Данный рассказ не является агитацией или пропагандой. Нет, честно. Клянусь своими мохнатыми пятками.
Говорят, что все тайное рано или поздно становится пьяной исповедью.
Наверное, это не такая уж плохая мысль. Особенно учитывая то, что спустя мгновение я умру.
Жаль, что я не пьян.
Уходите. Пожалуйста. Займитесь чем-то более полезным. Ради вашего же блага.
Есть куча вещей поинтереснее исповеди падшего человека. Правда.
Я вас предупредил.
Итак, на счет три: раз...
Флэшбэк.
Ступень. Вторая. Третья.
Рэттер быстро поднимается по лестнице, сжимая в руках солидную папку.
Он одет в приличный дорогой костюм серого цвета. Прежде я никогда не видел его в костюме.
Он утверждает, что мы должны выглядеть презентабельно - это наш план отхода.
Мы спотыкаемся о пустые бутылки из-под пива, оставленные подростками на лестнице. Кругом валяются окурки, жгуты и шприцы со следами крови. Свидетельство разложения нации.
На стене кто-то выцарапал ключом слово "Избавление".
Тот, кто не понял твоего молчания, вряд ли поймет твои слова.
Поколение, полное отчаяния. Без стремлений и без надежды.
Рядом валяется пустой пакет. Рэттер оборачивается и показывает на него пальцем.
Я утвердительно киваю.
Рэттер говорит мне, что это, мать твою, верная точка. За хозяевами он следил уже долгих две недели.
На папке написано: 'Уведомление о выселении'. Целая кипа никчемных бумаг.
- Вот, - говорит он мне. - Мы пришли.
Он затягивается в последний раз и щелчком отправляет сигарету в затяжное пике.
- Готов? - спрашивает он меня. Я даже не знаю, что ответить.
Можно ли быть готовым к тому, что ты сейчас в корне поменяешь чью-то жизнь?
Нам нужно лишь отнять у человека самое дорогое. Зачеркнуть все, чем он гордится. Все, что он любит.
Нужно заставить его начать свою жизнь с чистого листа. Отбросить все, за что он так цепляется.
Он, наверное, и сам хотел это когда-то сделать, но в одиночку у него ни черта не получится.
На протяжении долбанной половины жизни все вокруг твердят тебе: 'Будь собой!' А когда ты наконец становишься собой - те же люди говорят: 'Будь проще, стань как все'.
- Эй, расслабься, - ухмыляется Рэттер и хлопает меня по плечу. - Мы лишь встряхнем его маленький мирок.
Это так просто.
- Ну ты готов? - повторяет он.
Я утвердительно киваю.
Он протягивает руку к кнопке звонка. Нажимает еще раз. Прикладывает ухо к черной металлической двери и внимательно слушает.
Он нагибается и проверяет половик перед дверью. Если бы люди оставляли ключи в подобных местах - наша задача сводилась бы к минимуму.
Все было бы гораздо скучнее...
У вас появились определенные мысли. Надеюсь на это.
Зачем мы все это делаем?
Я не раз спрашивал об этом Рэттера - он всегда лишь ухмылялся и говорил, что когда-нибудь я пойму все это сам.
Наверное.
- Проклятие! - рычит он. - Давай сюда отмычки!
Я протягиваю ему пару проволочных крючков и думаю о том, сколько еще шрамов появится на моей физиономии, если вдруг объявится хозяин.
Никаких бейсбольных бит или пистолетов. Все, что у нас есть - отвертка, отмычки, небольшая монтировка, которой уж точно никого не покалечить, и дурацкая папка с бумагами.
Почему мы не берем с собой оружия, Рэттер? Вдруг что случится.
- Слушай, парень, мы ведь не грабители, верно? - усмехается он.
Кто же мы тогда?
- Мы, черт возьми, никто. Мы просто делаем то, что больше за нас никто не сделает. Посмотри! - показывает он взглядом на ту надпись на стене. - Они хотят избавления. Они не знают, ради чего им жить в этом бренном мире. Нам нужно им помочь. Так?
