Сомов, Биверов : другие произведения.

Глава 6. Совет.

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    28.06.2009 Как всегда ждем коментариев(а также тапков и табуреток).

  
  Глава 6. Совет.
  
  Из личного Сабурова.
  15 ноября
  Этот день навсегда запомнится мне как самый волнительный и вместе с тем самый значимый день в моей жизни. Кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы не воля случая.
  В полдень я, как обычно, шел по коридорам Зимнего. Мне требовалось уточнить несколько деталей к предстоящему заседанию Сената. Ещё позавчера по дворцу начали расползаться слухи о скором прибытии государя. Видя царившую во дворце суету я был в лёгком волнении, но по настоящему я испугался, когда мимо меня, не замечая ничего на своем пути, пронесся Дмитрий Николаевич Блудов, всемогущий глава канцелярии. Его вид был забавен. К тому же я тут же вспомнил пресмешную шутку, про то, что генералы не бегают, потому что в мирное время бегущий генерал вызывает смех, а в военное панику.
  Но как оказалось, я зря веселился. Блудов резко остановился и, развернувшись, оценивающе посмотрел на меня. Я оцепенел, чувствуя себя куском мяса на прилавке мясника.
  - Вот вы-то голубчик мне и нужны, - с улыбкой, больше напоминающей оскал, обратился ко мне Дмитрий Николаевич. Я судорожно начал думать в какое из окон мне лучше всего прыгать - такие улыбки своим получателям, как правило, ничего хорошего не предвещают.
  - Идите за мной,- сказал он и, видя, что я остался стоять на месте взял меня за руку повел за собой. - Все равно никого лучше за такие сроки не найти, - как мне показалось, тихо пробормотал он. Господи куда мы идем, что я натворил? Неужели доклады возглавляемой мной комиссии вызвали такую реакции?
  Я в страхе перебрал в уме все свои мыслимые и не мыслимые прегрешения. Но даже не найдя за собой серьёзных прегрешений, я не мог остановить холодный озноб. А уж когда мы подошли к ТОМУ САМОМУ кабинету...
  
  
  Кабинет мой располагался на третьем этаже Зимнего дворца и служил рабочей комнатой ещё моему деду, Николаю I. Обстановка была скромной: стол для бумаг, два стула с высокой спинкой, на стенах много акварели. Однако комнатка была уютной и, несмотря на небольшие размеры, вполне функциональной. Сидя за столом, я увлечённо занимался бумагами. Следовало подготовиться к моему первому заседанию кабинета министров, освежив в голове проекты подготовленных за эти дни в Гатчине указов. Честно говоря, меня несколько трясло от волнения. Умом я конечно понимал, что предстоящее совещание лишь первое из многих и скорее господа министры должны волноваться за свои кресла, готовясь к встречи с новым государем. Но понимание это никак не спасало от перевозбуждения, охватывающего меня в предвкушении заседания. Я собирался сделать первые шаги своего царствования, возможно кардинальные, трудные, но в моём понимании - абсолютно необходимые.
  Я как раз раскладывал бумаги по папкам, когда раздался осторожный стук в дверь. После короткой паузы дверь приоткрылась и, сквозь образовавшуюся щель, в кабинет проскользнула полненькая фигура графа Блудова.
  - Слушаю вас, Дмитрий Николаевич - подняв голову от бумаг, сказал я.
   - Позвольте представить и отрекомендовать вам Андрея Александровича Сабурова, ныне занимающего должность секретаря 2-го отделения 5-го Департамента Сената, как, безусловно, очень талантливого, способного и беззаветно верного вам подданного Российской Империи, - тут же затараторил неугомонный старик, открывая пошире дверь и чуть ли не силой вытаскивая из-за спины высокого, чуть полноватого мужчину среднего возраста в форменном мундире собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Гладко выбритые щёки горели, но голову он держал гордо и высокого, что в сочетании с прилизанной, прямым пробором чёлкой и еле заметным подбородком дарило ему неуловимое сходство с хорошо откормленным гусём.
   Я встал из-за стола и, обойдя его, протянул руку для рукопожатия. Блудов тихонько охнул от такого пренебрежения церемониалу и панибратства, но мне было всё равно. "Задолбали уже все эти ахи и охи, хожу тут пылинки со всех сдуваю" - пронеслась в голове мысль. Что-то я совсем "ониколаился". Хотя, действовать, конечно, лучше по принципу - мягко стелет да жестко спать.
  - Рад знакомству, - сказал я. Глаза Сабурова удивлённо расширились, но вцепился он в ладонь клещом, и рукопожатие у него оказалось на удивление крепкое и твёрдое. Занятно...
