Аннотация: 19.06.09 Интерлюдия первая идет перед главой 5. Жду коментариев
Интерлюдия первая.
Стояла теплая, осенняя погода. Мелкий дождик моросил уже четвертый день и в воздухе стоял запах мокрой, прелой листвы. Немолодая, серая в яблоках, коняжка мирно цокала копытцами по вымощенным мокрым камнем мостовым славного города Дрездена, волоча за собой коляску с придрёмывающими кучером и одним пассажиром. Князь Владимир Анатольевич Барятинский, прикрывая глубокие зевки тыльной стороной ладони, обтянутой белой шёлковой перчаткой, лениво осматривал город сквозь окно экипажа. В сон клонило немилосердно. Последние дни князь спал урывками, благодаря чему сумел преодолеть расстояние от столицы Российской Империи до этого сонного прусского городка всего за четверо суток. Причина этой спешки покоилась в конверте, подшитом к внутренней стороне его мундира. Конверт сей был вручён Владимиру Анатольевичу его другом и патроном, ещё недавно цесаревичем Николаем Александровичем Романовым, а ныне Императором Всероссийским Николаем II. Но было бы неправдой сказать, что только верноподданнический долг двигал князем. Не менее важным было чувство родственной обязанности, которой способствовало имя получателя доверенного князю конверта - адресатом был генерал фельдмаршал, князь Александр Иванович Барятинский, приходившийся Владимиру родным дядей.
Владимир дядей по праву гордился. Несмотря на славную, древнюю историю княжеского рода Барятинских, природных Рюриковичей в пятнадцатом поколении, мало кто, упомянутый в семейных анналах, достигал такой славы и известности как Александр Иванович. Барятинские всегда были на виду в русской истории, особливо сей род о прославился борьбой с мятежниками. Яков Петрович Барятинский, стойко сражавшийся с бандами Тушинского вора под началом М. В. Скопина-Шуйского и погибший в бою с поляками, Юрий Никитич, разгромивший Стеньку Разина, Даниил Афанасьевич, тоже сражавшийся с разинцами, а также усмирявший мятежи черемис и сибирских инородцев. Однако слава Александра Ивановича шагнула ещё дальше. Фельдмаршал, герой кавказской войны, победитель Шамиля, миротворец Кавказа. Доблесть и заслуги его были отмечены высочайшими орденами Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Владимира 2, 3 и 4 степени, Св. Анны 1, 2 и 3 степени, Св. Георгия 3 и 4 степени и иностранными почётными наградами. Если бы ещё не эта неприятная история с грузинской княжной...
Владимир недовольно поморщил губы, вспоминая об этой истории. Это случилось три года назад, когда дядя его пребывал на посту наместника Кавказа, и одним из адъютантов его, в чине полковника, был некто Давыдов, женатый на урождённой княжне Джамбакур-Орбелиани. Княжна была миниатюрна, мила и по-грузински красива. И сорокапятилетний фельдмаршал, признанный дамский угодник, влюбился, да так пылко, как бывает только в ранней юности. Кончилась же эта история тем, что наместник, подобно горцу, умыкнул ненаглядную грузинскую княжну у законного мужа, вывезя её за границу. Куда и сам вскоре отправился, "на лечение".
Разумеется, генералу этого так просто не спустили. В одно мгновение он оказался фигурой non grate как при Дворе, так и на светских раутах. Отсутствие благоволения знаменитому родичу ощутили на себе и остальные члены княжеского рода. Впрочем... Письмо, ощущаемое приятной тяжестью возле сердца, дарило молодому адъютанту большие надежды на возвращение Высочайшей милости к мятежному дяде.
Коляска тем временем подъехала к ажурным, кованым воротам особняка, снимаемого в Дрездене Александром Ивановичем для себя и своей зазнобы. Выйдя из экипажа и расплатившись с кучером, Владимир остановился перед высокой решёткой ограды, ожидая когда его заметят. Через пару минут к нему вышел немолодой, бородатый слуга в поношенном, но бережно подшитом сюртуке на германский манер, суконных штанах, полосатых гольфах и деревянных башмаках.
- Доложите господину о важном госте! Депеша из Санкт-Петербурга! (эту фразу желательно дать на немецком) - скороговоркой проговорил молодой князь по-немецки, нервно пристукивая каблуком по камням мостовой.
Молча поклонившись, слуга исчез в недрах особняка и вскоре явился вновь со связкой ключей. Отперев ворота перед уже не скрывавшим своего нетерпения гостем, он неторопливо зашагал в сторону здания жестом показав следовать за собой.