То, что у других мы считаем грехом, у себя мы считаем лишь экспериментом.
Я до сих пор не знаю, зачем я пошел на это.
Меня бросила девушка, и я потерял смысл жизни.
Наверное, мне нужно было вскрыть себе вены или повеситься на собственных подтяжках, но я этого не сделал.
Тогда мне была еще слишком дорога моя никчемная бесполезная жизнь.
Я просто продолжал жить дальше, монотонно и однообразно. Без цели, без смысла.
Без стремлений и без надежды.
Поколение, полное отчаяния.
Я продолжал жить так, пока не встретил Рэттера.
- Монтировку! - он протягивает мне руку, взяв отмычку в зубы. - На счет три тяни на себя. Усек?
Я утвердительно киваю.
- Раз... - считает он.
- Два...
В его глазах искрится дьявольский огонек.
Я собираю всю свою ненависть, всю злобу и отчаяние в тугой комок - если я выплесну все это, мир должен задохнуться.
Дверь квартиры открывается, и хозяин - между прочим, мужчина с массивными бицепсами - в недоумении застывает на месте.
Кульминация.
Время словно застыло.
Проклятое оцепенение накрывает нас с головой. Не пошевелиться.
Классическое трио.
Жертва.
Он вылупился на нас, нахмурив брови. Кажется, он пытается понять, кто мы такие и что мы забыли тут, перед его квартирой, одетые в дорогие костюмы, сжимающие в руках куски проволоки и папку с бумагами.
Мой костюм велик мне на пару размеров. Мы попросту не нашли подходящий среди вороха одежды, сваленной в углу.
Преступник.
Рэттер безумно улыбается. Наверное, сейчас он счастлив.
Он считает, что пока люди не начнут по-настоящему рисковать - они ничего не узнают о себе.
Лишь в экстремальной ситуации мы становимся теми, кем являемся на самом деле.
А я? Я только пытаюсь унять дрожь в коленях и наблюдаю за развитием событий.
Сообщник.
Пока все стоят здесь в своем уютном стазисе, мне хочется проснуться и увидеть выражение своего лица.
Я выгляжу чертовски глупо.
Но если взглянуть на ситуацию с другой стороны, то получается, что преступником являюсь я.
Тогда кем же является Рэттер?
Мы лишь смотрим друг на друга и пытаемся осознать то, что с нами происходит.
А вы когда-нибудь замечали, что если долго повторять одно и то же слово, то его значение теряет смысл, и вы перестаете понимать, что оно вообще означает?
Господи Боже всемилостивый...
Господи Боже...
Господи...
Господи...
Господи...
Когнитивный диссонанс.
В своих молитвах мы всегда просим изменить обстоятельства, и почти никогда - себя.
Этот парень глядит на нас, словно сторожевой пес. Не беги, и возможно, он не укусит тебя.
Рэттер резко срывается с места, бросает мне папку и прыгает через перила лестницы.
В эту секунду я решил, что Бога нет.
Хозяин квартиры тяжело бежит за нами, спотыкаясь и матерясь. Вертлявый Рэттер легко перескакивает через лестничные пролеты, я следую за ним, зажав папку под мышкой.
С каждой новой ступенью из папки вылетают листы.
Целая кипа никчемных бумаг.
Все эти листы одинаковые, и на всех написаны лишь два постоянно повторяющихся слова. Но пока что они ничего не значат.
Все думают, что им нужна правда лишь до того момента, когда они ее узнают.
Два слова. Их видят те, кто спустя мгновение обретают свободу.
Два слова. 'ВАС ПОИМЕЛИ'.
Перед моими глазами промелькнуло другое воспоминание. В свете неоновых букв развевается моя рубашка. Томми Хилфайгер с прошлого сезона белеет, словно бермудский парус, растягиваемый между мачтой и горизонтальным гиком.
Интересно, на этой высоте всегда такой сильный ветер?
Флэшбэк.
