- Да ведь не было ни одной репетиции, - упиралась я. - Не говоря уже о том, что танец надо ставить!
- Можно подумать, что ты не умеешь импровизировать, - пожал плечами шеф.
- Да, но... Но у меня нет сценического костюма! - ухватилась я за следующее возражение. - Не хотите же вы, что бы я танцевала прямо так, в джинсах?!
- Можешь считать, что костюм у тебя есть, - ответил он, протянул руку к скоплению вешалок (разговор происходил в гримерной) и извлек оттуда нечто черное и длинное, висящее на белых пластмассовых плечиках.
- А вдруг это сегодня кому-то понадобится? Или размерчик не мой?
- Размерчик твой, не переживай. Наташка специально для тебя его шила.
"Когда она успела снять мерки?" - хотела возразить я, но тут вспомнила, что неделю назад Наташа попросила меня помочь с подготовкой показа ее моделей - пришлось перемерять пару дюжин разных костюмов. Тогда она и успела, хитрюга...
- Ну, хорошо, - почти сдалась я. - А главный реквизит? Где я огонь-то возьму? Из зажигалок, что ли? Вы же сами говорили, что пожарные...
- Пожарных я возьму на себя. А реквизит - вот, держи, - и он протянул мне две больших, с крупный кулак свечи в полукруглых металлических плошках. - Одевайся, зажжем их уже перед выходом.
Прежняя Ника, которая пришла к ВП почти семь месяцев назад, гонимая безденежьем и желанием развиваться, сжалась бы в дрожащий комок и наотрез отказалась бы участвовать в предложенной авантюре. Но от той Ники мало что осталось, и я принялась переодеваться. Платье сидело на мне как влитое, и сделано было, с учетом предстоящего танца, очень грамотно: никаких рюшей и оборок, никаких висящих клиньями рукавов, которые вполне могли вспыхнуть при неосторожном движении - все очень строго, но элегантно. Облегающий как трико верх и широкая, не стесняющая движений юбка - Наташа знала, что делала. Подойдя к зеркалу и придирчиво осмотрев отразившуюся в ней постройневшую фигуру в черном, я перевела взгляд на лицо, и решила, что не мешает, пока время есть, загримироваться. Нанесла немного бесцветного крема с блестками на скулы, обвела черной тушью глаза и после минутного колебания накрасила губы алой помадой - выглядело вызывающе, но в темноте, при свете свечей, да еще и в движении будет то, что надо. Потом собрала волосы в строгий хвост (не хватало мне только паленой гривы!), взяла свечи, вздохнула - скорее по привычке, нежели от страха - и пошла к лестнице, ведущей вниз, в "дискотечный" холл.
Там по случаю свершившегося наконец открытия шоу-центра собралась приличная толпа народа - это выглядело довольно странно, если учесть, что на рекламу шеф тратиться не стал, и широкого оповещения населения о случившемся торжестве не устраивал. Но я уже знала, в чем дело: во-первых, почти в полном составе пришли все учащиеся Программы - как нынешние, так и бывшие, во-вторых, они притащили с собой наиболее продвинутых друзей, родственников и приятелей - вот людей и собралось сотни три.
Окинув холл взглядом, я убедилась, что ни Фили с Анжелой, ни Макса с дружком на открытии нет - чего и следовало ожидать. Не далее как позавчера шеф отступил от самолично продекларированного принципа невмешательства и выгнал из квартиры всех четверых. Если быть совсем уж точной и не давать воли сохранившимся крохам злорадства, основная часть которого улетучилась после последнего подъема кундалини, то не выгнал, а переселил. Совершил хитрую рокировку: к нам вернулась Оксана, а романтический квартет отправился на ее место, в бывшую квартиру Анжелы.
Подвигнуть ВП на столь решительные действия, как ни странно, удалось не нам с Толиком и Наташей (мы давно успели успокоиться и отнестись к случившимся "разводам" философски), а самим "пострадавшим". Все началось с того, что Филя, приступы разрушительной активности которого приобрели - то ли из-за исчезновения сдерживающего фактора в моем лице, то ли под благотворным влиянием Анжелы - опасные формы, умудрился разгромить ноутбук шефа. Как ему это удалось, выяснить мы так и не смогли. Погибший шедевр компьютерной техники изначально лежал на столе у стены, и даже дотянуться до него было не так-то просто, не говоря уже о том, чтобы открыть, уронить на пол, да еще и рухнуть сверху со всей дури. Филя по обыкновению обаятельно улыбался, дурашливо пожимал плечами и клялся, что сам не понял, как так вышло. Он дескать, проснулся, шел через зал в ванную - умываться, нечаянно зацепился за стол - и вот... Ситуация его ничуть не расстроила, скорее позабавила: такие выдающиеся подвиги случалось совершать нечасто. ВП Филиной радости почему-то не разделил и сухо сказал, в упор глядя на рыжего оболтуса:
- Придется покупать новый.
- Ага, - не меняясь в лице, согласился тот.
- Что "ага"? Тебе придется, между прочим.
- Так у меня же это... Денег нет...
- Значит, заработаешь, - отрубил ВП и ушел на кухню. На секунду мне даже показалось, что вид растерзанного ноутбука несколько всколыхнул его безэмоциональную душу. - Там была массой нужной информации, - произнес он, обращаясь неизвестно к кому, и больше к этой теме не возвращался.
Вечером того же дня ничего не подозревающий о безвременной кончине ноутбука Макс пришел домой сильно не в настроении и закатил шефу форменную истерику, требуя втрое увеличить зарплату за ведение занятий по стилю и заодно заплатить за демонстрацию его гениальной коллекции в здании шоу-центра. Бедного великого стилиста можно было понять: щедрый меценат в лице Толика отвалился (обнаружив этот факт две недели назад, Макс опешил и попробовал обвинить бывшего любовника в предательстве, но так и ушел к себе, несолоно хлебавши), собственных заработков почти не было, а наш звездный мальчик привык жить на широкую ногу. Новый дружок, Леня, судя по всему, принадлежал к той же "артистической" голытьбе, из рядов которой когда-то вытащил Макса сердобольный Толик, и помочь в преодолении финансовых трудностей не мог при всем желании.
На кого же было и наезжать, когда закончились последние деньги и сдали нервы, как не на шефа?! Он у нас, как известно, отец-основатель, руководитель и зачинатель, создатель новых реальностей и вообще почти царь и бог. Вот пусть и потрудится обеспечить подданным достойное существование! Ослепленный представлением о своих бесконечных достоинствах и донельзя избалованный Толиком Макс просто не догадывался, что трудиться на его личное благо ВП никогда не собирался в принципе, а уж теперь, после эксцесса с Филиным вандализмом, и подавно...
Я в тот день пришла домой поздно и застала только последний акт разыгравшегося трагифарса: как попало упакованные вещи выезжающих граждан громоздились тремя кучками в коридоре (Леня перетащить свое барахлишко из общаги так и не успел, и потому собирался уходить налегке и с гордо поднятой головой), а сами изгои пессимистично рылись у себя в карманах и вяло переругивались.
- Что это с вами? - удивилась я.
В мою сторону никто не посмотрел, как будто я была пособником вражеских сил.
- Пытаются насобирать денег на такси, - сообщил Толик с кухни. Выражение лица у него при этом было, как у кота Матроскина, обнаружившего, что Шарик в очередной раз проштрафился.
Я дипломатично промолчала (мало ли, зачем двум влюбленным парам понадобилось такси в одиннадцать вечера - меня это совершенно не касается), но Толик по собственной инициативе ввел меня в курс дела:
- Неохота им вещи до Анжелкиной квартиры в руках тащить.
- А зачем их вообще тащить?
- Так Петрович бартер решил устроить: меняем четверых сожителей на одну, но зато какую! Оксанка к нам возвращается.
- Да чего там, - примирительно сказал тем временем Филя, обращаясь к сотоварищам. - Не так уж много вещей-то. Дотащим!
- Сам и тащи, если хочешь, - надулся Макс. - А я надрываться не собираюсь!
- А я не собираюсь мерзнуть на ветру, - вставила Анжела и капризно оттопырила губу в сторону Фили: - Ну что ты стоишь? Придумай что-нибудь!
Филин взгляд ненадолго задержался на мне - явно как на кандидатуре потенциального спонсора. Похоже, с наслаждением поглощавший супчик Толик уже успел их разочаровать, Наташа совсем недавно грохнула все сбережения на новые ткани, а соваться к шефу с такими просьбами горемыки элементарно не решались. Я закончила расшнуровывать ботинки, поставила их под вешалку, выпрямилась и в упор посмотрела Филе в глаза. Без всякой агрессии, скорее с интересом: любопытно, каково просить денег у бывшей возлюбленной, чтобы удовлетворить нынешнюю пассию? Произошло чудо: Филя покраснел, отвел глаза и рявкнул на Анжелу:
- Сама думай, если хочешь, а я пошел!
После чего не глядя ухватил несколько попавшихся под руку сумок и поволок их к выходу. Что и говорить, прощание вышло невеселое. И сразу захотелось быть благороднее и выше, альтруистичнее и чище, прощать безоглядно, дарить бескорыстно, отвечать добром на зло и воплощать в жизнь лучшие гуманистические идеалы - не для того, чтобы произвести впечатление на Филю и всех остальных, а исключительно ради самоуважения. Но было поздно: дверь за ними захлопнулась, а бежать вдогонку с зажатой в руках купюрой - неэстетично, и не так уж благородно.
Печалилась я недолго: во-первых, вспомнила, как когда-то в одиночку волокла куда более тяжелые вещи, и не пусть прохладным, но весенним вечером, а обжигающе-морозной ночью. И ничего, жива осталась! А во-вторых, нашлись более важные дела: надо было срочно созвониться с Оксаной и решить, освобождать ли ее комнату, или она согласна вселиться в бывшую обитель Фили. Она ответила, что как раз собирается к нам и где жить, ей все равно. В результате я осталась на прежнем месте, Толик вернулся к себе, а Оксана заняла Филину берлогу, так и не окультуренную Анжелой - и за день придала ей вполне сносный вид. А атмосфера в квартире успела измениться к лучшему еще быстрее, хотя всех выселенных было немного жаль: ну как они там сами справятся, такие самовлюбленные, непутевые и неприспособленные к жизни? Хотя с другой стороны, обучающие ситуации никому еще не мешали...
...Я все медлила спуститься вниз, оттягивая минуту, когда придется начать свой танец, существовавший до сих пор только в мечтах и не имевший конкретных очертаний, и разглядывала собравшихся. Часть народа уже вовсю извивалась в центре холла под "Dead can dance", а часть фланировала по периметру помещения с бокалами в руках, изображая вечеринку на западный манер. Наши дамочки пожаловали почти все (не хватало только Даши, которой не с кем было оставить ребенка, и Аллы - у ее мужа был какой-то обязательный "присутственный" банкет) и отнюдь не скучали в незнакомой среде. Соня заинтересованно слушала неразлучных Сашу и Пашу ("Неужели ее могли вдохновить экстрим-маршруты?!" - ужаснулась я). Тамара оживленно беседовала о чем-то с банкиром Борисом (не иначе как сошлись два страстных кофемана). Лара шепталась с высоким симпатичным брюнетом, и что-то подсказало мне, что этот брюнет - вовсе не ее муж. Но куда больше меня удивили танцующие участницы женской программы. Вновь изменившая окраску (теперь на ярко-малиновую) Зина и ожившая (с помощью шефа и кундалини) Мила лихо отплясывали что-то африканское. Юля танцевала в обнимку - ну кто бы мог подумать! - с Толиком, и лицо у него было какое-то непривычное - мягкое, что ли. Давно я его таким не видела. Вот тебе и нетрадиционная ориентация... Вот тебе и отказ от близкого общения с женщинами...