  - Андрей Александрович, я надеюсь Дмитрий Николаевич обрисовал вам, так сказать, фронт работ? - продолжил я, пристально глядя Сабурову прямо в глаза.
  - Д-да. Да, разумеется, В-ваше Императорское Величество! - кажется от волнения Сабуров начал заикаться. Хотя может он всегда так разговаривает? Но взгляд держит, глаза не отводит. Мне положительно начинал нравится мой будущий секретарь.
  - Что ж, - протянул я, отпуская наконец его руку, - меня уже видимо ждут на заседании.
  На этих словах я бросил быстрый взгляд на Блудова, граф подобострастно кивнул. Его слащавость начала меня раздражать.
  - Давайте продолжим наш разговор позднее, - заключил я. - Пока же чтобы вам не пришлось скучать в моем кабинете, рассортируйте мне документы, прибывшие сегодня из канцелярии по вашему разумению. Заодно и проверим, на что вы годны.
  На этой ноте я распрощался с Сабуровым и в сопровождении Блудова поспешил в Малахитовый зал. Спустившись на второй этаж и пройдя две галереи, мы остановились перед массивной, украшенной золотыми дубовым листьями, дверью. Граф поклонившись, открыл её передо мной. Министры уже собрались и расположились вокруг большого овального стола.
  Поздоровавшись с подобравшимися, при моем появлении, высшими чинами империи я проследовал к месту председателя.
  - Присаживайтесь, присаживайтесь, - положив папки с документами на стол, обратился я к ожидавшим министрам, для пущего эффекта рукой сделав жест в направлении стульев. Дождавшись, когда я опущусь на сидение отведенного мне роскошного кресла, министры последовали моему примеру и опустились на свои куда более скромные стулья.
  - Что ж, начнём наше собрание, господа, - дождавшись пока все рассядутся, с некой долей официоза провозгласил я, открывая первую из принесённых папок. Достав с самого верха листок со списком вопросов, которые заранее подготовил, я положил его перед собой.
  Сидящий по правую руку Блудов робко осведомился:
  - Ваше Величество, разрешите зачитать повестку заседания?
   - В этом нет нужды, граф, - я собирался решительно взять быка за рога.
   - Но Ваше Величество, тревоги, связанные с Польшей, не терпят отлагательств! - донеслось с противоположной стороны стола. Я внимательно посмотрел на подавшего реплику. Это был Петр Александрович Валуев, нынешний министр внутренних дел. На известного в моём прошлом здоровяка-боксера, своего однофамильца, он никоим образом не тянул. Высокий, худощавый, в чёрном, шёлковом фраке и элегантно повязанном шейном платке, он смотрелся истинным английским денди. Этот образ дополняли всегда безупречно уложенная шевелюра и небольшие, тщательно ухоженные баки, которые у него похоже была привычка поглаживать в минуты задумчивости. Своего мнения о нем я ещё составить не успел, а в дневнике отзывы о его деятельности разительно отличались в зависимости от лагеря, к которому принадлежал описывающий его деяния. Сухие же факты говорили скорее об его полезности на месте министра Внутренних дел, чем о вреде.
  "Смелый! Или же за дело беспокоится больше, чем за своё кресло", - с интересом подумал я, продолжая молча рассматривать храбреца. Министры, тем временем, видимо почувствовал некую неловкость, повисшую в воздухе, и занервничали. Массивный, в парадном мундире украшенном созвездием орденов, военный министр Малютин нервно постукивал пальцами по столу. Министр финансов Рейтер судорожно утирал носовым платком покрасневшее лицо. Невозмутимыми казались только Блудов, которого сия ситуация похоже оставила совершенно безучастным, и морской министр Краббе, который вальяжно облокотился на спинку стула, положив правую руку на стол.
  - Петр Александрович, - в повисшей тишине звук моего голоса произвёл эффект ружейного выстрела, заставив собравшихся невольно вздрогнуть, - благодарю за ваше напоминание. Хотел уведомить всех присутствующих, что не далее как неделю назад Нами были отправлены исчерпывающие инструкции графу Муравьеву, назначенного мною, как вам известно, исполнять обязанности польского генерал-губернатора. Вчера по телеграфу граф уведомил меня о получении сих наставлений и обещал Нам, что выполнить Дух их и Букву. Посему с сего дня "польский вопрос" целиком и полностью переходит в руку графа Муравьева, коему мы все, по мере сил и возможностей, будем оказывать посильное содействие. Однако я уверен, что волнения польские в скором времени будут твёрдой рукой Михаила Николаевича устранены.