Мы сидим в кафе. Сидим и разговариваем о всякой чепухе. Вроде той, сколько прибыли получают воротилы бизнеса табачной индустрии. Сильные мира сего ежедневно впаривают людям этих белых фильтрованных солдатиков, каждый из которых вооружен полмиллиграммом чистой смерти.
В каком-то роде это искусство - продавать человеку то, что когда-нибудь непременно его убьет.
Долгосрочная эвтаназия.
Словно продажа мини-наборов для суицида. "Юный самоубийца: сделай сам".
Веревка с куском мыла, лезвие бритвы, пачка снотворного и пуля со свинцовым сердечником - все это заменяет небольшая плотная бумажная упаковка.
Тот, кто продаст сигареты, сможет продать все на свете.
Взгляните на какой-нибудь билборд с рекламой сигарет - вы увидите стильный дизайн, звучный слоган и атмосферу здорового эротизма.
Кажется, что секс и смерть чем-то связаны.
Хамфри Богарт, Кэри Грант, Бэтт Дэвис - все они смолили перед объективом как паровозы.
Прошло время, изменились имена - и вот уже Брэд Питт и Роберт Пэттинсон с каждой новой затяжкой приобщают миллионы подростков к курению.
Сексуальность - универсальный мотиватор. Она никогда не выйдет из моды и с ее помощью можно рекламировать все что угодно.
Я даже не говорю о наркотиках.
Это все больше похоже на тотальную манипуляцию. Кто-то там, наверху, сидит и дергает за наши ниточки.
С отличием закончить институт. Устроиться на престижную работу. Удачно жениться. Состругать пару крикливых спиногрызов, а потом просто сгнить со спокойной душой.
В этом весь смысл жизни?
Мы, словно хомячки, живем по заранее запланированному обществом графику.
Ты тоже куда-то спешишь, вечно торопишься и боишься не успеть?
Оглянись. Вот она жизнь. Прекрасна, как никогда.
В поисках чего-то лучшего мы позабыли об этом. Стоит лишь остановиться - и ты пропал.
Я вспоминаю, как в детстве танцевал под ночным небом, подняв голову вверх, провожая взглядом первые снежинки.
Вспомнил, как однажды боялся проснуться взрослым.
А теперь? Теперь я молюсь о том, чтобы не проснуться вовсе.
Я проклял свое отражение в зеркале.
Кто я? Что вы со мной сделали?
Нас поработило это долбанное общество, эта этика и моральные ценности. Мы всегда поступаем так, как принято другими, а не так, как хотим этого сами.
Нашу волю сковали, а желания - подавили.
Рэттер достает из пачки сигарету. Все это время я внимательно слушал его.
- Правда, мы забываем, - говорит он, - что не стоит ориентироваться на других. Общественное мнение - это не маяк, а блуждающие огни.
Он щелкает зажигалкой, и из его легких выходит сладковатый дым.
К нам подходит миловидная официантка. Ее зовут Элис, судя по бейджику на груди.
Она почему-то вся зарделась и стыдливо опустила глаза... А-а, все ясно - мерзавец Рэттер похотливо оглядывает ее с головы до ног. Негодяй.
- Здесь нельзя курить, - говорит нам официантка. Она произносит это так, словно извиняется перед нами.
- С чего бы это?
- В нашем заведении нельзя курить. Потушите, пожалуйста, сигарету.
Рэттер, ухмыляясь, затягивается сигаретой и гасит ее о лакированную поверхность стола.
- Если вы думаете, что я слишком многое себе позволяю, то возможно, вы просто слишком во многом себе отказываете.
По столешнице расползается ядовито-черное пятно. Я вдруг вспомнил о своем прошлом.
Когда-то я был другим. Совсем другим. Наивным и открытым. Донельзя положительным. Положительным до тошноты. Таких парней можно без опаски знакомить с родителями.
Я был готов безответно любить весь мир.
Мир равнодушно отвернулся.
Кажется, это было так давно... Где-то в прошлой жизни.
