В мокрой тесноте какой-то органической кишки я скольжу вниз, головой вперед, и думаю о том, что, наверное, то же самое чувствуют новорожденные младенцы за миг до появления на свет божий. Жидкость, которая проталкивает меня, не давая застрять, испускает дикий терпкий аромат мускуса. Запах такой густой, что я едва могу дышать. В голове ускользающим эхом растворяются струнные звуки китайской мелодии. К музыке примешивается жаркий шёпот женских губ, но кому принадлежит голос, я не знаю. Попытки что-то вспомнить подавляются щемящим желанием вдохнуть свежего воздуха. Сознание вот-вот покинет меня, но тут спуск набирает крутизну. С криком ужаса я вылетаю в наружную неизвестность и приземляюсь лицом в мягкий мелкозернистый песок.
Откинувшись на спину, я делаю первый нескончаемый вдох. Рот полон песка, он хрустит на зубах, но я не замечаю его. Земля подо мной мерно качается из стороны в стороны, словно убаюкивая меня в жесткой колыбели. Сверху тянется широкая полоса голубого неба, окаймленная буйными зарослями джунглей. В дальней перспективе среди пестрой листвы желтеет горловинный конец кишки, из которой я вылетел прямиком в открытый вагон странного грузового состава. Остальная часть кишки исчезает в пышной растительности высокого стрекочущего леса, густо покрывающего ближние склоны гор.
В джунглях кишит жизнь. Из огромных розовых бутонов выпархивают пурпурные колибри с длинным крючковатым клювом. С лиан свисают серые равнодушные гиббоны. Повсюду поют птицы, пищат мартышки.
Я понимаю, что попал на поезд с первых же секунд. Стук рельсов вместе с вагонным качанием невозможно спутать ни с чем на свете. Под этот стук я засыпал много раз, отправляясь в дальние путешествия по Азии...
Азия...Мысль влетает в меня, как стрела. Эти деревья на горных склонах вокруг так здорово напоминают влажные леса Мьянмы и Таиланда. В пышной зелени листьев я различаю белые цветки мангового дерева, затем взгляд выделяет череду гигантских жилистых панданов, увешанных ярко красными ежеподобными плодами. Я вижу тамаринд с шоколадными стручками и заросли переплетающихся стволов баньяна, где прыгают пушистые тупайи. Неужели я, правда, в Азии?
Обступившие со всех сторон краски и звуки леса кружат голову, но блаженное состояние длится недолго. Со смутной тревогой в перестуке железных колес я различаю эхо глубинных вибраций.
Я подползаю к краю вагона и взору раскрывается бездонная пропасть узкого каньона. Резонирующий грохот производит гигантская эстакада, построенная из перекрещивающихся металлических балок. Конструкция уходит вниз так глубоко, что я не могу рассмотреть её основания.
Мне нужно взять себя в руки. Мне нужно действовать Я откидываюсь на песок, закрываю глаза, считаю до пяти и сажусь лицом к ветру.
Впереди изгибается длинная цепочка открытых вагонов, доверху груженных белым пляжным песком. Змея состава, следуя изгибам каньона, плавно виляет то вправо, то влево, огибая подножия гор, заросших джунглями.
Поезд движется не быстро и не медленно. Ветерок приятно обдувает, но запах мускуса безнадежно въелся в белую майку и в серые рваные джинсы. Я бегло осматриваю себя, отыскивая повреждения. Только сейчас я обнаруживаю, что потерял одну кеду. Открытых ран и переломов нет, но на майке остались крупные бордовые пятна, похожие на кровь. Я быстро снимаю майку, отыскивая порезы, но ничего не нахожу.
В голове снова пиликает отдаленная музыка, но тут же пропадает...
Внутри меня сверлит чувство, что я потерял нечто важное. Нечто такое, что нельзя забывать. Мне все кажется, что память вот-вот вырвется наружу, но попытки вспомнить переходят в мучения.
От отчаяния я снимаю одинокую кеду и запускаю её в заросли сочнозеленых моринд, спугивая стаю синих длиннохвостых птиц, которые клевали неспелые плоды. Один из зеленых плодов нони падает в песок к моим ногам. И тут внезапно меня осеняет.
Марис! Меня зовут Марис. Мне тридцать четыре года. Родился и вырос в Шанхае в состоятельной семье банкира. Мой отец хакка, а мать англичанка. Несколько лет назад я развелся с женой. Эта стерва отсудила у меня несколько миллионов и дом в Шотландии. Я работаю на гонконгскую трейдерскую компанию. Часто бываю в командировках. Я встречаюсь с купленными инсайдерами для сбора секретной информации. Но что я делаю здесь? Где я, черт возьми!?
Память врывается в меня гигантской волной, сорвавшей плотину. Я вспоминаю всю свою жизнь до мельчайшей детали. Я вспоминаю месторасположение всех родинок на белой коже бывшей жены. Я вспоминаю номера банковских счетов в гонконгских банках и имя племянницы босса, которую должен был сопроводить на выставку современного искусства в Ханоэ.
Я вспоминаю бесчисленные летние каникулы, проведенные у бабушки в Тайбэе. Я вспоминаю, как летом туда съезжались все мои кузены и кузины. Я вспоминаю, как вечером, усевшись на полу, мы окружаем бабушку Лин у её плетенного кресла в большой гостиной с английским камином и просим рассказать очередную сказку. Истории бабушки Лин не совсем детские, поэтому в нас неизменно горит азарт благодарных слушателей. В её сказках всегда есть страшный монстр, который не прочь пообедать непослушными детишками. Мы все визжим, когда под конец истории бабушка делает нам страшную рожу, а после смеется с нами до слез.