  Моя речь произвела неожиданное воздействие на притихших министров. Озабоченно переглянулись Краббе, Рейтерн и министр просвещения Головин, заулыбался в усы министр государственных имуществ Зеленой, расслабился взмокший от напряжения Валуев. Занятно... Благодаря дневнику я знал многие придворные расклады, но одно дело читать о них, а совсем другое видеть. Валуев и Зеленой были ставленниками Муравьева, того самого который был до этого министром государственных имуществ, а теперь руководит "усмирением Польши". Михаил Николаевич был весьма влиятельной фигурой при дворе до недавнего времени, но в виду произошедшего конфликта с предыдущим императором был вынужден уйти в отставку. Сейчас же возвращение из опалы бывшего патрона явно Зеленого и Валуева успокоило. Рейтерн, Краббе и Головин куда больше зависели от указаний Мраморного дворца (т.е. Великого князя Константина Николаевича), нежели от воли Зимнего. Зависеть от дядюшки я не хотел и очень скоро мне видимо придётся предложить этим господам либо следовать исключительно моим указаниям, либо покинуть министерский пост. Милютин представлял мощный клуб либералов-реформаторов, желавших продолжения реформ. За ними стояли как прогрессивные представители высшей аристократии, так и крупные капиталисты-фабриканты. Графы Адлерберг и Блудов были близки к моей Maman (и моему покойному отцу) и считались "царской фракцией". Хотя мне всё больше казалось что именно "считались". Уж больно независимым и самодостаточным казался мне здешний государственный аппарат, представителями которого были эти двое.
  Сейчас же все эти господа были удивлены и ошарашены столь резким и необъяснимыми шагами нового государя. Мои поступки буквально ошеломили кабинет. Ведь предполагалось, что Император будет медленно входить в суть дела, прислушиваясь к голосам мудрым советчиков-министров, и очень не скоро начнёт (если вообще начнёт) осуществлять свою собственную политику. Однако для меня это было категорически неприемлемо. Так что мои слова про Муравьева были только первым, пробным шаром. И самое важное: я не собирался на этом останавливаться.
  - Предлагаю перейти к следующему пункту повестки для, - продолжил я, доставая из первой папки увесистую кипу документов. - Передайте бумаги по кругу, - обратился я сначала к сидящему по правую руку Блудову, а затем к сидящему по левую Адлербергу, передавая каждому из них по стопке документов. Дождавшись пока все министры получили по копии, я продолжил:
  - Перед вами, проект Манифеста об изменении положения удельных крестьян. Прошу вас ознакомиться. Я хочу, чтобы по сему проекту в трёхдневный срок вы подготовили рекомендации от своих ведомств.
  Министры бодро зашуршали документами. Я ждал реакции. Этот проект я готовил практически со дня моего вступления на престол. В Манифесте предполагалось: земли, находившиеся в пользовании крестьян, признать их полной собственностью и с момента опубликования крестьяне освобождались от всех повинностей (барщины, оброка, чашни и т.д.) и подушной подати, а также им прощались все недоимки прежних лет. крестьянам, предполагалось возвратить хотя бы часть земли, которой они владели, с тем, чтобы они имели свой двор, огород и небольшой участок пашни. Платить крестьянам предполагалось лишь три налога: мирской, земский и поземельный, правда величина их серьёзно возрастала.
  Пока что я планировал распространить действие Манифеста только на крестьян удельных, находившихся до недавнего времени в собственности царской семьи, разумно предполагая, что уж с ними никаких проволочек не предвидится. Удельные крестьяне принадлежат царской семье, а так как я являюсь её главой, то волен делать с ними всё что захочу, не оглядываясь на кабинет. Так что ознакомление министров с данным проектом, как мне казалось, было, по сути, простой формальность. Однако как оказалось, многие аспекты я упускал из виду...
  Первым протестующе воскликнул Горчаков:
  - Votre Majesti Impiriale, le projet de loi ...
  - Александр Михайлович прошу вас, как подданного Российской Империи, обращаясь ко мне использовать исключительно русский язык, - оборвал я его. Возможно, в подобной резкости не было нужны, но за дни моего пребывания в прошлом меня стало безумно раздражать то, что большинство придворных вельмож изъясняться исключительно по-французски. - А теперь, прошу, ещё раз изложите суть ваших возражений.
