Очередная выволочка, посвященная моим "путешествиям" по чужим вселенным, состоялась уже через день после того, как я героически преодолела тяготение светящегося шара ВП и очнулась в своей комнате ни с чем. Впрочем, не исключено, что выволочкой этот внешне спокойный разговор казался только мне. Шеф, сидевший по-турецки на подушке напротив меня и попыхивавший новой бриаровой трубкой, в душе вполне мог считать, что проводит обычный "разбор полетов", а замыкавший треугольник банкир, погрузившийся с помощью побулькивающего кальяна в дебри собственного внутреннего мира, слушал нашу беседу вполуха и вообще, по всей видимости, не находил в ней ничего занимательного.
Мы расположились в полутемном "табачном" зале - то есть это ВП с Борисом расположились, вальяжно и томно втягивая в себя пряные струи дыма, а я сидела как на иголках, с трудом сдерживая раздражение то ли от навязчиво-экзотических запахов, то ли от выпадавших на мою долю замечаний. Народу в зале было мало, и немногие любители табачных изысков, которые замерли по углам, отдавшись медитативному поглощению никотина, едва угадывались в мерцающем красном свете четырех массивных металлических светильников.
- Это не проникновение в мир, - методично добивал меня шеф. - Это всего-навсего просмотр "мультиков" о нем.
- Ничего себе, "мультики"! - возмутилась я. - Меня там плющило и таскало туда-сюда, как в кофемолке!
- Ну и что с того? Кинестетические ощущения у тебя тоже "мультяшные", а не настоящие. Обычный глюк, к тому же весьма поверхностный...
- Не понимаю, чего вы от меня хотите, - вздохнула я. - Сказали: не останавливаться на пороге, а идти дальше - я это и делала. Надо было землю носом рыть, что ли, чтобы впечатления не были поверхностными?!
- Скажи, а чем просмотр мультика - или, допустим, фильма о каком-либо мире - отличается от реального переживания этого мира? - въедливо спросил ВП.
- Набором ощущений, чем же еще. Как говорили классики, материя суть объективная реальность, данная нам в ощущениях.
- Разве у тебя нет ощущений, когда ты смотришь фильм?
- Есть, конечно, просто этот набор... скажем так, не полный. В реальном мире я еще запахи чувствую, предметы потрогать могу, тепло или холод ощутить...
Он отрицательно покачал головой:
- Не в запахах дело. При реальном переживании мира ты с ним взаимодействуешь. Воспринимаешь нисходящий поток, создаешь восходящий поток, отслеживаешь горизонтальные потоки...
- Настраиваешься и входишь в резонанс, - оторвавшись от мундштука кальяна и посмотрев сквозь меня сильно расширенными зрачками, неожиданно добавил банкир.
Я поперхнулась и закашлялась. Ничего себе, новости! Теперь и Борис будет меня поучать?! Докатилась...
- Видишь - человек понимает, - улыбнулся шеф.
- А с чего вы взяли, что не было взаимодействия? - поинтересовалась я у ВП, "не заметив" кивка в сторону понимающего человека, который опять ушел в себя. - С Людмилой уж точно что-то происходило...
- Да не с Людмилой надо было взаимодействовать, а с ее миром! Это далеко не одно и то же. А ты, кстати, даже не с Людмилой работала, а с ее ментальной проекцией.
- Ну, хорошо, допустим, я опять все делала не так. Но вы ведь даже не намекнули ни разу, как это должно быть правильно. Где критерий того, что я действительно попала в чужой мир, а не только "мультики" посмотрела? Ведь если критерия нет, то о чем мы вообще говорим? Ваша субъективная точка зрения против моей субъективной точки зрения, вот и все!
- Критерий очень простой. Если ты с чем-то реально провзаимодействовала, то меняешься и ты сама, и то, с чем ты контактировала. В тебе что-нибудь изменилось? Разве что необоснованных страхов прибавилось. А в Людмиле? - я пожала плечами, и собралась было сказать, что еще не виделась с "подопытной" после эксперимента, но шеф уже уверенно продолжил: - Тоже нет. Просмотр "мультика" - как и просто взгляд в окно. Это взаимодействие или нет, как по-твоему?
- Ну, - глубокомысленно заметила я, - с точки зрения квантовой механики любое наблюдение за системой - это уже воздействие на нее. Присутствие внешнего наблюдателя всегда меняет свойства системы.
- Скажи, мое присутствие как внешнего наблюдателя меняет свойства твоей системы? - улыбнулся он.
- Меняет, конечно, - признавать этот неприятный факт не хотелось, но не отстаивать же свое эго за счет предательства священных принципов квантовой механики!
- А присутствие Бориса как внешнего наблюдателя?
Я покосилась на банкира, который при упоминании своего имени открыл глаза и опять отрешенно посмотрел сквозь меня. Создавалось ощущение, что он пытается созерцать мир сквозь окно, заклеенное изнутри отражающей пленкой, и вместо мира видит только себя.
- Что-то не тянет он на внешнего наблюдателя... - сообщила я шефу.
- Вот! - удовлетворенно кивнул он. - Понимаешь теперь, чем отличается изучение мира от просмотра "мультиков"?
- Ну да, он, - я показала в сторону Бориса, - сейчас свои "мультики" смотрит.
- А ты?
От этого вопроса я слегка опешила, но быстро нашлась:
- С точки зрения великих просветленных все мы видим сон или "мультик", - шеф насмешливо скривился, и пришлось корректировать ответ на ходу: - А с моей личной точки зрения я сейчас вижу объективную реальность, в которой присутствует слегка отсутствующий Борис.
- И то, что ты его видишь, не меняет его свойства, верно? И твои свойства тоже не меняет...
- К чему вы клоните? - насторожилась я.
- К тому, что наблюдение - это еще не взаимодействие. Оно может быть взаимодействием, а может и не быть - в зависимости от того, что при этом произошло.
- Но ведь не может же человек кардинально меняться от любого взгляда в окно!
- А я и не говорю, что нужно кардинально меняться, - улыбнулся ВП. - Вопрос в том, какие выводы ты сделала, посмотрев в окно.
- Например, решила: "Да, хреново люди живут". Это ведь тоже вывод?
- Вывод, - согласился он. - Тривиальный. Вывод, который могло бы сделать животное.
- Почему это животное?! - оскорбилась я.
- Потому что человек в состоянии делать более глубокие и системные выводы. А оценить среду на комфортность либо опасность и животное вполне в состоянии.
- Но ведь в любом случае, даже при наличии "животного" вывода, это было взаимодействие - пусть низкого уровня, но взаимодействие?!
- Для кого-то, может быть, и это можно считать взаимодействием. Но для человека, считающего себя магом, или для человека, считающего себя ученым - что в принципе то же самое, - это не вывод. Для них это просто штамп, суждение "на автопилоте". А что, как ты думаешь, для них является выводом?
- Наверное, это зависит от того, чем они в своей жизни, в своих поисках руководствуются? - предположила я.
- Нет, это зависит от того, какие цели они перед собой ставят.
- По-моему, это одно и то же...
- Нет, - неожиданно резко возразил ВП, - это совершенно разные вещи! Руководствуется человек своим опытом, поскольку больше у него ничего нет. А цели всегда превосходят твой крохотный субъективный опыт, они трансцендентны относительно него.
- Хорошо, - исправилась я, с чувством глубокой безнадежности понимая, что сегодня не мой день, и получать тычки от шефа за неточные определения придется еще бог весть сколько, - все зависит от целей. Предположим, что человека, если он ученый, интересует не просмотр "мультиков", а познание мира. Ну и как он может познать мир, глядя в окно?
- А как, по-твоему, можно познать мир? - парировал он. - Расщепляя его на составные части?!
Была бы я физиком-атомщиком, восприняла бы это как камень в свой огород, а так... Когда это я мир расщепляла, спрашивается?! Благоразумно решив, что моя склонность к анализу (вместо синтеза) к делу не относится, я спокойно ответила:
- Зачем же так печально? Можно, например, увидеть некие закономерности и записать их в виде математических уравнений.
- То есть выявить совокупность его функций и свойств, - подхватил ВП. - А какие функции можно выявить, исходя из твоих "мультиков" об озере и засохших деревьях? Ты их определила? Нет!