Правда, как следует насладиться происшедшей с Толиком метаморфозой не получилось, поскольку я увидела Ларису, и не одну... Сначала мне показалось, что у меня что-то не-то со зрением. Потом я подумала, что это влияние туши, попавшей в глаза и "смазавшей" картинку. Потом решила, что во всем виноваты ползающие по холлу разноцветные лучи прожекторов, изменяющие лица присутствующих как заблагорассудится. А еще чуть позже, совершенно потрясенная, поняла, что зрение не при чем, и тушь никуда не попадала, и прожекторы не виноваты: высокая стройная фигура в смокинге, выделывавшая страстные па с Ларисой, принадлежала именно наиглавнейшему менеджеру Программы собственной персоной. Узнать Оксану было сложно, чем и объяснялось мое замешательство. Я так привыкла видеть ее в невзрачном серо-коричневом брючном костюме и с невыразительной стрижкой под мальчика, что нынешняя короткая, почти "под ноль", но стильная прическа в сочетании с откровенно мужским костюмом сразили меня наповал. Но если меня они сразили фигурально, то Ларису - совершенно натурально. Глазки у нашей знойной красотки блестели, щеки пылали - выглядело все так, как будто она собиралась присовокупить к своему знаменитому гарему пятого мужчину. Только мужчина этот - вот незадача! - оказался женщиной, чего проницательная Лариса не могла не заметить. Но этот факт ее почему-то не смущал. Даже, скорее, возбуждал...
Я перевела взгляд на танцующего с Юлей Толика, затем вновь посмотрела на тающую в объятиях Оксаны Ларисы, хмыкнула и стала спускаться вниз. Как известно, все вещи на свете подвержены изменениям, включая химический состав звезд, господствующие в обществе умонастроения и сексуальные пристрастия отдельных членов коллектива, - вот только я почему-то никак к этому не привыкну.
Выздоровевший Гоша заметил меня издалека, засиял и рванул навстречу - видимо, ему тоже не терпелось слиться в танцевальном экстазе. Пришлось в очередной раз разочаровать верного поклонника:
- Извини, у меня сегодня спецзадание, - я развела руками, занятыми свечами, и показала глазами на шефа, который тоже обнаружил мое появление и зачем-то взял в руки микрофон.
- А сейчас - обещанный сюрприз, - загромыхал его голос, искаженный динамиками. - Поприветствуем загоревшуюся на небосклоне нашей Программы звезду огненных танцев!
Нахальные прожекторы, явно состоявшие в заговоре с ВП, тут же скрестили лучи на моей физиономии. Народ принялся выкрикивать что-то веселое и подбадривающее хлопать в ладоши, а Толик даже залихватски свистнул, сунув три пальца в рот. Я внутренне сжалась, хотя и заставила себя улыбнуться. Оказывается, не так уж мало осталось от меня прежней: от всеобщего внимания по-прежнему корежило, и уж кому-кому, а шефу полагалось бы об этом знать! Я-то надеялась, что станцую инкогнито, когда погаснет свет и никто ничего толком не разберет, а он устроил такую ловушку! Тоже мне, нашел звезду...
Свет таки вскоре погас, но это уже ничего не меняло: я чувствовала себя отмороженным чурбаном, заставлять которого танцевать мог только безжалостный садист и человеконенавистник. Между тем народ вокруг меня расступился, освобождая пространство для подвига, а кто-то, оставшийся неузнанным в темноте, дважды щелкнул зажигалкой, воспламеняя мой парафиновый "реквизит", и тут же отступил назад, за пределы возникшей освещенной сферы.
Позорно сбегать в самый последний момент - совершенно не мой метод (вовсе не потому, что я такая уж смелая - просто на бегство, особенно позорное, тоже нужно отважиться, а сделать это в момент полнейшего оцепенения обычно сложно). Посему пришлось стиснуть зубы, как приходилось уже много раз - во время падений с подоконника, полетов с трехметровой высоты, эпатажного хождений "гусеницей" по людным улицам, раздеваний во время сексуальных тренингов, участия в соцопросах, создания репортажных шедевров, разработки женской программы и так далее, - и отдать себе магическую команду "тренинг!"
Тут очень кстати зазвучала музыка, и чурбан, в которого я превратилась, начал медленно под нее двигаться - в основном слегка шевелить руками, в которых мерцали свечи. Через пару минут мне пришло в голову, что где-то я уже видела такое дивное зрелище, причем именно видела, а не сама являлась его участником. Память откликнулась немедленно: почти так же, как я сейчас, разве что чуть сдержаннее, самовыражался где-то с полгода назад наш знаменитый шкафообразный Гриша. То есть сейчас-то, конечно, никто его со шкафом сравнивать не возьмется, парень избавился от своей деревянной "брони" и стал вполне нормальным человеком, но тогда...
Я невольно улыбнулась, вспомнив задумчиво-монотонное колыхание Гриши, не обращавшего никакого внимания на музыку и величаво поворачивавшегося то влево, то вправо на манер не до конца ожившего каменного Командора. А улыбнувшись - смогла немного расслабиться и перестать навязчиво думать о том, как выгляжу со стороны. Музыка, словно заметив перемену в моем настроении, зазвучала живее и игривее, и я с удивлением отметила, что впервые слышу эту мелодию - кто и где умудрился раскопать это странное сочетание флейты, волынки и барабанов? Не иначе как шеф, большой любитель сюрпризов, расстарался.
А музыка и впрямь была необычная, и с каждой секундой это ощущалось все отчетливее: как будто кто-то специально писал ее под меня, и не под меня вообще, а под меня сегодняшнюю, под этот конкретный момент времени, под это коварно созданное "стечение" обстоятельств. Как будто кто-то заранее предусмотрел и мою первоначальную зажатость, и воспоминания о Грише, и скользнувшую по губам улыбку, и расслабившееся тело, и мысль о шефе, и даже подозрение о самой музыке. Но если так, и я была в этой заранее продуманной пьесе лишь марионеткой - то оставалось лишь отпустить тело, позволить ему исполнять предназначенную для него роль, внутренне дистанцировавшись от происходящего и просто наблюдая за тем, что я делаю.
Воплотить эту мысль в реальность оказалось на удивление легко, хотя еще недавно, после сжигания "шкурки", я была уверена, что больше никогда и ни за что не буду участвовать в чужих пьесах и играть чужие роли. Тело уверенно заскользило в звуковых волнах, как будто только этого и ждало, заструилось, как свежевыкачанный мед, освободившийся из темницы шестиугольных сот, и принялось легко менять позы и формы, как хорошо размятая глина под руками опытного гончара.
Шеф ли это был или кто-то другой, но выбиравший мелодию человек знал меня даже лучше, чем я сама: знал, чем зацепить таинственные струны души, как остановить сопротивляющийся ум, как заставить тело плыть в резонансе со звуками... Это я поняла уже позже, в ускоряющемся темпе двигаясь в то подступающей почти вплотную, то отступающей и обнажающей лица зрителей темноте, отстраненно наблюдая за извилистыми светящимися линиями, оставляемыми в воздухе язычками свечей. Собственные движения казались мне отголосками других танцев - моего первого танца под Ванессу Мэй на Наташином занятии, стремительного и безудержного, и всех прочих танцев, которые я вообще когда-нибудь исполняла в этой жизни. А также танцев, которые не имели ко мне никакого отношения - волнообразных ритуальных движений индейских танцовщиц; отточенных па профессиональных балерин; резких, почти животных прыжков шамана у костра; буйной африканской тумбы-юмбы Зины и Милы; нежного вальса Толика и Юли; страстного танго Ларисы с Оксаной. И тысяч, тысяч других танцев, плясок, хороводов, знакомых и неизвестных, экзотических и банальных, быстрых и медленных, сдержанных и непристойных - так, как будто через меня текла энергия всех людей, когда-либо танцевавших на этой Земле. Когда-то уже возникало у меня такое же чувство подключенности к целой сети людей, разбросанных по поверхности планеты, к охватывавшим Землю светящимся "паутинкам" умиравших и рождавшихся, страдавших и радовавшихся, движущихся и оцепеневших, занимавшихся любовью и убивавших, хрипя от ненависти...
Ну, конечно, этот было в тот вечер, когда я обнаружила своего "двойника" с другой стороны земного шара и чуть не сварилась в ванне от избытка обрушившихся впечатлений и хлынувшей по соединявшему нас шнуру энергии! Стоило подумать об этом, как танец немедленно изменился - теперь он был зеркальным отражением танца "двойника", как будто наши руки и ноги, наши тела связывали невидимые нити, и двигаться порознь было немыслимо. Как будто мы были сообщающимися сосудами, и понижающийся уровень жидкости в одном из них автоматически вызывал повышение уровня во втором, и этой бесконечной согласованности, сонастроенности, отраженности друг в друге невозможно было сопротивляться. А между нами пульсировало в собственном вечном танце огненное ядро Земли, вибрировали тысячи километров отделявших от него горных пород, извивались, как тонкие артистические пальцы, пробиравшиеся к поверхности потоки лавы...
И сквозь зеркальные движения двух человеческих фигур, разделенных и связанных раскаленными щупальцами магматических пород, медленно проступал другой танец, совсем уже из области нереального, из бесплотных недоказуемых видений, из сна, который я долго пыталась, но так и не смогла забыть. Там, на поверхности безжизненной скалистой планеты, освещенной немилосердно яркими прожекторами звезд, я танцевала для исполинских фигур, укутанных в бархатно-черный занавес небосвода. Там отражались и множились звуки их громоподобных голосов, и ускользал, тщетно пытаясь пробиться в мое сознание, смысл послания, и вспыхивал огненным фонтаном костер, бьющий из расщелины в скале...
Я вынырнула их того сна, насмерть перепуганная появлением существа, подозрительно похожего на ВП - и сейчас этот прерванный танец как будто продолжился с того же места (за вычетом явления шефа). Протянувшаяся во все стороны тьма, дышащая огромной силой. Неизвестно чем продиктованные движения. Невидимые, но явственно ощущаемые наблюдатели. Взгляды, пронизывающие и уплотняющие пространство...
Ближайшая звезда, висевшая прямо над моей над головой, была похожа на маленькое белое солнце, только куда меньше и куда ярче нашего. Протуберанцы на ее поверхности тоже исполняли замысловатый танец, и я вскоре заметила, что начинаю постепенно встраиваться в его ритм, теряя связь со скалистой поверхностью и почти поднимаясь вверх, по направлению к светилу. Силы притяжения планеты слабели, сила звезды росли, словно ими управляли не вечные законы всемирного тяготения, предписывающие силам увеличиваться пропорционально гравитирующим массам и уменьшаться обратно пропорционально квадрату расстояния от них, а гармоничность моих движений, их согласованность с пульсациями звезды. Еще немного - и планета отпустила бы меня из своего плена, и я смогла бы скользить не только по плоскости, но во всем трехмерном пространстве. Еще немного, и тело стало бы невесомо-легким, звенящим, как солнечный луч, и понеслось бы в усыпанную каплями света бархатную тьму. Еще немного...
