Аннотация: Играл на БД-16. Третье место в судейском списке, девятое в Лайте
Лена Чижик микробиолог от бога. Ходячий набор научных достоинств, которые в силах разглядеть даже профессиональные завистники. Чего уж говорить о Сутягине, приковавшем Лену к лаборатории невидимой цепью. В институте директора называют Кощей.
У Сутягина шаляпинский бас, а харизмой можно давить тяжелую технику. Лена его боится.
Сергей входит в директорский кабинет без стука, начинает разговор без прелюдий. Он короток и внятен - микробиолог от бога три недели пашет без выходных. Она не киборг, если кто не в курсе.
Сутягин слушает Сергея; хмыкает, поглядывая на часы. Гость крадет его время, говорит взгляд-рентген. Сергей не спорит; отпустите Лену на пару дней, мы упорхнем как белки-летяги.
Сергей не машет трудовым кодексом, но и не опускается до просящей интонации, ненавидимой начальниками всех времен. Он держит баланс как канатоходец.
- А вы ей кто? - интересуется "Кощей" после размена ударами.
- Да, - говорит Сергей с восхитительно уместной интонацией. Сутягин не сдерживает улыбки.
Спустя час Сергей с ложечки кормит Лену консервированной вишней. Лена полулежит на диване и слабо улыбается; она выжата досуха, а вопрос "сильно устала?" вызывает усмешку. Уставала она раньше - теперь Сутягин разглядел её потенциал и для описания состояния нужны другие эпитеты.
Затрахалась, например.
Лена чувствует себя белкой, которую вынули из колеса и гладят по шерстке. Её Сережка сделал невозможное. Выкрал у Сутягина. Накормил любимой вишней. Усталость тает в ней, как мартовский снег.
Сережка, Сережка... У него улыбка ребенка, у взрослых таких не бывает. И вообще - таких не бывает. Да, он не будет ученым, ноль амбиций и характер не тот. Ладно, лишь бы сам не переживал.
Вишня кончилась. Лена облизывается и смотрит на Сергея. Сергей ставит банку на стол и смотрит на Лену. От их взглядов можно подзарядить небольшую электростанцию. Оба помнят, что скоро бабушка привезет Димку...
Через час Лена заснет, Сергей укроет ее одеялом. Приедет Димка и не кинется к спящей маме - он взрослый и всё понимает. Вдвоем с Сергеем они будут есть торт и рассуждать о серьезных вещах.
Димка спросит, любит ли Сергей его маму. Сергей соврет, что очень.
Врать Сергей умеет отлично.
***
Вера ходит по квартире, избегая смотреть в зеркало. Настроение такое, что и слово не подберешь. Бывает плохое, бывает испорченное. А это... Невкусное какое-то. Вот и цепляется Вера своим невкусным настроением за всякие раздражающие мелочи. Кран подтекает, дверца в шкафу на одном шурупе болтается. Или не на шурупе - черт разберет эти винтики со шпунтиками. Да еще машинка швейная занедужила.
А машинка, это уже не мелочь. Это способ отвлечься, домашний психотерапевт. А когда громыхает и строчка кривая, какая уж тут психотерапия.
Вера спрашивает "Яндекс" о мастерах-кудесниках, тот щедро делится телефонами.
У первого "кудесника" покрасневшие глаза и дырявые носки. Нехотя, как ребенок в супе, он ковыряется в Вериной любимице, забирает триста рублей и исчезает. Теперь машинка еще и подпрыгивает, подражая своей стиральной коллеге.
Второй, нехорошо улыбнувшись, предлагает забрать больную в мастерскую. Неделя, не больше. Вера откупается стольником.
"Яндекс" похож на моих подруг, думает она. Те тоже любят приводить к Вере не тех мужчин. Настроение из невкусного превращается в несъедобное. Снова звонит домофон.
Третий немногословен, сутуловат и неправдоподобно обаятелен. Вера поправляет волосы, злясь на себя за этот жест. Дура, думает она. Это просто мастер.
- Вот, - говорит Вера, проводя мужчину в комнату. - Вы не заберете ее с собой?
- Кого? - вежливо интересуется мастер.
Вера смотрит в его честные глаза. В комнате не наблюдается изобилия швейной техники. Как, впрочем, и любой другой - ноутбук и утюг.
