Горящая на столе свеча отбрасывает тень руки на бумагу. Я пишу о своей жизни, надеясь, что это послание поможет кому-то. Скорей всего его прочтёт сын, но у записки нет ограничений.
Ещё несколько недель назад меня беспокоил звук, который я слышал на чердаке. Тогда я не знал, что слышал. Возможно, то, что я узнал, откроет глаза не только мне, но и всем скорбящим.
Я уже старик. В семьдесят лет человеку не хочется ни о чём думать, хочется, чтоб утром не болела спина и время, проведённое в туалете, не было единственным, что запомнится за день. Я живу один в деревянном домике за городом. Зимой много времени уходит на обогрев. Мой сын живёт в квартире, которую я с радостью ему отдал. Мне ничего подобного не нужно, я уже стар, хоть и не ощущаю себя таковым. Я ощущаю молодость, ощущаю, как кровь бежит по венам, а в душе́ горит огонь, но обычно это происходит тогда, когда приезжает сын с семьёй. В подобные моменты я радуюсь и забываю обо всей боли, что притаилась в уголках моего тела и души.
Раз в неделю я хожу в церковь, а затем на кладбище, где провожу час на могиле супруги, глядя в голубизну неба. Вокруг тихо, но я не ощущаю одиночество. Тут лежит моя супруга, тут вскоре буду и я.
Жизнь моя скупа и проста. Сейчас у меня проблемы со слухом. Я использую слуховой аппарат. Иногда я просыпаюсь по утрам и не слышу ничего, кроме звонка в голове, словно там сработал маленький будильник, и некому его отключить. После завтрака это проходит. Человек может жить без слуха, и я не сильно переживаю. Время переживаний прошло, теперь время спокойствия.
Детство моё прошло в деревне. Позже я вновь туда вернулся, когда мои родители скончались, а у меня за плечами был небольшой рюкзак опыта, собираемого по крупицам. Немного в школе, немного в училище, но больше всего на улицах города. Я жил некоторое время с супругой в родительском доме, но затем продал его. Не судите строго, жить в деревне мне было тяжело, я стремился к большему, и, как считал тогда, это было верной дорогой. Однако судьба распорядилась иначе. Мы с супругой жили в квартире, которая позже перешла к сыну, а мы переехали в дом её родителей. Я быстро освоился, но не радовался подобной жизни.
Соседом моим оказался странный старик, Степан. Как выяснилось в дальнейшем, он изменил мою жизнь в лучшую сторону. Он был худой и высокий, вены на руках выпирали, а щёки были впалыми. Его одежда свисала, будто была на несколько размеров больше. Позже я узнал, что старик был одинок, а дальние родственники присылали старые вещи, даже не зная, что размер больше, чем нужно. Печально было смотреть, но старик не унывал и казался довольно весёлым.
- Я слышал, что в Африке есть особый вид растений, которые больше нигде не приживаются, - рассказывал Степан, когда я сидел на уличной скамейке, отдыхая после подрезания винограда или вырывания сорняков. Огород меня утомлял, но супруга любила жизнь в деревне, и я терпел. Я улыбался рассказам старика, но не видел в них особого интереса. Просто хотелось спокойно посидеть и ощутить гуляющую боль в суставах, которая медленно испаряется.
- Я слышал, что в Украине есть за́мок, один из древнейших в мире, - продолжал старик, затем жестами и мимикой показывал, что бывал в тех местах и получил гору удовольствий. Я был за него рад, но у меня иногда возникали сомнения по поводу сказанных им слов. Правда ли это? Я продолжал выходить на скамейку, а Степан продолжал рассказывать истории, сидя в одежде с постоянно закатанными рукавами и штанинами, подколотыми шпилькой. Это было интересно, действительно интересно и я забывал о проблемах.
Но вот наступил вечер, когда старик не вышел болтать и я сидел на скамейке один, слушая крики сверчков и жужжания комаров. В следующий вечер повторилось то же самое. Это было странно, но, думаю, вы уже догадались о причине. Одиночество страшная вещь. Я говорю о полном одиночестве. Оно медленно убивает человека.
Никто не смог прийти ему на помощь, когда он задыхался на кровати. Печаль кольнула меня в сердце. Когда мы с соседом Витей вошли в комнату Степана, тело уже начинало вонять. На похороны пришли те, кто его знал, помогали готовить, убирать. Помогали, кто чем мог. Мы с супругой решили помочь и купили одежду для покойного. Не знаю, правильно ли я поступил, но не хотелось видеть его в гробу с закатанными рукавами и штанинами со шпильками. Я решил это сделать, и мне было приятно.
Когда я помогал убрать в доме Степана, я нашёл тетрадку, лежащую на видном месте. Любопытство, знаете, ли, оно коварное. Надписей не было, но пролистав тетрадь, я всё понял. Степан был одинок. Все истории, которые ему рассказывали, он записывал в тетрадь, чтоб позже говорить мне или кому бы то ни было. Я улыбнулся, но печаль капнула на сердце. Хуже всего было другое. Каждую историю, рассказываемую мне вечерами, Степан начинал словами "Я слышал". Он слышал всё, что было описано в блокноте, но ничего из этого не видел. Печаль снова сжала сердце.
