Никитин Виктор : другие произведения.

Незаметный человек

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Человек-невидимка, человек-наблюдатель. Каждый день он обходит город, становясь незаметным свидетелем чужих жизней

  
  ***
  
  Миновав парк, седой сухонький старик вышел на городскую площадь, где шумная детвора запускала кораблики в бассейне фонтана. Старик долго смотрел на ораву мальчишек, несколько раз порываясь дать им совет, как и куда направлять корабли, чтобы не приходилось лезть за ними в холодную воду. Он сдерживался, зная, что такой совет давали другие прохожие, но не были выслушаны. Действительно, что могут понимать эти глупые взрослые в детских играх?
  
  Проходя по аллее, старик заметил молодую пару. Парень быстро шел за сердитой девушкой, уговаривая ее остановиться, остыть и все спокойно обсудить. Остановившись совсем рядом со стариком, девушка резко обернулась и выпалила:
  
  - Прекрати давить на меня и пойми: сейчас не время! Я не готова! У меня институт. Да мы оба не готовы. У нас даже нет своего угла.
  
  - Мы вместе. Мы любим друг друга, - тихо ответил парень, обнимая девушку за плечи. - Значит, мы ко всему готовы. И к самостоятельной жизни, и к ребенку.
  
  Они стояли в шаге от замершего старика, не обращая никакого внимания на постороннего человека. На ресницах девушки, когда она подняла зеленые глаза на парня, дрожали крошечные слезы. Она уткнулась лбом в грудь своего спутника, тонкие ручки заползли под его грубый серый пиджак, обвились вокруг талии.
  
  - Что-то новое происходит, - шепнул ей на ухо парень. - Ты немного испугалась. Но я рядом. Я всегда буду рядом.
  
  Проходя мимо автобусной остановки, старик изредка оглядывался на молодых, замерших на аллее и целующихся. И пусть шаги его были негромки, но сидевший на лавке мужчина услышал их, как невнятный шепот, скрытый за тихим шорохом одежды. Он выпрямился и осмотрелся, так никого и не заметив. Он вышел из коробки остановки, заглянул за нее и снова прислушался. Мужчина едва не столкнулся со стариком, разминувшись так близко, что мог бы разобрать даже звук его дыхания, увидеть морщинистое лицо, однако не услышал и не увидел.
  
  Подошедший автобус зашипел, распахивая двери.
  
  - Что-то потерял? - спросил водитель вошедшего в салон мужчину.
  
  - Что потерял? - не понял тот.
  
  - Ну, ты, вроде как, искал что-то за остановкой.
  
  - Я? - искренне удивился мужчина, глядя на водителя, как на умалишенного. - Ничего не искал. Сидел и автобус ждал.
  
  Водитель пожал плечами, перевел взгляд на дорогу и...
  Он мог бы поклясться, что вот-вот о чем-то говорил с вошедшим пассажиром. О чем? Да еще и с незнакомцем? Или это пассажир задал ему вопрос, а он не знает, что ответить? Водитель не помнил.
  
  Старик обошел центральную часть города, подолгу останавливаясь у памятных мест или зачем-то наблюдая за людьми, занятыми своими делами. Наконец он добрался до старинного здания школы, во дворе которой двое мальчишек лениво перекидывали мяч через провисшую волейбольную сетку.
  Светленький и сбитый Дима то и дело упускал мяч, поскольку внимание его было приковано к истории, рассказываемой Равилем. Лучший друг Димы пересказывал сюжет книги, которую он начал читать вчера перед сном. Говорил он ярко и порывисто, но при этом сбивчиво, чем вынуждал Диму все время что-то уточнять.
  
  - А откуда он про цветок узнал?
  
  - Так ему бабушка сказку рассказала. Вот он за ним в лес и пошел.
  
  - А-а, теперь понятно, - кивал Дима и торопил Равиля. - Давай дальше.
  
  И Равиль продолжал про начало войны, про цветок папоротника и мальчика - такого же, как и они сами, только ставшего невидимкой и отправившегося на фронт бороться с фашистами.
  