- Я увидела то, что увидела! - вопиющее обесценивание моего опыта, еще недавно казавшегося фантастическим и невероятным, обижало все больше и больше (в отличие от обвинений в расщеплении мира). - И вы прекрасно знаете, что для меня и это огромный прогресс, потому что раньше я ничего подобного не видела!
- Но если ты ученый и видишь некое явление, то ты должна сделать некое заключение, выдвинуть гипотезу. Что потом делать с этой гипотезой?
- Проверить, конечно!
- Правильно, тестируешь ее экспериментально. Ставишь эксперимент и смотришь, как система реагирует на те или иные раздражители, введенные тобой извне. Проверяешь, подтверждается ли твоя гипотеза, выполняется ли та функция, которую ты предварительно прописала. Понятно?
- Да в теории-то мне все понятно! А что я реально могла сделать, в конкретном мире все той же Людмилы?! - шеф молчал, и пришлось думать самостоятельно: - Допустим, я вижу, что этот мир - умирающий, почти мертвый, и начинаю выдвигать предположения, в чем причина. Вариантов может быть несколько: скажем, он таким убогим изначально был создан. Или в нем случилась какая-то глобальная катастрофа типа ледникового периода или ядерной зимы. Или он просто заколдован, в конце концов. А потом проверяю каждую из гипотез - беру пробы грунта, делаю замеры уровня радиации, смотрю на годовые кольца деревьев, ищу следы заклятия - так, что ли?
- Да все делается гораздо проще, - отмахнулся ВП. - Вот чем, к примеру, я отличаюсь от других ученых? Тем, что я не выдвигаю изначально таких глобальных гипотез. Я беру, грубо говоря, детский конструктор, и на базе этого детского конструктора ставлю эксперименты. Делаю то, что можно сделать здесь и сейчас.
- И что бы вы сделали на моем месте, оказавшись в том мире?
- Попробовал бы согреть лед. Изучил бы жидкость озера на просвет. Посмотрел бы, почему засохло дерево, подергал бы его, потрогал, сковырнул кусочек коры...
- То есть обязательно действовать на ощупь?! - поразилась я средневековой дикости своего многоуважаемого гуру. И это в век электронных микроскопов и сверхчувствительных спектрометров!
- Обязательно действовать - теми средствами, которые у меня есть в данный момент. Если никаких специальных приборов под рукой нет - значит, на ощупь. Между прочим, в подавляющем большинстве случаев на ощупь можно сделать гораздо больше, чем с помощью навороченных инструментов. Просто нужно проявить изобретательность.
- Какой-то у вас примитивный способ исследований, - не удержалась я. - Попали в чужой мир, и давай его дергать, трясти, ковырять... Мне что же, и с Борисом надо было так поступать?
- Ну кто тебя заставляет дергать и трясти?! - с тяжелым вздохом спросил ВП. - У тебя в кармане сотни, если не тысячи научных инструментов. Пользуйся ими.
- Но это же инструменты для исследования общего мира, - мира, в котором все мы живем. Разве они годятся для изучения индивидуального чужого мира?!
- Годятся любые инструменты, которые тобой освоены. Не в мире дело - в тебе! Когда же ты наконец это поймешь?!
Я призадумалась, какие инструменты в принципе мной освоены. Теория вероятностей? Статистическая механика? Математический анализ? Гм... Не настолько, чтобы применять их при изучении бог весть чего - то ли снов, то ли видений, то ли призрачных плодов не совсем здорового воображения. О каких сотнях и тысячах инструментов он говорит?! И кстати, как насчет техники безопасности? Помнится, даже на элементарных лабораторных занятиях по механике нас долго и нудно инструктировали, как следует поступать в разных ситуациях, к чему можно прикасаться самостоятельно, а к чему - только под руководством лаборанта. И не зря, между прочим, инструктировали: наши "умельцы" нечаянно умудрялись даже простейшие приспособления из шариков и пружинок превратить в действующую катапульту...
От воспоминания о стальном шарике, пронесшемся в сантиметре от моего уха, я похолодела и решила немедленно восполнить допущенные шефом пробелы в своем магическом образовании:
- А существуют ли какие-то правила, которых нужно придерживаться при исследовании чужого мира? Какие-то этические предписания, что там можно делать, а чего нельзя?
- Эти правила одинаковы для всех миров: не делай другим того, чего ты не хочешь получить сам. Максимальное невреждение - вот и все ограничивающие инструкции.
- И кроме этого этического... хм... императива нет никаких других правил? - не поверила я.
- Абсолютно. Все остальные правила возникают уже в результате исследования.
- Но откуда я могу знать, повредит какое-то действие или нет, если я не знаю законов этого мира? - в моем сознании стадами носились взбесившиеся стальные шарики, и предприятие по исследованию чужих миров на глазах обрастало опасностями.
- Вот я и говорю: для начала ты просто исследуешь законы этого мира.
- Но ведь при этом не исключено, что я нечаянно ткну в какую-то кочку - и мир взорвется? - ляпнула я, и тут же увидела мысленным взором картину развороченной вселенной. От эпицентра взрыва разлетались во все стороны ошметки неосторожного ученого. Ужас, да и только! Определенно, на стезю естествоиспытателя шеф толкает меня совершенно напрасно. Мне бы куда больше подошло составление устрашающих инструкций для опрометчивых исследователей, сующих свой нос, куда попало.
- Как правило, это исключено, - улыбнулся ВП. - Если ты ткнула в кочку без злого умысла, ничего не взорвется.
- Но если я попадаю в некое пространство с совершенно неизвестными свойствами, то на мину можно наступить в любой момент! - возразила я.
- Да никто не ставит мин, кроме людей, - поведал шеф голосом терпеливого папочки, объясняющего маленькой дочке, что трава на лугу совершенно безопасна (если, конечно, не совать травинки прямо в глаз).
- Но я же человеческие миры исследую! Стало быть, там вполне могут быть мины! - я уже и сама не очень понимала, почему так сопротивляюсь и откуда взялась дурацкая картинка с минами и взрывами, но остановиться не могла: страшно стало по-настоящему. Сапер я вам, что ли, по минным полям ползать?!
- Если человек себя специально заминировал - значит, он террорист. Взорвался - туда ему и дорога, - жестко сказал ВП. - Если же мин в пространстве нет, но от твоего прикосновения все взрывается - значит, ты пришла с этой миной, принесла ее с собой. По-моему, хороший повод в своих подрывных способностях разобраться, ты не находишь?
- Да это же одна из причин, почему я не хочу магией заниматься, - дошло до меня. - Есть такое ощущение, что куда бы я ни полезла - везде шарахнуть может. Есть маленький безопасный мирок, в котором я точно знаю, что можно делать, а чего нельзя - вот я в его пределах и существую.
- Вот видишь, чем исследование от "мультиков" отличается, - удовлетворенно отметил он. - Только чуть-чуть копнули - и уже столько полезной информации. И не только о мире, но и о тебе самой. Кстати, твой маленький мир не более безопасен, нежели все остальные, просто в нем ты стараешься вести себя прилично.
- Что-то мы все про исследования да про исследования, - вздохнула я, поскольку "добытая" нами информация не только не казалась мне полезной, но и удовлетворения не вызывала. - А когда же взаимодействовать?
- Так ведь исследование - это и есть первое, необходимейшее условие взаимодействия! Как ты будешь взаимодействовать, не понимая, с чем имеешь дело, не зная, что дать, а что получить взамен? Не можешь исследовать все законы этого мира - проясни хотя бы, что ты можешь ему дать, и чем он может отплатить.
- То есть взаимодействие - это всегда обмен, - полуутвердительно сказала я, вспомнив давние Игры на эту тему. - И чем адекватнее обмен, тем эффективнее взаимодействие?
- Как ты думаешь, почему у тебя взаимодействие с Борисом не получилось? - спросил шеф вместо ответа на мой риторический вопрос.
- Гм... Наверное, потому что он в нем не заинтересован.
- Главным образом ты в нем не заинтересована.
- Пожалуй, - подумав, согласилась я.
- А почему?
Я посмотрела на Бориса и его булькающее устройство с прозрачной емкостью и змеистым шлангом. По моим ощущениям, кальян в данный момент был куда более живым и готовым к обменам существом, чем банкир, но вряд ли стоило говорить об этом вслух. Кто знает, какие системы восприятия внешнего мира у Бориса отключены, а какие - работают? Не пришлось бы потом извиняться за собственные смелые высказывания...