  Горчаков побледнел, когда я его грубо прервал, видимо моё замечание было ему не приятно, но, как истинный дипломат, он ни единым жестом не выдал своей обиды. Напротив тон его ответа был исключительно, безупречно вежлив:
  - Ваше Императорское Величество, ваш Манифест наполнил меня верноподданнической гордостью. Ваши желания более человеколюбивы, чем у любого из известных мне европейских монархов. Однако суждение моё состоит в том, что публикация сего Манифеста в неизменном виде приведёт к рождению большой несправедливости в крестьянском сословии. Выкупные платежи, легшие тяжким бременем крестьян помещичьих, Ваше Величество, в Высочайшей милости собирается крестьянам удельных простить. Я всемерно поддерживаю столь человеколюбие стремление, но не обернутся ли благие намерения тяжкими последствиями как для казны? Не будут ли бывшие помещичьи и нынешние государственные крестьяне чувствовать, что обделены Высочайшей справедливостью? Не повлечёт ли сиё решение бед, равных, а то и больших, нежели события, в Польше происходящие?
  Закончив речь Горчаков учтиво поклонился и элегантно присел на своё место. Не успел я собраться с мыслями для ответа, как слово взял граф Адлерберг.
  - Ваше величество, - начал он, встав и поклонившись, - я не могу не согласиться с князем. Ваше решение вероятно продиктовано желание облегчить быт податного сословия, однако на сей час, имея в виду события в Польше, мы не можем себе позволить вносить столь сильное смущение в мужицкие умы. Узнав что, по Манифесту Вашего Величества, удельные крестьяне получили освобождение от выкупных платежей, остальные немедля потребуют себе тех же благ. Мы едва можем справиться с поляками, к чему по время пожара заливать огонь маслом?
  И тут как плотину прорвало. Рейтерн, срывая голос от волнения твердил, что отказ от выкупных платежей удельных крестьян пагубно скажется итак на подкосившемся, после неудачно попытки восстановления золотого размена, бюджете. Зеленой и Мельников возражали против прирезки казенной земли на наделы. Милютин и Головин были в целом "за", но их смущало то, что удельные крестьяне в правах и обязанностях были приравнены к государственным, то бишь казённым, и значит, действие Манифеста теоретически могло распространяться и на них. Странно молчаливы были Блудов, Валуев и Краббе. Но если последнего этот вопрос напрямую не касался, и собственного мнения он мог и не иметь, то вот первые два...
  - Господа, - приподнял я руку, - господа, спокойнее. Спокойнее. Я услышал ваше мнение. Пётр Александрович, Дмитрий Николаевич, Николай Карлович, вы не хотите ничего добавить?
  Начальник канцелярии медленно поднялся и, вытянувшись во весь свой невеликий рост, глядя мне в глаза заявил:
  - Суть и сущность собственной Его Императорского Величества канцелярии состоит в том, чтобы выполнять решения, а не обсуждать их.
  Я признаться был приятно удивлен. Мне казалось, что граф найдёт тысячу предлогов, чтобы отговорить меня от этой идеи или хотя бы оттянуть время её воплощения в жизнь. Но видимо я нём ошибался, что ж надо признавать свои ошибки!
  Однако тут граф продолжил:
  - Мне жаль лишь, что Ваше Императорское Величество вынесли этот вопрос на обсуждение, не воспользовавшись услугами канцелярии, как раз и предназначенной для заведования делами, подлежавшими личному рассмотрению императора и наблюдающей за исполнением Высочайших повелений. Я уверен, - заявил Блудов, - что мои сотрудники, бы могли прилежно и детально выполнить предварительные работы, чтобы претворить в жизнь разделяемые ими устремления Его Императорского Величества.
  - И как вы предполагаете это сделать? - ради интереса спросил я, уже понимая куда он клонит.
  Граф тут же предложил создать авторитетный редакционную комиссию. Её рекомендации, сказал он, позволят учесть все возможные последствия и принять решение, основанное на зрелых, ответственных и долгосрочных соображениях, забыв о сиюминутных и корыстных порывах.
  Нет, всё-таки я был прав, чиновник всегда остаётся чиновником. Как будто не понятно, что поручение разработки закона вышеупомянутому комитету, растянет на несколько месяцев, а то и лет! С улыбкой поблагодарив графа за "самоотверженность", я заявил, что всё-таки вынужден отказаться от столь любезно предложенной помощи, если хочу чтобы Манифест увидел свет в этом столетии. Блудов намёк понял и резко свернул своё выступление.
  Следующим был Валуев. Он начал с того, что напомнил, что 19 февраля 1863 года истекал двухлетний срок, в течение которого крестьяне обязаны были пребывать в прежнем повиновении у помещиков и беспрекословно исполнять их обязанности. В связи с этим среди крестьян были широко распространены слухи о даровании "настоящей воли" этом году. Они с нетерпением ожидали наступления 19 февраля, собирались к тому дню в города, наполняли церкви и ожидали объявления указа о безвозмездной отдаче им земли и прекращении обязательных повинностей. Кроме того, в некоторой части помещичьих имений проявлялось и стремление крестьян к получению безусловной свободы путем бунта. По данным министра, волнения крестьян происходили в Черниговской, Екатеринославской, Нижегородской, Херсонской, Пензенской, Саратовской, Казанской и Киевской губерниях. На этих словах Пётр Александрович остановился и выжидательно посмотрел на меня, всем своим видом показывая, что его дело - предупредить, и окончательное решение остаётся за мной.
