Черноух вышел из дуба и закрыл за собой парадную дверь.
Малышня спала, так как утреннее солнце еще не поднялось так высоко, чтобы защекотать их носы через окна. Черноух зевнул, почесал за ухом, поправил солидное пузо и с сапой в руке направился к грядкам моркови.
Сорняков за те три дня, на которые огород был оставлен без присмотра, разрослось порядочно. Вслед за морковью настала очередь картошки. Потом капусты. Следом - помидоров. После участка с огурцами Черноух отправился к колодцу, почистил от земли сапу, взял ведро из ореховых досок, скрепленных медными кольцами, зацепил крюк веревки, скинул ведро в прохладную темноту, и принялся крутить скрипучий ворот, насвистывая себе под нос.
После поливки наш фермер взял корзину из ивовой лозы и пошел к кустам малины, что росли у самого оврага.
На ежевичное поле, раскинувшееся от его дома до самых клёнов на краю леса, огражденное с севера маленьким голубым озерцом, за эти четыре года он так и не позарился. Разве что разрешал малышне забегать с лукошком и насобирать немного для себя. Сам он не мог прикоснуться к тем ягодам. Не мог их выкинуть из головы, как не пытался.
Первой проснулась Ёлка, видимо, ее разбудил приглушенный вопль медведя, уронившего себе на ногу казан и рассыпавшего лук по полу. Ёлка потирая сонные глазки, зашла на кухню, где во всю готовился завтрак.
- Ёлочка проснулась, - улыбнулся Черноух, нарезая картофель и забрасывая его в кипящую кастрюлю. - Раз уж встала, давай, буди остальных. Я там прополол, сорняки надо в овраг снести. А сорняков много - совсем мы огород запустили.
Маленькая ежиха зевнула.
Медведь принялся обжаривать на сковородке грибы с помидорами, сковородка тихо шипела на толстой железной решетке, через которую еле-еле выглядывал неуверенный огонь. Ёлка взяла в углу пару поленьев, молча отодвинула куховара и подбросила дров в печку из обожженного кирпича, закрыла тяжелую металлическую дверцу и поплелась вон.
--
Завтрак будет через полчаса! - крикнул вдогонку Черноух, - давай, поторопи их!
Ёлка поднялась в детскую и растолкала всех. Барсучонка Храбреца, как обычно, подняла обещанием проехаться по нему своими иголками (и это всегда срабатывало - один раз она так и сделала), а вот Ворчуна, бельчонка, пришлось стягивать за хвост и силком волочь к умывальнику - никакие иголки на него не действовали.
Еще были братья волчата, Темный и Светлый (потому что были они тёмно- и светло-серыми) - эти сразу, услышав, что надо собирать кучи выполотой травы, вызвались наловить рыбы к завтраку-обеду, и, ухватив удочки, помчались к озеру.
Последней была овечка Мила, но она была самой младшей и не говорила. Поэтому Ёлка всегда позволяла Миле поспать подольше.
Черноух перекапывал пятачок, на котором намеревался высадить тыкву. Ёлка принесла ему кувшин молока и уселась на тележку рядом с изгородью из яблоневых веток.
--
Мы с Милой перемыли тарелки.
--
Угу, - медведь жадно опустошал кувшин.
--
Тёмный со Светлым моют полы, хотя, думаю, моет кто-то один из них, тот, кто проспорил... Второго я отправлю за грибами.
--
Угу...
Ёлка посмотрела на несколько уликов, ютившихся недалеко от малины, и на бельчонка с барсучонком, которые в пчеловодных масках собирали мёд - медведь обучал этому искусству всю малышню. Тут Храбрец заверещал и побежал, как угорелый, отмахиваясь медовыми рамками.
--
Интересно, кто его так назвать додумался? - спросила она сама себя вслух.
--
Ну, - ответил медведь, возвращая ежихе пустой кувшин, - имена себе не выбирают.
--
Папа-мишка, где ты был три дня?
