеленоватые блики заструились по стенам дома, по лицу и рукам нового жильца. Справа темнели полки, запыленный телевизор, слева - заправленная кровать с подушками одна над другой, на кровати тоже стояли банки... Словно очнувшись, Игорь отворил все остальные окна и застыл с открытым ртом: ворвавшийся в комнату свет выхватил множество мелких деталей - старую семейную фотографию над диваном, вешалку, галоши и... и - сковородки, тарелки, стаканы, кружки, ковши, кастрюли большие и маленькие стояли во всех углах! И во всех емкостях замерла, волшебно мерцая, зеленоватая жидкость. На полу, на полках, под диваном, где только можно, полон был даже самовар! Никто ничего не убирал или не мог убрать за явным безумцем, что жил в доме до сегодняшнего дня.
Игорь невольно покосился на крышку подпола. Он отворил двери во вторую комнату - пол ее сплошь был уставлен тазами, мисками, ведрами, цветочными горшками полными зеленоватой воды. В больших емкостях жидкость слегка колыхалась, так что едва-едва не попадала на пол. Игорь поднял стакан и рассмотрел его на свет.
Ему стало не по себе, как и тогда, при в ходе в дом, перед непроницаемым темным окном. Ощущение властного присутствия кого-то очень далекого коснулось его. Игоря охватило тишиной, липким сквозящим ужасом, так что он и не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как он поднял стакан... У него задергалось веко, потом губа. В страхе он схватил себя за лицо. Стакан упал, но не разбился - встал на прежнее место. "Это я сам его поставил, а не ронял," - решил Игорь, пребывая в странном лихорадочном состоянии, он как-то весь и сразу озяб. Жаркий полуденный свет стал бледен, словно с близким приходом вечерних сумерек, он уже начинал понемногу иссякать.
Игорю захотелось убежать прочь, как можно дальше...
Что же произойдет здесь с ним, когда дом наполнится непроницаемой тьмой, мерцаньем, шелестом угловатых, призрачных фигур!? Окна в этой комнате были открыты, выгоревший солнечный свет падал на широкий стол, на стул с облупившейся, выгнутой на старый манер спинкой. Игорю вдруг стало как-то тяжело и нудно стоять на ногах, он сел и увидел перед собой на столе книгу, на черной обложке которой было оттиснуто большими золотыми буквами: Я К О В Б Е М Е.
Имя это ни о чем не говорило Игорю. Молодой человек раскрыл книгу и прочитал, скользнув глазами по первой же попавшейся странице: "Святое свойство духовного мира прозябало сквозь землю и приносило святые райские плоды, которые человек мог вкушать магическим образом, так что не было ему нужды иметь для сего зубы или кишки в теле..."
Какое свойство сквозь землю? Какие плоды? Что проросло? - не понимал ничего Игорь. Что значит: "Мог вкушать магическим образом?"
И еще прочитал наугад: "Плоть огрубела и отяжелела, как у других скотов... то они стали учреждены ко внешней естественной жизни и так даны им были члены к распложению по образу звериному, дабы они могли поглощать суету и жить по подобию скотов, чего бедная, суетой плененная душа доныне стыдиться..."
Кто "они"? Люди? "Доныне стыдимся..." Да кто он такой - Яков Беме?
Игорь отложил книгу, решив вернуться к ней в другое время, но неожиданно для себя открыл в третий раз: "Проклял землю, дабы святая стихия не произникала более через внешние плоды и не проращивала плодов райских, ибо уже не было твари для вкушения оных, и сам человек не был уже этого достоин, а Бог не хотел повергать драгоценной жемчужины пред скотами..."
Внешние плоды? Яблоки? Груши? Кто проклял? Бог? Сначала произрастало, потом перестало произрастать? Игорь одернул себя - гадать было глупо. Он встал и задвинул стул.
Он пробовал включить радио, а потом телевизор, но ничего не работало... Банки, книги, старухи - Игорь попытался взять себя в руки. Он сам распаляет собственное воображение. Чтобы покончить со всем этим Игорь выбрал самый вместительный таз, вынес его во двор и выплеснул под корни тополя, что рос прямо у крыльца.
Так он быстро освободил все емкости от их содержимого, сливая воду в таз и вынося во двор. Сделав несколько таких рейсов, он заметно очистил большую комнату, наведение же порядка во второй оставил до лучших времен. Игорь пришел в себя и успокоился.
Усевшись на диване, он раскрыл рюкзак, достал несколько книг, полупустую фляжку, булку хлеба, сыр. Запивая бутерброды холодным чаем, Игорь разрабатывал план своей жизни в Бобровке: он всегда разрабатывал план месяца на два вперед.
Общая стратегия была ясна - не закиснуть в глуши, но тактику каждого дня надо было уяснить. Первое правило: никакого алкоголя - дорого и вызывает нехорошие желания. Невозможно пить одному, значит компания и непременно девушки, а девушек он решил избегать, как образцовый отшельник. Второе: перефразируя слова Сальвадора Дали: "Если ты художник - рисуй!", Игорь приказывал себе: "Если ты поэт - пиши стихи!" Он обещал себе писать каждый день не менее десяти строк. Третье: как можно больше читать. Читать, читать и читать! Ко всему этому он решил вставать рано, умерено есть и в будущем отказаться от мяса. Практикум по медитации Игорь тут же решил сделать своей "настольной книгой".
