Cheshirra : другие произведения.

Нечисть в деревне. Ведьма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Желание сбежать от мира привело меня в такую глушь, что, казалось бы, можно купаться в одиночестве, покое и безопасности. Я еще никогда так сильно не ошибалась. Собственная прабабка оказалась оборотнем, священник - колдуном, местный алкоголик - страдающим от проклятия, а тут еще и сестра-ведьма решила заглянуть на огонек. Нет уж, нет уж, не надо мне такого счастья! Вот разберусь со всей этой чертовщиной и заживу спокойно...


   Глава 1
   Не знаю, что подумали бы местные, появись я посреди этой деревни погожим летним днем, когда даже самые страшные кошмары кажутся не более чем байкой. Но я объявилась весной, когда снег только-только сошел с мерзлой земли, и дороги развезло до состояния полной каши. Впрочем, той ночью они замерзли. Я вошла в деревню со стороны тракта, где меня высадил один из дальнобойщиков, ехавший в нужную сторону. Остановилась на обочине, вдыхая запахи свежей земли и хвойного леса. На самом деле он был смешанный, однако хвоя от внезапной оттепели, а затем еще более внезапных заморозков перебивала все другие запахи.
   Дорога сходила с трассы и терялась в лесной тени. Я вздохнула и потащила за собой огромный чемодан, с облегчением углубляясь в темноту. Лес безопасен. Даже ночью. Люди гораздо хуже.
   Так я и появилась на окраине деревни: тощая длинноногая, словно только народившийся олененок, девица с перекинутой через плечо русой косой, угрюмая и замерзшая. В темноте светилось лишь несколько окон, да и те вдалеке. Здесь, на самом краю, света нигде не было - все дома стояли темными саркофагами. Темными, но не бесшумными. Собаки, почуяв меня, зашлись визгливым лаем, перебудив и другую живность - я только досадливо скривилась, подходя к темным покосившимся воротам крайнего в единственной улице дома. Сразу за ним дорога окончательно терялась в темноте, хотя и здесь не было ни одного фонаря, но близость жилья делала самую темную ночь светлее. Я бросила чемодан на дороге и отправилась вдоль забора в поисках калитки. Она нашлась метров через десять, совершенно заржавевшие петли визгливо заскрипели. Видно, их давно никто не использовал. Однако под моим напором они сдались. Я втащила чемодан во двор и огляделась. Темные постройки вдоль дорожки к дому ни о чем не говорили, будка для собаки пустовала. Я осторожно ступила на крыльцо с покосившимися периллами и провела рукой по обшарпанной двери - на пол посыпались кусочки краски, обнажая старое дерево.
   - Кто умудрился так испортить тебя? - прошептала тихо и достала из рюкзака ключ от огромного амбарного замка. Проще его расплавить, чем взломать. Ключ повернулся с трудом, а из дома пахнуло затхлым и сырым. Я сморщилась и вытащила из чехла фонарь, представляя, как сейчас все окрестные жители расплющили носы об окна.
   Дом оказался на удивление небольшим - всего две комнаты: сени, кухня, в которую вела входная дверь, с печью у левой стены, примыкавшей к другой комнате - видимо, спальне. Она была намного меньше - туда поместилась лишь кровать. Я огляделась, кинула чемодан на кровать и вернулась на кухню. Рядом с печью в деревянном ящике еще сохранились дрова - немного отсыревшие, но все же годные для растопки. Я открыла заслонку, закашлявшись от угольной пыли, выгребла оттуда остатки угля и сунула туда дрова в неверном свете фонарика. В доме было холодно - лучше сейчас протопить, чем потом остаток ночи мерзнуть. К тому же - кто знает, что могло облюбовать давно нежилой дом? Тепло выгонит его наружу.
   Дрова разгорелись, хотя тяга была плохая - дым уходил медленно, часть его расползлась по дому. Я подошла к окну, открыла ссохшуюся раму - стекло задребезжало. Холодный ночной воздух ворвался в дом, заодно выметая запах затхлости.
   Я уселась на стул возле окна, выключила фонарь и в первый раз за долгое время расслабленно вздохнула. Было холодно, я была голодна и устала, но вокруг не было никого и это было так чудесно, что блаженная улыбка расползлась по моим губам.
   Спустя час дрова прогорели и я, тщательно затушив тлеющие угли, скинула ворох тряпок с печи и закинула туда свою зимнюю куртку из чемодана. С кряхтением забралась туда и закрыла глаза. Наконец-то.
   Утром я проснулась от холода и мышиного писка. Открыла глаза и увидела на своей груди дохлую мышь. Судя по ее виду, ее разве что не отрыгнули. Брезгливо скинув почившую на пол, я села, свесив ноги с печки. Серое пасмурное утро уже вступило в свои права, высветлив тени в углах и открыв висевшую клочьями паутину, слой пыли на всех поверхностях и черного кота, игравшего с мышью на полу. Вероятно, серую ждала судьба своей товарки, однако я позволила себе высказаться.
   - Надеешься на поощрение? Не дождешься.
   Мышь была тут же выпущена. Кот осуждающе уставился на меня зеленющими глазами.
   - Тебя никто не заставлял ехать со мной, - фыркнула я на это, спускаясь с холодной печи и ежась от пробравшегося под кофту холода. - Ну что, с чего начнем?
   Кот облизнулся.
   - Тебе лишь бы пожрать, - впрочем, я и сама не прочь подкрепиться. Однако в чемодане были только вещи, даже ноутбук я оставила в городе. Поэтому я накинула куртку и вышла из дома. На улице уже вовсю кипела жизнь - чьи-то свиньи копались в огромной луже посреди дороги, собаки драли глотки, тощие после зимы немногочисленные куры разгребали обочины в поисках запревших зерен. Из-за соседнего штакетника на меня уставились две пары одинаковых детских глаз, разве что те, что справа, были более хитрые и глядели из-под выбившихся из хвоста светлых волос. У его сестры волосы были аккуратно заплетены в две косички.
   - Привет, - чуть улыбнулась я. - Родители дома?
   Родители были дома - бабища в два обхвата как раз выходила из курятника с пустым ведром в руках, мужик чуть поменьше ее выходил на крыльцо в растянутых спортивных штанах и полосатой фуфайке.
   Несмотря на явное любопытство, они отнеслись ко мне настороженно, что, учитывая мое ночное появление, было вполне понятно. Тем не менее, пяток яиц и полбулки хлеба у них нашлись и я, довольная, скрылась в доме.
   До обеда я успела произвести ревизию в сарае, где оказались только заржавевшие инструменты да заплесневевшее сено. Само помещение было большим, разделенным посередине перегородкой, судя по всему, в одном из отсеков когда-то водились куры - на полу остались перья. На чердаке хранили сено - его лохмотья свисали вниз между неплотно пригнанных досок.
   В доме уже больше года никто не жил - прабабка умерла, оставив его моему отцу, однако тот благополучно про него забыл и вспомнил, только когда я случайно нашла документы.
   Мы оба решили, что это знак. Отец избавился от меня, а я - от людей.
   Я выгребла сено и вытащила наружу инструменты, заодно найдя точильный камень, и наточила лопату, топор и вилы, содрав с них ржавчину. Черенки требовалось заменить, но пока сойдет и так.
   В этот момент желудок мой заурчал, требуя еды, и я употребила по назначению остатки хлеба и яиц, сидя на покосившемся крыльце и греясь на солнышке. Хотя ветер был холодный, но весна уже была в своих правах - градусов пятнадцать точно было. Я расстегнула куртку и с наслаждением вдыхала чистый, свежий воздух. За моим домом помимо огорода оказалось поле, вероятно, предназначенное для посева пшеницы, но заросшее сорняками. В деревне, а точнее, хуторе, где я обосновалась, стояло около десяти домов - большая часть самой деревни находилась на другой стороне разделившего ее леса и реки, здесь же была старая часть, где остались в основном старики. Что меня вполне устраивало.
   На заинтересованные взгляды через забор я упорно не обращала внимания - посмотрят и угомонятся. Стоило сходить в деревню и купить себе еды - как минимум на неделю, потому что слишком часто ходить туда я не собиралась.
   После обеда я подхватила рюкзак, закрыла дверь и двинулась к мосту. Дорога была сырой и вязкой, избитой колеями - видно, сюда часто приезжает грузовик. Комаров еще не было, прочей живности тоже и я с удовольствием прогулялась бы в тишине, но позорно спасовала перед сверлившими меня взглядом бабками на лавочках вдоль домов и ускорила шаг.
   Деревня оказалась немногим больше хутора, зато тут была дорога до города, электричество и - главное - рынок и магазин. Небольшой рынок пустовал, потому что продавать на нем еще было нечего, поэтому я набрала в магазине каш, макарон и соли с сахаром и вышла на улицу, где почти никого не было. Кое-как поймала медленно бредущую куда-то старуху и с еще большим трудом втолковала ей что мне нужно.
   Масло было отличным - это было видно с первого взгляда. Точнее - нюха. Хранилось оно в погребе и, хоть и было не самое свежее, но сейчас другого и не достать - телята забирают из своей матери все, что можно.
   Я полчаса провела в сарае, наблюдая за ними, и повернулась к хозяину, ревниво за мной наблюдающему.
   - Они хорошо развиваются. Продадите мне телочку?
   Договорившись забрать подросшего теленка и телочку через пару месяцев, я также сходила договорилась о цыплятах и уже под вечер вернулась на хутор, уставшая до такой степени, что не чувствовала ног. Холодало, поэтому я подняла ворот куртки и шла быстрым шагом, вернувшись к себе уже затемно.
   Естественно, никаких сил на еду у меня уже не осталось. К тому же, подойдя к печи, я вспомнила, что так и не прочистила трубу. Поэтому я только вздохнула, завернулась в зимнюю куртку и уснула.
   Утром на груди у меня опять лежала дохлая мышь.
   - Ты меня подкармливаешь или намекаешь, что я никчемная?
   Кот только чихнул и удалился.
   Я выкинула всех мышей из дома и вышла на задний двор, где был колодец с водой. Ведро было тяжеленным, а вода - ледяной, но, тем не менее, она свои функции выполнила и меня взбодрила. Туалет был тоже на заднем дворе, за огородом, сейчас больше похожим на болото, но я в который раз со времени приезда стыдливо воспользовалась кустиками, не желая заходить в паутину.
   Еще один пункт к тому, что нужно сделать, так?
   Однако первым делом...
   Из трубы я вытащила огромное количество веток и прочего мусора, считая брошенное воронье гнездо. Ершик был полностью черный, я, впрочем, тоже, однако, когда я зашла в дом и затопила печь, тяга была отличная. Я притащила ведро воды в дом и впервые нормально поела гречневой каши, дав ее же коту - тот сморщился, но ел, видимо, мыши и так уже в горле стояли.
   После завтрака я занялась домом - вымыла и выдраила комнату, заново побелила печь и выкинула весь испортившийся хлам, включая треснувшие кадушки и тряпье, пересыпала купленные крупы в сосуды, промыла стекла и в конечном счете остановилась у открытого входа в погреб. Покосилась на кота.
   - Пойдешь первым?
   Я не любила такие вот клетки. Влезешь внутрь, а тебя там запрут.
   Хотя сейчас рядом со мной никого больше не было, этот страх меня не покидал. Поэтому я сходила за фонариком и, включив его, осторожно осветила то, что снизу. Луч света выхватил сырой, утоптанный пол и лестницу. Кот, выразительно покосившись на меня, прыгнул вниз, и мне пришлось лезть за ним. Внизу оказалось неожиданно просторно, подвал шел под всем домом. Я высветила фонарем несколько рядов банок с соленьями, большинство слишком пыльные, чтобы думать, что они еще съедобны, в дальнем углу стояло четыре бочки - как выяснилось, пустые и совершенно сухие - видимо, ими давно не пользовались. Отлично.
   На следующий день я отправилась в город - закупить все необходимое. Поставила перед домом кота и приказала сторожить.
   До ближайшего крупного поселка доехала на попутке, а оттуда пересела на маршрутку. Город был небольшой - впрочем, все необходимое в нем было. Олифа, ящик свечей, проволока, две кадушки веревок, резиновые сапоги, смола, хозяйственные спички и новые ножи, брезент и прочие мелочи, необходимые для жизни при минимальном контакте с людьми. Нерешительно потоптавшись со всем этим скарбом у таксофона, я все же не стала звонить родным и взяла такси, так что меня доставили прямо к дому, что вызвало еще больший переполох и в деревне, и на хуторе.
   Отправила водителя с деньгами и закрыла калитку, улыбнувшись соседке. Слева начинался лес, справа дом, в котором жила какая-то старуха, которую я видела сидящей в самообразовавшемся центре хутора - у перекрестка, куда из деревни приезжал грузовик с продуктами и необходимыми товарами, так что соседи - любопытные, по крайней мере - у меня были только одни.
   Следующие несколько дней я посвятила перекапыванию огорода на заднем дворе и высаживанию картошки и ранних семян и выматывалась так, будто грузила мешки на вокзале. Приползала домой я только к вечеру и падала, едва добиралась до печи. Теплая погода стояла еще четыре дня - все это время я работала как заведенная, стараясь успеть до того, как все изменится - весенняя погода переменчива, а весенние грозы славятся на весь мир. Когда небо заволокло тучами, я как раз высаживала последние семена и тревожно косилась на небо и, едва почувствовав первые капли, стремглав побежала к дому. Гроза застала меня уже внутри, сидящей у печи - я подбрасывала поленья в разгорающуюся печь. Тяжелые капли застучали по стеклу, одновременно ставни задребезжали под порывами ветра. Я закрыла заслонку, ощущая, как нагревается печь, поставила чайник и села у окна. Огонек свечи трепетал на сквозняке - чтобы законопатить щели, нужно будет ждать, пока прорастет мох, затем высушить его и только потом можно будет все сделать. Кот зашевелился на печи, уставился на меня зеленющими глазами, словно говоря - и чего тебе не сидится дома?
   Я положила ему каши с салом, купленным в городе, и посмотрела за окно, где разыгрывалась настоящая буря. Надо бы саженцы высадить... Они занимали большую часть кухни.
   На следующее утро погода так и не наладилась и я, собравшись, направилась в лес. Конечно, нормальный человек никогда бы не пошел в лес по такому дождю, но я была не просто человеком. Точнее, я и вовсе не была человеком.
   Впрочем, тут этого никто не знал - и, даст бог, не узнает. Тихо выскользнув из задней двери, я проскользнула за огородом (мало ли, может, я в туалет пошла?!) и, перемахнув чисто символическую ограду между начинавшимся лесом и моей подраставшей картошкой, скрылась за деревьями. Только здесь смогла вдохнуть полной грудью. Прижалась к березке, принимая ее тепло, постояла, ожидая пока вспугнутый лес снова погрузится в дождливую сонную дремоту. Когда птицы вновь начали петь, а муравьиная дорожка восстановила свое течение через мою руку, я открыла глаза, оглядывая мир измененными зрачками.
   Не слушайте тех, кто говорит, будто оборотни живут в лесу. Как же. Лес - это природа. Нечто естественное, древнее и могучее. А когда ты по желанию (и иногда против оного) выворачиваешься наизнанку, ничего естественного в этом нет. Поэтому лес относился ко мне настороженно - гораздо более настороженно, чем к обычному человеку. Я была не нормальной. Не такой, какой должна быть.
   Именно поэтому большинство оборотней живут в городах - где и так слишком много неестественного, чтобы заметить еще и их. Они иногда сбивались в стаи - хотя в большинстве случаев жили по отдельности. Некоторые и вовсе переставали перекидываться, жили как обычные люди, разве что умирали раньше других. Некоторые поддавались зверю внутри себя - и питались человечиной. Раньше их нещадно преследовали и убивали, теперь же... Как найти одного оборотня в огромном мегаполисе? Нас не так уж много, не говоря уж о том, что мы редко общаемся и никакие радары на нас не действуют.
   Многие оборотни, выросшие в городах, сегодня не смогут отличить одну траву от другой. Они распознают сотни видов бензина, машинного масла, но не смогут отличить крапиву от лопуха. Их нюх стал бесполезен для них.
   Меня воспитывала бабка. Не эта бабка, а по линии отца. Мать убили охотники, отцу-человеку не было до меня дела и она забрала меня к себе - в деревню. До шестнадцати я росла там, пока материнская кровь не дала о себе знать огнем в венах. Я сбежала с байкером, долго скиталась по стране, едва не спилась, пытаясь заглушить зов крови. И едва не убила человека.
   Когда меня поймали охотники, мне было двадцать. Переломное время для многих людей. Я же только начала взрослеть. Я еще мало что понимала в жизни и не слушала хороших вещей.
   Резко оборвав воспоминания, я передернула плечами и пошла вперед. Нюх безошибочно вел меня - конечно, придется все же распознать некоторые травки, но мне это было только в радость.
   К вечеру я вернулась - в рюкзаке лежали аккуратно связанные и обернутые в картонную бумагу корешки и травы, мох, несколько поганок - еще слабых, но пока сойдут и такие. Этот лес признал меня - я достаточно долго прожила рядом с ним, чтобы пропитаться его запахом.
   В ранних сумерках я вошла в дом, задвигая засов на двери, в темноте затеплила свечу, побросала дрова в печь, разжигая ее. Кота не было и без него дом казался неуютным, нежилым - все еще сырой, а может быть и уже, после таких-то дождей, беззвучный, темный... Хотя я свободно ориентировалась в темноте, я ее не любила. Слишком хорошо знала, что может в ней скрываться. Я, например.
   Когда на кухне потеплело, стало намного уютнее. Насвистывая себе под нос, я зажгла светильник - небольшая конструкция со вставной свечой и лупой и выставила на стол, кинув беглый взгляд в окно. В синеве наступающей ночи были видны желтые окна соседей. На улице никого не было. Выгребла разогретую кашу себе в тарелку и смела в одно мгновение - целый день без еды! Прости, кот, тебе ничего не осталось.
   До полуночи я раскладывала травы. Из днища и крышек бочек получились отличные подносы. Я подготавливала побеги и раскладывала их на дереве, а после выставила на приступку у печи. Горячий воздух высушит их, но не опалит. Лучше может быть только солнце.
   В подполе раздалось шуршание и из специально проделанной дыры в углу вылез кот. Приветственно чихнул, обнюхал и выжидательно уставился на меня.
   - Мышей надо ловить, - ехидно отозвалась я, за что была награждена выразительным взглядом.
   Ровно в полночь я дунула на свечу, и вышла на улицу. Луна была скрыта за облаками, но я хорошо ощущала ее. Могучая, сильная, поглощающая.
   Не знаю, что подумали люди, но явно комоды к дверям придвинули. Хоть я и отбежала от домов, но выла с полной отдачей - в голос, старательно... Едва ли не впервые - свободно...
  
   Глава 2
   Утро выдалось на редкость замечательное - солнечное, жаркое, влажное. Щурясь от яркого света, я выползла на крыльцо с чашкой чая и бутербродом с маслом и привалилась к перилам, надеясь, что они не обвалятся.
   - День добрый, хозяйка!
   Кого это черт принес?
   Благодушие как рукой сняло. Я недовольно подняла голову, выискивая нахала.
   Им оказался незнакомый парень расхлябистого вида. По лицу читалась то ли неделя беспробудного пьянства, то ли лет двадцать умеренного, но регулярного. Белобрысые волосы торчали в разные стороны, еще больше торчали уши. Он стоял, опершись о покосившийся забор (надо бы новый поставить!) и улыбался всеми двадцатью (не больше) зубами.
   - Добрый, - неохотно и настороженно согласилась я, и не думая вставать. Хотя, с другой стороны, мне с этими людьми еще жить, нужно же как-то... налаживать связи?
   Связи светились щербатым лицом и явно жаждали знакомства.
   - А я смотрю, уже почти месяц как живете с нами, неужели на лето остаетесь?
   Надо же, и подсчитал даже.
   Я неохотно встала, направляясь к парню. Кот вылез из дома, уселся на крыльце, сверля зелеными глазами наглеца.
   - Там видно будет, может и на лето, - не стала я уточнять, что планирую задержаться. - А вы?..
   - А я из десятого дома, - махнуло это чудо рукой в неопределенном направлении. - Мамка моя говорит, сходи глянь, может помочь чего надо? А то совсем с Гришкой своим... - Тут парень заткнулся, видимо, родительница запретила про дружка-собутыльника упоминать. Дабы девица (незамужняя надо полагать) не выгнала поганой метлой. Ага.
   - Очень приятно, а я Алиса, - форсировала я события, отчаявшись дождаться пока он сам представится.
   - Ага. А я Генка, - неизвестно чему обрадовался Генка. - Ты слышь, ты обращайся, если надо чего, помочь там чем... Соли, опять же.
   Соли? Нет, спасибо.
   - Обязательно, - улыбнулась я как можно искреннее. Спасибо тебе, помощничек, но я лучше как-нибудь сама... - Будьте здоровы, Гена. И маме привет.
   Привет и соболезнования. Парень здоровый, как бык - плечи бы в дверь прошли и то хорошо - а ума ни на грош. Чего он здесь, на хуторе, околачивается? Ни работы, ни девок.
   Видимо, высветившее солнце осветило дорогу к моему дому. Не успела я избавиться от Геннадия, как приковылял его близнец.
   - Гриша, - утвердительно сказала я на его попытку познакомиться. - Алиса. Очень рада познакомиться.
   - А ты чо, типа ведьма что ли? Прям угадала! - гыкнул тот. Надо признать, Геннадий был еще неплох. Григорий мог похвастать начинающим брюшком, лысиной и выбитыми передними зубами. И уазиком.
   - Как ему права-то выдали? - ужаснулась я, рассматривая помятую машину, явно не раз и не два во что-то врезавшуюся.
   - Так, а батя у него - начальничек поселковый! - удивленная моим незнанием отозвалась Машка - русоволосое создание семнадцати лет отроду. Девица красивая, разве что слишком худая, больше похожая на мальчишку. Длинная по нынешней моде юбка и короткий топ сидели на ней как на вешалке. Волосы, заплетенные в толстую косу до пояса, были того чудного цвета, какой с возрастом все больше становится рыжим. - Кто ж их у него отберет?
   - Логично.
   - Он сюда к дружку своему приезжает. Почитай, каждые выходные и посередь недели тоже бывает, как устроят шабаш...
   Машка неожиданно вскрикнула и с ругательствами понеслась по улице. Смоляные пятки резиновых сапог засверкали на солнце. Корова, которую она вела на поле, успела воспользоваться невниманием хозяйки и влезла в соседский огород.
   Я с облегчением отлепилась от забора, от которого отойти не могла вот уже второй час и поспешно скрылась в доме. Хватит на сегодня знакомств, пожалуй. Машка была из них самой нормальной - если так можно сказать о юродивой. С виду вроде девочка симпатичная, да и разговаривает хорошо, связно, но мысли скачут как блохи по собаке. И все какие-то чудные. За полчаса общения с ней я успела узнать, что девицу привезли сюда из какой-то лечебницы, где она до этого лет пять обреталась. Родители все надеялись, что ей там ума прибавят, да только все без толку. В конце концов, сплавили к бабке в глушь - толку от лечения все равно никакого, а бабке помощница. Кроме меня, Генки и Машки (и матери с бабкой соответственно) здесь жили: трое стариков на другой окраине, шестеро старух от шестидесяти и до сотни, приезжие из Узбекистана напротив меня, да вдова с тремя детьми, которую "щедрые" родственнички выселили сюда, дабы не мешала делить остальное наследство. Вот, собственно и все. Не густо, прямо скажем. Через мост, в новой части поселка, жило еще полторы тысячи человек, но работали в основном у частников на фермах, коих было в округе множество или в заповеднике - по вахтам.
   Про заповедник я знала и без сбивчивых рассказов Машки. Не слишком удачное место для цивилизованного оборотня, но на что только не пойдешь ради желанного спокойствия?
   Переодевшись в рабочую одежду, я запаслась инструментами и подошла к сараю. Зимы здесь суровые, нужно бы и утеплить как следует, только где ж я мха столько наберусь? На заднем дворе правда стоит до сих пор глина разведенная, если смешать ее с соломой... Да, может быть что и выйдет? Еще ведь помню, из города рулонный утеплитель из фольги привозила...
   Всю следующую неделю я занималась только сараем - сил и времени больше ни на что не хватило. Генка сначала было тоже взялся, да только на второй день пришлось его изгнать. До сих пор как вспомню, так смешно становится, а ведь, наверное, из-за него теперь на меня так косятся... Пришел он ко мне на следующий день - давай, говорит, помогу? Отчего же не помочь, я мигом согласилась - проклятый сарай никак не поддавался ремонту. Работал он до самого вечера - я бутылку приготовила, да еще травок своих туда бросила, чтоб значит, похмельем не страдал. Ну и ушла в дом - ужин себе стряпаю, кота от котелка отгоняю... И тут чувствую на талии руки. Не знаю, о чем я в тот момент думала, но явно его увидеть сзади не ожидала - потому что котелок с водой да крупой в нем, которую в печь собиралась ставить так ему на голову и натянула. Секунду он стоял молча - видимо, пытался понять что произошло. А потом как заорет благим матом:
   - Да ты что, сдурела, дура?!
   - А еще раз руки распустишь, так и вовсе отрежу! - зверским голосом пообещала я.
   - Да кто ж тебя еще обнимет? - гулко возмутился в котелок Геннадий. - Тут мужиков - старики да дети! А я ж...
   - Нашелся мне, жалельщик! - прошипела я, раздуваясь от злости и радуясь только, что болван этот глаз моих не видит, а не то пришлось бы под нужником еще одну яму копать. Зрачки у меня, как всегда в моменты злости, полыхали зеленым. - Без тебя обойдусь! Пшел вон отсюда!
   И задала, значит, направление.
   - И чтобы дорогу к дому моему забыл! - рявкнула напоследок и калитку захлопнула. Чтоб его.
   Два дня все было тихо - я занималась сараем, до зорьки бегала в лес, копила травки, а вечером, уютно усевшись за стол, их разбирала. Разок даже искупалась - погода выдалась жаркая, весь день крышу ремонтировала, устала как собака. Дай, думаю...
   Под мостом, где было мельче всего и течение не такое быстрое уже вопили дети. Недовольно поморщившись, я поднялась выше, где и нашла небольшую, заросшую по берегу кустарником заводь. Темная вода лишь чуть шевелилась, показывая, что течение все-таки есть. Вероятно, где-то на дне били ключи. А раз так, то и соседи у меня явно будут. Неуверенно остановившись на берегу, я присела на корточки и провела рукой по воде. Пару минут ничего не происходило. Затем вода пошла пузырями, взбурлила и наружу высунулась маленькая девочка. Бледная кожа отливала синевой, глаза были абсолютно белыми, лишь черные точки зрачков выделялись. Мокрые светлые волосы растеклись по плечам.
   - Я не причиню тебе зла.
   Девочка улыбнулась - зубы были острые, как иглы и наверняка хватка бульдожья.
   - Ты - мне? - голос был похож на бульканье, слова различались с трудом. Но я только пожала плечами.
   - Советую присмотреться повнимательнее. Не тебе со мной тягаться, девочка.
   Она недовольно сощурила глаза и всмотрелась в меня. На лице отразилось удивление пополам со страхом. Я решила уточнить.
   - Я не трону тебя. Я обещаю.
   Она недоверчиво скривилась и вместо ответа скрылась в глубине. Надеюсь, останется здесь, а не уплывет искать другой омут - только благодаря ей этот еще не зарос как все соседние. Видимо, речка часто разливалась по весне.
   Быстро скинув одежду, я скользнула в ледяную воду - ключи и впрямь били со дна. Однако это меня взбодрило, я вымылась собственноручно сделанным составом из мыльного корня и наконец-то выбралась на берег чистая. Расслабленно легла на холодную землю, уставившись в голубое небо.
   Немногие бы решились по весне голышом сидеть на земле. Но мне простуда не грозила - я была частью этой земли. Она, как и лес, приняла меня. Я чувствовала ее биение, спокойное, только просыпавшееся, пропитанное соками и мирное. За один этот мир я готова была остаться жить тут навечно.
  