Я вспоминаю, как она каждому из внуков и внучек предсказывала судьбу. Я вспоминаю её слова, которые засели во мне на всю жизнь.
"Какой бы путь вы не выбрали, вы все равно останетесь хакка" - говорит она, в моей голове, разделенная расстоянием, годами и бог знает чем еще. И после добавляет: "Вы рождены для путешествий и никогда не сможете сидеть на месте, потому что это у вас в крови".
Воспоминания о бабушке Лин затопляют меня какой-то детской теплотой, но вот мнемозина меняет бабину на проекторе памяти и я вижу новые картинки. Они относят меня на несколько тысяч километров к западу и на двадцать лет ближе к настоящему. Я вспоминаю ужасную автокатастрофу в Женеве. Я вспоминаю долгие шесть месяцев в бинтах и гипсе вдали от родных мест. Я вспоминаю партнеров по бизнесу, которые приходят с надувными шарами и цветами. Я вспоминаю свою опустевшую после развода квартиру на пятьдесят четвертом этаже элитного кондоминиума. Я вспоминаю, с каким отчаянием я вновь погрузился в работу и перед глазами мелькают перелеты, переезды, переправы.
Бабушка Лин была права, я не мог сидеть на месте. Я вспоминаю каждый аэропорт, каждый вокзал и станцию, в которых мне пришлось побывать. Я вспоминаю всё, кроме последних нескольких дней моей жизни. И это не дает мне покоя, потому что там в последних днях я потерял нечто очень важное.
Я не знаю, куда едет этот поезд и собирается ли останавливается в ближайшее время. Вокруг горы, внизу пропасть. Зверье в джунглях не объяснит мне, где я. Но впереди теоретически я могу найти машиниста. Окрыленный этой мыслью, я встаю на ноги и тут внезапно джунгли справа оглашаются продолжительным кошачьим рыком. Мне не нужно быть зоологом, чтобы угадать в этом рычании крупного хищника.
Немедля больше ни секунды я стартую вперед с прыткостью олимпийца. Мои лодыжки утопают в теплом песке, я пробегаю несколько метров отрываюсь от торцевого планшира, приземляюсь на мягком песке следующего вагона и бегу дальше.
Чем дальше я продвигаюсь, тем живее мне чудится, что деревья справа и слева как-то странно шуршат, а обезьяны то подозрительно притихают, то начинают визжать как безумные. У меня нет часов, поэтому я предусмотрительно считаю вагоны. За каких-то пять минут я оставляю позади сорок вагонов, а головы локомотива всё не видно.
На семидесятом вагоне я выдыхаюсь и падаю в песок. Кошачьего рыка больше не слышно, но теперь меня мучает жажда. Впереди я примечаю крупные тайские манго, свисающие тяжелыми гроздьями прямо над составом. Ловко подпрыгнув, я срываю штук шесть сочных плодов, затем усаживаюсь в песке, как деловой бабуин и съедаю все до косточек. Я собираюсь сорвать еще, но тут на расстоянии пяти или шести вагонов из листвы показывается знакомая разверстая пасть кишки с капающим наружу мускусом. Её круглые стенки отвратительно сокращаются, пытаясь выбросить из себя содержимое.
Я замираю в ожидании... Спустя мгновение кишка выплевывает в песок что-то живое и длинноволосое. Это что-то падает прямо в вагон передо мной. Это девушка. Блондинка в изодранном коротком ципао синего цветами с расшитыми белыми лотосами. Её загорелое бедро с розовой подвязкой обнажается в глубоком боковом разрезе. Как и я, она в мускусной слизи и от страха таращится вокруг, как психбольная.
Я прошу её успокоиться и мой голос быстро обездвиживает её. Она поджимает ноги под себя, и садится, как китайская принцесса.
И как только наши взгляды встречаются, я нахожу то, что потерял. То самое важное, без чего во мне сквозила пустота. Я знаю эту девушку. Её зовут Марта....
Как и я, она была наполовину хакка. Мы пересекались на общих тусовках в Шанхае, когда я заканчивал учёбу и только начинал карьеру трейдера. Тогда она встречалась с моим старым другом Гленом. Мы хорошо ладили, ходили втроем на музейные выставки, посещали кинотеатры. Она все хотела найти мне подходящую пару, но я отшучивался, что подожду, пока она станет свободной. Всю эту шанхайскую тусовку я не видел уже лет семь и, наверное, бы не узнал сейчас, но её глаза.... Их я узнаю при любых обстоятельствах. Марта...
Никак не думал, что спустя такое время увижу её на четвереньках в теплом песке верхом на вагоне товарняка где-то в чертовых джунглях.
- Марис? - звучат её первые слова.
От мускусной слизи и слез под глазами у неё растеклась тушь, помада на губах размазалась, как у провинциального клоуна. Она выглядит нелепо и смешно, но мне не хочется смеяться.
- Марта? - отзываюсь я примерно с тем же недоумением.
Её клоунское лицо вмиг расслабляется. Она начинает радостно кивать, подползает ближе к краю вагона и снова садится, сверкая голыми коленками.
Мы сидим друг против друга на краях двух разных вагонов и пропасть, разделяющая нас, громыхает миллионами тонн металла.
- Ты что-нибудь помнишь? - спрашиваю я в надежде пролить свет на происходящее.