- Потому что не видишь, чем с ним можно обменяться, - ответил за меня ВП.
- А разве есть чем обмениваться?
- Конечно. Неужели тебе не интересно, например, что он сейчас испытывает?
Я поежилась. Наркотические путешествия никогда не манили меня в свои глючные дебри - то ли строгое воспитание сказывалось, то ли страшилки в газетах, то ли инстинкт самосохранения. Но если взять и честно сказать, что мне и впрямь не интересно - моя ограниченность шефа, скорее всего не порадует...
- У меня все равно нет инструментов для подключения к его состоянию, - осторожно ответила я.
- У каждого человека есть эти инструменты, - возразил ВП. - Уметь чувствовать состояние другого объекта - так же естественно, как есть, спать и дышать. Заметь, любого объекта, даже неживого. А уж почувствовать другого человека - это вообще на уровне базовых навыков.
- Но мне не хочется его чувствовать! - вырвалось у меня.
- Что и требовалось доказать, - пыхнул трубкой шеф. - Весь твой познавательный инструментарий сейчас парализован страхом. А страх вызван неверными представлениями о происходящих процессах. У тебя ведь есть какие-то представления о том, что он сейчас чувствует?
До сих пор мне казалось, что никаких представлений у меня и в помине не было, но сразу после вопроса шефа они обнаружились. Мне показалось, что вокруг Бориса (а заодно и вокруг меня) происходит беспорядочное мельтешение размытых теней, головокружительное и тошнотворное, и что-то засасывает нас вниз, в темную трясину чего-то еще более ужасного.
- Хватит! - ВП резко щелкнул пальцами, и мельтешение исчезло.
- Не зря мне не хотелось это чувствовать, - сообщила я, переводя дух. - Гадость редкая!
- Угу, - согласился шеф. - Идиотских представлений у тебя хоть отбавляй. А теперь посмотри, что на самом деле чувствует Борис.
Не успела я возопить, что ничего такого делать не собираюсь, как он снова щелкнул пальцами. Я вздрогнула всем телом и приготовилась дать решительный отпор любому видению, откуда бы оно ни появилось, но ничего не произошло. Зал никуда не исчез. Красноватый свет не изменился на призрачный сине-зеленый. Неподвижные фигуры табачных "дегустаторов" не превратились в змеящихся джиннов. Прикрывший глаза Борис по-прежнему посасывал янтарный мундштук своего ненаглядного кальяна, а шеф, отставив в сторону руку с едва тлеющей трубкой, смотрел на меня с нескрываемой насмешкой.
- Ничего необычного не вижу, - раздраженно буркнула я, не понимая, что в этом смешного.
- А ты посмотреть пыталась? - осведомился он.
- Я думала, оно само появится...
- В магическом мире само ничего не делается, - блеснул ВП стеклами очков.
- Но вы же щелкнули пальцами, - растерялась я.
- Могу еще и в ладоши хлопнуть, - усмехнулся он.
Я поняла, что шеф меня в очередной раз разыграл, и собралась обидеться, но тут он строго спросил:
- Я тебе ключ для чего давал? Чтобы по-прежнему ждала, пока все на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут?
Улыбка с его лица внезапно исчезла, и сквозь очки на меня требовательно смотрели немигающие глаза шефа N 1. Возражать что-либо, глядя в эти подозрительно светящиеся глаза, решительно не представлялось возможным, и я принялась лихорадочно вызывать вибрации в своей левой ладони. Еще испепелит за нерадивость, чего доброго, невзирая на наличие свидетелей...
Ладонь не откликалась мучительно долго - должно быть, мстила за то, что я так долго не обращалась к ней со специфическими заданиями, а использовала ее (такую магически-всемогущую!) исключительно как обычную человеческую конечность, к тому же менее значимую, чем правая. А ВП все смотрел и смотрел на меня, и в тот момент, когда моя нервозность достигла пика - впору было вскакивать и бежать прочь из зала - рука наконец завибрировала.
Я закрыла глаза (невозможно же сосредоточиться под таким сверлящим взглядом!) и сформулировала запрос: "Что в данный момент ощущает Борис?" Ждать ответа опять пришлось долго, и потому я пропустила момент, когда что-то начало происходить. Извинить мою невнимательность мог только тот факт, что перемены были постепенные и едва различимые. Сначала медленно растворилась нервозность, уступив места нехарактерной для меня расслабленности и умиротворенности. Потом я отметила, что дыхание выровнялось и стало поверхностным, почти неощутимым. Затем потеплели ступни ног, и от них вверх разлилась мягкая истома. Перестало беспокоить напряжение в пояснице, затекшей от сидения в неудобной позе, и тянущая боль между лопатками. Тело начало чуть заметно покачиваться взад-вперед, как заросли тростника при дуновении легкого ветерка, или как лодка на поверхности широкой, очень спокойной реки. Это чем-то напоминало состояние легкого опьянения после рюмки хорошего коньяка, только голова оставалась совершенно ясной, незатуманенной.
Вскоре темнота перед внутренним взором начала слегка светиться мягким янтарным светом. Решив, что освещение изменилось снаружи, я открыла глаза - и обнаружила, что в зале по-прежнему полутемно, но теперь у всех предметов и фигур людей появились светящиеся янтарные очертания. Сложный букет запахов, плывших в воздухе и до этого момента окутывавших меня цельной удушливой волной, начал расщепляться на отдельные составляющие. Я почувствовала пьянящий дух меда, вина и яблок, исходящий от кальяна банкира, нотку сандаловых благовоний от тлеющей в углу палочки, аромат вишневых добавок в табаке шефа, а также - уже совсем неизвестно откуда - ваниль, кофе и что-то пыльно-травяное, щекочущее нос. А воздух вокруг нежно пульсировал в такт толчкам крови в руке, и от этого меня наполняло ощущение чего-то родного и правильного.
- Ну как, есть разница? - неожиданно спросил ВП, и колдовство растаяло вместе с отдельными запахами и светящимися ореолами.
Я кивнула, одновременно с облегчением возвращаясь в привычное состояние и испытывая разочарование, что сказка так быстро кончилась.
- Это и есть проникновение в чужой мир? - спросила я, почти уверенная в положительном ответе.
Но шеф вновь отрицательно покачал головой:
- Ты просто ненадолго подключилась к чужому сиюминутному состоянию. Чуть-чуть прикоснулась к тому, что сейчас происходит в чужом мире. Но кальяна в этом состоянии, если ты заметила, больше, чем самого Бориса. Кстати, в мире Людмилы, который ты "увидела", ее самой тоже практически не было. Была наведенная извне и затем бережно взращенная депрессия, ее ты и наблюдала.
- А если бы я увидела ее мир? - закинула я удочку, надеясь, что теперь-то шеф объяснит, что именно нужно было узреть вместо непроницаемо-черных озер и мертвых деревьев. Но он как обычно увернулся:
- Если ты действительно видишь - то бишь познаешь - чужой мир, то ты понимаешь, как он организован, из чего он создан, в какую сторону развивается, и так далее. Грубо говоря, видишь исходный мем, который стал центром кристаллизации, ядром этой вселенной. Болотца, снежинки - это все декорации, маскирующие внутреннюю структуру, скрывающие движущие механизмы. Можешь ты сказать, как этот мир зарождался, почему он устроен так, а не иначе, как он поведет себя в кризисных ситуациях, при перегрузках, в благоприятных условиях? Вот на эти вопросы и нужно искать ответы, а не очаровываться "эстетикой страданий". Если, конечно, ты духовный искатель, а не искусствовед!
- Вы мне вот что объясните, - пропустив мимо ушей оскорбительное сравнение с искусствоведом, сказала я. - Допустим, человек исследовал мир. Там потрогал, тут понюхал, здесь побулькал и так далее - повел себя как физик-экспериментатор, или как химик, биолог, археолог, неважно. Словом, включил все исследовательские функции, имеющиеся у него в распоряжении - но ведь при этом он все равно изучает только внешнюю изнанку мира. А как от нее перейти к ядру мира?
- А почему ты считаешь изнанку внешней?
Я задумалась, а потом предположила:
- Видимо, это результат моей нашпигованности эзотерическими текстами. В них обычно говорится, что воспринимаемые нами объекты мира - это иллюзия, а за этой иллюзией есть настоящая реальность...