  - Во-о-от, - закончил Равиль, поймал мяч и вздохнул. - А что дальше, я пока не знаю. Папка фонарик с книжкой отобрал, заругался и велел спать. - Тоненький Равиль поправил на переносице крупные для его узкого лица очки и виновато заметил другу: - Я книжку за ночь прочитал бы.
  
  Да она на татарском написана, а я по-татарски медленно читаю.
  
  - Как на татарском? - возмутился Дима. - А как же я ее прочитаю?
  
  - Не переживай. Я тебе перескажу, - махнул рукой Равиль.
  
  Сидя на ступенях родной школы, друзья еще долго обсуждали книгу, потом стали размышлять над тем, как, должно быть, неудобно жилось бы невидимкам, существуй они на самом деле.
  
  - Это же зимой голым ходить придется, - возмущался Дима.
  
  - Ага, идешь вечером домой, а в переулке полушубок навстречу плывет, - рассмеялся Равиль. - Это какому-то невидимке холодно стало.
  
  - И с людьми не пообщаться, - отсмеявшись, продолжил Дима. - Тебя никто не видит, никто не узнает.
  
  - Да-а, - протянул Равиль. - С одной стороны невидимкой быть интересно. Столько всего можно сделать. Учителей пугать, например. А с другой стороны - куча трудностей.
  
  - И неприятностей, - поддержал Дима. - Не заметят тебя в автобусе и усядутся сверху. Или машина собьет.
  
  Слушая эти размышления двух лучших друзей, старик еле сдерживал смех. Он часто встречал этих двоих во время своих прогулок по городу, знал их имена, их увлечения, темы разговоров, знал, где они живут. Он всегда смотрел на мальчишек и ласково, и с болью.
  
  Вечером следующего дня он тоже заметил Диму и Равиля, бежавших из кинотеатра и на ходу делившихся впечатлениями от фильма.
  
  - А этот-то, тренер, тот еще гад, - возмущался Равиль.
  
  - Белецкий, - подсказал Дима и утвердительно кивнул. - Фашист Фукс - гад.
  
  - Ага. То-то он мне сразу не понравился.
  
  Мальчишки влетели во двор, где жил Равиль, с двух сторон обогнули небольшую детскую площадку под раскидистым кленом и повалились на скамейку у последнего подъезда. Они едва отдышались, принялись придумывать, чем бы заняться в остаток дня, когда из подъезда вышел отец Равиля.
  
  - Привет, орлята, - подмигнул он, на ходу вынимая фотоаппарат из сумки. - А ну-ка, давайте я вас щелкну.
  
  Довольные мальчишки сдвинулись, закинули руки друг другу на плечи. Дима выпрямил спину, приосанился, отчего худенький Равиль повис на нем, будто обнимая.
  
  - Улыбочки, - попросил отец Равиля и сделал снимок.
  
  - Зоя, ну что ты меня все время одергиваешь? - разнесся по всему двору бас высокого и крупного мужчины, которого вела жена. Маленькая, похожая, скорее, на дочку, чем на жену, она крепко держала мужа за ремень, как непослушного малыша, задавшегося целью обязательно набедокурить.
  
  Мужчина говорил вполголоса, вот только от природы голос ему был дан низкий и звучный, потому фразы слышали и вмиг умолкшие бабушки, сидевшие у первого подъезда, и электрик, копавшийся в распределительной коробке, стоя на шаткой стремянке.
  
  - У Тарасова внук родился, - смешно плакался басом крупный мужчина. - Он вина принес отметить. Зоя, что нам на четверых той бутылки?
  
  - А вам бы и не хватило, - со знанием дела ответила супруга. - Вы всегда с одной начинаете. Если бы я вас не разогнала, пошли бы куролесить.
  
  Дима и Равиль вытянули шеи, высматривая смешную картину из-за кустов шиповника. Их потешала не редкая для этой семьи ссора, а то, как бабушки выправили из-под платков уши, чтобы ничего не упустить, как электрик отложил плоскогубцы и, изогнувшись, словно цирковой акробат, ловил равновесие на стремянке, слушал, открыв рот.
  
