Летом 1998 года был один из самых удачных отпусков в моей жизни. Мне сразу удалось обзавестись собраниями сочинений и Станислава Лема (желтенькие такие томики), и братьев Аркадия и Бориса Стругацких (похожие, но серенькие). С их творчеством я, конечно, был знаком и раньше (хотя, наверное, в недостаточной степени), но читать (и перечитывать) так систематически начал в первый раз. Чтение это шло параллельно от книги одного автора к другому, и, видимо, уже тогда у меня зародилась мысль сравнить творчество двух (трех) любимых моих писателей, особенно там, где они решали сходные проблемы, помещали своих героев в похожие ситуации. Например, когда они мух по своему кораблю гоняли. Или, наоборот, сами по чужому кораблю ползали в поисках выхода. Ну, или роботов сумасшедших усмиряли. И вот по прошествии многих лет осмелился я набросать сугубо субъективные читательские заметки. Зачем? Возможно, чтобы дать себе лишний повод еще раз перечитать и подумать над прочитанным.
Венера
"Астронавты" (1950) и "Страна багровых туч" (1957) не были их первыми фантастическими вещами, но широкая известность к Ст. Лему и А. и Б. Стругацким пришла именно после этих произведений, которые рассказывали об экспедициях на Венеру. При внешнем сюжетном сходстве книги получились совершенно разноформатные. "Страна багровых туч" - динамичная и увлекательная приключенческая история, а "Астронавты" - обстоятельное и неторопливое, довольно тяжеловатое для беглого прочтения повествование. Стругацкие посылают своих героев с "производственными" целями испытания новой техники и разведки месторождения полезных ископаемых ("Урановой Голконды"), Лем - для поиска следов внеземной цивилизации.
Тема Контакта, кстати, одна из центральных в творчестве польского писателя. Лемовская Венера - предвестник и Эдема, с такими же продолжающими бессмысленную работу производствами, и трагической "фиасковой" Квинты, которую земные космонавты также будут просвечивать на предмет поиска глубинных коммуникаций. Ну, а дорога к тому тупику, в котором окажутся исследователи "Гласа Господня", быть может, начинается с блестящей расшифровки в "Астронавтах" инопланетного отчета с места падения Тунгусского метеорита. Кстати, при всей схожести этого эпизода "Астронавтов" с рассказом А. Казанцева "Марсианин" (сб. "Гость из Космоса), где тоже наличествует расшифрованное электронными машинами послание о тунгусской катастрофе, тональность этих вещей весьма различна.
Конечно, в "Астронавтах" еще далеко до глубокого пессимизма зрелого Лема, но нет в них и типичного для тогдашней советской фантастики радостного ожидания встречи с "братьями по разуму", "эры встретившихся рук", блестяще выраженного в ефремовском "Сердце змеи". Лем, впрочем, был далек и от популярных в западной фантастики концепций обязательных конфликтов и войн между инопланетными цивилизациями, хотя в его "Астронавтах" речь шла как раз об угрозе из Космоса. Интересно, что Стругацкие в "Извне", написанных практически сразу вслед за "Страной багровых туч", в вопросах Контакта также весьма далеки от безудержного оптимизма - едва высокоразвитые пришельцы распознают, что имеют дело с другим разумом, тут же отправляют землянина обратно.
Удивительно, как совпадает набор испытаний, через которые приходится пройти героям "Астронавтов" и "Страны багровых туч". Это неожиданная опасность во время казавшегося до того безмятежным межпланетного перелета (метеоритный поток у Лема и лучевой выброс у Стругацких); тяжелые перегрузки (при уходе от метеоритов у Лема и при посадке на Венеру у Стругацких); изматывающий пеший переход по планете после потери транспортного средства (вертолет у Лема, вездеход у Стругацких); встреча с бурей (грозовой у Лема, песчаной у Стругацких) и угрожающим потоком некоего самодвижущегося вещества (черной плазмы у Лема, красной пленки у Стругацких); поиски загадочно исчезнувшего члена экспедиции (благополучно завершившиеся у Лема, трагически безуспешные у Стругацких). Правда, у польского писателя нет, как у Стругацких, венерианской инфекции, вызывающей галлюцинации, зато она есть у Казанцева ("Планета бурь").
