Томительно тянутся дни в подземной темницы. Медный терем Данаи и темницей-то не назовешь, царская роскошь окружала ее всегда, с детских лет. И сейчас мягкие ткани драпируют стены и потолок, образуя над ее ложем полог, ей присылается вкусная еда, сладкие напитки, у нее есть драгоценности... Для услуг к ней приставлена служанка, вот она, сидит и ждет, и смотрит - не нужно ли чего-нибудь госпоже. За этот горячий, какой-то назойливый взгляд Даная сразу невзлюбила ее, но отец, царственный Акрисий настоял на том, что Клеопа позаботится о ней лучше всех остальных служанок. Сыграло роль и то, что Клеопа добровольно согласилась разделить с Данаей заключение в медном тереме под землей, без единого окошка, без единой щелочки, через которую можно было бы взглянуть на белый свет.
Аргосский царь Акрисий узнал от оракула, что ему суждена смерть от руки внука. Как только у Данаи начались месячные очищения, Акрисий повелел спрятать дочь, увести ее с лица земли. И сам он, хоть и скорбел в разлуке, но был тверд. Жаль было дочь, но себя он жалел больше... Никто не найдет ее, никто не польстится на это юное, но уже такое соблазнительное тело.
При свете светильника Даная расчесывает свои длинные светлые волосы. На солнце они всегда блестели золотом. А здесь отдают тусклой бронзой. Даная не выдерживает взгляда Клеопы, занавешивается от нее волосами.
После расслабляющих обтираний и умащивания благовониями хочется просто лежать, ни о чем не думать, блаженствовать в покое. Волосы рассыпались по ложу, покрытому легким прохладным покрывалом. Здесь всегда прохладно, нет жары, нет холода, нет дня, нет ночи. Только этот прожигающий голодный взгляд Клеопы. И иногда еще, во время обтираний, как сегодня, руки, дотрагивающиеся до кожи, нежные прикосновения, ласкающие пальцы. Они тоже будто голодные, проникают везде, умащивают складочки кожи. Даная слабеет, не может отвести эти руки, молча лежит с закрытыми глазами, чтобы не смотреть в глаза Клеопе. Ей почему-то не по себе. Она смущается. Хотя что ей смущаться. Она царевна, а Клеопа всего лишь служанка. Да и время проводить как-то надо. Здесь нечего делать, некуда пойти, не о чем говорить.
Во время обтираний Клеопа всегда молчит, только дышит тяжело, облизывает губы, при этом безостановочно сжимает, мнет пальцами слегка отвердевающие соски маленьких круглых грудок Данаи, проводит руками по животу вниз, раздвигает ноги, гладит бедра, проникает между влажных горячих складок внутрь и застывает, как будто наткнувшись на препятствие. Данае это не нравится, она поворачивается на живот, подставляя спину...
Клеопа вздыхает, через стиснутые зубы с силой прорывается воздух, которого так мало здесь в подземелье. Она вытирает Данаю насухо и идет на свое место в углу. Там садится на подстилку, прячет руки под одеждой и смотрит, как Даная начинает расчесывать волосы частым гребнем. Даная не разрешает ей касаться волос. И не разрешает тущить светильник. Что они будут делать в темноте? Даная боится темноты.
Над ложем полог из летящей тонкой ткани цвета весеннего неба. Хорошо вот так лежать, раскинув руки и ноги, представлять, что лежишь на лугу под солнцем, или на песке, или в морской воде, которая сама держит тебя на плаву...
Даная вдруг увидела, как крупная золотая сияющая капля сформировалась на пологе. Секунду она повисела, как бы раздумывая, а не сорваться ли вниз. И сорвалась, упав Данае на левую грудь. Сразу несколько новых капель появилось и дружно - кап-кап- пролились вниз... Там же медный потолок, а над ним земля, - Даная ничего не могла понять. - Откуда тут дождь? ...Золотой дождь!
Теперь он капал, не переставая. Золотыми каплями покрылась, грудь, бедра, живот. Они не были прохладными, как обычный дождь, они были обжигающе-горячими. Капли стекались друг к другу, в пупке образовалось маленькое озерцо. Капли устремлялись к холмику внизу живота, перетекали через него и накапливались между бедер. Даная ощутила тяжесть и подумала, что это не капли, не влага, а настоящее золото. Стоило ей чуть пошевелить ногами, как тут же это расплавленное золото устремилось, как река в устье, туда, где некоторое время назад руки Клеопы почувствовали некую преграду. Золото продавило ее. Данае кажется, что она наполнена золотом, как сосуд. И это золото живое, горячее, оно распирает ее изнутри, доставляя не боль, а неизведанное ранее наслаждение. Оно тяжелое, бъется внутри, найдя вход, но не находя выхода. Так бъется таран в закрытые ворота города, сила, в нем заложенная, не по силам Данае.
Она задыхается. Тело само собой начинает двигаться, выгибаться, мышцы сжимаются, руки стискивают грудь, ноги раскинуты, пальцы на ногах поджимаются, рот широко раскрыт, по лицу катиться пот... Когда Даная закричала, ей криком же ответила Клеопа. И столько горя и ярости было в этом крике, что дождь как будто испугался, по капле просочился наружу и так же по капле стал падать снизу вверх, взлетая к пологу и просачиваясь сквозь него...
Даная не знает, сколько прошло времени. Она в забытьи. Но ее будит стук в дверь и бессвязные слова Клеопы, ее истеричные выкрики... Потом приходит отец... Даная смотрит в потолок, она улыбается...
Царь Акрисий казнил Клеопу, а когда Даная родила сына Персея, он заколотил их обоих в ящик и бросил в бущующее море.