Есть границы, переступив которые, человек никогда уже не станет прежним.
Я просто вырвал из себя все хорошее, что было во мне, и выбросил в ночь. Осталось лишь то, что вы видите перед собой. Безымянный, ищущий свою Трансцендентность. Ну, гипотетически.
Приятно познакомиться.
А Рэттер, по сути, даже и ни при чем. Он никогда не заставлял меня что-то делать.
Он - словно злорадный демон на левом плече: шепчет, наставляет, советует...
Он говорит, что мы - что-то вроде катализаторов социума. Мы ни на кого не должны давить.
Мы всего лишь ускоряем то, что давно должно было произойти.
Отрекаясь от чего-то одного, ты поневоле приобретаешь что-то другое.
Кругом одни лишь правила.
Рэттер говорит, что по своей природе я слишком тихий и замкнутый.
- Тебе просто нужно хорошенько подраться и забыть обо всем, - уверяет он меня.
Нет, отвечаю я. Что ты. Я не хотел бы причинять кому-нибудь неприятности.
Рэттер укоризненно глядит на меня.
Готов поспорить, что я сильно опустился в его глазах.
- Точно? - спрашивает он.
- Нет, ты уверен? - повторяет он опять.
- То есть, ты готов признать, что твоя жизнь тебе не принадлежит? - он мерзко усмехается.
Я не понимаю.
По тому дьявольскому огоньку в глазах Рэттера, я уже знаю, что сейчас произойдет нечто ужасное.
Перемотаем чуть вперед.
Я вспоминаю, как в один из вечеров, Рэттер зашивал мне рваные раны на скулах.
На какое-то время я забыл о них, но теперь, когда он прокалывает края разрыва треугольной режущей иглой - кажется, будто на моем лице беснуются тысячи огненных чертенят.
Где ты взял эту штуку, спрашиваю я. Эту проклятую иглу. Ты уверен, что делаешь все правильно? Может мне просто пойти в больницу?
- Расслабься, - произносит он, прикусив губу. - Я когда-то имел дело с медициной.
Меня пугает, когда он так говорит.
Нет, серьезно, что ты имеешь в виду?
- Разве я тебе не рассказывал? - усмехается Рэттер.
Хм, видимо я прослушал этот эпизод из его жизни.
- Я же сказал тебе, расслабься. Ты мне мешаешь.
- Видишь ли, - скалится он. - Я просидел немало времени в проклятых университетах, бездарно тратя лучшие годы своей жизни. Хотел связать с медициной свою жизнь. Ну знаешь, благое призвание и все такое.
Я лежу на койке с расквашенной мордой, и пытаюсь осознать тот факт, что когда-то Рэттер был самым обычным человеком.
- Я мечтал заботиться о людях до самого их конца. И даже немного после этого.
Он прямо-таки расплывается в улыбке.
- Ты в надежных руках - сообщает он мне, - Я учился на патологоанатома.
Я трясусь от беззвучного смеха, и края моих заштопанных ран расходятся.
Может, нам стоит вернуться?
Мы сидим в кафе. Сидим и разговариваем о всякой чепухе.
Рэттер глядит на меня своими странными глазами. У него гетерохромия - глаза разного цвета.
Один ярко-зеленый, другой - светло-голубой. Он говорит, что это неслабо помогало ему с девушками.
Но взгляд у него жуткий.
Я говорю ему, что не хочу ни с кем драться. Что в этом плохого?
Хотя с другой стороны...
- Видишь тех парней? - Рэттер показывает на кучку бритоголовых в кожаных куртках. Они сидят у стойки спиной к нам. Вид у них чертовски дружелюбный.
- Знаешь, иногда нам нужно совершать глупости. Жизнь у тебя одна, и когда-нибудь ты все равно умрешь.
Он берет в горсть арахис, который нам подавали к пиву, швыряет в них и делает невинное выражение лица.
Не сказал бы, что им это очень понравилось.
- Улыбайся! - шепчет мне Рэттер.