Есть еще одно обстоятельство, объединяющее "Астронавтов" и "Страну багровых туч" - впоследствии их авторы весьма негативно оценивали свои ранние произведения. Дело тут, думается, не только в переоценке идеологических представлений. При всей царапающей ныне слух политической фразеологии, мы имеем дело не столько с коммунистической, сколько с технократической утопией, типичной для фантастики 50-х годов т. н. "ближнего прицела", фантастики демонстрации могущества науки и техники.
Лем заглядывал вперед на полвека, перенося действие "Астронавтов" в 2003-2006 гг., а Стругацкие - лет на 40, в 90-е гг. ХХ в. У польского писателя "много лет прошло уже после падения последнего капиталистического государства". У наших соотечественников, вроде бы, капитализм всё еще доживает свои последние дни, хотя лидирующие позиции явно у коммунистических (ССКР) и социалистических (КСР) стран. В своем светлом будущем Лем в первую очередь рисует картины глобального климатического переустройства планеты - титанических работ по обводнению пустынь и обогреву Крайнего Севера искусственными солнцами (что будет с прибрежными областями, когда арктические льды растают, автор как-то упускает). На фоне грандиозных преобразований земного климата развитие космонавтики в "Астронавтах" выглядит довольно скромно. Лем писал свой роман еще до первых космических стартов. По его предсказаниям человечество выйдет в космос только в 1970 г., однако, после трех запусков автоматических ракет (облет Луны, низкоорбитальный и стационарный спутники Земли) космические программы будут свернуты на три десятилетия из-за полной, на взгляд автора, бесперспективности "ракетных поездов" - многоступенчатых ракет на химическом топливе. И только после появления в начале XXI в. "идеального атомного двигателя" пришло время исследования дальнего космоса. Описываемый в "Астронавтах" "Космократор" - самый первый космический корабль Земли, а его экспедиция на Венеру - первый пилотируемый полет землян в Космос. С точки зрения сегодняшнего развития космонавтики это выглядит весьма прозорливо. И 2006 год вот прошел, а до пилотируемых экспедиций на другие планеты еще ой как далеко.
"Коммунистическое завтра" Стругацких, - это, напротив, прежде всего космические полеты. На самой Земле лишь вскользь упоминаются подводные совхозы, высокочастотная вспашка, термоядерные электростанции, да атомный наземный транспорт. Зато на околоземной орбите уже функционируют заводы безгравитационного литья, исследованы Луна, Марс, Меркурий, астероиды и спутники планет-гигантов в пределах полутора миллиардов километров от Земли. Спустя 30 лет после первых лунных полетов (заметим, это тот же срок перехода к принципиально новым видам космических двигателей, что и у Лема) на смену атомно-импульсным ракетам приходит новый вид кораблей - фотонные планетолеты, предназначенные для штурма неизученных ранее "тяжелых планет", в первую очередь - Венеры, куда авторы и направляют свой "Хиус".
Космическим кораблям в "Астронавтах" и "Стране багровых туч" уделяется гораздо больше внимания, чем в аналогичных по теме произведениях других фантастов. Лем посвящает описанию "Космократора" целую главу с школьной экскурсией. Вообще-то, "Космократор" уж слишком напоминает напрямую упомянутый Лемом незабвенный жюльверновский "Наутилус" - начиная с сигарообразного корпуса и кончая выгравированным внутри рубки латинский девиз - "Плавать необходимо!" (вместо "Подвижный в подвижном" на корабле капитана Немо). Как и "Наутилус", "Космократор" столь великолепен, сколь нефункционален технически. Очевидная причина - попытка автора совместить несовместимые в корабле функции, плюс позаботится о внешнем изяществе. Непонятно, как бескрылый корабль парит в атмосфере, взлетает и садится по-самолетному. Так как искусственное тяготение во время космического перелета создается вращением "Космократора" вокруг продольной оси, в приземлившемся корабле большая часть помещений не может использоваться экипажем, так как оказывается в положении "на боку" или "вверх ногами". Школьники во время экскурсии видят наклонный пол в каютах, но не спрашивают, как космонавты собираются в них жить (кстати, об этой проблеме не подумал и О. Дивов в сравнительно недавнем "Лучшем экипаже Солнечной системы", а вот сам Лем в "Непобедимом" уже предусмотрительно сажает подобный корабль кормой вниз, делая в каютах полом боковые стенки).Неясным остается и принцип работы двигателя "Космократора", напоминающий по описанию термоядерный, но использующий в качестве горючего трансурановый "коммуний".