Но в этот момент музыка неожиданно оборвалась. Наваждение лопнуло, рассыпалось по темному холлу осколками, развеялось и исчезло - и я обнаружила себя стоящей в оглушительной пустоте, с двумя оплывшими и совершенно нелепыми сейчас полушариями свечей. Мир, еще мгновение назад единый и слаженный, распался на отдельные части, и не нашлось ни единого фрагмента, с которым я ощущала бы хоть какую-то личную связь. Осколки образовали некое подобие реальности, но места для меня в ней не было, и это ощущение не могли стереть ни грянувшие аплодисменты, ни вспыхнувшие лучи прожекторов, ни зашевелившаяся людская масса, ни долгое и насыщенное событиями, разговорами и алкогольными напитками продолжение вечеринки по случаю открытия шоу-центра. Отстраненность, при помощи которой я заставила себя включиться в танец, как будто прилипла ко мне намертво, и я никак не могла избавиться от ощущения своей неуместности, несвоевременности, нездешности, чужеродности, отделенности и отдаленности...
Сон, приснившийся на исходе той долгой ночи, когда мы наконец добрались домой и обессиленные завалились в постели, продолжал возникший сюжет на свой лад. Я шла куда-то по бесконечному ветвящемуся коридору, и людской поток обтекал меня со всех сторон. Коридор - точнее, коридоры, целое коридорное "дерево" с изломанными ветвями-коридорами был густо утыкан одинаковыми серо-стальными дверьми, и одинаковые люминесцентные лампы жужжали и потрескивали над нашими головами, заливая серые стены и серые двери холодным неживым светом. Люди тыкались в эти двери, как слепые, и чаще всего двери оказывались заперты, тогда они продолжали двигаться дальше, пробуя все ручки подряд в надежде найти податливую. И порой дверь действительно открывалась, пропуская счастливчика и сразу захлопываясь за ним - каждому человеку причиталась только одна дверь, а каждой двери - только один человек. Что они находили там, за своей дверью, в своем мире, я не знала, но толпа постепенно редела, мои невольные спутники все чаще натыкались на то, что нужно, и исчезали. Никто не возвращался в коридор, никто не просил о лучшей доле и не ломился обратно. Может быть, дверь пропускала только в одном направлении, а может быть, назад никому не хотелось. Как бы то ни было, со мной дела обстояли совсем иначе: я могла войти в любую дверь, не встречая сопротивления, но за ней оказывался лишь новый коридор и новые двери. Каждая дверь была для меня доступна - но ни одна не была моей, и нигде не было моего мира - это стало отчетливо ясно, когда исчез последний попутчик, и я осталась одна перед лабиринтом дверей, ведущих в никуда.
В то утро я впервые за долгие месяцы проснулась в слезах. И впервые порадовалась, что Толик успел переехать и не видит меня в таком раскисшем состоянии. Странная штука жизнь: сначала его присутствие в комнате меня здорово раздражало, но потом я успела привязаться к его мрачным шуточкам и колким замечаниям, к нашим жарким философским диспутам и задушевным беседам... Наступившее одиночество тяготило, но плакать на глазах у мужчины?! Хуже не придумаешь!
И радуясь, что меня никто не видит, я молча глотала слезы одиночества. Не того женского одиночества, которое заставляло писать дурацкие магические бизнес-планы по организации встречи с любимым человеком, кидаться на Игоря и млеть в объятиях Фили. И не того социального одиночества, которое вынуждало решать за всех задачки и писать за всех контрольные в школе и в университете, пытаясь таким нелепым способом обзавестись настоящими друзьями. И даже не того мистического одиночества, о котором говорил ВП, намекая на мою якобы нечеловеческую природу. Нет, нынешнее одиночество было всеобъемлющим и безжалостным, оно включало в себя и отсутствие любимого человека, и нехватку близких друзей, и странное отношение к самой себе, и то чувство опустошенности и потерянности, которое непонятно почему родилось во мне после "огненного" танца. И выражалось оно одной-единственной фразой: "В этом мире, на этой земле нет для меня места"...
"Ее возвышенной душе созвучны были только звезды, - с пафосом констатировал внутренний голос и ехидно добавил: - вот только к ним не дотянуться, короткие уж больно ручки..."
Я стойко проигнорировала наглый выпад (лучший способ заставить данного субъекта заткнуться - не вступать с ним в дискуссии), но голос не угомонился и авторитетно заявил, сменив высокий штиль на просторечие:
"Да брось париться, все дело в ПМС!"
"В чем?" - напряглась я.
"В предменструальном синдроме, в чем же еще! У вашего бабского полу на этой почве завсегда крыша едет и вселенские проблемы мерещатся. А если на это дело еще и похмелье наложить..."
Ах, "у вашего бабского полу"! Так этот болтун и пустобрех еще и мой гендерный антагонист, оказывается! Ну конечно, только мужчина, причем недалекий, может свести все порывы сложной женской натуры к банальным биологическим циклам и биохимическим реакциям!
"Похмелья у меня не бывает! - отрезала я. - И насчет ПМС вопрос спорный! Откуда тебе знать..."
"Так я же внутренний голос, - захихикал он, - и что внутри происходит, знаю куда лучше тебя! Отсель мне видно все, ты так и знай!"
Кое-какую пользу его ерничанье все же принесло: я перестала смаковать свою тотальную печаль и полезла разбираться в ее причинах. А поскольку ничего путного в собственных мыслях раскопать не удалось, пришлось лезть в книжки. Но, как известно, пока вопрос не сформулирован, ответы не спешат появляться, поэтому и в книжках я долго ковырялась без особого успеха, поскольку не очень понимала, что именно ищу. Рецепт счастья для Ангела смерти? Навигационную карту, по которой можно добраться до скалистой безжизненной планеты, вращающейся вокруг неопознанного белого карлика? Сценарий для актера, внезапно утратившего свое привычное амплуа? Седативные средства для магов-недоучек?
Я попробовала когда-то неплохо работавший метод: открываешь первую попавшуюся книгу на первой попавшейся странице и читаешь первую попавшуюся строчку - вот и будет ответ. Подразумевалось, что при этом вопрос формулировать как бы и не обязательно, все равно какой-нибудь ответ, да получишь. Но не тут-то было. Сначала я открыла своего любимого Ошо (название было как раз в тему: "Дао - путь без пути") и прочитала вместо рецепта, на который рассчитывала, следующее озадачивающее сообщение: "Учитель говорит, что, хотя вопрос может быть тем же самым, ответ в следующий момент может и не быть тем же". Здравствуйте, я ваша тетя! Мало того, что никакого ответа не получила, так еще и предупреждают, что в следующий раз он - отсутствующий ответ! - может быть совсем другим. Что бы это значило?!
"Какой вопрос - такой и ответ, - захихикал внутренний голос, подражая интонациям шефа. - Вопросы надо формулировать до, а не после получения информации, дорогуша!" Вместо того чтобы прислушаться к этому умнику, я отложила "Дао" и взяла толстенный том "Мокшадхармы". Древние мудрецы наверняка поведут себя приличнее и не станут загадывать загадки!
"Эти пять накоплений великих световых сил, недвижимых, крепких, вечных и шестое - время, знай, Нарада, они самосущи", - поведала "Мокшадхарма", запутав меня еще больше. Пробежав глазами страницу, я выяснила, что к пяти самосущим сутям относились пространство, земля, солнце, вода и ветер, но легче от этого не стало. Сути порождали тело, кровь, кожу, глаза, уши, нос и язык, но про то, что они как-то соотносятся с моей неприкаянностью, нигде не говорилось. Быть может, это было указание на то, что нужно искать трансцендентный источник обнаруженных трудностей мировосприятия?
Я открыла Библию - ее с неделю назад приволок от шефа Толик, чтобы процитировать мне часть Нагорной проповеди, да так и забыл отнести обратно, - и наткнулась на предписания пленному народу Израиля из книги пророка Иезекииля: "Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешали вы, и сотворите себе новое сердце и новый дух..." Это было уже понятнее и больше смахивало на конкретные инструкции: скажем, выполнить перепросмотр всей предыдущей жизни на предмет выявления грехов, то бишь неадекватных поступков, устранить возможные последствия этих поступков и... Как создавать себе новое сердце и новый дух, спрашивается?!
Нет, надо было искать что-нибудь попроще и посовременнее, и я открыла "Основы маркетинга" КотЛара, который Оксана до сих пор не забрала из моей комнаты - он так и стоял на полке единственным материалистическим изгоем среди эзотерических собратьев. Душка Котлер сообщил, что сегментирование по признаку пола уже давно проводится применительно к одежде, принадлежностям по уходу за волосами, косметике и журналам. Похоже, он намекал на гендерное происхождение моих проблем, что меня даже несколько оскорбило: нельзя же так заземлено, елки-палки! Или мне помимо нового сердца и нового духа еще и новое тело сотворять придется, лишенное признаков пола и потому неуязвимое не только для туманной тоски, но и для всяких маркетинговых штучек вроде сегментирования, позиционирования и стимулирования?!
Следующим под руку попался кастанедовский "Дар нагваля", и я, в очередной раз презрев запрет на многократное задавание одного и того же вопроса (вопроса-то у меня нет, поэтому могу спрашивать сколько душе угодно!), прочитала: "Теперь мы можем вскрыть оболочку энергетического тела, проделав в его "потолке" некое подобие люка в бесконечность". Ну вот, уже и до вскрытия тела добрались. Семимильными шагами движемся, товарищи! Похоже, пора останавливаться, пока извилины не задымились. И я сделала шаг в сторону дивана, но тут прямо мне в руки спланировала тоненькая книжечка, лежавшая сверху, на более солидных подругах и потревоженная втиснутым на место "Даром нагваля". Книжечка оказалась "Каббалой чисел" Авессалома Подводного, и сама, без всяких манипуляций с моей стороны, открылась на сорок шестой странице. Ничего мистического в этом не было - я сама с месяц назад, в период повального увлечения всевозможными типологическими системами, заложила на этой страничке листок, чтобы вернуться и перечитать текст, когда будет свободное время. Но свободного времени все не было и не было, типология потеряла свою актуальность, и скромная "Каббала" еще нескоро попалась бы мне на глаза, если бы не сегодняшняя попытка разобраться неизвестно в чем.
Я нехотя опустила взгляд на страницу - и мне стало нехорошо. Как же я могла об этом забыть, ведь описание тридцати семи - числа своего рождения - читала самолично?! Ведь тут обо всем написано, черным по белому: и про сильнейшую ломку картины мира, и про видение мира как набора несвязанных или почти несвязанных между собой миров... Ведь это точное описание того, что сейчас со мной происходит! Ведь это и есть то, что я искала! И теперь наконец станет понятно, что надо делать!
Однако понятно так и не стало. Подробно обсудив варианты смещений точки сборки, критерий отличия мага от шизофреника и глубокий шок, возникающий при столкновении с магической реальностью, автор ограничился сообщением, что подготовленный эзотерик становится истинным магом тогда, когда получает посвящение и миссию и исполняет последнюю.