- Ты полагаешь, что эта иллюзия никоим образом не связана с настоящей реальностью? - улыбнулся ВП.
- Разве что через коллективные сновидения, - я зачем-то решила отдать дань Кастанеде.
- На самом деле иллюзия - это искаженное представление о реальности, - покачал головой шеф. - И чем лучше ты понимаешь законы мироздания - причем не частные, а общие, абстрактные законы, тем меньше у тебя будет иллюзий. Тем лучше ты сможешь справиться с исследованием мира и тем больше вероятность, что ты действительно познаешь его.
- Но ведь с помощью органов чувств я могу исследовать только материальные объекты. Как мне увидеть, пощупать ядро этого мира, оно ведь нематериально?
- В данном случае, когда мы говорим об исследовании чужих миров, ты вообще находишься в нематериальном мире.
- Да я понимаю, что это не мир в обычном понимании, а образное представление какой-то реальности, которую я вижу определенным образом сквозь призму своего сознания! - фыркнула я. - Но вы же не хотите сказать, что ядро мира при этом будет выглядеть... скажем, валуном в центре болота?! Оно же все равно не является предметом?
- Как и весь этот мир не является предметом, - внушительно ответил ВП. - Как и наш мир не является ни предметом, ни набором предметов. Наш мир - и это тебе хорошо известно - ты видишь именно таким, каким хочешь видеть. Это иллюзия, созданная тобой. А чужой мир - это иллюзия, созданная другим человеком. И ты используешь одну иллюзию для проникновения в другую иллюзию.
- И что же является центром этой иллюзии?
- Описание, конечно. Но как описание ты этот центр, скорее всего, увидеть не сможешь, потому что ты пока не наработала инструментов, с помощью которых можно видеть описания такими, какие они есть.
- Что значит "видеть описания такими, какие они есть"? - напряглась я. Ох ж мне эти абстрактные определения!
- Это значит воспринимать их так же непосредственно, как ты сейчас воспринимаешь материальные объекты, - снисходительно пояснил ВП. - Адекватно воспринимать описания ты не в состоянии, поэтому - в своих иллюзиях - наделяешь информационные объекты свойствами материальных объектов. И видишь в результате искаженный, странный, но все же предметный мир. У тебя нет языка для описания явлений информационного, духовного мира, поэтому ты этим явлениям ставишь в соответствие те мемы, которые у тебя уже есть - мемы материального мира.
- А сами мемы можно увидеть? - я изо всех сил пыталась обрести если не твердую почву под ногами, то хотя бы иллюзию таковой.
- Нельзя! - категорично отрезал шеф.
- Почему?
- Потому что мем, условно говоря, является клеткой иллюзии, ее элементарной частицей - если можно говорить об элементарности информации.
- Чем дальше в лес познания, тем толще партизаны непонимания, - честно призналась я. - Ясно только одно: мне уже вообще ничего не ясно!
- Ничего удивительного, - ответил шеф. - Ты хоть помнишь, что такое мем?
- Смутно. Когда мы с жизненными сценариями разбирались, вы упоминали, что мемы - это такая фигня, с которой все начинается еще до зачатия человека.
- Вот и разберись в этом для начала. Ты сейчас пытаешься читать фолианты, не освоив азбуку. Изучи мат. часть, выясни, что тебе понятно, что непонятно, сформулируй вопросы - тогда и поговорим.
Ну вот. Одним - кальяны курить и удовольствие от жизни получать, другим - в мат. части разбираться до скрежета мозговых извилин и общего полного отупения. Спрашивается, почему так несправедливо устроен мир? Или мало теорий я в своей жизни проштудировала?! Но конструктивных возражений не нашлось, пытаться разжалобить шефа, как было давно известно, дело бесполезное, поэтому пришлось опять плестись в библиотеку.
То ли оттого, что я заранее настроилась на отупение, то ли из-за общей перегруженности мозгов разнообразными доктринами и концепциями, то ли ввиду моей неспособности (если верить ВП) воспринимать абстрактные понятия, но изучение мат. части проходило туго. Понятие мема решительно отказывалось укладываться у меня в голове - быть может, из-за того, что большие и маленькие ученые всех мастей вкладывали в это слово кому что заблагорассудится. Этот загадочный мем являлся то единицей культурной наследственности, то аналогом гена, то сложной самоорганизованной идеей, то квантом информации, то социокультурным репликатором, то - совсем уж кошмар! - контагиозным информационным паттерном, инфицирующим человеческий разум. При этом к мемам относилось все что угодно: от научно-технического изобретения или религиозной доктрины до рекламного слогана, распространенного языкового штампа или новомодной тенденции в одежде.
Чем дальше я углублялась в теорию, тем хуже мне становилось: наиболее радикальные сторонники меметики утверждали, что человек - не более чем бездушная машина, специально приспособленная для выживания и размножения мемов. С их точки зрения, человеческое сознание представляло собой всего лишь комплекс уже усвоенных мемов (о, великое и могучее родительское программирование!), который непрерывно атаковали все новые и новые мемы. А люди принимали эти чужеродные мемы за собственные мысли - наивные! С точки зрения меметиков, человек не может самостоятельно думать и тем более генерировать идеи - он лишь принимает и транслирует в окружающую среду мемы и мем-комплексы разной степени сложности.
Мемы могли использовать в качестве носителя не только человека, но и книги, газеты, видеокассеты, лазерные диски, винчестеры компьютеров, древние манускрипты и прочие "хранилища знаний". Пока мем не попадал в сознание человека, он вел себя подобно споре какого-нибудь гриба или лишайника, мирно дремлющей в неблагоприятных условиях и поджидающей возможности попасть на благодатную почву. А благодатной почвой, как несложно догадаться, были мозги любопытных гомо сапиенсов, зачем-то сунувших свой нос в невинную на вид книженцию, на каждой странице которой притаились готовые к атаке мемы.
Забравшись в человеческое сознание, эти каверзные и безжалостные создания вели себя подобно поразившим компьютер вирусам, заставляя человека совершать нелепые поступки, тратить попусту энергию, распространять дурацкие убеждения, заражая ими окружающих, и испытывать приступы мем-аллергии, то есть нетерпимости к носителям противоположных точек зрения.
Типичным примером мгновенного инфицирования мемом были привязчивые мотивчики эстрадных шлягеров, от которых, как известно, не так-то просто избавиться: "застряв" в голове, они прокручиваются там снова и снова, невзирая на наши желания прекратить эту разнузданную вакханалию. Хуже всего, что разрабатывать антивирусные системы для искоренения мемов было в принципе бессмысленно: коль скоро личность человека являлась всего-навсего сложной комбинацией мемов, то, уничтожив их, мы уничтожили бы самих себя...
Оторвав взгляд от сразившей меня статьи, я посмотрела вокруг себя - и содрогнулась: головы сидящих в библиотеке читателей окружали причудливые мерцающие облака копошащихся созданий, напоминавших полупрозрачных ленточных червей. Внешние черви просачивались внутрь и соединялись с плотным клубком менее подвижных червей, шевелившихся в черепной коробке вместо обещанных учебниками анатомии больших полушарий мозга. Впрочем, присоединиться удавалось далеко не всем: внутренние черви - скорее уже не черви, а некое цельное образование, напоминавшее колышущий лепестками-щупальцами цветок морской актинии - вели себя достаточно агрессивно и периодически отшвыривали гостей прочь. Если же червь-мем приходился ко двору, он пристыковывался к одному из щупальцев, и либо болтался на нем непродолжительное время, а потом уплывал вдаль, либо постепенно превращался в новый отросток "цветка".
Долго любоваться всей этой "красотой" не получилось: при одной мысли о том, что и моя голова выглядит подобным образом, к горлу подкатила тошнота, и я пулей вылетела из зала. "А ведь шеф говорил, что увидеть мемы нельзя, - посетила меня здравая мысль, когда я домчалась до внутреннего дворика библиотеки, глотнула свежего воздуха, посмотрела на плывущие вверху облака и слегка успокоилась. - Неужели это опять мои личные глюки? В таком случае хотелось бы знать, откуда они берутся..."