Черноух взялся за лопату:
--
Был на рынке, узнавал, сколько нынче стоят в городе овощи - через месяц повезу продавать.
--
Три дня? - недоверчиво переспросила Ёлка. - Даже оставил нас со своим безответственным другом-бродягой.
Черноух улыбнулся:
--
В доме всегда есть кое-то ответственный, - и подмигнул ей.
--
Явился, - перебирая грибы недовольно проворчала маленькая ежиха, глядя на выходящего из леса черного лиса, на что Ворчун неодобрительно покачал головой:
--
За что ты его так не любишь?
В свете алого закатного солнца лис напоминал тень, потерявшую хозяина, казалось, он может прильнуть к стволу дерева или дорожному камню - и сразу стать невидимкой.
Приблизившись к малышам лис поздоровался:
--
Приветствую! - и изящно поклонился. Как и всегда.
--
Ты плохо на нас влияешь, - сказала Ёлка.
--
Милосердная госпожа Ёлочка! - удивленно выпучил глаза лис. - От чего же столь несправедливое отношение к вашему покорному слуге?
--
Ты учил волчат играть в карты!
Тут, как из-под земли, появился Черноух с недочищенной рыбой в руках:
--
Кого ты чему учил?!
Было уже поздно - звезды проклюнулись на темнеющем небосводе, и Черноух наказал всем идти в детскую и готовиться ко сну. Пока волчата пытались побороть упитанного Храбреца, разбрасывая по всей комнате одеяла и подушки, а овечка Мила радостно смеялась и хлопала, наблюдая за схваткой, Ёлка задумчиво смотрела в окно, на медведя и лиса, выставивших на траву перед дубом плетеные из камыша кресла.
--
Что не так, Ёлка? - спросил Ворчун, тоже посмотрев в окно.
--
О чем-то нехорошем, - прошептала маленькая ежиха. - Думается о чем-то нехорошем.
Бельчонок аккуратно провел ладонью по ее иголкам:
--
А ты не думай о плохом. Не надо.
За окном, в темном прохладном воздухе засверкали огоньки светлячков.
--
Не я думаю, - Ёлка посмотрела на Ворчуна, - оно само думается, - из глаз маленькой ежихи покатились слезы.
--
Не надо. - Ворчун обнял ее и прижал к себе. - Все хорошо. Это было. Теперь все хорошо. Тише... Все ведь увидят. Ты старшая сестра. Будь сильной, для нас.
Ёлка перевела дыхание, вытерла слезы и попыталась улыбнуться. Потом обратилась в комнату:
--
Всё! Тушим свечи и спать! А ну соберите все на место!
Медведь налил из кувшина в чашу медовой настойки и протянул лису, достал кожаный кисет и забил в можжевеловую трубку табачку.
--
Говорят, это вредно для здоровья, - кивнул на трубку лис.
--
Много чего вредно, - пробурчал Черноух и достал огниво, подкурил и развалился в кресле.
В воздухе парили сотни огоньков.
--
Ты сказал, что твой друг Адам, - начал Лис, - что твой друг Адам тебя заверил, что это всё не более, чем слухи. Что все в порядке.
Медведь молча кивнул, затягиваясь табачным дымом.
--
А я вот поспрашивал кое-кого, узнал кое-что, - продолжил Лис. - И боюсь, твой друг Адам тебе что-то мог недосказать.
Медведь выпустил дым:
--
Он бы не лгал мне.
--
Почему это? Потому что ты сохранил ему его никчемную жизнь? Потому что ты стоял над ним и не пронзил его трусливое сердце? - Лис уставился на медведя. - Они не такие, как мы. Совсем не такие.
--
Не такие уж и "не такие", - ответил Черноух.
Лис осушил чашу:
--
Он не может не знать. Он - капитан королевской гвардии. И потому, друг мой, я опасаюсь, у тебя нет никакой защиты. - Лис взял кувшин и наполнил чашу. - Говорят, они готовят переселение.