Стало быть, затык в миссии. Я поежилась. Милое словцо ассоциировалось у меня с исключительно неприятными обстоятельствами: каждый раз, когда мы с шефом принимались обсуждать эту тему, я выслушивала массу анти-комплиментов и узнавала о своих злейших пороках много нового и интересного. А что делать, ясно так и не становилось. Единственный же раз, когда я попыталась разобраться с этим сложным вопросом самостоятельно, привел к еще более пагубным последствиям: я вообразила себя истребителем демонов, почти обнаружила за спиной крылья и самурайские мечи, опозорилась перед ВП, и теперь с его легкой руки все домочадцы периодически дразнили меня Ангелом смерти...
Однако совсем никак не решать назревшую проблему было малодушно и недостойно, поэтому я вздохнула и поплелась к шефу.
- Опять не знаешь, как жить дальше? - улыбнулся он, взглянув на мою понурую физиономию.
- Хуже, - вздохнула я. - Я уже не знаю, где жить дальше.
- В каком смысле?
Пришлось рассказать ему об откровениях, посетивших меня за последние двенадцать часов - и после танца, и во время сна.
- Похоже, опять делаю что-то совершенно не то, и все идет наперекосяк, - удрученно закончила я.
- На мой взгляд, идет все просто замечательно, - не согласился он. - А делаешь ты и впрямь все время что-нибудь не то, это у тебя хобби такое.
- Потерять свой мир - что же тут замечательного?! - вспыхнула я, решив не отвечать на укол по поводу "хобби".
- Ты его не потеряла, ты просто наконец осознала, что у тебя его никогда и не было.
- И это хорошо, по-вашему?!
- Вообще говоря, человека, декларирующего, что он духовный искатель, любое повышение осознанности должно радовать.
- Осознанность меня, может, и радует, а вот отсутствие своего мира - нет!
- Отчего же это? - с неподдельным интересом уставился на меня ВП.
- Вы что, в самом деле не понимаете?! - возмутилась я. - У всех есть свой мир, а я...
- Ага, стало быть, опять в толпу захотелось, - понимающе кивнул шеф. - На общесоциальные ценности потянуло. А то, что у всех людей есть не свой мир, а мир, выстроенный для них все тем же социумом, тебя совершенно не волнует? Ведь это мир их родителей. Мир их работы - заметь, в девяносто девяти процентах организованной и управляемой другими людьми. Мир их культуры - точнее, культуры, которую они считают своей, но в которую не внесли никакой лепты, и к которой по большому счету не имеют никакого отношения. Мир газет и телевидения, фабрики грез, мир той структуры, в которую они намертво влипли. Мы же это сто раз обсуждали!
- Но ведь он у них есть, хотя бы такой!
- У них есть иллюзия, что он есть.
- А у меня даже иллюзии не осталось, - тоскливо констатировала я.
- Ну да, я ее разрушил, - согласился он и опять улыбнулся, словно приглашая меня начинать топать ногами и посылать проклятия на его голову.
Но я сдержалась. Посидела некоторое время в задумчивости и спросила:
- Ну, хорошо, объясните мне такую вещь. Ведь избавление от иллюзий - главная цель всех религий, так?
- Нет, не так. Главная цель всех религий - прийти к Богу, а избавление от иллюзий во главу угла ставит только буддизм. Но это, как я тебе уже говорил, не религия. Не может в религии окончательной целью быть нирвана, то есть несуществование.
- Ладно, не хочу я сейчас об этом спорить. Пусть избавляться от иллюзий важно только в буддизме. Я все равно не понимаю: ведь от этого должно стать лучше, почему же мне так плохо?!
- А кто тебе сказал, что станет лучше? Если для тебя привычная иллюзия милее, чем реальность - станет хуже. Это, знаешь ли, как с женой, которая предпочитает не знать, что супруг ей изменяет налево и направо. Неведение позволяет ей жить в иллюзии большой и светлой любви, а разрушь эту иллюзию - что останется? Напрасно прожитые годы. И та же история - с детьми, родителями, друзьями, работой. Иллюзии, создающие иллюзию осмысленной жизни, не более того.
- Альтернативный вариант, как показывает мой небольшой опыт, ничуть не лучше.
- Да ты его еще не пробовала, этот альтернативный вариант! Он ведь не в стенаниях по утраченным иллюзиям заключается.
- А в чем?
- В том, чтобы создать свой мир. Я же тебе уже объяснял: настоящие маги не занимаются подстраиваем под навязываемые им чужие миры, не ищут свой мир черт знает где, не клянчат его у судьбы. Они его творят сами.
- И другого варианта для меня нет?
- Его ни для кого нет, если человек хочет жить в действительно своем мире.
- Утешили... А как его творить-то, хотя бы в общих чертах?
- Здрасьте, приехали! А мы чем все вместе занимаемся?!
- Строим ваш мир, - подумав, твердо ответила я.
- А кто тебе мешает строить свой?
- Так ведь я не представляю, каким он должен быть...
- Его и не будет, пока сама не представишь. Я, к примеру, очень хорошо его вижу, и что с того? Мне, знаешь ли, надоело играть в одну и ту же игру: я предлагаю тебе варианты твоих миров, а ты крутишь носом и говоришь: "Нет, это не мои миры, это ваши, и не надо мне их навязывать. Не хочу слышать от вас, хочу увидеть сама!" Нет проблем - увидь сама.
- Не получается!!!
- Ты просто не пыталась как следует. Не жди, пока тебе план во всех подробностях в голову упадет. Подойди к этому как ученый: изучи чужие миры. Посмотри, как они устроены. Прикинь, что тебе подходит, а что нет, и построй что-то свое. Пусть маленькое, но свое.
- А есть методика изучения чужих миров? - тупо спросила я, ошарашенная открывшимися перспективами.
- Вам нужно методик? Их есть у меня, - усмехнулся шеф. - Каждый человек - это дверь в определенный мир. Обычно ты останавливаешься на пороге, или вовсе ограничиваешься знакомством с дверью, а не с тем, что есть за ней. Двигайся дальше, вот и все.
Объяснил, называется! И хуже всего, что все складывалось: цитата из Иезекииля как раз и говорила о создании нового мира - с новым сердцем и новым духом. "Мокшадхарма" указывала на то, что в каждом мире должны быть исходные первоначала, и об этом стоило позаботиться загодя. Кастанеда рекомендовал выйти за пределы привычной оболочки и открыть люк в бесконечность - должно быть, чтобы почерпнуть там материалы для будущего строительства. И даже Котлер оказался уместным: конечно же, прежде чем создавать новый мир, надлежало провести всесторонние маркетинговые исследования, прояснить запросы потребителя, выполнить сегментирование и как можно точнее позиционировать будущую вселенную на обширном рынке мироздания.
Я открыла было рот, чтобы спросить у ВП, не завалялось ли у него методик попроще, но в то же мгновение почти кожей почувствовала, что вот-вот проснется разгневанный моей недогадливостью и ленью шеф N1. И не оставит камня на камне не только от моих вопросов, но и от меня самой. Инстинкт самосохранения взял верх над строптивостью, и я согласно покивала головой: дескать, все изучу, исследую, выясню и построю в наилучшем виде. И ведь знала же, что снова вляпаюсь в невыполнимое задание, черт побери! Так нет, все равно понесла нелегкая к ВП с вопросами.
Впрочем, сложности изучения чужих миров я, как оказалось, сильно преувеличивала. Раньше это действительно была совершенно головоломная задача - главным образом потому, что я была слишком зациклена на собственной персоне и сопровождавших ее переживаниях. Рассматривать чужие миры не хотелось уже в силу того, что не до конца был изучен и обжит мой личный мир - пардон, его привычная иллюзия. А теперь, когда ничего своего не осталось (не считая сильно поуменьшившейся персоны и еще не полностью изжитых переживаний, которые тоже, как сказал бы шеф, и яйца выеденного не стоили), заниматься чужими жизнями было как раз в пору. Что я и сделала, почти не прилагая к этому усилий: эти самые жизни стали словно нарочно сами лезть мне в глаза и разворачивать передо мной свитки своих сюжетов.
Первым объектом изучения оказался Толик - свой сосед, как известно, ближе к телу, к тому же следующим утром я стала невольным свидетелем грядущих изменений в его судьбе, что дополнительно стимулировало мой исследовательский интерес.
- Баста! - решительно сказал Толик, нарезая хлеб к завтраку. - Надоело мне на стройке ишачить. Вернусь на телевидение, как думаешь?
Последний вопрос относился к ВП, который тоже сидел на кухне и медитативно создавал салат из всех имевшихся дома продуктов сразу. Нежно-зеленый соус неизвестно происхождения дожидался своего часа в миске по соседству.
- Смотря чем ты там думаешь заниматься, - ответил он, задумчиво глядя на селедку: ее сочетание с редиской, копчеными сосисками и консервированным зеленым горошком в данный момент явно занимало его куда больше, чем все телестудии мира вместе взятые.
- Да тем же, что и раньше, - пожал плечами Толик. - Вернусь в свою передачу...
- Не советую, - отрезал ВП, убирая селедку обратно в холодильник и добывая из его недр пару бананов и початую баночку с маслинами.
- Почему?
- Потому что возвращаться в прежнем качестве и делать никому не нужные городские репортажи - для тебя это давно пройденный этап.
- Так ведь повторение - мать учения, - улыбнулся Толик.
- И ты в свои сорок три по-прежнему собираешься в учениках ходить?! - шеф закончил смешивать ингредиенты и торжественно поставил на стол большую салатницу с желто-розово-сине-зеленой смесью. - Дело твое, конечно, но я бы не рекомендовал.
- А что бы ты рекомендовал? - поинтересовался уже почти бывший прораб, загребая себе солидную порцию салата.
- Например, подумать над созданием собственной телестудии. Девчонки, завтрак на столе!
Толик, который никогда не отличался плохим аппетитом, а к стряпне шефа и вовсе относился с трепетом, и потому успел набить полный рот, поперхнулся и долго откашливался, чем немало удивил явившихся по зову ВП Оксану и Наташу.
- Ты хоть представляешь, какие это деньги?! - наконец спросил он, вытаращив глаза то ли от вставшей колом пищей, то ли от поступившего предложения.
- Деньги - это не главное. Был бы стоящий бизнес-план, а финансирование под него всегда найдется. Или ты думаешь, шоу-центр меньших денег стоил?
- Тебе хорошо говорить, - вздохнул Толик, - у тебя вон как легко все получается!
- Легко, - хмыкнул ВП. - Я к этому три года шел. Продумывал в деталях проект, собирал команду единомышленников... Это потом, когда все приготовления сделаны, когда энергия в проект вложена, все начинает само вертеться и крутиться.
- Ну, - будущий медиа-магнат так загрустил, что даже отложил вилку, - если так... На что же я жить буду эти три года, пока все само закрутится?
- Вот ты что сейчас делаешь? - строго спросил шеф и сам ответил: - Изо всех сил доказываешь, что масштабный проект для тебя невозможен. А зачем? Затем, чтобы иметь возможность вернуться на свою привычную жердочку в любимом телевизионном курятнике и издавать там свое привычное "кукареку", которое никто, кроме тебя, не слышит. Так?
- Так, - понуро согласился Толик.
- Потом найдешь какую-нибудь цыпочку с обилием личных проблем и примешься ее лечить и спасать, а затем строить с ней новую ячейку общества. Сколько раз ты это проходил?