  Из первого подъезда выскочила огненно-рыжая девчонка. Вырвалась вихрем, так, что тугая ее длинная коса моталась сзади, будто на сильном ветру. Подбежав к родителям, она уперла кулачки в тощие бока и с серьезным выражением на веснушчатом лице спросила:
  
  - Вы что это тут перед людьми концерты устраиваете? Чтобы мне стыдно за вас было? Живо домой!
  
  Во дворе воцарилась такая тишина и такое напряжение, что даже листья клена замерли. Незаметный, как тень, старик стоял неподалеку. Стоял, затаив дыхание, в ожидании развязки и в восхищении от боевой девчонки.
  
  - Вот так Машка. Достанется же кому-то деваха. Не знаешь, радоваться за ейного мужа или посочувствовать, - прокомментировал электрик, когда девочка увела родителей домой. Краем глаза он увидел незнакомого старика и поинтересовался: - А ты, дед, к кому в гости зашел?
  
  Ответа он не дождался и, глянув на место, где только что стоял старик... снова взялся за инструмент, снова вернулся к электрической проводке. Пожилой человек продолжал стоять около него, но для всего мира и людей в нем он опять стал невидимым, неслышимым, неощущаемым призраком.
  
  Старик избегал вмешиваться в происходившее вокруг него, оставаясь немым наблюдателем. Всего однажды он отступил от своего правила и сделал это неосознанно. В очередной раз столкнувшись с друзьями-мальчишками, старик тайком слушал их разговоры, когда смеявшийся Равиль не удержал равновесия и обязательно упал бы с лестницы школьной беседки, если бы его не подхватили слабые руки, не замедлили падения и не позволили удержаться на ногах.
  
  Это сделал старик, проявившийся рядом с детьми внезапно, как если бы волшебник резко сбросил с себя магический плащ-невидимку. Оба мальчишки подскочили, и Равиль быстро взбежал поближе к Диме. Вдвоем они оторопело уставились на старика, думая об одном и том же: о таинственного вида колдуне с кустистыми седыми бровями, что возник из ниоткуда.
  
  Дима первым справился с испугом, открыл рот, чтобы вежливо спросить у незнакомца, кто он и что делал за их спинами, однако вместо этого замешкался, вздрогнул, прогоняя наваждение, и... рассмеялся, подталкивая Равиля в плечо.
  
  - Чуть не съерашился, - смеялся он. - Надо же, такой кульбит и даже не упал. Везунчик ты, Равилька.
  
  Равиль тряхнул головой, попытался представить, каким же образом ему удалось устоять. Так ни к чему и не придя, он пожал плечами, и уже через минуту мальчишки вновь болтали, не замечая и не помня стоявшего напротив них старика.
  
  Каждый день и круглый год, в любую погоду немой невидимый свидетель обходил город. Он наблюдал за чужими жизнями и фиксировал все до малейших деталей. Свадьбы, рождение детей, мелочные склоки и вселенские трагедии, городские праздники и чьи-то похороны. Ничто не ускользало от внимания. Старик не был скован границами и с одинаковой легкостью мог очутиться среди деревьев парка или в узкой прихожей запертой квартиры.
  
  На крыльце роддома счастливый отец бестолково суетился вокруг жены, бережно державшей новорожденную дочку.
  
  - Дружище, - крикнул кто-то из встречающих, - покажи всем, что ты и есть заботливый папка.
  
  - Как это? - стыдливо спросил молодой отец.
  
  - Да возьми уже дочку у жены, - подсказала нянечка. - Она девять месяцев носила, ты хоть минутку поноси.
  
  - Все замерли. Внимание, снимаю!
  
  Запечатлев для себя одну картину чьей-то жизни, старик исчезал и появлялся в другом месте.
  
  Жарким летом под открытым настежь окном мужчина лет сорока читал газетную заметку и морщился всякий раз, как взгляд его падал на фотографию, размещенную на первой полосе. Наконец он не выдержал, снял телефонную трубку и набрал номер.
  