Порешив все это, ободренный Игорь с чувством гордости за самого себя подошел к окну кухни, посмотреть, что твориться на улице. Ход его мыслей незаметно для него прервался. Высоко над лесом, в синеве одна облачная гора наткнулась на другую. Два белоснежных исполина замерли, облитые невесомым небесным золотом, изрезали солнечный свет на полосы. С высоты на поля упал многокилометровый веер.
Игорь забыл, кто он и где он: исходящий с высоты свет был полон невыразимой, запредельной, божественной тишиной, был до того всеобъемлющ, тих, чист и кроток, насыщен белизной и не по земному продолжительной лаской, что все человеческое, все мелкое в Игоре враз обрушилось куда-то вниз души, в далекую тьму и он почувствовал, что он чист и светел точно ангел.
В иной раз, глядя на небо, никогда не подумаешь, что синева - это простое воспринимаемое глазом перенасыщение атмосферы светом, иногда посещает полная, жуткая и радостная уверенность в том, что там обитает Бог.
Через час Игорь отправился купить себе какой-нибудь еды - хлеба, макарон, подсолнечного масла. Библиотеку села Бобровка он найдет завтра, выспавшись и отдохнув. Выйдя во двор, он заглянул в огород и поразился - целое поле! Миновав покосившийся туалет, Игорь наткнулся на полусгнивший парник, за ним торчали ребра теплицы с остатками пленки. Место под картошку заросло сорняками по пояс.
В углу огорода, за стеной сорняков темнела баня. Росли почти одичавшие яблоня, кусты ирги, малины, крыжовника, красная и черная смородина. Игоря обрадовали две ухоженные грядки лука, оставшиеся, видимо, от прежнего постояльца. Отыскав в сенях чистое ведро, Игорь опустил его в колодец, завертел ворот и вздохнул с облегчением: в ведре колыхалась чистая, обычная вода.
В магазине "Продукты" было человека три-четыре.
Молодая продавщица бойко отпускала товар. Игорь невольно засмотрелся на ее милое, открытое лицо.
Он замечтался, он уже ощущал ту трепетную нить молчаливых ухаживаний, взглядов еще незнакомых, но чувствующих взаимную симпатию людей.
Очередь кончилась, застывшего истуканом Игоря толкнули в спину, словно к костру, на котором он должен был сгореть.
-Что вам, говорите? - спросила она.
Ошеломленный Игорь молчал, словно его уличили в краже. Из очереди послышались недовольные голоса.
-Сколько стоит? - пробурчал он, показывая на лоток с хлебом и покраснел: ценник был прямо перед ним.
-Вот же цена стоит!
Купив булку хлеба и пачку печенья, Игорь выбежал из магазина.
Обратно он летел, точно на крыльях, с ним были мысли о ней. О странностях "чертова дома" и о своем плане дальнейшей жизни отшельником Игорь и не вспоминал.
Дома, он достал тетрадь и принялся писать стихи, строчку за строчкой, комкая бумагу, черкая и переписывая начисто. Под вечер на полу валялась дюжина бумажных комков. Игорь сидел на кровати, рядом лежала разломленная пополам буханка, его взгляд, обращенный неведомо куда, был пуст.
Окно было открыто, и ветер переворачивал страницы книги "Введения в медитативную практику", розовые в закатном свете. Игорь представлял себя известным поэтом, и они путешествовали с "ней" на суперлайнере. Бродили, взявшись за руки по кромке лазурного моря.
Вдруг он вскочил и написал новый стих. Вышло хорошо.
За кромку леса садилось солнце. Разрывы облаков над землей окрасились розовым. Словно из небесной печи вырвался напоследок холодный призрачный огонь уходящего дня.
Засыпая, он чувствовал, как подушка превращается в грудь продавщицы и тоже обнимает его невидимыми мягкими, воздушными руками, и он уже не он, а маленький котенок с человеческой головой, которому померещилось или приснилось, что он Игорь, и она не она, а располневшая женщина... Игорь уснул.
Рано утром в сырой пелене накрывшего дорогу тумана мимо дома прогоняли коров. Щелкая, кнутом, пастух собирал стадо.
Игорь проснулся поздно, в полдень. Сел на кровати, протер глаза. "Надо заманить ее домой,- была его первая мысль.- Как ее зовут?"
Умыться до пояса холодной водой оказалось чрезвычайно трудным делом. Он простоял с ледяным ковшом в руках минут пять, пока не пересилил себя. Зато потом во всем теле разлился бодрый, прохладный жар!
Затопив печь, он сварил в чугунке несколько старых, проросших картофелин. Пришлось сварить их без соли и съесть так, по-спартански, с остатками сыра.
По дороге в библиотеку Игорь приветствовал кур, как старых знакомых. Счастливый он шел мимо высокого забора, в щели которого било солнце. Погода была превосходная.