- Вот, - сказал я и бросил тетрадь перед супругой. Ира подняла на меня глаза.
- Что это? - спросила она.
- Это наш билет в жизнь, Ира. Я не хочу, чтоб в старости со мной или с тобой случилось то же, что со Степаном. Я не хочу рассказывать детям сказки и постоянно повторять, что слышал что-то и где-то. Я не хочу этого, Ира. Слышать можно многое, но если ты ничего не видел, можно сказать, что ты и не жил.
- Я тебя не понимаю, Олег. Ты хочешь поехать куда-то?
- Да. Я не хочу говорить, что я слышал о Киевском монастыре, я хочу описать его. Я не хочу говорить о Николаевском зоопарке, я хочу его увидеть. И если нам повезло жить в этом мире, Ира, то давай будем иметь о нём хоть какое-то представление.
И мы начали путешествовать. Сын жил отдельно и для нас были открыты двери. Мы были не богаты, но два билета могли себе позволить. Мы путешествовали достаточно, чтоб утверждать, что жизнь прошла не в запертой банке, а в реальном мире. Мы слышали, видели и ощущали, радуясь вместе, переживая вместе, и если печаль капала мне на сердце, всегда было кому вытереть эти пятна. Мы были полны впечатлений, жизнь для нас изменилась, стала более насыщенна. Мы делились разными воспоминаниями, переживая их вновь и вновь. Были приятные моменты, но были и не очень. Однажды, путешествуя на машине по Одесской области, мы наткнулись на домик в лесу, в двух километрах от трассы. Это был магазинчик, хозяин которого был одинок. От его истории на сердце капнула печаль. Мне его до сих пор жаль*1. Но были и приятные воспоминания. Однажды мы бродили ночью по пляжу, остались там ночевать и занимались любовью. Это было здорово, романтично и чудесно. Такие вещи не забываются. Когда мы путешествовали, иногда сталкивались с другими парами, некоторое время проводили вместе, было ещё веселее, и казалось, что мы давно знакомы.
Когда мы вернулись в наш деревенский домик, сперва было непривычно, но позже всё улеглось. Пыл осел, и мы привыкали к спокойной жизни. Появились живность, время будто замедлилось и больше не спешило, спокойно продолжая свой путь. Шли годы, мы жили спокойно, ухаживали за домом и друг за другом. Часто мы сидели вечерами и смотрели, как опускается ночь. Наш серый кот мурлыкал и засыпал на руках у супруги. Он любил её, и от запаха жаренного сала, становился на задние лапки, пытаясь дотянуться до плиты.
- Кот ложится на колени и греет тебя, ощущая, что ты ему нужен, - говорила Ира, - не только мы нужны животным, они тоже нам нужны. Животные ощущают больше, чем ты думаешь.
Шесть лет назад произошёл несчастный случай, сгорел наш сарай, следом за ним и дом. Я не знаю, как это произошло, нас не было дома, но супруга едва не умерла от горя, когда узнала, что погибла вся живность и кот Клод. То, что мы остались с голым задом её почему-то не так волновало. Печаль обожгла сердце. Мы не могли восстанавливать всё заново. Мы переехали, забрав остатки вещей. К тому моменту у меня были внуки. Сын предлагал переехать в город, но я не хотел. В этом возрасте город уже не нужен, к тому же я не был одинок. Ира была моей опорой. Но так не могло продолжаться вечно. Все это понимали.
У меня начались проблемы со слухом. Я терял его, и сын купил мне слуховой аппарат. Это было не слишком комфортно, но лучше, чем полная глухота. Мы тихонько жили, продолжая смотреть в ночное небо, радоваться друг другу и воспоминаниям.
Спустя пять лет после пожара у Иры случился инсульт. Возраст уже не тот, при котором врачи дают шансы, и я это принял. У неё был жар, начался бред. Она постоянно лежала и уже не могла сама встать. Она говорила со мной, но будто находилась где-то далеко. Это было печально. Она так и не пришла в норму. Вскоре я остался один. Жизнь померкла, я осознал, насколько мне не хватало её голоса, её прикосновений, её взгляда. Супруга перед смертью говорила много, но ни разу не говорила осознанно. Однако сейчас я был бы рад услышать даже её бред.
Прошёл год, как она умерла. Я часто сидел у её могилы. Приходил домой поздно. Может это немного глупо, но что мне ещё делать? Жизнь меня утомила, теперь я просто жду, когда настанет моя очередь. Сижу в зале ожидания и готовлюсь услышать свою фамилию. Иногда я говорю с Ирой, надеясь, что она меня слышит, но не могу быть в этом уверен. Иногда мне кажется, что она отвечает, и будто я её слышу. Надеюсь, что когда придёт мой черёд, вместо костлявой старухи с косой я увижу на пороге Иру. Тогда я не испугаюсь, а даже обрадуюсь, но уверен в этом быть не могу.