   ***
   К середине июня я, наконец, закончила разгребать сарай и курятник, наняла Гришку с Генкой за ящик водки отремонтировать мне забор и вздохнула с облегчением. Можно было начинать жить спокойно.
   В палящем июньском зное я притащила лестницу к чердаку сарая и втащила туда поддоны с травами. Вытерла пот со лба и выглянула наружу, оглядывая владения. Два дружка-алкоголика в поте лица строгали доски и приколачивали к поперечным. В третьем часу дня никто больше не отваживался высунуть нос на улицу, разве что любопытная обгоревшая мордашка Машки сверкала красным носом из шалаша на окраине засеянного пшеницей поля. Я помахала ей и покосилась на пустой речной пляж. Обгорю, не обгорю?
   Нет, все же стоит попозже выползти.
   Решив так, я ушла в дом, с удовольствием окунувшись в прохладу. По такой жаре ничего есть не хотелось, поэтому я напилась самодельного кваса, томившегося в одной из бочек - весь май таскала из леса в пластиковых бутылках - и залила водой гречку. Кота уже третий день не было и без него, хоть я здесь и обжилась, было не очень уютно.
   Стук в дверь не застал меня врасплох - я услышала незнакомые шаги еще от калитки и успела налить в кружку кваса.
   Однако подготовиться к посетителю не смогла. На кухню вошел мужчина в полицейской форме. Будь я на пяток лет помоложе, оценила бы его светлые волосы и серые глаза, плескавшуюся в них спокойную уверенность и легкую иронию. Это был тип вечного мальчишки, только с мужским лицом - слегка уставшим, осунувшимся, четко очерченными линиями подбородка и носом с почти незаметной горбинкой...
   Я неожиданно поняла, что самым непотребным образом рассматриваю вошедшего, а он позволяет мне это делать с легкой улыбкой.
   - Алиса Струнина, я полагаю?
   Это был не вопрос, а утверждение - столь же спокойное, как и сам человек. Я с трудом вытащила себя из этого омута спокойствия, заставив встряхнуться. Дело не в нем, дело просто в том, что мне именного этого не хватает.
   - А вы? - голосом, далеким от приветливости спросила я, убирая кружку с квасом на стол. Не будет ему спасения от этой жары. Мне очень не понравилось, что он пришел ко мне в дом, уже зная, кто я такая. Фамилию свою я никому не говорила, а значит, он потрудился узнать ее заранее. Зачем?
   - Ваш участковый, Алексей Михайлович, - представился он, ткнув мне в нос корочкой, которую я презрительно проигнорировала. - Алиса... Как вас по отчеству?
   - Архиповна, - сухо ответила я. - Чем обязана?
   Вышло, наверное, излишне грубо, но я была зла на саму себя за эту идиотскую реакцию и на него, за то, что нарушил мою идиллию. И, несмотря на явное недоброжелательство до сих пор улыбается и даже сделал пару шагов вглубь комнаты, сев на стул.
   - А это квасок? - заметил кружку на столе. - Ваш? Можно?
   Я ошеломленно кивнула. Нет, каков нахал?
   Он выпил одним махом, крякнул от удовольствия, утирая рукой рот.
   - Вкусно готовите, Алиса Архиповна! Кто ж вас таким секретам научил?
   - Бабушка, - хмуро отозвалась я, разворачиваясь к нему и еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить. Нельзя грубить участковому. Иначе пристальное внимание обеспечено. А оно нам не надо...
   - Бабушка... Хорошая была бабушка, наверное, - улыбнулся он. - Как вы здесь поживаете, Алиса Архиповна? В нашу глушь редко новые люди заходят, а уж молодые женщины и подавно. Помочь может чем?
   - Да вот, обживаюсь помаленьку... - неопределенно махнула я рукой. - Помощников и так хватает, спасибо. Видели работничков моих, поди.
   Он хмыкнул, сохраняя добродушное выражение лица, но я видела, как глаза примечают все в кухне - от висевших под потолком травок до брошенного на лавку у печи полотенца.
   - Видеть видел, но вы не хуже моего знаете каковы те помощники.
   - Меня все устраивает, - передернула я плечами.
   - Вас может быть. А вот их, видимо, не очень, - вздохнул он. - Слухи о вас ходят разные, Алиса Архиповна.
   Слухи? Что еще за...
   - О чем вы? - я поджала губы и бросила взгляд на улицу. Работали. Интересно, что они про меня сочинили? Что я всем даю и никому не отказываю?
   - Магией балуетесь, Алиса Архиповна, - усмехнулся мужчина. - Колдуете помаленьку, а?
   Я даже не нашлась что ответить. И хорошо, потому что он продолжил:
   - Чем же вы им так насолили, что они всем про вас такую дурь разболтали, а?
   Вот оно что. Вот в чем причина его посещения. Слухи по деревне распространяются быстро и скоро каждая издохшая корова будет на моем счету. Он, конечно, человек неглупый и на поводу у всех не пойдет, но узнать не помешает? Вдруг я там и правда зелья какие варю... Противозаконные?
   - А чем может насолить одинокая девушка взрослому охотному парню? - изогнула я бровь. Правда и ничего кроме правды. Может быть, не всей, но...
   Глаза у него едва уловимо сузились, став из расслабленных острыми.
   - Надеюсь, взрослый охотный парень ничего себе не позволил?
   О как. А мы, оказывается, и впрямь блюстители порядка, не абы как. Я мысленно вздохнула с тоской. Было бы намного проще, если бы он был продажным, равнодушным или слепым копом. Но мне попался "хороший" - во всех смыслах этого слова. Черт бы его побрал.
   - Я умею о себе позаботиться, участковый, - насмешливо отозвалась я, мечтая выгнать его взашей. Он был опасен. Очень опасен - я же знала себя. Уже сейчас меня к нему тянуло. Крепкое плечо и все такое... Черте что. - Не беспокойтесь обо мне.
   Ему ничего не оставалось кроме как убраться восвояси. Задал, конечно, еще парочку вопросов, но я отвечала односложно и явно не была настроена на беседу. А еще поняла, что моя слава может быть мне на руку. Я хотела одиночества - я его получила. Пусть ведьма - к ведьме просто так поболтать не заходят.
   Уже под самую ночь инспектировала забор. Стоял. Даже кое-где ровно. С каменным лицом тыкая в прорехи и заставляя выравнивать столбы, я прошлась вдоль него, сопровождаемая двумя алчущими взглядами.
   - Ладно уж... - когда человеческие глаза перестали видеть нормально, сжалилась я. На самом деле и самой уже не терпелось перебраться в дом - подальше от озверевших комаров. Хотя на улицу опустилась прохлада. Может быть, ночью прогуляюсь - разомну лапы...
   Когда "работнички" прытко исчезли из вида с ящиком водки, я вздохнула с облегчением и заперла дверь. Где же кот пропадает?
   Не то чтобы я беспокоилась. Уж кто-кто, а он за себя постоять умеет. Просто...
   В этом доме я до сих пор ни разу не видела домового. Ни следа присутствия. То ли сбежал, когда бабка померла, то ли не показывается - боится.
   А это означало, что меня некому было предупредить об опасности.
   Впрочем, сегодня ночью я сама буду опасностью.
   Я задула свечу, пробралась к черному ходу и в полной темноте перекинулась. Кое-как открыла заднюю дверь когтями и отправилась ставить метки на забор. Там приподнять лапу, тут оставить когтистые отметины - и никакой зверь уже не сунется, включая медведя. Надо будет еще посадить семена подсолнуха по периметру. И нечистой силе преграда и заодно от любопытных глаз скроют.
   Вдалеке послышалось гудение уазика. Внутренне вздрогнув от ужаса - это же явно уже половина ящика опустела! - я потрусила в сторону леса, но внутрь не зашла. Не дело это, в измененной ипостаси лезть туда. Ничего хорошего из этого не выйдет.
   Поэтому я оббежала по кругу хутор, прошлась вдоль заповедной зоны - стараясь нигде не оставить своей шерсти или чего еще. Не хватало только привлечь внимание пробегающих мимо тварей. Затем, покосившись на луну - все еще высоко - я обнюхала каждый дом. Собаки, конечно, разрывались, но хватило приглушенного рыка, чтобы они скрылись в будках, виновато скуля.
   Эх, вот бы и с людьми можно было так же...
   Возле дома вдовы я задержалась. Тщательно обошла курятник и коровник, помечая свою территорию, поставила метки на двери и под окнами, презрительно фыркнув на прибитые за наличниками кресты. Теоретически они должны помогать от таких, как я. И если бы священник действительно был святым, а святая вода освящена по всем правилам так бы и произошло. Однако на деле я даже не чихнула. И другие тоже не почешутся. Порой бороться со злом можно только злом. Что я и сделала - мои-то метки точно не перейдут, побоятся. Не все, конечно, но что я могу еще сделать?
   Вернулась уже под утро, успокоенная - кроме меня, нечисти не было и в помине, разве что мать Геннадия увлекается самогоноварением. Не знаю, можно ли это расценивать как нечисть... Было слишком жарко для того, чтобы спать на печи и я улеглась внизу, на кровати. В ночном доме послышались упругие шаги мягких лап. Кот вспрыгнул на грудь, уставился на меня светящимися в темноте глазами, словно спрашивая: "Ну и где ты шлялась всю ночь?". Я только улыбнулась, закрывая глаза. А сам-то?
   В начале июля, когда самое жаркое за последние годы лето достигло апогея в виде сорокаградусной жары, я перебралась через мост, минуя изрядно обмелевшую реку, и отправилась за коровами. Теленок уже подрос, а внесенная хозяину плата добавила заботы и необходимой откормки. Внимательно выслушав наставления, я взяла корову с теленком и отправилась обратно. Чувствовала я себя на редкость мирно - и это чувство так мне нравилось, что даже глупые животные не реагировали на оборотня как положено, лениво топая следом. Весь прошедший месяц выдался на редкость спокойным - или же это было обычное состояние для нашего хутора - жить текла лениво и по одному и тому же распорядку. Я невольно к нему подключилась, вместе со всеми на рассвете выгоняя на улицу цыплят под бдительный надзор кота, и часов до одиннадцати проводила в огороде. Потом становилось слишком жарко - я переползала в дом, перекусывала чем придется и уходила в лес. Пешком и в человеческом обличье - под взглядами дружно сплотившихся против меня соседей. Как интересно еще кресты на заборе не стали рисовать?
   В лесу было... хорошо. По крайней мере, в той его части, что не относилась к заповеднику, а это почти десять километров вдоль и поперек. Дальше я заходить не стала - заповедники хороши только для людей. Да и то не для всех. Девственно чистая, нетронутая человеком природа означала еще и полную власть животных. Волчице вроде меня там не место - лес никогда не отталкивал меня, но и не принимал полностью. Впрочем, все же лучше, чем среди людей.
   Хотя большую часть времени занимало собирание ягод и грибов, я все же прихватывала и травы - то тут, то там. Притаскивала их домой, перебирала и раскладывала на крыше курятника - подвяливать на солнце. Часть ягод я сразу засыпала сахаром и отправляла в банки и в погреб, часть засушивала вместе с травами и ссыпала в мешочки, подвешивая под потолком. Грибы тоже частью засолила - лук уже поспел, хоть и был еще невелик, соль и сахар я закупила заранее. Бочка пошла под засолку грибов, хотя там пока и было всего до середины. Ничего, осенью еще добавлю. Остальные грибы тоже засушила - идеальный способ сохранить их в неизменном виде. Из-за грибников приходилось уходить все ближе к заповеднику, я даже косилась на запретные территории - там явно можно было найти гораздо больше грибов и ягод - но так и не решилась. Этот чужой лес мне не нравился, он был темным, густым и недобрым. Ничего, проживу и так.
   Иногда я сталкивалась с мелкими ребятишками из соседнего, заречного, села - они смотрели на меня круглыми глазами и прыскали в разные стороны, если я подходила ближе. Нечеловеческим слухом можно было уловить шушуканья - "ведьма", говорили они. Я хмыкала себе под нос. Будут держаться подальше.
   В июле темнеет поздно - возвращаясь в пятом часу, я обычно успевала разобрать все, что принесла и раскладывала приготовленные для сушки травы, ягоды и грибы по подносам, расставляя их на печи. В итоге, когда я начинала готовить ужин - обычно это была яичница (куры неслись исправно) или ягоды, которыми я наедалась в процессе готовки - на улице уже было темно. Кот питался самостоятельно - по крайней мере, у меня ничего не просил. С наступлением темноты я обычно уже ложилась спать, хотя иногда и зажигала свечу - нагреть в печи воды, помыться или постирать вещи, хотя обычно делала это в реке, но ведь и мне хочется временами погреться в горячей воде. Или приготовить месиво для теленка.
   Хотя я и не общалась с соседями, но когда пригоняешь скотину с общего пастбища, невольно видишь остальных. Машка та и вовсе у моего забора поселилась, несмотря на подсолнечник, вымахавший выше штакетин. И заходить не стеснялась, совершенно умиляя кота. Я иногда перебрасывалась с ней парой слов и потом вздыхала - нельзя помочь. Она такой родилась, даже оборотень тут ничем не поможет. Дружки-алкоголики со мной старались не встречаться, а столкнувшись на улице, усиленно расшаркивались.
   Начало августа выдалось прохладным - уже в конце июля погода испортилась, заставив меня прекратить походы в лес. Огород тоже пришлось забросить - в редкие дни без дождя влажная земля не успевала высыхать. Температура опустилась градусов до пятнадцати - даже в курятнике стало ощутимо холоднее, а ведь у меня только-только сели наседки. Пришлось сделать очередной рейд в лес, набрать мха и, высушив его на печи, еще раз законопатить все щели. Как только потеплеет, нужно будет заняться заготовкой сена. Я с тревогой думала о том, что за добычей пропитания для себя совсем забыла о пропитании для телят и кур. Нужно было закупить корм на зиму, заготовить сено, подумать о создании печки в сарае - а для этого нужно часть сарая выложить камнем, чтобы сделать на нем закрытую печь иначе любая искра сожжет мой сарай вместе с его обитателями до тла.
   - Хозяева! - за помощью я как обычно обратилась к соседям. Их дети частенько встречались мне в полях. Петр и Мария - Машка, как говорили судачившие у центрального колодца бабки. Эта самая Машка была из тех, что могла и коня на скаку остановить. Во двор я не заходила, оперлась на локти о забор. Машка сидела на ступенях, с руганью пытаясь заставить свою дочь сидеть ровно, и заплетала ей косички.
   При виде меня она молча кивнула, неодобрительно дернув губой. Я это проигнорировала.
   - Не подскажете, где у вас тут камней можно набрать? Лучше покрупнее.
   Петр в этот момент вышел из сарая в облаке куриных перьев и с дохлой курицей в руке.
   - Нет, ты посмотри! Опять, зараза, нору прорыла! И капкан, сволочь, обошла!
   - Куница? - полюбопытствовала я. Мужик, раздраженный ночным визитером, не обратил внимания на личность спросившего - ему хотелось излить душу.
   - Она, зараза! - хлопнув дохлой курицей перед ошалевшим от такой радости котом, он оперся на покосившиеся перила крыльца. - Уже пятерых передавила! Эдак нам к зиме ни одной не останется!
   - Жир медвежий помогает, - посоветовала я, умолчав о своей моче. - Натрете доски понизу - она ваш сарай будет за милю обходить.
   - Где я тебе жира возьму? - огрызнулась Машка. Девчонке прилетел подзатыльник, и та с ревом отправилась в дом. В окне я увидела вихры мальчишки и насупленный нос, упиравшийся в стекло. Кто-то будет мстить... - еще бы барсучий...
   - У меня есть немного, могу позаимствовать, - ответила я, отлепляясь от забора и направляясь в дом. Снова зарядил дождь - мелкий и моросящий, словно туман. Я старалась экономить дрова, но к зиме все равно нужно заготовить больше. Гораздо больше. Когда все это успеть? Проклятый дождь.
   Двухлитровая банка с медвежьим жиром, уже порядком испортившимся, нашлась в погребе - почему я ее не выкинула, ума не приложу. Но теперь пригодилось. Я набрала в кружку и притащила к соседям. Петр был скептичен, но все же отправился к сараю - мало ли?
   - Так что на счет камней? - снова спросила я. Машка покосилась в сторону соседского двора, видимо, боялась, не упадет ли ее авторитет в глазах остальных, если она ведьме поможет.
   - Лом есть в заповеднике. Только не близко, с головой надо договариваться, на том берегу.
   - Окей... - пробормотала я, возвращаясь к себе. В заповеднике. Не хотелось мне туда. Вот никак не хотелось. Но куда деваться?
   До обеда было еще далеко, поэтому я накинула куртку, переплела волосы в косу и отправилась на тот берег.
   Река шумела под мостом - еще немного таких дождей и она выйдет из берегов. А пока можно воспользоваться моментом и постирать в чистой воде белье. Ежась от холода, я прошла по мосту и пошла прямиком в центр. По случаю плохой погоды народу на улице совсем не было. Хлюпая резиновыми сапогами по грязи, я добралась до администрации, где теперь заседал глава поселка. Наверное, единственное здание, в которое была проведена канализация. Все остальные стыдливо бегали в будки на краю огородов. Как и я, впрочем.
   Счистив грязь о решетку, я зашла внутрь, оказавшись в темной прихожей. Деревянный пол, два потрепанных кресла и фикус в горшке.
   Глава оказался в кабинете, пытался справиться с новеньким ноутбуком.
   - Надо нажать самую верхнюю кнопку, - открыв единственную дверь и понаблюдав за его мучениями, сказала я. Мужику было лет шестьдесят - тучный, с красным лицом и двойным подбородком - можно было подумать, что он никогда в жизни не жил в деревне, однако намозоленные, натруженные руки и линия загара, не заканчивающаяся на воротнике рубашки, говорили об обратном.
   Вспомнив его сыночка, я мысленно перекрестилась. Яблоко от этой яблони упало слишком далеко. Хотя, может, пошел в мамочку? Мало ли чудес на свете бывает... Мужика жизнь явно потрепала - такой толстый он не от того, что жрет в три горла.
   - Вы что-то хотели? Сегодня не приемный день... - быстро прокусив, что я не местная, он попытался меня отшить, однако я не сдалась и вошла внутрь.
   - Бросьте. Какой приемный день? Здесь живет от силы пара тысяч человек.
   - Полторы тысячи, - вздохнул мужик и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на обширном животе. - Кто вы?
   - Я живу на том берегу, - неопределенно махнула я рукой. - Недавно переехала и пока обстраиваюсь.
   Судя по его лицу, "обустраиваться" в такой глуши мог только сумасшедший.
   - Хотите сделать дачу? - найдя для себя приемлемое объяснение, предположил мужик. - Да, места здесь хорошие...
   - Нет, на самом деле, я собираюсь тут жить, - перебила я. Возникла неловкая пауза, во время которой он ждал объяснений, а я не собиралась их давать. - Не люблю городскую суету, - наконец, сдалась я. - Впрочем, пришла не поэтому. Мне хотелось бы добыть камня, чтобы поставить печь в сарае. Соседка сказала, что вы можете помочь?
   - В заповеднике есть старая каменоломня, на границе, - неохотно ответил мужик. Впрочем, как гласила табличка на двери, звали его Никита Алексеевич. - Лесничий иногда позволяет брать оттуда камень на памятники - немного, только для местных. Приличного камня в округе больше нет.
   - И как бы мне этот камень сюда доставить? - продолжала настаивать я. Так просто он от меня не избавится. - Мне немного нужно, я бы и сама привезла, но машины нет...
   - Гришка мой возит иногда местных... - начал было Никита Алексеевич, но быстро заткнулся, потому что я, не сдержавшись, фыркнула.
   - Последние три недели я видела его исключительно ползком. Сомневаюсь, что он в ближайшее время за руль сядет.
   - Еще участковый наш, Лешка, возит иногда. Только ему надолго отлучаться нельзя, сами понимаете...
   Ясно. Сам он туда ехать точно не собирается. Я поблагодарила мужика и вышла на крыльцо. Моросил дождь. Чтоб ему...
   Полиция находилась в том же доме, что и фельдшерский пункт - больницы здесь не было, весь штат медперсонала исчислялся двумя единицами - врач общей практики, бывавший только по вызову и местный фельдшер. Полиция и вовсе ограничивалась одним человеком. Участковый. На самом деле, мне совсем не хотелось с ним пересекаться, учитывая наше не слишком любезное общение в пошлый раз. То есть мое нелюбезное. Но ради печи можно и потерпеть, тем более что уж лучше самой выбрать место и время встречи, чем в очередной раз ждать, когда он сам ко мне заявится.
   - Перелескин Алексей Михайлович... - прочитала я на табличке, криво приколоченной к железной двери. Закрытой. - Вот тебе и доблестные защитники порядка...
   - Эй, девушка! - тетка в белом халате, надо полагать, врач, вышла на крыльцо с другой половины дома, кутаясь в синюю безразмерную куртку. - Вам чего надо? Лешка в Осинкино уехал!
   - Ясно! - крикнула я в ответ - А завтра будет?
   - Да кто же знает? - уже спокойнее ответила тетка, когда я подошла ближе. - Если ничего не случится - будет. А чуть что - сорвется, может и два дня не появляться, и три. Он же не только у нас тут, на нем еще три деревни.
   - А вы не знаете, где я могу машину нанять? - уже почти без надежды спросила я, окончательно уверившись, что печь мне придется делать из подручных материалов. - Мне бы в лесничество, за камнем...
   - А к Никиткиному сынку не пробовали? Он возит! - тетка достала пачку сигарет, покосилась на падающие с крыши частые капли и со вздохом сунула обратно в карман. - Только его надо заранее ловить, чтоб он протрезветь успел!
   Еще раз поблагодарив ее, я угрюмо поплелась домой, размышляя стоит ли оно того. С Гришкой у меня были очень нехорошие отношения. Не в последнюю очередь благодаря ему я теперь на весь хутор ославлена как распоследняя ведьма.
   Хотя, с другой стороны, чем не повод эти самые отношения улучшить? Глядишь, и протрезвеет?
   А вообще, неплохо бы его с бабой какой свести. Я-то на эту честь не претендовала, но есть много других претенденток...
   Манимая призраком вечно трезвого Гришки я не заметила, как добралась до его дома.
   Гришкина бабка оповестила о себе раскатистым храпом из-за занавески. Сам братец-кролик сидел за кухонным столом в окружении пустых и не очень бутылок и пребывал в мрачном настроении.
   - Чего невесел, голову повесил? - поинтересовалась я, ставя перед ним стакан, наливая в него воды из бочки и ссыпая туда порошок из трав.
   - Отравить меня хочешь, зараза? - пьяно-мрачный вопрос не удался, потому что произнести его удалось только с третьего раза.
   - Ты пей, пей... - посоветовала я, не обратив на его слова никакого внимания, и уселась рядом, подозрительно обнюхав все бутылки. - Ну и гадость... Пей говорю, плохого не посоветую, а не выпьешь, так я тебя лопатой...
   - Чтоб ты провалилась...- уж не знаю что подействовало, мое спокойствие ли обаяние, но он выпил.
   - Ну, не отравила? - ехидно поинтересовалась я, когда Гришка уже более трезво взглянул на мир. - Цени мою доброту. Действует ведьмина травка?
   К чести своей он даже покраснел немного.
   - А чего, не ведьма что ли? Ведьма она и есть... - к концу предложения голос совсем стал тих и бестелесен.
   - Ведьма, - согласилась я. - Теперь вот и до тебя добралась. Чуешь конец свой?
   Краснота лица спала разом, кожа стала пепельно-серой.
   - Ах ты... - он даже встать не успел. Глаза закатились, и он кулем свалился на пол. Я подождала с минуту, затем вздохнула и подхватила его под мышки, утаскивая в закуток за печкой, где был виден край разобранной постели.
   Уложив спящего, я утерла пот со лба и огляделась в поисках подходящей посудины. Зачем, спрашивается, я в это ввязалась? Он все равно не бросит пить - продержится немного и снова начнет...
   Но, по крайней мере, я добуду камень. И хоть немного облегчу жизнь его отцу.
   А вообще, странно как-то получается. Отец - здоровый мужик, страдает ожирением и отдышкой, сын - алкоголик, хотя у папаши явно есть шанс отправить его в город и сделать человеком, что с матерью вообще неизвестно...
   Как будто кто-то специально сживает со свету семью.
   А надо ли мне в это лезть? Если их действительно прокляли, я только привлеку лишнее внимание местной ведьмы.
   С другой стороны - так взять и пройти мимо?
   Я сбежала из города, чтобы избежать зла, которое не могла больше выносить. Но больше мне бежать некуда. И этот бастион я буду охранять даже ценой собственной жизни.
   Решив все для себя, я вздохнула и потащилась домой. Гришка отоспится, а завтра я его возьму в оборот...
   Когда я пришла домой, дождь все еще шел, так что за неимением других дел, я до самого вечера готовилась к завтрашнему дню. Страшно всегда, когда не знаешь, с чем сталкиваешься. Проклятий множество, какое использовала ведьма не так уж важно, если видеть плетение.
   Я - не ведьма. Я могу видеть, но не могу использовать. Оборотни не подвергаются проклятиям сами и не могут творить. Зато отлично умеют разрушать...
   Ранним утром раздался стук в дверь.
   Я не сразу проснулась - уж очень крепким был сон, зато кот все сообразил быстро и вцепился мне в ногу зубами.
   За ночь печь успела остыть, дома было прохладно. Когда я бросила взгляд в окно, за ним было серо. Дождевые капли оседали на запотевших стеклах.
   - Ты что со мной сделала? - злобный вопрос Гришки донесся из-за дверей. Вот принесла нелегкая, я надеялась он только к обеду сообразит, в чем дело. Но, видимо, выпить хотелось слишком сильно - что явилось еще одним аргументом в пользу проклятия.
   - Да открываю уже! - раздраженно крикнула я, чтобы угомонился. Поспешно натянула джинсы, майку и накинула сверху теплую просторную рубашку. Лицо бы сполоснуть, да поесть хоть малость... Но, видимо, не судьба.
   Честно говоря, к дверям я подходила без опаски и довольно расслаблено. Только этим и можно объяснить мою оплошность. Едва дверь открылась, Гришкин кулак просвистел в воздухе и врезался прямиком мне в скулу. А мог бы и зубы выбить, если б не моя реакция. Охнув, я чисто автоматически схватила первое, что попалось - а этим оказалась деревянная кружка для воды и жахнула со всей силы ему по лицу. Все произошло в считанные секунды. Кружка разлетелась в щепу, Гришка осел на пол.
   - Чтоб тебе провалиться! - с чувством пожелала я, ощупывая лицо и пытаясь разглядеть насколько все плохо в мутном, затянутом патиной зеркале, висевшем за печью. На скуле, захватывая глаз, уже набухал синяк. Как я в таком состоянии его лечить буду? - Кот! Не трогай его...
   Тот как раз уже собирался пометить врага пятком царапин на морде. Но кружка и так с этим отлично справилась. Будем считать, мы в расчете.
   Тем временем Гришка слабо застонал и кое-как сел в проходе.
   - В глазах не двоится? - скорее с надеждой спросила я из своего угла, где сидела, приложив к лицу железную, застывшую за ночь, крышку кастрюли.
   - Гадина ты и есть! Ты что со мной вчера сделала? - снова разъярился парень, не предпринимая, впрочем, попыток снова напасть. - Какую дрянь дала?
   - Неужто не понравилось? - деланно удивилась я, вставая и подходя к нему. - А я-то старалась...
   - Я жрать не могу, стерва! - вызверился тот, косясь исподлобья и вытирая мелкие капли крови с царапин на лице. Ничего, будет в следующий раз знать, как руки распускать.
   Злорадствуя, я чуть не упустила главное и когда спохватилась, улыбка с моего лица сползла сама собой.
   - То есть как это?
   - А так! - отозвался Гришка, вставая. Я посторонилась, пропуская его, и таки закрыла дверь в сени. Парень тяжело брякнулся на табурет и прислонился к стене. - Пить не могу, жрать не могу! Ничего не могу! Что я тебе сделал, а?!
   А ведьма была сильная. И злая. Очень злая. У меня по спине побежали мурашки, я переглянулась с котом тревожным взглядом, но упрямо мотнула головой. Начали так начали, вернуть уже ничего нельзя - он либо с голоду сдохнет, либо я его вылечу...
   - А скажи-ка мне, друг любезный... - Гришка, уже зная, что когда я начинаю любезничать, ничего хорошего ждать не приходится, поперхнулся на вдохе. - Ты раньше хоть раз без рюмки за стол садился?
   На его лице отобразилась непривычная работа мысли. Минут пять в доме стояла тишина, нарушаемая лишь моим шебуршанием - я полезла теплые носки искать.
   - Та не... Не помню... Последнее время так точно не... - наконец не слишком уверенно замотал он головой. Я вздохнула. Экспериментировать или на слово поверить?
   Кусок хлеба на тарелке вызвал у нашего подопытного реакцию, как у черта на ладан. Ясненько...
   - Значит так, - убрав еду подальше и дождавшись пока его перестанет трясти, я села на стул рядом и уперлась локтями в стол. - Я тебе вот что скажу, а ты меня хорошенько послушай. Тебя прокляли. И прокляли не на смерть, потому что жрать водку как жрешь ты никто долго не сможет, а на мучения. Тебе еще повезло, что ведьма, которая с тобой работала, предпочла нечто более темное, чем обычное проклятие и связалась с сущностью, которая часть вреда от этого пойла на себя перетягивает. Но когда и она насытится, ты, друг мой, превратишься хуже чем, в труп. То, что живет в тебе, будет поддерживать твою жизнь, питаясь твоим же телом. Начнет, пожалуй, с желудка - скорее всего, там оно и засело... И ты никуда от этой боли не денешься, даже сдохнуть не сможешь. Были уже боли-то?
   Судя по его посеревшему лицу - были. И не раз. Я закусила губу.
   - Желудок я тебе не спасу. Что в больнице подлечат - то твое. Но пить больше не будешь, может сколько-то и проживешь как человек. Все ясно?
   - А убрать ее как, ведьма? - шепотом, словно боялся спугнуть гадину, спросил детина. Я прикинула и решила не рассказывать. А то хлопнется еще в обморок.
   - Будешь меня слушаться безоговорочно, ясно? - от моего взгляда он мелко закивал. - Что я скажу - делаешь в точности, вопросов не задавая. Скажу на луну выть - будешь выть. Скажу песни петь похабные - будешь петь. А скажу нож взять и вены себе вскрыть - ты вскроешь и еще спасибо скажешь, ясно?!
   Еще один судорожный кивок. Ну, будем считать, запугала я его достаточно...
   Я встала со стула и тяжело ступая, подошла к окну. Хорошо еще, никого в такую погоду не принесет...
   - Иди домой, спроси у бабки банку двухлитровую, да чтоб крышка железная была. Сыпь туда соли с полкило и принеси мне. И одежду захвати сменную... И полотенце с простыней, что ли...
   И правда - напугала. Парня вынесло из дома стрелой, а я тяжко вздохнула. Кот смотрел с укором, словно спрашивая - а надо ли оно тебе? Я и сама себя спрашивала. Надо ли мне связываться со столь сильной ведьмой? С сущностью?! Чуть что не так - и она на меня перекинется, ничего я не сделаю...
   Но парня было жаль. Может, я и дура, но жаль.
   А все из-за печки, чтоб ее...
   Он вернулся спустя полчаса - с двухлитровой стеклянной банкой, до середины наполненной солью.
   - Воды влей на ладонь ниже горлышка, - сухо скомандовала я, расстилая простыню на полу в сенях - еще не хватало в дом такую дрянь тащить - и подтаскивая ближе ведро с водой. В сенях было сыро, темно и холодно. Дверь я закрыла на замок, дабы соблазна не было, да и люди не вошли, а затем методично на всех поверхностях ровных зажгла лампы. И тепло, и свет дает - хоть так согреться. Гришка подошел с банкой, глаза были испуганные и расширенные, руки тряслись. И ведь не спросил даже ничего, сразу поверил - видать, сам чувствовал...
   - Помолиться не хочешь? - сыронизировала я, переплетая косу и убирая ее под плотно повязанный платок и только брови вскинула, когда он действительно на колени встал и руки в молитве сложил. Вот чудной... Да если б молитвы помогали... А, ладно, если ему так легче...
   Когда он закончил, я вытащила из-за пояса серебряный нож с костяной рукояткой и осторожно, чтобы лезвия не коснуться, передала ему.
   - Палец ткни и пару капель в банку пусти.
   Он так и сделал, заставив мои ноздри затрепетать от запаха крови. Нет, я никогда не ела человечину. Но запах крови, любой крови, а особенно человеческой - это как красная тряпка для быка. Ну, или бутылка водки для алкоголика.
   Я дала ему платок, перевязать палец и перемешала розовую воду в банке. Будем надеяться, эта среда сущность устроит.
   - Ложись. Да не на спину, на живот!
   А я уселась сверху, заставив его дернуться. Кот слышимо вздохнул и скользнул обратно в дом. Да знаю, что дура...
   - А теперь лежи и не дергайся.
   Он затих, а я подумала уж не перекреститься ли? Я такого никогда не делала и если что-то пойдет не так...
   Медленно закрыв глаза, я позволила организму частично перестроиться. Когда трансформация закончилась, я открыла фосфоресцирующие зеленым глаза и опустила взгляд вниз. Стоило больших усилий, чтобы не сблевать от отвращения. Для обычного человека все было в порядке. Но оборотень видел черный шевелящийся кокон, в котором почти не было видно Гришку. Щупальца кокона то и дело пытались подобраться ко мне, но не могли добраться, словно обжигаясь. Превозмогая отвращение, я начала раздвигать их руками в поисках того, кто прятался под ним и нашла, на свою голову. Под самым позвоночником шевелилось нечто. Под кожей видно не было, но уже сейчас оно волновалось. Парень охнул от боли - видимо, тварь беспокоилась и начала питаться активнее. А может - учуяла новую жертву или почуяла свободу, когда я раздвинула ветви.
   - Не шевелись! - рявкнула я, даже не заботясь, услышит ли он рычащие нотки в моем голосе. Он застыл, но дыхание было прерывистым, со всхлипами. А как ты хотел? Дальше будет только хуже...
   Ладно... Сейчас важно понять как ее вытащить. Судя по всему, засела она глубоко, но если разрезать плетение, куда полезет выбираться? Как ее сюда запустили?
   Паутина мешала, и я снова переключилась на обычное зрение, задрала у Гришки рубашку, поднесла ближе свечу. Небольшой шрам вдоль позвоночника - светлый и чистый, словно скальпельный...
   - Тебе на спине операции делали?
   - Нет... - охнул тот. Видимо, говорить было сложно. Я и так видела - спина вся вспотевшая, а ведь здесь не жарко.
   - Значит, сейчас сделаем. Дернешься - задену позвоночник. Все ясно?
   - Да... - с заминкой ответил он, а я понадеялась, что хватит ума подчиниться. И подвинула поближе банку.
   Сначала нужно было сделать надрез, иначе, когда я разрежу проклятие, тварь не будет ждать удобного отхода - пройдет прямо по позвоночнику, убивая хозяина, и дело с концом... Кровью бы не истек...
   Закусив губу, я перехватила нож и одним махом вспорола кожу. Гришка дернулся, завыл, но хоть не скинул меня и то ладно... Кровь побежала по спине, бокам, а я осторожно раздвинула края, замечая черную шевелящуюся массу...
   - Твою мать...
   Только не блевать, только не блевать...
   Стараясь работать быстро, я переключила зрение и одним взмахом вспорола нити проклятия. В ту же секунду, паутина еще не успела развеяться, нечто, похожее на скорпиона, если бы тот был амебой, в мгновение ока рвануло к моей руке. Брызнула кровь из разреза, Гришка заорал, скидывая меня, а я уже падая, схватила банку, ножом вырезала едва не кусок руки и вместе с ним бросила в воду. Та окрасилась красным, вода пошла пузырями и наружу всплыло нечто черное, мелькнув клешнями, и жалом на кончике хвоста. Тяжело дыша, я закрутила крышку, вырезала серебряным ножом символ и легла на пол. Меня колотило - то ли от ужаса, то ли от омерзения, то ли от нервов.
   Скулеж Гришки донесся словно из тумана. Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь, а когда поняла, со вздохом села.
   - Все уже, угомонись...
   - Ты... Ты... - он лепетал еще что-то, тыкая пальцем мне в руку и я с некоторым удивлением опознала ее как относительно целую. Кусок и правда вырезала, но это заживет...Замотать бы только чем. Простыню взяла, а о бинтах не позаботилась...
   Хотя надо это чудо сначала зашить...
   - Ложись на живот, посмотрю что там... - усталость накатила неимоверная, так что я как была на корточках, так к нему и подползла. Взгляд парня уставился мне за спину. Ясно.
   - Ложись.
   Он лег, я заставила его отвернуться, притащила из кухни нитку с иголкой и, плеснув спирта на рану, молча зашила. Понятия не имею, орал он или нет. Все для меня было как в тумане, в голове шумело. Видимо, потом я и вовсе отключилась, потому что очнулась от мерного покачивания. Недоуменно открыла глаза. Передо мной было небо. Серое. На лице оседали капли дождя.
   - Очнулась... - вздох облегчения рядом заставил меня дернуться. Неловко извернувшись, я увидела Гришку. Тот смотрел ясными серыми глазами, в которых не было больше и намека на его привычное состояние. Заросшая пропитая морда, но глаза впервые осмысленные. - Слава богу, я уж думал, померла...
   - Не дождешься, - с некоторым удивлением ответила я и попыталась сесть, но он не дал.
   - Лежи. Лежи...
   Окей...
   - Куда едем? - уставившись в небо, равнодушно осведомилась.
   - К тетке моей, она медичкой в селе подрабатывает... Заштопает тебя, - парень тоже откинулся на бортик телеги. Я скосила глаза, заметила, что везет нас какой-то сгорбленный дедок и снова перевела взгляд на Гришку. - Он глухой как пень. Только и сумел, что объяснить куда надо.
   - Зажило бы и само... - вздохнув, ответила я.
   - Я думал, ты помирать собралась, - с некоторой обидой ответил парень. Пришлось признать, что поступил он соответственно ситуации. А мог бы бросить там и сбежать.
   Руку он мне замотал какой-то тряпкой, но она уже намокла от крови - что мне эта гадина впрыснула, интересно знать?
   В ушах по-прежнему шумело, так что я смирилась с ситуацией и расслабилась. Пока я человек - никто из людей во мне оборотня не распознает. Даже серебро я могу вытерпеть, не говоря уже о крестах. Современные кресты - одно название. Освещены из рук вон плохо, сделаны еще хуже... Давно я не видела ни настоящих крестов, ни настоящих священников.
   Мы въехали на мост - колеса заскрипели по железным листам, копыта зацокали особенно громко.
   - А ты и правда ведьма.
   Я закрыла глаза. Спасла на свою голову.
   - Ты не думай, я никому... - Гришка растолковал мое молчание по-своему, даже подполз поближе. - Ты мне жизнь спасла, я теперь за тебя ее сам отдам, ежели понадобится...
   Все вы так говорите. А как до дела дойдет, так своя шкура всегда ближе...
   - Теть Глаш! - вопль Гришки наверное все село слышало, не говоря уже о пресловутой тете Глаше. Я открыла глаза и села. Мы были у того самого медпункта из которого как раз выбегала та самая тетя Глаша - женщина, с которой я разговаривала вчера. При виде перепуганного Гришки и окровавленной меня она охнула, кинулась к телеге. Гришка протянул было ко мне свои лапищи, но я слезла сама, лишь позволила держать себя под локоть.
   - Ножом случайно промахнулась... - пояснила я вскинувшей брови женщине. Она, не говоря ни слова, потащила нас внутрь. В небольшой комнате, насквозь пропахшей лекарствами, стояли только стол, два стула да кушетка за ширмой.
   - Теть Глаш, ее бы зашить... - Гришка провел меня к кушетке, заставил лечь, словно заботливый братец.
   - Без тебя знаю, оболтус! - гаркнула она, отпирая одну из двух дверей и вытаскивая оттуда столик на колесах с кучей содержимого. Я не рассматривала, я старалась не дышать, задыхаясь в этом аду. Нюх оборотня для больниц совсем не приспособлен...
   Когда размотали тряпку, кровь закапала часто-часто, падая на кафельный пол, и я отвернулась, позволяя им делать все, что заблагорассудится. Тем более, что сил сопротивляться уже не было. Что-то эта тварь мне впрыснула... Как бы не сдохнуть, что ли?
   - Допился, урод? - слова долетали словно издалека. - Говорила я, что когда-нибудь тебе это боком выйдет?
   - Да теть Глаш, я ни капли сегодня... - растерянные отбрыкивания Гришки, который явно не понимал как все объяснить, не раскрывая правды. - Я ж ее на улице только увидел - выбежала, глаза дикие, помоги, говорит... И в обморок - хлоп!
   - Вот тебе и "хлоп"! - передразнила Глаша. - Дохлопался? Вот как Лешку вызову!
   - Да не я это!!! - уже почти истерично.
   Пара минут тишины.
   - Правда, что ли не пил? - недоверчивое. Видимо, уже успела понять, что перегаром от него не пахнет.
   - Правда... - угрюмое.
   Дальше даже захотела бы - не дослушала. Сознание померкло и наступила темнота.
   Пробуждение выдалось на редкость паскудным. Дышать было нечем, голова раскалывалась, руку я и вовсе не чувствовала, а когда открыла глаза так и вовсе поплохело.
   Видимо услышав мое шевеление, женщина подошла ближе. У нее оказались короткие белые волосы, голубые глаза на полном лице и крупные, склонные к улыбке губы.
   - Очнулась? Ну и слава богам, я уж думала он тебя траванул пойлом своим...
   - Да не я это, теть Глаш! - вопль Гришки заставил меня вздрогнуть.
   - А ежели не ты, то кто? - не отстала тетка. - Что я тебя, дурака, знаю плохо?
   Ладно, надо бы вступиться за парня...
   - Это не он, - голос прозвучал на удивление твердо, хотя мне казалось, и слова не смогу произнести. Они оба тут же замолчали, уставились на меня и я слабо улыбнулась. - Сама виновата... Бочку пыталась выправить да нож соскочил...
   Бледный Гришка начал принимать нормальный цвет лица.
   - Ох уж мне эти ваши бочки... - не поверив ни слову, вдохнула женщина, но вопросы прекратились и на том спасибо. - Я Глафира Алексеевна, если что. Теперь что ни бочка - всегда ко мне, ясно?
   Я молча кивнула. Как бы не отплатить злом за добро да не вывернуть желудок прямо здесь.
   - Идти можешь? - в наблюдательности ей не откажешь.
   - Я донесу! - подскочил Гришка, но тут уж я отказалась наотрез. Еще чего не хватало. И так слухи пойдут. Кое-как встав на ноги, я по стенке добралась до выхода, с удивлением узнав, что погода совершенно переменилась - в легкой утренней дымке вставало солнце.
   Взгляд упал на лужи вдоль дороги.
   - Сколько я в отключке была? - спросила у Гришки, робко жавшегося рядом. Здоровый лоб, а как теленок...
   - Да почти сутки, если считать... - пробормотал он, почесывая затылок. - Ты не думай, я за скотиной твоей присмотрел! Все чин по чину...
   - Спасибо, - это уже искренне, сам догадался, не поленился. А мог и деньгами отделаться - я бы, конечно, не приняла, но все же...
   Я добрела до лавочки у забора - подальше от больничных запахов - и устало села.
   - Может помочь все же?
   Точно как щенок.
   - Я посижу немного и оклемаюсь, - пообещала я, с наслаждением дыша свежим воздухом. С каждым вдохом становилось все легче. Для оборотня и воздух целебный - если не приходится дышать через рот, чтобы запаха не слышать.
   Парень походил вокруг, приминая пустившуюся в рост траву, и в конце концов сел рядом. Я промолчала.
   - Ты это... - наконец, хрипло высказался он и снова замолчал примерно на минуту. Я терпеливо ждала и пользовалась передышкой, восстанавливая силы. - Проси теперь что хочешь...
   Ах, вот оно что.
   - Печку хочу, - мечтательно ответила я. - В курятник, чтоб куры зимой не перемерзли. Хотела у тебя машину попросить в лесничество съездить, камня набрать.
   Теперь уже Гришке стало воздуха не хватать. Он удивленно хлопал глазами, открывая и закрывая рот, и затем выдохнул:
   - И все?!
   Я кивнула и пожала плечами.
   - А чего ты ожидал? Что я с тебя первенца потребую?
   Судя по его лицу - именно так. Я посмотрела на ясное голубое небо, прислушалась к птичьим трелям, пошевелила пальцами в шлепках и встала.
   - Я не ведьма. Ведьма - та, что тебя с отцом чуть в могилу не свела. А я - не ведьма. Ясно?
   Он судорожно кивнул.
   Убедившись, что информация дошла до адресата, я медленно пошла к мосту, надеясь перебраться на него как можно быстрее, пока местные еще нашу колоритную парочку не заметили.
   Комары после дождей совсем озверели - роились прямо таки тучами, особенно над рекой. С сожалением простившись с мыслью о купании, я направилась к дому. Рука зудела, чесалась и вообще вела себя плохо. Надо бы приложить травок каких...
   Уже у самых дверей вспомнила, что банка с сущностью так и осталась стоять на полу в сенях и передернулась от омерзения. Заходить внутрь, в темноту совершенно не хотелось.
   Кот выскользнул в приоткрытую дверь и уставился на меня.
   - Жива и относительно здорова.
   Он продолжил сидеть. Взгляд был такой, словно я его бабушку убила.
   - Ну что теперь, весь день так будешь? - возмутилась я. Однако его присутствие меня слегка успокоило, и я уже смелее распахнула двери.
   Банка так и стояла. Соль и кровь осели на дно, вода стала совсем прозрачной и я осторожно подошла ближе, недоуменно нахмурив брови. Твари не было.
   - Коооот!..
   Он появился рядом, мазнув хвостом по ногам. Одновременно с этим слой соли вздулся бугром, из нее мелькнула амебоподобная масса. Ткнулась в стекло мордой, чиркнула кончиком жала и снова зарылась в соль.
   - Вот... зараза... - выдохнула я. А я уж перепугалась...
   Но избавиться от нее нужно как можно быстрее. Не хочу терпеть в доме эту мерзость. Решительно засучив рукава, я переоделась в рабочую одежду, то бишь натянула джинсы и рубашку, переплела косу, с неудовольствием сморщив нос на запах немытых волос и отправилась в лес. Дожди и первая за долгое время жара сделали свое дело - обычный смешанный лес средней полосы России стал напоминать тропики. И комары. Тучи комаров.
   Отмахиваясь от мерзких тварей, я пробиралась все дальше и дальше в поисках того, что мне нужно. А нужна была осина, ни больше ни меньше. Осина спускает все грехи, забирает горести, а ее огонь очищает все, изгоняя любое зло. Может поэтому Иуда в свое время повесился именно на осине.
   Будем надеяться, на тварь это тоже подействует. Запечем ее в собственном соку.
   Наконец, я нашла что искала и, нарубив ветвей, связала их в охапку и двинулась обратно, недобрым словом помянув Гришку.
   Когда я к вечеру вывалилась из леса - грязная, мокрая, потная, искусанная комарами и голодная как упырь, даже кот предпочел скрыться в доме. В сумерках я вышла к огороду, сбросив кучу лапника на краю поля и надеясь, что никто из соседей меня уже не видел.
   Гришка, видимо, ждал меня - услышав шум, парень прибежал со стороны крыльца. Не знаю, кого он ожидал увидеть, но увидел упырицу.
   - Хочешь помочь? - злобно поинтересовалась я, проходя мимо него в дом. - Двигай к огороду и разжигай костер. Там осина, можешь добавить пару березовых поленьев - не больше.
   Слава богам, не стал интересоваться зачем - а то бы я его убила. Яростно почесываясь, я умылась колодезной водой, кое-как ополоснула ноги, а потом плюнула и вылила на себя ведро ледяной воды. Стало легче - я больше не чувствовала себя потной и настолько грязной, а укусы перестали зудеть.
   Оставляя за собой целые лужи, прошла в дом, схватила засохшую краюху хлеба и, сунув ее в зубы, пошла за банкой. Брать ее в руки было мерзко и страшно. Не знаю как люди, а я чувствовала эту тварь даже за стеклом.
   На краю огорода уже полыхал костер - в своем рвении Гришка успел уже спалить половину лапника, задержись я еще немного - и не оставил бы вовсе. Я подошла к самому краю кострища, с наслаждением впитывая живое тепло и надеясь хоть немного просушить одежду.
   А затем осторожно уложила банку на лопату и сунула ее в самую середину огня.
   - Так надо? - Гришка застыл рядом, не решаясь помешать или хоть как-то вмешаться. Я кивнула. Говорить мне не хотелось - сил не было. Поэтому я просто жевала краюху и ждала. Пару минут слышался только хруст поленьев. А затем - резкий хлопок взорвавшейся банки и в ту же секунду - дикий, тонкий визг, словно ногтями по стеклу. Мы с Гришкой повалились на землю, зажимая уши, а костер полыхнул вдвое выше себя ярко-зелеными языками и в следующую секунду все стихло. Словно ничего и не было. Я на всякий случай подбросила еще лапника, поддавая жару, хотя сущности уже не чувствовала и снова легла на теплую, почти горячую землю.
   Костер прогорел уже под утро - всю ночь кто-то из нас подбрасывал березовые поленья, словно не желая оставаться в ночной темноте. Я понимала Гришку - он узнал, что на свете существует нечто. И это нечто едва его не убило. Поэтому не ушла, оставшись лежать на земле и смотря в звездное небо. Мы не произнесли ни слова, ему просто нужно было знать, что он переживет эту ночь, а я... Я тоже боялась. Боялась того, что скрывается в глубине не ночи, но тьмы.
   Кода костер погас, мы разошлись в разные стороны - я побрела задворками к себе, Гришка остался копать яму и остервенело сбрасывал туда угли, стараясь слишком не вглядываться в содержимое.
   Оставив его за этим делом, я добрела до дома, забралась на печку и заснула мертвым сном.
  
   Глава 3
   Разбудил меня стук в дверь. Сонно разлепив глаза и испытывая острое чувство дежавю, я села на печке.
   Вот... Вот не знаю как назвать, чтобы цензура пропустила! Учасссссстковый...
   Досточтимый Алексей Михайлович собственной персоной. Стоит в дверях, уже открытых, стучал не иначе из вредности, чтобы пробуждение было особенно приятным.
   - Здравствуйте, Алиса Архиповна!
   Я поморщилась, сползая с печи и зябко кутаясь со сна в халат. От его показательно-хорошего настроения мое собственное только ухудшилось. Еще больше усугубил дело тот факт, что я понятия не имела как долго он в этих дверях стоял и чем занимался пока я тут дрыхла без задних ног. Может, уже и дом мой обшарил в поисках чего интересного?
   А я тоже хороша - двери закрывать надо! Бросив взгляд в окно, я заметила клонящееся к закату солнце, наполненный тенями дом и нелюбезно спросила:
   - Чего вам, участковый?
   - Алиса Архиповна, - покачал он головой, улыбка с губ сошла - Я же о вас забочусь...
   - В каком это смысле? - насторожилась я, плотнее запахивая халат и обыскивая взглядом комнату в поисках еды. Черт возьми, придется затопить печь.
   - В том смысле, что женщин бить, а тем более резать на своем участке я не дам, - уже сухо ответил он и я удивленно повернулась к участковому лицом. Ах ты ж черт. Совсем про синяк на скуле забыла.
   Если еще хоть раз услышите про регенерацию оборотня, плюньте ему в лицо! Заживает как на собаке - возможно. Но не за день и не за два.
   Внимательный взгляд прошелся по моему лицу, спустился на грудь, правда, не задержавшись там надолго, и остановился на замотанной уже грязным бинтом руке. А я представила себя со стороны - мокрые волосы высохли как попало, на лице и руках царапины, синяки, даже порез есть, а ноги как были в земле, так и остались.
   Бомжиха да и только. Злая на саму себя (распустилась!) и на него (какого лешего принесло?!) я ощутимо скрипнула зубами.
   - Вот и разбирайтесь с этими женщинами, участковый. А у меня все в порядке.
   Вероятно, он ждал чего-то другого. Что я начну плакаться в жилетку или... не знаю что еще. Вместо этого я стояла перед ним, скрестив руки на груди, и не собиралась ничего говорить.
   Раздраженно вздохнув, мужчина покачал головой.
   - До вас, Алиса Архиповна, у нас была очень тихая деревня.
   Я даже дар речи потеряла.
   - До меня?! То есть я еще и виновата, что вам в любую дырку хочется нос сунуть?!
   - Именно потому, что я, как вы выразились, сую нос в каждую дырку, у нас и была тишь да благодать.
   Я едва не фыркнула с досады. Непробиваемый, честное слово!
   - Алексей Михайлович, что вы от меня хотите? Я никого не трогаю. Ночами оргий не устраиваю...
   Он кивал, но было видно, что совершенно не слушал, оглядывая дом.
   - Меня интересует не это. А тот, кто вам поставил синяк. И поранил руку.
   - То есть я сама? - подняла я бровь. Хватит с Гришки приключений. Он еще немного побуравил меня взглядом и поднял руки.
   - Ладно, ладно. Если не хотите писать заявление - не надо. Просто мне казалось вы не из тех женщин, что терпят подобное.
   - А я и не терплю, - пожала я плечами, вытесняя его в сени, а затем и наружу. - Если кто-то меня обидит, я обещаю, вы узнаете об этом первым, участковый...
   Когда он ушел я, вздохнув, начала готовить. Разожгла печь и, пока дом прогревался, отправилась на проверку. Куры и телята были в полном порядке - Гришка не соврал. Долив им воды и всыпав оставшейся мешанки, я собрала яйца и вернулась в дом. Ужин вышел поистине королевский. Неплохо бы, кстати, наловить рыбы - засушить или засолить ее и можно целую зиму есть. Размышляя таким образом, я поела и, дунув на свечу, снова легла спать. Ибо нечего режим сбивать.
   Ну и проснулась уже часа в четыре. Солнце еще не взошло, но небо из чернильно-синего посерело, выцвело. На улице вовсю стрекотали кузнечики - шум стоял просто оглушительный. Лениво потянувшись, я соскочила с печи, плеснула теплой воды в тазик и вышла на улицу. С наступлением зимы придется что-то придумывать с туалетом и умыванием - не бегать же каждый раз...
   Утренний туман только начал подниматься, хотя роса уже выпала и холодила босые ноги, пока я шла к колодцу. Сразу за ним еще в начале лета я устроила умывальню - дощатая будка с подвешенной кверху двадцатилитровой бутылью воды и приделанным самодельным краном. К стенке прибила пару полок и зеркало - чем не рай? Если тепло, само собой.
   Прошедшие дожди наполнили емкость доверху. Я слегка открутила крышку и наконец-то помылась, чувствуя себя человеком.
   Тем временем показалось солнце. Пользуясь моментом, я прошерстила огород, сорвала остатки огурцов, прорядила морковь и лук, свеклу, собрала горох и фасоль, подперла помидоры (надо бы уже снимать, а то первые же заморозки...) и хотела было добраться до капусты, но отвлек кот. Гнусаво мяукая, он подбежал ко мне, таща в руках панамку. Я подняла голову, щурясь на палящее солнце. Время к обеду - пора и закругляться.
   Пообедав салатом, я нацепила резиновые сапоги, перекинула через плечо сумку и отправилась в лес. После таких дождей грибы лезли отовсюду - и часа не прошло, как набрала полную сумку. Ягоды уже отошли, так что я пользуясь моментом вернулась домой, ссыпала грибы в тазик, залила водой и прихватив косу, отправилась на поляну у пшеничного поля. До самого захода косила траву, оставив ее вянуть на остывающей земле, и вернулась в дом. Чтобы снова взять сумку и несколько коротких ножей - серебряный, железный и медный. Сегодня полнолуние - всякой траве лучше быть сорванной в это время. Полная луна усиливает все эффекты.
   Надеясь, что никто меня не увидит, я огородом пробралась к лесу и шмыгнула под покров темноты. Под деревьями уже стояла тьма, но оборотню все было нипочем. Ориентируясь на нюх, я тихо собирала травы, наслаждаясь тишиной и каким-то нереальным, призрачным светом луны. Она висела низко - как и всегда в августе, давая четкие, черные тени на землю. Трава в ее свете на полянах казалась серебряной. И таковой по ценности и являлась. Немногие решатся пойти в лес при полной луне. Но я знала, что этот лес - мой. Он не причинит вреда и бояться мне нечего.
   Вернулась ближе к утру. Прошла снова огородом, ведомая чутким волчьим зрением по едва видной тропинке сквозь картошку и помидоры и забралась в дом. Хутор был погружен в темноту - небо еще даже не начало светлеть.
   Собранную при полной луне траву нельзя подвергать огню, поэтому я ссыпала все на поднос и утащила на чердак. Кот дрых там - на опорной балке.
   - Смотри, чтобы мыши не погрызли, - растолкала я его.
  
