Жизнь идёт.
Вторым дыханием кружит по кругу. 
Не оторваться от жизненного паркета, 
босыми ногами протоптана стезя 
от подруги к другу.
Мимо стен, мимо самого себя, 
мимо остова парапета.
Жизнь идёт своим чередом. 
Без компаса, без комплекса,
без проблемы во времени, 
не спеша входит в мой дом.
Присаживается на диван 
без оглядки, стеснения,
ненавязчиво говорит: 
"Здрасьте!
Не угодно ли пожить ещё малость? 
Я вам принесла, вместо счастья -
Жар на сердце
И лёд дня - для контраста,
Что-то похожее на компресс.
Закусите правдой - 
Вы и впавду весь вымокли,
Как ночной экспресс.
Жар наверно,
Но это не стресс.
Если пройдёт -
Значит все-таки сердце".
Думаю: 
Ей хорошо жить без сердца.
Ей вообще хорошо, Она просто живёт.
А у меня -
пагубная привычка,
привычка губная - 
обволакивать всё табачным дымом,
облизывать языком вино 
с губ женщин
и заволакивать их туманом...
У меня таких привычек - океан пруди.
Большому кобелю 
простор нужен. 
Вот и выхожу из берегов,
за рамки пагубности, 
Вот и кобелю на всех парусах.
Вот и люблю.
Смотрит на меня, 
как на безумно-здорового.
Потом встаёт с дивана, 
неспеша
подходит к роялю,
приподнимает вуаль.
Взглядом через плечо, 
вопросительно -
читая мои мысли, 
мол, что ещё
сыграть?
И наигрывает серенаду, 
касаясь пальцев клавиш,
и напевает о бесконечности...
Уставился я 
растопыреными глазами -
Джоконда! 
Богиня! 
Даже лучше!
Украсть бы.
Она разгуливает по моим следам,
по дому, влача за собой
мелодию вечности шлейфом.
Возьмёт томик Бродского 
с каминной полки, бросит
полено в камин и выйдет на кухню,
читая.
А я слушаю, затаив пульс, 
как хрустит огонь, заламывая пламя,
лаская языками следы и запах
на мимолётно оставленную память 
от рук Её - дровам.
Жизнь идет!
Она у календаря,
зачёркивает все красные и чёрные даты
и на каждом календарном дне
вписывает "Я".
Дней не хватает, пишет на стенах,
на окнах, тарелках и даже на дне,
бегущего вольно ручья.
Затем,
подходит к плите и цокает языком
Над кастрюлей вчерашних известий:
"Н-да, непорядок. 
Надо бы посолить,
Довести до кипения". 
И доводит.
Она, Жизнь, кипит
И хочет, чтобы всё вокруг кипело.
А мне, если честно, 
и мысли перемывать неохота.
Мне вообще ничего не известно.
Я, как жир, 
отложился, до лучших времён,
в складках дивана.
Стены шарахаются, 
потолок скалит свою штукатурку,
Окна потеют, словно бабы в бане, 
а пол ржёт, 
паркетничая надо мной не на шутку.
У меня всё падает на пол в изъяне,
порчей из глаз.
Я, давеча, уронил взгляд,
а пол начал его катать из спазм,
в лузы, со смеху. 
И перекатил его в яд.
И начал ползать, в истерике, по паркету.
Она подошла 
и наступила Смеху на горло. 
Сказала: 
"Хватит! Довольно!
Возьми себя в руки.
Возьмись руками за горло.
Сделай себе встряску от скуки.
Сделай себе больно.
Отпусти диван, 
развесь по стенам картины.
Оплати счета, включи музыку суки.
Проветрись ароматом будня. Из тины
выгуляй себя на изнанку в лесной чаще.
Отрекись от известий, муки,
Фауста, 
суеты.
Накорми певчих, купи самовар,
Пей чай чаще. 
И ты,
тебе говорю - заведи собаку". 
А я, 
собакой на тени,
продолжал лежать,
продолжал лизать обрубленность времени,
паралельно линии горизонта.
С жаром на сердце или без 
сердца.
Обложенный льдом, 
как бутылка шампанского,
как немая, перерезанная аорта,
горлышком кверху,
со взглядом убитого немца.
С пеной,
без рта.
В общем, 
Жизнь пошла своим чередом,
Оставив бокал вина
И записку из красных капель
На дне, в виде поцелуя-псалма -
"ТвоЯ".
Моя...? - ..................?
Моя?!
Моё тело начало заикаться.
Влепил себе пощёчину.
Встал, 
обезжиренный, 
как манекен у витрин.
Шепотом, по памяти силуэта,
взял Её след.
Мимо настенных картин.
Мимо кастрюль и зим,
без этикета.
Мимо всех сук и крестов,
С морем цветов,
пошёл вслед за Ней.
А куда Она без меня уйдёт...
Я иду паралельно с Ней,
Под руку.
Жизнь идёт!