Аннотация: Все чаще в обычных американских школах "тихони" расстреливают своих сверстников...
Закон пружины.
“Какие узкие и низкие парты", - думал Фома с трудом втискиваясь за одну из них, первую в первом ряду. Стол неровный, красные чернила постоянно заваливаются на шершавую поверхность и пузырьками толкаются в пространстве. Маленький полный карапуз проковылял по треугольному залу, подошел к каждому послушнику и раздал всем круглые черные листы, с кубическим вырезом посредине. Затрещали потолки, Фома с интересом откинул голову: софиты искрились, вспыхивали и затухали. Казалось, они боролись за жизнь, бились в конвульсиях, судорожно сияли. Потом утихли. "Все", - подумал он. Но нет, как и у тяжелого больного, после кризиса, пришло улучшение. И фиолетовая глазурь вспышками растеклась по скрещению трех линий - такого искусственного и выглаженного соединения, что виден клей.
Шмыгнув носом, он написал свою фамилию на листке. Черточки букв пришлись на вырез, и на парте всплыли красные чернила. Посмотрев с интересом в дырку, он обнаружил, что там уже все написано. За него. Он лишь обводит трафарет, не более. Хотя другие послушники обстоятельно повторяли силуэты знаков. Душно и холодно. Странно. Окон нет, в дверь пройти можно, лишь согнув голову, и то по одному. Собственно, они входили, словно выводок боялся потерять мать гусыню. Фома скрестил немытые ноги на парте и задумчиво изучал промежутки между пальцами. "Скучно", - подумал он и забарабанил кулачком по столу. Тут он, наконец, обратил внимание на его расцветку. "Ненавижу желтый цвет", - Фома недовольно закусил губу.
Кончиком носа ловить пузырьки было делом не простым, а потому страшно забавным. Но карапуз по имени Доминик не дал насладиться по-настоящему стоящим занятием и тихим певучим голосом поздоровался с подопечными. Черным мелом он изобразил тему лекции на черной доске в клеточку. В клеточку, чтобы лучше было понять надпись, почерк у учителей не всегда был ровен. Красноносый Фома, пожевывая толстыми губами острое перо, принялся читать про себя алфавит: 0,1,2,3,4,5,7,8. Были еще две буквы, но их запретили и потому послушники их быстрее всего запоминали и чаще всего употребляли. Доминик бубнил краткую памятку школяра.
- Все разумное - логично и всегда истинно.
Все есть, как есть и ничто не есть иначе. Множественность смыслов - бессмыслица. Несколько определений - неопределенность. Не одно состояние - несостоятельность. Разные мнения - разность. Отрицание - отрицательно.
Сомнение - сомнительно. Учитель, отвлекся и пустыми холодными глазами изучал класс.
- Семь, - без эмоциональным голосом произнес он.
Фома насупился и зачем-то засунул руку в копну рыжих волос.
- Не надо думать, - ласково проникновенно напомнил учитель. - Ответы даны изначально, каждое уравнение решено, ведь не имеет неизвестных.
Фома стыдливо опустил глаза. Учитель легко махнул рукой.
--
Эмоции кляксы на вашей памяти (а память единственное и главное, что вам совершенно необходимо). Чувства сбои в системе сознания.
--
Но может уравнение неправильно решено и ответ неверен, - сказал Фома. Ему нужно было оправдание. Послушники разом обернулись.
--
Все уже решено до вас, - с укором, настойчиво сказал Доминик. - Найдено и записано. Фома согласно опустил голову. "Давят", - подумал он.
--
Что ж, начнем изучать новые слова. - Доминик неторопливо прогуливался меж рядов, положив руки на грудь. Его серая туника отвлекала послушников от образа говорящего, что мешало бы восприятию слов в чистом виде.
--
Итак, сегодня простейшее. Совесть и любовь. Они не имеют одного состояния, единого значения и четкого описания. Следовательно, они иллюзорны и эфемерны. Плод воображения. Причем вредный. Второе мешает человеку адекватно мыслить и объективно воспринимать окружающее.
Толкает его на немыслимые неоправданные жертвы. Первое же разрушает нас изнутри. Доминик остановился и внимательно всмотрелся в лицо каждого послушника. "Давит", - вновь подумал Фома.
--
Ясно? - безапелляционно осведомился Доминик.
Все послушники согласно нагнулись. И Фома нагнулся. Послушники подняли головы. Фома поднял прицел. На лице карапуза отразилось удивление. "Скучно", - вздохнул Фома и вдавил мягкий удобный курок. Пули выскакивали из стального плена, и с легкостью разрезая красные пузыри, разбредались по тесному помещению. Некоторые послушники так и остались сидеть. Другие же пытались вскочить, но им мешали узкие парты. Те, кому удавалось проскочить к маленькому входу, не смогли быстро покинуть треугольный зал. Фома про себя пересчитал послушников: "6,9,6,9..." Криков он даже не слышал, голос внутри заглушал их. Кровь, вылетавшая из тел, обращалась в красные пузырьки и смешивалась с чернилами.