   До самого восхода отоспаться не удалось, но чуток поспать получилось, так что на зорьке телят я выгнала уже довольно бодро и чувствуя себя человеком. Машка как раз гнала свое маленькое стадо на луг - мы пошли вместе, не давая коровам разбредаться.
   - Уже молоко дает? - спросила девочка. Я рассеянно кивнула, прикидывая, что можно сделать с коровьим молоком такого, чтобы оно сохранилось на зиму? Сыр разве что? Бабка моя, пусть земля ей будет пухом, сыр любила и готовить его умела отлично - и меня научила. Правда, давно это было...
   Покормив скотину и собрав яйца я добралась и до грибов, остаток времени до обеда убив на их обработку. Я как раз поднималась из подпола, ссыпав их в бочку с рассолом, когда услышала, как кто-то поднимается по крыльцу.
   Ну, если опять этот участковый, я ему точно голову откушу!
   Это оказался Гришка. За то время, что мы не виделись, он сильно изменился - лишняя растительность с лица ушла, одежда была хоть и не новая, но чистая и в нужных местах зашитая, а взгляд - впервые ясным. Любо-дорого поглядеть.
   - Привет, - несколько смущенно поздоровался он, не решаясь пройти. Я кивнула на стул.
   - Садись уже, чего на пороге мнешься?
   Пока я закрывала погреб и мыла руки в тазу, он сел, вытерев с лица пот рукавом. Погода стояла нежаркая, но ясная, а у меня как раз печь разожжена - в доме и впрямь было жарко.
   - Есть будешь? У меня капуста тушеная, с картошкой. Могу кваса нацедить?
   - Ага, - явно расслабившись, кивнул он, прислонившись к стене. - Хорошо у тебя.
   Я неопределенно хмыкнула. А чего ж плохого? Дом теплый, светлый, чистый. Никаких тебе электричеств и магнитных волн от которых, помнится, в городе меня всегда тошнило. Мы, оборотни, к таким вещам чувствительные, хоть у многих из нас эти чувства уже атрофировались...
   Поставив между нами сковородку с картошкой и капустой, а Гришке - еще и квасу - я села напротив. Пару минут мы сосредоточенно уплетали еду.
   - Ты в лесничество собиралась... - наконец начал парень, отложив ложку.
   Я кивнула, дожевывая остатки хлебной корочки.
   - Отвезешь?
   - Спрашиваешь? - усмехнулся он. - Я бы раньше пришел, но у отца был... Он...Совсем он плох, в общем.
   - Надо глянуть. Завтра утром к нему. А там как карта ляжет.
   Мы еще немного посидели, перебрасываясь ничего не значащими разговорами, и он ушел. А я собрала посуду, помыла и отправилась за сеном - за день трава подвялилась на солнце, я собрала ее в стожок и, не удержавшись, развалилась сверху - наслаждаясь теплым августовским солнышком. Остаток дня ушел на то, чтобы собрать овощи в огороде и заквасить капусту в одной из оставшихся бочек - закончила я уже по темноте и потому даже готовить не стала, отправившись сразу спать.
   Эдак я до костей похудею.
   Мысль о том, что придется коротать голодную и холодную зиму, гнала меня вперед. Да, конечно, можно все купить в магазине. Но, во-первых, я уже привыкла жить на всем своем - домашние овощи и яйца уже стали для меня привычным рационом. Да, каши приходилось покупать в магазине, но даже хлеб я пекла уже сама. К зиме зарублю половину куриц - вот тебе и мясо. Да и охота, если что, спасет - я, конечно, не профессионал, однако вряд ли заяц сможет убежать от оборотня. А во-вторых - мне это нравилось. Нравилось жить, не страдая от последствий человеческой "цивилизации", нравилось чувствовать вокруг себя дерево и травы, а не бетонные перегородки и чужих людей. Не подумайте, я не бирюк, иначе бы звериная ипостась во мне давно бы победила и я бегала, пуская слюни, где-нибудь в заповеднике. Но контактировать с оставленным позади миром хотелось как можно меньше.
   Утром с рассветом я отогнала коров на луг, выгнала кур на огороженный участок огорода - там, где уже успела собрать все овощи - и отправилась к Гришке. Тот уже не спал - завтракал, сидя на крыльце. Кружка молока в руках и краюха хлеба вызвали во мне обильное слюноотделение - давно я уже молока не пила, жалела для теленка.
   - Будешь? - понятливо спросил парень и, не дожидаясь пока я кивну, бросился в дом.
   Наевшись, мы двинулись в сторону моста.
   - Я теперь оставшуюся жизнь буду зваться твоей полюбовницей, - мрачно заметила я, стараясь не обращать внимания на высунутые из окон носы.
   - Ну что тут плохого?.. - начал было Гришка, но осекся, натолкнувшись на мой злобный взгляд. - Шучу я, шучу. Хочешь одна быть - твое дело.
   - Мое, - согласилась я, даже не подумав с ним спорить. - Мое...
   Глава администрации обретался в доме сразу за мостом - ничего не скажешь, живописное место: на крутом правом берегу, вид на реку открывался просто потрясающий. Березы в палисаднике свесили ветки прямо в обрыв.
   - Отец! - с порога крикнул Гришка. Я шла следом. Глава обнаружился в дальней комнате большого дома - лежа на кровати. Лицо его пылало.
   Тихо подойдя ближе, я тронула лоб.
   - Принеси градусник.
   Гришка метнулся из комнаты, слышно было, как он поспешно выдвигает ящики комода на кухне. Тем временем я села рядом с главой на кровать и, расстегнув рубашку, осмотрела грудь, прислушалась к тяжело, натужно бьющемуся сердцу, осмотрела руки с синеватыми лунками ногтей.
   - Вы зря это делаете.
   Сердце колыхнулось под моей рукой.
   - Вам еще есть ради чего жить, - никакой реакции. Словно не слышит меня. - Ваш сын больше не пьет.
   Довод оказался весомым - синеватые губы дрогнули, дыхание с хрипом вышло из легких.
   - Надолго ли?..
   - Даст Бог - навсегда, - пожала я плечами. - Но если вы умрете, ему это точно не поможет. Сопьется на вполне законных основаниях. Вы ему нужны, Николай.
   Он все еще не верил - медленно открыл глаза, в которых не было надежды, я встретила его взгляд.
   - Умереть вы всегда успеете. Сначала нужно помочь сыну. Заберите его из этой деревни, отправьте в город, пусть найдет работу, женщину - только не сидит здесь без дела.
   Гришка наконец нашел градусник, примчался, встряхивая по пути, чуть не разбив о дверной косяк.
   - Хорош паниковать-то, - осадила его я, вставляя градусник. - Ничего с ним не случится. Ты в холодильник заглядывал?
   - Пусто...
   - Так дуй в магазин, на рынок - масла купи, молока, курицу заруби: я бульон сварю! - я возмущенно замахала руками, парень торопливо кивнул и рванул к дверям. - Стой, дурак! Деньги возьми!
   Деньги нашлись у главы в тумбочке - и немало. Видно, совсем худо стало, ничего не хотелось. Температура держалась на 38.9 - достаточно, чтобы свалить с ног и здорового, но, когда я снова подошла к кровати, Никита Алексеевич уже смотрел более осмысленно.
   - Убедились? - поинтересовалась я, забирая градусник. - Третий день ни грамма не выпил, хоть на человека стал похож. А тут вы помирать собрались... Нехорошо получается? Сына бросить хотите? Он же ваша единственная кровиночка...
   - Не... брошу... - тихо, совсем тихо. Я вздохнула.
   - Пойду, заварю вам чай.
   Пока я рылась в полупустом погребе в поисках варенья и меда, а затем - рыскала по заросшему огороду в поисках нужной травки, грела чайник, топила печь, чтобы изгнать застоявшийся, сырой воздух, вернулся Гришка.
   - Валька думала, привидение увидела, - проворчал он, складывая на стол продукты. - Еле очухалась... Курицу у Федьки купил, он только сегодня пару зарубил, дочь из города приезжает...
   - Разделай и поставь грудку вариться, проследишь, чтобы через полтора часа выключил, - отрывисто отдавая команды, я налила в кружку молока, вылила туда взвар с медом и малиной и попробовала, прикидывая, подойдет ли. Лучше бы, конечно, сходить за моими травками, но бежать далеко. - Процедишь через сито бульон, давай ему через каждые два часа, понемногу, понял? Жар я собью, а остальное принесу позже.
   Он кивал, сосредоточенно, с умным видом. Разве что не записывал. Я фыркнула от смеха.
   - Успокойся. Все с твоим папашей в порядке будет. Обычная простуда. Ты, главное, его одного не бросай, поживи маленько...
   - Не брошу! - закивал Гришка. И спохватился, только когда я уже уходила: - А это, в лесничество когда?
   - Как поправится... - вздохнула я, влезая в сапоги и, уже почти за дверями: - Вечером вернусь!
   Очередной день насмарку. Торопливо прохлюпав по начинающим подсыхать лужам, я перешла мост, добралась к себе, получив молчаливое неодобрение кота и полезла на чердак. Там собрала все нужные травки, спустилась вниз и занялась мазью. Честно говоря, за остаток дня ни разу не пожалела, что не провела его согнувшись раком в огороде. Делать снадобья - это то, что я искренне любила и умела. Каждая травка, каждый листочек ощущались мной, как живые. Уже в сумерках, выпустив наружу тяжелый травяной дух, я направилась обратно в село. Вот тебе и жизнь отшельницы - от одного спасай, то другого. А еще нужно коров с пастбища пригнать, накормить живность.
   Никита Алексеевич уже был в полном сознании - слабость его еще не покинула, но хотя бы жить захотел, с удивлением смотря за суетившимся по хозяйству сыном.
   Войдя на кухню, я увидела их обоих, сидящих за столом.
   - Я смотрю, вы оправились? - суховато (отлежался бы!) прокомментировала я. Ответом был глухой кашель в кулак. - Вот. Натрете перед сном грудь и спину. А вот это... - я выставила на стол тряпичный мешочек со сбором трав, - Нужно будет заварить. Только чтобы вода была не слишком горячая, лучше на пару.
   - Понял, - Гришка сгреб все это в охапку, перетаскивая в холодильник. Ну, тоже вариант. Я в холодильнике не нуждалась.
   Уложив Никиту Алексеевича обратно в постель, мы с Гришкой вышли на улицу, усевшись на крыльце. Дом был хорош тем, что вход выходил прямо на реку - до обрыва оставалось буквально метров пятьдесят, заросших березами и яблонями, что обеспечивало относительную отдаленность от остальной деревни. Правда, и комарами тоже в полной мере. День выдался нежарким, но солнечным - земля начала подсыхать после затяжных дождей, над ней курился легкий дымок, в котором отлично жилось мошкаре. Впрочем, когда мы вышли в сумерки, уже значительно похолодало - от реки поднимался густой, кисельный туман, в котором ясно было слышно крики выбравшихся на охоту сов.
   - В такие ночи только шабаш и проводить? - ухмыльнулся Гришка, кивая на стелющуюся по земле молочную дымку. Я поежилась. В том-то и проблема. Ведьма была - и живет она в деревне. Не хотелось бы повстречаться.
   - Как думаешь, кто мог наслать на тебя сущность?
   Парень пожал плечами. Обветренные губы сложились в тонкую полоску.
   - Думаешь, на отце то же самое?
   - Нет, у него обычная простуда! - отмахнулась я - Да еще постоянный стресс. Теперь, когда с тобой все в порядке, он тоже поправится. А тебе надо бы в город - в больницу.
   Мы помолчали.
   - А ты не можешь...
   - Могу, но тебе все равно придется уехать, - перебила я. - Куда угодно, подальше от этого болота.
   - Тебе же нравится здесь, - хмыкнул Гришка.
   - Потому что это мое болото, - буркнула я, - Но тебя оно убивает.
   - Я понял, ты хочешь, чтобы я уехал. Но давай сначала найдем эту гадину, а уж потом - будем заниматься моим переездом?
   - Окей... - с тоскливой обреченностью вздохнула я, поднимаясь. - Будь готов завтра утром выехать в лесничество.
   Мы попрощались и я двинулась обратно. Честно говоря, идти среди такого густого тумана было не очень приятно - мост заволокло полностью, в лучах заходящего солнца туман казался красным. Осторожно ступая по деревянным, переложенным железом доскам, я двинулась через реку, чувствуя себя неуютно. Словно оглушенная - ни запахов и звуков, все доносится словно издалека и даже пальцев на вытянутой руке не видно.
   Собственно, потому я и попала в такую глупую ситуацию, в прямом смысле слова наткнувшись на участкового.
   - О, Господи! - вскрикнула я, отшатываясь. Сердце колотилось как сумасшедшее. - Что вы тут делаете?!
   Мужчина только пожал плечами. Он стоял, облокотившись на перила, всматриваясь вниз - в невидимо бегущую под нами реку.
   - А что, по-вашему, я могу делать? - недоуменно спросил он, придержав меня за локоть. Я выдернула руку, сама удивившись своей реакции.
   - Караулите привидений? - я все же подошла, точно так же уставившись вниз. Один плюс был - с его появлением всю тревогу как рукой сняло.
   - Шутите, Алиса Архиповна? - улыбнулся участковый. На самом деле нет, я не шутила. Но ему это знать не обязательно. - Я вообще-то искал вас.
   Я не стала задавать вопросов. Не хочу знать, зачем в очередной раз ему понадобилась.
   - Слышал, вам нужна была машина?
   Ах, какие мы джентльмены.
   Подумала и сама преисполнилась отвращения к себе. Он же ничего мне не сделал. Наоборот - помочь желает. Кто же знал, что мне это совсем не нужно?!
   - Уже нет.
   Вышло излишне агрессивно, но у меня ничего не получалось с собой поделать.
   Алексей вскинул брови, с любопытством повернувшись ко мне.
   - Вот как? Уже нашли другого извозчика? Не Гришку?
   - Его, - призналась я.
   - Может, тогда и меня возьмете? - спросил он. - Давно собирался...
   - Что вам нужно в лесничестве, участковый? - скептически поинтересовалась я, отлипая от перил. Окончательно стемнело, давно нужно было сидеть дома, а коровы все еще на пастбище.
   - Хочу пообщаться с лесничим, - ответил он, пожав плечами, и неожиданно подхватил меня под руку, я дернулась, но вырываться не стала. - Пойдемте, провожу вас домой.
   Провожжжжатый...
   - Не страшно, одной? - когда я беседу продолжать отказалась, он решил приступить к расспросам. Откровенно дурацким, на мой взгляд.
   - Мужчины живут одни, почему нельзя мне?
   - Потому что вы женщина.
   - Гениальный ответ.
   - Нет, серьезно, - он остановил меня, повернул к себе, - Что должно было случиться, чтобы заставить красивую успешную молодую женщину уехать в такую глушь, да еще и связаться с местным алкоголиком?
   - Не ваше дело! - уже откровенно огрызнулась я, вырывая руку. - Вам достаточно знать, что я не наркоманка, не алкоголичка и проблем со своей стороны никаких не доставляю.
   Выдохнув эту тираду, я повернулась к нему спиной и раздраженно зашагала в сторону пастбища. Чтоб его черти побрали, этого участкового.
   - Знаете, мне тоже не совсем понятно ваше поведение... - он догнал меня, вызвав злобное рычание. - Я пытаюсь защитить вас, присматриваю, а в ответ встречаю только сарказм и глухую стену!
   - Ну, так перестаньте в нее биться и оставьте меня в покое! - предложила я конструктивное решение. Как видно, оно его не устроило.
   - Чтобы в очередной раз найти труп через пару недель? - отозвался он, шагая рядом. - Куда вы?
   - За коровами, участковый... - вздохнула я, сворачивая с дороги на влажную от тумана траву. Холодало. Августовские ночи холодные - а осенние еще холоднее. - И о чем вы говорите вообще? Какой еще труп?
   Она остановился, глядя на меня с недоверием. Я, впрочем, даже шага не замедлила - тихонько свистнула - в ответ зазвенел колокольчик. Идея привязать его коровам на шеи была гениальной. Нащупав своих буренок, я вернулась на дорогу, ведя их в поводу. Туман тем временем начал редеть, на горизонте ярко светилась луна. Почти полная.
   - Вы что, не знаете, как нашли вашу бабку?
   - А почему меня должно это интересовать? - вопросом на вопрос ответила я, проходя мимо него.
   - Алиса Архиповна... - голос усталый и предельно серьезный. Мне даже жалко его стало - человек ведь день работал, а потом еще и меня караулил, помочь хотел. Свинья я неблагодарная. Впрочем, в дом приглашать я его тоже не собиралась - и так соседи шеи в окнах повыворачивали. - Остановитесь на минутку и посмотрите на меня.
   С тяжким вздохом я выполнила эту просьбу. Голодные коровы тянули повод, стремясь укрыться за забором.
   - Как вы получили дом?
   - Как обычно, - я пожала плечами. - По наследству...
   - И никто не предупредил вас об обстоятельствах его получения? - полюбопытствовал он. Раздраженная этими хождениями вокруг да около я спросила прямо:
   - Ее убили?
   Он пожевал губами:
   - Нет.
   - Тогда меня это не интересует, - подытожила я и захлопнула калитку. - Спокойной ночи, участковый.
   Некоторое время я провела на улице, дав сухого корма коровам и курам, напоив всю живность и стянув с крыши сарая подносы с травами. Пропитанные туманом и росой, омытые лунным светом - что может быть лучше?
   Заходить в дом не хотелось. Чертов участковый нагнал страху, а толком ничего не рассказал - с раздражением подумала я - неужто речь о трупе моей прабабки? Если там и было что-то ненормальное, нам бы об этом сказали, ведь так? Умерла своей смертью - благо было уже под сотню. Похоронили за счет государства, ибо единственные родственники жили слишком далеко. Где, кстати, похоронили? Сходить, что ли, на могилку? Цветочки хоть положить.
   С этой мыслью, успокоенная, я зашла в темный дом.
   - Мяу, - послышалось укоряющее.
   - А все проклятые людишки, - пожаловалась я, зажигая свечу и сгружая подносы на стол. Там же сиротливо стояла залитая водой, но так и не сваренная гречневая каша. Задумчиво прикинув ее съедобность, я затопила печь, выудила из ведра пару яиц и зажарила на сковородке. Коту досталось сырое - он с урчанием облизывал миску.
   ГЛАВА 4
  
   Утро выдалось суетным - пока отвела коров на пастбище, пока кур выпустила, всех накормила, перехватила квашеной капустки сама, собрала сумку в дорогу - квас, огурцы да помидоры, уже рассвело окончательно. Торопливо сбежав по ступеням, я промчалась по мосту и резко остановилась. Уазик стоял рядом с домом. Но сидело в нем двое. А, чтоб тебя! Участковый!
   Интересно, что нужно сделать, чтобы он оставил меня в покое?
   Раздраженно бурча под нос, я рывком распахнула дверь и прожгла его гневным взглядом.
   - Доброго вам утра, учассстковый!
   - И вам не хворать, Алиса Архиповна! - посмеиваясь, отсалютовал он. Нет, ну надо же! Как об стенку горох! - А мы тут уже хотели за вами заехать...
   - Уум, - невнятно подтвердил Гришка, которого близкое соседство с полицией явно нервировало.
   Я молча влезла на заднее сиденье - в пыльный, замусоренный салон.
   - Ты б хоть прибрался здесь, что ли...
   - Не успел, машину Генка брал, дрова возил вчера...
   - Как отец? - перебила я, наблюдая за потугами парня завести свою колымагу. Та чихала, хрипела, но не заводилась.
   - Лучше! - закивал парень - Лежит еще, но температуры уже нет. Я ему эти травки с молоком развел, как ты велела...
   - Я вообще-то велела в воде разводить, - педантично уточнила я. Машина, наконец, завелась, и мы тяжело двинулись через улицы, подпрыгивая на ухабах. Подвеска совсем ни к черту. - Но ладно уж... Далеко ехать?
   - Не, километров тридцать, если по хорошей и двадцать, если через лес срежем! - отмахнулся Гришка.
   - У нас за деревней заповедник почти вплотную подходит, народ обычно не желает крюк по асфальту делать, двигает напрямик, хотя и незаконно... - пояснил Алексей Михайлович, бросив на меня короткий взгляд. Я мысленно фыркнула. Словно мы тут светские беседы ведем.
   Гришка, видно, решил перед участковым прикинуться белой овечкой - вскоре мы выехали на асфальтовую дорогу, и не выше сорока двинулись по трассе. Бросив взгляд направо, я обнаружила кладбище - деревянный порушенный забор его подходил почти вплотную к дороге.
   - Большое... - кивнув направо, сказала я.
   - Так и деревне уже больше двух сотен лет, - пожал плечами Алексей Михайлович. - Еще при Екатерине строили... Раньше тут камень добывали, поселок быстро разросся, потом заповедник открыли - один из самых больших в России, тоже рабочие места. Теперь, правда, ни камня, ни работы, но город близко, многие ездят, дачи построили. В заповедник, опять же, от нас отправляются.
   - Ага, браконьерствуют! - поддакнул Гришка, вцепившись в руль. Участковый посмотрел на него недобро, но кивнул.
   - И это тоже. Как охрану сократили, от них отбоя нет. По другой-то дороге патрули стоят, а на нашей только я. Они по проселочным на трассу выйдут и ищи свищи ветра в поле...
   Пообщаться бы с этими браконьерами - раз они в заповеднике бывают, поди, знают как там, чисто или не очень.
   - У Васьки остановились недавно... По рожам видно... - донеслось до меня бормотание участкового. - Пристрелил бы, зараз, да повода нету...
   - Ты лучше Ваську пристрели, - посоветовал Гришка, гыкнув. - Он, козел, мне должен, как земля колхозу!
   - Пить надо меньше, - отрезал Алексей Михайлович - А не раздавать по пьяни деньги кому попало! Ты ж в прошлый раз прямо по улице их раскидывал, еще потом морды бить, кто собирал, порывался...
   Я прикрыла глаза и устроилась поудобнее. Судя по всему, знакомы они давно и живут как кошка с собакой, брехать друг на друга могут бесконечно. Я могу потратить это время с большей пользой. Хотя бы список дел прикинуть. Сена накосить, корма закупить, печку сделать, дров запасти, не забыть бы еще картошку выкопать...
   На мысли о картошке я, видимо, все-таки заснула, потому что очнулась лишь от того, что машина резко остановилась.
   Сонно открыв глаза, я огляделась. Участковый с Гришкой уже успели выйти из машины и стояли немного впереди, задумчиво почесывая маковки. Посреди дороги распласталось дерево. Тяжелый ствол, поваленный, видимо, одной из многочисленных молний, раскололся надвое - часть обгорела. Больше всего эта картина напоминала раненое животное. Или мертвое. Скорее, уже мертвое. Испытывая острое чувство жалости, я вышла из машины. Оглушительно стрекотали кузнечики, в знойном, душном воздухе дышалось тяжело. Лужи на дороге курились дымком, над ними вилась мошкара. На горизонте, почти невидимые на выцветшем небе, клубились тучи, обещая очередную грозу.
   - Его можно отодвинуть? - я подошла ближе.
   - Распиливать надыть... - почесал в затылке Гришка. Алексей Михайлович согласно кивнул и принялся закатывать форменные рукава. Я пожала плечами - где есть двое, там третьему не место - и углубилась в лес. Он стал заметно разнообразнее - как ни пытайся удержать дерево на месте, а семена всегда путь найдут. Поэтому небольшие деревца дубов, липы, осинок, которые высаживали в заповеднике, активно расплодились и возле него. Из-за них ходить по лесу было сложно, зато и травок всяких было не счесть. Абсолютно счастливая, я около часа проползала на карачках, засовывая в мешок все что можно и нельзя. Некоторые травки я не знала и радостно запихнула их "на экспертизу". Когда я снова вышла к дороге эти двое уже собирались меня искать.
   - Вы бы хоть предупреждали, что уходите! - возмущенно кинулся ко мне участковый. Я вскинула брови, переведя взгляд на Гришку. Тот, судя по всему, беспокоился гораздо меньше и уже садился в машину. Аккуратно распиленные пеньки лежали вдоль дороги.
   - Где вы были так долго? - раздалось за спиной. Я вздохнула и открыла дверь, но закрыть ее за собой не получилось - участковый сел рядом. Пришлось поставить между нами одурительно пахнущий рюкзак. Алексей Михайлович закашлялся. - Что это за дрянь?
   - Гербарий, - съязвила я.
   - Увлекаетесь ботаникой?
   Я снова пожала плечами, жалея, что вообще поехала. Присутствие рядом этого мужчины нервировало меня, заставляло дергаться не в меру. Все мое существо реагировало на него, а я этого не хотела.
   - Когда в следующий раз решите прогуляться, возьмите с собой кого-нибудь из нас... - все еще бурчал участковый. - Это вам не прогулка по парку, тут может быть опасно.
   - Еще нет.
   - В каком смысле? - осекся он. Тут уазик скаканул на особенно высокой кочке и разговор временно прекратился. Уцепившись за ручки, мы постарались удержать завтрак в желудке.
   - Ты там поаккуратнее, шумахер! - клацая зубами, выговорил участковый.
   - И так задержались! - проорал в ответ Гришка - Гроза идет, поторопиться надо!
   Так или иначе, к заповеднику мы подъехали уже после обеда - тридцать километров по плохой дороге показались вечностью. Тучи клубились уже совсем рядом, то и дело закрывая солнце. Без него заметно погустевший лес смотрелся еще более мрачно. Чувствуя себя в высшей степени неуютно, я вылезла из машины напротив шлагбаума. Из небольшого сруба, выполненного в лучших традициях русского зодчества, вышел высокий черноволосый мужчина в камуфляже. Судя по тому, что оружия при нем не оказалось, сторож о нашем визите был предупрежден. Когда он подошел ближе, стал заметен небольшой выпирающий живот и сетка морщин на загорелом до черноты лице. Дожидаясь, пока мужчины обменяются рукопожатиями, я стояла в сторонке. Дорога за шлагбаумом углублялась в заповедник, тонула в тени деревьев.
   - Стас! - громко поздоровался со мной лесничий, подхватывая мою руку. Я кивнула.
   - Алиса. Тут у вас, говорят, камень берут?
   - Берут помаленьку... - не стал спорить Стас. - Да только в последнее время грунтовка на поверхность выходит, топит пещеры. Ну, для вас найдется, не бойтесь. Для такой красавицы я хоть на край света!
   Я фыркнула. Понятное дело, мужик один как бирюк, раз в год хорошо если бабу видит - сейчас начнется...
   - Ты лучше открывай давай, Казанова! - Алексей Михайлович выразительно брякнул замком на шлагбауме. - Нам еще обратно ехать!
   В машину уселись уже вчетвером. Я быстро юркнула (к разочарованию остальных) на переднее сиденье, Гришка, понятное дело, на водительское, а два других спутника загрузились сзади. В багажнике гремели кирки и отбойные молотки, каски перемежались с резиновыми сапогами. С асфальтированной трассы мы скоро свернули - дальше шла накатанная, но размокшая под дождями земляная. К грохоту уазика вскоре примешался другой звук.
   - Слышишь! - поднял палец Стас - И так почитай неделю уже гремит, ни дня не было, чтоб к вечеру ливень не прошел. И сегодня будет...
   - Как тут у тебя? Тихо? - участковый, видимо, вспомнил о цели визита.
   - Да шалят помаленьку... - махнул рукой Стас, затягиваясь папиросой. По машине поплыл вонючий дым и я открыла окно. - Но так, по одиночке. Не как о прошлом годе, когда чуть не подвозы пригоняли. Вреда от них немного, зато хлопот не оберешься. Позавчера пришел ко мне один, напарника на минуту оставил, в кусты захотел. Они уж сосну допиливали, думали, еще пара часов и домой. В общем, пока он ходил, дружок его слинял - бросил все и в машину! Понятно, багажник уже полон, а на одного так даже больше получится... Я этого горе-лесоруба на ночь в погреб посадил, а утром вчера в райцентр отправил - нашему начальнику на перевоспитание...
   - Приезжал кто?
   - Вчера биологи уезжали, мало не месяц по лесам бродили, - пояснил Стас. - Все деревья в красной краске измазали, ироды... Вот я чего говорю - не знаешь лес, не лезь! А если заблудиться боишься то и подавно! Это ж не городской парк, тут иногда такое происходит, что волосы дыбом встают...
   - Не боитесь один оставаться? - вмешалась я в разговор, извернувшись на сиденье. Стас криво ухмыльнулся и стал заметен давний тонкий шрам через всю заросшую черными волосами щеку.
   - Детка, я да я уж десятый год на службе, я этот лес вдоль и поперек знаю... С понятиями уже, куда не надо не лезу, некоторые места и вовсе обхожу... Сменщик у меня, опять же - месяц он, месяц я, так и живем...
   - А куда не надо? - допытывалась я. Участковый переводил взгляд с меня на Стаса и все больше хмурился. А я подумала, что идея скрасить ночку одиночки не так уж плоха. Ему не нужно большего, мне тем более. Это не полицейский с высокими моральными устоями, которому подавай семью и (не дай бог) детей.
   Ладно, посмотрим, как карта ляжет. Если уж мне нужен мужик, пусть это будет тот, к которому я ничего не чувствую.
   Спустя полчаса мы остановились в основании одного из холмов, дальше к северу перераставших в откровенные горы. Но здесь, в заповеднике, земля еще была плоской, изредка вздыбливаясь выходящей наружу породой. Небольшая пещера (искусственного происхождения) уходила вниз под холм. Куски черного и серого камня говорили о том, что добыча еще жива.
   Мы повытаскивали инструменты и поспешно, посматривая на сгущающиеся тучи, начали спускаться. Как и говорил Стас, внутри было сыро - вода капала из каждой щели, сапоги по щиколотку в воде. Мы включили фонари на касках, продвигаясь все дальше. Такие темные тоннели вызывали во мне клаустрофобию. Стас шел впереди, я тянулась следом, за мной - участковый и Гришка замыкал шествие. Несмотря на то, что холм был совсем не высоким, тоннель был достаточно длинным. От него расходились боковые шахты, заметно углубляясь под землю.
   - Некоторые уже затоплены, остались только те, что повыше, - пояснил Стас, останавливаясь у одного из ответвлений. Гришка с грохотом уронил тачку на пол, пустив гулкое это, мы слаженно на него шикнули.
   - Входить только по двое, третий таскает камни к тачке, - Стас облокотился на холодную стену у темного провала. Мы переглянулись и Гришка с участковым, оттеснив меня, с кирками наперевес шагнули в темноту. Я пожала плечами. Если им так хочется проявить джентльменство, пожалуйста...
   - А зимой как живете? - спустя некоторое время спросила я, начиная подбирать выбрасываемые двумя камнеломами куски и складывая их в тачку. Камни были сырыми, с острыми краями - немало времени уйдет, чтобы их подготовить... Ну, выбора у меня все равно нет.
   - Не, окстись, зимой тут делать нечего... - у меня сложилось такое ощущение, что Стас едва удержался, чтобы не перекреститься. - Сама подумай - случится чего и узнают об этом только по весне... Зимой надо к людям поближе. Ну, трактор до сторожки дорогу все одно чистит, я иногда на лыжах дойду проверить... Но на ночь ни разу не оставался. Давай, вывезу...
   Он отправился наверх с полной тачкой, а я осталась стоять в темноте, разгоняемой только лучами фонарика. Глухой стук от кирок раздавался, словно из-под земли. Нервно поежившись, я пригасила свечение в глазах. Не дай бог еще увидят...
   Мы успели набрать еще одну тачку, прежде чем пошел дождь. Вода заливалась в шахту, стекала по полу - пришлось сворачиваться и выходить наружу. Пока сгрузили камни, пока уселись в машину - были уже совершенно мокрые.
   - Поехали что ли сушиться... - посмотрев на нас, вздохнул лесничий. Гришка, стуча зубами, завел мотор.
   Сторожка на поверку оказалась совсем маленькой - меньше даже, чем моя изба. Оно и правильно - зачем для одного большой дом? Топить измучаешься... Поэтому мы разместились кто где. Я - с наслаждением влезла на затеплившуюся печь, Гришка уселся снизу, на приступке, участковый со Стасом - за столом. Мелькнула в руках лесничего бутылка, участковый бросил опасливый взгляд на Гришку, но тот и бровью не повел - даже отвернулся.
   - Свистни мне хлеба с мясом... - попросила я парня. На печке было тепло, за окном хлестал ливень, окна запотели. Тихие мужские голоса звучали на удивление убаюкивающе.
   Понятия не имею, сколько мы пробыли у Стаса, но солнце уже начало садиться, когда мы вышли на улицу. Мокрая трава тут же промочила высохшие было джинсы. Брезгливо ежась, я добралась до машины и уселась в ее холодное, стылое нутро. Следом влез участковый - от него жарко пахнуло спиртным и я мгновенно пожалела, что не выпила вместе с ними. Хоть согрелась бы. Хотя я не пила. Вообще. Любой алкоголь это потеря контроля, а для меня это... Чревато, в общем.
   - Езжайте по объездной, - посоветовал Стас, сунув голову в открытое переднее окно. Гришка, сосредоточенно заводивший свою колымагу (не уверена, но там участвовали проводочки и плоскогубцы) вопросительно приподнял бровь.
   - Чего это? Мы так к утру дома будем...
   - Зато целыми, - многозначительно произнес Стас. - У меня даже браконьеры по короткой ездить перестали.
   - Да? - заинтересовался участковый, устраиваясь рядом. Как по мне - так мог бы и на переднее сиденье сесть. Но устроить сцену значит привлечь лишнее внимание, а мне же, вроде как, все равно? Поэтому я смирилась и в вечерних синих сумерках мы двинулись обратно. Хорошо, что не поехали по короткой - осевший под весом камней уазик вряд ли одолел расползшуюся после дождя лесную дорогу. А вообще, не нравится мне все это. Стас темнит. Понятное дело, о том, что может обитать (и наверняка обитает) в заповеднике он в курсе, но говорить в открытую при "простаках" не может. Но тут, судя по всему, что-то другое - оно вышло за пределы заповедника и поселилось на человеческой тропе. А значит - питается человечиной.
   Конечно, некоторая нечисть подпитывается эмоциями, но я не знала ни одну, которая при удачном стечении обстоятельств не полакомилась бы мяском. Вегетарианцев среди нас не было. Говорю как эксперт.
   Тьфу. Нет. Нет, Алиса, ты в это влезать не будешь. У тебя есть твой хутор - вот и сиди на нем. Метки поставь, на ночной дозор выйди, но на короткую дорогу ни ногой.
   Проблема была в том, что дорога вела к человеческому поселку. Моему поселку. И мне очень не нравилось чувствовать конкурента под боком. Эх, надо было расспросить Стаса поподробней, но уазик уже тронулся и я ухватилась покрепче, стиснув зубы.
   Вздохнула с облегчением только когда выехали на трассу. В лесу уже практически стемнело, а на дороге еще светило солнце - вечернее, мягко-оранжевое. Оно почти не освещало и уж точно не грело - окна запотели. В августе холодает резко и быстро, едва день начинает клониться к вечеру. Участковый заснул - откинул голову на сиденье, даже рот открыл. Спит крепко, сладко - аж завидно. Я-то просыпаюсь от малейшего шороха. Завистливо покосившись на него, я дернула ноздрями, вдыхая запах спящего. Что бы ни говорили, а во сне человек меняется. Слетает вся шелуха, все маски - и запах такой же. Чистый, спокойный...
   Не знаю, может быть, я так же пахну во сне?
   - Поможешь пол и стену выложить? - тихо обратилась я к Гришке, сунувшись между двух передних сидений. Тот мгновенно кивнул:
   - О чем речь? Завтра приду... Только это, надо бы папашу проверить сегодня. Сможешь?
   Лечить ночью? Э...Кхм...
   - Посмотреть посмотрю, но лечить уже не буду. Пока доедем, солнце сядет.
   Вряд ли он понял весь смысл фразы, но, по крайней мере, принял на веру.
   - Пойдет. Я сегодня у него ночую, прослежу.
   - А бабка? - обеспокоилась я, мысленно спрашивая себя: на кой черт мне во все это влезать?
   - Схожу, надо же корову подоить... - вздохнул Гришка, явно уже предвкушавший сладкий сон на пуховой перине.
   Скотина. Точно. Опять я ее буду по ночи домой гнать. Эдак у меня нетопыри вырастут, а не коровы...
   Мы снова сосредоточились на дороге. Из оврагов вдоль леса снова потянулся туман - сначала он стелился вдоль дороги, в низинах переливаясь через нее, словно молоко, затем прочно обосновался на горизонте, путая Гришку и заставляя нервничать меня. Кто его знает что там, за этим туманом? Большая часть его сосредоточилась вдоль никак не кончающегося заповедника - местность там была пониже и более влажная. Эх, идеальные были бы условия травки собрать, но сюда я ни за что не сунусь.
   Участковый проснулся, как только Гришка с облегченным вздохом пересек границу поселка - потянулись окраинные домики, почти в каждом дымили трубы, что сразу меня успокоило. В девятом часу уже почти стемнело, на улице никого, кроме теряющихся в тенях парочек да намеренно привлекающих внимание пьяных подростков не было. Я с наслаждением втянула носом запах жарко затопленных печей и даже глаза прикрыла от удовольствия. Осень, несмотря на то, что календарно еще не наступила, уже отлично чувствовалась - в начинающих желтеть листьях, утреннем морозе, ярко-оранжевых тыквах на пустых огородах, запахе костров.
   - Приехали? - сонно, еще не совсем соображая где находится, вопросил Алексей Михайлович, осоловело смотря по сторонам.
   Я сочла за лучшее не отвечать и отвернулась. Гришка остановился у дома отца - в потемках мы договорились камень не таскать, а заняться этим завтра.
   - Вас проводить, Алиса Архиповна? - участковый, взбодрившийся опустившимся морозом, выглядел просто сияющим от энтузиазма, но я только зябко повела плечами в сторону дома:
   - Нет, мне еще надо главу посмотреть, он с простудой слег.
   - Я ее провожу, - важно пропыхтел Гришка, доставая из багажника нашу амуницию и скопом сваливая ее на крыльце. В окнах зажегся свет - значит, не так слаб, как вчера.
   - Спокойной ночи, участковый. Спасибо за помощь, - несколько мягче, чем хотела, но явно давая понять, что его общество больше не требуется, добавила я.
   Когда мы вошли в дом (тепло, благословенное тепло!), Гришка покосился на меня и ухмыльнулся.
   - Что? - недовольно огрызнулась я, сбрасывая резиновые, измазанные в грязи сапоги и проходя дальше.
   - А ты стерва, - гыкнул Гришка и тут же добавил: - В хорошем смысле слова, разумеется!
   - Цыц... - лениво буркнула я, млея в натопленной избе. Глава полулежал на кровати, напряженно ожидая нашего появления. Едва мы вошли, его глаза тут же метнулись к Гришке.
   - Не пил я, не пил... - поднял тот руки.
   Я фыркнула и уселась на кровать.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Уже лучше, - с заметным облегчением ответил Никита Алексеевич. - Все пил, как вы сказали...
   Судя по лицу - не врал. Нездоровая краснота почти ушла, как и отечность, хотя глаза еще были больными, воспаленными. От главы терпко пахло потом, но температура была невысокой, на уровне обычной простуды.
   - Вот и хорошо, - позволила себе улыбнуться я. - Завтра приду, еще принесу. Займемся вашими почками, что ли...
   Пока мы рассказали как все прошло, пока я выслушала долгую инструкцию по возведению печей в сараях, категорически отказавшись от помощи больного и пообещав воспользоваться помощью закодированного, пока Гришка ставил чайник, заваривал травы, проводил отца до умывальника (надо бы заставить его баню затопить, вот!) уже было начало одиннадцатого - за окном окончательно стемнело. Мы вышли на улицу, дыша паром и плотнее запахиваясь в куртки. Гришка накинул мне на плечи еще и отцовскую штормовку, прихваченную с вешалки.
   - Забрать не забудь, - пробормотала я в воротник, выходя на освещенную центральную улицу и уже по ней направляясь к мосту. Тот тонул в темноте - освещения на нем не было. Осенние ночи темные, не то, что зимние. Зимой от снега светло, как днем, а осенью можно собственную руку не увидеть. Впрочем, мне это не грозило - я видела отлично, хоть и не в полную силу, опасаясь напугать неуверенно бредущего рядом Гришку. Он старался держать мой темп, но все больше отставал.
   - Ну чего ты там? - недовольно оглянулась. Парень поспешно догнал меня, подхватил под руку:
   - Веди, а то я ни зги не вижу...
   Хорошо хоть не спрашивал, почему вижу я. Гришка был вообще на удивление не любопытен - странное качество для деревенского.
   Когда я свое недоумение озвучила, он только пожал плечами:
   - Я тебе жизнью обязан. Можешь хоть на метле летать, мне теперь все равно.
   Я несколько опешила и дальше шла уже молча. У дома бабки он не остановился, довел меня (Ха! Кто еще кого довел?) до дома и только тогда выпустил локоть.
   - Завтра с утра прямо приду, ты кур выгони.
   Я пообещала, что к его приходу все несушки уже будут изгнаны на огород, месить лапами черную, стылую землю.
   Коровы, на удивление, сами успели вернуться - я обнаружила их у калитки, флегматично жующих шапку свесившегося через забор подсолнуха.
   - Кыш, пропасть! - прикрикнула, заводя во двор. Нет, завязывать надо с активной социальной позицией, а то правда нетопыри выведутся. Где это видано, в полночь корову доить?!
   Пока я посреди двора (там светлее всего) доила корову, кот свесил наглую башку с крыши курятника и гнусаво мяукнул.
   - Да знаю я... - буркнула. Молоко тонкими упругими струйками било по железному днищу ведра, звук далеко разносился в ночи. Не слишком уютно, если честно - как существо ночное, я больше привыкла прятаться в тени и двигаться не слышно. Но через мой забор никто не переберется. Мне и самой-то неуютно его переступать, а я существо как-никак разумное, с мозгами. А всякой шушере и подавно - подсолнух, да мои метки, да ветки зверобоя...
   Я думала о нечисти, а оказалось, что смотреть надо было за чистью - неожиданно со стороны калитки раздался тонкий испуганно-восхищенный писк, а потом я услышала, как легкие ноги торопливо перебегают дорогу и хлопает дверь. Когда я высунула нос за забор, там уже никого не было. Но и так ясно - соседские дети не доиграли в шпионов. А тут я - в полночь, посреди двора дою корову.
   Красочно представив какие слухи теперь пойдут по деревне (а они и до этого ходили), я закончила с коровой, отвела ее в стойло, задала всем корма (включая кота) и только тогда вошла в темный, пустой дом. Печь, конечно, остывшая - я ее затопила, дрожа и клацая зубами и поспешно забралась на приступку, завернувшись в одеяло. В темноте было слышно, как трещат поленья, отдавая тепло. Кот с урчанием запрыгнул на живот и там растянулся, вибрируя, как мобильный телефон. Мне было не слишком удобно, но сгонять уже лень и я смирилась и расслабилась, закрывая глаза.
  