Владимир, по аккуратно расчищенной от опавшей листвы, выложенной плиткой дорожке, подошел к потрескавшейся входной двери и вошел в дом. В прихожей царил полумрак и князь, глаза которого ещё не успели привыкнуть к отсутствию света, с трудом нашел удаляющуюся спину слуги. Торопливо проследовав за ним Владимир, задевая предметы мебели, прошел к лестнице на второй этаж. Слуга остановился перед тяжёлой дверью из морёного дуба, и, усмехнувшись в густую, с сединой, бороду, глухо пробасил:
- Велено подождать!
"Да он русский, - мелькнула мысль у невольно покравшего князя, - а я перед ним по-немецки распинался. Конфуз-с".
Скрипнули петли, слуга проскользнул в комнату и через пару мгновений из-за стены раздался приглушенный бас:
- Зови его, Осип. Зови!
Не дожидаясь приглашения, князь шагнул через порог. Прямо напротив него, на широком, низком диване, сидел крепкий, начинающий лысеть, мужчина чуть старше сорока, в красном, венгерском халате, подвязанном широким чёрным кушаком. На колени его был накинут тёплый, в шотландскую клетку, плед. Рядом, по левую руку от дивана, стоял небольшой, резной столик красного дерева, на котором лежала свёрнутая, явно только отставленная, газета.
- О, Володенька! Давненько не видел тебя, мой дорогой! - Александр Иванович Барятинский, а это был именно он, вставая, радушно поприветствовал племянника. Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спине, и обменялись рукопожатием.
- Ну! Рассказывай, рассказывай, с чем приехал! Неужто просто повидать старика? Или же мне верно денщик мой сказал, что депеша у тебя из Петербурга? - спросил Александр Иванович, вновь присев на диван и жестом предлагая племяннику расположиться в кресло напротив.
- Истинно так, дядюшка, - сказал Владимир, - к стыду своему не из сыновней почтительности, а волей Государя нашего, Николая Александровича, послан к вам был, - коротким движением достав конверт с письмом и протянув его дяде, молодой князь присел в указанное место, заставив старенькое, порядком продавленное кресло поскрипеть пружинами.
- Ты это брось, - рубанул недовольно Александр Иванович, принимая конверт - стыда в том, чтобы службу нести нет и не было никогда. А про кончину государя нашего, Александра Николаевича, слышал я, пусть земля ему будет пухом - добавил он перекрестись, обернулся к столику, беря с него нож для писем и вскрывая конверт.
Вынув из конверта листки письма, Александр Иванович щурясь, пробежался по первым строчкам и недовольно нахмурился.
- Постой-ка, огня зажгу, - сказал он, одной рукой ставя перед собой приютившийся в изголовье дивана подсвечник, а другой ожесточённо ища по карманам халата кресало. - Нашел, нашел, - прибавил он чуть погодя, увидев его на столе.
Рубнув огонь и любуясь на сначала синим и потом красным пламенем загоравшиеся фитили, Барятинский поправил подсвечник, чтоб стоя поровней, и недовольно сморщился вдохнув резкий запах начавших оплывать свечей.
- Ах, ну и мерзкие, сальные, - с отвращением сказал он, отстранившись.
- Так-с, посмотрим, - поставив подсвечник на стол, поднял фельдмаршал письмо так, чтобы на него падал свет свечей, - мне и самому интересно, зачем Его Императорскому Величеству я понадобился.
По мере того как читал Александр Иванович строки полученного письма, лицо его меняло выражение от недоумения до радости и изумления. После прочтения вид его был глубоко задумчивый.
- На, прочти сам, - протянул он письмо Владимиру, сам подходя к окну и с задумчивым видом устремив взгляд в небо.
Встав с кресла, молодой князь принял из рук дяди письмо и, подойдя к свечам, принялся за чтение. Пропустив светское начало, он быстро добрался до сути. В письме Его Императорское Величество предлагал фельдмаршалу вернуться в Россию. Завуалировано, но достаточно ясно обещая полное забвение истории с грузинской княжной и гарантии того, что вопрос этот не будет поднят и князь с княгиней могут не опасаться преследования родственников или судебных разбирательств. Но кроме этого... Император излагал своё видение предполагаемой военной реформы русской армии, по прусскому образу. Согласно этому плану во главе всего военного дела в России становился Генеральный штаб, с его председателем. И на посту Главы сего ведомства молодой монарх желал видеть фельдмаршала Барятинского, Александра Ивановича. Далее в письме излагался прогноз на развитие военной науки и предсказание ближайших военных конфликтов в Европе. Заканчивалось письмо пожеланием скорейшей встречи и просьбой прибыть в столицу настолько быстро, насколько позволит фельдмаршалу здоровье.