Не успела я подумать об этом, как перед глазами нарисовалась новая картинка: сидящий в голове сгусток мемов выпускал чернильное облако, в котором человек, как в объемном телевизоре, видел всевозможные устрашающие образы. Да он просто защищался от вторжения новых, разрушающих уже существующую конструкцию мемов, этот осьминог, клубок червей, морской цветок со стрекательными клетками! А заодно и себя изображал в столь неприглядном виде, чтобы неповадно было заниматься его исследованием. На самом же деле он выглядел...
Внутри возникло тонкое, звенящее напряжение, и мне показалось, что еще мгновение - и я увижу, как обстоят дела на самом деле. Но вместо новых картинок опять появилась тошнота, на сей раз усугубленная неизвестно откуда взявшейся злостью на весь мир, а на шефа, толкнувшего меня на гибельный путь изучения мемов - в особенности. И поплыли одна за другой мысли-фразы - жесткие, раздражительные, пронизанные пессимизмом: "Зачем пытаться понять то, что в принципе понять невозможно?!", "Зачем разрушать иллюзию, в которой живешь, если без нее будет в сто раз хуже?!", "Зачем морочить себе голову дурацкими теориями, когда можно просто жить, как все люди?!"...
В другое время я приняла бы эти фразы за чистую монету, то есть за продукты собственной... хм... мыслительной деятельности, и не усомнилась бы в них на йоту, и возмутилась бы до глубины души безответственностью шефа, целенаправленно занимающегося разрушением моей иллюзорной жизни. Но сейчас что-то насторожило меня в этих ожесточенных прокламациях. Было что-то фальшивое в их поучительно-риторическом тоне, в эмоциональном наполнении, в подборе слов и построении предложений. Что-то, не имеющее никакого отношения ко мне. Словно фразы произносились не мной, а запрятавшимися неизвестно где сморщенными старыми девами в серых монашеских одеяниях, укоризненно качавшими головами в пожелтевших от времени чепцах и грозившими мне скрюченными узловатыми пальцами. Как только я это заметила, голоса старых дев разом смолкли, и ощущение шевелящихся в голове щупалец актинии исчезло, как будто цветок, почуяв опасность, резво втянул их в себя. Внутри образовалась вибрирующая, беззвучная пустота, и на фоне этой пустоты оглушительно громким показалось биение сердца, немыслимо тугой - порция втягиваемого носом воздуха, неправдоподобно ярким - солнечный блик на оконном стекле. И еще мне на какое-то время почудилось, что я нахожусь в раздувшемся пузыре правильной сферической формы, а бетонно-серые стены здания, и потрескавшийся асфальт под ногами, и даже лоскут голубого неба в белых пятнах облаков над головой - лишь отражения какой-то другой, настоящей реальности на выпуклой пленке этого прозрачного пузыря.
Не знаю, сколько времени я так простояла, прежде чем за спиной резко хлопнула дверь - еще один впечатлительный читатель решил ненадолго выбраться на волю из-под власти всемогущих мемов. От громкого хлопка мой пузырь лопнул, пустота заполнилась привычными предметами, и в голове опять зашевелились мрачные мысли. Четыре корпуса библиотеки, замыкавшиеся в колодец, выглядели теперь гигантским рассадником информационных вирусов, спрессованных в толще книг, заключенных в стопки журналов, запрятанных среди старых газетных подшивок. Возвышавшаяся в левом углу колонна книгохранилища почти ощутимо вибрировала от напряжения, едва сдерживая напор сконцентрированных в ней мемов, рвущихся на свободу. Мне даже представилось, что с каждым новым томом, поступающим в библиотечный фонд, давление в книгохранилище растет, как в водонапорной башне под воздействием поднимающегося столба воды. Однажды центробежные импульсы миллиардов мемов превзойдут сдерживающие силы толстых стен книгохранилища - и колонна взлетит на воздух, как взорвавшийся резервуар с нефтью, а дремавшие споры вирусов рассеются в пространстве, заражая его на десятки километров...
Тьфу ты! Да что ж это мне целый день такие взрывные мысли на ум приходят?! Пришлось использовать единственный безотказное средство для отвлечения от любых мыслей - прием пищи. К счастью, пока я сидела в кафешке неподалеку от библиотеки, мемы отодвинулись куда-то на задний план, и ничто не помешало мне смириться с реальностью - хотя бы на уровне поглощения некоторых ее элементов собственным пищеварительным трактом.
- А я сегодня мемы видела, хоть вы и говорили, что это невозможно! И разобралась, как ядро мира устроено!
- Рассказывай, - велел он, ничуть не сокрушенный этой выдающейся новостью.
Я поведала ему о своих библиотечных видениях и торжественно закончила:
- Собственно, это клубок червей... то есть мемов... в голове и является ядром индивидуального мира.
- М-да... У обычных людей в голове тараканы водятся, а у духовных искателей - глисты, - резюмировал он и снисходительно поинтересовался: - Ну и каким же образом они образуют ядро индивидуального мира?
- Они... то есть оно излучает нечто вроде облака. Иногда это облако плотное, почти чернильное - тогда человек не воспринимает ничего, кроме наведенных ядром мыслей и чувств, которые он по ошибке считает своими. Ну, это чаще всего происходит, когда ядро ощущает угрозу извне и старается ее заблокировать или нейтрализовать, - понесло меня. - А в обычных ситуациях излучение ядра полупрозрачное и создает комплекс впечатлений, которые мы интерпретируем как объекты внешнего мира. Если же ядро излучает только в фоновом режиме, так сказать, производит только нулевые колебания, можно заметить пузырь, в котором мы находимся, и на поверхности которого отражается нечто внешнее по отношению к нам. Должно быть, это внешнее и есть объективная реальность...
- Кастанедой попахивает, - прищурился шеф. - Ты не находишь?
- Да при чем тут Кастанеда?! Это мой личный опыт, - оскорбилась я.
- Личный опыт, говоришь? Тогда попробуй описать, как образуется "пузырь".
- За счет интерференции, - не моргнув глазом, ответила я. - Излучение индивидуального ядра взаимодействует с излучениями мем-комплексов внешней среды. Ну, если верить меметикам, то все общественные институты и другие социальные образования обладают своими мем-комплексами: государство, город, институт, фирма, семья, наконец. Излучения этих мем-комплексов складываются по принципу суперпозиции, поэтому в некотором приближении все внешние излучения можно рассматривать как неоднородную, но цельную среду. И если сигнал от внутреннего ядра отдельного индивидуума распространяется в нелинейной и неоднородной среде, то происходят сложные явления дифракции, интерференции, отражения и рассеяния исходной волны. А человек вполне может интерпретировать то, что он воспринимает в результате этих процессов, как предметы и события внешнего мира. По-моему, логично.
- Предположим, - хмыкнул ВП. - А как согласно этой гм... научной парадигме происходит процесс формирования ядра?
Никаких представлений по этому поводу у меня зародиться не успело, и пришлось импровизировать:
- Все начинается с отдельного мема. Для того чтобы стать центром ядра, этот мем должен обладать особыми свойствами. Грубо говоря, он должен иметь много открытых концов для стыковки с другими мемами и достаточную силу для их притяжения. Ну, а дальнейшее развитие событий зависит от того, какие именно мемы к нему притянутся. Скажем, если исходный мем - это идея о том, что мир несовершенен, то к нему может пристыковаться как мем "Мир несовершенен, но прекрасен", так и мем "Мир несовершенен, и его нужно переделать". И даже мем "Мир - полное дерьмо". В первом случае мы получим поэта, во втором - активного деятеля, а в третьем - циника и пессимиста. А если пристыковались все три мема, возникает ситуация так называемого внутреннего конфликта, когда человека раздирают на части противоречивые устремления.
- Забавная теория, - усмехнулся ВП. - А какой мем находится в центре твоего ядра?
- "Этот мир для меня чужой", - застигнутая врасплох, проговорилась я и тут же прикусила язык, но было поздно: шеф расплылся в довольной улыбке и сказал:
- Так. А какие мемы к нему пристыкованы?
- "Этот мир для меня чужой, и поэтому он очень опасен. И поэтому я не хочу в нем находиться. И поэтому я обречена на одиночество. И поэтому лучше не рыпаться. И поэтому нужно вести себя с максимальной осторожностью. И поэтому никому нельзя верить. И поэтому все попытки что-либо изменить бесполезны. И поэтому нужно найти свой, настоящий мир", - на одном дыхании перечислила я (и откуда что взялось?).