Она не помнит. Она оглядывается на семейство беломордых гиббонов в зарослях казуаринов и спрашивает "Где мы?". И тут же следом: "Мы умерли?".
Марта спрашивает это с интонацией Алисы, упавшей в кроличью нору. Я отвечаю ей, что мы на поезде, что точнее сказать невозможно, что я тоже ничего не помню..хотя..
- Хотя...Я помню какую-то мелодию.
- Да! - её лицо радостно оживляется. - Мелодия... - она на секунду закрывает глаза и напевает то, что недавно звучало в моей голове.
- Это была эрху. - говорит она, улыбаясь - Я играла на эрху.
В голове вспыхивает новая картинка. Просторная верхняя палуба дорогой яхты. Вокруг ночь, звезды и море. Я сижу в удобном парусиновом кресле, освежаемый морским бризом. Рядом со мной на круглом белом столе ваза с персиками, бутылка вина и полные бокалы. Маленьким ножом для фруктов я разрезаю персики на половинки и отправляю их в рот. Напротив, чуть в отдалении, на стуле с высокой спинкой сидит Марта в нарядном синем ципао с лотосами. К её правому бедру прижимается изящная китайская скрипка. Марта виртуозно орудует смычком, покачивая в такт головой. Музыка заполняет морскую ночь. Но кроме меня и Марты там есть кто ещё.... Я никак не разгляжу его лица.
И тут яркими вспышками память отматывает время чуть дальше в прошлое.
- Мы встретились случайно, неделю назад - вслух, под стук колес, вспоминаю я - Ты помнишь?
- Да - отзывается она уже без улыбки - Это было в аэропорту Чхеплапкок. Ты опоздал на рейс и увидел меня со сломанным чемоданом посреди зала для встречающих.
- На тебе были короткие шорты с розовыми чулками и желтый топ с рисунком ягуара - продолжаю вспоминать я, глядя на красивое лицо с потекшим макияжем. Её длинные перманентные локоны растягиваются на ветру в длинные спирали. Она и впрямь похожа на принцессу.
- Ты сразу все отменил и повез меня к себе. - вспоминает она с капельками слез на ресницах - Мы долго целовались в лимузине. Пока ехали через весь город к тебе.
- Мы любили друг друга всю прошлую неделю - вспоминаю я, и картинки в моей голове становятся ярче. Они вспыхивают одна за другой. Я и Марта в лифте. Я и Марта в спальне. Я и Марта на кухне, в ванной и даже в туалете кантонской закусочной. Эти картинки кружат голову и мне кажется, что это неправда.
- Я любила тебя всегда - говорит Марта и наши взгляды поднимаются из пропасти, чтобы снова встретиться.
- Я ждал тебя целых семь лет - говорю я и мой взгляд вновь падает в пропасть между вагонами. - Но ты не могла...
- Глен - произносит Марта, зачарованная мельканием шпал - Я не могла его бросить, ты же знаешь.
- Я знаю - говорю я и ко мне подбирается холодок. - Теперь я вспомнил, откуда у меня кровь.
Я вспомнил, как разошлись наши пути после того, как я уехал из Шанхая. Марта и Глен поженились, а я занялся махинациями на биржевых бумагах. Я не приехал на их свадьбу, сказавшись до смерти простуженным где-то на другом конце света. С тех пор я почти ничего не слышал о них, кроме того, что Глен вступил в шанхайскую триаду. Он знал, что для того, чтобы удержать такую красивую жену, как Марта, ему понадобится много денег, а заработать их быстро он мог только с мафией.
Неделю назад она прилетела в Гонконг, чтобы подписать необходимые бумаги на владение новой моторной яхтой, которую пригнали для них из Средиземного моря. Вдвоем они планировали насладиться роскошным приобретением, отправившись в морское путешествие к Лусонскому проливу. Там, в архипелаге Бабуян, недалеко от Филиппин их ждал собственный островок с причалом и виллой.
Пока мужа держали шанхайские дела, Марта рассчитывала встретиться со старыми друзьями и совершить традиционный шопинг.
Но вместо шопинга и друзей она встретила меня. Череда лет, разделенная расстоянием и мирской суетой, ничуть не погасила то притяжение, что пылало в нас в пору студенческой молодости. Мы буквально утонули друг в друге и, захлебываясь счастьем, занимались любовью с ненасытностью людей, внезапно сосланных в Рай. Не Глен, а я впервые опробовал его новую яхту, разделив шикарную белоснежную каюту в шелковых подушках с его неверной женой.
Однако время стремительно таяло, приближая приезд мафиозного мужа. Мы с Мартой настолько склеились в эти несколько дней, что сама мысль о расставании причиняла дикую боль. За день до его прилета мы поклялись сбежать вдвоем в Южную Америку, поменять паспорта, имена, цвет волос, цвет глаз, в общем поменять все и жить тихой жизнью двух страстных любовников в какой-нибудь рыбацкой деревушке, обдуваемой океанскими ветрами. Для благополучного побега требовалось время, чтобы вывести мои средства в безопасное место, где Глен не смог бы их отследить. На эти дела мне хватило бы недели, а пока Марта должна была играть роль верной жены, а я роль старого друга.