Особое внимание Лем уделяет корабельному электронному мозгу, вернее, двум "мозгам" - рабочему "Предиктору" для текущего управления и занимающему целый огромный отсек "Мараксу", то есть "Мыслящей машине" - "для решения таких проблем, какие невозможно предвидеть". Взаимоотношение людей с мыслящими машинами - еще одна из центральных тем в творчестве Лема. Впрочем, в "Астронавтах" эта тема еще только обозначена (гораздо меньше, чем в предшествующем им "Человеке с Марса", где людям приходится сражаться с инопланетным кибермозгом). А пока по поводу "Маракса" его создатель немного снисходительно замечает: "Машина не умнее человека, она только гораздо быстрее его". Позднее, в "Дознании" пилот Пиркс будет гораздо более осторожен в сопоставлении своих способностей с интеллектом робота-"нелинейника".
"Хиус-2" братьев Стругацких тоже оборудован электронной "курсовычислительной" машиной, которая вызывает, впрочем, у экипажа одни только нарекания. Сам же корабль воспет настолько, что многие эпизоды "Страны багровых туч" воспринимаются как восторженный гимн фотонному планетолету. В реалистичности изображения "Хиус", безусловно, выигрывает в сравнении с "Космократором", напоминая своим интерьером уже не "Наутилус", а настоящие подлодки ХХ века - с тесными отсеками, разделенными герметическими переборками. Нет иллюминаторов, смотреть наружу можно только через перископ в рубке. В предельно функциональном корабле не находится даже места для вездехода, который в результате принайтовывают прямо поверх корабля, отчего тот приобретает "доморощенный вид". Вообще же эстетикой Стругацкие жертвуют с самого начала, представляя читателю "Хиус" не привычной в тогдашней фантастике стреловидной ракетой, а приземистой пятиногой черепахой.
Впрочем, и в отношении "Хиуса" может возникнуть немало претензий к достоверности. Как, например, удается ему не сжигать фотонным выхлопом отходящие от "абсолютного отражателя" колонны вспомогательных реакторов? Или они могут отклоняться вбок-назад? В чем неоднократно заявленное неоспоримое преимущество фотонного корабля перед атомно-импульсным при посадке на планеты с высокой атмосферной турбулентностью, кроме "запаса хода"? У атомного корабля не хватит горючего на пару лишних часов? Интересно, что в позднейшем "Полдне" штурмовать другую планету с "бешеной атмосферой", Владиславу, герои Стругацких отправятся на импульсном планетолете, потому что у фотонного бота при этом нарушалась настройка магнитного поля в реакторе. Наконец, крайне неудачной выглядит гибкая "веревочная" лестница, по которой приходится забираться и спускаться в вознесенную высоко на колонны реакторных колец кабину "Хиуса". Вспоминается, эпизод, когда оставшийся в одиночестве штурман не мог какое-то время попасть обратно в корабль, так как ветер всё время относил лестницу в сторону. А вот доктор Кёниг с "Таймыра" (судя по описанию, этот "планетолет 1-го класса" - двойник "Хиуса") так и погиб, когда на планете Синих песков ветер хлестнул его подъемник о реакторную колонну ("Полдень ХХII в."). Для планет с непредсказуемой атмосферой, право, могли бы придумать что-нибудь понадёжнее. Кстати, состояние атмосферы явно не учитывалась и при разработке питающих устройств для автоматических маяков будущего космодрома, выбор места для которого - главная цель экспедиции "Хиуса". Работающие от радиоактивности почвы батареи представляли собой сотни квадратных метров тонкой пленки, которую необходимо было расстелить и присыпать песком. А там ведь дул ветер, который перевернул многотонный вездеход.