  Когда Валуев закончил, я его сухо поблагодарил и задумался. Признаться, я не ожидал столь сильного и массированного отпора, и ход совещания пошатнул мою уверенность в правильности предложенных начинаний. Я уже хотел было подвести итог заседанию и отложить принятие проекта, когда с места поднялся адмирал Краббе.
  - Вы тоже хотите высказаться, Николай Карлович? - несколько удивлённо спросил я. Конечно адмирал, безусловно, заслуживал моего внимания, как человек оставивший глубокий след в истории российского флота. Он преобразовал парусный деревянный флот в паровой и броненосный, снабдив его громадной артиллерией, изготовленной, как и флот, в России. Создал боеспособные океанские эскадры, бороздившие безбрежные глади Тихого и Атлантического Океанов, основал Обуховский завод и даже устроил первые базы на Дальнем Востоке. Но знаете как в фильмах, так перечисляют достоинства кого-либо, перед тем как сказать: "но есть одно НО". Было такое "но" и у Краббе. Николай Карлович был ставленником моего дяди, Великого Князя Константина Николаевича с которым мой покойный отец и мать находились в самых прохладных отношениях. Однако, в моём понимании, крестьянский вопрос был весьма далёк от морского дела.
  - Если позволите, Ваше Величество, - поклонился адмирал, зазвенев боевыми орденами.
  - Конечно, конечно, - приглашающе махнул рукой я, давая морскому министру возможность высказаться.
  - Ваше Величество, - начал он, прокашлявшись в кулак, - мои коллеги безусловно правы. Распространение положений сих на удельное крестьянство есть мера опрометчивая, .
  На этих словах адмирал сделал паузу, окинув взоров остальных министров. Члены кабинета закивали, выражая своё согласие. Приосанившись, Краббе продолжил:
  - Соображения эти приобретают особенную важность, если принять во внимание, что предлагаемые меры ни в каком случае не рассмотрены в отрыве от волнений в Царстве Польском. Ибо только когда крестьянство будет довольно решением земельного вопроса, тогда все сельское население будет совершенно преданно правительству, а мятежные выступления будут бессильны и безуспешны. И напротив, отказ от поощрения верного короне податного сословия России, в противовес польских мятежникам, значило бы вступать решительно на путь политических сделок со смутьянами, а это едва ли может считаться согласным с требованием здравой государственной системы. А теперь позвольте я предложу некоторые скромные меры возможные к добавлению в сей Манифест, - поклонился министр, глядя на меня.
   "Ай да адмирал! Эх, как он всё повернул!" - восторге подумал я, хлопнув себя под столом по ноге. Впрочем, это было незаметно. - "Теперь получается, что мы как бы вознаграждаем крестьян за верность и отказ поддержать Манифест со стороны министров будет выглядеть как поддержка польского национализма. Ай да Краббе!".
  Я жестом дал знак продолжать. Николай Карлович поднял со стола лежащий перед ним проект Манифеста и вытянув его на протянутой руке, начал комментировать, демонстрируя замечательное знание предмета. Из первоначальных мер адмирал одобрял все, предлагая распространить со временем их не только на удельных, но и на государственных крестьян. Кроме того, Николай Карлович рекомендовал возвратить поместным крестьянам все земли, отнятые у них помещиками с 1857 года (то есть с момента опубликования рескрипта генералу Назимову) и снизить размер крестьянских платежей таким образом, чтобы крестьяне не платили более того, что с них взыскивалось до составления уставных грамот. В этом вопросе мировые учреждения, по его мнению, должны руководствоваться точным исполнением закона и данными им инструкциями. Разверстание угодий Краббе предлагал производить лишь на основе добровольного соглашения, особенно советуя разрешить в ближайшем будущем вопрос о наделении "вольных людей" землей, имея в виду их бедственное положение. В качестве крайней меры, министр предлагал предоставить генерал-губернатору право устанавливать рассрочку в уплате оброков без пени в случаях, когда размеры этих оброков не пересмотрены еще поверочными комиссиями.