Она напоминает мужчине цель его визита. Судя по всему, мужчина ей признателен за информацию. Он забыл инструменты, но это не беда. У Веры же есть какие-нибудь отвертки, правда?
Ионеску и Беккет, думает Вера. В одном флаконе. Но сердиться не получается, рассеянный мастер примиряет ее с собственной неидеальностью.
Через десять минут машинка работает; оказывается, пустяки и ничего серьезного. Может, еще что починить?
Спорить Вера не хочет. Дверца уже на месте, а с краном мастер, кажется, просто поговорил. Сказал, что протекать нехорошо, он и перестал.
- Хотите чаю? - спрашивает Вера.
Ей хочется, что бы странный мастер с задумчивым взглядом хотел чаю. Ей снова много чего хочется.
Пройдет десять минут и Вера узнает, что мастер никакой не мастер, а просто ошибся дверью. Шел к репетитору для сына, коррекционному психологу. У сына аутизм, а может и нет - врачи не спешат ставить диагноз.
Но пока мастер пьет чай, Вера смотрит на шатающийся потолочный карниз. Она думает, что если карниз упадет мастеру на голову, тот наверняка захочет повесить его обратно.
Вера так не узнает, что никакой случайности в их встрече нет.
***
Лазовская делит мужчин на мягких и бьющихся - по аналогии с игрушками. Об мягкие удобно вытирать плохое настроение, они предсказуемы и безопасны. Бьющиеся интересней, но в нетерпеливых эмоциях Лазовской быстро ломаются. И порезаться об них можно, было дело.
Объединяет мужчин-игрушек длительность использования. Поломалась, надоела - какая разница? Связи короткие как одностишья.
Лазовская возвращается к столику. Ее злят бумажные полотенца в туалете, слишком яркий, неуместный для ресторана свет и звонок от финансового директора. Совет ему нужен, кто бы сомневался. Скоро узлы на шнурках согласовывать будет.
- Будь я здесь директором, уволила бы половину персонала, - говорит она, садясь на свое место. - Так, а где моя текила?
- А вторую половину расстреляла бы, - без улыбки говорит Рубцов. - Текилу я выпил. Неплохой самогончик.
- Закажи еще, - Лазовская сдерживает себя, что бы не повысить голос. Орать на Рубцова не надо, это она поняла. Три дня знакомы, уже есть что вспомнить.
Разбиваться Рубцов не спешит, а мягкости в нем как у арматуры. Странное чувство, думает Лазовская. Как будто у нас обоих внутри вращается по магниту; то тянет, то отталкивает.
- Не закажу, - говорит Рубцов. - Ты из сортира шла как каравелла против ветра. А они знаешь, как ходили? Галсами.
Он похож на сытого хищника, ее коробит эта снисходительность интонации. Галсами, значит. Моряк, ты слишком долго плавал.
У Лазовской четыре тысячи человек персонала, а бюджет ее фирмы как у небольшого города. А он ей будет указывать, сколько пить?
Да кто он такой, блин?
"Капитан Джонсон, береговая охрана, мэм", представился он при знакомстве. Тогда он ей понравился. Ироничен, спокоен, несуетлив. Чем не вариант для пары-тройки свиданий? Потом, конечно, захрустит-задребезжит под ее характером, но так это потом. Так тогда и думала.
Пробила через своего начальника СБ. Тот доложил скупо: морской офицер, что-то серьезно-стратегическое. Не женат, гуляет отпуск.
- Молодой человек, - Лазовская взглядом ловит официанта. - Текилы сто пятьдесят. Лимон, оливки...
Официант смотрит преданно. Только не на нее. На Рубцова.
- Дама шутит, - говорит Рубцов. - Вы свободны, юнга. Ну что, Анна Львовна, не пора ли нам "пора"? У меня дома есть настоящий ямайский ром и кортик капитана Дрейка.
В его реплике все ингредиенты в нужных пропорциях: небрежность, необидная насмешливость, уверенность в себе. И еще что-то, что Лазовская не может понять.
Он встает, по всем правилам этикета подходит к ее месту, готовый отодвинуть стул. У морских офицеров особая выправка.
- Кортик, говоришь?