   ГЛАВА 5
   Утро началось с первыми лучами солнца - печка еще не совсем остыла, поэтому в доме было относительно тепло. Я подбросила поленьев, умылась и, зажав в зубах бутерброд с маслом, выскочила на улицу, на ходу влезая в куртку. Было холодно - сизое небо порошило мелким дождичком, оседавшим на траве, ни коровы, ни куры в такую погоду на улицу выходить не спешили. Первых пришлось выгонять с помощью кота (тот как конвоир проводил несушек в огород, где я торопливо набросила тент на тыквы), а коров - пинками. Увидев Машку, я замахала ей руками. Девица, гордо вышагивая в огромных резиновых сапогах и сунув руки в карманы снятой с чужого плеча куртки (мужского, потому что полы шлепали по голым коленям, а рукава были подвернуты едва не до середины), подошла.
   - Теть Лис, я хотите, я вам секрет расскажу?
   Я обдумала это предложение.
   - Если только не слишком страшный.
   - Меня скоро мамка заберет! - наклонившись к моему лицу, театрально прошептала она. - Бабке вчера звонила!
   - Ммм... - несколько натянуто промычала я, открывая калитку и вытаскивая упрямую Буренку наружу. Та неохотно переставляла копыта, звеня колокольчиком. - И что, уедешь с ней, бабку бросишь?
   - Не, с собой заберу, - серьезно ответила девица, перекатывая леденец во рту.
   Так она с тобой и поехала.
   - Маш, отведи этих упрямцев на поле? - меняя тему, попросила я. - Ты свою ведь ведешь?
   - Ага! - подпрыгнула Машка. - Буся! Бусечка...
   Бусечка, не будь дура, попыталась задом сдать обратно в калитку, но я уже ее захлопнула и жестоко развернулась спиной. Так, с этим разобрались. Теперь сарай вычистить...
   Пока к десяти подтянулся Гришка, я уже заканчивала. Призывно брякнув калиткой, он прошелестел колесами тележки по земле.
   - Ну что?
   - Погоди... - пропыхтела, вытаскивая наружу чан с водой. - Еще нескромный вопрос, ты печи делать умеешь? Буржуйки.
   Как оказалось, умел и морально уже подготовился. Я отвела его на огород, где сиротливо торчала железная бочка и с легким сердцем занялась другими делами. Спустилась в погреб, перебрала подсохшую картошку, разложив по мешкам, рассортировала морковку, свеклу и лук, вытащила наружу оставшиеся кочаны капусты и огромную терку в корыте... На этом действе задом кверху меня и застал участковый.
   - Помочь, Алиса Архиповна?
   Я застыла, наполовину еще в погребе, наполовину снаружи. Корыто тянуло вниз, правила приличия требовали показать гостю что-то кроме собственного зада. Перевесило корыто - мрачно рыкнув, я одним рывком вытянула его наружу и выпрямилась, сдув с лица влажные от пота волосы.
   - Вас стучаться не учили, участковый? Или думаете, я тут трупы прячу?
   В смеющихся и довольных (еще бы, такое зрелище!) глазах появилась укоризна:
   - Алиса Архиповна, вот вы как обычно несправедливы, - вздохнул он, усаживаясь за стол. Я проследила за этими перемещениями с явным неодобрением. - А я, между прочим, добра вам желаю...
   Я подозрительно прищурилась, не спеша садиться. Мужчина это заметил и едва видно вздохнул.
   - Это вы о чем?
   - Я тут целый фильм ужасов в лицах посмотрел и вы в нем - главный персонаж, - обвиняюще покачал головой участковый. Мои брови взлетели кверху. - Ритуалы темные творите, Алиса Архиповна. Кровь младенцев пьете и у быков молоко выкачиваете.
   - Чего? - изумленно поперхнулась я, падая все-таки на стул. Опять двадцать пять! И кто на этот раз?
   - Давеча быка в полночь доили... - притворно сочувствующим тоном сокрушался участковый. - А потом на нем же летали, хвостом заворачивали...
   Я секунду сидела в прострации, сводя воедино все ниточки. Ну паршивцы! Ну я им устрою тетю-ведьму! До конца жизни зарекутся сплетни пускать!
   - А у местных участковых я, часом, кровь не пила? - заметив в глазах Алексея Михайловича откровенное издевательство, спросила я.
   - Нет, к сожалению, - сокрушенно покачал он головой. - А то я бы непро...
   Окончание фразы потонуло в грохоте за окном. Мы подскочили и бросились на улицу.
   Из сарая все еще клубами валила пыль и сочные определения ситуации от Гришки.
   - Крыша, чтоб ее... - удалось понять мне. Сунув голову в курятник, я обнаружила останки крыши на полу, а на потолке - зияющую дыру.
   Очень хотелось повторить Гришкину тираду.
   - Ты живой? - вместо этого спросила я, начиная откапывать горе-строителя. Участковый ко мне присоединился. В две пары рук мы выволокли Гришку из-под обломков на свет божий и усадили на крыльцо. Пока я судорожно ощупывала парня в поисках переломов и порезов, участковый сбегал в дом и вернулся с кружкой кваса.
   Выхлебав ее до дна, Гришка посмотрел на нас осмысленным взглядом. Голубые глазищи на покрытом пылью и паутиной лице смотрели обиженно.
   - Кто ж знал, что эта зараза такая хлипкая... - выдохнул он и тут же перекрестился. - Я уж думал, конец мой пришел.
   - Идиот, - с чувством отвесила я ему затрещину. - Такого борова, как ты, ни одна крыша не удержит, какого лешего ты туда полез?!
   - Дак, труба же... - покаянно ответил парень. - Дырку вырезал бы...
   - Вырезал? - ехидно поинтересовалась я. - На четыре трубы хватит.
   Мы скорбно оглядели непригодный теперь сарай.
   - Я исправлю... - Гришка, похоже, проникся ситуацией. Участковый (чтоб его черти побрали, но в другой раз) тоже:
   - У меня на заднем дворе, за участком, доски лежали, хотел шалаш для дров ставить, - не очень уверенно начал он, косясь на меня (видимо, боялся, что я его в очередной раз прогоню), - так может, возьмете? Мне не к спеху, а вам нужнее...
   Выслушав горячие благодарности парня, Алексей Михайлович повернулся ко мне. Я мрачно ковырнула землю носком сапога.
   - Я заплачу.
   - Я вам бесплатно отдам, если улыбнетесь, Алиса Архиповна, - расплылся тот в ехидной выжидающей улыбке. Мое лицо стало еще кислее. Чувствуя себя старой брюзгой, я отвернулась и пошла в дом:
   - Деньгами отдам.
   В спину вздохнули. Вот ведь... Прилип, как банный лист. Будь я человеком, иного и не нужно - он ведь и в самом деле хороший. Честный, добрый, умный. Жить с таким одно удовольствие - уж он-то не станет распивать чекушки за сараем или крутить хвосты коровам. Человек, счастливый на своем месте и знающий, чего хочет - большая редкость.
   Только вот я не была человеком и его ум мог выйти мне боком. Доброта тоже. Об упрямстве я и не говорю. На самом деле, это так легко - позволить себе... Сначала в мыслях, потом - в реальности. Поверить и расслабиться... Это слишком просто, особенно с ним. Но что потом? Он неизбежно обо всем узнает. Я ведь живу другой жизнью. Поначалу смирится (если сможет), затем начнет искать варианты, затем будет злиться. И вот уже хороший человек изменился. Стал нервным, недовольным, злым. Я знаю. Я пробовала. Оборотни, даже истинные, даже самые хорошие из нас (хотя как можно назвать хорошим того, кого постоянно тянет на человечину?) меняют людей. Словно медленный яд, мы убиваем в тех, кто находится слишком близко, любые чувства. Вероятно, это такой защитный механизм - от межвидового скрещивания.
   За окном застучали молотки и я встряхнулась. Черт бы побрал этого участкового. Казалось бы, уехала в самую глушь, живи и радуйся, так нет же...
   - Вам помочь? - не слишком воодушевленно предложила, выглянув на улицу. Мужчины отмахнулись. Выглянувшее солнце тут же начало припекать - в начале осени всегда так. Чуть тучка, сразу натягивай куртку, чуть солнце - раздевайся до трусов. Гришка и впрямь разделся - на солнце мышцы перекатывались, словно камни под кожей. Язвительно присвистнув, я крикнула:
   - Ты бы еще парик снял, жарко же!
   Послышался грохот и следом - ругательства.
   - Вот я отсюда спущусь и покажу тебе, как издеваться над честным человеком! - Гришка не злился, просто драл глотку. Я захихикала, собирая в сумку все необходимое и, накинув ее на плечо, вышла из дома, приказав коту:
   - Сторожи! - и, уже работникам: - Парни, я к голове пошла!
   Они нестройно отмахнулись - один убирал остатки прогнившей крыши, другой держал лестницу. Я страдальчески прикрыла глаза - участковый тоже решил раздеться. К фигуре претензий не было, но кожа под воротником форменной рубашки была нежная, белая. На спине обнаружилась парочка шрамов - две точки от пули и один длинный неровный - от ножа. А вы не зря хлеб едите да, Алексей Михайлович?
   Что бы он сказал, если бы я дотронулась до этих шрамов?
   У меня даже руки зачесались - я разозлилась еще больше. Нет. Нет и еще раз - нет. Пойду вон к голове... Его надо в порядок приводить.
   Никита Алексеевич уже чувствовал себя гораздо лучше - я заметила на крыльце его грязные галоши, по двору бродили куры, сам он обнаружился в кухне за столом.
   - Я смотрю, вам гораздо лучше? - недовольно спросила я, обнаружив на столе копченую колбасу.
   - Не жалуюсь, - бодро ответил глава, приглашая меня к столу.
   - Я жалуюсь, - я села за стол и категорически убрала в холодильник колбасу, масло и плюхнула перед ним мешочек с травами. - Давно загибались от боли? Хотите повторения? Строгая диета, Никита Алексеевич, ваше все!
   - Да куда мне в шестьдесят лет диеты? - жалобливо возмутился он. - Алиса Архиповна, окститесь!
   - Или так или я умываю руки, - твердо ответила я. - Никита Алексеевич, я вас с того света вытащила, не пускайте прахом. У вас сын только на ноги встает...
   - Где он, кстати? - вздохнул он, отпивая глоток чая. Я въедливо заглянула в кружку, обнаружила там свои травки и удовлетворенно откинулась на спинку стула.
   - Сарай ремонтирует...
   Я провела у головы несколько часов - пока заваривались травы, убралась в доме, сунула нос в холодильник, составив список разрешенных продуктов. Голова тем временем отправился на улицу - топить баню. Я изредка кидала быстрые взгляды в окно - не надорвался бы, а то ведь только на ноги встал...
   К вечеру ввалился Гришка - уже в куртке, потому что холод опустился внезапно, как это всегда бывает осенью. Чуть солнце пошло вниз, как его тепла стало катастрофически не хватать.
   - Принимай работу, хозяйка! - гаркнул парень с порога. Я хмыкнула и отправилась принимать. В сумерках все выглядело вполне прилично - крыша, переложенная, укрепленная, укрытая поверху шифером (нашли в шалаше для садового инвентаря - я там ничего не разгребала, только сверху покопалась, так что можно и не то было найти), с торчащей сбоку неровной трубой, из которой валил дым.
   - Теперь главное, чтобы дров хватило, - кашлянул участковый. Они оба были уставшие, грязные. Меня кольнула совесть.
   - С дровами я позже разберусь, - отмахнулась я, загоняя кур. Несушки пошли добровольно, еще бы, в тепло и я бы побежала. Кот попытался втиснуться следом, но был перехвачен через пузо. - Спасибо вам, правда...
   - А теперь - бааанька, - с придыханием проговорил счастливый Гришка. Я хмыкнула:
   - Идите уже, потом жду вас на ужин. Разносолов не обещаю, но...
   - Квас будет? - Алексей Михайлович хитро прищурился. Я кивнула:
   - И квас и ужин. Быстрее, а то замерзнете.
   Они удалились, а я в кои-то веки сама забрала Буську и Кашку с пастбища и вовремя подоила. Состояние было мирно-расслабленным - одна из проблем отступила, куры зимой не перемрут, если дров хватит. Корм заказала - голова выделит из колхозных запасов, а вот с дровами было сложнее. Все, что удавалось принести из леса, обычно уходило в тот же день. Да, копилось понемногу, но на зиму вряд ли хватит.
   Напрягать Гришку не хотелось - и так уже замучила парня. Участкового тем более.
   Я вошла в дом, разожгла печь, сунула внутрь котелок с картошкой, нырнула в погреб.
   Наверняка ведь есть кто-то, не сами же себе все остальные дрова рубят. Надо бы поинтересоваться...
   Двухлитровый кувшин кваса, тарелка с малосольными огурцами, квашеная капуста, грибочки - все на стол. Хлеб неровными крупными ломтями лег рядом. Подумала и вытащила на свет божий банку тушеной зайчатины - мужики есть мужики, без мяса им и стол не стол. Заяц почил в бозе еще в начале лета, я наткнулась на него совершенно случайно, но счастлива была безмерно - пусть и тощее, а все же мясо. Сама я мясо старалась не есть. Не то чтобы совсем не ела, но никогда не любила. Хотелось всегда, но от хорошо прожаренного стейка нужен совсем маленький шажок до сырого мяса. Я оборотень, это желание во мне живет неугасимо. Другое дело, что не каждый из нас позволяет себе так низко пасть.
   На улице тем временем окончательно стемнело, от заката осталась только узкая красная полоска на горизонте да алые всполохи по небу. Самое время для ведьм.
   Мерзко ухмыляясь, я зачерпнула золы из ведра у печки и вдохновенно размалевала лицо перед зеркалом. Узкая черная водолазка скрывала шею и руки, так что вскоре я стала похожа на черта из табакерки. Кстати, о черте. В дело пошла мохнатая измочаленная веревка, которой я раньше привязывала корову, но та ее пережевала. Смазав ее золой, я огромной булавкой прикрепила веревку на крестец. Дальше - больше! Надерганные перья легли на плечи и руки (вместо когтей!), а два гусиных крыла, которые я использовала, чтобы выгребать золу из печки - на спину. Удовлетворившись образом, я подхватила метлу из угла и, помахивая небрежно перекинутым через руку хвостом, отправилась оправдывать слухи.
   Ох, как они орали! В два голоса, словно иерихонские трубы! Из-под кроватей торчали только огромные перепуганные глазищи. Профилактически позавывав и поскребясь в окна, я, довольная произведенным эффектом, вернулась в дом, застав на крыльце Гришку и участкового. Участковый застыл, вытаращив глаза не хуже детей, Гришка с тихим вскриком осел на ступени.
   - Сдурела? - высказался Алексей Михайлович. Рука дернулась - то ли хотел перекреститься, то ли пистолет достать. Я фыркнула, снимая "крылья" и отлепляя от рук перья. Веревку он перехватил и сдернул сам.
   - Оправдываю ожидания.
   - Ты их переплюнула, - прохрипел Гришка, подходя ближе и приглядываясь. - Это чего?
   - Сажа бела, - хмыкнула я, открывая двери и провожая их на кухню. - Садитесь уже, я пока тоже сбегаю, ополоснусь...
   - Проводить? - не слишком охотно, пожирая глазами теснящиеся на столе тарелки спросил Гришка. Я только отмахнулась и скрылась в опустившейся на село темноте. Вот еще, проводить. Сама я и быстрее и безопаснее доберусь до бани - острое зрение и слух позволяли.
   Баня и вправду оказалась выше всяческих похвал - голова довольно улыбался, слушая заслуженные комплименты и потягивая силой врученный сбор. Знаю, горький сверх меры, но что делать? Почки так просто не вылечить...
   Когда я вернулась, эти двое уже откуда-то достали карты и активно резались в дурака. Непочатая бутыль самогонки (с моими травками) стояла под столом. Хмыкнув, я присоединилась третьей, отказавшись от ужина - после бани уже ничего, кроме кваса не хотелось.
   Проводила их уже ближе к полуночи: Алексей Михайлович долго топтался на пороге, смотря на меня полными мягкого понимания глазами, но настаивать не стал и я с облегчением закрыла дверь.
  
   Рано поутру выгнав всю скотину на поле, а кур - на огород, я прихватила косу и, пользуясь наступившим бабьим летом, которое в этом сентябре пришло неожиданно рано, целый день провела, заготавливая сено для своей живности. Занятие хоть и тяжелое, однако же голову прочищает лучше любых психотерапевтов. Мерное гудение тонкого лезвия косы изредка обрывалось влажным чавканьем, когда железо натыкалось на муравейник или звоном - если попадался камень. Земля была еще влажная после дождей, парило. Над дорогой справа от поляны воздух дрожал, испаряясь из глубоких, начавших цвести жирных луж. Осенью насекомых почти не слышно, зато птицы поют в три раза громче. Я прислушалась, различила выехавший на работу трактор - за небольшой лесополосой начиналось фермерское хозяйство.
   Эта монотонная, но торопливая работа продолжалась ровно неделю и закончилась только, когда на горизонте заклубились первые осенние тучи. Часть сена к этому времени уже была перевезена под навес с левой стороны от дома, часть - на чердак в сарае, туда же понемногу складывались дрова, которые я тащила после сенокоса. Даже сейчас, в начале сентября, в бабье лето уже ощущалась нехватка света - темнело раньше, светало позже и хотя волчье зрение позволяло успешно косить траву хоть в полночь, делать это я опасалась. Мало ли кто увидит меня с косой, пробирающуюся поутру к дому. Или хуже того - выбирающуюся ввечеру из него. Не только ведьмой назовут, но и сатаной в юбке - и участковому так просто ночные прогулки не объяснишь. А во-вторых, мне хотелось спать. За эти дни я так устала, что едва доносила ноги до печки. Кот перешел на самообеспечение, поскольку я довольствовалась залитой с вечера водой гречкой. Времени, которое казалось неисчерпаемым в мае, теперь катастрофически не хватало. Словно сорвавшись с цепи, оно летело вперед - в середине сентября небо обложило серыми низкими тучами, которые принесли с собой первые холода - пришлось торопливо собирать по огороду чуть примороженные огромные тыквы (Гришка назвал их дегенератками) и вся изба вечерами пахла сушащейся на печке тыквой. На стене к связкам лука, чеснока и трав добавились оранжевые полумесяцы, а на подоконник - банки с семечками. Любой, кто решился бы сунуть нос в мою избу, непременно зашелся чиханием. Но гостей, кроме Гришки, не было. Да и он забежал всего пару раз - помочь перетащить тыквы, да перевезти сено. К концу сентября я пришла к выводу, что к зиме более или менее готова: сена достаточно, корма закуплены - бочки стоят рядком возле печки в сарае - дрова заготовлены. Чего не хватало, так это мяса, но сил на ночные прогулки в последнее время совсем не оставалось. Что говорить, я и забыла про свою вторую ипостась, она напоминала о себе лишь в полночь, когда непроизвольно начинали чесаться подушечки лап... то бишь рук. Но чаще я слишком крепко спала, чтобы это почувствовать.
   Зато теперь, когда основная работа закончена, можно было позволить себе расслабиться.
   Расслабление вышло удачным - поутру вернувшись из леса с двумя зайцами в руках, я, чувствуя блаженную усталость в обеих ипостасях, подвесила тушки за задние ноги, чтобы кровь стекла, покормила кур и коров, которые даже отказались выходить на улицу и села на крыльцо, довольно щурясь за поднимающееся солнце. Фиолетовое небо сияло чистотой. Примороженная трава покрылась инеем, изо рта вырывались облачка пара, далеко разносясь в неподвижном, без единого ветерка, воздухе. Спать не хотелось, наоборот, тело наполнялось энергией. Пожалуй, я бы сейчас даже не отказалась искупаться в пруду - наверняка вода покажется после такого мороза парной. Боюсь только, кто-нибудь увидит.
   Неожиданно оказалось, что срочных дел, которые требовали бы немедленного решения, сегодня нет. Конечно, неплохо бы все же разобрать сарай с инструментами, подготовить к весне, еще раз проверить курятник и коровник, навести генеральную уборку в доме, сходить к голове - он исправно подтапливал баню, так что проблема с мытьем была решена, хоть и немного не так, как бы мне хотелось...
   Но все это могло подождать и день и неделю.
   И как только насущные надобности отошли на второй план, сразу пришлось задуматься о не столь насущных и гораздо менее приятных. В последнее время думать о живущей в деревне ведьме было откровенно некогда, как и о странных словах участкового, так почему бы не удовлетворить хотя бы одно любопытство и не сходить на кладбище?
   Взгляд мой переместился на пустую собачью будку. Бабка умерла больше года назад. Я ее особо не знала, видела лишь пару раз в детстве и воспоминаний не сохранила, но дом все это время пустовал, а из него даже соленья-варенья не вынесли, не говоря уже о не запертом шалаше с лопатами, вилами и прочей атрибуцией, которая ни в одном дворе лишней не бывает. Было бы логично, если бы я приехала к голым стенам. Не поймите неправильно, я вовсе не считала, что селяне народ вороватый. Они в первую очередь люди практичные, да и зачем мертвой хорошая лопата и соленые огурцы? После похорон принято раздавать оставшиеся вещи...
   Но все осталось на месте. Только пустая будка. Собаку забрали или сама сдохла?
   У кого бы узнать подробности? Кроме участкового, разумеется.
   Задумчиво пожевав губу, я решила все же навестить голову - в баньке ополоснуться, заодно и информацией разживусь.
   Однако с головой откровенно не удалось - когда я пришла к дому, выяснилось (бдительная соседка тут же высунула нос из-за забора, едва я толкнула калитку), что он с комиссией разъезжает по полям, инспектируя собранный урожай. Затянуться это могло надолго. Гришка, как на зло, сидел у папаши вместо водителя, так что с ним тоже поговорить не удалось. Поэтому я чуть подтопила баню, помылась, высушила волосы у печки, нагло воспользовавшись оставленными на косяке ключами и расслабленно двинулась в сторону кладбища по центральной сельской улице. Время к тому уже было обеденное, небо перешло цветом в глубокий голубой, при взгляде на него начинала кружиться голова. Деревья полыхали оттенками коричневого и красного - по всей деревне часто росли яблони и рябины, но листья по большей части уже опали, усыпав черную стылую землю. Огороды пустовали, по ним важно бродили куры. К вечеру начнут палить костры с мусором, но пока все спешат на обед - частые торопливые прохожие недоуменно косились на вразвалочку бредущую меня. Я сунула руки в карманы парки, застегнула воротник и уткнулась в него мерзнущим носом.
   На кладбище было... Пусто. У чисто символических ворот (невысокий забор через пару десятков метров сходил на нет) сидел дедок с несколькими одинаковыми венками и искусственными цветами в пластиковом вылинявшем розовом ведре. При виде меня он встрепенулся, однако я прошла мимо. Потом все же вернулась, купила бумажную гвоздику:
   - Не знаете, когда тут в последний раз похороны были?
   - А с полгода уже, - махнул рукой неудачливый делец. Стеганый ватник раскрылся на груди, открывая несвежую матросскую тельняшку. - Девчонку хоронили, правда, вот как тебя! Влюбилась, несчастная, а он в город убег, ну она и...
   Оратор выразительно показал рыбку руками и я подумала, не та ли это девица, с которой я в омуте познакомилась?
   - А бабушку хоронили в прошлом марте?
   - Эт какую? - под кустистыми брежневскими бровями почти не было видно выцветших, почти слепых глаз. Дедок пожевал губами. - Немку что ль?
   Я покопалась в памяти.
   - Лидия Петровна Вальдштейн?
   - Ага! Токмо она не Лидия Петровна, а Лилька! - с готовностью подтвердил тот. - Это уж когда паспорт выдавали, русское имя дали, а так она и говорить то толком не умела! Ух, злобная была - жуть!
   Вот так семейные тайны и всплывают наружу. Гораздо более заинтересованная, я демонстративно купила еще одну гвоздику и уселась на корточки рядом.
   - Так она немка?
   - А то! - гаркнул воодушевившийся старикан. Судя по всему, сидел он здесь исключительно от скуки, а не ради наживы. - Папаша у нее наш был, Петька Висенин, еще в тридцать пятом к немцам укатил - оборудование, вишь ты, налаживать... Ну, видать, девицу там встретил. Дитенка от нее прижил. А как Гитлер, мать его за ногу да с поворотом, пришел, они сюда перебрались. Девке его тут шибко не нравилось - зачахла в три года, а девчонка прижилась бы, ей уж тогда лет десять было...
   - И что случилось? - не очень вежливо поторопила я, видя, что дедуля улетел взглядом в небесные дали и того и гляди забудет о чем речь вел. Он вздрогнул, смачно сплюнул и с какой-то горечью продолжил:
   - А Петька на войну ушел да там и помер - похоронка, правда, так и не пришла, ну да уж понятно... Девчонка одна осталась. Времена тогда были тяжелые, мужики на фронте почитай все, бабы на заводах пахали. До нас-то так, отголоски армии фрицкой дошли, но и того хватило. Я малой был, мне потом мать рассказывала, как немцы пришли. Бабы в крик, те за пулеметы, а Лилька так тихонечко из-за спин вышла и по-немецки им, значит, зашпрехала. Спасла, видать - те с месяц у нее в домине столовались. Эт не тот, что сейчас, этот она уже в восьмидесятые строила. Родительский дом большой был, на пять комнат. Петька и сам вроде не бедный, а только девица его по всему, богачка была.
   - С чего вы взяли? - окончательно потерявшись в переплетениях истории, вздохнула я.
   - А девка на что жила? - возмутился дедок, задохнувшись. - Лилька? Петька в сорок третьем ушел с концами, она полгода одна жила, немцев, опять же, кормила?
   - Ну а потом что? - меня мало интересовало, на что жила прабабка. Кто сейчас разберет? Старикан поди половину выдумал.
   - А... - махнул рукой рассказчик. - Я малой был, мне тогда пять только исполнилось, мне мать с ней даже здороваться запретила. С немцами, говорит, снюхалась, нечего с ней водиться... А как взвод фрицкий снялся, так она вместе с ними и ушла. Куда - не знаю. Вернулась уж после войны, с мужиком. Дом их к тому уже сгнил почти, но они его поправили... Справно работали... Мужик ее тоже из немцев был, понятное дело, в деревне их не любили, но этим - все нипочем! Сколько помню, Лилька как зыркнет, так хоть в погреб ховайся... Красивая была баба: косища - во! (он показал сжатый кулак), а глаза как два угля черные!
   Воспоминания унесли старика далеко и надолго, я задумчиво жевала травинку, уставившись взглядом в землю. Если все правда, то семейная история матери обещает быть интересной, хоть и практической значимости не имеет.
   - Мужик ее долго, правда, не прожил, - неожиданно продолжил дедок. - Да и следующий тоже. Мерли вокруг нее мужики, сыновей двоих похоронила, только дочь выходила... Та уже в новом доме росла, на хуторе, но как только школу кончила, так в город и убегла. Не знаю, может и приезжала потом, да я ее не видел... А Лилька как с детства жила бирючиной, так и осталась. Говорить по-русски толком не научилась, ни дня в жизни своей не работала... Бабы ее терпеть не могли, мужиков она сама спроваживала - так и померла в одиночестве...
   На этой минорной ноте я решилась напомнить о цели беседы:
   - Так похоронили-то ее где?
   - А на той окраине! - махнул рукой дедок. - Ты токмо смотри, там могила ее одна в ряду! А тебе зачем, кстати?
   - Правнучка я ее, - встала я со вздохом и, не дожидаясь охов и ахов, направилась в указанном направлении. Чую, к вечеру все село только обо мне и будет говорить... Однако же это интересно, сколько у нее все-таки было мужей? По линии матери я ни бабку, ни прабабку толком не знала, бабка померла при родах, мать - когда мне шесть было, на охоте подстрелили. Случайно, вроде бы - я тогда маленькая была, но сейчас думаю, за волка приняли.
   А Лилия Петровна была тот еще фрукт - всех похоронила, дочку, внучку, мужей, сыновей, отца с матерью... Понятное дело, тогда время было тяжелое, смерти последних совсем неудивительны, но сама-то она девяносто с лишним прожила... А не была ли прабабка, земля ей пухом, моей крови?
   Судя по могиле, прабабку и впрямь недолюбливали в деревне - даже спустя столько лет. Невысокий холмик без оградки зарос высокой, жесткой травой. Кое-где виднелись молодые хвойные побеги. Покосившийся, потемневший и растрескавшийся деревянный крест, на котором были вырезаны ФИО и ГР-ГС, едва не рухнул от одного моего прикосновения.
   Чувствуя непонятную тоску в груди, я опустилась на колени и начала вырывать упругие, сухие стебли осоки и костра. Прожить такую долгую жизнь, весьма насыщенную событиями, если подумать. И закончить ее вот так. В полном одиночестве, за казенный счет. Хорошо если в гроб положили, а не сбросили так. Надо бы для нее поминовение заказать...
   Надо бы вернуться, спросить у дедули как она померла. Хотя если б там было что-то необычное, он бы наверняка рассказал. Судя же по его словам, прабабка померла своей смертью, от старости. И чего участковый воду мутил?
   Когда я вышла с кладбища, уже начинало темнеть - сумерки опускались на деревню и окружающий ее лес. По дороге брели коровы, кое-где мальчишки волокли за веревки упрямых коз. Осторожно обходя следы жизнедеятельности двурогой живности, я не заметила, как добралась до дома. Свет у головы все еще не горел, Гришкина бабка как раз загоняла корову в калитку. Мои двое уже стояли во дворе - вместе с понурой Машкой. Выглядела она из рук вон плохо - грязный мятый сарафан, заляпанные землей и навозом резиновые сапоги, всколоченные волосы с длинными колосьями пшеницы.
   - Иди в дом, согрейся, - заметив посиневшие губы девчонки, бросила я, открывая дверь. Машка покорно кивнула и скрылась в сенях. Я загнала коров, покормила, подоила, задала корма курам и только тогда, отряхнув штаны от соломы и корма, вошла следом.
   Девица сидела у затопленной печи, держа на коленях смирившегося со своей участью кота (то бишь обвисшего тряпочкой) и рыдала в три ручья, вытирая лицо кухонным полотенцем. Рев был похож на звуки иерихонской трубы.
   Не отвлекая ее от этого полезного занятия, я открыла заслонку, сунула туда котелок с остатками картошки с капустой, потом вытащила из погреба пяток луковиц и сунула девчонке под нос:
   - На, режь.
   - Зачем? - шмыгнула она носом. Красный опухший нос больше всего выделялся на зареванном лице.
   - Все равно ведь слезы льешь, так хоть по делу будет, - пожала я плечами, забирая кота и перекладывая его на печь. Он приоткрыл зеленый глаз, благодарно муркнул и снова притворился мертвым.
   Пару минут раздавалось растерянное сопение. Я собирала на стол, затеплила свечи, шумно брякнула на плиту чайник, достала чугунок из печи, установив его в центре стола.
   - Нарезала?
   - Нет, - буркнуло дитя, откладывая в сторону луковицы и перемещаясь к столу.
   - Неа, - категорически высказалась я, когда она потянулась за хлебом. - В таком виде за стол не садятся. Иди умойся.
   - Ты злая, - раздалось из сеней. Я хмыкнула.
   - Там расческа на гвоздике, волосы прибери!
   Пока Машка приводила себя в порядок, я разложила ужин по тарелкам и забралась на свою табуретку, прислонившись к стене спиной. В неверном свете свечей комната казалась живой, наполненная тенями и оранжевыми отблесками огня.
   - Ну? Полегчало?
   Девчонка, уже гораздо более симпатичная, хоть и с мокрым до самой груди воротником, кивнула. Судя по тому, с какой целенаправленностью она запустила ложку в котелок, аппетит у нее от горя не пропал.
   - Мать уехала?
   - Угу... - на глаза начали наворачиваться слезы, но жевать и рыдать одновременно весьма проблематично, а рот уже занят картошкой, так что по щекам сбежала пара слезинок и тем дело и ограничилось.
   - Тебя не взяла.
   Тяжкий вздох.
   - А чего тебе, здесь плохо?
   Задумчивое молчание.
   - Бабка тебе лучше матери, никто не обижает, ходи, где хочешь, делай, что попало, - перечислила я, загибая пальцы. - По мне, так пропади он пропадом, этот город.
   Пару минут мы сосредоточенно жевали, таская из миски малосольные огурцы. Окно медленно, но верно запотевало - на улице холодало. Неужели прабабка так и жила - сидела в одиночестве у окна долгими осенними вечерами, отгородившись от враждебного ей мира? Смотрела на фотографии так и не навестившей ее перед смертью дочери?
   По коже, не смотря на жар от печи, расползлись мурашки, а в горле встал ком. Я отложила ложку и потянулась к висевшей на крючке кофте.
   Машка следила за мной с любопытством.
   - Шла бы ты домой, Мань, - когда она доела, я собрала тарелки, опуская их в таз с горячей водой. Вместо этого сунула ей под нос кружку с заваренными травками.
   - Бабушка говорит, что мне к тебе нельзя ходить, - понюхав содержимое кружки и с удовольствием учуяв медовые нотки, заявила девица. - И брать тоже ничего нельзя.
   - Немного поздновато ты об этом вспомнила? - спросила я, моя посуду. Глупости все это. И время сейчас другое и ситуация у меня... Тоже своеобразная.
   Однако мерзкое ощущение дежавю не оставляло меня весь вечер. Проводив осоловело моргающую Машку до калитки, я легла спать, но заснуть не получилось. Мысли были тревожными и какими-то... Паническими.
   Так и не сомкнув глаз, я встала, перекинулась в сенях и через черный ход выбралась из дома. Небо только-только начало светлеть, трава побелела от изморози, а земля на огороде смерзлась в камень и отпечатки моих лап на ней почти не просматривались. Слава богам. Деревня просто сияла тишиной - время, в которое спят абсолютно все, включая младенцев и стариков. Я методично прошлась вдоль дворов беженцев, Гришкиной бабки, Генкиной бабки (сивухой от него разило так, что никакая нечисть не подойдет и на метр), вдовы. К голове не пошла - мало ли кому придет в голову прогуляться по мосту, а тут я. Здоровенная зверюга, только отдаленно похожая на местную дворнягу. Прямо скажем, сходство было весьма символическое и напоминала я скорее английскую борзую, потому что длинные худые ноги остались и в этой ипостаси, а русая коса сохранила колер в шерсти. На остальном сходство с семейством собак и вовсе заканчивалось - клыки подлиннее волчьих, внушительная пасть, вытянутая морда и сверкающие зеленым глаза не оставляли сомнений у очевидцев, что видят они не милого песика, а инфернальную тварь.
   Деваться в таком обличье на мосту было некуда, разве что в реку сигануть, поэтому я собиралась уже развернуться обратно к дому, как вдруг туман над рекой разошелся и мост открылся до самого противоположного берега. По центру катилось тележное колесо.
   Я ошалело села на хвост, вытаращившись на этот феномен. Удивить меня колесом, пусть и тележным, довольно сложно. Проблема была в том, что мост был выгнут дугой, а колесу это никак не мешало, словно где-то сверху располагалась невидимая телега с лошадьми. Одноколесная, потому что это воплощение абсурда периодически вихляло в стороны, подскакивало, но продолжало целеустремленно двигаться к нашему берегу.
   Очнулась я, только когда колесо перевалило верхнюю точку моста и ощутимо ускорилось. Задом сдав назад, я втиснулась под основание моста, надеясь, что маневр оказался незамеченным, и затихла.
   Обитая железом деревянная ость прогремела над моей головой и покатилась дальше по дороге. На перекрестке свернула, покрутилась у дома Гришкиной бабки, словно в растерянности поводя ободом, и покатилась обратно. Я не шевелилась, хотя холка ощутимо чесалась - на загривок насыпалась труха и земля.
   Очччень интересно.
   Столь целеустремленных колес мне видеть прежде не доводилось.
   Когда последние звуки затихли, я осторожно выбралась наружу, брезгливо отряхиваясь, и огородами потрусила домой. Всю меланхолию как рукой сняло.
  
   ГЛАВА 6
   Гришка отнесся к моему рассказу весьма недоверчиво.
   Вечером того же дня он решил все же заглянуть ко мне на огонек после недельного отсутствия. Скорее всего, причиной тому была обычная скука - зарядивший пополам со снегом дождь загнал всех обитателей деревни на теплые печи, большая часть работы для мужиков до весны закончилась, так что самое время усидеть при свете свечей бутылочку вина.
   Свечи у меня были, вино вполне успешно заменял горячий чай, но было не до романтики. Все еще под впечатлением от увиденного, я эмоционально брякнула на стол ступку и сыпанула туда горсть земляничных листьев. Каменный пестик в моих руках выглядел довольно опасно и Гришка отодвинулся на полметра.
   - Я не говорю, что ты врешь. Но туман, темно было, опять же....
   - Я довольно хорошо вижу даже в полной темноте, - с нажимом ответила я, яростно толча травы. По дому пополз тяжелый травяной дух, заставив парня сморщиться и чихнуть. - И не страдаю галлюцинациями.
   - Какого лешего ты вообще делала в четыре утра на мосту? - недоуменно покрутил головой Гришка.
   - Отдыхала, - огрызнулась я, добавляя чемерицы. Непонятные колеса на моем хуторе вызывали скорее не страх, а праведное негодование. Я уже как-то привыкла считать эту территорию своей.
   Когда травы истолклись в кашу, я налила в ступку воды из реки и тщательно перемешала.
   - Что ты делаешь? - явно желая сменить тему (не поверил!) спросил парень.
   - Для тебя, дурака, - раздраженно пояснила, - Давно желудок не болел?
   Он сник.
   - И я должен это пить?
   Я не ответила. Куда он денется?
   - Я за тобой в три часа зайду, чтоб не вздумал проспать.
   - Нет... - простонал тот, закрывая лицо руками. - Ты опять? Ну какие колеса?! Алиса, ты в своем уме?
   - Тележные, - невозмутимо переливая получившуюся смесь в кастрюльку и ставя на печь, ответила я. Огонек стоявшей рядом на приступке свечи неуверенно затрепетал от резких движений. - Ну чего тебе стоит? Если ничего не будет, так и я скажу, что дура и пойду спать. А если все же оно есть, то надо разобраться!
   К слову о "разобраться".
   - Ты участкового давно видел?
   Недовольно крутивший носом (запах из кастрюли и правда был мерзкий) Гришка прищурился:
   - А что? Соскучилась?
   Я скептически хмыкнула. Нет, на самом деле. Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Мне было спокойнее, когда я знаю, где носит нашего участкового, хотя бы для того, чтобы меня саму не занесло туда же.
   - В Колосовке. Там, говорят, собак начали красть. Местный заводчик уже трех сук потерял, - Гришка потянулся, как кот. Было видно, что на колосовских псов ему плевать с высокой колокольни. Пока я процеживала взвар, он зачерпнул еще из чугунка с остывшей уже картошкой и смачно захрустел огурцом. - Вот он и поехал. Считай, почти неделю уже там сидит. Видно, собачьи воры оказались не по зубам.
   Я заподозрила, что Гришка приложил руку к исчезновению псов. Хотя, может, это просто их извечное брехание друг на друга.
   - Пей, - кружка с процеженным отваром брякнулась перед парнем. Он трагично вздохнул.
   - Может, хоть меда...
   - Пей, пока я туда белены не добавила! - разозлилась я. Заботишься о нем, заботишься...
   К трем часам Гришка уже стоял, приплясывая, около калитки. Вытянутые на коленях спортивные штаны и дутая куртка придавали ему вид сельского учителя физкультуры. Я недовольно покачала головой и отправила переодеваться. Нашел в чем залегать, да его куртку за километр видно.
   В канаве мы угнездились уже ближе к четырем. Все это время я нещадно ругалась, уже жалея, что позвала идиота с собой. То куртки нет, то солома через штаны колется, то лягушки квакают. Какие, к чертям собачьим, лягушки в середине октября, да еще после таких морозов?
   Осени в этом году, почитай, и не было. Теплый сентябрь сменился неожиданно холодным октябрем, когда низкие тучи то и дело сыпали мелкой снежной крупой вперемежку с дождем, а земля под ногами смерзалась в камень. По утрам лужи на дорогах покрывались ледком. К середине октября лед уже не таял. В редкие солнечные дни деревенские пытались успеть все, что не успели за сентябрь.
   Но в канаве и правда было холодно, хоть я и надела под куртку свитер, какой-то могильный холод тянулся от земли. У Гришки вообще зуб на зуб не попадал. В этот раз я перекидываться не стала - лучше будет, если он так и не узнает что я такое.
   - Ну, долго нам еще тут яйца отмораживать? - зудел парень над моим ухом. Я сцепила зубы и прошипела:
   - До рассвета, а если не заткнешься, то вообще тут останешься!
   На самом деле я не была уверена в том, что вчерашний кульбит повторится. Но проверить не помешает, правда?
   Сегодня туман был еще гуще, особенно сгустившись в оврагах и ямах, так что наша маскировка, в общем-то, была и не нужна - разглядеть что-то в таком киселе попросту невозможно. Зато нам было отлично видно дорогу. Ну, мне так точно.
   Спустя полчаса, отморозив если не яйца, то яичники точно, я различила скрип. У нас, оборотней, очень хороший слух, но еще лучше - память. Однажды увидев травку, я уже не забуду ее свойств, так же, как услышав звук, невозможно забыть чему он принадлежал.
   Я толкнула Гришку локтем, заставив резко всхрапнуть (идиот!) и ткнула пальцем в сторону моста.
   Из тумана, неспешно, но целеустремленно, катилось колесо.
   - Охре... - начал этот болван. Я поспешно зажала ему рот. К счастью, тот кисель, в котором мы лежали, отлично скрадывал звуки. Даже мой слух едва различал скрип спиц.
   Точно так же, как и вчера, колесо остановилось у дома Гришкиной бабки, словно берущая след собака покрутилось из стороны в сторону и уверенно покатило в противоположном направлении.
   - Куда это оно? - озадачилась я, высовывая голову из канавы.
   Гришка, не отвечая, пристально наблюдал. В растрепанных волосах застряла сухая трава. Глаза его тревожно сузились.
   Я растерянно смотрела. Объект нашего внимания тем временем скрылся в тумане. Я опустилась обратно, приготовившись ждать, но тут Гришка подорвался с места, каким-то диким скачком взвился в воздух и сиганул в туман.
   Реакция у меня хорошая, хоть я в первую секунду опешила, не ожидая от этого увальня такой прыти, однако, опомнившись, все же рванула следом, очень жалея, что не превратилась. Как человек я мало чем отличаюсь от обычной женщины - разве что в темноте лучше вижу. Искать что-то в таком тумане было бесполезно даже во второй ипостаси. Я рухнула в канаву через дорогу и только тогда обнаружила Гришку. Он, изредка поднимая голову, перебежками двигался в сторону еле слышного скрипа колеса. Я молча, но злобно двинулась следом. Кой черт его сюда понес? Дождались бы у моста...
  
   Колесо тем временем подкатилось к дому вдовы и снова замерло. В абсолютной предутренней тишине казалось, даже воздух застыл в тревожном ожидании. У меня засосало под ложечкой, на шее поднялись дыбом волоски. Даже туман, казалось, разошелся в стороны. Предчувствуя нехорошее, я цапнула Гришку за шиворот, утаскивая вниз и в ту же секунду раздался звучный "Боммммм!". Словно ударили по пустой чугунной кастрюле - звук хорошо ощутимыми волнами разошелся далеко над нашими головами. У меня заложило уши, у Гришки даже глаза в кучку съехались - его явно зацепило еще и магическим откатом.
   Как только появилась возможность нормально дышать, я звучно заехала парню по скуле, выбивая остатки звука, и мы дружно высунули головы из канавы. Колеса не было. Далекий скрип быстро стих. Туман снова сомкнулся над нашими головами.
  