--
Куда? - удивился медведь.
--
Они называют это "резервация". Куда-то далеко, чтобы легче было смотреть за нами за всеми. Но сначала, они придут за детьми. Забрать их неизвестно куда.
Черноух попытался рассмеяться, получилось натянуто:
--
Вздор! Война давно закончилась. Зачем им это?
Черный лис сверлил друга холодным взглядом:
--
Война не закончилась, друг мой. Ты ослеп от мимолетного счастья и теплого солнца на своем огороде. Осмелюсь напомнить, что они забрали у нас наше оружие. Ты был хорошим кузнецом, а теперь перебиваешься яблоками да картошкой. И твой друг Адам не только тебя не будет защищать.
Черноух уставился на свой дом - огромный дуб с широкой кроной и круглыми окнами, на окно детской.
Потом перевел взгляд на ежевичное поле.
--
Что ты чувствовал, когда нашел их в поле? - голос лиса обжигал, как лед. - Когда ежевика стала красной?
--
Убирайся, - прошептал медведь.
Вечерний ветер принес топот копыт - черный лис верхом на скаковом олене вылетел из леса. Черноух ремонтировал изгородь, малышня развешивала постиранное белье на веревках и поливала кабачки.
--
Ты с ума сошел?! - вскричал медведь, углядев на поясе лиса палаш.
--
Уходим. - Лис спешился. - Отряды идут по фермам и деревням - они забирают детей, убивают тех, кто сопротивляется... - он тяжело дышал. - Они уже здесь...
Черноух посмотрел на стену леса, кинулся в дом, забрался на чердак и выбрался на ветку на вершине дуба - над деревьями виднелись струйки дыма.
--
Ёлка! - скомандовал он. - Мы уходим!
Потом увидел, как с деревьев срываются стаи птиц. Близко. Слишком близко. Они ближе, чем думает лис. Ему даже показалось, что он слышит лай собак.
Черноух хватает лиса за плечи:
--
Лаз ведет вдоль озера. Ёлка знает. К оврагам. Уводи их в горы.
--
Но... - начал лис.
--
Никаких "но". Времени нет. Они догонят их. Не дай. Чтобы сберег... А я тут. Постою. Выиграю время. Сколько смогу.
Ёлка непонимающе смотрит на них:
--
Ты что? Папа-мишка, ты что? Идем!
Медведь рычит лису в лицо:
--
Уводи!
Малышня стоит с непонимающими испуганными глазами.
Медведь обнажает острые клыки и яростный рёв сотрясает лес:
- БЕГОМ!!!
Черноух стоит у дверей своего дуба. В руках он сжимает алебарду, которую когда-то припрятал. Жжет сильный запах медовой настойки, и кругом валяются осколки кувшинов. Вслед за лаем появляются и собаки, всадники в доспехах и с копьями.
Медведь смотрит на людей. Смотрит на того самого Адама, в его холодные голубые глаза.
Накрыло сумерками. Малышня сидит под дикой сливой, где им приказал ждать лис. Один из волчат, Светлый, поднимается на несколько веток вверх, смотрит вдаль:
--
Глядите.
Все занимают соседние ветки.
- Что это? - спрашивает Тёмный.
--
Это дуб, - отвечает бельчонок. - Наш дуб горит.
Холодную тишину нарушает хруст веток.
Черный лис, хромает и тяжело дышит. В левой руке - палаш, правая - безвольно повисла.
--
Госпожа Ёлочка, не могли бы вы дать мне лоскуток ткани?
У лиса нет правого глаза и он весь забрызган кровью.
Ёлка накладывает повязку на глаз лиса, подвязывает руку. Никто не осмеливается спросить. Лис всё понимает:
--
Мы с ним разминулись. Договорились встретиться через пару дней. В горах.
--
Я тебе не верю... - подает голос маленькая ежиха. - Я хочу проснуться...
--
Вы не обязаны мне верить, госпожа Ёлочка. Но обязаны идти за мной. Идём.