Я тоже от этого не в восторге.
- Что за черт?! - орут они на все кафе. - Кто это сделал?
Рэттер украдкой показывает на меня пальцем.
- Эй, друг, что с тобой? - говорит он мне с притворным изумлением. - Что на тебя вдруг нашло?
Я ничего не делал.
Мгновение - и бритоголовые выволокли меня из-за стола и повалили на пол.
Расскажите им свои сказки про милосердие.
Они решили забить меня до смерти, но мне все равно. Что мне терять?
Монотонную работу, воскресный обед с семьей и ежемесячный тираж любимого журнала?
Бред. Хотя нет, ради свежего выпуска можно и потерпеть.
Они бьют меня по голове, и перед глазами расплываются черные круги.
Христос учил подставлять вторую щеку. Кто знает, что он сказал бы сейчас.
Кто-то пнул меня в живот, и у меня захватывает дыхание.
Волчьи стаи расползлись по улицам города. С рассветом они исчезают, чтоб после появиться вновь.
Готовятся к прыжку.
Пятна плесени на звездно-полосатой ткани.
Убийства. Насилие. Жестокость.
Все это появилось не просто так. Это ответ на ложь и лицемерие.
Они устали видеть напыщенных болванов в дорогих костюмах, оглашающих свои красивые обещания на предвыборных афишах.
Здесь, внизу - ничего не меняется.
Мы устали. Человеческая душа постоянно стремится к чему-то большему. Миллионы молодых людей могли бы свернуть горы, чтобы обрести хотя бы намек на лучшую жизнь.
Взамен мы получаем лишь презрение.
Не забывайте: вы в ответе за нас.
Но исправить недостатки общества сложно. Гораздо легче просто медленно промывать нам мозги.
Интернет, наркотики, видеоигры, долбанные ток-шоу и мыльные оперы.
Вместо лиц - аватары, вместо настроения - статус, вместо мыслей - заметки, и вся жизнь, как приложение.
Спросите кого-нибудь из подростков, читали ли они Ницше, Гомера или Макиавелли.
Толпы зомбированных дегенератов, всецело поглощенных своей половой жизнью.
Будду просветление озарило под фикусовым деревом. Меня же оно настигло под шипованными ботинками бритоголовых.
Поразительное ощущение.
Я открываю глаза и вижу Рэттера. Он спокойно подходит к ним, волоча по полу стул.
От скрежета у меня заныли зубы. Скинхеды оглядываются, позабыв обо мне.
Рэттер размахивается и ломает стул о чью-то лысую голову.
Я лежу на грязном кафельном полу, харкая кровью и пытаясь встать на ноги. Кровь из рассеченной брови заливает мне глаза.
Рэттер вовсю размахивает шестизарядным револьвером. Интересно бы узнать, откуда он у него.
- Ну давайте, - произносит он сквозь зубы. Все та же безумная ухмылка.
Вдруг я нащупал под рукой разбитую бутылку.
Добро пожаловать в стаю.
С осколком бутылки в руке я направляюсь к бритоголовым ублюдкам. Где-то вдалеке слышны полицейские сирены.
Иногда во сне я внезапно начинаю понимать, что на самом деле я просто сплю. Все, что казалось правдивым и бесспорным, теряет свою суть. И тогда я просыпаюсь.
Я стою на крыше небоскреба. Стою и вспоминаю всю свою жизнь. Полицейские за спиной вышибают дверь и молча смотрят, как я подхожу к краю.
Все вокруг потеряло смысл.
Может, я только сплю?
Умираю в своей постели, мокрый от пота, корчась в приступе асфиксии.
Мое сознание бредит, и я перестаю отличать кошмар от реальности.
Словно демонические триптихи Босха. Центральную часть постепенно сменяет правая створка.
Ад.
Однажды я предложил дьяволу свою душу.
Кажется, он согласился. Рэттер.
Теперь, на высоте тысячи футов, я понимаю, что Рэттер не был дьяволом. Все было гораздо хуже.