И Стругацкие, и Лем изобразили Венеру негостеприимным, пустынным, мертвым, непригодным для человеческого существования миром. Между тем в 50-е годы в фантастической литературе, кажется, господствовали представления о Венере как о тропическом рае, населенном доисторическими животными (Хайнлайн - у них, Казанцев, Мартынов - у нас). Безжизненность Венеры называлась (по крайней мере, в отношении Стругацких) своего рода предвидением (наряду с кольцом Юпитера) действительного положения вещей на небесных телах. Правда, во-первых, Лем и Стругацкие не были так уж оригинальны. Ефремов, скажем, тоже мельком упомянул в "Сердце змеи" "жаркую и безжизненную Венеру с ее океанами нефти, липкой смоляной почвой и вечным туманом". Кроме того, справедливости ради надо отметить, что у Стругацких бесплодные "черные пустыни" сочетаются на Венере с кишащими примитивной жизнью тяжеловодными болотами, а на южном полюсе была открыта страна "необозримых лесов красных деревьев, зеленых озер, диковинных животных". Что же касается Лема, его выжженная Венера, покрытая равнинами расплавленного пластика и озерами формалина, - результат планетарной катастрофы, и как выглядела планета раньше, остается неизвестным. Во-вторых, авторы вовсе не "угадали". Реальные условия на поверхности Венеры оказались несравнимо суровее, чем это могла представить в 50-е гг. писательская фантазия, и в принципе исключают возможность пребывания там человека, по крайней мере - на представимом сейчас уровне техники. И еще по поводу предугаданий. У Лема венерианские сутки составляют 18 земных, у Стругацких - чуть более двух. На самом деле Венера совершает оборот за 243 земных суток, так что наблюдать смены дня и ночи космонавты вряд бы смогли.
В чем Лем не имеет соперников, так в поражающем воображение зримом реализме инопланетных пейзажей. Ему удается то, что не получается у его героев: "Я не знаю, мне не удалось описать, то что увидел... ибо я не в состоянии передать тот основной тон, благодаря которому с первого взгляда чувствовалось, что это не Земля". Уже в "Астронавтах" Лем показывает величие красоты мертвой природы, делает свою Венеру не только пустым словом, набором атрибутов, но цельным миром, подобным Марсу в "Ананке", Титану в "Фиаско" и, конечно, Солярису. Даже в момент смертельной опасности Венера способна вызвать у космонавтов молчаливый восторг "оргией света", вдруг возникшей в просвете туч: "Из бездны вставали горы раскаленной меди, красно-кровавые пропасти, пещеры и гроты с зыбкими стенами, а солнце пронизывало их блеском, прорезая в подвижной, словно живой, массе золотые трещины. Весь этот океан беззвучного пламени дышал: над ним носились лиловые и розовые дымки, в которых трепетали полосы повторенных радуг".
У Стругацких есть сходный эпизод, когда перед черной бурей "впереди, гася красное сияние неба, вспыхнуло ослепительно синее, неправдоподобно прекрасное зарево... Зарево дрожало, переливалось бело-синими волнами". Эта "фальшивая улыбка", пожалуй, единственное место в "Стране багровых туч", где говорится о красоте природы Венеры. В остальном планета рисуется ярко-злыми, ненатуральными красками, создающими впечатление скорее декорации, фона действия: "Ровная, как стол, черная поверхность, по которой стремительно неслись туманные струи мельчайшей черной пыли. Далеко у горизонта, затянутого красной дымкой, медленно передвигались тонкие, грациозно изгибающиеся тени, словно исполинские змеи, вставшие на хвост. И над всем этим - оранжево-красный купол неба, покрытый беспорядочной массой темно-багровых туч, с бешенной скоростью скользящих навстречу".
Казалось бы, книга Стругацких гораздо богаче на такие впечатляющие, величественные объекты как Дымное море, столб Урановой Голконды. Но по детальности описания, позволяющему создать настоящий эффект присутствия, им далеко не только до Мертвого Леса или Светящегося города, но и до простых лемовских горных котловин. Поэтому, кажется непонятным, как можно заблудиться среди венерианских "столбов" у Стругацких, а вот когда героя Лема расходятся по улицам пустого чужого города, потеряться там по настоящему страшно. По степени выпуклости, рельефности изображения сцены на Венере у Стругацких сильно проигрывают эпизодам на Земле, на Седьмом полигоне, где у загруженного к старту "Хиуса" видны втоптанные в грязь куски фанеры и обрывки упаковочной бумаги. Лему же, рисовавшему Венеру куда менее яркими красками, удается показать, что "здесь все было чужим. Чужим было низкое нависшее белое небо, сиявшее, несмотря на тучи, ярким светом; чужды были неподвижность воздуха, равнина, покрытая плоскими холмами, странный сухой стук, который издавали сапоги при ходьбе по этой мертвой равнине".