Скрывать нашу встречу было неразумно. В Гонконге нас видели вместе много раз. По просьбе Марты я приехал в аэропорт вместе с ней, чтобы лично поприветствовать старого приятеля. Спускаясь с эскалатора в ореоле света, в безупречном синем костюме он излучал успех и опасность. Глен был таким же высоким и подтянутым, как и я. Даже лица и прически наши имели что-то общее. Единственное, что отличало нас это выражение глаз. Триада сделала из Глена безжалостного хищника, а во мне еще жил беззаботный мальчишка. Он был рад, что мы снова воссоединились вот так втроем, как в старые добрые времена. Не принимая возражений, Глен пригласил меня в вояж по Южно-Китайскому морю. Сверкая счастливой улыбкой и терзаемый сомнениями, я необдуманно согласился.
Серебристая пятидесятиметровая яхта, выполненная по эксклюзивным чертежам, походила на длинную литую пулю с аккуратными срезами- палубами, более длинными в носовой части и чуть по короче со стороны кормы. На изящной посудине, кроме нас троих, был опытный норвежский шкипер и два малазийский стюарта, которые не уставали подносить нам напитки и закуски весь день напролет. Мы делали не менее тридцати узлов, бесшумно разрезая синие волны и удаляясь все дальше на восток в сторону Тайваня.
Через шесть часов, в более чем в трехстах километрах от берега, метеорологическая служба предупредила капитана о тайфуне, шедшего на Запад со стороны Лусонского пролива. Опытный норвежец решил изменить курс круто на юг, с последующей поворотом на юго-восток, чтобы иметь возможность пристать в какой-нибудь тихой бухте у Филиппин.
Весь день мы наслаждались солнечной погодой, ныряли в прозрачную лазурь моря, вспоминали прошлые деньки, пили вино и не выдавали своих истинных чувств.
Но я чувствовал, что Глен распознал измену еще в аэропорту. Он не выдавал себя почти восемнадцать часов, до той роковой ночи в море, когда китайская мелодия связала нас троих в последний раз.
По просьбе мужа Марта согласилась устроить нам небольшой концерт на открытой верхней палубе. Теплая тропическая ночь под звездным куполом располагала к музыке. В голове моей шумел легкий хмель. Я резал персик фруктовым ножом и, забывшись, глазел на Марту не так, как должен смотреть просто друг. Её полурасставленные ноги, тонкая шея и пышные волосы, собранные вверх, погружали меня в нежные воспоминания. Музыка ослабила мою бдительность и это чуть не стоило мне жизни.
В обманчивой вальяжной позе, в бермудах и в свободной майке Глен сидел рядом с другой стороны столика, делал вид, что смотрит в газету, но из укрытия наблюдал за мной. Если у него и оставались какие-то сомнения, но теперь они рассеялись окончательно. В приступе бешенства он отшвырнул газету в сторону, соскочил с кресла, смел со стола бутылку, вазу с персиками и бокалы с вином. Звон разбитого стекла прервал гармонию звездной ночи, вино разлилось по узким отполированным доскам, китайская скрипка обиженно оборвалась на высокой ноте. Из глубокого кармана Глен вытащил заранее подготовленный револьвер, и наставил ствол на меня
"Как ты мог?" - бросил он презрительно перед тем, как всадить пулю в мою хмельную голову.
Безумный крик Марты спутал планы оскорбленного мужа. Он ожидал с её стороны извинений, покаяний, но явно не истерики. Глотая слезы, Марта просила убить её, но не меня. Как только ствол револьвера отвернулся в сторону, я со стремительностью уличного хулигана подался вперед, всадил нож в сердце Глена и протащил его, словно в танце, почти до самого борта. Лишь один раз револьвер выстрелил в небо. Старый друг повис на мне, вытаращив глаза с немым и бесполезным вопросом.
В первые секунды меня затопило чувство вины, смешанное с ледяным страхом. Если мафия узнает, что я убил Глена, то нас с Мартой убьют с особой жестокостью. Не понимая, что он уже мертв, я вытащил из раны нож, попытался рукой остановить кровь, но она все лилась и лилась, просачиваясь сквозь пальцы. Тогда я взял подвернувшуюся под руку газету и приложил её под майку к бурлящей ране.
Марта, тихо всхлипывая, подошла и обняла меня сзади, как раскаивающегося грешника.
По трапу на палубу вбежал взволнованный стюрат. Дрожащим от волнения голосом он сообщил, что мы оказались в эпицентре тайфуна, что капитан уже подал сигнал SOS, что он попытается прорваться в восточном направлении и что нам лучше спуститься в каюты. Отрапортовав, стюарт снова исчез со сцены. Он так и не понял, что произошло. Возможно, решил, что хозяин яхты перебрал с вином.
В воздухе посвежело. Мы взяли еще теплое тело за руки и за ноги и перекинули его за леера. Мертвый Глен один раз ударился головой о нижние борта и отскочил в воду, как мешок с хламом.
Звезды исчезли с неба, с западного горизонта наступали черные тучи. То тут, то там громыхало. Непредсказуемые нити молний прорезали мрак морской ночи, устраивая настоящее светопреставление. Мы стояли у лееров в обнимку и смотрели в лицо надвигающемуся циклону.
В черной воде недалеко от катера нам представилось чудесное зрелище. Десятки люминесцирующих сифонофор поднимались из темных глубин, распутывая под собой многометровые щупальца, мерцающие синим цветом. Море казалось безмятежным и от того еще более жутким. Тишину нарушала лишь канонада громовых туч. Сквозь взрывы грома над темным морем пробивался голос Марты....
- Ты не виноват - говорит она под грохот железнодорожных колес - У нас не было другого выхода.