Вдруг что-то огромное и темное бросилось на забор с той стороны, уцепилось лапами за края досок и гавкнуло на Игоря так, что он присел в ужасе, а потом чуть ли не ползком обогнул беснующегося, рвущегося с цепи пса. Собачья пасть захлопнулась прямо перед ухом замечтавшегося Игоря, так что тот еще долго слышал этот страшный клацающий звук.
"Чтоб тебя!" Его до смерти напугал "кусок мяса", не знающий сомнения зверь...
Стоп! Игорь опять вдруг испытал то лихорадочное возбуждение, которое охватило его тогда в доме при взгляде в темное окно, при взгляде на мерцающую зеленоватую воду. Кто-то опять непостижимо далекий и чужой властно присутствовал здесь, хотел натолкнуть его, Игоря... на что-то пугающе важное...
Какая-то странная, холодная, отрешенная мысль пришла ему в голову, точно со стороны. Странное чувство удивления: "Чистая злоба псов, чистая синева небес, чистый тлен земли, чистая зелень листвы, а где же чистая человечность? Где же мы? Где мы растеряли себя?"
"Чистая зелень тополей, чистая синева небес, чистый тлен земли..." от этого неземного заклинания Игорь даже присел.
Он вспомнил святого, что кормил из рук дикого медведя, вспомнил Франциска Ассизского, который "запретил" волку убивать и тот стал вегетарианцем. Это было как озарение. Как сноп лучей сквозь тело. Потом все кончилось, Игорь и не понял, как ноги опять принесли его к магазину "Продукты". Похоже, и с ним, как и со всеми жильцами "чертова дома" начинало твориться что-то неладное.
Игорь долго крутился около дверей, примеряясь и оценивая, как ему лучше войти, чтобы увидеть девушку первым.
"Что вы делаете сегодня вечером? - проговаривал он про себя варианты.- Пойдемте прогуляемся". Нет, как-то несерьезно... "Пойдем гулять..." - Тьфу!
"Что вы делаете сегодня вечером?" - от долгого повторения Игорь уже не понимал смысла сказанного. Фраза превратилась в заклинание. "А что, если в это время,- подумал он удрученно.- Какой-нибудь дед влезет сдавать бутылки?"
Придирчиво осмотрев себя и внутренне содрогаясь, он вошел в магазин, словно в тумане. За прилавком на "ее месте" стояла другой продавец. Все пошло кувырком! Мучительное ожидание до следующего дня не входило в его планы.
Шагая домой, он надеялся встретить ее на одной из улиц.
-Эй ты, приезжий! - услышал Игорь окрик со стороны.- Иди сюда, кому говорят!? - На перекрестке стояли трое парней лет пятнадцати, ростом с Игоря и еще один, постарше, он и кричал.
-Ты че, не понял!? - Главарь сплюнул.- Че, глухой?
Игорь прибавил шагу, завернул за угол и, проклиная самого себя за трусость, побежал. Опять на него "бросился огромный сторожевой пес"!
Погони не было. Вслед закричали, заматерились, полетела и разбилась где-то сбоку брошенная в Игоря бутылка. Лишь дома он пришел в себя и успокоился. Сердце билось в груди, словно пойманный воробей.
Собственная трусость привела Игоря в полное отчаяние.
Испугался удара кулака!? Книги... Стихи... Может те, кто швырнул мне бутылку вслед, и есть мои сентябрьские ученики?"
Под вечер быстро стемнело. Игорь сидел в "чертовом доме" в тишине и кожей чувствовал, что этим стенам было "все равно". Он был одинок.
"Встану сейчас и спущусь в погреб! - Озлился молодой человек.- Сниму с крюков всех прежних постояльцев, отрежу и зажарю языки!" Он сдернул половик, отставил крышку погреба. Ветхая лестница пропадала ступенями в темноте. Оттуда дохнуло сырой, землистой волной, словно из могилы.
Ни фонарика, ни свечей не было. Игорь постоял над ямой и задвинул крышку.
"Что я прячусь, как затравленный кролик!"
Игорь вышел во двор и в тревожном завывании ветра, двор показался ему пугающе большим. Пробуя успокоиться, он сел на чурку перед крыльцом.
Под небом было пусто. Выступившие звезды протяжно сияли какой-то немой, невыразимой мукой. Игорь съежился, словно зверек, загнанный под топор. Он не узнавал себя. Не узнавал все вокруг! Созвездие Ковша напоминало ему тесак!
Деревня молчала: ни шагов, ни голосов - ничего... Словно люди вымерли. Небо умалило человеческую волю, и они не смогли здесь... Потому что там, среди мерцающих космических точек, там не по-человечески возможно все.
Ветер трепал листву тополя. Чувствуя себя нездоровым, Игорь отправился в огород, его тянуло туда, он и сам не знал зачем.
Накрапывал дождик. Покачивались яблони. Их листва в призрачном свете лунного серпа походила на сырую чешую, а сами деревья и кусты на сизых уродцев. Получерти-полурыбы тихо качали головами, и их влажные бока тревожно вспыхивали, юлозили по земле хвосты, изгибались спины. Их морды имели одно застывшее, зверское и в тоже время хитрое выражение. Игорь зажмурился и открыл глаза вновь - пространство между баней, парником и теплицей все также кишело тварями. Они ждали случая, чтобы наброситься на него.