  Я сидел открыв рот. Выступление адмирала наглядно демонстрировало глубину и его познаний в крестьянском вопросе, далеко превосходящие мои собственные. Другие министры несмотря на неприятие отдельных из предлагаемых мер с ходом повествования в большинстве своём всё больше и больше кивали, подтверждая согласие. Вопрос был принципиально решён. Оставались детали и... мне надо было серьёзно поговорить с Николаем Карловичем.
  Как только морской министр закончил чтение доклада, на мгновенье повисшая тишина была разорвана гулом голосов. От волненья забыв о субординации вскочил с места Валуев. Надрывая голосовые связки так, что шея покраснела, а вены вздулись, он пытался докричаться до сидевшего в другом конце стола Краббе, который в свою очередь не обращал на него внимания яростно отбиваясь от нападок потерявшего свое казалось непоколебимое спокойствие Блудова.
  - Тихо! Сядьте! - никто даже ухом не повел. Я встал и, обойдя стол, хлопнул морского министра по плечу, - Николай Карлович, прошу вас присесть.
  Наконец меня заметили, лишь Рейтерн не смотревший на Краббе ещё несколько секунд говорил в тишине, но потеряв своего оппонента, замолк и, попросив у меня прощенья, сел на свое место.
  - Николай Карлович, жду вас с этим докладом сегодня, нет лучше завтра в десять утра. Все, обсуждение манифеста на сегодня закончено. Граф прошу вас, зачитайте повестку дня.
   Совет был сорван. Блудов несомненно распланировавший все заседание заранее постоянно сбивался и запинался. Польский вопрос был пропущен, по крайней мере та его часть которая касалась наших действий по усмирению края. Но только он собрался с мыслями, как я снова перебил его.
  - Александр Михайлович, а как обстоят дела на дипломатическом фронте Польского вопроса?- обратился я, чтобы сменить тему, к Горчакову, министру внутренних дел.
  - В целом после, появления нашей эскадры у берегов Америки и создание угрозы морской торговли и коммуникациям Британии в Тихом и Атлантическом Океанах, - начал Горчаков, - желание выступать в защиту интересов польской независимости сохранила лишь Франция. Но не найдя поддержки со стороны Британской Империи, ни тем более Австрии предложившей нам даже свою помощь в усмирении бунта, Франция вынуждена была отказаться от всякой мысли о вмешательстве в наши внутренние дела. Этой блистательной победой без единого выстрела мы обязаны нашему флоту и нашим храбрым морякам, готовым драться с англичанами на всех широтах.
  Договорив Горчаков театрально отступил на шаг и, склонив голову, указал ладонью на Краббе. Искушенный дипломат, сокурсник и друг Пушкина, он в действительно, как и предсказывал последний, имел блестящее будущее. Его звезда с подавлением польского восстания, вспыхнула с ослепительной силой, доставив ему славу первостепенного дипломата и сделав его имя известным в Европе и России. Конечно же, он понимал, что заслуги его не будут обойдены вниманием, а вот такой сторонник как Краббе с его высокопоставленным покровителем, могли сослужить ему неплохую службу в будущем. К тому же думаю, он успел заметить, что доклад морского министра мне понравился, а коль так, то вскоре наверняка Краббе будет на коне...
  - Ну что вы, Александр Михайлович, - встал со своего места смущенный Краббе, не успевший отойти от недавних нападок. - Без вашего дипломатического таланта, ни о какой блистательной победе и речи быть не могло.
  - Кстати, Николай Карлович, а каков состав эскадры находящейся у берегов Америки? - поинтересовался я. Стыдно признаться, но я понятия не имел о том, где находится наш флот в данный момент.
  - В состав снаряжавшейся в Кронштадте эскадры Атлантического океана, начальником которой был назначен контр-адмирал Лесовский, вошли фрегаты "Александр Невский", "Пересвет" и "Ослябя", корветы "Варяг" и "Витязь" и клипер "Алмаз". В состав эскадры Тихого океана входили корветы "Богатырь", "Калевала", "Рында" и "Новик" и клипера "Абрек" и "Гайдамак". Начальником эскадры был назначен контр-адмирал Попов.
  - Как обстоят дела у эскадры? Не испытывают и моряки нужды в чем либо?
  - Наши Северно-Американские союзники настроены к нашим морякам очень приветливо. Наш флот ни в чем не нуждается. Однако, надо признать, по ошибке лоцмана в районе Сан-Франциско корвет "Новик" сел на мель. Но сразу после этого досадного инцидента нам поступило предложение от американского правительства продать им севший на мель корабль. Сейчас мы ведем переговоры по этому вопросу. У меня все.
