Я не знаю, сколько тебе еще отпущено...
Может год, а, может, все двадцать.
Жизни мельница крутится...крутится...
Знаю только - не будешь сдаваться.

Закусив свои вЕночки зубами кручинными,
Плача кровушкой алой (спасибо, не видно как),
Огорчаясь, на первый взгляд, беспричинному,
Что ж рукой не махнешь: - Позабуду - пустяк!

Собираешь по каплям марево горькое,
доброту и тепло не боишься вовне отдать.
Отчего же, сердечко мое, ты такое гордое?
Отчего ты боишься себе принЯть?

Оттого ль, что навстречу всему спешило с объятьями?
радостью одаренное и светом наполнено.
Оттого ль, что для всех, даже не приятелям,
ты защитой хотело стать и крышей укромною?

Жизнь не мИла. Не любит она веселости.
Ей бы слезы лить, да о чем-то жалиться.
Почему же под маскою ложной скромности
ты не спряталось, чтоб не ужалиться?

Почему, освещая любовью темени,
мздой какой-нибудь ты не одарялося?
Знаю, просто чужого бремени,
обрекающего к неволе, боялося.

Ведь в неволюшке горька долюшка.
И чужие мысли - не твои, хозяйские.
Нахлебалось, родное, ты болюшки.
Но о том лишь себе сознаешься.

А могло бы купаться в золоте.
За мехами шелкОвыми прятаться.
А имеешь? - По Любви молотом,
от отчаянья получив свАтовых.

Не горюнься, любимое, светлое,
что никем до сих пор ты не пОнято.
Я любовью своею приветною
отогрею тебя в жизни комнате.

Обниму тебя, ласково-нежное,
обольстительное и непрактичное.
Захлестну тебя солнечной свежестью,
романтичное и поэтичное.

Как мне, ладное мое, горемычное,
про Любовь мою поведать в признании?
Что ж, готовься, к боли привычное.
Предстоят тебе обрезания...

01.03.05