Ответом был безнадежный взмах руки - похоже, Толик устал считать, сколько раз он наступал на одни и те же грабли.
- Ну хорошо, допустим, ты прав, - сказал он. - Допустим, я просто пытаюсь вернуться в наезженную колею. Но как ты себе представляешь создание собственной телестудии?! Ходить по спонсорам с протянутой рукой? Пошлют!
- Если с протянутой рукой - непременно пошлют. А ты подумай, кто может быть сам в такой телестудии заинтересован, только пока об этом не догадывается. Не проси, а окажи услугу человеку. Ему нужна студия, а ты знаешь, как ее сделать. И вообще, никто не говорит, что этим нужно прямо сегодня заниматься. Наметь это как перспективную цель, и посмотри, что может быть в таком случае промежуточными целями.
- Создание собственной передачи?
- Или фильма.
- Так это ведь надо съемочную площадку искать, павильон арендовать, актеров нанимать...
- У нас в шоу-центре таких площадок - завались, - подала голос Наташа. - И актеров нанимать не нужно, желающие из Программы сами в очередь выстроятся.
- Вот видишь, - шеф иронично воздел палец вверх, - женщина - и то понимает!
Со мной творилось что-то странное. Обычно в такой ситуации я подключалась к разговору, отстаивала наиболее близкую мне точку зрения, слушала вполуха возражения оппонентов, мысленно подыскивала контраргументы... Сейчас же я занималась тем, что проживала - сама того не желая - эмоции Толика. Оказалось ли решающим мое намерение изучить его мир, или просто смятение человека, которого шеф активно подталкивал к подвигам, было мне более чем понятно, - неизвестно, но приятного в происходящем было мало. Толика (и меня вместе с ним) плющило и корежило, в горле клубились полузадушенные возражения, к тому же что-то противно и тревожно ныло в районе желудка. Гадкое было ощущение, одним словом, к тому же переживать чужие отрицательные эмоции было как-то вдвойне обидно, словно я получала заслуженное другим человеком наказание наравне с ним. И "отлепиться" от Толика не получалось, как я не старалась, пока шеф не заметил, что происходит, и не сказал мне с насмешкой:
- Ты не эмоции пережевывай, а смотри, как мир устроен. Это совершенно разные вещи.
- О чем это вы? - немедленно заинтересовались Наташа, Толик и Оксана.
- О своем, о девичьем, - усмехнулся ВП и спросил: - Ты меня поняла?
- Ага, - удивленно кивнула я: мало того, что поняла, так еще и с негативными переживаниями сразу попустило. Кудесник, однако! Теперь бы еще разобраться, как смотреть на устройство мира...
Но смотреть еще несколько дней удавалось только на самого Толика. Увидеть мир за его физиономией - теперь всегда гладко выбритой и надушенной дорогим одеколоном - никак не получалось. Вместо этого я наблюдала за изменениями в личной и общественной жизни подопытного - а они не замедлили последовать, причем в весьма интенсивном темпе. Почти сразу после разговора с ВП Толик уволился из своей строительной конторы - один объект был уже сдан, ко второму приступить еще не успели, поэтому отпустили его без проблем, разве что слегка покрутили пальцем у виска: кто же уходит в никуда с такой хлебной работы?! Возвращаться на телевидение он тоже не торопился, зато приобрел у кого-то из бывших коллег подержанную камеру (месяца без спонсирования Макса с лихвой хватило на такое приобретение) и по вечерам периодически зависал с шефом на кухне, обсуждая будущие телепередачи из шоу-центра. От обилия вариантов у меня лично разбегались глаза (планировалось снимать Игры, проводить ток-шоу, создавать женские теле-клубы, устраивать тренинговые марафоны для журналистов, организовывать съемки на эстрим-маршрутах и многое другое), но двум увлеченным ментальным "сексом" демиургам все было нипочем, и они продолжали вдохновенно плодить идеи.
Впрочем, далеко не все вечера Толика были заполнены столь продуктивной творческой деятельностью - он все чаще исчезал примерно в половину шестого, а возвращался домой, когда все уже спали - да и возвращался ли, неизвестно, поскольку обычно убегали мы рано утром и с полуночным гулякой не пересекались. На все наши расспросы он лишь таинственно улыбался, хотя по его довольной физиономии было понятно, что без Амура тут дело не обошлось. Толик вел себя как завзятый конспиратор и не только отказывался рассказать что-нибудь о предмете своей страсти, но даже не желал удовлетворять наше любопытство в совсем уж невинном вопросе - он это или она. Мне почему-то казалось, что это женщина, хотя никаких явных подтверждений тому не было.
Тайна открылась неожиданно, когда однажды поздним утром из комнаты Толика выползло нечто заспанное, взлохмаченное, с заплывшим глазом и кровоподтеком на скуле, но весьма довольное.
- Кто это тебя так? - поинтересовался шеф.
- Это не меня так, это я так! - гордо заявил Толик, наливая себе чаю и окидывая нас светящимся взором здорового глаза.
- Ты перешел в категорию садо-мазо? - предположила я.
- Не-а, занялся искоренением мерзости на планете.
- И решил начать с себя, - прыснула Оксана.
- Не угадала, - добродушно улыбнулся Толик. - Просто отметелил одну гнусную мразь, которая позволяет себе бить женщин.
- По-моему, это он тебя отметелил, - возразила я, отмечая про себя, что коль скоро из-за женщины пришлось бить морду, то скорее всего она и есть предмет Толиковой страсти.
- Это издержки спецоперации, - ответил помятый герой-любовник и не удержался от похвальбы: - Да мой глаз - это мелочи. Видела бы ты его рожу!
- А что случилось-то? - выглянула из своей комнаты Наташа.
- Ничего особенного: поскользнулся, упал... - Толик начал приходить в себя и снова включил режим максимальной секретности.
Ну и ладно! Не очень-то и хотелось. Тем более что нам с Наташей пора было ехать на занятия с дамочками, и не опаздывать же из-за того, что из скрытного Толика любую информацию надо клещами вытаскивать!
На занятии мы обнаружили весь женский коллектив в полном составе и добром здравии - если не считать Юлю, на правой скуле которой даже под толстым слоем тонального крема отчетливо проступал багровый синяк, почти идентичный по форме и насыщенности цвета кровоподтеку, который мы час назад имели счастье лицезреть на физиономии Толика. Для совпадения было слишком уж похоже: создавалось впечатление, что специфическим боди-артом занималась одна и та же рука. Мы насели на пострадавшую - и раскололи ее без труда.
Оказалось, Юля действительно крутила роман с Толиком - с самого открытия шоу-центра, - но при этом до сих пор так и не удосужилась заполучить в паспорте штамп о разводе с ревнивым и склонным к рукоприкладству супругом. Означенный супруг, хоть и давным-давно выставленный из квартиры, но еще не утративший законных прав на спутницу жизни, справедливо почувствовал себя рогоносцем и решил нанести ответный удар - в буквальном смысле слова. Он принял на грудь солидное количество коньяка - для храбрости, - подкараулил Юлю, когда она уходила с работы и спешила на свидание с Толиком, и без лишних слов засветил ей под глаз. На Юлино счастье, Толик в тот вечер пришел в оговоренное место раньше времени, и, чтобы не стоять понапрасну столбом в ожидании любимой, пошел ей навстречу. Драматическое выяснение отношений между супругами произвело на него должное впечатление, и он немедленно принял в нем участие. Поединок закончился со счетом семь-три в пользу влюбленной парочки: Толик с Юлей получили два синяка и один подбитый глаз на двоих, а у супруга-деспота были выбиты два зуба, вывихнута рука, разбита губа и порядком разукрашено лицо.
Судя по всему, Толик разлютился не на шутку. М-да, а ведь во время совместной жизни с Максом он казался олицетворением даосской невозмутимости. Что с людьми любовь делает!
После побоища события завертелись по нарастающей: Юля отнесла-таки в суд заявление на развод, а оскорбленный супруг в ответ решил привлечь к ответственности Толика - за разрушение семьи и нанесение тяжких телесных повреждений. Остановить волну его праведного гнева удалось только угрозой, что Юля подаст аналогичный иск - засвидетельствовать трехлетние бесчинства супруга готовы были все Юлины подруги и две соседки по лестничной клетке. Дебошир отнюдь не был заинтересован в такой огласке собственного поведения, поскольку был депутатом то ли рай-, то ли горсовета, и через силу согласился на мирное завершение семейной жизни.
Все разборки в общей сложности заняли три дня, но сожрали такое количество моей нервной энергии, что стало ясно: со степенью вовлечения в жизнь Толика я сильно переборщила. Вроде и не делала ничего особенного, занималась своими делами, только попутно в его сторону поглядывала - а незаметно превратилась из стороннего наблюдателя в заинтересованного участника, пусть и пассивного. Надо было выкарабкиваться на поверхность, а как это сделать, так и не выполнив задания шефа и не выяснив принципы приоткрывшегося Толиковского мироустройства?!
Об этом я размышляла как-то вечером, лежа в постели и прикрыв слипающиеся глаза. Мысли ворочались сонно, обрывались на полпути, сворачивали в многочисленные тупички и переулочки, блуждали по кругу и никак не хотели выводить к нужному результату. Помнится, шеф что-то важное говорил о дверях, но вот что? Кажется, нечто вроде того, что каждый человек является дверью, и можно остановиться на пороге, а можно двигаться дальше. Интересно, что он имел в виду? Как можно двигаться дальше, куда - за человека, сквозь человека, в человека? Двигаться в человека - это занятно. М-м-м, что-то меня опять на сексуальные ассоциации сносит... Я ненадолго вынырнула на поверхность, попыталась сосредоточиться на мысли о дверях, но сонный поток уже нес меня с собой, и я, посопротивлявшись немного, погрузилась в его мягкое мельтешение и поплыла с ним, все дальше и дальше уносясь от событий прошедшего дня.
Сколько времени так прошло - неизвестно. Я определенно спала, уютно свернувшись клубочком под одеялом и подсунув правую руку под подушку. Но какая-то крохотная часть меня продолжала настойчиво выныривать за пределы сна, погружаться и снова всплывать, как будто никак не могла угомониться и отдаться убаюкивающему омуту сна. И эта крошечная часть теребила мирно спящее сознание, постоянно напоминая о какой-то двери - какой, зачем, почему? А мне снилось что-то теплое, летнее - зеленые морские волны, шорох песка под босыми ногами, легкие облака в высоком небе, - и в этом сне, таком расслабленном и успокаивающем, были совершенно неуместны не только двери, но и любые другие детали человеческих строений - окна, крыши, стены и так далее.
