Выход наверх был назначен на рассвет. Каким образом Никс умудрилась уломать бригаду искателей взять нас с собой - одному Верхнему городу ведомо. Но пигалица умела быть упертой. Теперь мы с ней, напялив все теплые вещи, которые только смогли откопать, ждали в конце бетонного тоннеля. Свалка осталась глубоко внизу, и теперь всего лишь один железный люк стоял между нами и верхним миром. Конечно, я был не прочь притащить домой что-то из еды, но больше хотелось увидеть то самое небо, о котором рассказывал покойный дед. Узнать каково это, когда над башкой не проржавевший потолок, а нечто бескрайнее и ярко-голубое.
В бригаде искателей было еще шестеро. Сейчас их было не отличить: лица замотаны в куски ткани, шапки натянуты по самые шеи, а глаза закрыты горнолыжными масками. Говорили, что в Верхнем городе сейчас зима.
Я успел только с трудом кивнуть, когда один из искателей дал отмашку, и дверца люка с шипением подалась назад. В бетонный туннель тут же рванули белоснежные ледяные крупицы - снег. Снег увидеть мне тоже хотелось, но пощупать пусть даже в перчатках маленькие снежинки не успел. Вместе с остальной бригадой поспешно стал выбираться на поверхность. Не хватало еще, чтобы единственный рабочий туннель завалило.
Первое, что я увидел, было отнюдь не голубое небо, а молочно-белая пелена и бьющие в лицо острые кристаллики снега. Даже через ткань они умудрялись больно царапать кожу. Воздух изо рта вырывался в виде мутного облачка. Сощурившись, я с трудом разглядел очертания бетонных зданий: такие высокие, что последние этажи тонули в снежном тумане. На Свалке таких строений сроду не было.
Ники пихнула меня под ребра и схватила за перчатку. Кажется, даже что-то крикнула, но звуки с трудом пробивались сквозь шапку и три слоя ткани. Так что когда пигалица уверенно потащила меня вперед, то я просто послушно поплелся следом. Ботинки вязли в мягком снеге, так и норовя провалиться. Уже через пару шагов я оказался по пояс в белых хлопьях. Остальные искатели разбрелись кто куда, оставив меня с Никс один на один с бушующей стихией.
Вместо того, чтобы завалиться через разбитое окно в ближайший небоскреб, мы потащились дальше. Чокнутая подруга рассказывала, что один раз уже умудрилась выбраться на поверхность. Да только тогда было лето, и весь мир плавился под пятидесяти градусной жарой. Не знаю, что лучше, ботинки, что вязнут в расплавленном асфальте, или что тонут в мокром снегу. Но идти было тяжко.
Сделав пару поворотов, мы оказались у металлической, покореженной дверцы с явными отметинами то ли лома, то ли штыря. Сощурившись, я разглядел неровную надпись краской: "Убежище 17". Ориентируясь на сумбурную жестикуляцию Никс, я вместе с ней ухватился за дверцу и потянул на себя. Та неохотно, но распахнулась. Как можно быстрее мы забрались в темное помещение и сразу же закрыли за собой проход, пока снежная лавина не обрушилась следом.
Неярко вспыхнул фонарик в руках пигалицы, освещая стены с ободранными зелеными обоями и покосившимися полупустыми полками. Не знаю, что тут было раньше, но теперь в глаза бросались только проржавевшие пустые банки от консервов и металлическая стружка.
Никс чуть опустила балаклаву, открывая рот, и, отдышавшись, пояснила:
- Ищи ножи, кусачки, секаторы и прочую полезную фигню. В прошлый раз много любопытного откопала. Еще на аптечки натолкнуться можно - такие кейсы, сумки с кучей таблеток. Все тащи. У нас пара часов на все про все, дылда. Потом застрянем здесь до прихода следующей бригады. Отстающих здесь не ждут.
Пигалица кинулась к полкам и шкафам и с азартом стала отбрасывать в сторону попавшийся под руку металлолом. Зубами стащив одну из перчаток, я тоже включил допотопный фонарик на пружинах и направился в соседнюю комнату с выбитой дверью. Помещение мало чем отличалось от предыдущего - все те же раскуроченные шкафы, в которых до нас уже не раз порылись.
- Это типа одно из последних убежищ было. Ну, до того, как все под землю повалили... Прикинь, здесь еще чудики какие-то всего несколько лет назад сидели. На что-то надеялись. Не пойму, почему на Свалку не шли, - донесся голос пигалицы.
- Не одно из последних, а последнее, - прозвучал низкий мужской голос справа.
Дернувшись и чуть не выронив фонарик от неожиданности, я тут же развернулся. В освещенном пятачке показалась сгорбленная фигура в дутом черном пуховике. Но это был не один из искателей. Старик с растрепавшимися седыми космами, падающими на исчерченное морщинами лицо, затаился в углу и с аппетитом выковыривал пальцами бурую желеобразную массу из консервной банки. Из-за света он недовольно поморщился, но прерывать завтрак не стал. Не было похоже, что незваные гости его удивили.
Никс испуганно влетела в комнату и тоже навела фонарик на чужака. На мордашке, неприкрытой балаклавой, читалось неприкрытое изумление. Оно и понятно: сегодня наверх выбиралась только одна бригада искателей. Откуда здесь мог взяться старик - та еще загадка.
Никс подошла поближе ко мне и попыталась выудить из кармана заточку, но в перчатках это получалось плохо. В итоге железка со звоном упала на бетон под насмешливый взгляд чужака.
- А на Свалку идти не хотели по многим причинам, детишки. Хотя бы потому что это Свалка. Копошиться в мусоре в кромешной темноте, как какие-то паразиты, то еще наслаждение, - как ни в чем не бывало продолжил старик и причмокнул губами от удовольствия, облизнув пальцы. - И хватит светить.