- Я знаю - отзываюсь я здесь и сейчас, окруженный кричащими джунглями - Но послушай, Марта, ты помнишь, что было после ... ну после того, как Глен умер?
- Мы попали в тайфун - вспоминает она, хмуря брови.
- А дальше?
- Я помню молнии и синих медуз....- вспоминает она с отвлеченным взором - Как странно....А дальше просто темнота.
- Что- то произошло- говорю я - Мы должны...
И тут вдруг джунгли содрогаются от знакомого кошачьего рыка, который подхватывается буйными криками сотен мартышек.
- Боже, что это? - Марта испуганно вскидывает голову.
- Похоже на ягуара. Я думал, что он отстал, но кажется я ошибся. Нам нужно уходить.
Состав скрипит своим бесконечным железным телом, заходя в долгую дугу очередного каньонного изгиба. Я перепрыгиваю в вагон к Марте, протягиваю ей руку.
- Ты можешь идти?
- Да - она поднимается на ноги, немного шатаясь.
Поцелуем в губы я возвращаю ей равновесие, и мы бежим по песку через вагон, а после прыгаем на следующий.
Через десять вагонов она просит дать ей передохнуть. Я сбиваю с веток несколько манго, чтобы она утолила жажду. Пока Марта приканчивает сочные фрукты, я прислушиваюсь к джунглям, затем срываю толстую ветку метровой длины и разламываю её о колено на две половины, чтобы создать острие на концах.
- Вот, возьми - я протягиваю ей кусок ветки - Хоть какое-то оружие.
Марта кивает, принимая мою заготовку. Она вонзает белые зубы в последнее манго и тут замирает, бледнея. Острый край палки в её руке указывает вперед. Я оборачиваюсь и вижу знакомую горловину кишки, нависшую из листвы над составом в пяти вагонах от нас.
Судорожное сокращение органических стенок разрешается вздутием и резким выбросом нового тела. В этот раз это мужчина в бермудах и окровавленной майке. Он падает лицом в песок и остается недвижим.
- Глен - как заклинание произносит Марта.
Добравшись до тела, мы переворачиваем его лицом к небу. Марта тут же отворачивает лицо в сторону. У Глена нет носа, половина лица сгнила почти до кости, а под окровавленной майкой торчит уголок газеты.
- Он все время таскался с этой газетой - вспоминаю я, вытаскивая её из-под майки.
- Это было его хобби - говорит Марта - Он следил за желтыми новостями.
Эта известие удивляет меня едва ли не больше, чем всё, что происходило сейчас. Мне трудно представить алчного кровожадного мафиози, читающего подобную ерунду.
На кровавом развороте газеты в глаза бросаются крупные буквы: "Драконья глотка". Это заголовок длинной статьи, которую я начинаю читать, перескакивая через абзацы.
"....Впервые об этом удивительном природном явлении заговорили в 1985 году в связи с исчезновением крупного японского сухогруза в тысяче километрах от Алеутских островов.... Столь оригинальное название для спонтанно-возникающих водоворотов дали индонезийские рыбаки, которые первыми наблюдали явление в экваториальной полосе Индийского океана. С целью изучения данного феномена в 1998-1999 годах была снаряжена кругосветная научно исследовательская экспедиция под началом известного шведского океанографа Элиаса Ларрсона. По скудным сведениям, добытым в ходе изнурительных.... не удалось выявить какую-либо закономерность в появлении мистических водных воронок. По мнению Ларрсона драконьи глотки это результат действия встречных локальных течений, которые возникают в результате выбросов горячего газа из океанских разломов определенной геометрии. Мощность выбросов шельфового газа может быть столь огромной, что водоворот достигает глубины океанского дна. .... Исследование затрудняется невозможностью предугадать место будущего феномена.... За последние сорок лет Ларрсон собрал информацию о более чем ста тридцати случаях исчезновения морских судов разного тоннажа во всех частях океана. В основном пропадали небольшие яхты или рыбацкие тралы, уходящие далеко в открытое море..... Название "Драконья глотка" связано с морской легендой, бытующей у народов юго-восточной Азии.... Согласно мифам...... водоворот создается мистическим драконоподобным существом, живущим в подземном огне. Во время водоворота к его стенкам подплывают гигантские морские черви... Интересно, что морские биологи выделяют вид ископаемых эхиур с длиной тела до нескольких километров..."
Здесь я закрываю газету. Вспышка памяти возвращает мне последний, недостающий кусочек прошлого.
.....С верхней палубы футуристической яхты мы с Мартой зачарованно смотрели, как в черной воде танцуют фантастические сифонофоры. Их становилось все больше и больше. Ветер крепчал. Её высокая прическа развалилась и волосы колыхались на ветру, как змеи-альбиносы.
Снизу донеслись ругательства на китайском, судно резко завалилось на правый борт и Марта мигом оказалась в воде. Я нырнул в воду следом, словно был связан с ней невидимой нитью. Мы оказались в самом центре коварных существ, чей яд причиняет жуткие боли. Яхта наскочила на подводную скалу и потихоньку погружалась в воду.