И когда в этом сне непонятно зачем возник Толик - мало того, что днем житья от него нет, так еще и во снах путается! - да не просто возник, а преградил мне путь к морю, я почувствовала раздражение. Толик был в данной ситуации гораздо неуместнее дверей, и совсем уж форменным свинством с его стороны было оказаться таким огромным, таким необъятным, что ни слева, ни справа ни обойти, и сверху не перепрыгнуть. Не ползти же по песку между его ногами - это все-таки мой сон, и не хочу я в нем быть гадом ползучим! Море манило к себе, тянуло магнитом, а раздувшаяся вверх и вширь фигура Толика, полупрозрачная и слегка колышущаяся на ветру, как будто специально издевалась надо мной. Куда бы я ни двигалась, она смещалась вместе со мной, по-прежнему закрывая собой горизонт. Я постояла недолго, глядя на этот глумливый мыльный пузырь с зыбкими очертаниями Толика, разозлилась окончательно и двинулась прямо на него. Пузырь с перепугу начал уменьшаться, но делал это слишком медленно, словно не рассчитывая на серьезность моих намерений, и в тот момент, когда я подошла к нему почти вплотную, он был все еще слишком велик и слишком загораживал собой небо и море. Теперь он совсем не напоминал Толика - скорее это была огромная переливающаяся радужная пленка, натянутая на невидимый объемный каркас. "А можно двигаться дальше", - щелкнуло у меня в голове, и я, зажмурившись, шагнула вперед. Ощущение было такое, как будто я продираюсь через очень тонкую, но плотную и вязкую мембрану. Длилось это ощущение долю секунды, а потом пленка с хлюпаньем лопнула, меня обдало холодом, и я резко открыла глаза.
Море и небо исчезли - пространство, в котором я находилась, было почти полностью черным, лишь где-то очень высоко над головой угадывался источник света, но не точечный, а протяженный, как будто там, в бесконечной вышине, висела светящаяся плоскость, или даже целые пачки светящихся параллельных плоскостей. Странность заключалась в том, что их свечение было, без всякого сомнения, очень ярким, раскалено-солнечным, но почему-то практически не проникало сюда, в нижний мир. Как будто сама темнота была антрацитово-глянцевой, а ее верхняя граница, отполированная кем-то до состояния безупречной гладкости, полностью отражала световой поток и не пропускала сквозь себя ни единого кванта света - откуда же тогда я знала о том, что он вообще есть?!
Отчаявшись разобраться с этим парадоксом, я принялась рассматривать пространство, в котором оказалась. Поначалу оно показалось мне пустым, но впечатление было ошибочным: на самом деле его пронизывали запутанные шнуры-лианы, а между ними медленно плыл вверх огромный черный шар. Не встретив препятствий, я без труда переместилась внутрь шара и поняла, что он вовсе не черный, а прозрачный, просто до краев заполненный тьмой. Тут же прояснился и вопрос с источником света: шар хранил память о светящихся плоскостях наверху, и даже в совершенном мраке эта память создавала иллюзию их присутствия, предчувствие неизбежной встречи с ними.
Шар между тем продолжал подниматься вверх, отполированная граница медленно приближалась, но светлее от этого не становилось - должно быть, в этом мире распространением света управляли совершенно другие законы, нежели в нашем. Я ждала, задрав голову вверх. Сам шар явно трансформировался: чем выше он поднимался, тем больше в диаметре становился, но я старалась не отвлекаться на это: слишком важной казалась встреча с границей между светом и тьмой. Мы подплыли вплотную к ней, но ничего сверхъестественного не случилось: граница вспучилась, надулась каучуковым пузырем, повторяя форму шара и словно силясь его остановить, а потом вдруг просто исчезла.
Но свет не хлынул вниз потоком, как я рассчитывала - он просто заполнил собой ту часть шара, которая пересекла границу, аккуратно, как ложащийся на кусок хлеба слой масла. Теперь сам шар походил на пузырь, висевший между двух одинаково плотных сред, и какая-то сила выталкивала его из одной среды в другую. Освещенная часть становилась все больше, наполненная тьмой - все меньше, и когда нижняя часть шара пересекла грань между средами, я посмотрела под ноги. Так и есть: отполированная, идеально отражающая поверхность, не пропускавшая ни единого намека на черноту - так, словно далеко внизу и не было никакой тьмы. И лишь память шара хранила информацию о том, что на самом деле он есть - мир бесконечного, непроницаемого мрака. А света становилось все больше и больше, светились не только плоскости над головой, но и шнуры-лианы - точная копия тех, нижних. Диаметр шара увеличился раза в четыре с тех пор, как я в него попала, а душу распирало от какого-то неземного, сияющего восторга. Казалось, подъем и расширение будут длиться вечно - но через некоторое время огромный шар доплыл до первой из череды светящихся плоскостей - и вдруг, спружинив, отразился от нее, как от непреодолимой преграды.
Теперь мы летели вниз - уменьшаясь и с неотвратимостью приближаясь к рубежу, за которым пряталась кромешная тьма. И все повторилось задом наперед: граница выдулась вниз сверкающе-белым пузырем и пропустила нас. В нижнюю часть шара начал заползать густой, плотный мрак, постепенно вытесняя свет - до тех пор, пока граница не сомкнулась над верхней частью шара, отрезая его от света. И мы опускались и сжимались, сжимались и опускались... Я успела с ужасом подумать, что это погружение в концов сожмет шар в точку, и меня вместе с ним, но этого не случилось. Превратившись в крошечную сферу, шар отразился от невидимого препятствия - должно быть, об одну из черных нижних плоскостей, идентичных светящимся - и начал подниматься обратно вверх...
Уже выскользнув из него и провожая взглядом его полет, похожий на движение кабины бесшумного лифта, я вдруг поняла, как устроен этот мир. Плоскостей на самом деле не было - ни черных, ни светящихся. Их создавала хранящаяся в шаре память о свете и тьме. Именно память о скрывшейся внизу черноте заставляла шар отражаться от иллюзорной плоскости света и возвращаться назад, во мрак. Иллюзорных плоскостей было несколько - из соображений подстраховки: если каким-либо образом шар сумел бы миновать первую, на его пути встала бы следующая, и так далее. Точно так же память о сияющем вверху свете останавливала погружение шара в темноту и отражала его от иллюзорной границы тьмы. И самого водораздела между светом и тьмой тоже не было - он был таким же порождением движущегося шара, как и параллельные плоскости высоко вверху и глубоко внизу. Оставалось понять природу самого шара, но тут что-то вышвырнуло меня из сна - минуя берег моря и шарообразного Толика, прямо в мою комнату.
Потом я долго не могла заснуть - видения двухслойного черно-белого мира так и стояли у меня перед глазами. И почему-то не хотелось думать банальностями, привязывая сюда добро и зло, между которыми всю жизнь мечется душа человеческая. Все философские теории казались мертвыми по сравнению с этим прикосновением к тайне чужого мира...
Утром я не удержалась и пересказала свой сон Толику, вполне отдавая себе отчет, что он может покрутить пальцем у виска и посоветовать мне заняться собственной личной жизнью, дабы не продуцировать всякий бред понапрасну. Но отнесся к моему рассказу на удивление серьезно, а когда я дошла до эпизода спуска во мрак, который, казалось, никогда не закончится, и вовсе помрачнел:
- Было дело, года два назад. Как будто вошел в штопор, и сам остановить падение уже не можешь. Месяца два, по-моему, запой продолжался, пока меня Петрович не вытащил. И знаешь что хуже всего в этом состоянии?
- Физические ощущения? - предположила я, безуспешно пытаясь представить, как можно пить два месяца кряду. Противно же!
- Фигня все эти физические ощущения! Хуже всего, что при неглубоком погружении в этот мрак память о свете, который наверху, здорово помогает. Держит на плаву, как надежда, которая умирает последней. Вот "луч света в темном царстве" - очень точное описание. Должно быть, у Островского тоже запои случались неслабые, знал мужик, о чем пишет. Так вот, пока ты неглубоко вляпался в свое дерьмо - еще ничего, но если капитально погрузился - тогда все, кранты. Тогда любое напоминание о свете - он ведь оттуда, со дна кажется недоступным, навсегда потерянным, - превращается в пытку. И забыться невозможно, разве что надраться до чертиков.
- Веселая у тебя жизнь, - восхитилась я. - А изменить правила игры не пробовал?
- Держал бы меня здесь Петрович, если бы я не пробовал! - усмехнулся он. - Видишь, уже два года держусь, больше чем на метр не погружаюсь. Сейчас вообще явный подъем идет, опять свет в жизни появился...
- То, что ты от счастья светишься, это заметно, но я не об этом. Там же наверху у тебя тоже отражатели - почему бы их вообще не устранить?
- Ты думаешь, это так просто? Погоди, доберешься до своих любимых фишек, погляжу я на тебя.
- То есть заранее готов к тому, что через некоторое время опять будет... - я запнулась, подыскивая подходящее слово.
- Жопа, - подсказал Толик. - Я не то чтобы готов, я к такому развитию событий просто привык. Но, - он торжественно поднял палец вверх, - на сей раз есть надежда, что "отражатели", как ты их называешь, удастся проскочить.
- У вас с Юлей все настолько серьезно? - улыбнулась я.
- Должен же когда случиться и на моей улице праздник, - развел руками Толик, а я подумала, что в продолжительность случившегося праздника мне что-то не верится. Даже начинающему анализатору сказок и жизненных сценариев вроде меня было ясно, как Божий день, что ничего по большому счету не изменилось. Толик по-прежнему играл роль спасателя, избавителя и благодетеля, а Юля... Юля, помнится, мечтала не столько о большей и светлой любви, сколько о квартире, машине и Багамах (дались им все эти Багамы!). Правда, в отличие от Макса, девушка собиралась заработать на эту красивую жизнь сама - но ведь это было давно, еще до того, как Толик в роли джинна, исполняющего любые желания и точным хуком посылающий в нокдаун мужа-придурка, появился на ее горизонте. А к хорошему человек привыкает быстро и, как правило, столь же быстро от постоянного присутствия исполнительного джинна портится...
Сообщать свои пессимистичные прогнозы я не стала - зачем портить человеку краткий период счастья?! - и сочла собственную миссию по изучения мира Толика практически выполненной. Надо было срочно определяться с кандидатурой следующего объекта исследований, иначе я рисковала навсегда превратиться в актера одной роли, то бишь в ученого, специализирующегося на одном-единственном явлении.
Вариантов было множество: и наши дамочки, и учащиеся Программы личностного роста, и Оксана с Наташей, и даже сам ВП. Поразмыслив, Наташу и Оксану я решила пока не трогать: они-то всегда под рукой, и в случае необходимости я вполне успею провести экспресс-диагностику, - так, во всяком случае, мне самонадеянно казалось. Шефа тоже оставила на закуску, но уже по другой причине: подступаться к нему было страшновато, ведь коль скоро у вполне мирного Толика обнаружился такой мрак, то что можно увидеть в мире ВП?! А вот миры дамочек так и просились в исследование: во-первых, я регулярно занималась ими, так сказать, по долгу службы, то есть на занятиях, во-вторых - с не меньшей частотой лицезрела многообразие их проявлений в стенах шоу-центра.
Лицезреть, надо признаться, было что. Участницы женской программы восприняли полосатое воплощение в жизнь мечты шефа о более творческом мироустройстве с таким энтузиазмом, как будто сами мечтали о том же буквально с пеленок. Энтузиазм выражался в том, что они пропадали в шоу-центре все свободное время, вызывая справедливые нарекания детей и супругов, обеспокоенных внезапным "исчезновением" мам и жен. С детьми и супругами боролись по-разному: кто-то приводил их к нам (Тамара, например, притащила на субботнюю "дискотеку" с суфийским вращением своих великовозрастных сыночков, и Программа личностного роста обрела двух новых участников); кто-то разрывался между домом и шоу-центром, а кто-то с несгибаемым упорством отстаивал свое право на личную жизнь.