   Я поблагодарил Горчакова с Краббе за службу и попросил представить мне список капитанов и моряков заслуживших награды. После чего заседание снова продолжилось. Рассматриваемые вопросы больше не представляли для меня особого интереса. Обсуждение издания дополнительного постановления об адресах, выдвижение генерала Лауница на должность скоропостижно скончавшегося киевского генерал-губернатора Васильчикова...
  Вообщем, больше к животрепещущим вопросам на заседании не возвращались. Я заскучал и оживился лишь когда министр путей сообщения Мельников, изложил в своем докладе свое видение реформирования министерства. По сути все сводилось к замене военного устройства инженеров путей сообщения аналогичной по функциям гражданской.
  Признаюсь, я с трудом досидел до окончания совещания. Блудов как специально затронул вопросы представлявшие интерес лишь мельком, обращаясь лишь к тем пропустить которые было совершенно невозможно. Не хочет, чтобы я присутствовал на последующих заседаниях? Может доиграться.
  - ... на сим заседание объявляю закрытым, - Блудов поднялся и с деловым видом принялся собирать разбросанные по столу бумаги.
  - Господа, прошу вас ненадолго задержаться, - обратился я к начавшим вставать со своих мест министрам. - Будьте любезны составить мне докладные записки, отражающие состоянии дел во вверенном вам министерстве. Да, ещё я хотел бы побеседовать с каждым из вас на следующей неделе, так что будьте готовы к докладу.
  В итоге, совещание длилось почти шесть часов. Неудивительно, что я порядком проголодался. Я вышел за дверь овального зала, и тут началось. Как оказалось, моего выхода уже ожидала целая толпа - придворные, родственники, министры, генералы. Чтобы вся эта гремучая смесь, часто прямо противоположных интересов и взглядов, детонировала, не хватало лишь одного - меня. Лишь только я показался в дверях, все как один сначала посмотрели в мою сторону. А затем со всех сторон на меня посыпались поздравления с выздоровлением. Но не успели отзвучать последние приветственные слова, как на меня обрушился град просьб и вопросов. Совершенно выбив у меня землю из-под ног. Я даже про свои дела совершенно забыл.
  Вопросы, которые по различным мнениям требовали немедленного обсуждения, были самыми разными. От уже надоевших мне навязчивых просьб тетушек снабдить их мужей деньгами, до формы одежды какого-то там лейб-гвардейского полка. Но больше всего меня повергали в уныние абсолютно дурацкие обсуждение церемонии моей будущей коронации.
  - Нет ни одного полка, который мог бы оспаривать право нести почетный караул на Вашей коронации и помазании на царствие у лейб- гвардии Преображенского...
   - Что за нелепые слова, Анатолий!- перебил своего брата генерал-майор Свиты Барятинский Владимир Иванович. - Всем здравомыслящим людям совершенно очевидно, что именно лейб-гвардии Кавалергардский полк, составляющий цвет русской армии, непременно должен стоять в почетном карауле.
   - Цвет русской армии! Подумать только! Тебя послушать, так можно подумать, что в Преображенском одни крестьяне сиволапые служат! - горячо возражал Анатолий Иванович.- Ещё раз говорю, что в моем полку сам Петр Великий служил. Да что тут спорить! Это же старейший полк Российской империи. Полк, чья славная история насчитывает уже больше полторы сотни лет!
   - Лейб-гвардии Семеновский полк ни в чем не уступит Преображенскому, - нашел повод вклиниться в спор третий генерал-майор. - Ни своей славной историей, ни заслугами перед Отечеством, ни верностью своим вековым традициям, - завел свою шарманку Ефимович. "Напрасно поторопился" - подумал я. "Лучше бы подождал пока братья окончательно разругаются, а так..." Барятинские переглянулись и, не сговариваясь, выступили против него единым фронтом.
   - Семеновский полк, во все времена был вторым, после Преображенского, - говорил один.
   - Ему никогда не уделялось столько высочайшего внимания как Кавалергардскому, - говорил другой.
   В очередной раз деморализовав и вбив амбиции бедного генерала в пыль, князья вернулись к выяснению своих отношений и борьбу за моё внимание. Спор этот с переменным успехом продолжавшийся уже больше получаса успел мне изрядно надоесть. И я, тщетно всем своим видом демонстрируя скуку и отсутствие интереса, неизобретательно начинал подумывать, как бы половчее заткнуть генералов, но увы. Ни одного благовидного предлога, чтобы оставить их одних в голову, как нарочно, не приходило. Но вот мои глаза бесцельно блуждающие по толпе заметили моего воспитателя. Сославшись на срочный разговор, я направился к графу.
   - Сергей Григорьевич, позвольте пригласить вас в мой кабинет. Думаю, нам есть что обсудить.