Внезапно мы поняли, что мощное теплое течение стремительно относит нас от судна все дальше и дальше. Синие мерцающие щупальца вежливо расступились, пропуская нас навстречу смерти. В полукилометре от кораблекрушения в морской пучине медленно и неумолимо заворачивался гигантский водоворот. Пасмурное небо над нами курилось черными тучами. Весь круг горизонта изрезался яркими молниями. Попытки вырваться из течения оказались тщетны. Нас относило со скоростью нескольких узлов. Нам ничего не оставалось, как взяться за руки и смотреть друг другу в глаза, наслаждаясь последними минутами краткого романа. Когда скорость течения возросла в несколько раз и мычащий гул водоворота заложил все уши, Марта закричала, чтобы я её обнял. Я попытался исполнить её просьбу, однако законы гидродинамики беспощадно разделили нас на пороге водной бездны. Секунда, другая и какая-то невиданная сила взяла меня, словно котенка за шиворот и затащила в самое тело водоворота. Лишь мельком увидел я светлые волосы, тонущие в белой морской пене и мысленно распрощался с Мартой навсегда.
Шум стоял такой, что казалось мой мозг разорвет прежде, чем я захлебнусь на морской глубине. Однако, к моему полному изумлению, я оставался жив, вращаясь вместе с обломками яхты по отвесной стене воронки, дно которой терялось в черных глубинах. По пологой спирали я неуклонно спускался все ниже и ниже, но продолжал дышать воздухом, насыщенным водными испарениями. Я не мог думать и всецело отдался ощущениям. Весь мой организм стал единым глазом и ухом. Я смотрел и слушал все это, дивясь природному чуду.
После пятого или шестого витка, когда я был на такой глубине, куда спускаются только специальные батискафы, к мычащей симфонии водоворота добавился нестройный хоровой рёв. На противоположной стороне воронки, леденя от ужаса, я увидел лентообразные контуры длинных гигантских тварей, чьи тела сияли почти так же, как сифонофоры, только в этот раз цвет был не синий, а светло-желтый, как у ярких лампочек. На моих глазах водный барьер воронки пробили сразу три громадные морды. Это были самые настоящие черви, но только в сотни или тысячи раз больше. Я видел, как одна из голов проглотила мертвое тело нашего стюарта. Две другие головы бодались из-за второго мертвеца в белой униформе. Я наблюдал за всем этим с азартом случайного зрителя, пока в трех метрах от меня вода не взорвалась тысячью брызг, обнажая мясистую светло-бежевую морду червя, которая состояла из огромной беззубой пасти и двух крошечных черных глаз. Пасть раскрылась надо мной, словно великанский заправочный зонд инопланетного корабля. Я не успел попросить у Господа спасения, как уже скользил в мокрой темноте в далекую неизвестность....
Память возвращается к нам синхронно. Поэтому у Марты сейчас лицо человека, случайно съевшего улитку.
- Господи, мы были внутри этих червей - произносит она с этим лицом - Но тогда где мы сейчас? Мы ведь не умерли, правда?
Я показываю ей на лицо Глена, в той части, где видна кость черепа и своды челюсти.
- Видишь, его уже начали переваривать, а нас нет. Если мы умерли и попали куда-то, куда попадают мертвые, то почему Глен все еще труп?
- Ты меня спрашиваешь? - Марта смотрит на меня, как на идиота.
- Я просто пытаюсь найти логику всего этого.
- Это все из-за него! - Марта в ярости бьет кулаком в грудь мертвого Глена - Это все из-за этого ублюдка с его мафией !
Она продолжает его бить, заходясь в истерике.
- Ну что, ублюдок, где теперь твоя мафия? Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок!
Ударяя кулаком в последний раз, Марта внезапно прекращает кричать. Её кулак проваливается сквозь окровавленную майку, которая стремительно меняет цвет с окровавлено-белого на бледно-желтый. Этот цвет очень быстро распространяется по всему телу мертвеца, превращая его в песочную фигуру. Там, куда попадал кулак Марты, теперь небольшая ямка.
Вскоре под мерное покачивание вагона песочный труп Глена теряет формы, постепенно рассыпаясь в размытую фигуру. Вскоре от неё остается только небольшая горка, вроде могилы, а после исчезает и она, растекаясь по вагону равномерным слоем песка.
Марта боится, что труп Глена восстанет из песка в какой-нибудь страшном воплощении. Спиной вперед, отталкиваясь ногами, она отползает к переднему краю вагона. Забавно, но от всего Глена в песок не обращается только газета. Я складываю её в трубочку, засовываю сзади в джинсы и отползаю за Мартой.
В этот момент из джунглей выпрыгивает зверь. Мощными кошачьими лапами он изящно приземляется на песок в трех вагонах позади нас. Он появляется внезапно без предупреждающего рыка, отчего Марта невольно вскрикивает. Насчет породы я не ошибся. Это пятнистый ягуар с золотисто-белой шкурой. Он намного больше тех особей, что живут в гонконгском зоопарке. Он больше самого крупного льва, которого мне приходилось видеть в африканских саванах.
Наши ладони в песке сцепляются вместе. Из оружия у нас лишь заостренные палки. Страх сковывает голос и мы можем лишь обменяться взглядами, которые не нужно расшифровывать. Ягуар прижимает клыкастую морду к песку и грациозно крадется в нашу сторону. Неужели это конец?
Однако это не конец. Состав неожиданно сотрясается в беспорядочных конвульсиях, удерживаемых лишь рельсами. Одновременно тысячи сцепок ударяются друг о друга, передавая вибрацию во все стороны. Подобные конвульсии у поездов бывают, когда они останавливаются или трогаются, но ничего такого не происходит. Просто вагоны позади нас начинают отцепляться, один от другого.
Громыхание состава на время останавливает хищника. Он недовольно рычит, поворачивая голову назад. И вот вагон вместе с ним остается на рельсах, стремительно отдаляясь в перспективу, а мы продолжаем движение.
