Человек может так надавить на природу, что она ошпарит его парниковым эффектом.
Аристотель (384 год до н. э. - 322 год до н. э.) - древнегреческий философ и учёный-энциклопедист, ученик Платона, основатель перипатетической школы.
Он уже приготовился скользнуть в воду, но не успел, тяжёлая туша хищника обрушилась на него, а острые клыки вцепились смертельной хваткой в его загривок. Бобра стремительно рванулся вперёд, увлекая волка в воду. Хищнику повезло, что массивное бревно находилось вблизи берега на глубине около полуметра. Два сильных тела сплелись воедино, образовав единый клубок барахтающихся тел.
Спасение бобра было только в воде, причём на большой глубине. Туда он и старался увлечь сухопутного разбойника и там утопить. И он, повинуясь инстинкту самосохранения, потянул его к центру заводи. Волчара понял его маневр и уперев сильные лапы в илистое дно водоёма потянул брыкающего бобра к спасительной суше.
Борьба шла ожесточённая и отчаянная. Никто не хотел уступать. Но всё - таки санитар леса подтащил мощную тушу бобра к берегу и там удавил. Он вылез обессиленный на свежую траву и рухнул, высунув язык наружу. Часть добычи он съел на месте и блаженно вытянувшись на солнышке, отдыхал целый день. Забравшись под густую крону ели, он прищурил глаза, задремал.
Но спал чутко, настороженно, по - звериному. К логову хищник вернулся с последними лучами заходящего солнца, притащив половину тушу. Накормив щенков, волчица ушла с ними в логово, а волк улёгся неподалеку от входа, вылизывая натруженные от постоянных охотничьих походов лапы. К ночи сильно похолодало.
Седая завеса тумана над речушкой Улуйкой уплотнилась, поднимаясь всё выше, захватив надпойменную террасу. Старый филин уже посылала из лесу свои первые приветствия ночи. На следующий день санитар тайги снова отправился на охоту. Хищник знал, что за ближайшими околками раскинулись широкие поля, примыкавшие к небольшой сибирской деревеньке.
Утро наступающего дня выдалось тихим и хмурым. Вокруг стояла глухая и какая - то ватная тишина. Часть пахотной земли была засеяна рожью, всходы которой бурно колосились на поверхности. Часть колхозных угодий представляли собой голую землю вспаханную осенью и оставленную под пары. В Барановском углу и на "Утюпе" зелёным морем колыхались густые ряды взошедшего овса.
Вблизи "Курдюкова" колодца у "Зыковской" дороги всю зиму обитало небольшое стадо косуль. Часть парнокопытных этого стада принесло потомство ещё в начале мая, поэтому сейчас у них были довольно подросшие косулёнки. Но одна молодая двухлетняя самка произвела на свет детёныша совсем недавно. Она устроила устланное еловым лапником гнездо в куртине густого ельника околка вблизи небольшого ручья впадающего в Камышевку.
Накануне это гнездо обнаружил волк и сейчас принялся осторожно кружить вокруг, не подходя, однако слишком близко. Стадо косуль встав рано утром на краю околка беззаботно щипали сочную травку и молодые побеги густых кустарников. Ближе обеду они выдвигались к ближайшему колхозному полю с люцерной и клевером и хорошо, подкрепившись отправлялись к Камышевке на водопой.
Молодая мама - двухлетка, покормив косулёнка молоком, она сама принялась за завтрак. А козлёнок, улёгшись возле дерева, свернувшись колечком, сладко задремал. В это время санитар леса затаился в засаде и ждал удобного момента для атаки. И он вскоре настал тёплый ветерок - бородач подул в его сторону и хищник медленно заскользил по утренней росе, делая короткие остановки.
Мать косуля отошла на незначительное расстояние от своего малыша, но не забывала прислушиваться и втягивать чуткими ноздрями утренний воздух, бросая опасливый взгляд на спящего косулёнка. Расстояние постепенно сократилось. Стальные мышцы волка напряглись, налились силой и он бросился к добыче. Реакция парнокопытных оказалась мгновенной - они с маленькими детёнышами бросились врассыпную.
Маленький детёныш мамы - двухлетки тоже успел вскочить, но тут же почувствовал как волчьи клыки - кинжалы плотно впились в его загривок, раздался противный хруст шейных позвонков и козлёнок был мёртв. Косуля видя трагедию с малышом громко вскрикнула, но ничего сделать не могла как вместе со всем стадом пустится в бегство.
Сухопутный корсар проворно прихватил детёнуша косули за загривок зубами и потащил трофей к логову, тем же путём вдоль реки, которым пришёл сюда рано утром на зорьке. Волк не стал нарушать многолетнюю традицию - в соседнем околке он съел часть добычи и отоспавшись за день вернулся поздним вечером к семье, где его ожидали волчица с малышами.
На север, восток и запад в золотистом свете июньского утра распахнулась удивительная панорама обрывистых берегов и лужайки, покрытой красным плотным ковров жарков у Шептунова водопоя. Густо - синее, быстро темнеющее небо с редкими островками облаков, окрашенных последними отблесками заката в пурпурно - алый тревожный цвет. На землю тихо спускалась тёплая летняя ночь...
Взошла луна, огромная, золотистая, и залила ярким светом ночную таёжную глушь, долины и пригорки с лесными еланями. Это была великолепная ночь. Летние дни сменяли чередой друг друга. Солнце ласково светило над волчьим логовом. Никто не нарушал тишины, если не считать таких безобидных существ, как шумливые сойки, болтливые вьюрки, лесные мыши да белки - непоседы с горностаями.