Банька представала черным непроницаемым провалом. Словно из тела мира выхватили здоровенный кусок, открыв бесконечную, нереальную, не заполненную ничем перспективу. Вдруг из рамок абсолютной тьмы выскочили угловатые черные фигуры без голов, бросились на Игоря. С неожиданной сноровкой Игорь схватил одного из них, стал заламывать ему за спину руку. Острые плечи без головы сухо хрустнули, высокая чернильная фигура надломилась, осела в траву... Игорь очнулся: он держал в руках ветви смородины... Все это время он ломал смородиновый куст!?
Наваждение спало. Пораженный всем этим Игорь побежал в дом.
Что-то во всем этом было не так. Слепая сила руководила им, пугала, подталкивала его, и вот, раз - и отпустила...
Реальность точно повернулась к нему неожиданной стороной. Оказалось, одни и те же актеры могут играть совершенно различные роли. Кто-то Игоря подталкивает и ведет... "Выбивает" неожиданными мыслями из привычной жизненной колеи.
Не пустили в погреб...
Игорю опять вспомнился прежний постоялец, что "взлетел, да так и не опустился на землю, пришли на ум странные строки Якова Беме о извечных судорогах потерявшей себя души, впавшей в суету и животное зверство. Клацнул зубами взбесившийся пес, сверкнуло что-то про "чистую синеву небес, чистую зелень лесов"...
Святой кормил с ладони дикого медведя. Пустые черные окна пропускали небесный свет. Созвездие-тесак раскрыло над землей ночную пасть...
В доме Игорь завалился на кровать. Он устал. Из листьев смородины он решил заварить по утру чай. И вот опять кто-то тихо коснулся издали его головы, подчиняя мысли Игоря собственной тональности.
Сон не шел. Игорь вышел на крыльцо глотнуть свежего воздуха. Это были его ощущения, но не его мысли,- он бы никогда не сделал таких выводов. А представало перед ним нечто фантастическое: внизу было мертво и гнило, вверху - пусто и мертво, и смотрит кто-то сквозь звезды, а значит тоже нехорошо... А посреди в стылом пространстве разумный комочек тлеет...
Игорь опять вернулся в дом, поставил ветки смородины в банку с зеленоватой водой наподобие букета. Было уже далеко заполночь. За окном проплывали потерявшие плоть, прозрачные облака. В голову лезли всякие мысли о инопланетянах, колдунах, покойниках. Накрывшись одеялом, Игорь постарался заснуть.
Досчитав до двадцати, он услышал тихий шелест морской волны.
Волна накатила, с грохотом разбилась о берег. Откатилась, с шипением уходя в песок. Плеск и шелест другой волны был слышен еще отчетливей. Игорь замер под одеялом. Волны набегали и отходили, набегали и отходили...
Набирая силу в соседней комнате, волны разбивались о берег - его Игоря кровать. Шипел песок...
Игорь скинул одеяло: все как обычно - стол, стул, банка, телевизор - никакого моря. Игорь прислушался к источнику звука. Банка! Ветки смородины звучали как гигантской морская раковина.
В листках и веточках звучал водный простор, штормовой дух необычайной силы! Шквальный ветер крепчал, тучи сгущались, шторм только начинался. Листья чуть заметно затрепетали, края их просвечивали зеленоватым огнем.
С размаху Игорь швырнул в букет подушкой. С него было достаточно... Банка покатилась по столу, с хлопком разбилась об пол. Вода струйками побежала Игорю под ноги... Ветки погасли, это был уже обыкновенный сор... Наступила гулкая тишина.
Посидев так, Игорь сходил за второй банкой, благо их было много и снова "включил" море. Полились суровые чистые звуки - сломленные с куста ветки увядали.
Проснувшись утром, Игорь прислушался: ветки молчали. Листья бессильно обвисли. Шторм кончился, дух смородины иссяк, настал штиль - ни дуновения над безбрежной водной гладью.
Игорь плюнул на все эти превращения.
С опухшим лицом, разбитый, он без аппетита позавтракал и с тяжестью во всем теле, подобно мешку с песком вывалился во двор, сел на скамейку за воротами, рассматривать деревенскую улицу.
Он имел неряшливый вид, так как спал, не раздеваясь, на подбородке показалась щетина... Он даже не подобрал с пола осколки стекла.
Проходило время, а Игорь все так же сидел, пиная траву носком ботинка.
По дороге, навстречу ему шла, переставляя стройные ноги, знакомая продавщица. Она улыбнулась, узнав его, упомянула шутливо о цене на хлеб. Игорь пробормотал, что "это ничего", и они неожиданно познакомились. Девушку звали Юля, она весело и непринужденно проговорила с ним минут пятнадцать. Чувствуя, что подходит решающий момент, Игорь напрягся.
-Что вы делаете сегодня вечером?
-В общем-то, я занята...
Они договорились встретиться в шесть у моста, на перекате.