Интересно субъективное отношение к Венере членов экспедиций. И там, и там они держат наготове лучеметы и, не колеблясь, пускают их в ход. Однако у героев "Астронавтов", которые прибыли на планету, готовившую, судя по всему, уничтожение жизни на Земле, не прослеживается к ней какой-то враждебности. Скорее это осторожность перед грандиозным неизвестным, ощущение себя "муравьями в пишущей машинке". У Стругацких же всё буквально проникнуто воинственным, непримиримым духом по отношению к Венере. Для героев "Страны багровых туч" она - "упрямое, злое олицетворение всех враждебных человеку сил стихии", "чудовище", "подлая, проклятая планета", которую нужно "укрощать и покорять, беспощадно и навсегда". "Будешь работать на нас, на людей Земли, давать свет, жизнь... Закуем в сталь, в бетон! Будешь работать!" Отрадно, что в "Пути к Амальтее", следующей истории Стругацких о героях "Страны багровых туч", их взгляды предстают уже сильно изменившимися. Даже на краю гибели они восхищаются красотами Юпитера, а затянувшие их гибельные бездны описаны почти с лемовским богатством палитры. А ведь в "Стране багровых туч" о Юпитере отзывались: "Юпитер... Опять проклятый Джуп! Хуже Венеры, хуже всего на свете...".
Вообще, главное отличие между двумя книгами, это, конечно динамика и экспрессия. С одной стороны, многочасовые прогулки по коридору корабля главного героя "Астронавта", который сам признается, что ему нечем заняться. Неторопливые исследования, вдумчивый анализ получаемых данных, даже когда земля горит под ногами уже в буквальном смысле. С другой стороны, бешеный темп, напор и натиск в "Стране багровых туч", где обычная планетологическая разведка превращается в жестокую битву за гранью человеческих возможностей. Громкие слова о связи жизни и жертвенности звучат в обоих произведениях: "Смерть любого из нас не может, не должна остановить наступление" ("Страна багровых туч"), "знакомство с обитателями планеты и устранение угрозы для Земли надо ставить превыше вопроса о нашей личной безопасности" ("Астронавты"). Однако переизбыток героизма играет для "Страны багровых туч" плохую услугу. В то, что лемовские астронавты не могут удержаться от осмотра попавшихся им по дороге загадочных артефактов, рискуя, что на обратный путь им не хватит кислорода, в это верится. А то, как у Стругацких уцелевшие участники экспедиции к Голконде добираются ползком до корабля - это нереально, просто невозможно. Если же это возможно, тогда непонятно, почему раньше были прекращены поиски пропавшего Богдана Спицына? Ведь и он мог выжить, даже пешком вернуться к "Хиусу", как вернулись потом другие в гораздо более худших условиях! В то же время, герои Лема рассуждают о ценности жизни вообще, жизни человечества (роман - еще и предупреждение против атомной войны, такой же, что погубила Венеру), у Стругацких же герои борются до конца за свои жизни. Да, они уже выполнили свой долг, но продолжают бороться и потому еще, что "лучше всего на свете - это жить".
Ранние Лем и Стругацкие при общей приверженности к технократическому виду коммунистической утопии по-разному видят общественную модель своих обществ, определяют в них разные доминирующие группы. Лемовская Земля начала XXI века предстает нам миром господства ученых: "Мы, ученые, служим обществу, как и все его члены. Мы равные среди равных, но одно нам дано в большей мере, чем прочим: ответственность". Руководство планетой осуществляет, по всей видимости, "Высший научный совет", а важнейшие вопросы - специализированные комиссии, вроде "Комитета переводчиков", в компетенции которого даже возможность межпланетной войны. "Мы не уполномочены принимать решения, - оговаривается один из членов Комитета, добавляя, - но, полагаю, человечество будет считаться с нашим мнением".
Такое положение вещей ярко проявляется в распределении обязанностей в экспедиции "Космократора". Ее руководителем является, разумеется, ученый-теоретик Арсеньев, а не главный пилот - первый инженер-навигатор Солтык. Подчиненное положение летного персонала не вызывает никаких возражений. Глава экспедиции вынужден даже снисходительно протестовать против излишнего пиитета по отношению к научному составу экспедиции: "Летчик и ученые, да? Вы считаете нас воплощением всяческой премудрости?... Чепуха! Чепуха, говорю вам.. У нас просто разные специальности". На практике же в трудных ситуациях ученые каждый раз демонстрировали полное превосходство над пилотами, не только в знаниях, но в умении найти выход из трудной ситуации и даже в элементарной выдержке. "Я вел себя, как щенок! Я скулил... кричал на него, потому что он преспокойно расхаживал со своим аппаратом, как в лаборатории... Я не понимал, не мог понять, зачем он это делает", - со стыдом признавался Солтык, рассказывая о спасении своего подчиненного ученым-физиком, с ходу разгадавшим секрет сферического пространства.