Постепенно у одноглазого волчонка накапливался жизненный опыт и один за другим стали проявляться природные инстинкты. Величайшим в его жизни было то мгновение, когда его вездесущий нос дотронулся до сырого мяса только что убитого зайца. Впервые он узнал вкус крови. Она ему понравилась, вызвала в нём какое - то непонятное возбуждение, и с тех пор он стал понимать, что значит появление самца, несущего в зубах добычу.
Перед Одноглазым раскрывались тайны жизни - он уже узнавал треск падающего дерева, раскаты грома, шум стремительного потока, крики куницы, мычание лосихи и отдалённый зов своих братьев по крови. Но самая главная тайна, которую он начал понемногу усваивать, была тайна запаха. Изменялась и наружность волчонка.
Его круглое, бесформенное тело постепенно принимало иные, более чёткие очертания. Он стал ловким и проворным. Шерсть его потемнела. В нём уже намечались признаки будущей силы и мощи. У волчонка была могучая грудь и широко расставленные глаза, чуть красные в уголках. Отшумела благословенное лето и наступила осень. Над сибирской тайгой тишина, осенний зной.
По улице и перулкам Александровки лениво бродили собаки, купались, как летом, в пыли куры, а их назойливо опекали петухи. Тайга скрытна, угрюма и молчалива. Отщеголяла осень дивными красками, сдули бородатые и вольные ветры с тайги дорогой наряд с деревьев, голыми стали они. Вот хотя бы осинка, что выросла в околке на конце Александровки, под тенью могучего кедра, холодно и грустно ей.
На сучках осталось несколько листков, которые трепетали на ветру, желая улететь в хмуроватую даль. Но не отпустила их осинка. Держала крепко. С ними не так одиноко... Ударили заморзки. Встала Улуйка, покрывшись ледяным панцирем. На угрюмую тайгу упал снег, сгладил ершистость пригорков и возвышенностей.
По обширным полям подули свирепые ветры, неся с собой колючие лохмотья снега. В дремучей тайге так: упадёт снежок, а уж ветер - бродяга тут как тут, дует и мечется, не может вместиться в низинах. Ветер усилился. Он то печально завывал над болотами, то проносился яростными вихрями, то вдруг на мгновение замирал.
На третьи сутки повалил густой снег, который покрыл землю на половину метра и намёл высокие сугробы около полутора метров глубиной. Ветер утих, и снегопад прекратился. Весь мир лежал под нетронутым снежным покровом. Было очень холодно.
Сухопутные свирепые корсары - серые волки чутко дремали после долгого перехода в округе ж/д станции Тулат. На сером фоне зари, начинавшей уже покрывать восточную часть утреннего неба, там и сям видны были силуэты дозорных хищников. Они охраняли покой и сон своих собратьев лёжа и, подняв головы, о чём - то думали.
Их мысли, длительные, тягучие, вызываемые представлениями только о широких вольных просторах необъятной Сибири и небе, о днях и ночах на сладкой свободе, вероятно, поражали и стимулировали их природные хищнические инстинкты, поддерживая и укрепляя железную волю для выживания в суровой и безжалостной дикой сибирской природе.
Они замерли как вкопанные, словно каменные изваяния - истуканы зорко озираясь по сторонам, чутко прислушиваясь к каждому подозрительному шороху, готовые в любой момент поднять тревогу. Через несколько дней погода окончательно испортилась, пошёл снег, а затем завыл и ветер, гоня впереди себя табуны колючего снега.
Целую неделю так пуржило, что за несколько шагов ничего не было видно. Округу вокруг ж/д станции Тулат завалило снегом, многие места стали недоступными даже для лосей или оленей. Туго стало и другим животным, и они с этих мест стали массово мигрировать. О волках нечего было и говорить. Они покинули насиженные места в сосновом бору и перекочевали к соседней ж/д станции Лапшихе.
Но и тут не так просто добыть кусок мяса. Однажды, когда волчонку исполнилось девять месяцев, они все перемещались на другой конец контролируемой стаей территории за Камышевкой вблизи ж/д станции Лапшиха. Солнце сиротливо висело над болотистым местом Камышевкой в семи километрах от деревни Александровки.
В звонком морозном воздухе ни звука, ни шороха, всеобъемлющий покой - так всегда бывало в этих местах после затяжной непогоды... Внезапно передовые разведчики - дозор увидели вдалеке сохатого и подняв к звёздам большие тёмно - серые морды послали в пустынные пространства страстный стонущий призыв стаи к охоте. С расстояния около километра пришёл ответ. Ещё один - с расстояния в два километра.
Голос передавался один другому, пока застывший под мириадами звёзд морозный мир не затрепетал от волнующего известия и изнурённые, с торчащими ребрами тени не начали торопливо сбегаться, как призраки из ночи, - голодная, дикая орда, безжалостная и не требующая жалости к себе, бич божий, варвары сибирских широт, самые свирепые из всех бойцов за пищу во имя жизни.
Стая собралась возле вожака. Следы были свежие, хорошо заметные и пахучие. Вожак решил догонять сохатого, непременно застать его на утренней кормежке, иначе он уйдёт через околки Дальнего Кульстана в дебри Барановского угла отдыхать, и тогда придётся до вечера, а то и до утра вновь мириться с голодом. Необходимо было спешить, чтобы не упустить добычу !