-Смотри, не опаздывай,- засмеялась она и перевела разговор на прежнего постояльца Трешиных.- А тот, до тебя, такой странный был. Неделями не выходил, придет, накупит всего и опять... Что там у вас твориться?
-Ничего,- Игорь вспомнил, что так и не умылся сегодня.
Деревенская красавица уплыла, покачивая станом, наводя сияющего от счастья Игоря на мысль о ссыльных декабристах, что разбавили медвежьи углы Урала и Сибири изысканной дворянской кровью, и появились в лесной глуши узкие ладони, маленькие ножки, благородная осанка...
Молодой человек тщательно побрился, причесался, временами пускаясь в пляс и прыгая до потолка. В избытке чувств он даже поцеловал печь! Просмотрев в зеркало с час, он остался доволен собой. Все это время он думал о том, как заманить девушку в дом. Ни магнитофона, ни телевизора у него не было. В одиннадцать становилось темно. Оставалось одно - принести веток смородины и "включить" море. Оно немного напугает ее - будет о чем поговорить. Игорь знал по опыту: девушкам становится скучно каждые пять минут.
"Вот, если бы им очутиться на необитаемом острове! - Мечтал Игорь.- Потом бы нас нашли. Сенкевич или Кусто..."
В пять он вышел из дома, дважды почистив зубы и еще раз осмотрев себя в зеркало. Если бы не нос и не эти скулы, он был бы почти красив.
На мосту через широкую, но неглубокую реку, рыбачили мальчишки. Игорь стоял, опершись на перила, и смотрел, как таскают из воды мелкую рыбешку. На гребнях волн вспыхивало солнце. Перекат казался сплошным потоком темного, чуть красноватого золота.
Игорь ждал. Текли минуты. Стрелка часов остановилась на шести, поползла дальше, девушка не показывалась.
В пол восьмого, после многократных смен надежды на полное отчаяние и наоборот, обозленный Игорь собрался уходить. Но опять ему, прождавшему полтора, показалось: уйди он и через минуту прибежит она, с извинениями. "Дурак! - оборвал он сам себя в следующее мгновение.- Тряпка!"
Пастухи погнали через перекат коровье стадо, купающиеся мальчишки пулей выскочили на берег: по реке поплыл навоз.
Его провели как дурачка! А он хотел еще купить цветы!?
-Эй! - окликнули Игоря с берега.- Это не ты Юльку ждешь?
Его разглядывала во все глаза курносая девчушка.
-Я,- выдавил Игорь, вновь загораясь надеждой.- А что?
-Передать велела,- сказала та.- Не придет она сегодня, не сможет.- Игорь стиснул зубы, к горлу подкатил ком.- Приходи завтра в магазин. Придешь?
-Придешь или нет? - повторила она.- Что передать-то?
-Скажи: приду,- Игорь отвернулся.
Дома он клялся себе, что не пойдет, что ноги его больше не будет в магазине, а сам считал время, оставшееся до того момента, когда он к ней отправится. На душе скребли кошки. Ее открытые плечи, губы, глаза стояли перед ним. Он думал о том, как выскажет ей все и уйдет, и чувствовал при этом, что простит ее завтра за один ласковый взгляд, за одно прикосновение, за одно ласковое слово, за виноватую улыбку. Простил бы и сегодня...
Он было принялся писать стихи - не шли... Пробовал читать и не понимал прочитанного. Закрыв глаза, Игорь застыл в позе лотоса, пытаясь вызвать на тонкой грани бодрости сознания и сна огненные кольца, разноцветные шары - ничего не выходило, мысли возвращались к ней.
"Да когда же это все началось!" - схватился он за голову.
Падать, так падать! Чтобы было легче, Игорь сходил за пивом в единственный в Бобровке киоск. Сидя на крыльце, он блаженно потягивал из бутылки и представлял себе то, как свидится с ней. Круизы, суперлайнеры, пляжные грибки, курортные города, яхты, бассейны с голубой водой, он, широкоплечий и загорелый, в солнцезащитных очках, она в сплошном купальнике и в купальнике на лямках, запотевшие бокалы с лимоном - все это враз ожило и встало перед ним. На синем море он хватал ее за ножку и они смеялись, потом он долго и красиво бил какого-то хулигана... С новыми глотками появилась ослепительная машина, на которой Игорь и подкатил к магазину "Продукты", ошеломив "провинциальную" Бобровку! На нем был дорогой костюм и золотые часы. Он опять отлупил по очереди всех местных парней, а потом и собак...
Вторая бутылка закрепила хмель, Игорь заулыбался. Стало уютно и хорошо. А что собственно беспокоиться? Какая-то желанная, дремотная, сладкая тоска овладела им.
-Вот так,- по-дружески обратился Игорь к тополю у крыльца, с -той расслабленностью души и близкими пьяными слезами, при которых человек не в состоянии не лезть со своими бедами к собственному башмаку.- Вот так... - Повторил он.- Мир пуст. Она не пришла. Конечно, тебе этого не понять, ты - тополь, но я все равно счастлив. Слышишь? - Игорь привалился плечом к стволу старого тополя.- Есть такое понятие - вкус жизни... У Джека Лондона, читал, может быть? Так вот...