   ***
   - Чт-то эт-то было? - все еще заикаясь, в который раз спросил парень.
   Мы сидели у головы на кухне. Я хотела вернуться к себе, но этот болван подскочил как ужаленный и помчался к мосту, хотя и дураку ясно, по такой погоде (да и солнце еще не взошло!) искать можно до посинения.
   Конечно, не нашел. Я трусила следом, кляня его на всех доступных языках и тоскливо прикидывая, что проще было бы стукнуть парня по макушке.
   - Ведьма, - резко обернувшись на скрип половиц, я увидела сонно всколоченного голову. Брови у него медленно поднимались. Еще бы. Пять утра.
   - Опять?! - подскочил Гришка. - Алиса!
   - Ну, здесь я тебя обрадую, вряд ли дело в тебе, - я все же села, сжимая в руках кружку с дымящимся кофе. Спать не хотелось, хотелось все обдумать, но Гришке явно не терпелось вздернуть ведьму на ближайшей осине. - Возможно, она просто терпеть не может хуторских? Не смогла сжить тебя, пошла дальше по списку. Скоро до Генки доберется.
   В последовавшей за этим молчаливой неловкости я разглядела подтекст и подняла голову.
   - Ммм?
   Парень, явно смущенный, отвел глаза.
   - Что? - нетерпеливо переспросила я, кивая голове, чтобы он, наконец, сел и перестал маячить над плечом.
   - Ну, Даша...В общем, мы...
   Да... Знала я, что деревенские ораторскими искусствами не блещут, но чтобы язык отнимался? Хотя тут и так все понятно, по красной роже и робкой улыбке, которую очень странно было видеть на его потрепанной физиономии.
   Я уже открыла было рот, чтобы это прокомментировать, но тут голова очнулся, напустившись на сына. Непонятно только, чего в его словах было больше - радости, что беспутное чадо наконец обрело спутницу жизни или возмущения, что родной отец узнает об этом в последнюю очередь.
   Философски пожав плечами, я отправилась жарить яичницу и варить кофе. Заодно обдумала наше положение.
   Итак. Ведьма имеет полный набор клыков на Гришку и его отца. Страдают даже те, кто к ним имеет весьма косвенное отношение - поскольку раньше на вдове я никаких порч не замечала, сегодняшнее выступление было явным следствием их начавшихся отношений. Бабка Гришки, что показательно, ничем не страдает.
   - Гриш?
   Парень, увлеченный спором с отцом, вздрогнул. До сих пор по имени я его не называла.
   - А ты к бабке давно переехал?
   - Да с год наверное, а чего? - он настороженно уставился на меня. - Если что, я с Дашкой только с недавнего, раньше не было...
   С год. А сущность на него наслали, дай бог памяти...
   - Пить когда начал?
   - Третий год, - голова тоже решил на время оставить выяснение отношений.
   И что у нас выходит? Бабку отбрасываем, как несущественную деталь.
   - Она старая совсем стала, глюки словила - видит, говорит, чертей по ночам. Они ей огород перекапывают, - захихикав, пояснил парень. - Вот меня отец туда и отправил. Чертей, значит, разгонять...
   - И как? - заинтересовалась я.
   - Разогнал, больше не появлялись, - невозмутимо ответил тот.
   Я закусила губу. Еще неизвестно кто хуже - черти на огороде или пьяный в дробину Гришка в одном доме.
   Неожиданно зазвеневший будильник заставил всех вздрогнуть. Я подняла глаза от сложенных замком рук, с некоторым удивлением обнаружив, что на улице давно рассвело и петухи уже надрывают глотки. А, чтоб вас...
   - В общем, так, - отставив в сторону так и не допитую кружку с кофе, я встала и потянулась за сброшенной курткой. - Сегодня я переночую у вас. Засядем на этом берегу и посмотрим, откуда колесо прикатится.
   - Думаешь, оно снова вылезет? После такого-то? - скептически осведомился Гришка, тоже поднимаясь из-за стола.
   - Есть другие варианты? - изогнула я бровь. Вариантов не было.
   - Алиса... - он решился уже, когда дверь за мной почти захлопнулась. Я придержала ее кончиками пальцев, впуская в натопленный дом утренний холод. - А Дашей-то что? Поможешь?
   - Чем смогу, - суховато отозвалась я, и дверь захлопнула. Вся ситуация мне ужасно не нравилась. Предположим, я бы в любом случае помогла - детей жалко. Но с другой стороны - начинать активные действия, значит привлечь к себе пристальное внимание ведьмы. Она наверняка после сегодняшнего фиаско догадалась уже, чьих рук, то бишь лап, это дело. Только пока не знает, кого именно. Репутация местной ведьмы наверняка сыграла мне на руку - кто может предположить, что оборотень притворяется колдуном лишь бы ему дали спокойно пожить?
   Проблема в том, что если я начну открытые военные действия, вся конспирация полетит к чертям.
   Но... детей ведь жалко.
   Тьфу.
   Оказавшись на улице, я зябко завернулась в куртку и потрусила на свой берег - дел невпроворот, на дворе конец октября, самое время для простуд и прострелов, а у меня даже мази никакой нет. Впрочем, заняться целительскими делами сразу не получилось: пока провозилась со скотиной, солнце поднялось высоко, растопив лед и превратив подсохшую было сельскую дорогу в кашу. Соседские свиньи радостно рылись в грязи, похрюкивая и повизгивая. Машка с не менее счастливым видом сидела на моем заборе и передразнивала хрюшек, заливаясь хохотом, когда они недоуменно поводили рыльцами на странные звуки. Но едва я попыталась незаметно проскользнуть на задний двор, дабы уйти в лес огородами, она тут же спохватилась:
   - Теть Лиса! Тетя! - завопила девица, едва не навернувшись с забора. Торопливо соскользнув с него (прямиком в засохшие стебли подсолнечника, недовольно зашелестевшие листьями), она подскочила ко мне: - А правда говорят, вы Гришку приворожили?!
   - Чего? - изумилась я. Завернутая в старое одеяло банка с остатками медвежьего жира едва не выскользнула из рук.
   - Ну, вы же ведьма? - принялось втолковывать дитя.
   - С чего ты взяла? - я и раньше знала о слухах, но Машка до сих пор претензий не предъявляла.
   - Так бабка говорит, - пожала плечами девица. Спорить с бабкой было бесполезно. - А Генка сказал, что вы его пытались приро... пиро... при-во-ро-жить, во! И не смогли, и тогда за Гришку взялись, потому что у него папаша в сельсовете...
   Из всего этого бреда я вычленила кое-что очень интересное:
   - Мань, - задумчиво почесав замерзший нос, спросила я, - а ты когда с Генкой-то общалась?
   - А он к бабке за самогонкой ходит, - бессовестно сдала Машка. - Ну так что?
   - Что?
   - Правда?
   - Нет.
   Выпроводив девчонку, я поменяла планы. Одно дело, когда распускают слухи о ведьме и совсем другое - когда чешут язык в попытке выдать желаемое за действительное. Генка ко мне и на километр не приближается - знает, гад, что я его с потрохами съем - а за спиной почему бы и не посудачить? Ну уж нет. Мое терпение лопнуло.
   Найти великовозрастного оболтуса оказалось не так-то легко. На хуторе его не было, даже запах и тот застарелый, позавчерашний, пришлось идти на другой берег. Гришка на мой вопрос только пожал плечами:
   - А черт его знает, я его уже пару недель не видел... Он после сенокоса в запой ушел... А после того, как... Ну, в общем, мы не особо сейчас ладим.
   - Ну не один же он пьет? - логично предположила я, выдыхая клубы пара, словно дракон. День медленно, но верно начал клониться к вечеру и солнце, заходившее теперь рано, едва грело, хоть и заливало окрестности пылающим золотом, словно в последний раз. Тонкая нитка облаков на горизонте светилась розовым, предвещая морозы. В дом я заходить не хотела, наслаждаясь последними ясными деньками, а потому Гришка вышел на крыльцо. Никита Алексеевич шумно плескался в бане, судя по звукам, только что опрокинув на себя бадью с ледяной водой. Я только вздохнула - лечишь их, лечишь...
   - Ну, мы раньше иногда у Петьки сидели, - пожал плечами парень, шумно скребя давно не бритый подбородок. - На том конце села, у храма. Только там вечно всякая шушера собирается, не ходила бы ты... Хоть участкового возьми, что ли?
   - А он вернулся? - спохватилась я, уже отойдя шагов на десять.
   Как оказалось, не только вернулся, но и успел меня опередить. Когда я вошла в пункт полиции, в маленькой клетушке метр на два, отгороженной от остального мира толстыми прутьями решетки, сидел Генка. Запитое лицо помимо следов пьянства могло похвастаться еще и парочкой синяков, лиловеющим распухшим носом и разбитой губой. Костяшки тоже кровоточили, грязная фиолетовая куртка была порвана в двух местах и оттуда торчали серые от грязи куски синтепона. Напротив него склонился над столом участковый. Выглядел он не лучшим образом: встрепанные волосы стояли торчком, форма измялась, а с щеки на шею уходил длинный порез с уже запекшейся коркой крови.
   Ноздри у меня затрепетали от убийственной смеси запахов крови и немытого тела. Я остановилась в дверях, восстанавливая контроль над второй ипостасью и стараясь дышать ртом. Впрочем, скрипучие двери тут же выдали мое появление, с отчетливым хлопком захлопнувшись за спиной. Ржавая старая пружина ехидно задрожала.
   Участковый, недовольно обернувшись на нежданного посетителя, изумленно вскинул брови. Хмурую гримасу сменила счастливая улыбка.
   - Алиса Архиповна?! Вот так сюрприз... Чем обязан?
   Я не слишком уверенно шагнула к нему, тронутая столь явным ко мне расположением. Отчего-то казалось, он и с преступниками будет столь же добродушен, сколь неизменно был ко мне. Видеть, что это далеко не так, было странно и волнующе - что совершенно не к месту. Неожиданно охрипнув, я откашлялась, продолжая смотреть на него - командировка явно была не из легких, под глазами залегли темные круги, он осунулся и хотя был рад меня видеть, заметно, что появление мое совсем не вовремя.
   - Да вот, искала кое-кого, - прикидывая, стоит ли рассказывать ему об очередном витке наших отношений с Генкой, я мрачно кивнула на узника. Тот угрюмо показал средний палец. - Но, как вижу, вы его уже нашли. Оперативно работаете, участковый.
   - Что он еще натворил? - вздохнул Алексей Михайлович, выдавая мне чистый лист и выцветшую, с погрызенным колпачком, ручку. Я брезгливо отказалась:
   - Ничего такого, что нельзя было бы решить полюбовно. Правда, Геночка?
   Геночка скривился:
   - Слышь, стерва, ты бы не зарывалась...
   - За что он здесь? - не обратив внимания на его слова, я любопытно сунула нос в видавший виды компьютер участкового. Увидеть, что именно написано не удалось - файл с отчетом тут же закрылся.
   - Любопытство сгубило кошку, слышали такую поговорку? - хмуро поинтересовался участковый, вставая из-за стола. Подхватив за локоть, он увлек меня за угол, где оказалась еще одна дверь, а за ней - собственно, жилище. Небольшая чистая кухня, на которой явно редко готовили и столь же пустая спальня через стену, с разбросанными по полу носками и висевшим на двери полотенцем.
   Неуловимо покраснев, он сдернул полотенце и захлопнул дверь в спальню. Я фыркнула.
   - Что у вас случилось, Алиса Архиповна? - брякнув на плиту затянутый патиной чайник, он покосился на себя в зеркало и скрылся за перегородкой в углу. Послышался звук льющейся воды - очевидно, там стоял умывальник.
   - Ничего, - я пожала плечами, устраиваясь за столом у еле теплой батареи. С легкой ревностью задалась вопросом: если он часто и надолго уезжает, кто топит печь, чтобы не выстудить дом?
   Мысль эта была неприятной и заставила меня помрачнеть.
   - И вы просто так, поболтать с задержанным решили? - одной рукой приглаживая влажные волосы, он подхватил с плиты закипающий чайник, поставил на стол две кружки, тут же наполнив их кипятком. - Чай или кофе?
   - Чай, - отозвалась я. В кружку плюхнулся одноразовый чайный пакетик, заставив поморщиться.
   - Ну, извините, ваших сборов у меня нет, - развел руками Алексей Михайлович, усаживаясь рядом. Устало облокотился на стол, обхватив пальцами дымящуюся кружку.
   Мне стало совестно - ему выспаться бы, да поесть нормально, а я тут со своими глупостями...
   - Я же не знала, что он задержанный, - заметила я, запуская ложечку в миску с медом. А вот мед был отличный - разнотравье, без всяких примесей, явно покупал не на рынке и не в магазине. Такой мед только своим отдают, кто не имеет за душой злого умысла. - Я вообще зашла, Гришка сказал, что у некоего Петьки вся местная алкота собирается, просил вас взять в качестве поддержки...
   - А вам они зачем? - мученически простонал участковый.
   - Генку найти, - терпеливо пояснила я. - Поговорить надо было. Я зашла к вам, а вы уже его в клетку посадили.
   - О чем поговорить? - настойчиво продолжил Алексей Михайлович. Я вскинула одну бровь.
   - Это допрос?
   - Алиса Архиповна! - с рычащими нотками в голосе предупредил мужчина. Я вздохнула. - Не доводите до греха, ему тюрьма грозит, подельника не выдает, а тут вы со своими тайнами! Говорите прямо, а не то...
   - А не то что? - выразительно скрестив руки на груди, я откинулась на тихо скрипнувшем стуле. - И меня посадите? На каких основаниях, интересно?
   Мы молча смерили друг друга взглядами. Мой был с намеком на грядущую бурю, его - уставший и упрямый.
   - Или говорите или уходите с богом, - наконец, сдался он, отставляя не допитый чай и вставая. - У меня еще дел невпроворот.
   Я ушла. Глупо, конечно, вышло.
   Постояла на крыльце, задумчиво разглядывая опавшие листья под ногами - половина втоптана в замерзшую грязь и останется там до весны. Поскольку возмездие временно откладывается, можно было все-таки добраться до леса и заняться мазью от прострела, но мне неожиданно вспомнилось кое-что еще. Решительно застегнув куртку и сунув замерзший нос в воротник, я зашагала к храму. В воздухе пахло костром - над домами висела легкая пелена, от сотен курившихся дымком печей. Храм находился ближе к правому краю деревни, почти у самой реки - пылающие на солнце позолоченные купола было видно далеко и с поиском проблем не возникло. Подходила я не то чтобы с опаской, но с осторожностью. Хотя я не встречала действительно освященных церквей, мало ли что могло быть здесь, в глухомани?
   Но нет. Войдя на огороженную низким деревянным заборчиком территорию божьего дома, я остановилась, прислушалась к себе, никаких изменений не обнаружила и уже спокойно отправилась к новенькому, из красного кирпича строению. Тяжелые деревянные двери были закрыты, но не заперты, а потому и внутрь я зашла спокойно. В полумраке одуряюще пахло свечным воском, ладаном и потом - очевидно, служба только закончилась. Прихожане уже разошлись, а потому молодой, не разменявший еще четвертый десяток, попик меня заметил сразу. Я смерила его настороженным взглядом: редкая бороденка, которую он безуспешно пытался подбить, чтобы казаться старше, густые темные волосы собраны в аккуратный хвост, открывая высокий, с залысинами, лоб, что придавало ему вид одновременно чванливый и беспомощный. Карие глаза при виде меня чуть сощурились, хотя взгляд остался спокойным. Я тоже расслабилась: не фанатик и не грешник, этот будет делать свою работу и следить за паствой, но дальше церкви носа не покажет. Идеальный вариант. Святостью, разумеется, тут и не пахло.
   На столике у дверей были разложены свечи, несколько книжиц с ценниками и серебряные кресты. Небрежно повертев в руках тяжелую витую серебряную цепочку (пальцы даже покалывать не начало, явно куча примесей в серебре), я повернулась к священнику:
   - Могу я заказать поминовение?
   - Конечно, фамилию, имя скажите? - засуетился он.
   - Лидия Петровна Вальдштейн, - с трудом вспомнив ее фамилию, назвала я. Уже приготовившийся записывать, попик поднял на меня глаза. В полумраке не поручилась бы, но в них читался испуг.
   - Что опять? - недовольно поинтересовалась я, уже начиная задыхаться от смеси запахов ладана, дыма и пота.
   - Нет, нет, ничего такого, - замялся отец Дмитрий, в то время как его пальцы нервно поглаживали крест. - Просто, вы ее хорошо знали?
   - Нет, - пожала я плечами, - Думаю, вы знали ее лучше?
   Спрашивала с иронией, сильно сомневаясь, что бабка была воцерковленной, но ответ получила неожиданный:
   - Она часто приходила, - огорошил он меня. - Я тут уже пять лет, но она в последний год чуть не каждый день бывала. На службы не ходила, все больше в часовне сидела.
   - Какой часовне? - стоически спросила я, стараясь дышать ртом. Нет, ладан для меня не ядовит, как и другие церковные штучки, потому как святости в попике не было ни на грош, но чувствительное обоняние оборотня эти запахи убивали.
   - На кладбище, на том конце села, - пояснил отец Дмитрий. Видно, что-то такое мелькнуло у меня на лице, потому что он подхватил меня под локоть и вывел из церкви. С наслаждением вдохнув чистый воздух, я снова обратила все внимание на стоявшего рядом мужчину.
   - Ваша бабушка тоже не могла сюда ходить, говорила, аллергия на ладан, это у вас, наверное, семейное? - продолжил он, - Лидия Петровна ходила в часовню, она у нас не закрывается, потому что красть там, строго говоря, абсолютно нечего... Иногда еще туда старый батюшка приходит, присматривает...
   - Вы с ней говорили? - зябко сунув руки в карманы куртки, я застыла на утопающем в тенях крыльце.
   - Она похороны заказывала.
   - Чьи? - опешила я.
   - Свои, - хмыкнул священник и кивнул, заметив мои взлетевшие брови: - Я ей, конечно, отказался помогать, сказал, что смерть звать негоже, но она упрямая была, могилу себе заказала, все купила и главное, чуть-чуть не успела гроб дождаться.
   В опустившихся синеватых сумерках я мне стало не по себе. Неужто бабка вправду смерти ждала? Значит, не врут легенды и сильные оборотни кончину чувствуют? А если так, почему не успела?
   - Гробовщик до сих пор ругается, - отец Дмитрий усмехнулся в редкие усики. - Куда говорит, ящик этот железный теперь девать? Похоронили-то ее в обычном, одном из готовых... Да и потом, все помягче заказывают, а она... Суровая была, что сказать. Земля ей пухом...
   Из церкви я умчалась так, словно за мной гнались все адские псы разом. Впервые пожалела, что нет за плечами никого сильнее, да хоть бы того же участкового! Возвращаться в пустой темный дом было откровенно страшно, хотя я и знала, что мои метки ни одна нежить не переступит. Перед глазами так и стояла картина бессильно мечущейся по дому бабки в предчувствии скорой смерти. Оборотни не подвластны магии, пока живы, но мертвый оборотень - совсем другое дело. Из нас получаются отличные, сильные и послушные слуги, немертвые, жаждущие крови вурдалаки. Единственный способ защитить могилу от посягательств - заковать труп в железо. Оно вытянет силу, оставит пустую оболочку, ни на что не годную. Я о таком только слышала: знакомые оборотни тщательно скрывали свою сущность и, слава богам, были до сих пор живы. Но если она так озаботилась гробом, значит, подозревала, что тело не оставят в покое?
   Нужно было это проверить.
   Перехватив по дороге Машку, я перепоручила свою живность в ее руки, подхватила лопату и помчалась обратно. Редкие встречные прохожие смотрели с недоумением - нормальный человек уже весь сельскохозяйственный инвентарь в сарай до весны забросил, а лопату тем более - земля мерзлая, ледяная, такую захочешь - не пробьешь. С сомнением покосившись на дом головы, я от помощи Гришки отказалась. Вопросов такое действо вызовет массу, а отвечать на них мне очень не хотелось.
   К кладбищу я подошла в последних лучах солнца. Оно заливало кресты оранжевым сиянием, заставляя железо пылать. Здесь, на окраине, по соседству с подступающим лесом - еще не заповедным, но уже густым - холод ощущался сильнее. Легкий в деревне ветерок гулял по пустой дороге, заставляя меня ежиться. Поэтому на кладбище я вошла с радостью, укрывшись среди памятников. Людей не было, часовня у входа зияла темными окнами - молодой попик не доходил сюда, даже опавшие листья на крыльце не тронуты. Не удивлюсь, если моя бабка была здесь последней. Откровенно томясь перспективой прослыть гробокопательницей, я с трудом открыла дверь в часовню (ржавые петли заскрежетали и едва не рассыпались) и шагнула в пахнущую ладаном и пылью темноту. Внутри часовня оказалась еще меньше, чем казалась снаружи - окна были глубоко утоплены в каменные, толстые стены - сейчас такие не делают, скорее всего, она еще екатерининских времен, а после просто обложили снаружи кирпичом. В самой глубине висели две потемневшие от времени иконы - разглядеть, кто именно на них изображен возможным не представлялось, но едва я приблизилась (довольно беспечно, надо сказать), чтобы рассмотреть их получше, как лицо опалило нестерпимым жаром, заставив с воплем шарахнуться обратно к дверям. Изумленно выдохнув, я застыла, прижавшись лопатками к холодным дверям. Святые! Святые иконы! Черт возьми, не думала, что когда-нибудь встречу хоть что-то подобное. Восхищение во мне боролось с опасением и страхом. Нервно ощупав себя и обнаружив ресницы и брови на месте, я откашлялась, все еще чувствуя в горле огонь. Сомнений в том, что, окажись я чуть ближе и остались бы от оборотня одни уголечки, не возникло. Охваченная каким-то священным трепетом, я сделала шаг вперед, нервно вытерла вспотевшие несмотря на холод ладони и протянула руку в сторону иконы. Кончики пальцев начало жечь, когда расстояние сократилось до метра.
   - Зараза, - пробормотала я, тряся обожженными пальцами. - Откуда ты тут взялась?
   Пораженно бухнувшись на рассохшуюся скамью (в воздух взметнулось облачко пыли), я уставилась на одну единственную свечу в кандиле. Ее давно потухший огарок сиротливо смотрелся в большом подсвечнике.
   Ну не бабка же свечи ставила? Хотя могла бы - кандило находилось более, чем в метре от икон. Только вот я еще не встречала воцерковленного оборотня. Не потому, что мы злые или в бога не верим. Как не верить, когда ты регулярно обрастаешь шерстью и можешь сгореть от прикосновения к иконе? Просто святости в мире все меньше - я вот вообще впервые столкнулась.
   Под ногами брякнула лопата, заставив меня вздрогнуть и прийти в себя. Ладно, со святыми иконами разберемся позже, сейчас у нас другие заботы.
   Неохотно подобрав свой "инструмент", я вышла из часовни. За потраченное на религиозные изыскания время солнце успело сесть - небо окрасилось в сиренево-синие угасающие тона и земля погрузилась в полутьму.
   Отлично, в такое время меня точно никто не заметит.
   Решительно шагая к окраине кладбища, я старалась не думать о том, что этот факт может обернуться против меня.
   Первый подкоп дался обманчиво легко - воткнув лопату до середины, я, чувствуя себя живодеркой, подняла ком земли и отбросила его в сторону. Хорошо еще, не так давно я всю траву вырвала - не приходится сейчас выдирать. А вообще странно, ведь я и тогда ничего не почувствовала, хотя провела на могиле добрых три часа. И теперь не чую - для эксперимента я зарылась голой рукой в землю и застыла, прикрыв глаза. Либо все спокойно, либо вылезло оно уже давно и обратно не возвращалось.
   Тяжко вздохнув, я отряхнула руку от земли и продолжила гробокопательство.
   Стемнело. Над деревней взошел узкий серп убывающего месяца - желтый, словно лимон. Под его льющимся бледным светом кладбище казалось застывшим. Если бы не одна сгорбленная фигура, с руганью выбрасывающая из разрытой могилы комья земли. На кресте, словно на вешалке, повисла куртка. Любопытные вороны расселись рядочком вдоль оградки и изредка прикаркивали, словно поторапливая.
   До гроба осталось совсем чуть-чуть - я уже чувствовала, как земля прогибается под моими ногами и заработала усерднее. Пот лил градом - кофта вымокла насквозь, джинсы стали черными от грязи, не говоря уже о лице и руках. Я зарычала от злости - если бросить теперь, сил начать снова у меня не хватит, а ведь нужно еще привести все в порядок, чтобы сторож (буде таковой имеется) утром ничего не заметил.
   Наконец, когда я была уже готова плюнуть и рухнуть, кончик лопаты тюкнул обо что-то твердое.
   - Наконец-то.
   Отбросив ненужную лопату, я руками разгребла остатки земли, убедилась, что гроб деревянный и откинула подгнившую крышку.
   В гробу лежали кости.
   Если кто-то сейчас удивляется, с какой стати я обращаю на это внимание, хочу напомнить, что человеческому телу требуется гораздо больше одного года, чтобы плоть истлела и обнажила скелет. И уж тем более, вы никогда не найдете в могиле голый костяк без признаков кожи, мяса или хотя бы клочков одежды.
  
Эти кости выглядели так, словно их сняли с постамента в музее - белые, абсолютно чистые. Лежащие ровно, словно их укладывали уже после того, как гроб опустили в землю. Присев на корточки, я прихватила скелет за ногу и присмотрелась. На костях ощущались сходящиеся к низу бороздки - такие остаются, когда мы кусаем кусок мяса и попадаем зубами на кость.
   Меня пробрало холодом до самых печенок. Внезапно послышался какой-то шорох, а я поняла, что стою в могиле на глубине двух метров - в яме, где даже защититься нормально не получится. Торопливо выкарабкавшись оттуда, я подозрительно огляделась, но шуршать могло что угодно - поднявшийся ветер шевелил сухие листья деревьев, раскачивал жесткие стебли осоки, заставлял ворон зябко переступать лапами по забору, недовольно клокоча. Меня это мало успокоило - резкие чернильные тени не давали увидеть, что находится за крестами или памятниками, не говоря уже о подступающем лесе. Нервно выдохнув, я, лопатками чувствуя подступающую опасность, принялась закапывать могилу, продолжая прислушиваться к каждому звуку.
   Бабки в могиле не было - это и ежу понятно. Даже при похоронах не было - иначе запах тления я бы учуяла, он так просто не выветривается. А значит, кости положили в гроб осознанно и кто-то наверняка об этом знал. Кто?
   Участковый знал совершенно точно - иначе не пытался предупредить таким дурацким способом. Чьи это кости? Я очень надеялась, что не покойной бабки, иначе получается, что она умерла задолго до того, как ее похоронили. И кто-то СЬЕЛ ее...
   Меня затошнило. Великие боги, что творится в этой деревне?! Даже оборотню покоя нет. Ведьмы, кишащий тварями заповедник, съеденные оборотни!
   В деревню я возвращалась осторожно, но стремительно, держа в зубах лопату - она периодически выпадала у меня из пасти, но это лучше, чем если бы меня встретили на улице в четвертом часу утра грязную, с дикими глазами и лопатой наперевес.
   Мимо дома участкового я прошла с особой осторожностью, хотя свет там не горел. Меня глодали смутные, переходящие в нехорошую уверенность подозрения, что он в этих делах замешан по самые уши, а значит и доверять ему ни в коем случае нельзя. Вот тебе и милая улыбка и добрые серые глаза.
   Я перебралась на мост, обиженно сопя и размышляя о несправедливости жизни. Туман и темнота надежно скрывали меня от чужих глаз, а потому трусила по насту я довольно беспечно, за что и поплатилась.
   Глухое, клокочущее рычание вывело меня из задумчивости. Все еще не ожидая подвоха, я вскинула морду и на секунду застыла: передо мной, буквально в полутора метрах, стояла тварь. На обычного оборотня она была мало похожа, как, впрочем, и на вурдалака - те обычно поменьше, да и тощие, как упыри, а это было выше меня в холке, мохнатое, как медведь и с пастью от уха до уха полной острых клыков. Сразу было видно, что он не вегетарианец.
   Меня спас туман - тварь явно не ожидала увидеть меня и встреча произошла к обоюдному удивлению, поэтому, пока она приходила в себя (все-таки мозгов у оборотней больше!), я развернулась и задала стрекача, мгновенно затерявшись в тумане. Гулкий, пробирающий до костей вой раздался за спиной. Я мчалась по мосту, судорожно соображая, что делать дальше. Вести гадину в деревню очень не хотелось, но тяжелое приближающееся дыхание за спиной требовало решительных действий - тварь оказалась куда как быстра, нагоняя меня в считанные секунды. Оглянувшись, я обнаружила ее у себя за спиной - в тот же миг заднюю левую лапу резануло болью - клыки гадины распороли бедро, словно масло. Взвыв, я крутанулась на месте, выдираясь из захвата, но обоим было понятно, что это не надолго. Поэтому я сделала единственное, что пришло в голову - в прыжке перехватила тварь за холку зубами (тяжелая лопата, про которую я абсолютно забыла, вывалилась из пасти и завершающе тюкнула ей черенком по макушке) и, тяжело оттолкнувшись задними лапами, боком прыгнула в реку, утаскивая за собой ее.
   Хрупкая пленка только начавшего формироваться льда проломилась под нами, как бумага. Мы рухнули в ледяную, черную воду, мгновенно погрузившись почти до самого дна. Сердце от холода едва не выскочило наружу, но я продолжала держать гадину за горло, понимая, что это единственный шанс - она была сильнее и крупнее меня, тяжелее раза в два, а значит и плавала гораздо хуже. Первый шок у нее уже начал проходить - она заработала лапами, стараясь вырваться, но я крутилась вместе с ней, сжимая зубы на ее горле - от моих клыков расходились в сторону струйки крови и пузырьки воздуха, тут же сбиваемые водоворотами, которые мы закручивали вокруг себя. Мне не хватало воздуха, в глазах уже начало темнеть, а тварь все никак не унималась, когда подоспело неожиданное подкрепление: из черной глубины появилось бледное лицо с бельмами глаз. Абсолютно белые руки с длинными когтями потянулись к нам и, прежде чем я успела додумать ("ну вот и конец мне прише..."), рванули гадину на себя, едва не выдрав мне клыки. Тут же со дна поднялись еще двое - их волосы, словно водоросли, накрыли вурдалака (наверное?), когти мелькнули в воздухе и в следующую секунду о них напоминали только поднимающиеся со дна темные струйки. Решив, что поразиться этому можно и позже, я рванулась наверх, выныривая из воды - оказалось, что нас успело прилично снести ниже по течению - храм оказался как раз напротив, его купола блестели в лунном свете. Выбравшись на противоположный берег, я, кашляя и выплевывая воду, рухнула на землю. Она показалась божественно теплой по сравнению с водами мирно текущей реки. Тростник вдоль берега печально зашелестел стеблями. Я пожалела, что грязную одежду пришлось оставить в часовне под лавкой - не тащить же ее вместе с лопатой. Так бы переоделась в сухое...
   Не знаю, сколько я так пролежала - достаточно, чтобы осознать, что начинаю медленно погружаться в сонную мертвую дремоту. Кое-как встряхнувшись, я пошевелила лапами, ощутила адскую боль в бедре, которая привела меня в чувство, и потащилась к дому. От шерсти исходил пар, вода на концах смерзлась в ледышки, делая меня похожей на снежного ежа. Холодная вода сделала одно хорошее дело - крови почти не было и следов на земле, способных привести к моему дому, я не оставила.
   Кот встретил меня обеспокоенным воплем - подбежал ближе, сунулся было к ране, но я раздраженно фыркнула на него, осматривая хозяйство - ни возле дома, ни где-либо поблизости я запаха гадины не обнаружила, что порадовало. Значит, не по мою душу она приходила - хоть об этом можно не беспокоиться. Впрочем, теперь я начинала понимать, откуда могли взяться кости. Хотя особых мозгов я за этим неопознанным объектом не заметила.
   Перекинулась я только в доме - светлеть еще не начало, так что никто не заметил бредущую по дороге псину. Лопата осталась лежать где-то на мосту, но сил за ней возвращаться у меня уже не было - едва перекинувшись, я с воплем рухнула на стул, зажимая располосованное бедро - чуть-чуть не задела артерию, сволочь! Ругаясь, на чем свет стоит, добралась до нитки с иголкой, трясущимися руками вылила в тазик бутылку спирта, бросила их туда, поболтала, остатки плеснула на рану, снова взвыла, слизала кровь с прокушенной губы и воткнула иголку в кожу.
   Тихо скрипнула дверь, кот просочился внутрь с холодным воздухом и застыл, сидя на стуле рядом.
   - Ащщщщ, - зашипела я, делая очередной стежок. Очень хотелось хлебнуть чего-нибудь горячительного, потому что от холода меня уже начало колотить, но для этого нужно было встать и залезть в погреб, на что я еще не скоро буду способна. Перед глазами от потери крови плавали черные круги, руки дрожали - не самое лучшее положение для того, чтобы штопать саму себя.
   Спустя час и триста семьдесят два ругательства я бросила окровавленную иглу в таз, забинтовала бедро и тяжело дыша, оперлась на спинку стула. За окном уже рассвело - серый рассвет растекся по двору истаивающим молочным туманом. В сарае голодно мычала корова, надрывался петух.
   - Чтоб вас всех перевалило да шваркнуло, - обессилено пробормотала я, с тоской представив, что придется натягивать штаны. Нет уж, на это я не способна.
   Кое-как доковыляв до сундука с вещами, я порылась внутри и выволокла наружу хлопковое платье до колен, достаточно широкое, чтобы не давить на повязку и одновременно не путаться под ногами.
   Куры встретили меня настороженным молчанием - даже петух замолчал на полукрике. Недовольно поджав губы, я собрала яйца, поменяла воду и сыпанула корма. Коровам достался стог сена - на большее сил уже не хватило. Все!
   Добравшись до дома, я рухнула на стылую кровать и заснула мертвецким сном.
  
   ГЛАВА 7
   Разбудил меня стук в дверь. Со стоном перевернувшись на живот, я накрыла голову подушкой и снова провалилась в сон. Не знаю, сколько времени я спала, но в следующий раз очнулась уже, когда солнце заволокли серые низкие тучи, сыпавшие мокрым дождем со снегом. Тело ломило, нос заложило, а в горле першило - купание в реке не прошло для меня даром. Мрачно уставившись в потолок, я пыталась понять, что же меня разбудило. В доме стояла тишина - только на улице квохтали куры, да мычала корова. Неуверенно пошевелившись, я охнула от прострелившей бедро боли и тут же поняла, почему проснулась - видимо, неловко повернулась во сне и легла на покалеченную ногу.
   Хотела было снова залечь, но сон успел окончательно покинуть меня - я поняла, что хочу есть, пить, в туалет и, наконец, согреться - печь уже вторые сутки не топлена, изо рта разве что пар не идет.
   С трудом доковыляв до кухни, я разожгла печь и, дождавшись, пока огонь разгорится, хлопнула сверху сковородку с остатками тушенки из зайчатины. При такой ране кашами не обойдешься, организму оборотня для восстановления требуется больше энергии, чем человеческому. Хорошо бы, конечно, свежего мяса - чистого, дикого и сырого. Но до такой степени я надеюсь никогда не опуститься.
   Кот выпросил себе половину - и с урчанием ее сожрал в два укуса.
   - Подавишься, - прохрипела я воспаленным горлом, поняла, что дело швах и пошла заваривать травки. До самого вечера на улицу не выходила - передвигаться по маленькой кухне было еще терпимо, но любые неровности рельефа тут же отзывались в ноге. Поэтому обмотавшись припарками и напившись всего, что возможно, я валялась в кровати, попеременно то обливаясь потом, то дрожа от холода. То ли в зубах гадины был какой-то яд, то ли это я просто заболела, но к вечеру стало немного полегче - в сгущающихся ранних сумерках я проковыляла к воротам, обозрела пустую дорогу, покосилась на кота, который был решительно против этой вылазки и распахнула калитку.
   Зря, как оказалось - стоило мне прохромать несколько метров, как из дома Гришкиной бабки показался участковый. Совершенно не горя желанием с ним встречаться, я круто развернулась, но не успела.
   - Алиса Архиповна!
   Тьфу, пропасть. Я с неохотой развернулась обратно, натянув на лицо гримасу невозмутимости.
   Участковый был при форме, что означало, что его рабочий день еще не закончился.
   - Как поживаете? - не дойдя до меня около метра, он остановился, явно не зная, какой прием его ожидает. Я вспомнила наш последний разговор, историю с гробом и нахмурилась еще больше.
   - Пришли меня арестовывать?
   - А нужно?
   Если за убийство вурдалаков предусмотрена статья...
   На этой мысли я зашлась злобным кашлем и не успела отпрянуть, как его теплая ладонь уже лежала на моем лбу.
   - У вас температура, - обеспокоенно пробормотал он.
   - Да что вы говорите? - буркнула я, выворачиваясь. - Алексей Михайлович, что вам нужно? Есть дело - говорите, а нет, так не мешайте...
   - Мое дело подождет, - отрезал он, перехватывая меня за пояс и аккуратно, но твердо направляя обратно в дом. Кот радостно бежал следом. - Вам нужно лежать. Скотину я накормлю...
   - Я уже все сделала, - ошеломленная таким напором, я только и могла, что послушно ковылять следом, пытаясь скрыть хромоту. Удавалось это с трудом и когда мы дошли до дома, лоб у меня покрылся испариной.
   - У вас что-нибудь есть от простуды? - деловито уложив меня на кровать, он отправился на кухню. Я с недоумением и недовольством села.
   - У меня все есть.
   - Парацетамол?
   - Пиретрум?
   - Аспирин?
   - Мята?
   Он вздохнул и высунул голову из кухни.
   - Это все ваше лечение? Травы?
   - Они помогают лучше, если знать, что делать, - пожала я плечами. - Послушайте, может, хватит? Идите с Богом, я без вас справлюсь...
   - Очевидно, что нет, - он встал в проеме, облокотившись на косяк, и хмуро окинул взглядом разворошенную мной кровать. - Вы живете одна и вы больны.
   - Я не умираю, а всего лишь простыла, - огрызнулась я, натягивая одеяло повыше. Дело было не в том, что мне стало холодно, а в том, что шов разошелся и на платье выступило кровавое пятно. - А вы ведете себя в высшей степени странно!
   - Не так уж странно, учитывая произошедшее... - пробормотал он. - Ладно, не хотите моей помощи, позовите вашего закадычного друга - Гришку, только не оставайтесь одна!
   - Опять говорите загадками? - разозлилась я, мечтая встать и дать ему хорошую затрещину. Но участковый, видно, и сам осознал, что придется рассказать хоть что-то. Тяжело вздохнув, он оглянулся, подтащил поближе стул и, усевшись на него так, чтобы видеть закипающий чайник и меня, сказал:
   - Генка вчера сбежал.
   Я, уже приготовившись выслушать версию ночных событий с очевидцами, поперхнулась на вдохе, вытаращившись на него:
   - Что?!
   - То, - хмуро отозвался участковый. - Вечером я спать ушел, его запер как обычно, а ночью проснулся от волчьего воя, ну и решил на всякий случай проверить...
   - И что увидели? - хрипло спросила я. Волчий вой это, надо полагать, мы с вурдалаком.
   - Развороченную решетку и выбитую дверь, - мрачно просветил Алексей Михайлович. - Понятия не имею, как это случилось и почему я не проснулся...
   И хорошо, что не проснулся - а то был бы у нас мертвый участковый.
   - А утром на мосту нашли кровь, - продолжил он. Я с невозмутимым лицом кивнула. - Не знаю, его она или еще... чья-то, я прошелся по деревне, но никто не ранен, а Генки и след простыл. Алиса?
   Я вскинула на него глаза. Впервые он обратился ко мне по имени и это не должно означать ничего хорошего, но на удивление было... приятно.
   - Я знаю, вы с ним ругались, поэтому, прошу тебя...
   - Я никуда отсюда не уйду, - отрезала я. Еще чего - подвергать опасности других? Ладно я, оборотень, с человеком справиться не так сложно...
   Неожиданная мысль заставила меня осечься. Развороченная решетка, выбитая дверь - если все это произошло одним ударом, крепко спящий человек мог и не проснуться. Но человек на такое не способен и вряд ли по деревне бегало несколько вурдалаков...
   Голова закружилась - то ли от потери крови, то ли от осознания, что этой ночью я боролась с Генкой. Тем самым Генкой-алкоголиком, бывшим закадычным дружком Гришки, от которого всегда пахло только водкой...
   Как же я упустила?!
   - Тогда позовите Гришку сюда! - явно разозлился участковый. - Или клянусь, я все же исполню угрозу и посажу вас под замок!
   Мы смерили друг друга раздраженными взглядами.
   - У вас чайник кипит, - наконец, сказала я. - И дела наверняка...
   - Вечером приду - проверю, - пригрозил он и вышел, предварительно заварив кружку чая. Я смотрела на нее, не зная, то ли плакать, то ли смеяться, если человек даже в такой ситуации не забывает заварить чай.
   А ногу пришлось перебинтовывать заново. Она срасталась плохо, воспаленная кожа горела огнем и все мои примочки помогали слабо. Я косилась на клонящееся к закату солнце и нервничала все больше. Я оказалась не у дел в самое не подходящее время!
   Гришка пришел на закате - явно недовольный, прятал за спиной коробку конфет.
   - Я надеюсь, это не для меня? - поинтересовалась я, впуская его.
   Он виновато покраснел.
   - Участковый?
   - Да.
   - Дождешься его и иди на все четыре стороны, - махнула я рукой. А то, чего доброго и вправду посадит...
   В общем, мы мирно выпили чаю, дожидаясь проверки. Парень был рассеян и явно мыслями летал не вокруг моей персоны, а мне говорить не хотелось - я ела все, что попадалось под руку в надежде ускорить регенерацию.
   - Как думаешь, что Генка натворил? - когда солнце коснулось краем подступающего леса, а стекла запотели изнутри, не выдержал он. Я, как раз увлеченно выуживая соленый огурец из банки, виновато пожала плечами. Все же было совестно - в конце концов, я убила его друга. Хотя, если подходить со всей строгостью, это сделала не я...
   - Участковый не сказал?
   - Лешка? Нет... Я думаю, это как-то связано с теми собаками, - предположил Гришка. Я мрачно кивнула. Я тоже так думала. Вопрос только, зачем? Зачем он похищал собак и куда потом их девал? Очень не хотелось думать, что Генка решил заняться выведением новых тварей, да и мозгов у него бы не хватило... Но ведь был сообщник, Алексей Михайлович сам сказал. Кто? И зачем?
   От всех этих мыслей начинала болеть голова.
   Его шаги я услышала еще от калитки, а Гришка - когда хлопнула входная дверь. Алексей Михайлович обвел нас подозрительным взглядом, мы ответили ему двумя невинными.
   - Чай будете? - любезно предложила я, прикидывая, что нужно сделать, чтобы он рассказал, наконец, что такого натворил Генка. - С медом?
   Однако времени на чаи у участкового не было:
   - Глаз с нее не спускать, никуда не выпускать, - предупредил он Гришку. - Я уеду ненадолго, опять начали собаки пропадать...
   Мы синхронно кивнули, провожая глазами его спину.
   Как бы напроситься к нему в напарники, что ли? Задумчиво побарабанив пальцами по столу, я прикинула расстояние и решила, что бешеной собаке семь верст не крюк. Заодно и подлечусь - в звериной ипостаси регенерация проходит куда как быстрее.
   Поэтому, едва участковый отошел на приличное расстояние, я выпнула Гришку на улицу с наилучшими пожеланиями, заперла дом, перекинулась в сарае (куры с квохтанием разлетелись в стороны) и потрусила через огороды, заметно прихрамывая. Само собой, от повязки не осталось и следа - все, что находилось на оборотне в момент перевоплощения, сгорало без остатка, поэтому в сарае сейчас лежала стопка моего аккуратно сложенного белья, дожидаясь возвращения хозяйки. Но бежать на трех лапах все же лучше, чем прыгать на одной ноге, поэтому я терпела - швы, хоть и разошлись, но рана перестала кровоточить на холоде и спеклась коркой. Колосовка находилась на восток от нас, уходя в сторону от заповедника, и была деревней еще более дикой, чем наша. Разведение породистых охотничьих собак да охота - вот и весь их доход. Эти сведения были почерпнуты от того же Гришки, который зимой, как оказалось, подрабатывает там, водя по лесам богатых туристов-охотников.
   Чтобы попасть в Колосовку, требовалось пересечь реку, но делать это по мосту я не рискнула и теперь бежала вдоль берега, укрываясь в прибрежных зарослях ивняка, и выискивала брод. Очень не хотелось бы снова вымокнуть... Прошлое купание все еще отдавалось во мне болью в легких и периодическим кашлем, что, конечно, конспирации не способствовало...
   Спустя несколько километров стемнело окончательно, но я только порадовалась - теперь редкие огни на том берегу было хорошо видно и пробежать впотьмах мимо мне не грозило. Вопрос только в том, как перебраться через реку?!
   Покрутившись по песку, я досадливо села на хвост и глухо вякнула на луну. Река, исходя дымком, неслась мимо, набирая приличную скорость.
   Но делать было нечего - покрутив головой, я осторожно подступила к плещущей воде, заранее задерживая дыхание и уже собиралась нырнуть, как с того берега, практически напротив меня, раздались крики и затем - оглушительный выстрел. Растерянно присев, я сощурилась, пытаясь высмотреть, что там происходит. Несмотря на то, что в темноте я видела гораздо лучше человека, происходящее на другом берегу оставалось загадкой - взгляд угадывал лишь движение нескольких человек, спускающихся к реке по лестнице вдоль крутого берега. По мосткам двигался еще кто-то - поначалу я подумала было, что это человек, но размытая фигура внезапно опустилась на четвереньки, словно перетекая из одного положения в другое. Снова крик, еще один выстрел - кажется, участковый. Раздраженно заметавшись вдоль берега я досадливо вякнула на спрятавшуюся за тучами луну, но плыть в такой обстановке не рискнула, наблюдая издалека. На мостках уже собралось достаточно народу - крики, ругань смешались в сплошной шум, далеко разносящийся по воде, шелест которой также не давал услышать все нормально. Раздался шумный всплеск и нечто тяжелое рухнуло в воду, подняв волны. Упустить такого шанса я не смогла (хотя не поручусь, что здесь не сыграл роли охотничий азарт, завладевший мной) и тоже влезла в ледяную реку, торопливо переплывая самую стремнину - река была неширокой, но быстрой. Нечто темное то уходило на глубину, то выныривало над водой и на человека оно походило примерно так же, как и на оборотня. Я торопливо загребала лапами и хвостом, стараясь подплыть ближе - люди остались на берегу и теперь шумно продирались через камыши, пытаясь успеть за нами. Периоды, когда эта неведомая зверушка оказывалась под водой, все увеличивались, я изо всех сил пыталась вывернуть, одновременно не проплыв мимо и потому утопающего особенно не разглядывала. И зря. Зубы в последний момент ухватили уходящий под воду мешок за горловину. Челюсти едва не вывернуло, пришлось ухватиться поудобнее, чертов мешок все норовил уйти на дно и в нем определенно что-то шевелилось. А за мешок держался человек.
   Мы увидели друг друга одновременно - он с удивлением понял, что перестал тонуть, я скорее с негодованием узнала, что к мешку прилагается дополнение. Полный страха вопль оборвался бульканьем - он в очередной раз ушел под воду. Лапы у меня уже сводило от холода, из мешка доносилось испуганное поскуливание, а с ближнего берега - всплеск и ругательства. К нам определенно кто-то плыл. Воришка снова вынырнул, мы перетягивали мешок друг у друга, словно последний кусок хлеба. Дождавшись, пока в поле зрения появится плывущий, я на секунду выпустила горловину мешка, свирепо рявкнула на ворюгу и решительно завернула к берегу, закинув мешок на холку. Хватит с меня купания в ледяной воде, а этого гада и так спасут - небось, на допросе враз все расскажет.
   В мешке оказались щенки. Трое уже подросших, двухмесячных толстопузов дрожали, прижавшись к моему животу, пока я брезгливо, но смиренно вылизывала каждого, периодически кашляя. Дожили - я, словно какая-то шавка, щенков умываю... Кхарх!
   На том берегу, очевидно, подумали, что мешок утоп, потому что искать ни меня, ни их не стали. Утопленника все же выволокли на берег, но мне до этого, честно говоря, уже не было никакого дела - я замерзла и устала, хотелось спать, но вместо этого я запихнула согревшихся щенят обратно в мешок и поволокла его в сторону села.
   Если бы сегодня на мосту мне встретилась ведьма, я бы ее, наверное, обматерила на чистом оборотничьем. Черт знает что происходит! На кой ему эти щенки? Да ни одна собака не стоит столько, чтоб из-за нее кидаться в ледяную воду на собственную смерть. Один бы он не выплыл - это и дураку понятно! Тогда зачем? Точнее, что? Что его заставило рисковать жизнью?
   Очевидно, это и был сообщник Генки - что утешало, потому что снимало с меня подозрения, а заодно и лишнее внимание участкового, но до чего же интересно...
   В деревне мы появились одновременно, только с разных концов. Я приволокла по мосту (если кто увидит - до конца жизни заикаться будет!) мешок, а полицейский уазик приехал по дороге. Я заметила его первой, а потому резво нырнула в кусты у дверей, бросив шевелящийся и скулящий сверток на крыльце. В свете фар было видно, как Алексей Михайлович вышел из машины, рывком распахнул заднюю дверь уазика, с ругательствами выволакивая оттуда лепечущего, словно ребенок, узника. Я затаилась прямо напротив крыльца за кустами смородины и теперь было видно, кто бросился в реку за утопающим - с участкового обильно капала вода, он был мокрый насквозь и на таком холоде от его одежды обильно шел пар, будто участковый дымился. Наткнувшись на мешок, Алексей Михайлович явно опешил.
   - Что за черт? - донеслось до меня. Скуление усилилось - очевидно, он развязал горловину. - Эй! Кто здесь?
   Я подавила желание задом сдать еще глубже в кусты - только шума наделаю. Но участковый, очевидно, не горел желанием обыскивать окрестности, а потому отставил входную дверь в сторону (я запоздало вспомнила, что Генка вчера ночью ее выбил), втолкнул в проем узника и, подняв мешок на плечо, шагнул следом.
   С треском выбравшись из кустов, я осторожно подобралась к единственному окну, выходящему в допросную. Решетки еще не сделали и участковый пристегнул утопленника к батарее - тот дрожал от холода и выглядел в высшей степени жалко. Непонятно только, почему: то ли потому, что являлся новым собутыльником Генки, то ли потому, что искупался в ледяной реке. Почти высохший короткий ершик белых волос торчал дыбом, открывая розовую кожу головы со следами нескольких шрамов, под глазами были мешки, а сами глаза - налитые кровью. Синие губы беспорядочно ходили ходуном. Участковый вернулся уже в сухой одежде и с одеялом в руках, которое полетело в сторону узника. Тот неловко поймал его одной рукой, набросил на себя, продолжая дрожать.
   - Имя? - через некоторое время спросил Алексей Михайлович. Я покосилась на клонящуюся к горизонту луну. Делать ему больше нечего - по ночам воришек допрашивать...
   - А-а-нт-т-тон, - простучал зубами утопленник. - В-вы его в-вид-дели? Ч-чуд-ддовище?!
   А это, видимо, обо мне. Ой, как приятно!
   - Я видел только, что вы совершили кражу, да еще попытку к бегству и сопротивление сотруднику полиции, - отрезал Алексей Михайлович. Голоса из-за стекла звучали глухо, словно в аквариуме. Я прижалась ухом к окну, чтобы лучше слышать. - Зачем бежали, Антон? Фамилия?
   - Дробников, - видимо, согреваясь, ответил тот. Заикание прекратилось. - В-вы не понимаете...
   - Я все понимаю, - отрезал участковый, продолжая строчить на листе бумаге. - Вы решили, что можно поживиться на тяжелом труде других. Стащить щенков и продать подороже...
   - Неправда! - выкрикнул Антон. Даже я вздрогнула - столько страха было в его голосе. - Вы не понимаете, она нас заставила, мы не хотели, только...
   - Только - что? - нехорошо уточнил Алексей Михайлович. В голосе его был арктический холод. - Кто вас заставил? Зачем? И как? Рассказывайте по порядку.
   - Я не могу, - беспомощно ответил узник. Вид у него был при этом до того несчастный и напуганный, что даже во мне проснулась жалость. - Вы не понимаете... вы не поверите.
   Воцарилась тишина. Участковый сканировал внимательным взглядом Антона, тот прижался к батарее - очевидно, горячей.
   Сбоку от меня раздался шорох, но я, увлеченная разворачивающимся в доме действом, только повела ухом. Мало ли каких звуков в деревне в достатке? Утка в камышах шуршит.
   - Если я скажу - она меня убьет, - добавил парень. Сейчас было видно, что он моложе меня и даже Гришки, лет восемнадцать, не больше - борода толком расти не начала.
   - А если не скажешь - посажу тебя лет на двадцать, - выдвинул встречное предложение участковый. И, дождавшись, пока парень проникнется ситуацией, продолжил допрос: - Кто вас надоумил? Кто она? Откуда? Из этой деревни?
   - Да, - всхлипнул Антон. Он на глазах становился будто меньше, съеживаясь, лицо покраснело от слез, обильно бегущих по лицу. - Она...
   В этот момент мимо меня просвистел камень, врезавшись прямиком в центр стекла. Я рухнула на землю, отшатываясь от осколков, увидела, как за забором мелькнула фигура и бросилась туда, одним махом перескочив невысокий забор. И тут со стороны дома донесся крик.
   Я многое успела повидать, но от него у меня мороз прошел по коже - столько в этом тонком, девичьем звуке было животного ужаса и боли.
   Бросив последний взгляд на убегающего человека, я снова взвилась в воздух, уже безо всяких предосторожностей вламываясь в дом через разбитое окно.
   И очень вовремя. Существо было похоже на ту тварь, в которую превратился Гришка, высокое и мощное, с недоразвитыми передними и слишком длинными задними лапами, поросшее мехом, как собака - репьями. Разве что в этом угадывалась еще молодость, некоторая неуклюжесть, с которой оно передвигалось. Только это участкового и спасло - то ли это было первое превращение, то ли Антон не научился еще владеть второй ипостасью, но, прыгнув на стол, он не долетел и позорно соскользнул на пол, словно нашкодивший кот. Стол, тем не менее, от такого удара снесло вперед, напрочь придавив к стене участкового, который теперь судорожно пытался освободиться и вытащить из-за пазухи пистолет. Лицо его было белым, как мел, а глаза расширились от ужаса. И мое появление не способствовало наведению порядка - гадина не сразу увидела меня, у нее была более близкая и доступная цель, а потому единственное, что я успела сделать - клацнуть зубами на кончике ее хвоста и зарычать, уперевшись лапами в пол.
   Отреагировав скорее на звук, нежели на неожиданную помеху (я изумленно смотрела, как мои лапы скользят по полу, не особенно ее замедлив), она медленно повернула голову. Красные фосфоресцирующие зрачки уставились в мои зеленые.
   Убедившись, что все внимание переключилось на меня, я разжала челюсти и попятилась, намереваясь вывести ее из дома.
   Не успела. Оглушительно грохнул выстрел, следом еще один и еще, тварь отбросило на покореженную решетку, впечатало в нее завершающим выстрелом в голову, и она замерла.
   Медленно, словно нехотя, воздух вокруг нее начал плавиться, словно от сильного зноя и тело изменилось второй раз за ночь. На усыпанный осколками пол упал абсолютно голый молодой парень с тремя дырками в живот и одной - в голову. В полнейшей тишине я вдруг почувствовала себя очень неуютно под направленным дулом пистолета. Попятилась, но не сделала и двух шагов - щелчок!
   И ничего не произошло. Я недоверчиво приоткрыла один глаз - участковый недоуменно и досадливо отбросил пустую обойму.
   На улице тем временем, привлеченный шумом и выстрелами, стал собираться народ - по дорожке к дверям уже кто-то бежал, со стороны окна тоже, видимо, не решаясь сунуться в самое пекло, и единственным выходом оказалась жилая часть дома. Коротко вякнув, я, проскальзывая лапами по дереву, бросилась туда, залетела в кухню, но не решилась остаться в комнате с тремя окнами на освещаемую дорогу и кинулась в спальню. Черт!
   Окна в спальне были закрыты ставнями. С ТОЙ стороны.
   Из участка уже раздавались крики и шум - народу все прибывало. Сейчас участковый придет в себя, перезарядит пистолет и отправится на охоту по собственному дому, а тут я - загнанная в угол...
   Словно подтверждая мои догадки, из кухни донеслись осторожные шаги. Я заметалась по маленькой комнате, не зная, куда деться. Выхода не было - единственный вариант, при котором он задумается над тем, убивать меня или еще подумать... А все так хорошо начиналось!
   Шаги раздавались уже совсем рядом. Я заставила себя остановиться и сесть на задние лапы. Закрыла глаза, выровняла дыхание... И начала трансформацию.
   Они ввалились в спальню буквально через минуту - видимо, обшарили кухню - дверь отлетела в сторону, на меня уставилось дуло пистолета и три пары глаз.
   Я замерла, оленьими глазами смотря на собравшуюся гоп-компанию: участковый впереди, за ним Гришка и голова. Ладно, могло быть и хуже, при них он меня точно убивать не станет...
   Не знаю, у кого было на лице большее удивление - у Гришки с отцом или у участкового. Однако спустя секунду пистолет он убрал и, нервно сглотнув, спросил:
   - Как ты, все в порядке?
   Я ошалело кивнула и натянула его рубашку пониже, прикрывая шрам на бедре.
   - Сюда никто не заходил?
   Я помотала головой. Никто, кроме меня...
   - Никуда не уходи, - что-то решив для себя, он сунул пистолет в кобуру и закрыл дверь. Я успела только увидеть два поднятых вверх больших пальца Гришки и обессилено рухнула на кровать. Куда я теперь уйду, когда единственной одеждой у меня является его рубашка?
   Первые полчаса я еще прислушивалась к происходящему, а затем усталость, переохлаждение и стресс все же дали о себе знать - я плюнула на все и, завернувшись в одеяло участкового, заснула.
  