У Стругацких в "Стране багровых туч" главенствующая роль, по крайней мере, в области космических исследований, играют администраторы - ГКМПС ("Государственный комитет межпланетных сообщений"). Административные кадры, похоже, набираются из вышедшего в отставку летного состава. Наличествует и такая влиятельная организация как "Международный конгресс космогаторов", то есть действующих космонавтов. На периферии прослеживается также "аппарат министерства" и руководящая роль партийных органов (партконференция, на которой когда-то отец командира "Хиуса" Ермакова громил главного конструктора и будущего зампреда ГКМПС Краюхина). Обращает на себя внимание железная военная дисциплина, жесткие командные методы управления персоналом вплоть до дисциплинарного ареста. Роль в организации экспедиции на Венеру научных организаций незначительна. Так предложение Президиума Академии наук о включении в план экспедиции "Хиуса" работы над "загадкой Тахмасиба" не проходит, а ведь узнай команда Ермакова вовремя о свойствах "красного кольца", командир остался жив, а остальным не пришлось бы претерпеть суровые испытания.
Что же касается положения на "Хиусе" ученых - геологов (планетологов) Юрковского и Дауге, то они - лишь пассажиры, которым запрещен вход в рубку. На месте ими командует даже простой водитель, поскольку, как предполагается, ученые полностью неприспособленны к реальным трудностям, гусеницу у танкетки починить не могут (впрочем, это не мешает ученым во время геологических вылазок использовать водителя как подчиненную им "рабочую силу"). Вообще к геологам порой относятся буквально как к малым детям, которых нужно водить за руку и не выпускать из-за стола, пока они не съедят всё из тарелки. Юрковский, который не производит впечатления застенчивого человека, лишь раз позволяет себе выступление о романтиках, энтузиастах-мечтателях научного поиска, которые прокладывают дорогу инженерам и администраторам, и тут же получил резкую отповедь от Краюхина: "Значит, администраторов-энтузиастов не бывает? И инженеров-мечтателей тоже? И что там насчет серой массы? ... А вам, так сказать, мон шер, только бы добраться до сокровищницы тайн, где они лежат штабелями". Точка зрения Краюхина - космические экспедиции служат исключительно делу общественной пользы, но никоим образом не "удовлетворению за казенный счет собственного любопытства", как определил науку кто-то из классиков. Правда, непонятно, какую практическую пользу можно найти на Марсе или Юпитере. Фундаментальную науку и ученых-теоретиков Стругацкие "реабилитировали" только в "Стажерах" - последней книге из цикла о героях "Страны багровых туч". Там Юрковский, успевший уже стать администратором, вновь выслушивается отповедь, теперь уже - от молодого ученого: "Вы же были порядочным планетологом. Для чего же вы попали в МУКС, да еще занялись генеральной инспекцией".
Центральной фигурой, главным персонажем и у Лема, и у Стругацких является космонавт-дилетант, привлеченный к экспедиции для выполнения специфических задач: Роберт Смит в "Астронавтах" - для разведочного вылета на самолете перед посадкой корабля, а также, видимо, как инструктор-альпинист, и Алексей Быков в "Стране багровых туч" - как "специалист по пустыням" и водитель вездехода. Прием космонавта-новичка, вообще-то, типичен для фантастики "ближнего прицела" (можно вспомнить и журналиста Мельникова в "220 дней на звездолете" Мартынова или писателя Гибсона из кларковских "Песков Марса"). Этот прием позволяет естественным образом знакомить читателя вместе с главным героем с достижениями космической техники и вводить в курс дела.