-С-т-т-у-у-у-у-у-у-у-у-н,- прозвучал в голове человека ответ дерева.
-Что? - оцепенел Игорь, слабея в ногах.
-С-т-т-у-у-у-у-у-у-н,- повторило дерево протяжно.
Игорь отскочил от ствола, словно дерево могло вышагнуть из земли и раздавить его. От страха в голове молодого человека прояснилось. Тополь с развесистой, могучей кроной не ветка смородины! Оправившись от потрясения, Игорь понял в чем дело: сколько же зеленоватой воды он вылил под корни этому великану?
Он попытался побороть испуг. Дерево было неподвижно - без клыков, когтей и лап. Человек подошел и коснулся пальцами морщинистой коры.
-С-т-т-у-у-у-у-у-н,- пропело дерево ласково.
Человек прислушался: у слов, возникающих у него в голове, была своя эмоциональная тональность, свое чувственное выражение и своеобразная "громкость". Отвечая на прикосновения, дерево то "тихо" стеснялось, то "громко" радовалось, то было "недовольно", то "доброжелательно". Вскоре человек освоился. Перед ним был "маленький ребенок", тополь-малыш, эмоциональный, доверчивый, порывистый.
Игорь приложил к стволу тополя камень.
-К-р-р-а-а-а-а-к-х-х,- произнесло оно.
Ладонь человека - "Стун", камень - "Кракх". Игорь поднес к коре огонь зажигалки, провел сверху вниз, не касаясь Малыша.
-С-в-е-е-е-е-е-е,- был тихий, приятный ответ дерева. Малыш был доволен. Игорь сбегал в огород, принес тополиную ветку, приложил.
-Г-р-р-а-а-а-а-а- с-с-с-а! - громко воскликнуло оно.- Г-р-р-а-с-с-а-а! - И больше не повторяло это слово, сколько Игорь не прикладывал к стволу березовых и липовых поленьев, сколько он не приносил палок, травы, листьев, веток ирги, смородины, крыжовника, всевозможных ягод, корешков и перьев лука.
Все мертвое было для дерева - "Кракх", все живое - "Стун", свет, вода, ветер, тепло и холод, давление -"Све". "Граса" же означало одно - тополь. "Граса" означало - "Я". "Я"!
-Гр-р-р-а-а-а-а-с-с-а! Г-р-р-а-а-с-а! - радостно звучало в голове Игоря.- Это я! Я живой! Я здесь! Я здесь!! Я здесь!!!
Разбуженное человеком "древесное" сознание обладало словарем из четырех слов, что объясняли все мыслимые тополем понятия и оттенки чувств.
-К-р-р-р-а-а-к-х-х,- отвечало дерево на горсть земли с чувством ужаса и "невольного уважения" к чему-то огромному и необъятному, что находится у тебя под корнями. Земля, "Нижнее Небо", была для тополиного растительного сознания стихией первобытной силы. Силы необъятного разложения, гнили и вместе с тем стихией жизненного сока. Малыш трепетал перед обиталищем сырой тьмы. Умирая, дерево падало в низ, к собственным корням, уходя в объятия к всевластной и все принимающей Матери.
"Нижнее Небо" - начало и конец. Вечное неразделимое кольцо жизни и смерти. Место семени, дом инстинкта, тополиное первородное, бессознательное Малыша, восторженно и тревожно им переживаемое.
-С-т-у-у-у-у-у-у-у-н! - живое, "Верхнее Небо". В этом восклицании Малыша прорывалось "растительное восхищение"!
"Запах" чего-то высшего, запредельного, ощущение того, что не вместило в себя кольцо земли, кольцо жизни и смерти.
-Граса! Граса! - повторяло дерево.- Я здесь! Я здесь!
Перед Игорем предстало "растительное" мироздание, наивное открытое мировоззрение Малыша. Человек был восхищен. Он с непривычной, пугающей ясностью почувствовал вдруг совсем близко это волшебное соседство иного, более древнего мира, это присутствие разумных существ, во многом отличных от нас и уже сопровождающих человеческий мир не один миллион лет.
Малыш разговаривал на самом первом языке Земли. Возможно,- это язык всех птиц и зверей, думал Игорь, проповедовал же Франциск Ассизский среди волков, медведей, голубей и цветов и те понимали, о чем он говорил.
Игорь был счастлив. Наступила ночь, но теперь с человеком был Малыш, и это было, как приближение звезд, как доверительное дыхание бесконечного космоса, как обретение, наконец, своего места во вселенной! Люди были не одни. И все люди, он, Игорь, в частности, могли проявить, наконец, заложенную в них чистую человечность.
Удивило Игоря одно: дерево "не знало" собственной листвы. Не имело о ней никакого понятия!? На ощипанную Игорем ветку оно отвечало: "Граса", на горсть тополиной листвы - "Стун", на ветку с листьями - "Граса". Не имел Малыш понятия и о собственных ветвях. Стоило Игорю очистить их от коры, как вместо "Граса" тополь отвечал "Стун". На обмотанный корой мизинец оно отвечало "Граса!" Создавалось впечатление, что сознанием обладает не тополь-исполин, а его кора!? Листья, ветви, ствол, корни - все это скрылось в подсознательном... Сознание "не знало" о частях собственного тела...