В последнее время я слышу по ночам странный звук на чердаке. Этот звук напоминает царапанье, словно кошка точит когти. Кошки у меня не было, но были мыши. Я несколько раз поднимался по лестнице и осматривал чердак, но никого там не обнаружил, однако я заметил, что мышеловки были пусты. Сыр съедался, мышеловка захлопывалась, но мышь убегала. Не знаю, как им это удаётся. Видно я в том возрасте, когда даже мыши могут меня обмануть. После смерти супруги у меня наступил период апатии.
Я сидел на стуле и глядел на огород. Одиночество страшная вещь, особенно полное. Да, у меня были дети и внуки, но они были далеко. Тут я был один. Я давно заметил, что жизнь полна звуков, это скажет любой. После того, как мне купили слуховой аппарат, я понял, что было и наоборот: звуки полны жизни. Я начал распознавать по звукам не только инструмент или транспортное средство, но и его хозяина. Мог сказать, кто из соседей что делает, оглашая местность стуком, гудением или криком. Это было не сложно, просто в этом нужен опыт, а делать дома мне особо нечего.
В тот день, когда я получил ответ, был дождь. Как пыль с окна, из моего мира пропали звуки. Я сидел и смотрел в окно, слуховой аппарат вновь начал барахлить. Это было естественно, но неприятно. Дождь был особо сильным в этот раз, и мне было грустно без звуков окружающего мира, если не считать шума дождя по крыше и отдалённого грома. Когда аппарат барахлил, я слышал помехи, будто кто-то что-то говорил. Я надеялся, что это Ира. Я понимал, что она мертва, но жизнь сложная штука, и есть вещи, которые не изучены до конца, которым нет объяснения. А некоторые вещи, как например, надежда, просто не нуждаются в объяснении. Я смотрел на отдалённые вспышки молний. Мне нравилось сидеть вот так вечером и размышлять.
В окне появился кто-то тёмный, затем пропал. Я думал, что мне показалось, но чуть позже маленькая голова поднялась и вновь исчезла.
Мираж? В моём возрасте не́чего бояться, если ангел спустится с небес и протянет мне руку. Но я не готов к этому. Есть неизбежные вещи и смерть была одной из них. Она уже настигла моих родителей, мою супругу, и уже, возможно, заточила косу и вытирает ноги, стоя на пороге домика моей души.
Больше я ничего не видел в окне, но подошёл вплотную и разглядел двор. Было пусто. Я сидел в темноте, лишь свет уличных фонарей слабо попадал на ковёр, делая заметными некоторые черты узоров.
Мне стало не по себе. На улице было темно и молнии иногда освещали дом. Я стоял у окна и вглядывался в темноту. Я плохо слышал, но мне казалось, что меня кто-то зовёт.
"Эй!". Затем тишина. Снова "Эй", и вновь тишина.
- Ира, это ты? - спросил я. И больше всего мне не хотелось слышать положительный ответ. Я боялся. Я не знал, что произойдёт, если увижу перед собой мёртвую супругу. Я прошёл через тёмную комнату и включил свет. Никого не было, но я услышал какие-то звуки в соседней комнате, будто быстрые маленькие шаги, словно пробежал ребёнок.
За мной пришли? Это слуги смерти?
Я боялся представить, как они выглядят. Ну конечно, смерть не приходит одна, ей помогают слуги, маленькие странные существа, одно из которых я видел в окне. Гроза прекрасная возможность забрать одинокую душу. Я подумал, что не нужно бояться. Смерть нельзя обмануть, её нельзя перехитрить или убежать от неё. Нужно быть к ней готовым.
Я прошёл в соседнюю комнату и зажёг свет. На столе сидел серый кот. Я будто раньше его не видел и одновременно словно встречал где-то. В далёком прошлом, когда был счастлив с супругой.
- Клод?
Кот мяукнул. Мне показалось, будто он сказал "эй".
- Так это ты, Клод? Откуда ты взялся?
Кот подошёл ко мне и смотрел, привстав на задние лапки, передними трогая мои ноги. Он вновь мяукнул. Я погладил его, затем налил в миску молока, а сам отошёл и сел на стул. Кот поел и начал облизываться. Я смотрел на него и радовался. Он не был бодрым или активным, он был уже не молод, в его движениях ощущалась медлительность. Он медленно прошёл ко мне, присел у ног, затем прыгнул на колени и устроился, скрутившись калачиком. Слуховой аппарат барахлил, и я снял его. Стало тихо, но я ощущал кота на своих коленях, чувствовал его тепло, его дыхание, его мурчание. Это было приятно. Ира была бы рада, узнав, что кот вернулся после шести лет скитаний.
Я не знал, как он нашёл меня, не знал, что он делал всё это время, но теперь я не был одинок. И в Клоде я видел душу собственной супруги.
С того момента кот спал постоянно у меня на коленях. Я нуждался в нём больше, чем он во мне. Ира была права. Я слышал, что у котов девять жизней, и теперь могу с уверенностью сказать, что это не просто слухи. Мой верный кот все девять жизней провёл со мной. Хоть это и животное, но с ним я больше не ощущаю себя одиноким.