Что-то не так в этом Рубцове, думает Лазовская, на секунду оказываясь во власти своей чуткой интуиции. Что-то неправильное. Опасное.
- Слушай, а чего у тебя брюки спереди топорщатся? - небрежно говорит она.
Простой прием, но работает. Никаких признаков вышесказанного не наблюдается, но Рубцов делает предсказуемый жест. И смущается, черт побери.
Ну вот. Не такой ты и непрошибаемый, морской волк.
Лазовская чувствует, как у нее горят щеки.
***
Среди Оформителей мало женщин, большинство из них заваливает даже вступительный тест. Но Юля молодец. Учеба закончена, теперь она готовится к экзаменам и, как шутит Круглов, тренирует нервы, стараясь не плакать над дамскими романами.
- Скажи, это очень тяжело? - любит спрашивать она.
Я рассказываю ей свои истории. Сегодня о том, что недавно чуть не прошляпил нервный срыв у одной клиентки. Переработала.Отправилась бы в клинику, если бы я вовремя не запросил прогноз у Вероятников. Счет шел на часы.
- Римонг говорит, что ты отличный Оформитель, - Юля пытается подлизаться.
Я недовольно качаю головой.
- Римонга здесь нет. Координатора Сектора зовут Виктор Круглов. Меня - Сергей Рубцов. Тебя зовут Юля. Мы на Земле, девочка, забудь на время про дом. Ты же хочешь сдать экзамен?
Юля изображает смущение.
- Хочу. Очень хочу. А что она сделает? Ну эта, твоя.... С нервным срывом.
- Она ученый. Победит синдром Гейнера. Вероятность - около девяноста трех процентов.
- Это необходимо? - Юля умеет задавать такие вопросы.
А вот я уже не умею. Не должен уметь.
Оформители. Антикризисные менеджеры планеты Земля. Мы видим дальше, мы умеем больше, мы хотим добра. Атланты держат небо. Без нас оно падало и давило всё живое.
Вот и Юля скоро встанет в строй борцов за безоблачное завтра.
Из нее будет толк, Круглов занимается с ней лично. Он считает, что этой планете очень нужны женщины Оформители.
А разве Координатор Круглов-Римонг может ошибаться?
- Ну расскажи, - Юля отвлекает меня от ненужных мыслей. - Расскажи мне про них.
Я рассказываю. Микробиолог Лена Чижик, которой ее любимый мальчик Сережа "нечаянно" подскажет нужную идею, умрет через два года после своего гениального открытия - в неполные тридцать семь. Насмешка судьбы, победитель синдрома Гейнера окажется и одной из последних его жертв.
Вера Александровна Малышева вышла бы замуж и родила двух детей, но Координатор решил по-другому. Поэтому в ее квартиру постучался мужчина, у которого рассеянный взгляд и приемный сын-аутист. У них будет год непростой, но яркой жизни. А потом Вера и этот не похожий на других детей мальчик, Андрей Сохин, останутся одни. При расчете реальностей Сохина Вероятники только цокают языками, хотя к гениям им не привыкать.
Анна Львовна Лазовская, предотвратив ядерный терракт, погибнет месяц спустя; президентский самолет разобьется при посадке, несчастный случай. Просто на каком-то этапе ее смерть в славном деле борьбы с терроризмом будет нужна больше, чем она сама.
Всё просто.
Всё очень просто. Мавры делают свое дело. Цель оправдывает средства.
- А почему Оформители? - спрашивает Юля. - Не Проводники, не Прогрессоры.
- Наверное, чтобы не считали себя богами, - говорю я.
Да, вполне возможно. Только это плохо помогает.
"Если работа начинает тебе нравиться, уходи", как-то сказал Круглов.
Ну да, правильно. Только если я и уйду, то по другой причине.
У меня звонит телефон.
Цель оправдывает средства? А может, средства определяют цель?
Я действительно хороший Оформитель. Сейчас я слеплю еще кусочек чьей-то жизни ради прогресса этой планеты, будь он неладен, этот прогресс...
- Да, - говорю я, не глядя на экран.
У меня уже другая интонация, меняются взгляд и осанка; Юля превращается в глаза и уши. Научишься, девочка. Этому - научишься.
- Здравствуй, Сережа, - говорит знакомый женский голос. - Я соскучилась.