   ГЛАВА 8
   Меня вырвало из сна прикосновение. Едва заметное касание, нежное и ласковое. Мне было тепло, хорошо, и, окутанная спокойным запахом, словно вторым одеялом, я сонно приоткрыла глаза, увидела рядом с собой его и снова закрыла. В полудреме все воспринималось как должно, даже скользнувшая по бедру рука - словно с нами когда-то уже происходило подобное, словно он был родным донельзя, мой зверь не воспринимал его как опасность.
   - Так я и знал.
   А вот лед в голосе был нам непривычен. Недоуменно открыв глаза, я наткнулась на не менее холодный взгляд серых глаз. Мгновенно вспомнились все ночные происшествия и их нелепое окончание и... Я что, заснула в его кровати?!
   Реальность обрушилась на мой уставший организм словно кувалда. Машинально отреагировав, я лязгнула зубами на лежащую на моем бедре руку и потом только поняла, что мотивы были отнюдь не сексуальные - он смотрел на едва начавший срастаться укус.
   - "Мне нечего скрывать", да? - передразнил Алексей Михайлович, делая шаг назад. Пистолет не вытаскивал и то ладно.
   Я угрюмо села на кровати, натягивая рубашку пониже. Понятия не имею, что нужно говорить в таких случаях.
   - Кто ты? - через некоторое время молчаливого изучения, наконец, он определился с вопросом. Я вздохнула. Правда ему не понравится.
   - Оборотень.
   На лице его, несмотря на то, что он видел уже меня во второй ипостаси, отразилась борьба неверия и здравого смысла.
   - Этого не может быть.
   Вместо ответа я выразительно изогнула бровь.
   - И он тоже? - то ли поверил, то ли просто решил больше не спорить.
   Боже, как странно говорить о таких вещах посреди белого дня, сидя на разобранной кровати, в обстановке домашней и до того реальной, что зубы сводит!
   - Нет, - я покачала головой, а потом подумала, что терять мне уже нечего и предложила: - Если не собираетесь меня убивать прямо сейчас, то налейте хотя бы чаю с малиной.
   Он секунду смотрел на меня, словно ожидая, что я попрошу к чаю еще и кусок сырого мяса, а затем вздохнул и отправился на кухню. Я прислушалась, убедилась, что все звуки предельно мирные и вышла следом, заметно прихрамывая - укус воспалился, ногу то и дело дергало, простреливая болью. Пропустила я все свои примочки и отвары...
   - Тебе нужно к врачу, - сказал он, стоя ко мне спиной. В джинсах и серой футболке выглядел он ничуть не менее официально, чем в форме и напряженные плечи говорили, что участковый еще долго не почувствует себя рядом со мной в безопасности. Почему-то это задело меня, хотя я и понимала, что не должно бы. Какое мне, в конце концов, дело до него? Это я здесь пострадавшая, мне теперь остаток жизни гадать - а не расскажет ли он кому?! - Такие, как вы вообще, к врачам ходят?
   - Мы спим, едим и болеем точно так же, как и все остальные, - огрызнулась я, пристраиваясь на стуле у батареи. Слегка знобило, и ее тепло оказалось просто живительным. Еще лучше я себя почувствовала, когда взяла в руки кружку с чаем.
   - Только раз в месяц выворачиваетесь наизнанку, - ответил он, садясь напротив. Изучающий, внимательный взгляд прошелся от макушки до кончиков носков. Я клацнула зубами о край кружки - вздрогнули оба.
   - Я выворачиваюсь, когда захочу, - просветила я его. - Вы вроде вчера убедились.
   Он хотел было что-то сказать, но не решился и вместо этого полез в холодильник. На стол легли колбаса, хлеб и масло. От первой я брезгливо отказалась, а бутерброд с маслом сжевала в три секунды, продолжая наблюдать за мужчиной напротив. Он барабанил пальцами по столу и смотрел в запотевшее окно. На улице шел снег, надежно укрывая любые следы. В кухне, несмотря на обеденное время, царила пасмурная полутьма. У него был вид человека, который уговаривает себя примириться с реальностью.
   - Поверить не могу, что это... существует, - наконец, признался Алексей Михайлович. Я бросила на него внимательный взгляд поверх дымящейся кружки с чаем.
   - Много чего существует.
   - Да, но это... - он покачал головой. - Он был обычным ребенком и вдруг...
   - Вывернулся наизнанку? - припомнила я его фразу. Он заметно содрогнулся. - Как это было?
   Участковый долго молчал - видимо, не мог подобрать слов. И я его понимала.
   - Так, словно ему разом сломали все кости, - наконец выдохнул он. - Он вдруг скорчился, сжался, а потом...
   - Закричал, - продолжила я, вспоминая этот крик. Мы, оборотни, привыкли к боли - она для нас родная. Но что будет с человеком, если он обращается впервые? И никого нет рядом, кто рассказал бы - что это такое...
   - Ты тоже все время... ? - он не закончил, но я поняла. И кивнула, добавив:
   - Но я знаю что именно происходит. Я сама запускаю процесс, я готова к боли. И я - оборотень. Даже в человеческой ипостаси у меня немного другое строение костей. Более пригодное к... выворачиванию.
   - Но ты сказала, что он не оборотень, - обернулся ко мне участковый. В глазах плескалась тревога. - Тогда что он такое?!
   Я пожала плечами, повела носом:
   - До сих пор я думала, что он человек. Он пах как человек, вел себя как человек...
   - Это ты бросила камень? - перебил он. Тон уже изменился, снова стал официальным и жестким. Он снова почувствовал почву под ногами, перешел к допросу. - Хотела проверить?
   - Я хотела подслушать, ничего больше, - покачала я головой, откидываясь на стуле. Пустая кружка оставалась у меня в руках, словно буфер между нами. - Камень бросил другой.
   - Кто?
   - Не знаю! - буркнула я. - Я хотела догнать его (или ее?), но тут этот мальчик закричал и я...
   - Ты пыталась не подпустить его ко мне, - закончил за меня участковый. Я кивнула.
   - Подумала, что на эту деревню хватит трупов.
   - И что ты можешь о нем сказать? О мальчике.
   - Что он не оборотень, - упрямо повторила я.
   - Это я уже слышал.
   - Нет! - воскликнула я, со стуком ставя кружку на стол. - Вы не понимаете! Даже если это его первое превращение, он не пах как оборотень! Он выглядел немного по-другому, не так, как мы, не естественно, он вел себя по-другому! Мы не теряем разум во второй ипостаси, а он его напрочь лишился! И он не вурдалак - те не могут принимать человеческий облик...
   - КТО?!
   Я осеклась, понимая, что с него, пожалуй, хватит новой информации.
   - А это что за твари? - Алексей Михайлович так не считал. Лицо осунулось, светлая щетина пробивалась на подбородке, но все равно резко контрастировала с бледной, воспаленной кожей - недосып и купание в реке тоже даром для него не прошли. И все же он упрямо продолжал допрос.
   - Те, что получаются, когда тело оборотня попадает в руки колдуну, - я понимала, что ему сложно, но он ведь сам спросил, правильно?
   - То есть мертвого оборотня? - уточнил он с несколько ошалелым видом. - И много ты таких видела?
   - Ни одного, - призналась я. - До сих пор я о таком только слышала.
   - А Генка?! - подскочил он на месте. - Он тоже оборотень?!
   - Он тоже НЕ оборотень, - поправила я устало. Нужно было добраться до дома, нужно было покормить свою живность, ведь ушла я еще вчера вечером, нужно было что-нибудь сделать с этим укусом, а я сижу здесь и чаи распиваю! - Алексей Михайлович? Вы не могли бы принести мои вещи?
   - В каком смысле? - он явно не связал тот факт, что я сейчас сидела в его рубашке и то, что еще недавно на мне вообще, кроме шерсти, ничего не было. А может голова была занята другим - все же такие новости не каждый способен переварить. Короткие волосы торчали, как попало - явно не раз и не два за эту ночь он запускал в них руку в попытках осознать произошедшее.
   - Моя одежда лежит в сарае в ящике, - вздохнула я. - И пожалуйста, не спрашивайте, почему она не на мне. Вы не хотите узнать ответ на этот вопрос.
   Странно посмотрев на меня, он набросил куртку и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь - видимо, ночью ее все же починили. Дождавшись, пока стихнут его шаги, я, осторожно ступая босыми ногами по деревянным половицам, прошла в "официальную" часть дома. Осколки стекла уже убрали, окно было заколочено фанерой - в комнате царила полутьма. Стол с внушительными бороздами от когтей вчерашней твари стоял в углу, а на нем сиротливо обретался небольшой плоский камень размером с голубиное яйцо. Гладкая черная поверхность прерывалась дырой, словно специально просверленной посередине. Однако края были гладкие, так что я в этом сильно сомневалась. И из-за этой мелочи вчера случился такой переполох? Осторожно наклонившись ближе, я втянула носом воздух, по-прежнему не прикасаясь к камню. В ноздри ударил запах паленой шерсти и аммиака, заставив меня отшатнуться в сторону. Брезгливо выдохнув, я огляделась, вернулась на кухню, нашла там полиэтиленовый мешок и осторожно переместила туда найденную улику. Для Алексея Михайловича он бесполезен, а я могу попытаться выяснить, в чем тут дело. Камень пах магией, темной магией - это я понимала, а вот все остальное оставалось недоступным. Я не маг, не умею распознавать заклинания и колдуна найти по ним тоже не смогу. Зато знаю тех, кто сможет.
   Когда он вошел в дом, я уже чинно сидела на своем месте. Пакет лежал на столе.
   - Я не разрешал вам ничего трогать, - нахмурился участковый, вручая мне связку из одежды.
   - Вы не запрещали, - поправила я, скрываясь в спальне и торопливо одеваясь. В одежде я все же чувствовала себя более человеком, в то время как без нее во мне всегда оставалось что-то звериное. Да и участковому так спокойнее - можно сделать вид, что произошедшее ночью лишь вымысел, страшный сон. И мне, конечно, очень не хотелось эту иллюзию разрушать, но...
   - А где труп? - поправляя водолазку, я вышла на кухню. Алексей Михайлович, невидяще уставившись в пол, ощутимо вздрогнул. Горький, словно полынь запах вины поплыл по комнате, заставив меня замолчать.
   - В морге, - вздохнул он, вставая и подавая мне куртку. Сам он так и не разделся. - Пойдемте, Алиса Архиповна.
   Морг оказался небольшой комнаткой в подвале медпункта. На единственной кушетке лежало прикрытое простыней тело. Глафира Алексеевна, втиснувшись следом за нами, осторожно сдернула ее, открывая страшные, синеватые дырки от пуль. В нос ударил запах старой, свернувшейся крови и смерти. Я открыла рот, дыша, словно загнанная собака. Участковый покосился на меня, но ничего не сказал, обратившись к медсестре:
   - Спасибо, Глаш, дальше я сам...
   Она недоверчиво покосилась на него, потом на меня, но вышла и я тут же подошла ближе, обнюхивая буквально каждый сантиметр кожи мальчика. Из ран еще пахло порохом, от волос - речной тиной и паленой шерстью. От одежды, к сожалению, ничего не осталось и это было единственным, что роднило его с настоящими оборотнями.
   - Поверить не могу, что убил его, - прозвучало глухо за спиной. У меня зачесался нос от обилия запахов. Эмоции - чувство вины, растерянность, страх, гнев - смешались в гремучий коктейль. - Он совсем еще ребенок...
   - Он не был ребенком, когда это случилось, а вы защищали свою жизнь, - я дошла до кончиков пальцев, брезгливо сморщилась и все же оглушительно чихнула - подушечки пальцев были черными. И это не было грязью - кожа словно потемнела, словно старая бумага и пахло от нее определенно не гладиолусами. Это был запах разложения.
   - Он умирал.
   - Что? - участковый наклонился над моим плечом, осматривая пальцы. - Что это?
   - Не знаю, - глухо пробормотала я. - Но пахнет смертью.
   Алексей Михайлович нервно покосился на меня:
   - Что, вы и это умеете? Чего еще мне от вас ждать, Алиса Архиповна?
   Я фыркнула:
   - То же самое я могу спросить и у вас, участковый.
   - Что вы имеете ввиду? - изумился он. Очевидно, регулярно обрастание шерстью казалось ему верхом подлости со стороны одинокой и беззащитной девушки, которую он пытался защищать.
   Я аккуратно прикрыла труп простыней. Мы вышли из морга, а затем и из дома прочь. Кутаясь в куртку в попытках спрятаться от липкого, мокрого снега и влажного ветра, я похромала в сторону дома. В голове царил полнейший кавардак, единственным желанием было хоть как-то привести это в порядок. Мне нельзя терять душевное спокойствие, это чревато последствиями. И самый стрессовый фактор сейчас уверенно шел рядом со мной. Когда мы взошли на мост, он неожиданно остановился.
   - Это была ваша кровь?
   Я поежилась:
   - Моя. И, возможно, Генки.
   За пеленой снега, в пасмурной серости этого дня можно было поверить, будто мы остались одни на белом свете. Река изредка плескала водой из разломов черного, тонкого льда, где-то далеко лаяли собаки и кричал петух - и это были единственные звуки окрест.
   - Кого?
   - Генки, - бросила я через плечо, зачарованно смотря вниз, на реку. До сих пор не понимаю, что это было.
   - Он тоже был... - участковый замялся, явно не зная как окрестить то, с чем столкнулся.
   - Я знаю только, чем он не был, - досадливо огрызнулась я, отлепляясь от перилл и снова устремляясь вперед. Алексей Михайлович, очевидно, решил не отходить от меня ни на шаг, пока не найдет ответов на все свои вопросы.
   - Тогда получается, у нас есть два НЕоборотня, - он заговорил снова, только когда мы вошли во двор. Я заглянула в сарай, но все животные, включая дремлющего на потолочной балке кота, были накормлены и напоены, а печь только-только начала остывать. Очевидно, здесь было теплее, чем в моем нетопленном и пустом доме. Заходить туда сразу я не рискнула, не чувствуя теперь уверенности в безопасности своего жилища, и сначала обошла дом кругом, вынюхивая и высматривая. Ничего. Гришкин запах чувствовался возле сарая - очевидно, он решил обо мне позаботиться - но больше никого не было, кроме мимолетного следа участкового. Который все это время пыхтел у меня за спиной, неимоверно раздражая.
   - Два необоротня, одна женщина над ними и украденные щенки, - он вошел следом за мной в темные сени и затем в кухню, словно у себя дома снял куртку и полез топить печь. Я наблюдала за этой наглостью, онемев от возмущения. Потом поняла, что ругаться по такому поводу хочется еще меньше и смирилась. В конце концов, есть и другие поводы. А между тем я жутко хотела есть и тут же полезла в погреб, вещая оттуда, как вурдалак из могилы:
   - Вы не правы, участковый. У нас есть два МЕРТВЫХ необоротня, одна ВЕДЬМА над ними, щенки, ради которых стоит умереть, пустая могила моей бабки, наведенное проклятие на Гришку, покушение на его отца и его же любовницу. А, и еще... - я с натугой вытащила из погреба банку с солеными огурцами и ведро картошки. Алексей Михайлович тут же брякнул на стол кастрюлю с водой. - Непонятная тварь на старой лесной дороге. Прямо не деревня, а рассадник для нежити...
   Судя по его лицу, он еще не скоро отойдет от шока. Деловито протиснувшись мимо, я принялась чистить картошку.
   - Ведьма? - наконец, обрел дар речи участковый. Я кивнула. - Проклятие? -
   Кивок - Да вы вообще в своем уме?! - рявкнул он. Я вздрогнула, почти очищенная картофелина покатилась по полу. - Какие, к чертям собачьим, ведьмы? Какие оборотни, какие вурдалаки?! Не бывает этого, слышите?!
   Я кивнула, обтерла картофелину и, запустив руку в мешочек над головой, достала оттуда ветвистый корешок, сунув ему под нос.
   - Что это? - раздраженно поинтересовался участковый.
   - Валерьянка, - невозмутимо пояснила я. - Сядьте и успокойтесь. Или мне снова перекинуться, чтоб вы убедились, что это не ложь и не выдумки?
   Тяжело дыша, он все же сел, облокотившись на стол. У меня было время дочистить картошку и сунуть ее в печь вариться, нарезать огурцы и слегка зачерствевший хлеб. В доме понемногу становилось теплее и соответственно - уютнее. Я подумала, достала из-под лавки бутылку самогонки (исключительно для оздоровления делала, на травках!) и, плеснув в рюмку на глоток, протянула участковому. Он не поинтересовался содержимым - подмахнул одним движением и даже не поморщился.
   - Лучше? - внимательно наблюдая за ним, уточнила я.
   Он виновато кивнул.
   - Это не сон?
   - Нет, - вздохнула я, доставая миску и высыпая туда заранее приготовленный сбор. Плеснула воды из закипевшего чайника - по комнате пополз тяжелый травяной дух, от которого хотелось чихать.
   Я скрылась в спальне, натягивая просторную мужскую тельняшку, и вернулась обратно. Аккуратно промокнула смоченной в отваре тряпицей место укуса, приложила к ране и застыла, блаженно расслабившись.
   - Как это случилось? - спросил он, внимательно наблюдая за мной. Я пожала плечами:
   - Мы не поделили мост. Не думаю, что Генка ждал меня, скорее, просто слонялся по округе в приступе безумия, а я как раз возвращалась с кладбища.
   - А там-то вы что делали? - с тоской в глазах спросил участковый. Видно было, что он усиленно пытается понять и принять происходящее, только это не слишком у него получается.
   - Могилу откапывала, - брякнула я и, насладившись его взлетевшими к волосам бровями, уточнила: - Хотела убедиться, что это не моя бабка слоняется по лесной дороге, принимая посильное участие в искоренении браконьерства.
   - Она что, тоже была... - начал было он.
   - Понятия не имею, - перебила я. - Бабки не было. И что-то мне подсказывает, что вы в курсе ее отсутствия на рабочем месте.
   Продолжительная пауза окончилась тем, что я злобно брякнула сварившуюся картошку в миску, бросила сверху кусок масла и выставила на стол. На некоторое время щекотливые темы были забыты - обжигаясь и дуя на дымящиеся куски, мы в пять минут опустошили тарелку и банку с огурцами.
   - Не уходите от темы, - напомнила я, слегка подобрев. Неодобрительно покосившись на меня поверх огурца, участковый проглотил кусок и признался:
   - Я понятия не имею, что рассказывать. Был ли труп? Так сразу и не скажешь - мы нашли скелет. Обглоданный. Недалеко, в лесу. Никаких следов борьбы, ничего, что намекнуло бы на причину его появления и конечно, никаких признаков Лилии Петровны. Поскольку кроме нее, никого больше в деревне не пропало, скелет признали её.
   - И вы даже не попытались ее искать? - нахмурилась я. Алексей Михайлович вздохнул:
   - Несколько человек видело, как она за два дня до этого уходила в лес. Ранняя весна, голодные звери - у нас, знаете ли, не контактный зоопарк. Все решили, что ее попросту... съели.
   - К чему тогда были ваши предупреждения?! - возмущенно спросила я, заваривая чай. По тропинке к крыльцу шел Гришка - я выставила на стол третью кружку и, едва он вошел, приказала: - Садись и молчи. Зачем были все эти тайны?
   - Затем, что я не знаю зверя, который бы настолько быстро мог съесть человека! - огрызнулся участковый. - Я не поверил. Ночевал здесь пару раз, - он пожал руку Гришке, терпеливо дождался, пока я разолью кипяток по кружкам и выставлю на стол варенье и мед. - Только все равно ничего не выяснил. Была старушка и нет ее, вещи не тронуты, словно и правда вышла в лес и пропала... А хоронить-то все равно надо, не пустой же гроб в могилу закладывать.
   - Поэтому вы взяли скелет, засунули его в бабкин гроб и успокоились, - подвела я итог, сурово нахмурив брови.
   - Я следил за домом, опросил жителей, прочесал лес с лесничим, - покачал головой участковый. - Но ничего так и не нашел. Что еще вы от меня хотите, Алиса Архиповна?
   - Я хочу, чтобы вы не делали из этого страшной тайны, - огрызнулась я. - Нужно было сказать мне сразу!
   - Чтобы вы спать по ночам перестали? - возмутился он. - Почти год прошел!
   - Ну да, зато теперь вся деревня кишит нежитью!
   - Народ? - осторожно вклинился в нашу перепалку Гришка, сиротливо прижав кружку к груди. - Вы о чем?
   - Расскажите ему, какое веселье у нас творится, - бросила я, вставая из-за стола и скрываясь в спальне. Нужно было перебинтовать укус. - Расскажите, расскажите, он уже подготовленный.
   Подготовленный или нет, но когда я вышла обратно, Гришка сидел, как мешком по голове оглушенный.
   Полюбовавшись на него физиономию, я подвела итоги:
   - Итак. Есть ведьма, которая пытается сжить со свету вашу, - кивок на Гришку - семью и есть ведьма, которая управляла двумя великовозрастными олухами, дабы своровать щенков. Знатоки, вопрос - на такую маленькую деревню, не слишком ли много ведьм? Может, она вообще одна и мы ловим одну и ту же заразу?
   Я уселась между ними за стол, переводя взгляд с одного на другого.
   - И на кой черт ей щенки? - скептично поинтересовался участковый. - Для того, чтобы их продать, не нужно быть... ведьмой.
   - Выясним, когда поймаем, - с мрачным пророчеством в голосе высказался Гришка.
   - Если поймаем, - осадила я его. - Как ты себе это представляешь? Она черт знает как превратила двух человек в неизвестно что! Хочешь испытать на своей шкуре?!
   - Но у нас ведь есть свой оборотень, - Гришка посмотрел на меня с надеждой, но я даже на стуле отъехала подальше:
   - О, нет! Нет, спасибо. Мне хватило близкого знакомства с Генкой во второй ипостаси... Не хочу проверять, на что она еще способна...
   - За Генку я ее вообще удавлю, падлу... - пробормотал Гришка угрюмо. Я настороженно покосилась на него.
   - Давайте не будем рубить сгоряча?
   - И что ты предлагаешь, сидеть на месте, сложив лапки?! - возмутился парень, вскакивая со стула. Тот медленно накренился и с грохотом рухнул. В воцарившейся тишине я осторожно поставила его на место и сказала:
   - Я предлагаю сначала узнать о нашем враге как можно больше. А уж потом бить всем скопом. Я права, участковый?
   - И как узнать? - разумно уточнил он. Я передернула плечами:
   - Есть способ. Разумеется, если вы согласны подождать.
   - А у нас есть выбор? - вздохнул Алексей Михайлович, поднимаясь из-за стола. - Выясняйте, Алиса Архиповна. Предпочитаю не знать, какие способы могут быть у... у оборотня... - последнее прозвучало особенно тоскливо, словно он уже уверился, что с головой у него не все в порядке. - А я попробую свои каналы.
   Когда он вышел, я ухватила Гришку за шкирку:
   - Есть сотовый?
   Тот затравленно кивнул.
   - Давай сюда.
   У оборотней не только абсолютный нюх, но и чудесная память. Тем более, что этот номер был единственным, который я знала наизусть. Торопливо проклацав ногтями по клавишам допотопной Нокии, я прислонила трубку к уху и показала кулак Гришке, пялившемуся на мои голые ноги. Самое странное, что Алексей Михайлович не позволил себе даже одного случайного взгляда. Я сидела перед ним в его же рубашке, на голое тело (даже белья не было!), а он разве что не отворачивался.
   Не хочется признавать, но это было не слишком приятно. Я не пыталась его соблазнять, боже упаси, видимо, дело в извечном женском тщеславии.
   Гудки оборвались. Трубку так никто и не взял. Задумчиво посмотрев на черный экран мобильника, я пыталась решить, что делать. Мне нужна была помощь Ники - она могла бы подсказать, что делать дальше, но, очевидно, не хотела иметь с оборотнем ничего общего.
   Ника - не моя подруга. Мы даже не хорошие знакомые. Если подходить с четкими рамками, то Ника - мой враг. Самый лучший, самый гордый и самый любимый враг на свете. Ника - моя сестра. Человек. И ведьма. Не знаю, была ли моя маменька оборотнем, она умерла давно и не успела об этом поведать, но папа был человеком и как на всякого красивого, успешного и неглупого мужчину после смерти моей матери на него началась настоящая охота. Победила в ней моя мачеха, чтоб ей икалось на том свете. Не в последнюю очередь из-за нее я в свое время сбежала из дома, за что и была с радостью отселена к бабке. Мне тогда было двенадцать, Нике - пять. Если бы не она, я сбежала бы еще раньше. Мачеха оказалась ведьмой, причем не особенно это и скрывала, но опутанный паутиной приворота отец ничего не видел и не слышал. Конечно, она сразу почуяла во мне то, о чем я узнала только в семнадцать. Можете себе представить жизнь оборотня под одной крышей с ведьмой? Мы ругались как кошка с собакой, однажды даже подрались. Я одним своим присутствием могла разрушить все ее чары и ее это бесило. Когда родилась Ника, забота о младенце легла на мои детские плечи - стоило больших трудов уберечь ее от мачехи. Не знаю, может и существуют в мире добрые ведьмы, но нам досталась та, что уже распродала свою душу по кусочкам. В ней не было жалости или сострадания, не было прощения. Я до сих пор с содроганием вспоминаю ее. К сожалению или к счастью маленькой Нике достались способности маменьки - я постаралась, чтобы мачеха узнала об этом как можно позже, пряча по углам внезапно подпаленные пеленки или зазеленевшую плесенью ложку супа, которую пытались запихнуть в рот орущему младенцу. В двенадцать я переехала к бабке и Ника осталась наедине с Чокнутой Лолой. Отца уже тогда в расчет никто не брал. И хотя на летние каникулы она приезжала ко мне, я видела, как меняется сестра. Не в лучшую сторону, я бы сказала.
   А потом случилось невероятное - никогда не ступавшая и шагу без машины, мачеха решила прогуляться по парку. Темному, ночному парку, в который не отваживались заходить патрули милиции. Ее тело нашли через три дня, кто-то воткнул нож прямиком в поясницу, обездвижив женщину, а затем довершил дело, вырезав сердце.
   Мне тогда было пятнадцать. Нике - восемь. Уже тогда между нами пролегала пропасть. Она винила меня в том, что я ее бросила, я подозревала, что без участия этой маленькой, но жестокой девочки тут не обошлось. Единственное, что объединяло нас - ненависть к Чокнутой Лоле, а потому ни одна из нас не высказала обвинения вслух. Ника осталась с очнувшимся от восьмилетнего сна отцом, а я через два года сбежала от бабки. До сих пор единственное общение между нами составляли редкие смс, но уже больше года и их не было - наверное, к обоюдному удовольствию.
   Так и не дозвонившись до Ники, я поняла, что высунуть нос из деревни все же придется и, чувствуя, как все во мне противится этому, отправилась к участковому - Гришкин уазик, как оказалось, был сломан и уже вторые сутки стоял в гараже полуразобранный.
   Участковый корпел над отчетом. В разгромленной комнате было странно пусто - покачивалась на потолке лампочка без плафона (кто и в какой момент его своротил, так и осталось тайной), торчали в разные стороны погнутые прутья решетки, свистело ветром заколоченное окно, под ним угнездился разбитый компьютер и сидел за придвинутым к стене столом одинокий мужчина. Судя по тому, как он разместился - спиной к стене, чтобы видеть все входы и выходы - ему еще не скоро перестанут сниться кошмары. Хотя мне на секунду показалось, будто ничего и не было - настолько картина была рутинной. Оборотни, ведьмы, вурдалаки, а он сидит и корпит над отчетом...
   - Если все так и будет продолжаться, скоро сюда пришлют следователей из города, - заметив меня, он отложил ручку и устало сжал пальцами переносицу. - Беглый преступник и труп на руках... За десять лет ничего подобного! У нас тут не райский уголок, конечно, особенно в девяностые было шумно, и перестрелки и трупы... Но писать на них объяснительные было куда как проще...
   Он раздраженно фыркнул и с укором посмотрел на меня, словно это я его во все втянула:
   - Как прикажете объяснить начальству, почему я всадил четыре пули в беззащитного ГОЛОГО парня?!
   - Скажите, что он был под наркотиками? - рассеянно предложила я.
   - Экспертиза этого не подтвердит, - отозвался Алексей Михайлович, посмотрел на свою писанину, свирепо сгреб все в кулак и выбросил в стоявшую рядом мусорку. Судя по тому, что та уже была наполовину заполнена - сидел он тут давно. - И есть еще неизвестно как сбежавший задержанный, я же не могу написать: "Превратился в черт знает что и выпрыгнул в окно"? Что, кстати, с ним потом случилось? Вы встретились на мосту - это я уже знаю, но что потом?
   Я открыла было рот, но поняла, что отвечать на этот вопрос мне очень не хочется. Если я начну еще и про русалок рассказывать...
   Участковый, видимо, что-то такое заметил в моих глазах, потому что побледнел, пальцы сжали ручку так, что та треснула. Этот сухой щелчок заставил нас обоих вздрогнуть. Рассеянно посмотрев на обломки, мужчина, словно что-то решив для себя, с силой провел ладонью по лицу и снова посмотрел на меня:
   - Я не хочу знать, - признался он. - Скажите только, мне стоит еще и его опасаться?
   - Нет, - довольная, что хоть на один вопрос могу ответить, нигде не соврав, ответила я.
   - Ну и слава богу, - пробормотал он, возвращаясь к отчету и выуживая из папки новый бланк. - Одной проблемой меньше.
   Однако продолжить экзекуцию над бумагой не вышло - ручка оказалась сломана, а другой в столе не было.
   - Может, хватит на сегодня? - миролюбиво предложила я. - Вы устали, только испортите. Пойдемте, есть деловое предложение.
   - Что, вы еще с кем-нибудь по пути столкнулись? - тоскливо уточнил участковый, но маяться дурью перестал и открыл дверь в жилую часть дома.
   - Можно подумать, только я здесь этим страдаю, - оскорбилась я. - Мне машина нужна. До города. Подвезете?
   - Убегаете, Алиса Архиповна? - нахмурился он, садясь рядом со мной. Я облокотилась на стену, стараясь очутиться от него подальше - слишком уж уютное и жалостливое было зрелище, так и тянет позаботиться... Но это мы уже проходили - ничем хорошим не закончится. Тем более теперь, когда он знает, кто я.
   - Помогаю, - парировала я, скрестив руки на груди. - Сами же хотели ответов.
   Он почесал затылок, посмотрел в сторону кабинета, где лежал так и не написанный отчет и кивнул:
   - Ладно, выезжаем завтра в восемь. Надеюсь, вы сможете одну ночь прожить без неприятностей?
   Уже выйдя на улицу, я мрачно уставилась на подмигивающие звезды, выдохнула облачко пара и подумала: "Прожить - да, а вот проспать - вряд ли".
  
   ГЛАВА 9
  
   Наверное, даже у оборотней есть какой-то предел, после которого мы уже не можем держать оборону. Двое суток практически без сна, купание в ледяной воде, встреча с недооборотнями и потеря крови вымотали меня настолько, что перспектива провести ночь под окном участкового не то, что не трогала меня, она была воспринята абсолютно философски - какая разница, где спать?
   Поэтому я перекинулась у себя в доме, предварительно накормив всю живность, перебралась под окно его спальни, где горел светильник, пробиваясь светом из-за ставен, и утрамбовала себе подушку из высохших остатков цветов календулы, в обилии росшей в палисаднике Алексея Михайловича. Не то чтобы это сильно помогло - было холодно и сыро, но в шкуре оборотня это чувствовалось не так остро, а спать хотелось так сильно, что я смирилась и закрыла глаза. Уши продолжали по-прежнему чутко улавливать малейшее движение. Мы это хорошо умеем - спать настороже. Я не решилась оставлять его одного после случившегося. Ведьма наверняка теперь не успокоится, пока не устранит свидетеля ее извращенного ума, обо мне она тоже знает - ну и наглая же тварь! Магичить прямо у оборотня под носом!
   Однако даже заснуть толком мне не дали. Поначалу свет в спальне погас и даже кровать скрипнула, но буквально через полчаса я снова услышала движение - участковый долго шуршал в темноте, один раз за что-то запнулся, приглушенно выругавшись, и ушел в кухню. Зажегся свет. Костеря его на чем свет стоит, я оббежала дом по кругу и увидела идиллическую картину: участковый за работой. Бумаги целая стопка, ручки аж три штуки.
   Правильно, нам же нечего больше делать, только окрестную нежить на свет собирать?! И меня заодно засвечивать...
   Потоптавшись на месте, я увидела в стороне от калитки некое сооружение. В данный момент оно пустовало, что вовсе не означало, что мне от этого было легче.
   "Боже, я еще никогда так низко не опускалась..." - разрываясь между стыдом и желанием прикопать участкового, чтобы никто уже не мучился, я полезла в будку.
   Единственное, что меня утешало - из нее отлично просматривалось окно кухни и мужчина в нем, в то время как меня заметить со стороны было невозможно.
   Сгустившиеся с наступлением ночи тучи снова сыпанули снегом. Сначала мелким крошевом, затем все крупнее и крупнее.
   Да, пожалуй, идея с будкой была не так уж плоха.
   Я устроилась поудобнее и положила голову на передние лапы.
   Проснулась уже под утро, замерзшая, простите за каламбур, как собака. Пару раз чихнула, сбивая сосульки с шерсти, кое-как шевеля лапами вылезла из будки, осматриваясь в предрассветной синеве. Небо уже выцвело до светло-лилового, но народ еще не проснулся - улица была пуста. Надо быстрее драпать до дома, пока меня никто не видит. Но сначала убедимся, что от моего подопечного не остались рожки, да ножки.
   Осторожно подобравшись к окну, я встала на задние лапы и с любопытством туда заглянула. И встретилась с сонным взглядом только поднявшего голову от стола участкового. То есть это поначалу он был сонный, а затем зрачки его резко расширились от ужаса. Отшатнувшись от стола, участковый нелепо взмахнул руками, заваливаясь назад, и с грохотом рухнул на пол. Я виновато вжала голову в плечи и потрусила к калитке.
   - СТОЯТЬ!
   Сталь в его голосе заставила меня остановиться. Медленно поворачиваясь, я ожидала увидеть перед носом взведенный пистолет, но вместо этого наткнулась взглядом на распахнутую дверь.
   - Внутрь, быстро, - отрывисто скомандовал мужчина. Голос его все еще подрагивал от пережитого, но, очевидно, он уже успел не только взять себя в руки, но и догадаться, что столь учтивым оборотнем может быть только один из его знакомых. Одна.
   - Совсем с ума сошла? - накинулся он, едва я протиснулась мимо и потрусила к спальне - перекидываться. - Решила меня со свету сжить? Тебя мог кто угодно увидеть!
   - Рррр! - только и смогла я ответить, виновато пожав плечами.
   - Мало мне проблем с ведьмой, так еще и дурные оборотни на голову! - припечатал Алексей Михайлович, занимая стратегическую позицию за закрытыми дверями спальни. Я тихонько вздохнула, зажмурилась и...
   Когда дверь, тихо скрипнув, открылась, выпуская меня, он сидел за столом бледный и взъерошенный. Смятенный взгляд в мою сторону подтвердил нехорошие опасения.
   Закатывая рукава рубашки, я подошла ближе:
   - Это все жуть. Не бойтесь, она не опасна.
   Судя по недоверчивому взгляду, он был не согласен.
   - Когда мы... меняемся, - осторожно подбирая слова, уточнила я, садясь рядом с ним. - Высвобождается энергия... ну, не знаю, боли, страха? Все вместе. Я называю ее "жуть", вы можете называть как хотите, только впредь отходите подальше, чтоб вас не достало.
   Вздохнув, я налила ему воды, а себе, беспардонно заглянув в холодильник, отрезала хлеба с сыром. Когда я вернулась к столу, жуя бутерброд, он уже пришел в себя.
   - Не проще ли сразу весь ваш чемодан ко мне перетащить? - предложил сухо участковый, рассматривая свою очередную рубашку на мне. Я философски пожала плечами:
   - Сами виноваты, я же собиралась уйти к себе. Как вы меня узнали, кстати?
   - Вы свою морду пристыженную видели? - усмехнулся мужчина. Я пожевала губу, но не нашлась, что ответить. Меня обескуражило то, что он так легко узнал меня в зверином обличии. - Только не делайте так больше. Хотите караулить меня - пожалуйста, заходите в дом и располагайтесь со всеми удобствами, но не сидите ночами под дверями.
   Еще раз с укором посмотрев на меня, он вздохнул и пошел к выходу. Я наблюдала за ним через окно - направился к мосту, а значит, я вскоре увижу свои вещи.
   Фыркнув от смеха - быстро же он освоился! - я поворошила дрова в печке, подкинула пару поленьев и блаженно застыла у чугунного котла, впитывая его тепло. Дом Алексея Михайловича был построен позже моего, русской печи здесь уже не было, стояла обычная, чугунная, изредка булькая водой в котле. Газовая плита тут же, сияя первозданной чистотой - очевидно, готовили на ней не часто. Ну, или к нему регулярно кто-то приходит убираться. Насколько я знала мужчин, даже самые аккуратные из них обычно не замечают мелочей вроде измазанной в жире ручки конфорки.
   - Замерзли? - он вернулся быстро, принеся с собой запах зимнего холода. Аккуратно положил стопку моей одежды на стул - я уже привычно подхватила ее и скрылась в его спальне. - Через полчаса отправляемся, только голове скажу, а не то без меня тут бардак устроят...
   - Через час, - отозвалась я из-за дверей, - Мне еще по хозяйству надо управиться...
   Вторая попытка уйти к себе была более успешной - кутаясь в куртку, я выскочила из его дома, промчалась мимо сидевших на площади бабок, наверняка ославив себя на всю деревню, обогнала на мосту вдову с маленьким ребенком на руках - и наткнулась на Гришку, караулившего меня у крыльца. Кот сидел ступенькой выше, пожирая здоровенного карася. Подкуп?!
   - Ты ж вроде говорила, он тебе не нравится? - язвительно фыркнул Гришка, вставая мне навстречу. Я недовольно покосилась в сторону дома - ноги в осенних ботинках уже успели замерзнуть.
   - А я не говорила, что терпеть не могу любопытных? - огрызнулась.
   - Да я чего? - пошел на попятную Гришка. - Мне-то что? Так даже лучше, все ж какая никакая, а баба...
   Под моим взглядом он окончательно стушевался и нервно почесал затылок.
   - То есть по-твоему я только на безрыбье хороша? - тихо уточнила я, подходя к нему вплотную.
   - Ты, конечно, девка красивая, - осторожно просипел он, делая шаг назад. - Только надо ли оно нам? Участковый в мужиках?
   Я так опешила, что не сразу поняла, что именно он имеет ввиду.
   - Нам? - ошалело уточнила.
   - Ну, он же того, - Гришка явно не знал, как выразиться так, чтобы я его не убила, и косился на меня очень осторожно. - Закон и все такое... Будет под ногами путаться.
   - У меня, в отличие от тебя, проблем с законом никаких нет, - прищурившись на него, я оттеснила парня и прошла в дом. Тот поплелся следом. - Это раз. Два - он не мой мужик и им не будет. И три - ты вроде как собрался вести законный образ жизни? Или я зря старалась?
   - Дык, не зря, конечно, - Гришка бухнулся на стул, стянул мятую шапку. - А только все равно... Мент он и есть мент, хоть и свой.
   Не поспоришь. Я, в принципе, была того же мнения об участковом - следовало держаться от него подальше, только вот в данный момент это невозможно.
   - Как только мы разберемся с ведьмой, обещаю, что сведу наше общение к минимуму, - клятвенно пообещала я, переодеваясь в рабочую одежду и снова выталкивая Гришку на улицу. Тот заметно от моих слов повеселел и даже помог управиться. Кот ходил за ним следом, как приклеенный, вызывая во мне глухую зависть.
   Спустя час я подпрыгивала от холода возле урчащего уазика. Участковый возился с огромным амбарным замком на дверях - единственной нашедшейся замене выломанного Генкой. Тучи вроде бы разошлись, открывая нежно-голубое, белесое к горизонту небо. Солнце только всходило, но и так было ясно - кончилась осень. Вчерашний снег лег основательно, хоть и тонким слоем, а все же не таял, укрыв собой всю грязь. Лужи смерзлись в камень, даже река, казалось, замедлила бег, покрывшись тонким, хрупким ледком, по которому с карканьем скользили вороны. На торчащих их снега клочках высохшей травы белел иней.
   - Все, садитесь, - Алексей Михайлович, потирая замерзшие руки, промчался мимо меня. Я неохотно открыла дверь со своей стороны, влезая в теплое, но душное нутро машины. Нога, даже забинтованная крепко-накрепко, продолжала капризничать, то и дело простреливая болью, так что угнездиться на сиденье было делом нелегким. Хорошо хоть участковый наблюдал за моими выкрутасами молча. Деловито тронувшись, уазик заскакал по кочкам, направляясь прочь из деревни. Я проводила глазами сначала храм, а затем кладбище, дорога сделала поворот в сторону заповедника, но мы проскочили мимо, а через два часа с ревом вылезли на федеральную трассу. Словно посчитав это расстояние достаточным, чтобы нас никто не услышал, участковый покосился в мою сторону (я дремала, изредка вздрагивая от боли в ноге) и спросил:
   - Куда вас отвезти?
   - Высадите меня на любой остановке и езжайте по делам, - пробормотала я сонно, едва приоткрыв глаза. В машине было тепло, и я разомлела, опустив голову на натянутый ремень безопасности. Шевелиться и просыпаться не хотелось. Кому рассказать - не поверят. Чтобы я, да заснула рядом с другим человеком? Ника так вообще считала меня параноиком. Но рядом с участковым было спокойно - даже если он и прожигал меня недовольным взглядом.
   - Мне кажется или вы не в том состоянии, чтобы передвигаться самостоятельно? - напряженно сказал он. До города было еще с полчаса езды, машин на трассе мало и машина неслась быстро и гладко.
   - Вам кажется, - я все еще надеялась вернуться в эту сонную дремоту, но, похоже, у него были другие планы.
   - Алиса Архиповна!
   - Алексей Михайлович! - передразнила я, окончательно просыпаясь. Села прямо, недовольно скривившись. - Ну что вам от меня нужно? У вас отчет не сдан - идите с Богом на работу, сдавайтесь, а я, тем временем, узнаю все, что нужно!
   - Боюсь, если я сдам отчет, никакой работы у меня уже не будет, - неожиданно признался он. Я виновато втянула голову в плечи. В какой-то мере тут была и моя вина. Неизвестно, как бы все повернулось, если б я не приехала, может, жил бы он, ничего не зная о другой стороне и жил без проблем. Это именно то, о чем я говорила - рядом с нами никогда не бывает спокойно. Мы - оборотни, ведьмы и прочие твари, не естественное порождение природы, а потому одним своим существованием ее возмущаем, вызывая волны, словно брошенный камень в воду.
   - Но разобраться с этой чертовщиной я обязан, - на секунду отвлекшись от дороги, он бросил на меня выразительный взгляд. - Даже если меня снимут с поста, придет другой, только он уже не будет... в курсе происходящего. И все продолжится. Алиса, мне нужно знать все, понимаешь?
   Я вздохнула. Алиса - запрещенный прием, называть меня по имени. Что с ним делать?
   - Ладно, - пробурчала я тихо. - Поехали со мной, только, чур - молчать! Что бы вы ни увидели.
   - Сомневаюсь, что меня может еще что-то удивить... - прошептал он себе под нос. Я сдержала улыбку. Как ты ошибаешься!
  