  - Здравствуйте. Могу я услышать главного редактора? Андрей Андреевич, здравствуйте. Это Тихомиров беспокоит, - представился мужчина. - Я по поводу фотографии в газете... Да, про наш участок... Нет, статья хорошая, а фотография... Что же это за фотограф у вас? Он вроде бы руками нас снимал, а получилось, не знай что... Извините, но я же не ругаться звоню, Андрей Андреевич... Просто выскажите ему, что нельзя так. Вот Танюшка Ермилова как будто мужик с усами. Гена Трубич и так-то не красавец, а тут и вовсе на негритенка кучерявого похож. Я сам: толстый и по столу пятном растекся. Супруге своей показал, та меня спрашивает, почему участок мой, а сфотографировали каких-то упырей. Андрей Андреевич, фотограф ваш... да-да, Летко. Да я понимаю, что он не специально. Вы уж внушение ему сделайте. Он ведь такими художествами хороших людей обижает...
  
  Старик незаметно покинул рабочий кабинет мужчины, чтобы через некоторое время очутиться в том самом дворе, где в центре рос клен с большой и крепкой кроной. На этот раз не было там ни веселья, ни намека на семейную ссору. Около первого подъезда стоял гроб, огромный и глубокий, как лодка.
  
  - Сгорел в один миг, - причитали соседки. - Только же вот раму на третьем этаже чинил. Здоровым казался. А Машеньку как жалко. Аж сердце заходится.
  
  Маша, повзрослевшая и все такая же огненно-рыжая, сидела у гроба отца. Две пары глаз с горечью следили за ней: Дима, впервые узнавший, как чужая боль становится твоей собственной, и незаметный старик, узнавший это в своем детстве.
  
  Откуда-то с улицы доносилась заводная мелодия. Какой-то пожилой татарин задорно играл на гармони, громко пел что-то озорное, непонятное. Взгляд его и лицо оставались неимоверно грустными, и образы в голове гармониста не имели никакого отношения к песне.
  
  В конце зимы отец Равиля, работавший фотокорреспондентом, уехал в командировку. Мать уходила на работу в семь утра. Едва оставшись без присмотра, Равиль до раннего утра читал что-то новенькое и проспал школу.
  
  Димка с криком выметнулся из класса и, не одеваясь, бросился к дому друга. Он падал в сугробах, поскальзывался и до крови сдирал ладони об лед. Он бежал и кричал, чтобы все расступились, чтобы не мешали, чтобы бежали впереди него, не мешкали и спасали Равиля. Но во дворе с замерзшим кленом пожарные уже закончили работу и угрюмо сворачивали шланги.
  
  За один год этот двор проводил два гроба: мужчину, высушенного и убитого раком, отца лучшей в мире девочки, и худенького, всегда обложенного книгами мальчишку - лучшего в мире друга, задохнувшегося, когда старая электропроводка все-таки привела к пожару.
  
  - Дым почуяли да из квартир повыскакивали. Кто же знал? - разводили руками соседи, пытаясь найти возможность оправдаться перед собой и не находя ее. - Он ведь должен был в школе быть и проспал. Мы даже в дверь не стукнули, не проверили.
  
  Старик быстро потерял из виду мать Равиля, поскольку она не смогла остаться в городе, где умер ее сын, и уехала в далекое родное село. Отец Равиля стал хмурым и неразговорчивым, так же работал, пока не стал приходить в школу, чтобы отпросить сына с уроков.
  
  - Жена сегодня от родных возвращается, - пояснял он учителям жизнерадостно. - Хотим с Равилькой ей сюрприз приготовить. С цветами, с праздничным столом.
  
  Он приходил все чаще и чаще, натянуто улыбался, напевал себе под нос. Только взгляд его всегда был мрачен.
  
  Однажды летом он случайно встретил на улице Диму, подозвал и пригласил в квартиру. Редкий момент просветления.
  
  - Возьми что-нибудь на память о Равиле, - предложил он растерявшемуся мальчишке.
  
  Дима, недолго думая, выбрал книгу, показал ее отцу друга и спросил:
  
  - Можно?
  
  - "Приключения Рустема"? Конечно, можно. Только, Дим, она на татарском языке.
  
  - Я знаю, - ответил Дима, прижимая книгу к груди.
  
  Невидимый старик стоял на лестничной площадке и какое-то время с замиранием сердца слушал, как плачет в квартире одинокий мужчина, как мальчишка, спустившийся на этаж ниже, остановился, потому что из-за потока хлынувших слез не разбирал дороги перед собой.
  