Поразмыслив, Игорь нашел это естественным: у Малыша не было человеческих глаз, только тополиные, он не мог взглянуть на себя со стороны. Сущность любого разумного существа всегда шире, чем способно охватить сознание.
Открывая для себя Малыша, Игорь испытывал истинное вдохновение, ему казалось, что в этот миг он любит всех людей и искренне всем желает добра. Мир раздвинул границы. Приятно было, каждый свой взгляд, каждое свое слово, каждое движение руки возводить в космический масштаб. Прежнего убогого состояния реальности не было. В Игоре проснулся Человек! Проснулся для "кого-то другого".
Пусть деревья судят о нашем предназначении. "Чистая зелень листвы, чистый тлен земли, чистая синева небес,- повторял про себя Игорь.- Чистая человечность. Я должен помочь Малышу "вспомнить" о собственных корнях, ветвях, кроне!"
Игорь думал, что завтра Бобровка, а с ней и весь мир проснутся обновленными! Возврат к старому представлялся ему невозможным, немыслимым делом.
Вместе с прежними обитателями "чертова" дома Нечеловеческое затронуло и его - педагога по неволе, влюбленного поэта и восторженного чудака, со слишком пламенной фантазией.
Где они теперь, постояльцы Трешиных?
Игорь набрал в огороде охапку различных растений и, пообещав Малышу скоро вернуться, скрылся в доме. В темноте, с трудом различая предметы и белесые промоины окон, он затопил печь. Красноватые языки огня зловеще и торжественно осветили стены и потолок, превращая дом в подобие алхимической лаборатории. Как и средневековым алхимикам, Игорю предстояла "возгонка" растительных сознаний до определенного уровня, магическое "пробуждение" их! Случайный прохожий ужаснулся бы, увидев освещенный огнем "чертов" дом. Мечущуюся в окнах фигуру экспериментатора... Игорь взялся за банки с зеленоватой водой.
Ирга осыпалась песком, крыжовник противно каркал. Самыми интересными оказались лук и морковь. Морковь все звенела и звенела колокольчиками из неведомых далей, мелодично, протяжно и трогательно. Перья лука вспухали эфирными помехами, словно плохо настроенный приемник. Игорь измучился, но так и не нашел ту волну, на которой лук стал бы произносить свои слова. Лук только шипел, щелкал, потрескивал, юлюлюкал и бурлил, переходил с длинных волн на короткие, менял частоту, словом, ревел целым океаном помех.
Это было все, чем он ответил на титанические старания Игоря, сколько бы тот не изменял свойства зеленого раствора, подогревая, подсаливая и разбавляя его, все было напрасно.
Игорь выбежал на крыльцо проведать Малыша.
- С-в-е-е-е-е! Г-р-р-а-а-а-с-а! Г-р-а-с-а!
Летняя ночь близилась к концу, звезды бледнели, веяло прохладой. Игорь вылил под корни дерева ведро зеленоватой воды, Малыш замолчал, возможно, переживая вдохновение.
В этот предрассветный час было тихо и на небе и на земле. Тополь молчал, качая ветвями могучей кроны. Уходить не хотелось: мир вокруг замер, словно перед большой войной. Тополя-исполины стояли на границе человеческого мира, а точнее - сознания. В утреннем тумане под их взглядами текли последние минуты... Скоро проснется Бобровка...
Тем временем в доме, на столе, в стакане с зеленоватой водой на несколько минут "очнулся" лук. Зашевелил перышками, засветился в темноте, закричал, сквозь собственные помехи: "Открове! Открове!! Открове!!!"
Но позывные неведомо где, в каких широтах затерянного сознания были слишком слабы, они постепенно гасли в мировой тишине. Человек был далеко, он ушел на крыльцо и не слышал.
"Открове! Открове!! Открове!!!... - билась жилка-сознание в безумном, всепоглощающем желании быть найденной, быть услышанной! Словно позывные умирающего на орбите спутника.- Пип... Пип... Пип... Открове... Открове..." - И совсем неслышно, надрываясь в последний раз, изо всех сил:
- Я здесь! Я здесь!! Я здесь!!!
Никто не услышал.
Никто не пришел.
Лук смолк, лишь океан помех завывал и щелкал на своих просторах.
Игорь смотрел перед собой: провал ночи угасал, разгорался, не менее леденящий душу, провал солнечного дня.
Все мы здесь кем-то покинуты, глубоко похоронены, тлеем на погасшем вселенском костровище, тлеем и тлеем, кто же виноват, кроме нас самих? Мерцают угольки-звезды, а мы "продолжаемся, продолжаемся и продолжаемся..." Где же Рай? Вот он мелькнул перед Игорем и спящей Бобровкой. Надолго ли?
Игорь не знал, ему самому хотелось закричать тому, кто смотрит сейчас на него сквозь проступающие на небе облака:
- Я здесь! Я здесь!! Я здесь!!! Я живой!!