Десятки пятен на шкуре ягуара сжимаются вместе, зверь группируется и делает мощный прыжок. Он пролетает не менее тридцати метров и его передние лапы с огромными когтями зацепляются за край последнего вагона, но задняя часть туловища остается волочиться по рельсам. Марта, вскрикивая, кидается мне на шею.
В этот момент вагон с ягуаром отцепляется. Зверь забирается на него обманутым. Он снова уменьшается, перестав быть частью состава.
- Быстрее, - я помогаю Марте подняться, - Нам нужно бежать.
Недовольный зверь ныряет в зелень джунглей, а мы прыгаем на следующий вагон. Мы бежим, не расцепляя рук, как два первобытных человека. Самец и самка с примитивными орудиями в руках. Все, что нас связывает с великой цивилизацией двадцать первого века это испачканная и потрепанная одежда из гонконгских бутиков. В остальном мы ничем не отличаемся от гомо эректус, которые жили от заката до рассвета с одной целью - не быть съеденными.
У нас больше нет времени думать, где мы и что происходит. Мы должны отдаться движению вперед, иначе ягуар разорвет нас на куски. Мы бежим под хохот мартышек и стрекот птиц с пестрым оперением. Высокие зеленые горы вокруг величественно раздвигаются, уступая составу дорогу. Двадцать синхронных касаний песка и резкий прыжок. А затем все снова.
На пятидесятом или шестидесятом вагоне мы оба падаем на колени в теплый песок. Кровь оглушительно пульсирует в висках, а вены готовы взорваться. Марта без сил растягивается животом на песке.
Впервые после встречи с ягуаром я осмеливаюсь оглянуться назад. То, что я вижу, не нравится мне. Мы пробежали не менее пяти десятков вагонов, но позади осталось только десять. Вагоны продолжают отцепляться. Они отцепляются неумолимо, через равные промежутки времени. Через двенадцать секунд отцепляется еще один вагон. Хвост состава становится все короче и короче. Хотя, что значит "короче" для поезда, у которого не видно головы?
- Мы должны двигаться - говорю я Марте, просовывая руки под её живот и пытаясь силком поставить на ноги - Вставай...
Марта ничуть не помогает мне. Она висит в кольце моих рук, как полуживая кукла в разодранном ципао.
- Вставай! - повторяю я строже - Вагоны отцепляются. Если не побежим, останемся тут навсегда.
Я расцепляю руки. Марта вновь растягивается на песке, но теперь начинает шевелиться. Мои слова доходят до её уставшего сознания. Оно оборачивается назад и видит всего пять вагонов.
- Хорошо - шепчет она - Я постараюсь.
И мы бежим снова. Хотя "бежим" это громко сказано. Наши ноги едва передвигаются, ступни вязнут в песке. Каждый следующий прыжок через сцепку кажется цирковым трюком без страховочного каната.
Через пять вагонов Марта вновь падает на одно колено, но я придерживаю её за талию, не позволяя упасть. Её чудные светлые локоны спутались и теперь закрывают лицо. Я чувствую, как у неё горят бока под шелковой тканью платья.
- Я знаю, это Глен, - говорит она, закрытая своими волосами, - Я чувствую это...
- Что?
- Этот чертов ягуар... - говорит Марта, глядя в песок - Это он.
Кем бы ни был этот ягуар, сил бежать больше нет. Мы садимся в песке, спина к спине. Все, что у нас есть, это полуметровые палки с острыми концами. Лицо Марты обращено вперед, а я смотрю на рельсы, где медленно прекращают движение отцепленные вагоны. На них прыгают гиббоны и мартышки, но ягуар все еще таится в деревьях.
Я отсчитываю про себя двенадцать секунд и с азартом безумца наблюдаю, как отделяется очередной вагон.
На третьем счете Марта тыкает меня локтем в спину. Оборачиваясь, я вижу сначала её улыбку, а после руку, указывающую туда, где железнодорожное полотно , наконец, перестает вилять. Впервые эстакада выпрямляется, и там впереди зеленые горы справа и слева образуют гигантский перевернутый конус, заполненный чистым голубым небом. Это кажется невероятным, но состав словно уходит прямо в небо, грохоча колесами по звонкой металлической конструкции.
Вместе с поездом на последнем вагоне мы вылетаем из каньона и оказываемся на невообразимой высоте, которая ощущается очень странно, поскольку под нами есть только эстакада. Её металлические балки внизу исчезают в покрывале бегущих облаков.
В пару сотне метрах от каньона состав судорожно дергается, скрипит тормозами и, долго фыркая, останавливается.
На четвереньках Марта подползает к боковому планширу и заглядывает в бездну. Я подползаю к другому краю и делаю тоже самое.
Из глубины облаков пробивается соленая свежесть моря. Там, в километре под нами, что-то гудит.
- Ты слышишь? - тревожно спрашивает Марта.
- Да - отзываюсь я - Пахнет морем.
Облака внизу быстро тают. В белом молоке испарений начинают сверкать тысячи солнечных зайчиков. Словно сигнальные огни они мигают, предупреждая стремительный подъем воды. В считанные секунды от облаков не остается и пятнышка. Все внизу затоплено морской синевой. Крупные волны разбиваются об эстакадные балки, рассыпаясь в белую пену.
- Черт! - я бью кулаком по планширу вагона - Нам нужно уходить!