К числу "несгибаемых" относились главным образом Зина и Лариса. У последней развивались столь бурные отношения с нашей Оксаной (что-то многовато судьбоносных танцев случилось на открытии центра!), что на знаменитый гарем времени практически не оставалось. На занятиях она жаловалась, что обделенные лаской, теплом и вниманием мужики все чаще устраивают ей сцены ревности.
- Нет, вы посмотрите на нее! - строго, но беззлобно комментировала ее рассказы Тамара. - В стране вон сколько женщина одиноких, мужики в постоянном дефиците, а она завела себе такой "цветник", и плачется. Эгоистка! Ни себе, ни людям! Отпустила бы их, и все дела.
- Да я бы и рада их отпустить, - притворно печалилась Лариса. - Так ведь не уходят! Говорят, им кроме меня никто не нужен...
- Еще бы! Приворожила мужиков, а сама хвостом вильнула - и на гулянки.
- Ничего не поделаешь, страсть не выбирает, - Лариса вздыхала уже по-настоящему, и томно опускала вниз глаза, в которых играл нешуточный огонь, но ее вздохи у остальных дамочек сочувствия не вызывали. За время обучения в нашей программе они расстались с изрядной долей комплексов и жестких установок, однако откровенная демонстрация лесбийских отношений их все же порядком коробила. Ларису, мир которой держался на трех китах - приключениях, самолюбовании и страсти - сдержанное осуждение подруг совершенно не смущало. Она привыкла жить так, как считала нужным, и эпатировать окружающих своим поведением для нее было так же естественно, как всем прочим - вести себя в соответствии с нормами приличий. Я же, глядя на нее, думала о том, что проникнуть в мир этой знойной женщины вряд ли получится: слишком уж вызывающей и необычной она была даже для меня.
Зина тоже всех шокировала, но по совершенно иной причине. Не успели мы привыкнуть к ее экстравагантным нарядам и прическам (знакомым, перед которыми Зинуля годами щеголяла в затрапезном "секонд-хэндовском" костюмчике, при виде ее разноцветной прически и "ковбойского" прикида пришлось еще хуже, но речь не о них), как она выкинула новый фортель: не на шутку увлеклась лепкой. Впрочем, слово "увлеклась" - слишком бледное и слабое для неугомонной натуры нашего бизнес-колобка. Она отдалась новому хобби с не меньшей страстью, чем Лариса - отношениям с Оксаной, она погрузилась в него с головой - во всяком случае, глиной измазывалась по уши и выглядела при этом очень счастливой. Все знакомые, родственники и даже сослуживцы знали, что если Зина не мотается по делам своей фирмы и не сидит у нас на занятиях, то найти ее можно в одном-единственном месте. Теперь она дневала и почти ночевала в "Мире народного творчества", до которого у Наташи по-прежнему не доходили руки, и он плавно перешел под Зинину опеку.
"Миру" это пошло на пользу (теперь здесь не только лепили из глины и резали по дереву, но и делали витражи, плели макраме, занимались мозаикой и даже пытались ткать ковры), Зинуле - тоже. Из-под ее коротеньких, пухленьких пальцев выходили удивительные глиняные человечки - маленькие и пузатенькие, под стать "родительнице", с уморительными рожицами и не менее потешными позами. Но самое странное заключалось не в том, что фантазия у Зины оказалась неисчерпаемая, и ряды непохожих один на другого человечков множились день ото дня - самой странное заключалось в том, что возле нее почти неотлучно сидел Гриша и этих самых человечков раскрашивал. Эта требующая сноровки и воображения работа почему-то доверялась ему одному - и не зря, потому что под грубыми, здоровенными Гришиными пальцами человечки оживали, смеялись и плакали, корчили рожи, мечтательно смотрели вдаль и объяснялись в любви.
Творческий тандем работал на зависть всем, с каким-то мистическим взаимопониманием, а во взглядах, которые Гриша украдкой бросал на Зину, читались не только уважение к коллеге и восхищение ее креативностью, но и куда более глубокие и неожиданные для него (не говоря уже про окружающих) чувства. А во мне рождалось необъяснимое логически, недоказуемое и невероятное, но совершенно железобетонное предчувствие, что этим двоим не помешает ни разница в возрасте (Зина почти годилась Грише в матери) и росте (она едва доставала до его груди), ни нестыковки в жизненных сценариях, ни недоумение окружающих, ни материальные сложности, ни пропасть жизненного опыта. Образовавшаяся парочка, напоминавшая известную сказку о соломинке и мыльном пузыре, выглядела комично и одновременно вполне естественно. Словно два нестандартных сапога - кирзовый сапожище размера эдак сорок пятого и маленький полудетский сапожок с кокетливым бантиком на боку и неуместным, по-мужски жестким каблуком - наконец нашли друг друга, хотя, похоже, сами еще не догадывались об этом...
При всей несхожести в разворачивающихся сюжетах, в поведении и - особенно - во внешности в Зине и Ларисе было что-то общее. Что-то, заставлявшее меня, сравнивая и противопоставляя этих женщин, низенькую толстушку с мальчишеским хохолком на затылке и знойную красавицу с копной длинных волос, рассматривать их как связанную невидимыми нитями пару, хотя природу этой связи я понять никак не могла. Поразмыслив над ней пару дней, но так ни к чему и не придя, я поняла, что процесс пора интенсифицировать: и так кучу времени убила на изучение мира Толика, если так пойдет и дальше, то исследованиями я буду заниматься до пенсии - а жить когда?!
Собственно, эти два дня я не столько размышляла, сколько ждала, пока кто-нибудь из выбранных дамочек посетит меня во сне, чтобы воспользоваться уже однажды получившимся трюком с вхождением в человека как в дверь. Но сны мне, как назло, если и снились (в чем я вообще сомневалась, поскольку после пробуждения сознание оказывалось почти девственно чистым), то совсем не о том и не с теми. Пробовала поискать связь между Зиной и Ларисой, вычерчивая на бумаге мудреные психограммы, анализировала их так и эдак - без толку. Вместо дверей - сплошные тупики и глухие стены. И тут меня осенило: а зачем ждать, пока дверь, то бишь человек, явится ко мне сама, если можно ее вызвать, если не во сне, то хотя бы в воображении? Попытка не пытка, я в любом случае ничего не теряю...
С этим напутствием самой себе я улеглась на диван, расслабилась, прикрыла глаза, представила образ Зины и попробовала шагнуть в него, как недавно - в Толика. Не получится, так не получится. Увы - получилось, и как! Как будто я распахнула люк несущегося на полной скорости самолета, и меня швырнуло назад шкальным порывом воздуха. Никакого самолета, конечно, не было, но ощущение сминающей и выбрасывающей прочь силы - было, и очень четкое, почти физически ощутимое. Радушно же здесь встречают гостей, ничего не скажешь! Правда, никто меня особо не приглашал, так ведь и сама Зинуля обычно ко мне во сны без спросу шастает - и ничего, на суровый прием ни разу не жаловалась.
На мгновение мне показалось, что я чувствую спиной "изнанку" Зины и сейчас вверх тормашками вылечу обратно, но бивший в лицо ветер вдруг поменял направление и устремился куда-то вправо и вверх, вздымая тучи пыли и... песка. Да-да, самого настоящего песка: пространство, в котором я "очутилась", было жаркой пустыней без единого деревца и без признаков человеческого жилья, а над ней бесцельно и хаотично носился ураганной силы ветер. Вскоре я поняла, что в его нападении на меня не было ничего личного или преднамеренного - я просто случайно оказалась на его пути. Так могут легко затоптать зазевавшегося мышонка спешащие куда-то слоны, так может придавить случайного путника падающее дерево, так уничтожает селевой поток встретившиеся по дороге аулы - в общем, я еще легко отделалась.
Ветер вел себя как расшалившийся мальчишка, по ошибке наделенный силой нескольких взрослых людей - шутя преодолевал огромные расстояния, швырял во все стороны песок, закручивал высоченными столбами вихри, создавал и тут же разрушал песочные замки, раздирал и сжимал пространство, словно испытывая его на прочность. Похоже, это и была жизненная энергия Зины - беспокойная, неистовая, не знающая пределов и ограничений, не находящая себе достойного применения и потому бессмысленно мечущаяся во все стороны. Эх, такую силищу - да в мирных бы целях...
Стоило подумать об этом, как посреди бесконечной пустыни возник каменный столп - темный и прочный, почти правильной параллелепипедной формы. Обнаружив новообразование, ветер радостно рванул к нему и принялся поливать его рубленные грани струями песка. Столп не возражал - он словно только того и ждал, когда скульптор-ветер наконец займется им и придаст более благообразный вид, сгладит острые углы, смягчит резкие выступы... Невозмутимый столп и неуемный ветер - вместе они составляли отличную пару. "Кажется, это Гриша", - предположила я, и тут же получила подтверждение своей гипотезы, "увидев" столп изнутри. Конечно же, Гриша: монолитность внутренних связей, жесткое взаиморасположение частей, стабильность и надежность, незыблемость и догматичность, упорядоченность и размеренность, бесконечная мертвая правильность, которой так не хватало живой и сумасшедшей энергии ветра! Поймав себя на том, что представшее мне зрелище носит слишком интимный характер и не предназначено для посторонних глаз, я "вынырнула" обратно. И еще несколько минут, восстанавливая дыхание, с удивлением прислушивалась и присматривалась к своей тихой и спокойной комнате - после Зининого перенасыщенного движением мира она казалась почти склепом.
Окончательно придя в себя, я вспомнила о Ларисе: не мешало бы и в нее "войти" именно сегодня, пока нежданно-негаданно обнаруженный метод работает, и пока дверь не закрылась! Тут же захотелось есть, пить, спать, принимать ванну и вообще заниматься чем угодно, только не погружением в еще один мир - включились механизмы внутреннего саботажа. Зная за собой умение откладывать любое дело в столь долгий ящик, что извлечь его обратно бывает просто невозможно, я утихомирила взбунтовавшийся организм, с большим трудом, но все же сосредоточилась и приступила к изучению следующего объекта - не без внутреннего трепета. А ну как новая среда окажется еще агрессивнее прежней?
Волновалась я напрасно: Лариса "пропустила" меня сквозь себя без проблем, и в открывшемся пространстве никто не собирался на меня нападать. В отличие от Зининого мира, здесь не было ни песка, ни ветра. Нижнюю часть пространства заполняла жидкость - густая и тягучая, меняющая цвета от молочно-белого до охристо-желтого, искрящаяся золотистыми пузырьками, завораживающе красивая. Впрочем, в этом мире все было завораживающе красивым: и центростремительное вращение жидкости, стягивавшейся в зияющую по центру воронку, и пронизанный неземной мелодией воздух над воронкой, и напоенный ароматами розы и сандала воздух над ней, и даже сама воронка, излучавшая мягкий оранжевый свет. Слегка портили впечатление только несколько размазанных черных точек, барахтавшихся в этой вселенской центрифуге и медленно приближавшиеся к ее центру. Присмотревшись, я поняла, что самые крупные точки - это четыре крошечных мира, безнадежно влипшие в густую жидкость, которая несла их прямо в центральный водоворот. И стало ясно, что эти четыре мини-вселенные - те самые члены "гарема", а точки поменьше - прошлые жертвы, давно оставленные, забытые, но так и не освободившиеся от чар любвеобильной и изменчивой Кармен. Очарование искрящегося, ароматного и мелодичного мира вдруг потускнело, и на ум начали приходить сирены, заманивающие сладкоголосым пением корабли на скалы, росянки, соблазняющие доверчивых мошек капельками влаги и безжалостно пожирающие их, приворотные зелья и прочая мерзость. Но самое главное - во всем этом не было самой Ларисы. Воронка работала сама по себе, искрящаяся жидкость привлекала новые жертвы помимо ее воли, а хозяйка этого мира была не более чем его рабыней, и увидеть ее осознанное, активное присутствие никак не удавалось.