Что-то было потеряно людьми из той общей гармонии, что царила когда-то на планете. Теперь Игорь знал, что именно, поэтому на следующий день он только и делал, что поливал своих подопечных, "разговаривал" с Малышом, и думал, где его предшественники, прежние постояльцы "чертова" дома, пополняли запасы зеленоватой воды. Эликсир иссякал, пугающая немота вновь неумолимо надвигалась на доверенные Игорю сознания.
Нельзя было терять ни минуты. Источник эликсира должен был быть где-то рядом, иначе его давно бы обнаружили в деревне, на улице бы пропадали люди, а старушки разговаривали бы с травой. Искать следовало в пределах "чертова дома". Было мало вероятно, что состав этот приготовлен предшественником Игоря из колодезной воды, в доме не было аппаратов даже для простейшей перегонки. В заклинания Игорь не верил. В чудеса тоже. Искать он начал с погреба.
Надев старое хозяйкино пальто без рукавов, вооружившись кухонным ножом и связанными в пучок стеариновыми свечами, Игорь осторожно спустился в погреб и, вытянув руку, посветил вокруг.
Здесь было сыро и душно, под ногами каталась проросшая картошка прошлого урожая, доски потолка и стен почернели, с них свисала белесая плесень. Что-то лежало у стены, что-то светлое и вытянутое. Игорь нагнулся и посветил.
Пламя свечи выхватило из темноты накрытое простыней тело. То что это было тело, не было никаких сомнений. Потрясенный находкой Игорь, ясно различал голову, плечи, ноги... на ткани видны были многочисленные отпечатки чьих-то перепачканных землей рук. Судя по складкам простыни, покойник был очень худ и узок в плечах. Игорь сдернул простынь...
Перед ним лежал высохший труп женщины. Светло-коричневая кожа была почти прозрачна, видны были сухожилия, кровеносные сосуды. Хорошо сохранившиеся волосы обрамляли лицо, тлен не тронул губы, нос, уши. Глаза были закрыты. Какой-либо неприятный запах отсутствовал, тело не разложилось, а высохло, как мумия, что было почти невероятно.
Игорь зажег одну за другой все свечи, расставил их по углам и вокруг умершей. Ее никто не вскрывал, ее никто не бальзамировал, ее просто положили в сырой погреб и закрыли крышкой... Маленькие кисти не распухли, на теле не было ничего, чтобы напомнило Игорю о характерной для трупов склизкой полупрозрачной зелени. Мумия... Не хватало только украшений и общеизвестных бинтов...
Кто она? Как сюда попала? Дело принимало не шуточный оборот.
Игорь поспешно закинул труп простыней, оставив на ткани грязный след и своей руки, быстро выбраться наружу, на дневной свет. Крышку подпола он тут же заколотил гвоздями.
В эту ночь он спал в баньке, закрывшись на все засовы и приперев дверь чуркой. Ждать можно было чего угодно... раз умершая женщина лежала в подполе не разлагаясь, подобно святым мощам, и где? - в Бобровке!? Где огурцы-то солят кое- как!
Было страшно, но и на следующее утро Игорь отправился на поиски родника. Эликсир кончился, необходимо было найти место, через которое, по словам Якова Беме "святая сила духовного мира явила себя и произвела райские плоды".
Игорь перекопал вдоль и поперек весь огород и все безрезультатно. Прошло два дня, и Малыш замолчал, окончательно.
Однажды под вечер, после очередных бесплодных поисков отчаявшийся Игорь, отставив лопату, присел на край парника, который утопал в небольшом болотце. Штанина сразу же промокла. Игорь вскочил и хлопнул себя по лбу. Дно парника оказалось выстланным кусками дерна, плотно пригнанными один к другому. Под дерном Игорь нашел врытое в землю ведро без дна, накрытое крышкой. Оно было доверху заполнено зеленоватой водой! На самом дне бил крохотный ключик величиной с наперсток! Гнилое дерево парника не издавало ни звука, выливаясь из ведра эликсир смешивался с водой из обыкновенной лужи.
Малыш был спасен! Деревья были спасены! Весь мир был спасен!
На радостях Игорь плеснул пригоршню воды на ствол яблони, и та наполнила голову человека гулом взлетающего вертолета. И странно было, что трава не разбегается под ветром, а в деревне не слышат шума винтов.
Игорь продолжил поливать тополь.
"С- в- е-е-е, с-в-е-е, с-в-е-е-е," - напевал ему Малыш. Вскоре человек и дерево общались напрямую, минуя прикосновения.
- Доброе утро, Малыш! - говорил Игорь, по привычке произнося слова вслух, так что со стороны могло показаться, что он разговаривает сам с собой.
- Граса! Граса! - радостно отвечал тополь.- Све!
Однажды по прошествию нескольких дней, Игорь, как обычно, спешил с полным ведром к тополю. Вдруг в ворота постучали. Игорь замер.
- Есть кто? - спросил знакомый девичий голос.
Сомнений не было, это была она, Юля - первый человек навестивший его с того момента, как он, совершил свое открытие!
Игорь машинально плеснул из ведра себе в лицо и бросился открывать. Сама судьба послала ее к нему! Она должна была его понять!
- Ты где пропал? - спросила Юля, мягко улыбаясь и с любопытством оглядывая его.