- На один мем, побуждающий действовать, - семь мемов, блокирующих любую активность, - подвел итог ВП.
- Но я все же действую...
- Заранее настроившись на поражение.
- Это еще почему?! Вполне возможно, что когда-нибудь я все-таки найду свой мир!
- Ну ты сама подумай, - вздохнул он, - как можно найти свой мир, если ты на любое новое пространство смотришь сквозь фильтр "Этот мир для меня чужой"? Даже если ты однажды и попадешь в какой-то гипотетический "свой" мир, ты и его сочтешь чужим. Это же очевидно!
Вывод из последней тирады шефа напрашивался один-единственный: исходный мем подлежал уничтожению и немедленной замене на что-нибудь более функциональное и позитивное. Я не успела даже оформить эту мысль, скорее уловила ее каким-то шестым чувством - а "актиния" внутри мгновенно втянула щупальца, но теперь это сопровождалось не тишиной и ясностью, как в библиотечном дворике, а характерной бездумной тупостью, периодически поражавшей меня при общении с ВП. Так вот, стало быть, откуда берутся эти приступы паралича мышления! Все те же защитные действия мемов...
- Успокойся, - засмеялся шеф, - я вовсе не предлагаю разрушить всю конструкцию до основания. По крайней мере, пока...
- А что же тогда делать? - беспомощно спросила я, стараясь не фиксировать внимание на этом угрожающем "по крайней мере, пока".
- Пристыковать к оставшимся свободным концам новые мемы, которые помогут тебе - хотя бы частично - справиться с парализующим влиянием уже существующего комплекса.
- Какие, например? - отупляющее воздействие сжавшейся "актинии" продолжалось, и соображать самостоятельно не получалось. Эх, а ведь недавно такие теории развивала...
- Например: "Этот мир для меня чужой, и именно этим он интересен". Или: "Этот мир для меня чужой, и чем лучше я его изучу, тем безопаснее он будет". Или: "Этот мир для меня чужой, но я могу сделать его своим, как только захочу". Подобных мемов можно придумать хоть тысячу!
- Что-то я сомневаюсь, что они пристыкуются, - хмуро сообщила я.
- Ну, еще бы! Ведь ответ сейчас исходит откуда?
- От уже существующего мем-комплекса, - прислушавшись к себе, вынужденно констатировала я. - А откуда же ему еще исходить?!
- Здрасьте! - возмутился шеф. - А для чего мы столько времени о программировании разговаривали?! Чем программист от объекта программирования отличается? Тем, что он сам определяет функции и свойства. Определи свойства своего ядра так, чтобы новые мемы с ним стыковались без проблем - или смирись с тем, что ты не более чем пассивная мем-машина, и ничего с этим поделать не можешь.
- Вы что же, - опешила я, - считаете, что меметики правы и мир устроен именно так, как они утверждают?!
- По-моему, ты сама только что доказывала, что мир устроен именно так, - парировал он.
- Откровенно говоря, в глубине души я надеялась, что вы от этой теории камня на камне не оставите...
- Зачем же мне от нее камня на камне не оставлять? - пожал плечами ВП. - Теория как теория, ничем не хуже и не лучше остальных. Если для тебя она работает, то почему бы ее не использовать?!
- Но если она описывает все не так, как есть на самом деле...
- Да нет никакого "на самом деле"! Нет мира вне его описания, я уже не раз тебе это объяснял. И ты, помнится, даже делала вид, что поняла!
- Ну как это мира может не быть? Так мы до солипсизма докатимся...
- А я и не говорю, что его вообще нет. Я говорю: нет вне описания. Как ты его описываешь - или как тебе его описывают, - таким он для тебя и становится. Изменяешь описание - изменяется мир. Просто, как дважды два четыре. И это - самая сакральная формула всех времен и народов. Не дважды два четыре, конечно, - улыбнулся он, глядя на выражение моего лица, - а первичность описания.
- Почему же люди не меняют свои описания, как им заблагорассудится, если это так просто?
- А почему ты только что отказалась менять свое описание, решив, что новые мемы к твоему ядру не пристыкуются? По той же самой причине и другие люди этого не делают. Потому что привычнее иметь дело с тем, что есть - даже если оно тебя совершенно не устраивает, - чем что-то изменить хотя бы на йоту.
В этот момент я вдруг поняла, что все наши беседы (о чем бы они ни велись) с удручающей последовательностью приходят к одному и тому же финалу: после бурного и порой заумного обмена мнениями ВП констатирует возмутительную степень моей ограниченности и неспособности к изменениям, после чего я обижаюсь и понуро ухожу к себе. Веселенькая тенденция, однако...
- Хорошо, я попробую, - заявила я неожиданного для самой себя и пояснила в ответ на непонимающий взгляд шефа: - Попробую пристыковать эти новые мемы, черт бы их побрал!
Он посмотрел на меня с легким удивлением (а может быть, мне просто хотелось, чтобы он хоть раз в жизни так на меня посмотрел) и кивнул:
- Валяй.
Раздавшийся телефонный звонок поставил окончательную точку в разговоре. Шеф ушел беседовать с Борисом, которому что-то срочно понадобилось в такое почти полуночное время, а я осталась перед лицом двух малоприятных фактов. Во-первых, последнее слово опять осталось за ВП. Во-вторых, все равно приходиться ни с чем отправляться в свою комнату. В-третьих, я только что пообещала нечто, к исполнению чего совершенно неизвестно как приступать.
Конечно, искушение составить длинный список новых мемов, а потом с невинным выражением лица подгрести к ВП и спросить, как именно их пристыковывать, было очень велико. Но что-то подсказывало мне, что разговор в данном случае будет коротким: "Сама придумай способ стыковки и сама его осуществи". Кому из нас надо учиться менять описание мира, в конце концов, мне или ему? Вот и подвернулся хороший повод сделать первый подход к этому милому заданию. Но как?!
Как заставить себя поверить в постулат "Чем лучше я изучу этот или любой другой мир, тем безопаснее он для меня будет"? Как заставить себя начать исследования, когда именно они представляются наиболее опасным и отталкивающим занятием на свете? "Лучший способ внедрить человеку программу исследователя - это заставить его задуматься над самой программой исследований", - с сарказмом пробурчала я под нос, укладываясь спать и очень надеясь, что за ночь что-нибудь прояснится. Надежда эта, как водится, не имела под собой никаких оснований, но нездоровый мистицизм вкупе с упованием на лучшее чаще всего просыпаются во мне именно тогда, когда нужно апеллировать к здравому смыслу и самостоятельно шевелить мозгами.
Никаких озарений в эту ночь, как и следовало ожидать, со мной не приключилось. Вместо этого приснился странный и сильно озадачивший сон. Первая его странность заключалась в том, что он был практически совершенно беспредметным (обычно мой сновиденный режиссер не скупится на разнообразные декорации). Я шла в темноте цвета мокрого асфальта, и темнота эта была мягкой, густой и поглощающей все звуки, будто заполненной чем-то графитно-ватным - если вообразить, что графит может иметь ватную консистенцию, или вата - глубокий графитный оттенок. Потом в этой темноте неведомо как образовалось круглое угольно-черное отверстие - "материал" был тот же, войлочно-мягкий, только вот насыщенность цвета повыше. Я почему-то направилась к этой дыре - может быть, просто потому, что больше направляться было некуда. Справа от отверстия угадывались очертания темной фигуры, опять в серо-черных тонах - в этом подозрительном сне наблюдалась явная нехватка не только предметов, но и красок, а также осветительных приборов. Фигура без слов потребовала предъявить то ли пропуск, то ли пароль (в нюансах телепатического общения я не сильна), я что-то такое предъявила, не вполне понимая, что делаю, после чего получила доступ к черной дыре. Дальше было совсем уж странно. Я, которую шеф так любит обвинять в гипертрофированной осторожности (читай: трусости) и полном отсутствии любознательности, я, для которой безопасность и комфорт всегда котировались дороже, чем все тайны мира вместе взятые, я, которая с детства боялась темноты как вместилища всевозможных ужасов, - я зачем-то полезла в это абсолютно черное, неизвестно чем грозящее пространство. И чувствовала себя при этом так, словно всю предыдущую жизнь только тем и занималась, что шастала по всяким лишенным опознавательных знаков то ли туннелям, то ли трубам.