Мужественная, расшвыривающая всех в стороны, постоянно идущая на таран Зина - и женственная, очаровательная, заманивающая в свои сети Лариса. Ян, долго искавший и наконец нашедший свой Инь, свою точку приложения сил - и Инь, поглощающий все подряд в бесконечных поисках своего Ян. Женщина-воин поневоле - и женщина-вамп, тоже поневоле. Две стороны одной медали. Вот почему они казались мне чем-то единым...
И тут я допустила ошибку. Решила, что все уже поняла, все механизмы изучила, все ключики к дверям чужих дверей подобрала, и остается лишь щелкать их как орехи. Коль скоро аналогии между мирами Зины и Оксаны были столь прозрачны и очевидны, напрашивался следующий логический шаг: изучить мир Оксаны, войдя в него через мир Ларисы - так же, как я сделала это с Гришей и Зиной. Но стоило только подумать об этом, как меня накрыла волна тошноты и головокружения. Почти такая же, как те волны, что возникали, когда наши дамочки пытались вызвать меня во сне, только гораздо более мощная. Я резко открыла глаза, выбираясь из разом опротивевшего и обнажившего все скрытые опасности пространства, но было поздно: перед открытыми глазами мельтешили все те же черные точки, а солнечное сплетение скрутила резкая боль. Вот тебе и Оксана, вот тебе и менеджер, никакой магии, исключительно социальная направленность действий! На входе в ее мир стояла мощная защита, и без разрешения туда соваться не стоило - если, конечно, не ставить задачу получить максимум неприятных ощущений за минимум времени и потом долго приходить в себя под контрастным душем.
После душа я решила, что сегодня больше никуда не полезу: хватит с меня приключений, к тому же надо как-то систематизировать уже полученный материал. Шеф-то мне рекомендовал заняться изучением чужих миров не для развлечения, а для того, чтобы найти что-нибудь подходящее для построения собственного мира! Итак, что можно было бы взять из трех - нет, даже четырех! - открывшихся миров? У Толика - память о свете, не исчезающую даже в моменты самой черной депрессии и вытаскивающую на поверхность. Практичная штука, что ни говори. У Зины - энергичность и неутомимость, готовность изменять окружающую среду в любое время дня и ночи. Только в меру, конечно. У Гриши - внутреннюю стойкость перед внешними воздействиями. У Ларисы... У Ларисы брать не хотелось ничего, но для настоящего ученого такой эмоциональный подход неприемлем. Если вдуматься, в ее хищном поглощающем мире все же было нечто полезное и сущностно важное: в нем был центр, вокруг которого вращалась ее вселенная. Поместить себя в центре своего мира - хорошая идея, надо будет с ней поработать.
Оставалась еще Оксана, и хотя в ее мир мне не удалось заглянуть даже краешком глаза, мысли почему-то упорно возвращались именно к нему. Ах да, защита! То, что совсем не помешало бы и мне самой: поставить защиту на вход в свой мир и не дергаться от каждого визита непрошенного гостя. Интересно, как ставить эту защиту? Как на обычную земную дверь, что ли? Вешать замки, подключать сигнализацию? Или - более романтично - писать на ней защитные руны, произносить заклинания, визуализировать внутреннего стража? А что, мой внутренний нахал и циник на эту роль вполне подошел бы, жаль только, что у него нет никаких атрибутов, кроме голоса, да и тот слышу только я. Ладно, надо сначала рассмотреть свою дверь - а там будем решать, что именно с ней делать.
Здесь, в этом совершенно прагматичном и безопасном месте (к себе же собираюсь, не к кому-нибудь чужому, и по делу, а не из праздного любопытства!) меня поджидал второй удар за день. Моей двери нигде не было (что, в общем, неудивительно: учитывая печальный сон с коридорами, такой поворот событий можно было предположить заранее!), посему и защищать было нечего. Но ведь как-то же дамочки в мои сны попадали - значит, вход где-то все же имеется! К тому же я пусть худо-бедно, но живу, значит, где-то должно быть мое пространство! Тут меня и накрыло: моим - если не миром, то временным пристанищем, был сам коридор, ветвящийся и пустой, с бесконечными рядами чужих дверей и безжизненным светом люминесцентных ламп. Унылый проходной двор - вместо уютного дома, казенная и застывшая общественная приемная - вместо живых пустынь, океанов и скал. Монотонный, безликий мир, заключенный в плен серостью стен и белизной потолка и пола, отгороженный и от неба и от земли.
Открытие это - по понятным причинам - меня не обрадовало. Рыдать я, конечно, не стала - видимо, сопутствующие осознанию этого факты слезы выплакались еще несколько дней назад, после сна на эту же тему, но помрачнела сильно. Настолько сильно, что даже ехидный внутренний голос не решился высунуться с комментариями. А шеф еще говорил, что у меня нет никакого своего внутреннего мира, и предлагал порадоваться по этому поводу! Действительно, наверное, стоило порадоваться: лучше бы его вообще никакого не было, чем такой убогий и тоскливый...
И опять выходило, как ни крути, что без пояснений и советов ВП не обойтись. Что мне теперь делать-то: строить свой мир с нуля, исходя из предположения, что никакого другого все равно в наличии не имеется? Реконструировать это коридорное уродство? Или разрушить его до основания, как завещали наиболее радикальные ленинцы? По дороге в шоу-центр (поскольку дома шефа не оказалось, пришлось ехать по его следам) мне пришла в голову здравая мысль: не стоит спрашивать об этом в лоб, а то дражайший ВП опять загрузит так, что неделю буду приходить в себя. Сделаю вид, что я просто решила отрапортовать ему о своих достижениях в изучении чужих миров - тем более что достижения имелись, и немалые! - а там, под шумок, обмолвлюсь о своем недоразумении с коридорами, и посмотрю, как он на это отреагирует.
Реагировал шеф как всегда непредсказуемо (интересно, научусь я когда-нибудь предугадывать его поведение, или это в принципе невозможно?): во-первых, от достижений моих в восторг почему-то не пришел. Небрежно стряхнул пепел с сигареты и сказал:
- Для начала неплохо. Но на самом деле то, что ты описываешь, это не миры, а так - прихожие, взгляд из-за приоткрытой двери.
- Почему это?! - оскорбилась я, едва не забыв о тайной цели беседы.
- Потому что для реально функционирующих миров это слишком схематично, поверхностно, статично и формально. Настоящие миры - они живые, динамичные и гораздо более абстрактные, понимаешь?
- Понимать-то я, может, и понимаю, но куда деваться, если они мне именно такими видятся?
- Я же говорил: ключ в том, чтобы двигаться дальше. Причем двигаться дальше можно и нужно все время, а не только переступая порог. Тогда ты начнешь погружаться в мир и изучать его изнутри.
Я автоматически кивала, размышляя, как бы перебраться к более животрепещущей теме. С креативом было туго: заговорю о защите, стоящей на входе в мир Оксаны, и спрошу, как обзавестись такой же - он мне тут же напомнит, что человеку, работающему на канале, никакая специальная защита не требуется, надо просто поменьше на своей бренной личности зацикливаться. Стало быть, этот вариант отпадает. Зайду со стороны принципов построения собственного мира - скажет, что рановато мне еще об этом думать, надо сначала имеющиеся миры исследовать, как полагается. Тоже не годится. Что же делать? Решила плюнуть на первоначальную стратегию и рассказать обо всем честно и прямо. Будем надеяться, шеф меня сначала пожурит, что я копнула этот "коридорный" мир, как и все остальные, очень неглубоко, а затем успокоит, что в реальности бесконечные ряды дверей выглядят куда более обнадеживающим, творческим и радостным образом. Но он вновь обманул мои ожидания: не стал меня ни журить, ни утешать, вместо этого с неожиданной ухмылкой спросил:
- А ты не задумывалась, куда деваются люди, исчезающие за дверями?
- Что тут задумываться: попадают в свой мир и там остаются, - ответила я, еще не чувствуя подвоха.
- Но ведь ты можешь войти в любую дверь, и за ней нет никакого мира, только новые коридоры?
- Ну да.
- И никто обратно не выходит?
- Нет...
- То есть они просто выходят за дверь и исчезают, так?
Я озадаченно согласилась.
- Ну? - выжидательно посмотрел на меня ВП. - Неужели до сих пор не дошло? Это же совсем просто.
- Не дошло...
- Ни в какой свой мир они не попадают, потому что за дверью его просто нет, и ты сама многократно в этом убеждалась. Вопрос на засыпку: что же тогда с ними происходит?
- Просто исчезают, что ли?!
- Или умирают, как принято называть этот процесс в твоей повседневной реальности.
- Не может быть, - прошептала я севшим голосом: мало того, что живу на проходном дворе, так по нему, оказывается, покойники на кладбище отправляются! - Чтобы они все, дружными рядами, вот так вот, прямо на моих глазах... Не может быть! А почему же со мной того же самого не происходит?!
- Действительно, а почему с тобой того же самого не происходит? - улыбнулся он.
- Ничего не понимаю, - я потерла внезапно разболевшиеся виски и беспомощно развела руками. - Просто бред какой-то.
- Скажи, а ты ведь можешь не только войти в любую дверь, но и вернуться обратно? - проигнорировав мою растерянность, поинтересовался шеф.
- Кажется, да... - я попробовала восстановить в памяти слегка поистершийся сон. - Да, несколько раз я такой финт точно проделывала, только это ни к чему не приводило. Входишь - коридоры, выходишь - все равно коридоры. А что?
- А выводить кого-нибудь обратно пробовала?
- Нет, зачем? Я же считала, что они попадают туда, куда нужно...
- Они и попадают туда, куда нужно, хотя не факт, что им это нравится. Многие не прочь вернуться...
- Подождите, - смысл сказанного начал медленно просачиваться в голову и по-пластунски подползать к моим мозговым извилинам, - вы что же, хотите сказать, что если я выведу кого-нибудь обратно, то он это... Вернется к жизни?! Как воскресший Лазарь?!
- Ну, а чем еще, по-твоему, ангелу смерти заниматься? По коридорам без толку шляться, что ли?
- Да никакой я не ангел смерти! - возмущенно заорала я. - Сколько можно издеваться?!
- А у тебя есть другое объяснение этих твоих... м-м-м... видений?
- Было у меня другое объяснение, но вы от него камня на камне не оставили!
- Осталось только забиться в угол от ужаса и верещать, что опять я во всем виноват, - насмешливо прокомментировал он. - А потом убедить себя, что все это полный бред и ничего такого в твоей жизни не было - ни снов с коридорами, ни прикосновений к чужим мирам, ни сегодняшнего разговора. Был только долгоиграющий глюк, наведенный подлым гипнотизером Петровичем. В таких телодвижениях ты большой специалист.