   ***
   Сестра с отцом жили на окраине. Частный сектор, но людей, как по мне, все равно слишком много. Дома прилеплены друг к другу, всюду собаки, машины... Если в деревне уже лежал снег, то здесь царила вечная грязь. Месиво из песка, земли, замерзших луж и серого снега. Да уж, отвыкла я от этого... Уазик остановился около выкрашенных зеленой краской ворот, на которых висела черная табличка. Она гласила: "Отворот, приворот, сглаз, порча и венец безбрачия".
   - Это что? - голосом, в котором сквозили очень нехорошие подозрения, уточнил участковый. Я фыркнула, прошла мимо и без опаски открыла калитку. В нашем дворе собак не было и быть не могло - они чувствуют возмущения в природе, а значит, любую тварь тоже заметят. Оно нам надо?
   - Вы же сказали, что вас ничего не удивит, - не удержалась я, когда Алексей Михайлович за спиной тихо охнул - надо полагать, увидел стоявший на заднем дворе алтарь.
   Мы поднялись по высокому крыльцу, я недовольно покачала головой, заметив, что краска совсем облупилась - понятное дело, Ника и не подумает домом заниматься, а отец таких мелочей никогда не замечал.
   Осторожно открыв дверь, я со странным чувством вошла в дом. Я здесь никогда не жила - отец с Никой переехали, когда ей исполнилось пятнадцать, я к тому моменту скрывалась от охотников в брянских лесах. Потом, конечно, все наладилось, я вернулась, но своим этот дом никогда не считала. К людям, обитавшим в нем, отношение тоже было двоякое, поэтому теперь я разувалась в сенях, одновременно желая увидеть их и страшась этого. Участковый, видно, заметил метания - его внимательный взгляд следил за мной, словно изучая. Мне это не понравилось и я уже уверенно шагнула в жилую часть дома, оставив его позади.
   - Папа!
   Это одинокое слово произвело эффект разорвавшейся бомбы - дальше по коридору, справа в комнате что-то гулко бухнулось на пол, покатилось с глухим "гррррр", в комнате слева зашуршало и раздались торопливые шаги - из дверного проема выглянула невысокая, черноволосая девушка. Густо подведенные черным глаза, лиловые губы и пирсинг, покрывавший все доступные части лица на удивление не портили ее, хотя и создавали весьма инфернальную картинку вкупе с накинутым поверх черной водолазки алым пончо. На секунду показалось, что Ника меня не узнала - я так точно определила ее только по запаху - но в следующий момент она громко, хрипло "хакнула" и заорала:
   - Возвращение блудной дочери! Па! Иди посмотри!
   - Пора бы уже выйти из подросткового возраста, - чувствуя, как теплеет в груди и страх наконец отпускает, сказала я, проходя на кухню. На полу растекалась бордовая лужа с ошметками картошки и капусты, рядом лежала перевернутая кастрюля. Отец как раз вытирал руки полотенцем и потому обняли меня с секундным замешательством.
   - Прости, пап, не хотела пугать... - пробормотала я ему в плечо, пока Ника, словно не замечая царящего вокруг бардака, уперев руки в бока, рассматривала участкового. Тому было заметно некомфортно под ее взглядом.
   - Ника уберет, - продолжая сжимать меня в объятиях, он повернул голову в сестрице. Та скривилась, но на нее уже не обращали внимания - подталкивая меня в спину, отец прошел в зал и раздраженно раздернул шторы, впуская солнце в комнату. В солнечных лучах дым от курильницы на столе стал еще заметнее. Распахнув форточку, я потушила угли, брезгливо собрала разбросанные на столе карты и отодвинула небольшой столик с ведьмовскими атрибутами за диван. Вскоре ничего не напоминало о том, что две минуты назад в комнате проводили ведьмовской ритуал.
   - Навоняет всякой дрянью... - ворчливо вздохнул отец, развеивая руками остатки дыма. Я сидела в кресле напротив, рассматривая его после долгого года разлуки. За это время он еще больше постарел - в волосах добавилось седины, высокий открытый лоб с залысинами избороздили морщины. Но глаза стали другими - более спокойными, что ли? Пока мы жили вместе, я всегда видела в них смятение, настороженность. Теперь карий взгляд смотрел на меня с легкой ностальгией, словно на гостя.
   - Как ты? - подавив неприятное осознание этого факта, я заставила себя забыть обиду. Все это мы уже проходили - я оборотень, по-другому никогда не будет и не может быть, и вина тут скорее моя, чем его. - Все еще работаешь?
   Отцу было уже за шестьдесят, но он по-прежнему работал на заводе.
   - Если бы, - Ника бесшумно вошла в зал, оглядела перестановку и, недовольно пожав плечами, уселась возле отца. Участковый занял стратегическую позицию позади меня. Очевидно, он не знал как относиться к моему семейству. И я его понимала - после того, что он видел на воротах, после явления Ники, окружающая мирная обстановка воспринималась с настороженностью: колыхались тюлевые занавески на окне, обычная черно-белая кошка драла когтями ковер (знает, зараза, кто я такая и все равно пакостит!), тикали настенные часы на старых выцветших обоях, лежали на другом кресте вышитые пасторальными пейзажами диванные подушки.
   - Их летом сократили, он теперь дворником подрабатывает в ближайших многоэтажках... - продолжила между тем сестрица.
   Отец покосился на нее неодобрительно:
   - И буду делать это и впредь! А что мне, в доме сидеть, пока у тебя черти по стенам скачут?
   - Я деньги зарабатываю! - возмутилась Ника с видом оскорбленной невинности.
   - Да уж... - проворчал отец и устремил взгляд карих глаз на Алексея Михайловича. Я почувствовала, как его пальцы нервно сжались на спинке моего кресла. - А вы, молодой человек, кем работаете?
   На их месте я бы задала другой вопрос: а вы, собственно, кто? Но наша семья никогда и не была обычной. Полагаю, к незнакомцам в доме они привыкли - в отличие от меня.
   - Участковым, - последовал короткий спокойный ответ. Я усмехнулась, наблюдая за реакцией родственников: отец явно пытался прикинуть, как эта работа связана с моим появлением, Ника делала мне страшные глаза - ее отношения с полицией не заладились давно и надолго.
   - Здесь он как друг, а не как полицейский, - насладившись зрелищем, уточнила я.
   - Мент - всегда мент, - проворчала Ника, спуская с дивана ноги. Тонкие черные джинсы задрались на щиколотках, открывая безобразные, похожие на маленькие полумесяцы ранки. Я сузила глаза.
   - А ведьма - всегда ведьма, так?
   Воцарилась нехорошая тишина. Я не сразу поняла ее причину.
   - Можно подумать, вы о себе никому не рассказывали.
   - Ему можно доверять? - словно участкового тут и не было, уточнила сестрица, проследив за моим взглядом и одернув джинсы. И, дождавшись утвердительного кивка, снова расслабленно опустилась на диван.
   - Как ты живешь? - неожиданно спросил отец.
   Я пожала плечами:
   - Хорошо, а разве я плохо выгляжу?
   Под его внимательным взглядом захотелось, как в детстве, выложить все, как на духу. Но мне уже не восемь лет. Да и ему не тридцать. Я предпочитала не посвящать отца во все перипетии своей оборотничьей жизни. Может, и хорошо, что мама рано нас покинула - не успела его испортить...
   - Ты выглядишь... Мирно.
   Я едва не поперхнулась этому определению. Ника скептически меня осмотрела:
   - Ну, - почесала она нос, - А, по-моему, она совсем не изменилась.
   - Ты внимательна, как всегда, - вернула я комплимент.
   Мы перебросились еще парочкой едких замечаний, но затем я все же решилась заговорить о деле. Если быть честной, я не совсем понимала, как мне вести себя с родственниками, да еще и в присутствии участкового. Он хоть и молчал и вообще себя никак не проявлял, а все же явно прислушивался и присматривался. Ника то и дело кидала на него любопытные взгляды. Хотела бы я знать, что там такого интересного?!
   Но о деле, значит о деле. Ему еще отчет сдавать.
   - Ника, - первой прекратив обмен колкостями, я потянула на себя сумку, доставая из нее завернутый в целлофан камень. Даже через эту преграду запах чувствовался отлично и судя по сморщенному носику сестры, не мне одной. - Можешь сказать, что это такое?
   - Я так и знала, что тебе что-то нужно, - проворчала она, отказываясь брать у меня из рук и подкатывая столик с ведьмовской атрибутикой. - Клади сюда.
   - Девочки, дождитесь хоть, пока я уйду! - возмутился папа, вставая. Он никогда не любил присутствовать при нашей работе и мы виновато вжали головы в плечи. Я перебралась на пол перед столиком, участковый занял мое кресло, явно никуда уходить не собираясь. Ника вопросительно вздернула бровь, но я только плечами пожала - хочет смотреть, пусть смотрит. Это не ярмарочные фокусы, гула, свиста и молний тут не будет.
   Аккуратно вытряхнув камень в центр вырезанной на столешнице пентаграммы, я брезгливо отшатнулась - запах аммиака ударил в нос с утроенной силой.
   В воцарившейся тишине сестрица долго рассматривала голыш, поворачивая столик то так, то эдак, но к предмету в центре не прикасалась. Я видела, как дрожат чуткие ноздри ее маленького, аккуратного носа, улавливая исходящие от камня эманации, как нарастает и клубится тьма в глазах.
   Золотые браслеты на руках тревожно звякнули, когда она потянулась к свечам, а я нервно отползла назад, уткнувшись спиной в ноги участковому. Тот сидел вроде бы расслабленно, явно не чувствуя и половины от того, что чувствовала я.
   Чиркнули спички, зажглись тонкие, синевато-желтые свечи по углам пентаграммы. Серный запах поплыл по комнате. Ника почти уткнулась носом в камень, рискуя подпалить волосы. Губы ее шевелились, но изо рта не вылетало ни звука. Руки, словно неловко изогнутые крылья, вцепились в края столешницы. Сейчас она мало напоминала ту девчушку, которую мы видели еще пять минут назад. Гладкое юное лицо стало старше, на лбу прорезались морщины, а лицо осунулось, побледнело.
   Неожиданно одна из свечей полыхнула и, в секунду сгорев дотла, осталась лежать кучкой расплавленного воска. Я от неожиданности шарахнулась в сторону, участковый ощутимо вздрогнул, вцепившись мне в плечи.
   - Сдурела? - кашляя от едкого дыма, заполонившего комнату, просипела я, брезгливо зажимая нос.
   Ника хмуро дунула на остальные свечи. Камень остался лежать, к нему она так и не притронулась.
   - Где вы взяли эту дрянь?
   Тон у нее был такой, что спорить не хотелось, поэтому я выложила все - касательно камня, ведьмы и даже о проклятии Гришки рассказала. Ника слушала, изредка кивая, между бровей залегла задумчивая морщинка. Хотя внешность ее вернулась к инфернально-кукольной, но уже никого не обманывала - темные, слишком серьезные для юной девушки глаза выдавали возраст так же хорошо, как кольца на деревьях. Я к этим переменам привыкла - на поддержание красивой оболочки уходит немало сил, в моменты, когда требуется чуть больше магии, вся шелуха слетает - но участковый явно находился в замешательстве, хоть пока и молчал. И то хорошо, не время для глупых вопросов.
   - Нда, - когда я закончила, она задумчиво сковырнула застывший воск со столешницы, разминая его в руках. - Ну вы и заварили кашу...
   - Если бы мы, - буркнула я, перебираясь в соседнее кресло. Солнце стояло в зените, бросая длинные тени ровно по центру комнаты, а это означало, что нам стоило поторопиться. - Такое ощущение, что меня зацепило краем водоворота и я болтаюсь где-то на самом верху. Ты скажешь мне, наконец, что узнала?
   - Да почти ничего, - хмуро призналась сестрица. Я досадливо фыркнула и натолкнулась на ее раздраженный взгляд: - Похоже на вместилище какой-то сущности, возможно, той самой, что завладела двумя этими дураками, но сущности больше нет, заклинание тоже почти испарилось, так что сказать с уверенностью ничего не могу.
   - Но откуда у деревенской ведьмы сосуды с тварями? - едва не взвыла я. Рычащие нотки в голосе заставили участкового неодобрительно на меня покоситься. - Три сосуда, если считать то, что жило в Гришке, откуда?!
   - От верблюда, - выплюнула Ника, подрываясь с дивана и устремляясь прочь из комнаты. - Мне больше интересно, чем она за них заплатила? - раздался голос из кухни.
   - Сидите тут, - предупредила я участкового, отправляясь за ней. - И чем же?
   - Ну ты как маленькая, - когда я вошла, Ника как раз укладывала на кусок хлеба солидный круг колбасы и щедро смазывала его горчицей, вызывая во мне содрогание. - Душой, конечно. Боюсь только, за три сущности одной души будет маловато. И да, ты права - цели слишком мелкие, чтобы на них тратиться. Это все равно, что снег детской лопаткой убирать - усилия несоизмеримы.
   - Тогда зачем? - риторически спросила я, опираясь на косяк. И неожиданно получила ответ:
   - Не знаю, но выясню, - заглотив остатки бутерброда, Ника невозмутимо отряхнула руки от крошек и гаркнула: - Участковый! Собирайтесь!
   - Теперь я вижу сестринское сходство, - недовольно раздалось из коридора.
   Я в растерянности уставилась на нее:
   - Ты что задумала? Ника?
   - Хочу увидеть все своими глазами, - сестрица фыркнула, и, едва не вприпрыжку устремилась в свою комнату. Я тоскливо посмотрела на застывшего в проходе участкового.
   - Не думаю, что это хорошая идея.
   - А я думаю наоборот, - весело ответили мне. В веселости была изрядная доля ехидства.
   - По-твоему, мне мало одной ведьмы? - я не пошевелилась, даже когда сестра, на минуту заглянув в комнату к отцу, попрощалась и проскочила мимо, натягивая на ходу короткую норковую шубку. - Ника, я серьезно! Не желаю устраивать шабаш в деревне! Просто скажи... Скажи, что мне делать и как ее убрать и я...
   - Я же говорю, - словно разговаривая с маленьким ребенком, повторила она. - Я не знаю! Мне нужно оглядеться, осмотреть труп...
   - По-вашему, я туда экскурсии вожу? - теперь уже возмутился притихший было участковый. Я поняла, что все это время он активно впитывал поступающую от нас информацию, и невольно поежилась, вспоминая, что мы могли ляпнуть. - Это будет выглядеть как минимум странно! Вы не имеете никаких полномочий даже рядом с моргом стоять!
   - Разберемся, - нежно подхватывая мужчину под руку, проворковала Ника самым ласковым тоном. - Пойдемте, участковый, машину прогреете...
   Я хмуро смотрела им вслед. Мне следовало поговорить с отцом, как бы сестра за это время участковому голову окончательно не заморочила. Видела я уже результаты ее работы, будет ходить покорный, как теленок...
   Но, когда я вышла из дома, плотно закрывая за собой дверь, Алексей Михайлович выглядел вроде бы нормально и держался от сестрицы подальше, ковыряясь в моторе. Очевидно, внезапные изменения ее внешности доверия в нем не вызывали. Ника выглядела не слишком довольно, нахохлившись на заднем сиденье. Когда я демонстративно уселась впереди, она хмыкнула:
   - Да успокойся, разберемся мы с твоей ведьмой...
   - Знаешь, - огрызнулась я, перекидывая ей захваченный из дома плед. Та благодарно набросила его поверх тонких джинсов. Короткая шубка не прикрывала даже коленей. - Твой нездоровый энтузиазм пугает меня даже больше, чем его полное отсутствие.
   - Это оскорбительно! - возмутилась сестра. - Я тут стараюсь, колдую в поте лица...
   - Вот именно, - с нажимом ответила я, наблюдая за участковым. Тот захлопнул капот и, вытирая руки измазанной в машинном масле тряпкой, направлялся к нам. - Для чего? Что тебе нужно?
   - Помочь тебе? - невинно предположила Ника, хлопая длинными ресницами.
   - Ты могла бы это сделать и дома.
   Открылась водительская дверь, впуская участкового в облаке запахов бензина и масла, и мы замолчали. Я нервно приоткрыла окно, стараясь дышать через рот.
   - Прости, опять, зараза, не заводилась, - послышалось тихое. В изумлении покосившись на него, я неловко пожала плечами и отвернулась к окну под ехидный кашель Ники.
   До полицейского управления мы доехали в полном молчании. Какофония звуков и запахов большого города после почти года блаженной тишины быстро вызвала у меня мигрень и заставила пожалеть, что не взяла хотя бы беруши. Подумать только, как быстро можно привыкнуть к хорошему, а ведь когда-то я жила в этом и отлично себя чувствовала. Хотя, кому я это говорю? Отлично? Я бы не сбежала, если бы все было так хорошо...
   Брезгливо выдохнув наполненный выхлопными газами воздух, я покрутилась у машины, нетерпеливо поглядывая на окна огромного, серого здания. Участковый скрылся в нем уже полчаса назад и все никак не возвращался, что не могло не беспокоить. Шел он, как на казнь - очевидно, с отчетом было не все гладко.
   - Может, кофе выпьем? - лениво поинтересовалась Ника, выбираясь из остывшего нутра машины следом за мной. Она кивнула на небольшое кафе по другую сторону площади и я пожала плечами. Почему бы и нет?
   Лавируя между толпами спешащих куда-то людей, мы двинулись в нужном направлении. Ника сбросила участковому смс - успели уже обменяться номерами к моему вящему неудовольствию. Впрочем, я заставила себя промолчать - у меня телефона не было, а связь все же нужна.
   В небольшой кофейне было тихо, тепло и уютно - время рабочее, за столиками сидела всего пара человек и мы выбрали тот, что стоял напротив окна, чтобы видеть, когда из управления выйдет участковый.
   Я с удовольствием втянула ноздрями вкусные запахи - печеные яблоки, кофе, корица. И не ошиблась - заказанный штрудель с яблоками был свежайшим.
   - Ну, разве в твоей дыре такие вкусности делают? - мирно поинтересовалась Ника, отпивая маленький глоток из крохотной кофейной чашки. Она органично смотрелась в уютной, но от того не менее изысканной обстановке и я неожиданно почувствовала себя рядом с ней замарашкой. Нескладная, длинная, худая, с простой косой вместо модельной стрижки, без грамма косметики, в обычных джинсах и байковой клетчатой рубашке - казалось, что в нас не было ни одного общего гена. Миниатюрная изящная Ника выгодно выделялась на моем фоне. Хотя, она бы и в одиночестве не пропала.
   - Не делают, - тоном, говорящим, что я абсолютно от этого не страдаю, отрезала я. И это действительно так. Мне гораздо ближе была сонная дремота маленькой деревушки, треск дров в печи, терпкий запах скошенной травы или свежего, парного молока. Конечно, штрудель по венским традициям я не испеку да и времени, если честно, нет, но чем плохи запеченные в печи яблоки?
   - Не понимаю, какой смысл был заживо хоронить себя в глуши? - неправильно истолковав мою задумчивость, пробурчала Ника. Я пожала плечами - в тот момент я скорее бежала от проблем большого мира, нежели действительно желала остаться в деревне навсегда, но теперь... - Тебе регулярно проценты с продаж идут, хотела бы, купила уже квартиру в городе...
   Проценты с продаж это она о небольшой линии косметических средств, которую мы вдвоем запустили, еще будучи молодыми, и производство которой Ника продолжила. Жила она не только на ведьмовские услуги. Магазинчик, если честно, был крохотным, но доход приносил исправно, а я получала проценты за, собственно, изначальный рецепт, и в разработке дальнейших продуктов участия не принимала. Надо сказать, эти деньги почти целиком ушли на обустройство нового дома и на счету оставались считанные копейки. Но не говорить же ей об этом?
   Участковый присоединился к нам спустя час - когда кофе уже не лез и я лишь лениво отщипывала кусочки от третьей порции штруделя. Ника смотрела на это со священным ужасом, представляя, как бы такие объемы отразились на ее фигуре, но мне лишний вес не грозил. Скорее, дистрофия.
   При виде штруделя глаза у него загорелись голодным блеском.
   - Можно? - вопросительно глянув на меня, он уже придвигал к себе мою тарелку и вооружался вилкой. Форменный бушлат скромно повис на вешалке, пугая официантов. Один из них пулей подлетел к нашему столику, принимая заказ на чашку черного кофе без сахара.
   - Угощайтесь... - несколько ошарашено пробормотала я, наблюдая, как он методично и быстро, но аккуратно отправляет в рот куски пирога.
   Видимо уловив в моем голосе странные нотки, участковый удивленно поднял взгляд, но почему-то не на меня, а на Нику.
   - Я что-то сделал не так?
   - Что вы, - во все тридцать два зуба улыбнулась она, ехидно глядя на меня. - Не обращайте внимания, это все оборотничьи замашки...
   - Тиш-ше! - зашипела я, оглядываясь. Кофейня постепенно наполнялась народом.
   - Да кто в это поверит, даже если услышит? - фыркнула сестрица. - Сидели как-то ведьма, оборотень и полицейский... Начало для анекдота!
   - Ника, а сколько вам лет? - возможно, дело кончилось бы очередной перебранкой, если бы не огорошивший нас вопрос участкового.
   Вид у сестры был такой, словно на нее напала игрушечная мышь - изумление боролось в нем с возмущением. Не выдержав, я сдавленно захихикала. Мало кто осмеливался спросить у нее такое.
   - А ты чего ржешь, старше меня на восемь лет! - окрысилась сестрица, нервно оглаживая пончо на стройной талии.
   - И все-таки? - напряженно повторил участковый, а я заподозрила, что интерес его был совсем не праздным и смеяться прекратила.
   - А сколько бы вы мне дали? - справившись с собой, Ника попыталась перевести все в шутку, но вышло не очень:
   - Тридцать два, - озвучил участковый, попав точно в цель. Я хмыкнула - никто не давал сестрице больше двадцати пяти, чем она, несомненно, гордилась, однако попадание было слишком точным для случайного. Полагаю, в управлении он не только отчет сдавал, но и справки успел навести.
   - А вас не смущает, что в таком случае вашей чудной соседке, - кивок в мою сторону. - Никак не меньше сорока?
   - О ее возрасте я давно осведомлен, - огорошил он меня. И все это, продолжая невозмутимо есть. Я даже невольно на отражение в окне покосилась, но все вроде было как обычно - я бы себе больше тридцати не дала. Мы, оборотни, живем дольше и стареем не так, как люди. То есть он все это время знал и ничего не спрашивал? Или в его окружении все сорокалетние так выглядят?!
   - Мне просто интересно, это у вас семейное? - закончил участковый, откидываясь на стуле. Кофейная чашка смотрелась игрушечной в его руках.
   Ника оскорбленно фыркнула и потянулась за шубой:
   - Нет, это у нас профессиональное. Как и у вас, видимо.
   - Вы ее задели, - констатировала я, когда мы остались вдвоем. Проводив Нику взглядом, Алексей Михайлович невозмутимо допил кофе и встал, подавая мне куртку. Я, в который раз ощущая уже знакомое чувство неловкости, сунула руки в рукава, ощущая его пальцы на своих плечах.
   - Не люблю, когда мне лгут, - услышала я, когда мы выходили из кофейни.
   Но ничего не ответила. Иногда лучшее, что может сделать женщина - это промолчать.
   Обратная дорога заняла больше времени. Выезжали мы уже в опускающихся морозных сумерках, а приехали, когда от солнца осталась только алая полоска на темном горизонте. Ника в конце концов задремала на заднем сиденье, я, неловко извернувшись, накрыла ее пледом еще на середине дороги.
   - Странные между вами отношения, - заметив это, тихо обронил участковый.
   "Как и между нами" - подумала я, но вслух говорить не стала.
   Деревня была видна издалека и ее яркие желтые огни неожиданно вызвали во мне щемящее чувство радости и умиротворения. Остались позади все треволнения этого суматошного дня, какофония ревущих моторов и клаксонов машин, уличного радио и гула толпы. Теперь - только тишина темной машины и приближающиеся маячки освещенных домов.
   - Мне нужно разобраться с этим до нового года, - когда уазик остановился возле моего дома, я с неохотой потянулась к дверям, не желая выходить на улицу из теплого нутра машины. Участковый тронул меня за локоть, но никакой романтики в этом жесте не было - только беспокойное, усталое ожидание. - Иначе пришлют команду следователей, опергруппу, они перероют тут все.
   - Мы справимся, - я заставила себя сказать это твердо, хотя уверенности абсолютно не чувствовала и поскорее открыла дверь, спрыгивая на землю. Потревоженные звуком мотора, по всей округе лаяли собаки, мычали в сараях коровы. Я распахнула заднюю дверь, расталкивая сестру. Та, слабо соображая спросонья, невнятно ругалась и вылезла, ежась и кутаясь в шубку.
   - И это твой дом? - когда участковый уехал, мы вошли во двор. Я заглянула в сарай, но Гришка, как и обещал, за хозяйством присмотрел, только кот вертелся под ногами, истошно мяукая.
   - Какой есть, - сухо сообщила. - Подожди здесь.
   На то, чтобы обследовать всю территорию и убедиться, что никого лишнего тут не было, ушло минут пять. Этого времени Нике хватило, чтобы продрогнуть окончательно и когда мы входили в темный дом, ее уже колотило.
   - Это все от малокровия, - не удержалась я, вспомнив укусы на ее лодыжках. - Давно ты их кормишь?
   - Не твое дело, - огрызнулась сестрица, прямо в шубе забираясь на печку. - Бррр, ну и холодина! Топи, давай, живее...
   Я только вздохнула. Не мое дело, только вот попробуй тут не вмешаться, когда сестрица кормит собственной кровью темные силы? Знать бы еще, стоило ли оно того? Но она не расскажет, а я не спрошу - мы по разные стороны баррикад, хоть и объединились... временно.
   Затеплив лампу, я разделась и начала суетиться по дому, с привычным удовольствием вдыхая знакомые запахи.
   - Домового нет, знаешь? - уже засыпая, пробормотала Ника. Я рассеянно кивнула. Сколько тут живу, а он так и не появился. Но, как говорила Скарлет О'Хара, "Я подумаю об этом завтра"...
  