По ходу действия "Страны багровых туч" Быков демонстрирует стремительные успехи, завоевывая всё большее уважение к своим "отменным физическим и духовным качествам". Он побеждает в конфликте-соперничестве с Юрковским, и их отношений проходят путь от скрытой вражды к откровенной дружбе. Едва ступив на Венеру, Быков всё больше и больше набирает в экспедиции авторитет, становясь после гибели Ермакова ее фактическим руководителем, и спасает своих друзей из казалось бы безвыходной ситуации. Нечто подобное происходит и со Смитом, однако то, что он выводит попавшую в западню группу через венерианские горы, никак не отражается на его статусе. Да, он поднимает в одиночку "Космократор", когда два других пилота выбывают из строя, но он по-прежнему лишь младший член экипажа, мнение которого о загадках планеты ученые не принимают всерьез.
И Быков, и Смит проходят через страх. Не страх "сделать что-то не то", которым жил Быков первую часть повести - страх смерти. Для Быкова это только порог в самом начале - когда он взбирается в готовый к старту "Хиус" и испытывает то, о чем долго потом вспоминал с недоумением и стыдом. Зато, когда сообразил, что боится, "просто-напросто трусит", то сразу успокоился и в дальнейшем демонстрировал полное бесстрашие, волю к жизни, даже когда другие показывали слабость. В "Пути на Амальтее" герои Стругацких еще вернутся к страху, но это, скорее, будет у других, не у Быкова. А апогей принявшей поистине планетарные масштабы борьбы со смертным страхом, борьбы ради того, "чтобы оставшиеся три часа жизни чувствовать себя человеком, не корчиться от непереносимого стыда", это у Стругацких, конечно, написанная через несколько лет после "Страны багровых туч" и о совсем другой уже эпохе "Далекая Радуга".
У Лема в "Астронавтах" борьба его героя со страхом - самое серьезное испытание, к которому он идет всю книгу. Смит отправляется в полет психологически надломленным, он переживает, что не смог спасти товарища-альпиниста в Гималаях во время восхождения на К-2. В заключительной сцене на Венере Роберт Смит оказывается погребен под подземным завалом вместе с командиром Арсеньевым. После нескольких часов пилот не выдержал: "Я не ощущал ни тревоги, ни отчаяния, только непрестанно растущее внутреннее напряжение... я напряг последние силы, чтобы держать себя в руках, ибо знал, что если мне это не удастся, то произойдет что-то страшное, - я уже не смогу владеть собой. Я же больше всего боялся не смерти, а того обезумившего существа, в которого могу тогда превратиться". Из этого кризиса пилота буквально за руку выводит ученый - Арсеньев, указав путь к спасению. В "Далекой Радуге", к слову, спасенья не будет, но люди всё же облегченно вздыхают, когда всё решается за них: "Вот мы совершенствуемся, совершенствуемся, становимся лучше, умнее, добрее, а до чего все-таки приятно, когда кто-нибудь принимает за тебя решение..."
На мой взгляд, в показе людей, решающих поставленные перед ними задачи, Лем серьезно уступает Стругацким. Герои "Страны багровых туч" выглядят куда более живыми, хотя в "Астронавтах" о биографии членов экспедиции говорится намного больше. Лем даже уподобляет свой роман "Декамерону", заставляя нескольких участников полета по очереди ежевечерне рассказывать истории из личной жизни. Возможно, желание детально показать внутренний мир тут сыграло во вред. Возникли наброски отдельных личностей, проявляющих индивидуальные человеческие черты, но заставить эти личности взаимодействовать Лем не смог. Команда "Космократора" представляется собранием случайных людей, иногда даже не знающих друг друга по имени (!) Читателю трудно определить, сколько вообще человек отправились к Венере, потому что на корабле есть настоящий "невидимка" - врач Тарланд, мельком появляющийся в паре эпизодах. Вполне "лишними", не играющими большой роли в событиях выглядят и навигатор Солтык, и ученый-химик Райнер, интересный, пожалуй, лишь рассказом о своем научном открытии, и малозаметный второй пилот Осватич, о котором лишь сказано, что из него и слова не вытянешь.