- Почему он остановился именно сейчас? - кричит Марта в небо.
- Нам придется вернуться в джунгли - говорю я.
С зажатыми палками в зубах мы спускаемся с вагона по заднему борту, встаем на шпалы и обращаем взоры к зеленым горам. На самом выходе из каньона стоит последний отцепленный вагон. Бушующие волны омывают отвесные скалы материка. Вода сверкает между шпал всё настойчивей. От рельс её отделяет всего несколько десятков метров.
Не расцепляя рук, мы идем по шпалам вынужденными короткими шажками. Через пятьдесят таких шажков мы слышим сзади предательский металлический вздох.
Состав трогается, оставляя нас на милость судьбе.
- Гад! - кричит ему вдогонку Марта, словно у поезда есть душа.
Её крик отдается эхом в ближних горах, с берега испуганно срывается стая морских птиц, на отцепленный вагон прыгает пятнистый ягуар.
Мы застываем на месте, как вкопанные. Гора мышц, играющих под золотистой шкурой, спрыгивает на эстакаду. Зверь рычит, опускает морду низ, и осторожно отыскивая лапами шпалы, двигается к нам.
Сквозь грохот сердцебиения мне удается расслышать шипение пены поднимающегося моря. Я растеряно смотрю под ноги: синие волны колышутся всего в нескольких эстакадных пролетах от рельс. Море погружает меня в странные транс, в котором перед глазами начинают мелькать печатные буквы, измазанные в человеческой крови.
Я выхожу из транса после того, как Марта хватает меня за плечо. Я вижу её испуганное лицо. Она что-то говорит насчет того, что любит меня и что ей очень жаль и что-то еще. Затем я смотрю на приближающегося хищника и быстро вытаскиваю из-за спины сверток гонконгской газеты.
В панике я нахожу глазами то место в статье, на которое не обратил внимания в первый раз.
".... Согласно мифам народов хакка первые моряки южных морей в дальних плаваниях время от времени кормили подводного дракона человеческим мясом. Моряки верили, что жертвоприношение поможет им пережить сильные тайфуны. Для привлечения подводного дракона корабельные шаманы совершали ритуал, в котором к рее верх ногами подвешивали человекоубийцу. Шаман, произнося заклинания, перерезал убийце горло, после чего кровь стекала в специальный сосуд. Как только моряки выливали кровь в море в нескольких милях от корабля возникал сильный водоворот...."
Дочитав, я швыряю газету в море и поворачиваю Марту к себе лицом.
- Всё будет хорошо - говорю я ей с буддийской ухмылкой на лице.
- Что? - её измазанное макияжем лицо снова блестит от слез.
- Спускайся вниз - говорю я ей. - Поверь мне, я знаю, что делаю.
Рык ягуара заглушает мои слова. Он уже так близко, что мы чувствуем густой кошачий запах.
Марта выбрасывает палку в море и, опускаясь на колени, хватается за мои ладони.
Зажав свою палку в зубах, я держу её за руки, помогая спуститься. Её стройные голые ноги какое-то время болтаются в воздухе. Платье цепляется за край шпалы и рвется почти во всю длину. Наконец ноги находят диагональную балку эстакады, наши руки расцепляются и теперь на рельсах остаемся только мы с ягуаром.
Я вытаскиваю палку из зубов и бросаю на зверя презрительный взгляд.
Он уже вполне может прыгать на меня, но что-то его пугает.
Быть может, его пугает человек, который берет заостренную палку и всаживает её себе в бедро.
А может, его пугает безумный крик Марты из-под шпал.
- Нее-е-т! - кричит она - Что ты делаешь?
- Все в порядке - кричу я Марте.
Я чувствую, как теплая кровь струится по ноге и разливается липкой лужицей вокруг ступни.
Теперь пора, говорю я себе. Ягуар бросается на меня, а я прыгаю в море.
Я пролетаю мимо Марты и почти сразу плюхаюсь в соленые волны. В лазурной воде вокруг меня вспыхивают красные кровяные облака.
Если я ошибся, то нас сожрут акулы. Но отступать поздно. Я болтаю в воде руками и ногами, словно беззаботный турист. В нескольких метрах надо мной за балки цепляется полуголая Марта.
- Прыгай! - кричу я ей.
Она отталкивается от металлической конструкции и поднимает кучу брызг рядом. На миг её голова оказывается под водой, но вот всплывает синее разорванное ципао, а следом выныривает и Марта. Она делает несколько гребков и лнёт ко мне, как верная выдра.
- Ты сумасшедший - говорит она.
- Я знаю.
Вода поднимается все выше к рельсам. Глядя, как ягуар длинными прыжками удирает к материку, мы чувствуем под собой теплый напор течения. Очень скоро оно нежно окутывает нас и стремительно уносит к синему горизонту.
Вскоре слышится знакомый водопадный гул. Задолго до этого звука Марта обхватывает меня ногами и руками. Скорость течения и гул начинают ускоряться экспоненциально.
Я сцепляю руки за её спиной, мы прижимаемся друг к другу щеками и становимся единым двуглавым организмом с четырьмя руками и четырьмя ногами.
- Мне страшно - шепчет она мне в ухо - Ты уверен, что там будет что-то ещё?
- Мы хакка - шепчу я в ответ - Мы рождены для путешествий.
В воде я чувствую, что Марту пробирает озноб. Гул усиливается настолько, что мы не слышим даже собственного голоса. Секунда-другая и драконья глотка всасывает нас в головокружительную глубину.