К счастью, ничего опасного в туннеле-трубе не оказалось - впрочем, не оказалось там и ничего безопасного. А также ничего нового или старого, интересного или скучного, яркого или тусклого и вообще какого-либо еще - там не было ровным счетом ничего. Тем не менее, я шла довольно долго в пожирающей звуки шагов черноте, ни с чем не сталкиваясь и ни на что не натыкаясь - хотя некое ощущение, что стены (они же, в виду цилиндричности пространства, пол и потолок) существуют, у меня все-таки было. Закончилось путешествие так же неожиданно, как и началось. Я решила, что эта однообразная экскурсия по лишенному экспонатов черному музею подзатянулась, а искать черную кошку в черной комнате вполне может кто-нибудь другой - и тут же проснулась у себя на диване, успев перед самым пробуждением услышать негромкий, лишенный человеческой окраски голос: "Ты вернулась оттуда, откуда не возвращаются". Когда я слегка очухалась, и до меня слегка дошел смысл фразы, спрашивать, что это было за место, и почему оттуда не возвращаются, было, увы, некого...
А ведь это был не единственный вопрос, на которой мне хотелось получить ответ. Неплохо было бы также узнать, с какого перепугу я полезла черт знает куда, зачем меня туда пропустили и почему выпустили обратно, а главное - куда подевались опасности, которым априори надлежало обнаружиться в столь мрачном месте?! "Неужели исследовательский мем пристыковался?! - поразилась я. - От одной мысли?! Без всяких усилий?! Да быть такого не может, уж со мной-то - точно!" Но как тогда объяснить случившееся?
"Как в анекдоте про Фрейда: бывают просто сны, милочка", - мерзко захихикал внутренний голос.
Я хотела шикнуть на пошляка, но запнулась в последний момент: а ведь он прав, черт побери! Вариантов у меня всего два: либо отнести все изыскания последнего времени, беседы, сны и видения к разряду ничего не значащих глюков, либо признать, что в моей башке и впрямь сидят какие-то омерзительные мемы, много лет управлявшие моим поведением, а я по собственной воле вчера вечером добавила к ним еще одного, совершенно непредсказуемого.
Определенно, насчет "просто снов" - отличная идея! Хорошо бы еще, чтобы этот мем, заставивший меня забыть осторожность и начать изучение непонятно чего, испарился так же быстро, как память о сегодняшнем сне! А там - наложить жесткое табу на все исследования, стереть из динамической памяти все приключения с чужими мирами и начать жить нормальной жизнью!..
Благие намерения почему-то никогда не реализуются (по крайней мере, у меня). Мало того, что память о перемещениях в черном туннеле никак не желала стираться, и даже два дня спустя картинка и сопутствующие ей ощущения оставались столь же яркими, как после пробуждения - так еще и внешний мир словно задался целью заставить меня принять новую парадигму и научиться в ней жить.
Первой отличилась Людмила - вот от нее я такой подлости точно не ожидала! Мы встретились по дороге на занятия - впрочем, мирное слово "встретились" совершенно не отражает реалий того злополучного дня. Я шла по улице почти спокойная и почти сосредоточенная - настолько, насколько спокойным и сосредоточенным может быть человек, одолеваемый то мыслями о зловредных мемах, то воспоминаниями о подозрительных снах. До перекрестка оставалось еще метров семьдесят, а до нужного здания - минут пятнадцать пути, когда что-то заставило меня повернуть голову и посмотреть на противоположную сторону улицы, наискось от себя. Женская фигура, стоявшая на кромке тротуара лицом к перекрестку, - серые брюки, светлая рубашка навыпуск, собранные на макушке волосы - показалась смутно знакомой, но не это привлекло мое внимание. Она стояла как-то странно, чуть наклонившись вперед, не глядя на светофоры, и в отличие от остальных пешеходов почему-то не норовила воспользоваться временным отсутствием машин, чтобы проскочить перекресток по диагонали. На человека, который просто ждет вполне определенную машину или пытается поймать попутку, она совсем не походила, и вообще от нее исходило нечто неестественное, не имеющее названия, тревожно-цепенящее.
Но понять, что именно так напрягало в этой замершей, почти зависшей над проезжей частью фигурой, я не успела: из-за угла на хорошей скорости вылетела черная легковушка, описывая неровную дугу вокруг места, где стояла женщина. А женщина на своем месте уже не стояла: мгновения, когда я отвлеклась на поблескивающее скольжение машины, ей хватило на то, чтобы "отмереть" и броситься легковушке наперерез. Перед моими глазами мгновенно возникли две пересекающиеся пунктирные линии: одна отмечала траекторию движения автомобиля, другая - безумный рывок женщины, и до точки встречи этих кривых оставалось не более полуметра. В голове даже успела промелькнуть неуместная мысль об Анне Карениной - нашла время и место для воспоминаний об уроках литературы! Я уже заранее слышала визг тормозов и глухой стук удара тела о корпус машины, уже видела отброшенную, как кукла, женщину, расползающуюся на асфальте лужицу крови...
Но реальная картина оказалась совсем другой: потенциальная самоубийца внезапно резко остановилась, словно натолкнувшись на преграду, и обернулась назад через плечо, а легковушка пронеслась в нескольких сантиметрах от нее. Вполне можно было бы решить, что все это мне только почудилось, если бы не боковое зеркало, краем зацепившее женщину и отбросившее ее назад. И только после этого я услышала настоящий визг тормозов, и хлопок дверцы остановившейся в нескольких метрах от виновницы происшествия машины, и неразборчивые крики размахивавшего руками водителя - судя по жестикуляции, он готов был придушить тетку, бросившуюся ему под колеса.
Парочка начала быстро обрастать зеваками и свидетелями происшествия, а я вдруг - неожиданно для себя - утратила интерес к происходящему и, ускорив шаг, прошла мимо участников несостоявшегося ДТП и норовивших примазаться к этому событию сограждан. Да мало ли кто и зачем пытается таким образом покончить счеты с жизнью - мне-то до них какое дело?! Меня участницы женской программы ждут, и надо поторапливаться, чтобы не опоздать к началу занятий. Это я себя так успокаивала и отвлекала, на самом же деле не по себе было настолько, что зубы собирались выбивать нервную дробь. И не в том была причина, что только что прямо на моих глазах человек почти столкнулся со смертью, но чудом остался жив. Причина была в чем-то другом, куда менее понятном и объяснимом, и нараставший в теле тремор, который мне пока еще удавалось подавлять усилием воли, был связан именно с этим непонятным и необъяснимым, а вовсе не с состоянием аффекта от наблюдения почти чрезвычайного почти происшествия...
Спасибо Зине - она быстро отвлекла меня и от тремора, и от зубной дроби, обрушив лавину информации о том, что ее "бывший" недавно подрался с Гришей (пришлось напрячь мозги и вспомнить, каким боком связаны Зинин "бывший" и наш Гриша), о дочке, которая собиралась замуж за какого-то "отморозка" ("Приведу ее к вам в Программу - дурь из мозгов выбивать!" - мрачно пообещала чадолюбивая мамочка), и даже о Соне, у которой - "Это же кому рассказать - не поверят!" - "поехала крыша на почве экстрим-маршрутов".
- Зиночка, не все сразу! - взмолилась я. - Разобрать же ничего невозможно! Кто с кем подрался? У кого крыша поехала?
- Да у Сони же нашей! - нетерпеливо пояснила Зина. - Она все выходные на экстрим-маршрутах проторчала, вбила себе в голову, что ей непременно надо в команду инструкторов попасть. К Тамаре вчера ее муж приходил, скандал устраивал: в какую секту, говорит, ты мою Соньку заманила? Была баба как баба, а теперь дома не застанешь, жрать не готовит, хозяйством не занимается, сына забросила. А сыну-то, между прочим, шестнадцать лет скоро! Чего его забрасывать, он уже здоровый лоб, скоро по девкам шляться начнет, если до сих пор не начал! А мой-то козел - вообще на уши не натянешь! Приперся отношения выяснять - вспомнил через месяц, что у него жена когда-то была. Забудь, говорю, была да всплыла, а тут Гриша в коридор вышел, и началось. Мало мне дочкиных выбрыков - хоть с лестницы ее хахаля спускай, наркота законченная, так еще теперь в больницу этому придурку передачи носи...