   - Слушаюсь Ваше Величество.
   Пройдя сквозь быстро расступающихся на нашем пути людей, мы молча направились в мой кабинет в Зимнем Дворце.
   Если честно, то ещё вчера, я только и делал что мечтал о том, как покину, наконец, Гатчину с её размеренным ритмом жизни. Как начну творить историю. Но вот, мой первый день на ногах ещё не закончился, а мне уже совершенно ясно, что лучшая его часть закончилась, лишь только я встал с кровати.
   Снова оказавшись в своем кабинете, я обратил внимание, что с краешка моего стола, спиной к двери, кто-то сидит. Причем не просто сидит, а спокойно так занимается своими делами, увлеченно бормоча что-то себе под нос.
   - Позвольте, уважаемый! Что вы здесь делаете, - сидевший за столом вскочил как ошпаренный.
   - Простите, Ваше Императорское Величество!
   Узнав незнакомце представленного мне утром Сабурова я, в очередной раз за день почувствовал себя идиотом. Сам же уходя, приказал своему новому личному секретарю разбирать мои бумаги! Хотя шутка ли, почти шесть часов совещания...
   - Нет, это вы простите, Андрей. Запамятовал за делами про своего нового секретаря. Подождите меня за дверью, нам с графом необходимо переговорить сглазу на глаз, - проследив как Сабуров неразборчив пробормотав что-то выражающее полное согласие выпорхнул из кабинета, я обратился к Строганову.
   - Присаживайтесь, Сергей Григорьевич, в ногах правды нет, - я вежливо подождал, пока он прислонит трость к столу и займет предложенное ему кресло. - Ума не приложу, граф, как эти придворные не съели вас со всеми потрохами, пока меня не было.
   - О не стоит беспокоиться Ваше Величество, я всем говорил, что как только вы выздоровеете, то рассмотрите все их проблемы, - улыбнулся он.
   Теперь понятно откуда такая толпа придворных. Тоже мне удружил.
   - Спасибо за откровенность, граф, но я хотел переговорить с вами вовсе не по этому поводу, - нагло соврал я, глядя ему прямо в глаза. - Сегодня в поезде при обсуждении последних литературных событий я задумался над ролью газет в формировании общественного мнения, - на самом деле мысль посетила меня уже давно. Я же из двадцать первого века, черт побери! Века, когда СМИ творило с мыслями простых граждан что пожелает, забираясь туда без мыла и прочих приспособлений. - В свете этого у меня возникло желание встретиться с ведущими публицистами, редакторами, журналистами, наконец. Как вы мне посоветуете это организовать?
   - Право же, Николай, нет ничего проще! Дмитрий Михайлович, постоянно собирает у себя литераторов. Все произведения перед выходом в печать непременно проходят через него и, - заговорчески добавил граф, наклонившись чуть вперед, - Блудов будет просто счастлив, видеть вас своим гостем.
   "Да, наш пострел везде поспел", - подумал я, имея в виду Главноуправляющего моей Канцелярией. "И где только силы в себе на все находит этот тщедушный старичок?"
   - У меня будет к вам ещё две просьбы, Сергей Григорьевич. Первая - не говорите Блудову зачем я хочу посетить его литературный вечер, - граф только молча склонил голову в согласии. - И вторая, будьте любезны, передайте всем желающим поговорить со мной что есть соответствующие министерства. А делами моей коронации отныне заведует моя Maman. "Надо будет её об этом предупредить", - подумал я про себя.
   - Да, Ваше Величество!
   - Не смею вас больше задерживать граф, можете быть свободны.
  Граф развернулся, и уже было подошел к двери, как вдруг остановился и спросил:
   - Да, чуть не забыл, не желаете ли посетить театр? Сегодня в большом Каменном театре дают итальянскую оперу Верди La forza del destino. Замечательная вещь скажу я вам!
   - Нет, уж увольте граф. Опера не по мне. Честно признаться, я просто терпеть её не могу, - сказал я и тут же прикусил язык, видя, как вытянулось лицо графа. - Ну не то что бы совсем не могу, но после болезни, громкие звуки раздражают меня, - отчаянно выкручивался я.
   Граф мне поверил, или сделал вид что поверил, что в моем положении практически одно и тоже. А я остался один в своей комнате, возмущаясь про себя. Ну, как можно променять кинотеатры на театры, а вместо телевизора смотреть балет?
  Спустя месяц я горько пожалел, что так явно выразил свою нелюбовь к зрелищам девятнадцатого века. Ещё бы, других развлечений, кроме театра, оперы и органически не перевариваемого мной балета тогда не водилось! Но что я мог знать об этом, когда отвечал графу...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"