  Каждый день, иногда с раннего утра до позднего вечера, старик продолжал обходить город, пока в конце лета не оказался в старом дворе с высоким крепким кленом. На лавке у последнего подъезда сидел и с нетерпением дожидался друга... Равиль. Чтобы хоть как-то скрасить скучное ожидание, он донимал сидевшую на другом конце лавочки Машу.
  
  - Ты под ситом загорала?
  
  - Нет.
  
  - Как нет?! Видно же. Все лицо в крапинку.
  
  - Отстань.
  
  Выждав немного, Равиль снова приставал:
  
  - Машка, а ты знаешь, почему пчелы рыжих жалят чаще, чем остальных?
  
  - Правда, чаще? - удивилась Маша.
  
  - Правда. Я в журнале читал.
  
  - И почему?
  
  - Говорят, что они путают вас с цветами, но это не так, - начал Равиль со всей серьезностью, на какую был способен, и резко сменил тон: - Они просто вас не любят.
  
  - Дурак, - заметила Маша.
  
  - Ученые доказали, - пожал плечами Равиль. - Пчелы рыжих не любят, зато я знаю, кто тебя любит.
  
  - И кто же? - пытаясь сыграть равнодушие, но слишком поспешно переспросила Маша.
  
  Стоя в тени клена, незаметный пожилой человек неотрывно смотрел на Равиля. Смотрел пристально, потому что увидел на его лице нечто, чему там быть не полагалось, и на что не обращали внимания ни сам мальчишка, ни Маша. Старик тихо подошел поближе, склонился к Равилю. Под носом мальчишки и вокруг его губ тонкими полосками запрятались нестираемые следы черной копоти.
  
  - Эй! - вскрикнул Равиль, испугавшись, когда в полушаге от него внезапно возник незнакомый старик. Возник и тут же начал истаивать в воздухе, становясь прозрачным настолько, что сквозь старика Равиль увидел Димку, вошедшего во двор и машущего ему рукой.
  
  - Ты чего? - недоуменно спросила Маша сразу после вскрика Равиля.
  
  - Что случилось? - поинтересовался подошедший Дима.
  
  - Старик, - сипло произнес Равиль. - Какой-то старик из воздуха и прямо передо мной.
  
  - Какой старик? Где? - не понял Дима, который был уверен, что никого рядом с другом не было. - Тебе голову не напекло?
  
  - Нет. Это его бешеные пчелы ужалили, - деловито ответила Маша. - Они болтунов не любят больше, чем рыжих. Да-да, я в журнале читала.
  
  Равиль не отвечал и даже не слушал, следя за стариком, который бесплотной тенью, покидал двор. Старик был уверен, что заметивший его мальчишка спустя пару мгновений все забудет, как было прежде бесконечное количество раз со многими людьми, однако Равиль по какой-то причине этого неожиданного столкновения не забыл. Едва ли не каждый день он натыкался на старика, следил за ним, терял и снова сталкивался.
  
  Равиль не мог взять в толк, что делает старик, зачем обходит город, будто сторож парка с аттракционами, зачем наблюдает за чужими жизнями? Одинокий сумасшедший? Но что за волшебная способность оставаться незамеченным или стираться из памяти? Шпион? Инопланетянин? Но почему он проявляет интерес к жизням обычных людей, ничем не примечательных, к их малозначительным или же вовсе ничего не значащим поступкам?
  
  И впредь, где бы Равиль ни был, чем бы ни занимался, мысли его крутились только вокруг этого необычного старика.
  
  Впервые посмотрев "Смелых людей", Дима и Равиль возвращались из кинотеатра домой. Обычно они еще долго делились впечатлениями о фильмах, о героях, о шутках, драках или перестрелках, если таковые бывали. Но тогда шли они медленно, и на любые слова Димы Равиль отвечал односложно, с отсутствующим видом.
  
  - Белецкий этот - гад. Отто Фукс, - сказал Дима и, подумав, что друг не расслышал, спросил: - Правда же?
  
  - Да, - рассеянно кивнул Равиль.
  
  - Я еще в начале понял, что он - фашистский шпион, - продолжил Дима, но снова Равиль лишь кивнул в ответ.
  