Правда, этим, похоже, у Лема грешат все. Главный герой вспоминает о своем погибшем товарище, что с ним "мне лучше всего молчалось". "Остальное доскажет молчание", - глубокомысленно изрекает начальник экспедиции Арсеньев. Впрочем, когда герои Лема говорят, и это не объяснение природы раскрывающихся удивительных чудес Венеры, то действительно кажется, что лучше бы они молчали, поскольку эти речи кажутся страшно банальными. Даже чувствуешь некоторое злорадство, что девушку главного героя не убедили его разглагольствования по поводу того, что любовь "это не полет и не небо, а что-то прочное, как земля, в которую можно вбивать сваи, на которой можно возводить стены и строить дома". Пафос речей практически убивает фигуру начальника экспедиции Арсеньева, наделенного к тому же внешностью абсолютного положительного героя. Другой ученый - математик Чандрасекар тоже выглядит ненатурально, неотделимо от сотворенной им "Мыслящей машины". Из трех ученых, составляющих руководящее ядро экспедиции, как нормальный живой человек воспринимается, пожалуй, только физик Лао Цзу, маленький, всегда спокойный, но преисполненный огромной внутренней силы.
Нельзя сказать, что и у Стругацких удались все персонажи. Командир "Хиуса" Анатолий Ермаков - явно несет на своем челе мрачную тень романтического героя, обреченного на гибель. Не очень расписан и пилот Богдан Спицын, также обреченный авторами на смерть, правда, до потрясающей жуткой реальности неромантическую. В речах героев немало пустых слов, есть и недомолвки, но есть и настоящий, живой язык, насыщенный грубоватым юмором. Юмора, которого, похоже, совершенно лишены холодно грустные герои Лема (не считая Лао Цзы с его метким сравнением поведения человека, якобы запертым в Белом щаре (в сферическом пространстве), с пьяным, который кружит вокруг круглой тумбы и жалуется, что не находит выхода).
В "Стране багровых туч" у Стругацких действует четверка живых людей. Быков, Крутиков, Дауге и Юрковский - каждый из них вполне наделен индивидуальностью - как замечаемой первой внешней, так выявляющейся постепенно внутренней. И "Страна багровых туч" - лишь начало проявления перед нами мира этих людей, людей героической эпохи покорения тяжелых планет. В дальнейшем к этой четверке присоединяются представители молодого поколения - Иван Жилин в "Пути на Амальтею" и Юра Бородин в "Стажерах", играя, впрочем, свою, особую роль. Да и сами Стругацкие, похоже, постепенно охладевают к своим первым, ставшим для них слишком простыми героям старой команды Быкова, которых затмевают персонажи новых книг, люди "Полдня", куда более сложные Горбовский или Комов.
У Лема действительно любимым героем в жанре "твердой космической фантастики" становится пилот Пиркс. Но он мало что унаследовал от Роберта Смита из "Астронавтов", разве что увлечение альпинизмом. Кстати, Пиркс, один из наиболее впечатляющих и реалистичных образов космонавта в мировой фантастике, являлся именно пилотом, а не капитаном, каким стал у Стругацких Быков. Пиркс оставался космонавтом-одиночкой, даже когда работал в команде. А работал он, решая проблемы в основном с приборами, механизмами и прочими автоматами. Кстати, справиться с затесавшейся в экипаж роботом ("Дознание") ему помогло именно затянувшееся, чисто лемовское, молчание. Молчание он хранил и тогда, когда обнаружил в другом роботе ("Терминус") сознания людей из погибшего экипажа.
Так что же всё таки показалось мне лучше - "Астронавты" или "Страна багровых туч"? К слову, это были самые первые прочитанные мною произведения Лема и Стругацких, еще в ту детскую пору, когда книги я воспринимал без связи с их авторами и радовался, заполучив в руки любую фантастику. Насколько могу вспомнить, мне не понравилось ни то, ни другое. Казанцевская "Планета бурь" впечатлила гораздо больше. Стругацкие показались слишком мрачными, а Лем - скучным и непонятным (с Белым шаром и его сферическим пространством разобрался вроде бы только через годы, при третьем что ли перечтении). Сами авторы, как и говорилось выше, были не лучшего мнения о своих ранних произведениях. А мы, мы сейчас невольно ловим себя на мысли - неужели сейчас действительно могло быть так... В возможность мира "Страны багровых туч" верится легче, потому что в нем живут похожие, виденные нами люди. Ну, может быть, чуточку лучше, или не чуточку. Лем в этом отношении менее правдоподобен. Может быть, потому, что его герои хранят свое в себе и не говорят об этом с нами.
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/1.jpg)
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/2.jpg)
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/3.jpg)
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/4.jpg)
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/5.jpg)
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/6.jpg)
![[]](/img/n/nikitin_d_n/lemvsstrug/stranabtuchhius.jpg)