Не прошло и пяти минут, как у меня возникло явственное ощущение, что сообщение о поехавшей крыше относилось вовсе не к Соне, а лично ко мне. Нагромождение сведений, которые продолжала в пулеметном стиле выдавать переполненная эмоциями Зина, создавало непроходимые завалы в моих мозгах и не желало складываться в целостную картину. Казалось, весь мир превратился в нечто совершенно хаотичное, беспорядочное и при этом очень шумное. Потом пришли Соня с Тамарой и Юля с Дашей, и ситуация несколько прояснилась. Во всяком случае, я разобралась, кто дрался, кто скандалил, кто почти сошел с ума от избытка адреналина в катакомбах и параллельно нашел себя, кто козел, а кто придурок, кто лежит в больнице, а кто выходит замуж - только через Зиночкин труп. Попутно я поздоровалась с Лерой, Ларисой и Аллой, узнала десятка три столь же важных новостей, слегка оглохла от взрывов хохота и непрекращающегося женского гомона, с раздражением подумала, где это до сих пор носит Наташу, и наконец нашла в себе силы скомандовать:
- Так, все, выпуск новостей закончен! Начинаем занятие!
И только тут обнаружила, что вместо девяти дамочек в наличии только восемь.
- А где... Людмила? - почему-то охрипшим голосом спросила я.
Дамочки подозрительно осмотрели себя и друг друга, как будто Мила могла замаскироваться под кого-нибудь другого, после чего Тамара недоуменно пожала богатырскими плечами:
- Странно... Ведь такая пунктуальная обычно...
- И ни одного занятия раньше не пропускала, - подхватила Алла.
- Наверное, с ней тоже что-то случилось! - брякнула Зина. - Такая неделя выдалась сумасшедшая, просто караул. На кого ни посмотри, у всех что-нибудь случается...
- Не у всех! - запротестовала Даша. - У меня вроде все в порядке.
- Да что у тебя может случиться, - отмахнулась Зинуля и требовательно уставилась на Юлю: - Колись, у тебя как на личном фронте? Новый-то не бьет?
- Толик? - прыснула Юля. - Меня?! Ты что, совсем?
- Понятно, с этой пока все нормально, - разочарованно констатировала Зинуля. - Лер, а у тебя что?
В голосе воинственного колобка звучала почти неприкрытая надежда на что-нибудь скандальное.
- У меня новая жизнь началась, - гордо провозгласила Лара. - Позавчера мужа с любовником познакомила.
- Кого?! С кем?! - хором выдохнули обалдевшие дамочки. - И что?!
- Хорошо посидели, как интеллигентные люди, - с достоинством ответила бывшая несчастная обманутая жена. - Да что вы на меня так уставились? Почему ему любовницу можно водить к нам в дом, а мне любовника - нельзя?! У нас равноправие полов, между прочим...
"Что я здесь делаю?! - подумала я, вполуха слушая откровения Леры, завистливые вздохи Даши и ироничные комментарии Ларисы. - Им и без меня есть о чем поговорить. Какое там занятие, зачем? У людей теперь жизнь таким ключом бьет, что им уже не до теорий и не до тренингов. Кажется, пора сворачивать программу с этой группой, пусть себе в шоу-центре встречаются, и уши друг другу натирают - все равно они там чуть не каждый день околачиваются..."
Недолго думая, я озвучила собравшимся свои соображения - и неожиданно натолкнулась на яростный отпор. Оказалось, занятия дамочкам были необходимы почти как воздух, они только начали разбираться в себе, и бросать их в таком переходном состоянии было бы жестоким и бесчеловечным поступком с нашей стороны. А советоваться с кем? А выяснять, что к чему? А делиться успехами? И вообще, без тренингов жизни нет - а если и есть, то очень скучная и несказанно противная.
Под градом этих то ли упреков, то ли комплиментов я преисполнилась чувством собственной значительности, расслабилась и собралась еще раз начать занятие - но тут дверь открылась, и на пороге возникли двое: деловито-сосредоточенная Наташа с упаковками бинтов и ваты в руках, и бледно-зеленая Людмила с закушенной губой, придерживавшая правой рукой левую. На ней были те самые темно-серые брюки и та самая светлая (при ближайшем рассмотрении - песочная) рубашка навыпуск, что и у женщины на улице. А взгляд, обращенный - прямо с порога - на меня, был просто пронизывающим. Вот тут-то я поняла, что предыдущие состояния "не по себе" были только цветочками. А ягодки зрели на глазах, и надо было предпринимать немедленные меры, чтобы вспыхнувшей во мне необъяснимой паники никто не заметил.
Ведь чем отличается эгоист от альтруиста, кроме красивых названий? Альтруист в минуту опасности заботится о ближнем, о эгоист думает только о себе. И я - вместо того чтобы поинтересоваться, что у Людмилы с рукой, - лихорадочно восстанавливала сбившееся дыхание, не замечая, что до меня и уж тем более до моего дыхания никому нет дела. Дамочки говорили все сразу, перебивая друг друга, пытаясь выяснить, что случилось и кого нужно спасать, охали, ахали, бегали вокруг Милы с Наташей и суетливо распаковывали средства первой медицинской помощи.
Двадцать минут спустя, намазав какой-то гадостью из тюбика и забинтовав Миле опухшую в предплечье руку ("Перелома нет, - авторитетно заявила после осмотра Лариса. - Сильный ушиб, но жить будет") и чуть не насильно рассадив дамочек по местам, Наташа по просьбам трудящихся рассказала, что произошло. Судя по всему, она подошла к злополучному перекрестку чуть позже меня и поэтому самой атаки Людмилы на легковушку не видела. Зато увидела еще не рассосавшуюся толпу и, как человек любопытный (в отличие от меня), решила узнать, в чем там дело и не требуется ли помощь. В центре толпы она обнаружила слабо вменяемую Милу и уставшего орать водителя, которому все наперебой советовали вызвать "скорую" или милицию или еще кого-нибудь. Попадать в историю с ДТП мужику по понятным причинам не хотелось, тем более что никакого ДТП, по сути, случиться не успело, поэтому он изо всех сил "тормозил" и как заведенный повторял: "Она сама мне под колеса бросилась".
Наташа быстро сориентировалась в происходящем, представилась медсестрой и предложила водителю отвезти пострадавшую в больницу. Мужик сразу согласился, и отвез барышень именно туда, куда указала Наташа - то есть ни в какую не больницу, а прямо к нашему зданию. Лишних вопросов не задавал, по дороге купил все нужное в аптечном киоске, сунул на прощание стольник и, взяв обещание не обращаться в милицию, укатил.
- Зачем же ты ее сюда привезла? - ужаснулась Даша. - А вдруг ей действительно в больницу надо?
- Не надо ей в больницу, с ней все в порядке, - спокойно ответила Наташа. - Я же протестировала ее состояние, прежде чем решать, куда ехать. В больнице бы еще час в приемном покое промурыжили, а потом столько же допрашивали бы. Мы быстрее ее в норму приведем.
- Да все правильно она решила, - вмешалась Лариса. - Если там свидетели были, что Мила сама на дорогу выбежала, еще и по судам затаскали бы - за нанесение моральной травмы водителю и порчу чужого имущества. Кстати, зачем ты это сделала? - обратилась она к Миле.
Все повернулись к виновнице переполоха, которая сидела на стуле совершенно безучастно и по-прежнему не сводила с меня немигающих глаз.
- Але! - Лариса пощелкала пальцами перед носом пострадавшей.
- Зачем ты это сделала? - эхом откликнулась та. Учитывая направление взгляда, вопрос был адресован не Ларисе, а мне.
- У нее шок, - сообщила догадливая Зинуля. - Надо ее это... водой побрызгать.
- Что сделала? - повинуясь понемногу пробивавшейся в сознание догадке, спросила я у Милы, не обращая внимания на рванувшую к графину с водой Зиночку. Что-то подсказывало мне, что дело не в шоке и вопрос был задан вполне осмысленно.
- Зачем ты меня остановила? - все тем же монотонным голосом продолжила Мила. Зина замерла с графином в руках.
- Когда остановила? - с трудом выговорила я. Понимание готово было вот-вот родиться в голове, и от этого почему-то яростно пульсировал подступивший к горлу комок.