  Мальчишки вошли во двор, прошли под раскидистым кленом и устроились на скамейке у последнего подъезда.
  
  - Есть разговор, - сказал Равиль, оглядевшись, и выложил Диме всю историю с таинственным стариком, который умеет становиться невидимым для окружающих.
  
  - Ну, - нетерпеливо заерзал Дима, когда Равиль замолчал. - Дальше-то что было?
  
  - Я не знаю, - удивился реакции друга Равиль.
  
  - Не дочитал, что ли? Вот всегда ты так. На самом интересном.
  
  - Это не книжка никакая, - с обидой в голосе ответил Равиль. - Я тебе про настоящего невидимку, а ты не веришь.
  
  Дима с самого начала не верил, потому что его лучший друг с давних пор отличался неудержимой фантазией и желанием выдать ее за тайну, скрывшуюся где-то под боком. И еще... Дима помолчал, часто заморгал и со смущением на лице спросил:
  
  - Что про невидимку?
  
  - Про старика, который может становиться невидимым.
  
  - Интересно, - сказал Дима с искренним увлечением. - Не томи, рассказывай.
  
  - Только что рассказывал, - резко ответил Равиль, от раздражения даже вскочивший со скамейки.
  
  - Ничего ты мне не рассказывал, - с обидой в голосе сказал Дима. - Что за шутки у тебя? Дурацкие какие-то.
  
  Они долго сидели молча. И опять Дима забыл даже упоминание о старике, отчего-то был зол на друга и не помнил, из-за чего. Размышлял, а не нужно ли ему извиниться, но за что? Думал, стоит ли ждать извинений от Равиля и принимать ли их?
  
  - Привет, орлята, - поздоровался вышедший из подъезда отец Равиля, на ходу вынимая фотоаппарат из сумки. - А ну-ка, давайте я вас щелкну.
  
  Странная получилась фотография: нахохлившиеся мальчишки держатся друг от друга подальше и уныло глядят в объектив, словно с нетерпением ждут, когда весь мир оставит их в покое.
  
  История со стариком так и осталась секретом одного Равиля, его приключением. Все так же пожилой человек путешествовал по городу, все так же Равиль сталкивался с ним, следил и терял.
  
  Была осень - тот ее период, когда на улице можно встретить людей в легких куртках и плащах, людей без головных уборов и тех, кто с минуты на минуту ожидает затяжного снегопада. С полдюжины человек стояли у входа в городской парк, где преклонных годов татарин играл на гармони, беззаботно пел и пританцовывал. Никогда прежде этого гармониста Равиль не видел, но в чертах его лица на миг угадал что-то знакомое и родное. Среди слушателей находился и старик, одетый в неизменный серый костюм, сильно потертый в локтях и коленях. В отличие от остальных собравшихся он избегал смотреть на гармониста, был грустно задумчив.
  
  Уперев взгляд в сутулую спину, Равиль шел за стариком. Он украдкой следовал за ним, ни на что не отвлекаясь, стараясь не упустить и наконец-то узнать, где живет этот таинственный незнакомец. Только когда за стариком закрылась подъездная дверь, Равиль понял, что стоит перед домом Димки.
  
  Дом со светло-желтой штукатуркой и большими белыми рамами окон одновременно был и знаком, и незнаком Равилю. Лишь кусты ирги под окнами Димкиной квартиры были прежними, легко узнаваемыми. Равиль вскарабкался по тонким веткам и заглянул через широкое стекло.
  
  
  
  
  В большой комнате за столом сидит старик в светлом свитере. Перед ним громоздятся горы фотографий: белые и желтые, цветные и серые, мутные и четкие, ровные и шероховатые, глянцевые и матовые, в отличном состоянии, будто новенькие, и переломленные, надрезанные, без краев. Старик берет фотографии наугад, крутит так и сяк, вглядывается и не просто вспоминает, а мысленно возвращается в прошлое.
  
  Вот он с лучшим другом перед бассейном городского фонтана. В руках у каждого самодельные фанерные кораблики. Холодно забираться в осеннюю воду за корабликом, не достигшим противоположного бортика, но увлекательно и безумно весело. А потом он лежит с тяжелой простудой, и мама обещает:
  
  - Отцовский ремень ждет, когда ты поправишься. Прямо так и просит тебя поучить уму-разуму.
  