Дочитав до конца, Владимир положил листки письма на стол и радостно воскликнул:
- Это же прекрасно, дядюшка! Государь предполагает видеть Вас главой Генерального Штаба, мои поздравления...
- Скажи, Володя, в те годы, которые прошли с моего отъезда, Его Высочество много времени посвящал военным наукам? - задумчиво спросил Александр Иванович, пристально посмотрев на племянника.
- Его высочество занимался в рамках учебноё, подготовленной его учителями. Шесть часов в неделю он уделял военным наукам под руководством генералов Тотлебена, Драгоманова, Платова, - недоумённо отчитался Владимир. - А чем вызван ваш интерес?
Александр Иванович оторвался от окна и медленно подошёл к столу. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, он замер, неподвижно смотря на разложенные листки письма.
- Я никогда не замечал за Его Высочеством столь явного военного таланта, - наконец заявил фельдмаршал, после долгой паузы - признаюсь его представления по военному делу удивили меня. Мало кто из известных мне офицеров мог составить столь ясный и детальный прогноз. Не берусь обсуждать его выводы, участие и победа Пруссии в войне с Францией, мне кажется маловероятной, но сам прогноз - великолепен. А предложения Его Высочества по обмундированию и вооружению! Признаюсь, даже меня, с генерала многолетним опытом, они ставят в тупик. Как, не будучи ни месяца на действенной службе, не видя в близи тяготы солдат наших, можно было столь чётко представлять требуемое ими? - на этих словах Александр Иванович глубоко задумался.
На этих словах окунулся в мысли и его племянник. Владимиру подумалось, что действительно за последние пару недель Его Величество сильно изменился, стал неуловимо старше, изменились привычки, манеры, даже разговор и стиль мыслей. Поначалу Владимир не придавал этому внимания, но сейчас, после слов дяди, осознал насколько изменился цесаревич за последние пару недель.
"Возможно безвременная кончина батюшки, тяжелая болезнь и обрушившаяся на него царская ноша тому виной", - подумал молодой князь, - "Чем иным это можно объяснить?"
Так, погружённый каждый в свою думу, они стояли ещё некоторое время. Первым продолжил разговор Александр Иванович:
- Вот что, Володя, отдохни у меня пока. Завтра вручу тебе ответ на сие предложение, а сегодня - отдохни.
- Не ужели вы раздумываете, дядюшка? - оторопел Владимир, не в силах понять, как можно сомневаться, когда такое предлагается Его Величеством.
- Утро вечера мудренее, - уклончиво ответил Александр Иванович. - Ты устал поди, Осип тебя в гостевую проводит. Иди, иди, - махнул он рукой, давая понять что разговор окончен.
Молодой князь щёлкнул каблуками и поклонился:
- Что ж, позволю себе на этом оставить Вас, дядюшка. Честь имею, - сказал он, вздёрнул голову и, развернувшись, подошёл к двери. На пороге Владимир остановился, чуть повернул голову и улыбнулся в короткие усы: - И всё же я очень рад за Вас.
Дождавшись, когда за племянником закрылась дверь, Александр Иванович положил вскрытое письмо на стол, проследовал к дивану и, тяжело вздохнув сел на него, скрестив руки перед собой. Дальняя, в углу, остававшаяся всё время разговора закрытой дверь тихонько отворилась и в сгустившийся полумрак комнаты впорхнула лёгкая женская фигурка в полупрозрачной сорочке. Обойдя диван и встав у генерала за спиной, она обвила руками его шею и прижалась к его подбородку головой.
- Ты всё слышала? - тихо спросил он.
Она кивнула и чуть помолчав, жарко прошептала ему в ухо:
- Я не хочу тебя ни с кем делить. Хочу, чтобы ты всегда принадлежал только мне.... Чуть помолчав, она горько вздохнула и продолжила, ещё сильнее прижавшись к нему:
- Но ты слишком Её любишь. Настолько сильно, что иногда я тебя к Ней ревную.
Если я тебя не отпущу, то ты будешь несчастлив без Неё, без России... а я этого не хочу. Езжай, я отпускаю тебя...
На словах её руки распахнулись, и княжна, юркой змейкой, выскользнула из объятий и пересечя комнату скрылась в темноте дверного проёма.
- Спасибо Лиза, спасибо - прошептал её вслед князь, - и прости меня...