Последняя фраза прозвучала как приказ, и я невольно опустил фонарик. В голосе чудака звучали стальные нотки, будто он привык управлять другими. Такого попробуй ослушаться.
- Т-там есть свет, - заикнулась пигалица и отступила еще на шаг.
- Раньше не было, - спокойно ответил старик, откладывая банку, и уставился на нас будто в ожидании чего-то.
- Вы кто? - наконец я подал голос, справившись с волнением. В отличие от пигалицы, мой не дрогнул, но прозвучал пискляво и жалко. - И что здесь делаете?
- Я? - словно удивился вопросу старик и, пожевав губами, ответил. - Человек. Забавно, что спрашиваете. Это ведь вы ввалились в мой дом. Гости вы, а я здесь живу.
- Как живете? - не поняла Никс, вновь наводя фонарик на чудика. - Здесь никто не живет. Здесь же нельзя жить!
Старик расхохотался - утробно, будто с трудом выплевывал из гортани каждый смешок. На выцветшего зеленого цвета глазах даже выступили слезы. Усевшись прямо на пол, чудик, чуть успокоившись, ответил:
- Ох, нет, дорогая. Это на мусорке жить нельзя, а тут - можно.
- Вы что правда здесь живете? - не мог поверить я. - Вы... почему... идемте с нами! Люк скоро откроют! Вы сможете спуститься в город.
Старик вновь расхохотался, да так сильно, что аж закашлялся. Скорчившись на бетонном полу, он дрожащей рукой вытер слезы.
- Ох, какой ты заботливый, мальчик. Не выродилось еще человечество, похоже. Не выродилось. Я запомню. Только с вами не пойду, детишки. Кто там у вас сейчас главный?
- С-суорэ, - вновь заикаясь, ответила Никс и поморщилась от собственного жалкого тона. - Братья Суорэ.
- Вот оно как... Вот, как значит. Помню их, помню, мальчишек совсем. Такие детишки были... Способные. Один способный, который помладше. А вот старший - Ким, кажется, жесткий был мальчик, - задумчиво пробормотал старик. - И как у вас там? Хорошо?
- Есть и вода, и еда, - ответил я. - Перерабатывающие баки работают.
- Еда, вода, - удрученно покачал головой старик и посмотрел на меня с разочарованием, будто услышал редкостную тупость. - А для души?
- Арена есть, - недовольно буркнула Никс и потерла через куртку уже заживший шрам.
- А церковь? - неожиданно спросил старик.
Пигалица тут же фыркнула, да и я еле сдержал смешок. Теперь уставился на старика как на совсем чокнутого: ведь как умом нужно тронуться, чтобы про церковь спрашивать! Даже я знал, что религия - эта старая сказочка. Да уже во времена моего прадеда никто в лабуду про Бога не верил. Чушь же для малолеток.
- Бог - это сказки. Вы тут совсем из ума выжили?! Просроченные консервы в башку ударили? - съязвила Никс, поднимая заточку и засовывая обратно в карман.
- Религия - это хорошо, детишки. Это важно.
- Ага, ага, из-за этой вашей религии все это и случилось, - раздраженно буркнула пигалица, повторив прописную истину, который знал каждый на Свалке. - Из-за сказочки про Бога идиоты друг друга и переубивали. Крис, валим, он совсем того...
Но я замялся, сам не зная почему. Хоть особой чувствительностью никогда не отличался, а уж по словам папаши я и вовсе был безчувственным гадом, но старика мне стало даже жаль. Совсем одному жить в разрушенном Верхнем городе - тут любой двинется, и не только про церковь, но и про драконов вспомнит. Захотелось утащить старика в безопасность, хоть и не было похоже, что ему нужна помощь.
- Ох, детишки, запомните одну важную вещь. Поверьте уж старику, люди никогда не убивали друг друга из-за Бога или из-за религии. Войны случались из-за алчности, жадности и желания власти, но никогда из-за веры. Даже смертники с бомбой на груди делали это отнюдь не из-за веры, а из-за жажды денег. Да, да, денег. Пусть не для себя, но для родных. А еще ради сиюминутной власти...
Никс потащила меня прочь, не дав дослушать бубнеж старика. Уже в другой комнате подруга натянула балаклаву на лицо и, поправив куртку, указала на входную дверь:
- Все, Крис, валим. Валим, он совсем чокнутый. Сейчас еще за нож ухватится.
Сзади раздался грохот. Подскочив на месте, я тут же развернулся и увидел брошенный к ногам пластмассовый кейс. Серый, поцарапанный, со сломанными замками, который от удара об землю распахнулся. Из кейса выглядывали кисточки с растрепавшимися пучкками нитей и тубы с разноцветными красками, а еще пара скомканных тонких листов бумаги.
- Крис, да? Это подарок. Думаю, тебе понравится рисовать. Надеюсь, к следующей нашей встрече ты уже наловчишься держать кисточку, - донесся из темноты каркающий голос старика, а затем глухой кашель.
Никс буквально силком поволокла меня к двери наружу, но я успел схватиться за ручку кейса. Уже находу кое-как защелкнув замки, я рассеянно подумал: "До какой следующей встречи? Нет, еще раз я сюда не полезу. Нет здесь никакого голубого неба, только больно бьющий по роже снег".
Хотя, говоря откровенно, даже на улице в белом мареве, стуча зубами от холода, мне было спокойнее чем дома. С каждым шагом все ближе подходя к люку, я чуял, как на душе становится отвратнее и отвратнее. Ведь дома меня ждал нажравшийся в стельку папаша. После того, как мама умерла, я уже и забыл, когда видел его без бутыли.
Кейс с красками под удивленный взгляд Никс я крепче прижал к груди. Хоть рисование - это для девчонок...