  Воспоминания цепляются друг за друга, уносят все дальше и дальше. Старик выуживает из памяти образ погибшего на фронте отца. Иногда память подводит и выдает вместо папиного лица каких-то актеров, застывших на киношных афишах в героических позах.
  
  И еще фотография. Он и его Маша. Это парк или аллея около центральной площади? Старику не важно - память стремительно уносит в счастливые дни его молодости, где он только-только узнал о беременности своей рыжей красавицы.
  
  А вот фотография, которую старик не очень любит. У него, стоящего на крыльце роддома с новорожденным сыном на руках, нелепый растерянный вид. Маша, красавица Маша стоит рядом и смотрит на мужа с улыбкой, словно усмехается: "Ты ведь говорил, что мы ко всему готовы. И к самостоятельной жизни, и к ребенку".
  
  Потом в руку старику ложится не фотография, а газетная вырезка. Заголовок статьи: "Третий участок "Строймаша" выполнил взятые обязательства". Старик с кряхтеньем, с хрипотцой в голосе смеется, глядя на темную фотографию в обрамлении текста.
  
  - И вправду, упыри какие-то. Как же была фамилия у того фотографа? Летко?
  
  И старик вновь оказывается в своем рабочем кабинете. Того уютного и вечно пыльного помещения уже нет, нет и здания управления, но старик помнит его и слышит осторожный стук в дверь:
  
  - Дмитрий Иванович, не помешаю? - интересуется фотограф Летко, протискиваясь в узкую щель приоткрытой двери.
  
  Он извиняется за уродливый снимок, ругает то себя, то мастеров типографии. Обещает, что впредь никогда...
  
  Горы фотографий. Контрольные точки для оживающих воспоминаний. Годы, запечатленные на фотобумаге и в человеческой памяти.
  
  Старик выходит из комнаты, чтобы впустить гостей и спустя пару минут вернуться за стол с фотографиями, но уже вместе с младшей дочерью и внучкой лет десяти. Девчушка - точная копия его покойной жены: веснушчатая, огненно-рыжая, с тугой косой. Деловая девчонка, и зовут ее, как бабушку.
  
  Маша следит за занятием деда, мало-помалу находя его увлекательным и для себя. Вскоре они вдвоем раскладывают фотографии по годам, насколько это возможно, и клеят их в большие альбомы под бесконечные рассказы старика: поучительные, смешные, печальные.
  
  Перекладывая фотографии, старик берет одну и замирает, неожиданно для себя обнаружив ту, что прежде ему не попадалась никогда в жизни. На ней он и Равиль сидят на разных концах скамейки, не улыбаются, не обнимают друг друга. Лица их унылы, и взгляды отстраненны. Разве так было? Разве в тот раз не сидели они, обнявшись?
  
  Из задумчивости старика выводит вопрос внучки:
  
  - Кто это?
  
  - Мой друг детства. Равиль, - отвечает старик и вздыхает.
  
  - Он умер? - интересуется понятливая не по годам Машенька.
  
  - Нет. Все эти люди живы, - отвечает старик, обводя рукой стол, усыпанный фотографиями. - Пока мы их помним, они живы. И где-то в нашей памяти они по-прежнему молоды, счастливы, и целая жизнь впереди.
  
  Маша берет у деда фотографию, оборачивается и в следующий миг превращается во взрослую женщину. Но у нее уже нет того пожелтевшего помятого снимка с двумя мальчишками. Он давно ею оцифрован, отреставрирован и подкрашен, а теперь выведен на большой плоский экран.
  
  Дочь Маши тычет в экран крохотным пальчиком и спрашивает:
  
  - Кто эти мальчики?
  
  - Это дедушка Дима, твой прадед, а рядом его лучший друг Равиль.
  
  - Не похож он на дедушку, - недоверчиво замечает дочь. - А где они живут?
   - В памяти, - кивает Маша, ныряя в прошлое, вспоминая деда за столом с фотоальбомами, вспоминая дедушкины рассказы. - Они живут в нашей памяти. Прямо сейчас бегут к городскому фонтану запускать кораблики.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"