   ГЛАВА 10
   Утро началось с сочного определения ситуации с двух сторон:
   - Эт что за фря?!
   - Какого хрена, Алиса?!
   Сонно разлепив глаза, я осмотрела картину маслом и хрюкнула от смеха: посреди кухни друг напротив друга стояли Гришка, в вязаном растянутом свитере, дутой куртке и шапке набекрень, из-под которой торчали неряшливые лохмы. Отросшая за ночь щетина и синяки под глазами натолкнули меняя на мысль о том, что парень снова сорвался, но перегаром от него не пахло. И Ника - в мятом пончо, с вколоченными со сна волосами, размазанной по лицу косметикой, словно маленькая, но грязная птичка перед толстым котом.
   - Хватит ржать, - возмутилась сестрица. - Лучше бы дверь запирала! Ходят тут всякие!
   С этими словами, одарив злобным взглядом Гришку, сестрица скрылась за занавеской в углу, где не так давно я поставила умывальник.
   - Ника - Григорий, Григорий - Ника, - зевнула я, поднимаясь с кровати и, ничуть не стесняясь Гришки, сунула голые ноги в джинсы. От укуса на бедре остался багровый, воспаленный шрам, но и то хлеб - заживает. - Моя сестра.
   Судя по неумолимо краснеющему лицу парня, он успел не только фрей ее назвать... Взгляд его метнулся к колышущейся шторке.
   - Приятно познакомиться! - очевидно, на этом все его познания об этикете закончились. Шторка нервно дернулась.
   - Завтракать будешь? - сцеживая зевок в руку, я натянула поверх майки растянутую, но теплую тельняшку и отправилась топить печь. Дом за ночь успел выстыть. Гришка стянул шапку и плюхнулся на стул.
   - Ты узнала, как эту ведьму прикончить? - едва я разлила чай по кружкам и выслушала долгую нотацию о вреде уличного туалета от Ники, парень перешел к наиболее актуальному вопросу.
   Сестрица поперхнулась и, кашляя, одарила меня злобным взглядом.
   - Ты случайно не по радио народ оповестила?!
   - Он не про тебя, - огрызнулась я. - А ты выбирай выражения!
   - Так она тоже... - сипло выдохнул Гришка, ткнув в сестрицу пальцем. - Ну у тебя и семейка... А папаша кто, вампир?!
   - Цыц, - буркнула я, начиная скучать по тем временам, когда единственный голос в этом доме был моим. Связалась, на свою голову.
   Словно решив меня добить, спустя пару минут примчался участковый. Шумно обстучав ботинки о крыльцо (ночью выпал снег), он вошел в дом и остановился, констатировав:
   - Вся компания в сборе.
   - Дрим-тим, - усмехнулась Ника, расцветая в улыбке. И тут же подвинула стоявший рядом стул: - Присаживайтесь, участковый, завтракать будете? Вас, поди, дома и покормить некому, питаетесь одними бутербродами...
   Перед несколько растерявшимся мужчиной тут же была выставлена кружка с горячим чаем и выложены на тарелку остатки яичницы на сале.
   - Меду положить? А, может, огурчиков?
   Я ошалело смотрела на распоряжавшуюся сестрицу, начиная звереть.
   - А может, мы все же перестанем набивать желудки и обсудим план действий?
   Мое рациональное предложение вызвало гневный взгляд сестрицы и благодарный - участкового.
   - Сытый мужчина - довольный мужчина, - наставительно выдала она, но все же уселась на свое место.
   - За вчерашний день ничего не случилось? - повернулась я к Гришке.
   - Неа, - покачал тот головой. - Будто ничего и не было...
   - Затаилась, - выдала мрачное пророчество Ника. - Поди, все силы в сущности вбухала, теперь отлеживается...
   - Не собираюсь ждать, пока она оклемается, - хмуро отрезал участковый.
   - И не придется, - успокоила я. - Но что вы собираетесь делать ПОСЛЕ того, как мы ее найдем?
   - После того, как я найду, вы хотите сказать? - самодовольно усмехнулась Ника и предвкушающий блеск ее глаз мне очень не понравился. Вдоль позвоночника словно пером провели.
   - Что требуется от нас?
   - Покажите мне труп, - пожала она плечами. - А там посмотрим.
   Выдвинувшись в сторону дома участкового, наша гоп-компания привлекла внимание всех окрестных бабок. Ежась от зябкого, уже зимнего ветра, несущего в себе колкие ледяные снежинки, я шагала рядом с Гришкой, уступив место впереди виснущей на участковом Нике и, дабы не нервничать, наблюдая это безобразие, выпытывала парня:
   - К твоей Дашке ведьма больше не совалась? А к бабке? Отец ничего не замечал?
   - Тишина, как будто ничего и не было, - отозвался тот. - Ты мне скажи, тело Генки...
   Я невольно бросила взгляд на темную, подернувшуюся льдом по краям реку.
   - Не по-людски получается, Алиса, - гнул свое парень. - Сожрала его, а родители...
   - Чего?! - поперхнулась я на вдохе, вытаращившись на великовозрастного дурня. - СОЖРАЛА?! Я?!
   Вид у парня был одновременно перепуганный и виноватый. Лицо вытянулось в растерянности:
   - Ну, Лешка сказал, вы на мосту столкнулись... - забормотал он. - Я так и понял, что ты его того...
   Я открыла было рот, желая высказаться, но потом так же захлопнула, сраженная этим безоговорочным ко мне доверием: если б моего друга схарчили, я б не посмотрела, что он к тому времени уже в чудовище превратился, я б его убийцу нашла и действительно сожрала...А Гришка...
   Что с него взять, окромя анализов?
   - Я человечиной не питаюсь, заруби себе на носу, - не удержавшись, я залепила ему звонкую затрещину, от которой шапка слетела с головы. - И впредь думай, прежде чем говорить!
   - Но тело-то где? - потирая макушку, насупился парень. Мы застыли посреди моста, Ника с участковым уже перешли на тот берег и двинулись дальше, не замечая, что двое из нас отстали. Все эти ведьмины штучки!
   Раздраженно покосившись в их сторону, я вздохнула и ткнула пальцем в воду.
   - Утопло. Мы в реку свалились, он тяжелее меня был, вот и...
   - Достать бы надо, - поскреб подбородок Гришка. Блохи у него, что ли? - Нехорошо получается...
   Я подумала и одарила его еще одной затрещиной:
   - Думай, о чем говоришь! Ни ты, ни участковый знать не должны, что он мертв! Пропал человек, сбежал!
   - Мать его убивается, рыдает дурниной, - пробурчал Гришка упрямо. - Я вчера у нее был, сгорит баба.
   - Раньше надо было думать, когда он водку литрами глотал, - окрысилась я, отворачиваясь от лениво текущей воды и устремляясь следом за Никой и участковым. Спину жег укоряющий взгляд, но я только мотнула головой, прогоняя угрызения совести. Не я в его смерти виновата, его участь решена была еще в тот момент, когда трансформация началась. Хотя теперь, пожалуй, я еще подумаю, а не поскупиться ли принципами и не сожрать ли ту гадину, что с Генкой такое сотворила...
   Добравшись до медпункта, я обнаружила Глафиру Алексеевну, участкового и сестрицу. Первая докуривала на крыльце и при виде нас с Гришкой удивленно вскинула брови:
   - Можно подумать, у меня музей естествознания открылся, - проворчала она. - А вам-то чего надо?
   - Ну дык, попрощаться ж, - всех выручил Гришка, с простецким видом пожавший плечами. - Ты ж знаешь, теть Глаш, у Антохи никого не было, детдомовский он...
   - Попрощаться, - фыркнула та, но сигарету бросила и внутрь нас впустила. Я привычно задышала ртом, игнорируя обеспокоенный взгляд участкового. - Ты мне лучше скажи, кто его хоронить будет? За какие шиши? - мы спустились по лестнице в подвал, она распахнула тяжелую железную дверь, пропуская нас вперед: - Что ему здесь, до морковкина заговенья лежать?
   Первым шагнул участковый, следом скользнула Ника, затем Гришка и я, последняя, рассудив, что ничего нового уж точно не увижу.
   Как оказалось, была не права.
   Мы молча и растерянно сгрудились вокруг пустого железного стола. На уровне груди темнели сгустки свернувшейся крови, но за их исключением, ничего не говорило о том, что когда-то здесь лежал труп. В абсолютной тишине я подняла голову и оглядела помещение, но спрятаться здесь (даже допусти я абсурдную мысль, что покойник решит сыграть с нами в прятки) было негде.
   - Не поняла, - тоном человека, который пытается не верить в то, что видит, протянула Глафира Алексеевна, подходя ближе. - А жмурик где?
   - Это я вас хотел спросить... - нехорошо прищурившись, участковый перевел на нее тяжелый взгляд. Даже мне стало неуютно, хотя я куда более морально устойчива.
   - Так же... С вечера же... - опешила она, разводя руками. На лице было написано искреннее удивление. - Смотрела... Да кому он нужен, ирод?!
   - Так, давайте наверху разберемся, - чувствуя в голосе женщины приближающуюся истерику, я подхватила ее за локоть, нежно, но твердо уволакивая из морозильника. Участковый и Гришка двинулись следом, Ника осталась, давая мне надежду, что еще не все потеряно. Может, сестра что-то по крови унюхает. Главное, чтобы ей никто не помешал.
   Накапав Глафире Алексеевне пустырника и усадив на кушетку, я вопросительно посмотрела на мужчин:
   - Будете?
   - Не смешно, - отрезал участковый, темнее грозовой тучи. Происходящее явно сидело у него в печенках. - Так, Глаша, давай по порядку... Когда ты морг последний раз проверяла?
   - Да вечером же! Часов в пять, домой уходила, все проверила, лежал себе спокойненько! - со слезами на глазах простонала она и икнула от испуга: - Ой, что теперь будет-то, Леш? Что будет? Посадят меня, а?
   - Никто тебя не посадит, - возмутился Гришка, с осуждением глядя на Алексея Михайловича, словно тот уже наручники доставал.
   - Ага, некуда садить, - ехидно поддакнула я, не удержавшись.
   - Ты-то хоть помолчи! - вызверился участковый.
   Мы виновато затихли. Алексей Михайлович оглядел сияющий чистотой кабинет, зажмурился, сжав пальцами переносицу, тряхнул головой и, словно решив что-то для себя, резко спросил:
   - Ты в морг дверь запираешь?
   - Да на ней и замка-то нет, - растерянно отозвалась фельдшер, теребя в руках ватку, которую я на всякий случай смочила в нашатырном спирте.
   - Час от часу не легче, - вздохнул мужчина. - Ну а входную?
   - Конечно! - возмутилась Глафира Алексеевна.
   - И вчера запирала?
   - Да!
   - Точно!
   - Мамой клянусь! - горячо заверила женщина. - И утром все как обычно было, дверь заперта, только...
   - Что?! - разом спросили мы.
   - Я еще удивилась, - заторопилась фельдшер. - Обычно на два оборота запираю, а тут на один, ну может, это я вчера задумалась, забыла...
   - А утром уже ты дверь руками залапала, да потом еще мы, - досадливо бросил участковый, расставаясь с мечтой получить отпечатки. - Дубликаты ключей есть?
   - Дома, в столе лежит...
   - Точно лежит или давно уже потеряла? - въедливо уточнил Алексей Михайлович, игнорируя осуждающий Гришкин взгляд. Глафира Алексеевна обиженно засопела:
   - Ну уж склерозом не страдаю! Я его не трогала уже сто лет в обед, ключей не теряла, куда бы он делся?
   - Веди, покажешь, раз не трогала, - не поверил участковый, подталкивая ее к выходу. Мы двинулись было следом, но он бросил выразительный взгляд на морг, и я удержала Гришку за плечо:
   - Ника.
   Короткого слова хватило, чтобы он остался. А я посмотрела на дверь и пожалела, что не додумалась до этого раньше. Он же оборотень. Пусть неправильный, искусственный, измененный насильно, но... от мертвого оборотня проку гораздо больше, чем от живого. Будь я во второй ипостаси, может, смогла бы учуять след, но на дворе белый день, а снег все усиливается, к вечеру никаких следов не останется...
   Черт бы ее побрал!
   Разозлившись, я глухо рыкнула. Такое ощущение, что ведьма знает обо всем наперед! Все, что она ни делала - делала раньше, чем мы об этом догадывались!
   - Алиса? - нервный голос Гришки заставил меня вздрогнуть.
   - Чего? - все еще раздраженно поинтересовалась я, присаживаясь на корточки у порога в надежде учуять хоть малую толику запаха. Пусть след не возьму, но хоть запомню, вдруг да где встречу?
   - Твои глаза... - Гришка неуверенно повращал ладонью, и, окончательно смутившись, замолк.
   Я покосилась на висевшее на стене зеркало и вздрогнула. Зеленые огоньки, в глубине измененных зрачков полыхали вовсю.
   Надо успокоиться. Не хватало еще, чтобы своих напугала...
   Долго там Ника будет возиться?!
   Словно в ответ на мои воззвания дверь морга распахнулась, являя бледную, с неряшливо обвисшими волосами, сестру. Пожалуй, выглядела она не только на тридцать два, но и на все сорок...
   Я понятливо протянула ей ватку с нашатырем, стараясь при этом не дышать.
   - Воды, - хрипло пробормотала сестрица, усаживаясь на стул. Звякнула крышка графина, забулькала вода - Гришка протянул стакан, рука его слегка дрожала и глаза были большими, как блюдца, рыская по лицу Ники. Я дождалась, пока он переведет ошалелый взгляд на меня и едва заметно покачала головой. Не сейчас.
   - Это не сущность, - первое, что прозвучало от сестрицы, вызвало у меня недоуменно вскинутые брови.
   - Ты же сама сказала...
   - Я знаю, - огрызнулась Ника устало. Цокая зубами по граненому стакану, она выпила воду до дна и протянула Гришке: - Еще!
   И только выпив второй стакан, продолжила:
   - Знаю, но это не сущность, а заклинание-активатор. Ваш парнишка уже был изменен, заклинание только подтолкнуло трансформацию.
   - Погоди, - нахмурившись, перебила я. - Что значит - изменен? Я бы почувствовала оборотня. Он им не был.
   - Человеком тоже, - пожала плечами Ника. Внешность ее постепенно приходила в норму, сестрица бодро огладила волосы, заставляя их блестеть, провела руками по лицу, возвращая личико двадцатилетней профурсетки. - От его крови пахло животным.
   Мы надолго зависли, переваривая услышанное. Я теребила кончик шнурка, свисавшего с капюшона куртки, рассеянно уставившись перед собой, Гришка переводил непонимающий взгляд с одной на другую, Ника нетерпеливо притоптывала ногой, бросая короткие взгляды на дверь.
   - Если бы его укусили, он бы пах по-другому, - наконец, я решилась озвучить размышления.
   - Может, это произошло недавно и запах не успел измениться, - пожала плечами Ника, на что я только досадливо поморщилась:
   - Укусов на нем тоже не было, я осмотрела труп со всех сторон.
   Мы снова замолчали.
   - А нельзя его было вывести? - следующим нарушил тишину Гришка. Предположение было настолько абсурдным, что мы синхронно фыркнули. - Ну чего? - обиделся парень. - Я фильм смотрел, там людей выращивали, как картоху! Вот и его... Как гомункулуса, во!
   - Не неси чушь, - отрезала я, улавливая звук хлопнувшей калитки и тихие пока разговоры. - Его не в пробирке вырастили!
   - Почем тебе знать? - Гришка, вдохновившись голливудскими блокбастерами, был готов бороться за свою идею, но в этот момент дверь открылась, впуская в облаке снега и белого рассеянного света участкового и Глафиру Алексеевну. Вид у обоих был не слишком довольный.
   - Эта гадина вчера зашла, как к себе домой, сыну голову заморочила - дескать, мамка послала за ключами, спокойно их взяла и ушла! - на одном дыхании гневно выдохнула Глафира Алексеевна, падая на кушетку. Алексей Михайлович хмуро кивнул.
   - Ну он хоть помнит, как она выглядела? - с надеждой спросила я.
   - Как обычная бабка - у нас их полдеревни, - досадливо отозвался участковый. - Ребенок, что с него взять? Вот что, - он посмотрел на меня, выразительно указав подбородком в сторону выхода. - Давайте, я с этим разберусь, а вы пока идите, если что известно будет, я сообщу.
   Нам ничего не оставалось, кроме как покинуть медпункт. На улице небо окончательно затянуло белой дымкой, на землю падали крупные хлопья снега и казалось, на окружающий пейзаж внезапно вылили молоко - дорога, крыши домов, даже курящийся дымок из труб, все было белым.
   - И чего теперь? - мы остановились у развилки. Гришка собирался навестить отца, мы с Никой направлялись домой.
   - Надо подумать, - сестрица притоптывала ногами, явно замерзая, хотя на улице было тепло - градусов десять холода, да и ветра нет - сухие листья на деревьях замерли, неподвижные.
   - Я сегодня баню топлю, - уже заворачивая по тропинке к дому, бросил парень. - Приходите.
   - Баня это хорошо, - простучала зубами Ника. Сунув руки в карманы, мы снова пересекли мост и быстро двинулись в сторону моего дома. В полнейшей тишине было слышно, как распелись птицы в недалеком лесу. - Ты не боишься?
   - Чего? - впустив ее в дом, я подбросила поленьев в печь, хотя, как по мне, так температура в доме была нормальной. Но сестрица все равно тут же забралась на теплую печь.
   - Тишины, - когда я уже забыла о вопросе, она озвучила ответ. Я пожала плечами и полезла в погреб - жутко захотелось грибного супа. Завтрак прошел нервно, а последующие потрясения только усугубили дело.
   - Почему я должна ее бояться?
   - Я бы боялась, - задумчиво ответила сестрица, смотря в окно, залепленное белым снегом. - Лес рядом, а вокруг никого. Полное, абсолютное одиночество.
   И нет защиты от тьмы, которая найдет тебя везде - она это не сказала, но я догадалась. Похоже, сестричка откусила кусок не по зубам.
   - Одиночество, как же, - вместо этого фыркнула я, появляясь из погреба с миской соленых грибов и тремя картофелинами. - Я уже и забыла, что это такое...
   На некоторое время мы замолчали, каждая занятая своими мыслями, но, когда суп был готов и мы собрались за столом, разговор вновь закрутился вокруг творящейся чертовщины.
   - Можно попробовать пробежаться по деревне ночью, понюхать, вдруг, что и учую? - не слишком уверенно предложила я. Ника тоже энтузиазмом не прониклась:
   - А если кто-то увидит? Да и толку? След останется, только если совсем свежий... Надо алтарь искать, не в доме же она жертвы приносит?
   - Тебе виднее, - поежилась я. За окном разгулялась уже настоящая метель, утихший было ветер взвыл с новой силой, сугробы намело до середины крыльца. В такую погоду выходить из дома не хотелось, и, думаю, ведьма тоже не высунется.
   Но на душе было тревожно - если она поднимет вурдалака, что тогда? На кого он нападет первым? Ладно я - моя роль еще не ясна в этой истории, но Гришка и участковый засветились по полной, что же мне, бегать на четырех лапах от одного дома к другому? Снова ждать, пока она сделает следующий шаг?
   - Если до завтра участковый ничего не выяснит, пойдем обнюхивать каждый дом, - хмуро подвела я итог.
   До вечера так никто и не появился - я бросала тревожные взгляды в окно, но снег к темноте только усилился, наметая сугробы под окнами - тропинку к сараю и туалету пришлось уже прокапывать. В самом сарае было тепло, печка работала исправно и, вычистив хлев, я нашла успокоение на чердаке, перебирая сушеные травы в поисках наиболее подходящих сочетаний для отпугивания нечисти. Тем более, что из чердачного окошка было хорошо видно мост и вообще весь наш берег. Было бы - если бы не снег. А так, только неясные силуэты домов. Когда стемнело, видимость еще ухудшилась, поэтому Машку я скорее услышала, чем увидела.
   Уже в сумерках хлопнула калитка, впуская спешащую к дому женщину. Шаги были торопливыми, суматошными и я, понимая, что она не пришла бы без причины, вывалилась из сарая прямо перед ней, наверняка напугав.
   - Ох ты ж Господи! - перекрестилась она. - Здрасте вашему дому!
   - И вам, - суховато ответила я, прекрасно зная, кто причина всех этих дурацких слухов о ведьме на хуторе. Дети-то ее уже напуганные, а сама баба нет-нет да и сунет любопытный нос через забор. А чего не увидит, то додумает.
   - Алиса Архиповна, горе у меня! - видимо, что-то такое увидев моем лице, расшаркиваться она перестала. Стало заметно, что под глазами у женщины залегли темные круги. - Митька, младшенький, заболел!
   - Сочувствую, - настороженно отозвалась я. Крупные хлопья снега летели со всех сторон, оседая на непокрытой голове соседки.
   - Гришка сказал, вы врачевать умеете, может, посмотрите? - заискивающе, что в ее исполнении получилось более чем угрожающе, спросила Машка. -Неделю как сдыхоть на кровати валяется... Температуру уж чем только сбивать не пробовала, а врач ажно в городе, только через неделю появится, Глашка только и может, что своими уколами пичкать, а они не помогают нисколько!
   К концу этого страстного монолога голос ее сорвался, выдавая панику. Я вздохнула.
   - Идите домой, я скоро приду.
   Ну Гришка, болтливый твой язык...
   - Может, и мне сходить? - вызвалась Ника лениво. Она уже приготовила два банных полотенца и ждала меня, но я только мотнула головой, снимая нужные мне мешочки со стен. Кто его знает, чем он болен, но пока возьмем самое основное...
   - Иди к голове, я позже подойду.
   У калитки мы разошлись - Ника побрела через мост и вскоре пропала за пеленой снега, я, загребая белый пух сапогами, двинулась к соседям.
   Мальчик и правда был очень плох - и дело тут было вовсе не в проклятии или порче, как я сначала было подумала, памятуя о ведьме. Обычная простуда, тщательно скрываемая от родителей, вскоре получила дополнительный допинг в виде промокших ног - сунулся сдуру на речку лед проверить - и переросла в полноценный бронхит. Митька пылал жаром, как раскаленная печка. В маленькой комнатке близнецов остался только он, девочка спала с родителями и при виде меня, испуганно пискнув, шмыгнула за угол. Митька не испугался - сомневаюсь, что он вообще меня узнал, едва вынырнув из вязкого бреда. Худенькое тельце колотило в ознобе, в комнате стоял терпкий запах пота и спертого, давно не проветриваемого воздуха.
   Я подошла к нему.
   Положила холодную руку на лоб, даря краткое облегчение.
   - Вот это заварите, пятнадцать минут на водяной бане, воды ровно полстакана. Процедить, и дать мне вместе с марлей.
   Минут двадцать я осматривала и обнюхивала паренька под пристальным взглядом его отца, не пожелавшего бросить единственную кровиночку на съедение ведьме, затем аккуратно обмакнула марлю в получившуюся зеленовато-коричневую водицу и откинула одеяло. Как я и думала, хуже всего было пальцам ног - нехорошего фиолетового оттенка, с облупившимися ногтями. Осторожно прижав влажную ткань к его ступням, я переждала несвязные стоны ребенка и начала аккуратно обтирать каждый маленький пальчик. Бедный ребенок.
   - Чего это, порча, а? - сипло поинтересовалась Машка, возникая за моей спиной.
   - Не порите чушь, - огрызнулась я раздраженно. - Это обычное обморожение. От него пошло дальше...
   Пока она не начала причитать, я достала из сумки небольшую банку, до краев наполненную барсучьим жиром, смешанным с травами.
   - Будете смазывать трижды в день.
   Обработав ноги, я остатками раствора прошлась по телу мальчика, сбивая температуру - через пару минут он начал затихать, а мы вернулись на маленькую кухню.
   - Это будете в чай добавлять, с медом. Этим - растирать грудь на ночь, а это - смешать с ложкой меда и давать по утрам. Завтра можете ненадолго окно открыть, чтобы проветрить, а то совсем задохнется...
   Отдав последние наставления, я поскорее сбежала.
   Я никогда не боялась темноты. Не любила - да, но не боялась. Раньше. Теперь, зная, что где-то там скрывается вурдалак и неизвестно чем занимается ведьма, идти впотьмах через деревню было более чем неуютно.
   - Чего так долго, мы уже почти все помылись, - лениво попенял мне Гришка, когда я вошла в кухню. Честная компания - за исключением участкового - расселась за столом вокруг ополовиненной сковородки со сладко пахнущим салом с картошкой.
   - А где? - я не стала уточнять, все и так поняли.
   - Пошел за полотенцем, - откинувшись на стуле и блаженно прикрыв глаза, Ника опустила в рот очередной кусочек покрытого золотистой корочкой сала. - Боже, это восхитительно!
   У наблюдавшего за ней Гришки был вид кота, который гипнотизирует жбан сметаны.
   - Потолстеешь, - припугнула я, отправляясь в баню. Кто-то из этих троих подкинул дров и если помылась я еще нормально, то в парилке было градусов сто. Но я, все еще помня о неурочных купаниях, с блаженным стоном забралась на верхнюю полку и растянулась там, вдыхая раскаленный влажный воздух. За окном шел снег. Не нужно бы, конечно, после темноты мыться, но с другой стороны, когда еще нечисти кости погреть?
   В мойке что-то методично поскребывалось - то ли глупая мышь, то ли банник, которого я выгнала из парилки. Лень было даже настораживать уши - настолько меня разморило. Закрыв глаза, я расслабилась, чувствуя как, наконец, уходит речной холод из костей и покалывает кончики пальцев на ногах от удовольствия.
   - Прости, дорогой, скоро уйду, - пробормотала я в пустоту. Поскребывание прекратилось, затихнув буквально на пару секунд и возобновилось снова - едва слышное, но въедливое. Я попыталась его игнорировать, но мерзкий звук не давал окончательно впасть в желанное забытье. Да что там происходит в конце-то концов?
   Рывком поднявшись с полки, я охнула от неожиданности - от жара голова закружилась и дверей внезапно стало несколько.
   Ухватившись со второй попытки за нужную ручку, я распахнула дверь в мойку. Никого.
   СКРЕБ.
   Скреблось в наружные двери. В предбаннике звук был отчетливым и более мерзким, методичным, словно машинным.
   Наверное, коты решили погреться - подумала я, и, зная, что у головы были кошки, которые любили дрыхнуть под крышей бани, распахнула двери:
   - Да заходите уж... - окончание фразы застряло у меня в горле. На узком крылечке, невесть как уместившись массивной, но какой-то нескладной, словно изломанной фигурой, сидела тварь. Длинная, узкая морда залита замерзающей кровью, на выпирающих кривых клыках - ошметки линолеума, которым была оббита дверь, вперемежку с опилками. Абсолютно стеклянный взгляд прояснился, только когда она увидела меня, но я не дала ей возможности что-нибудь предпринять. В такие моменты над человеком во мне брали верх звериные инстинкты, а потому в мгновенно изменившемся горле заклокотало, и в следующий миг по деревне разнесся, масляно растекаясь в разные стороны, угрожающий рык.
   Разумная была тварь или нет, но такие намеки понятны всем. Когда я замолчала, единственным напоминанием о ней были покачивающиеся кусты малины, через которые оно продралось, пятясь задом.
   Резко захлопнув дверь, я хватанула ртом воздух, приходя в себя. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Прижавшись к двери, я прислушалась, затем на всякий случай подпела ее ручкой швабры, хотя эта гадина явно тупа как пробка - то ли не догадалась, то ли не смогла открыть дверь, которая распахивалась на себя. В мойке было маленькое окошко. Вытерев запотевшее стекло, я сощурилась, глядя в темноту, затем досадливо щелкнула выключателем - баня погрузилась во тьму.
   Вроде тихо - кусты неподвижны, на тропинке никого.
   Вот черт, там же в доме остальные!
   Торопливо обернув полотенце вокруг груди, я досадливо выдернула швабру, распахивая дверь настежь и помчалась к дому, уже представляя себе ужасную картину - заляпанные кровью окна, мертвые, выпотрошенные тела...
   Однако ничего этого не было. Когда я залетела в дом, все по-прежнему сидели на кухне, потягивали чай и резались в карты. Оглушительно орал телевизор, объясняя, почему никто не слышал моего рыка. При виде меня, исходящей паром, замотанной в одно полотенце со стоящими дыбом волосами, они замерли с вытаращенными глазами.
   Карты веером выпали у Гришки из рук, нарушив оцепенение.
   - Что случилось? - Ника оклемалась первой, но я, не отвечая, метнулась к дверям, запирая их. Хорошо хоть Гришка догадался с вечера захлопнуть ставни. Сестрица, а за ней и остальные, помчалась следом, сгрудившись в коридоре, как стая перепуганных птиц.
   - Что вы делаете, Алиса Архиповна? - спокойный, вкрадчивый голос участкового немного привел меня в чувство. Обведя их ошалелым взглядом и пересчитав по головам ("Слава богу, все на месте!") я, наконец выдохнула и прислонилась к дверям, прикрывая глаза от облегчения.
   - Эта гадина была здесь.
   Как оказалось, никто ничего не видел и не слышал - к дому она, очевидно, не полезла, не то напугавшись количества, не то изначально была нацелена только на меня. Ника, услышав мой рассказ, тут же влезла в валенки и полезла смотреть и вынюхивать. Участковый отправился следом, с пистолетом в руке. Досадливо проводив его глазами, я сделала большой глоток из кружки - ничего лишнего, только иван-чай и мед. Меня все еще колотило от пережитого потрясения и последовавшего за ним ужаса.
   - Но почему она сбежала? - Гришка притащил свою рубашку и набросил мне на плечи - возвращаться обратно в баню очень не хотелось.
   - Не знаю, - процокала я зубами по краю кружки. - Я от испуга на нее рявкнула, и она сбежала. Такие твари вообще не отличаются сообразительностью, но эта совсем тупая... Она словно знала, что я там, но шла по прямой, как наведенная на цель ракета, толкалась зубами в дверь, не понимая, что ее можно открыть, словно... загипнотизированная.
   Я потрясенно замолкла, переваривая свалившееся откровение. Так вот значит как выглядят вурдалаки? Абсолютно послушные, но тупые чудовища, бездушные тела, которые заставляет двигаться чужая воля...
   На секунду мне даже стало жаль ее. Или его - если это все, что осталось от Антона...
   Через несколько минут ввалились участковый и Ника. Сестрица выглядела вроде бы нормально, так что, скорее всего, ничего не нашла.
   Почти - в руках у нее была зажата измазанная в крови щепка.
   - Сейчас мы его быстро найдем, голубчика! - триумфально сказала сестрица. - Кровь свежая, как раз подойдет...
   Раздался глухой стук. Я недоуменно скосила глаза в бок: Гришка лежал на полу, перекинув ноги через стул.
   - Знаешь, давай лучше пойдем ко мне, - пробормотала я, забирая у участкового свои вещи, которые он захватил из бани.
   Быстро собравшись, мы с сестрицей двинулись к мосту, но на полпути я обнаружила еще кое-кого.
   - А вы что, хотите поучаствовать? - изумленно вытаращившись на участкового, спросила я. Тот мрачно покосился, остановил, натянул свою шапку мне на голову до самого носа.
   - Непременно.
   - Ваше дело, - пожав плечами, я спряталась за Никой. Та тихо фыркнула и подхватила участкового под локоть.
   - Вот и отлично, защитник нам не помешает...
   - Просто не хочу, чтобы вы что-нибудь натворили, - аккуратно выпутавшись из ее хватки, сказал Алексей Михайлович тоном человека, который знает, что его присутствие ничего не изменит. - Или сунулись одни к ведьме.
   - Вы вряд ли нам сможете помочь, - сочла я должным сказать, выдыхая клубы пара, белого в темноте ночи. - У меня есть когти, у Ники - магия, а...
   - А у меня - пистолет, - отрезал он.
   Я притихла. В конце концов, пистолет действует точно так же, да еще и на расстоянии...
   - Где у вас кладбище? - не успели мы раздеться, как Ника подхватила свою сумку и снова развернулась к выходу.
   - Постой-ка, пастушка, - осадила я. - Ты с этой тварью еще не сталкивалась, зато я знаю ее отлично. Неплохо бы подготовиться.
   С этими словами я полезла в погреб. С тех пор, как стало понятно, что мы имеем дело с ведьмой, я начала готовиться к обороне, понимая, что рано или поздно мы столкнемся носами. Ведьма и оборотень в одной деревне? Дудки. Поэтому в подвале появилась отдельная полка, на которой постепенно появились неплохие зелья. Амулеты я делать не умела, разве что нашла осину, порубив ее на тонкие пластинки и пропитав полынным настоем.
   - Кроветворное, укрепляющее, а это надень на шею, - вручила я подарки участковому. Тот скептически посмотрел на свет прозрачный флакон с мутной зеленоватой жидкостью.
   - Серьезно?
   - Вы стоите рядом с ведьмой и оборотнем и задаете глупые вопросы, - ехидно проворковала сестрица, потянулась посмотреть поближе осиновую бляху и с ругательством руку отдернула. Я удовлетворенно выдохнула - работает.
   - Что это за дрянь? - пожаловалась она с обидой, посасывая обожженные кончики пальцев.
   - Не важно, вперед! - приказала я, выталкивая их из дома.
   Мы потрусили в обратном направлении. Снег прекратился и лежал теперь ровным слоем, покрывая все поверхности и освещая все вокруг. От этого я зябко ежилась. Оставался еще шанс затеряться в тени деревьев, но едва мы приближались к палисадникам вдоль дороги, как все окрестные собаки поднимали такой хай, что можно было отслеживать наши передвижения не выглядывая в окно. Поэтому мы открыто трусили по центральной - самой широкой - улице, надеясь, что никому не придет в голову высовываться наружу посреди ночи. От ведьмы это, конечно, не поможет, но хоть жителей не напугаем. Я тоскливо прикинула шансы остаться здесь жить после того, как все закончится. Выходило не очень - вряд ли участковый захочет терпеть такое под боком.
   Мороз крепчал. Я сунула руки с карманы: хотя температура тела оборотня не давала замерзнуть, но поднявшийся ветер пробирал до костей. Ника бодро шагала впереди, участковый шел рядом, то и дело оборачиваясь на меня. До кладбища добрались минут за двадцать и тут всегда скептичная сестрица резко остановилась.
   - Это что? - возмущенно ткнув пальцем на полуоткрытые ворота, вопросила она. Почему-то меня. Я пожала плечами.
   - Только не говори, что не сможешь ступить на освященную землю. Никогда ритуалов на кладбище не проводила?
   - Только не на таком! - ошеломленно пробормотала она, входя на территорию. Ворота омерзительно скрипнули и застряли. Самое странное, что калитку кто-то ответственно запер на висячий замок. Мы протиснулись следом.
   - Кладбище как кладбище, - снова пожала я плечами, недоуменно осматриваясь. Зрение оборотня помогало разглядеть неровные ряды покосившихся крестов и памятников, но и окружающую обстановку делало слишком контрастной - земля и небо выцвели до грязно-серых оттенков, а все остальное виделось как рваные черные клочья. И поди пойми, двигаются они оттого, что ветер кусты шевелит, или потому, что за кустами кто-то притаился...
   Досадливо цыкнув, я вернула человеческое зрение и пару минут привыкала к темноте. Ника успела за это время уйти далеко вперед и участковый двинулся было за ней, но я его остановила:
   - Не мешайте. Поверьте, вы не хотите присутствовать при этом ритуале.
   Сестрица уходила все дальше, петляя между могил и заставляя нас всматриваться в ночь, а мы топтались у ворот, открытые всем ветрам и - что самое плохое - глазам. Алексей Михайлович это тоже понимал и нервно оглядывался, мешая мне.
   - Встаньте и не шевелитесь, - наконец, не вытерпела я. Чуткий слух оборотня устал от постоянного шебуршания под ухом. - Я услышу, если вдруг...
   - Готово, - вынырнула из темноты сестрица. Хотя лицо ее осунулось и постарело, глаза прямо-таки сияли алчным блеском. - Вперед!
   Стремительно промчавшись мимо нас, она устремилась в сторону деревни, размахивая какой-то палкой. Мы догнали ее через пару шагов.
   - НИКА! - зарычала я, разглядев что у нее в руках. - Брось сейчас же!
   - Это трофейное, - заартачилась ведьма, прижимая к груди чью-то костлявую руку. - И потом, вряд ли мне предъявят претензии...
   - Что ЭТО? - тоже разглядев ее "трофей", тоном, словно очень желает ошибиться, просипел участковый.
   - РУКА, - мрачно подтвердила я.
   - Вы совсем чокнулись?! - возопил Алексей Михайлович, когда мы отошли уже на десяток шагов. - Человеческая рука? Верни ее!
   - Тишше! - зашипела я, обернувшись. - Или хотите, чтобы вся деревня сбежалась?!
   Пару минут мы общими усилиями пытались по-хорошему и по-плохому забрать у ведьмы ее трофей. Но Ника уперлась как баран.
   - Ему она уже без надобности, а мне пригодится, где еще я чистые останки найду?! - возмущалась она.
   - Они освященные, какой тебе от них прок?! - рявкнула я суфлерским шепотом. К этому времени мы добрались уже до деревни и шагали в направлении центра. Я холодела при одной только мысли, что кто-нибудь может увидеть Нику и руку.
   - Я посажу тебя за решетку за вандализм! - бушевал участковый, от гнева перейдя на "ты".
   - Видела я вашу решетку, - огрызнулась Ника и неожиданно остановилась, ткнув пальцем протянутой руки (не своей), в центр сельской площади, на которую мы вывалились из очередного темного переулка, перебудив всех окрестных собак. - Может, отложим этот разговор до лучших времен? Вы просили меня найти ведьму - я ее нашла!
   Я резко обернулась. На фоне черного, беззвездного неба под светом луны блестели позолоченные купола.
   - Э... - выглядели мы с участковым на редкость глупо. Как-то растеряв весь запал, я шагнула назад в переулок, надеясь, что темнота скроет меня от слепых окон церкви, которые теперь казались весьма зловещими. Остальные последовали за мной.
   - Ты уверена? - недоверчиво уточнил участковый, очевидно, представляя, как размахивает пистолетом перед батюшкой. - Это все-таки...
   - Церковь, - фыркнула презрительно сестрица. - Только слово. Я чую. Оно там. То существо.
   Мы покосились на залитую лунным светом площадь.
   - На кой черт оборотню вваливаться в церковь? - засомневалась я.
   - Ваша церковь как клоповий рассадник, - Ника внимательно рассматривала здание: зрачки расширились до предела, ноздри хищно подергивались. - Я отсюда чую запах черной ворожбы... Зря ты раньше меня сюда не привела. Я бы тебе и так сказала...
   По спине у меня пробежал холодок. Я не маг - не удивительно, что не почуяла, тем более - в человеческой ипостаси. В шкуре оборотня, скорее всего, увидела бы сразу, но мне и в голову не приходило приближаться к священному месту в таком непотребном обличье...
   - По-твоему, это священник? - мне все еще сложно было в это поверить. Нет, ведьмы мужского пола существовали, но скорее как исключение из правил - все же черная магия имеет женскую суть, прочно завязанную на лунный цикл. А попа я обнюхивала - правда, тоже в человечьем облике - и он был обычным. Ничем от него недозволенным не пахло, кроме, конечно, ладана, которым разило так, что ничего другого я уже и не чувствовала...
   - Вряд ли, - с той же неуверенностью в голосе ответил участковый. Лицо у него заметно побледнело, а может, в этом виновата луна, осветившая нас. - Антон говорил "она"...
   - Точно он, - равнодушно отрезала сестрица, помахивая чужой конечностью. - По-вашему, он мог не заметить оскверненной церкви? К тому же кладбище у вас не освященное...
   - Что?! - в один голос возопили мы.
   - Раньше не могла сказать? - окрысилась я, мечтая отвесить ей затрещину, но сдерживаясь. Нрав у сестрицы вредный, может и напакостить в ответ. Ведьма, одно слово...
   - И что теперь делать? - неуверенно спросил участковый. - Нельзя же просто так ворваться туда и... Что вы собираетесь сделать с батюшкой?
   - То же, что и он с Генкой, - мстительно пробормотала я, делая шаг вперед, но участковый схватил меня за шкирку и дернул обратно. - Эй!
   - Я вам не позволю! - Алексей Михайлович на всякий случай подхватил Нику и оттащил нас еще дальше. - С ума сошли?! Нельзя просто так ворваться к человеку в дом!
   - А что вы предлагаете? - изумилась я его наивности. - Постучаться?
   - Нужны доказательства! - упирался участковый. Минуту я молча таращилась на него. Потом рявкнула, ткнув поочередно на себя и Нику, помахивающую рукой как поп - кадилом:
   - Нюх, мертвец и ведьма - вот ваши доказательства!
   - Их суду не предъявишь, а еще один труп в деревне мне не нужен, - отрезал он.
   - Народ...
   - Он появится, если мы его упустим, - пророчески пообещала я, от злости даже выпуская когти. Как знала, что идея брать его с собой была плохой. Изначально.
   - Народ... - снова лениво протянула Ника, дергая меня за рукав, я раздраженно уставилась на нее:
   - Что, что?
   - По-моему он снова начинает что-то магичить, - потянув заострившимся носом, авторитетно заявила сестрица. В этот момент она была похожа на лису, учуявшую мышь.
   - И что вы собираетесь теперь делать? - издевательски скрестив руки на груди, спросила я растерявшегося участкового. - Кого готовы отдать на этот ра... Ника?
   Пока я развивала преимущество в споре, сестрица спокойно направилась ко входу в церковь. Выругавшись сквозь зубы, я бросилась за ней, участковый кинулся следом.
   - Задержите вашу полоумную, - выплюнул он коротко, когда я перехватила Нику на середине площади. - Я пойду, а вы не вздумайте туда соваться!
   - По-вашему, это хорошая идея? - пропыхтела я, пытаясь удержать сестрицу, которую словно поленом по голове огрели: ничего, кроме входа в церковь она не видела и не замечала, остекленевший взгляд смотрел в ту сторону, даже когда я встала перед ней, закрывая его собой. Вот вам и помощь и надежда, мало мне было проблем с участковым...
   Решив проблему радикально, я забросила безвольную Нику через плечо и помчалась следом за подходящим к церкви участковым. Тот как раз пытался заглянуть в окна, но те находились слишком высоко. Единственной возможностью оставался вход, но именно этого я бы предпочла избежать. Я, конечно, не гений конспирации, но не идти же открыто!
   Впрочем, моего мнения никто не спрашивал. Пожав плечами, Алексей Михайлович поднялся по ступеням и дернул тяжелую дверь.
   Я замерла на месте, подавив желание зажмуриться от ужаса. Ника придавливала меня к земле какой-то ненормальной тяжестью, учитывая ее субтильность, но хотя бы не пыталась вырваться. Казалось, она вообще не понимает что происходит.
   Дверь не шелохнулась. Участковый дернул еще раз, убедившись, что нас тут явно не ждут.
   - Кто бы мог подумать, что запереть дверь окажется так эффективно... - ехидно прокомментировала я, подобравшись к нему сзади. - Ну что, может, я попробую, своими методами?
   - Нет, - отрезал он и постучался. Гулкий стук прозвучал неожиданно громко в очистившемся от снежных туч небе и костью застрял у меня в горле. Кто тут более сумасшедший - я, которая топчется на месте с дурной ведьмой на загривке или он, решивший, что нам любезно откроют?!
   Открыли.
   С той стороны послышался звук отодвигаемого засова, дверь приоткрылась, выпустив клубы пара, словно там сидел дракон, но я со своего места за углом видела только козлиную бородку попа.
   - Полиция. Поступили жалобы на шум в церкви, - деловито пояснил Алексей Михайлович, словно дело было белым днем.
   - Жалобы? - недоуменно переспросил батюшка, выходя наружу и закрывая за собой дверь. Ника на моем плече зашевелилась, а затем и задергалась, пришлось поставить ее на землю, зажав рот рукой и продолжая прислушиваться к разговору. - Побойтесь бога, Алексей Михайлович, какой тут может быть шум ночью... Я сплю.
   Правду сказать, сна в его голосе не было ни на грош. Ника тронула меня за плечо, в темноте ее глаза казались фосфоресцирующими не хуже, чем у оборотня.
   - Окно, - одними губами прошептала она, показывая куда-то над моей головой.
   - Но вы не против, если я все же пройду посмотрю? - настаивал за углом участковый. Я задрала голову, увидела окно с небольшим балкончиком. - Могли забраться воры, для вашей же безопасности...
   Ника выразительно ткнула пальцем в мои руки, показывая "когти".
   - Да пожалуйста, господин участковый, - сдался отец Дмитрий, отступая в сторону. Ника, которая любопытно высунула нос из-за угла, отскочила назад и яростно замахала мне руками. Я сверкнула глазами, но начала поспешно снимать одежду. Холодный воздух хлестнул по голому животу одновременно с хлопком закрывающейся двери. Великие боги, надеюсь, никто меня сейчас не видит!
   - Живей-живей-живей! - отчаянно зашипела Ника, крутясь вокруг. - Он уже внутри!
   - За собой следи, - огрызнулась я, становясь на четвереньки и закрывая глаза. Эх, никогда не любила экстренные превращенияаааааааа!
   Снег в измененном состоянии уже не слепил глаза, а переливался в свете луны ровным жемчужным оттенком. Храм выглядел чуть темнее, а окна зияли чернотой, говоря, что температура внутри намного выше, чем снаружи.
   - Я с тобой, - прошептала Ника, взгромоздившись мне на спину. От неожиданности я клацнула на нее зубами, за что получила возмущенный взгляд. - Хочешь, чтобы я здесь осталась? Ни за что!
   Я глухо зарычала, но не стала спорить - времени не было. Участковый совершил большую глупость, войдя внутрь и вполне возможно его уже можно собирать по кусочкам...
   Эта мысль придала мне сил и я полезла на стену, распластавшись по ней, словно огромная лягушка по бревну, и глубоко засаживая когти между кирпичами. Ника висела на мне, обхватив руками и ногами и доставляя при этом немалые неудобства. До балкончика мы добрались быстро, а потом возникла заминка. Окно было закрыто, а в этой ипостаси места хватало только, чтобы распластаться по периллам.
   - Я справлюсь, - сползая с меня, сестрица вынула из волос длинную тонкую спицу и зашуровала ей у окна. Я притворилась деталью интерьера и устало положила голову на перилла, прислушиваясь. - Готово. Не превращайся, мало ли что...
   Даже если бы мне очень хотелось, я бы этого не сделала - учитывая, что вся одежда осталась внизу, замерзать в снегу.
   Мы осторожно протиснулись в приоткрытое окно, оказавшись на внутреннем бортике, который неизвестно зачем шел по всему периметру здания. Помещение тонуло в темноте, но было видно, что попали мы не собственно в церковь, а куда-то в жилую пристройку - прямо под окном стоял массивный письменный стол, а напротив - сервант с выставленными за стеклом скуфьями. В спертом воздухе ощущался тонкий, но навязчивый сладковатый душок - словно где-то под полом сдохла крыса.
   Нике было проще, она была на двух ногах и прижавшись к стене вполне могла стоять и двигаться, а вот мне на четырех было сложно удержаться. Снизу раздавались шаги, но я даже голову не могла повернуть, чтобы посмотреть, что там происходит.
   - Как видите, здесь не много мест, куда можно спрятаться, - флегматичный голос колдуна раздавался издалека и я сделала Нике страшные глаза, чтобы она не совалась вниз, но та только пожала плечами и легко спрыгнула сначала на стол, а затем на пол. Я сдержала рвущееся наружу рычание и начала шарить задними лапами в поисках трещин. Когда я таки спустилась вниз, сестрицы уже не было - приоткрытая дверь красноречиво говорила, что она чихать хотела на мои просьбы. Я потрусила следом, оказавшись в узком коридоре, который полукругом огибал главный зал, откуда слышались голоса. Позади был кабинет, в котором оборотню то и нос спрятать негде, поэтому я без раздумий драпанула по коридору, надеясь, что Ника ушла в том же направлении. Хорошо еще, бежать пришлось не по прямой, а заворачивая влево - едва я скрылась за поворотом, за моей спиной хлопнула дверь, и я припустила с удвоенной силой. Щелкнул выключатель, лампы начали загораться одна за другой, а я уперлась в стену.
   - Эй!
   Прежде, чем я успела удариться в панику, слева открылась дверь и Ника втянула меня за шкирку. Сдавленно заскулив (уши, уши отпусти!), я в полной темноте протиснулась мимо нее и замерла, едва не навернувшись с лестницы. Тяжелая дверь за нашими спинами захлопнулась, отрезая все звуки - даже я со своим слухом ничего не улавливала.
   - Не бойся, - прошептала Ника где-то рядом со мной. Ее рука вновь легла мне на холку, словно собаке. Но я не была настроена на препирательства. - Дверь под заклинанием, никто из простых ее не увидит. А я сомневаюсь, что наш поп станет рассказывать.
   Я тоже сомневалась - отчасти потому, что это подтверждало его принадлежность к колдовской братии, отчасти - потому, что теперь явственно чувствовала тошнотворно-сладкий запах гнили и ладана. Очевидно, добрый батюшка нашел чем отбить нюх у оборотня - и вообще у любого, если уж на то пошло. Действительно, кто станет искать колдуна в церкви? Мне бы и в голову не пришло, если бы не Ника...
   - Осторожно, здесь ступеньки, - предупредила сестрица, когда я пошевелилась. Я пощупала задней лапой, нашарила ступени, подумала, не перекинуться ли, но не стала. Мало ли что? В звериной ипостаси я сильнее.
   В полной темноте мы начали спускаться. Я шла впереди и потому слабый свет заметила раньше. Он пробивался из-под двери вместе с запахом разложения, который теперь чуяла даже Ника. Зажимая рукавом нос, она обшарила дверь и, нащупав ручку, потянула на себя. Я пожалела, что не перекинулась раньше - волна вони накрыла мой чувствительный нос так быстро, что я едва не задохнулась.
   - Меня сейчас стошнит, - в полуобморочном состоянии пробормотала Ника, все больше наваливаясь на меня. Не долго думая я чувствительно цапнула ее за руку. - АЙ!
   Не знаю, чего в ее голосе было больше - возмущения или боли, но это помогло. Сестрица встряхнулась. Мы застыли на пороге, неуверенно переминаясь и привыкая к запаху и полутьме, которая нас окружала. Свет давала небольшая тусклая лампочка, на голом проводе свисавшая с потолка. Помещение было небольшим, круглым, но от него веером расходились железные двери с небольшими окошками, откуда и изливалась вонь. Своим зрением я могла даже видеть ее - густой, опадающий туман, щупальцами расползающийся везде. Он опускался к земле, как всякие нечистоты. Справа, едва вместившись в узкий проем между дверями, стоял стол, заваленный бумагами, а в центре на грязном каменном полу была вырезана пентаграмма. Судя по всему, пользовались ей довольно часто - оплывшие огарки свечей по углам явно не раз зажигали, а в центр неоднократно проливалась кровь - уж это я чуяла.
   - Это плохо, очень-очень плохо... - Ника отмерла первой и, брезгливо обойдя пентаграмму, подошла к столу. Я недоуменно покосилась на нее. Это что же нужно было сделать, чтобы моя сестрица, не брезговавшая черной магией, так заговорила?
   Из-за крайней слева двери раздалось шуршание и я потрусила туда, едва достав лапами до окошечка. В центре клетушки лежал... лежало...
   Я - оборотень. Я привыкла выворачиваться наизнанку пять раз за день и для меня это нормально. Но то, что я увидела, заставило даже мой желудок сжаться. Вряд ли это можно было назвать человеком. Нечто животное, но старающееся стать человеком - вот как бы я это назвала. Неестественные изломы рук и ног говорили о том, что трансформация еще не закончилась, но при этом сам облик был уже человеческий, лишь кое-где сквозь кожу словно бы пробивалась звериная шерсть. В этих местах плоть была безжалостно разодрана и кровоточила. Капли стекали по грязному телу, падая на пол, на невообразимую смесь человеческих выделений всех возможных видов.
   По-звериному изменившееся лицо неожиданно повернулось ко мне. Челюсть дернулась, но из нее не вырвалось ни звука. Только по обезумевшим от страдания и страха глазам я поняла, что он меня увидел.
   Всю свою жизнь я буду помнить этот взгляд. Не человеческий, не животный. Чистая, абсолютная боль и ужас воплотились в этом взгляде, который потом еще долго снился мне в кошмарах. Оглушенная и растерянная, испуганная этим зрелищем, я отступила назад, чтобы хоть как-то абстрагироваться.
   - Что там? - Ника, видимо, заметила мое состояние, потому что отвлеклась от рытья в бумажках.
   Я беспомощно посмотрела на нее, не зная, как описать то, что увидела. Нужно было перекинуться, найти ключи, выбить эту проклятую дверь, разрушить пентаграмму, но мне было страшно. Нелепый страх повторить судьбу того, кто страдал сейчас в этой темнице засел во мне очень глубоко. Поэтому я подбежала к столу и начала разгребать лапами листы, показывая мордой на дверь и нетерпеливо рыча. Ника, слава богам, поняла что от нее требуется и выудила связку ключей. Я помчалась к двери, царапая ее лапами, как последний щенок.
   Едва замок щелкнул, я оттолкнула Нику, врываясь в камеру. Он был еще жив, но трансформация застыла, замерла, не давая ему стать ни человеком, ни чудовищем и я не знала чем могу помочь. Он бы кричал, если бы мог, но даже это не было ему доступно - измененное горло спеклось, позволяя только хрипеть.
   Я очнулась от собственного подвывания. Попятилась, оглянулась на сестру. Та с ужасом смотрела на нас.
   - Я не могу... Алиса, я не знаю, как это исправить... - натолкнувшись на моей умоляющий взгляд, она покачала головой. Руки ее дрожали. - Этот гад столько намешал... Там записи... - она протянула руку, подталкивая меня к выходу. Я неохотно развернулась, спиной чувствуя его умоляющий взгляд. - Он вызвал к жизни силы, которые даже я побоялась трогать.
   Я поняла, что этот односторонний диалог начинает меня раздражать и все же закрыла глаза, помолясь всем богам, чтобы трансформация прошла хорошо.
   - Держи, - когда я встала с пола, шатаясь от слабости, она бросила мне свою шубу, которую я безнадежно испортила, натянув прямо на голое тело. В подвале было холодно, ноги тут же замерзли на каменном полу, не говоря уже обо всех других частях тела. Но уж лучше так - живой и целой...
   - Что это такое, Ника? - не узнав свой голос, спросила я, продвигаясь к другим камерам. Там все было еще хуже - тела, развороченные, выпотрошенные, изувеченные трансформацией, человеческие и собачьи...
   - Если бы я знала, - прошептала она. - Такое ощущение, что он пытался вывести...
   - Чудовище? - я подошла к ней, ища взглядом, чем бы можно было перебить рисунок пентаграммы. - Так их вроде и так достаточно.
   - Да, но эти подчиняются зову на расстоянии, - Ника вытянула один из листов, сунула мне в руки, попутно поясняя. - Телепатическая связь!
   - Такое вообще возможно? - я скептически изогнула бровь и вернула непонятные каракули Нике. - Впрочем, неважно. Нужно убираться отсюда, а заодно сжечь всю эту дрянь...
   - Я боюсь, что не могу вам этого позволить...
   Я уже слышала этот голос. Медленно повернув голову, раздула ноздри, запоминая его запах - если вы достаточно хорошо знаете оборотней, то знаете и то, что это очень, очень плохой признак. Но отец Дмитрий только презрительно фыркнул, заходя внутрь и закрывая за собой дверь на железный засов. Ника попятилась ко мне, продолжая держать в руках ворох бумажек. Те сыпались на пол, впитывая грязь. Рясу священника сменил домашний халат, по подолу забрызганный кровью, которую я с трудом учуяла - слишком много запахов для одного помещения. Словно ощутив присутствие хозяина, ближайшая ко входу камера огласилась рыдающим стенанием.
   - Молчать, - равнодушно приказал колдун, сделав короткий жест рукой. Воцарилась тишина. Мы смотрели друг на друга. Он - так, словно прикидывал, поместится ли моя шкура перед камином, Ника пыталась незаметно начертить на полу охранный знак - мало действенно, но хоть что-то. Магия - это, в первую очередь ритуалы. У человека силы нет, ее нужно откуда-то взять, а силы, в свою очередь, всегда требуют что-то взамен. Нельзя просто сказать тарабарщину на латинском языке и ждать, что противник падет замертво. Поэтому из всех, преимущество было на моей стороне. Эх, жаль, что я перекинулась, лежать бы ему с перегрызенным горлом...
   - Сдавайтесь, девочки, - миролюбиво предложил маг, делая шаг вперед. Руки застыли в классическом жесте вызова. Миг - и силы, послушные ему, придут на помощь. Знать бы еще, что это за силы... - Стоит мне пошевелить пальцем, как ваши шеи развернутся на сто восемьдесят градусов. Не самый лучший вариант, правда?..
   Вместо ответа я, оскалившись, бросилась вперед. Враг, который много разговаривает - мертвый враг.
   - Алиса, нет!!! - истошно закричала Ника, но было поздно. Я пролетела через центр пентаграммы.
   Последнее, что увидела, были его вскинутые руки и торжествующий блеск глаз, а потом мир начал внезапно рушиться - я всем весом упала на отца Дмитрия, совсем не по-человечески впиваясь зубами ему в шею, он рухнул на спину, вереща, как ошпаренный, а вокруг, стеная от напряжения, ходили ходуном камни. С потолка сыпалась известка, стены шли трещинами, Ника, ругаясь как последний сапожник, запихивала бумаги под кофту.
   - БРЫСЬ! - маг пришел в себя первым, отшвыривая меня, как котенка. Я впечаталась спиной в одну из дверей, взвыла, но ответить ударом на удар не успела - откинув засов с входной двери, он ринулся прочь.
   - За ним! - рявкнула Ника, первой устремляясь вперед. Я кинулась следом. Лестница уже крошилась, пришлось перескакивать через три ступеньки, чтобы нагнать неожиданно резвого колдуна. Зато точно в цель - прыгала я вперед ногами, попала прямо по лопаткам, так что он вышиб дверь собственной головой, вывалившись в узкий коридор.
   - Не убей его! - сестрица выскочила секундой позже, но было поздно. В какофонии треска и грохота, в пыли от рушащихся, как бумажные, стен нарастал невнятный, оседающий на зубах гул. Он ощущался всем существом, заставляя дрожать от непонятного, сверхъестественного страха, от которого волосы на руках вставали дыбом.
   - Что это? - не уверена, услышала ли меня Ника, но, увидев мертвого мага, она схватилась за голову, а затем - за него, злобно рявкнув на меня:
   - Допрыгалась?! Я же просила! Помоги его вытащить... Может быть... Еще не все...
   - Брось его! - закричала я, но все-таки взвалила мертвого себе на плечи. Эх-ха, хорошо быть оборотнем!
   Мы, покачиваясь, вывалились в главный зал, где вибрация здания ощущалась еще сильнее. Иконы падали с треском, стекла с дребезгом вылетали - осколки шрапнелью летали по помещению и посреди всего этого, наполовину засыпанный кусками обвалившейся известки, лежал участковый.
   - Возьми его! - рявкнула я на Нику. Та неохотно цапнула безвольное тело за шкирку, поволокла следом, а мне в нос ударил терпкий запах крови. За участковым тянулся теряющийся в пыли темный след.
   Мы выскочили наружу в последний момент. В следующую секунду церковь рухнула, словно карточный домик - стены с оглушительным грохотом сложились внутрь, образовав пирамидку, венчал которую пыльный купол. Последним с гулом, от которого задребезжали стекла в соседних домах, рухнул колокол.
   - Зар-р-раз-за... - пробормотала Ника, закрывая уши руками и падая на колени. Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Очевидно, колокол, в отличие от церкви, делали действительно верующие...
   Но размышлять об этом было некогда. Я сбросила мертвого попа в снег и упала перед участковым, судорожно выискивая раны. Одна, самая большая нашлась на голове - видно, его приложило куском обвалившегося потолка, кровь уже успела свернуться и теперь, на морозе, кожа быстро затягивалась тонкой пленочкой изморози.
   - Брось, ему помогут, - едва колокол затих, Ника подползла ко мне, дернув за плечо. - Себя надо спасать... Ты, оборотень хренов, такое натворила...
   - Какое? - хрипло спросила я, неохотно его отпуская. Чувство вины еще будет меня грызть, но тон у сестрицы был серьезным.
   - Потом, - выплюнула Ника, вытирая кровь из носа рукавом кофты. - Бери этого мудака...
   "Мудак" на поверку оказался не мертвым и теперь медленно приходил в сознание. Залитая кровью голова оставила красный контур на припорошенном пылью снегу. Пока он не очнулся окончательно, я снова подхватила его на руки, стараясь не представлять себе как это выглядит со стороны, и припустила за сестрой. Та бежала через проулки, словно по наведенной линии. Снег жег босые пятки еще минуту, затем я разогрелась, зверь во мне подал голос и стало даже жарко - хоть ты вовсе шубу сбрасывай...
   Следом катился ровный, нарастающий гул - словно я тащила за собой дохлую кошку, за которой цеплялись все окрестные собаки. Звук шел из-под земли и эта вибрация отдавалась у меня в зубах, заставляя быстрее передвигать ноги.
   Мы добрались до кладбища за считанные минуты, но и за это время гул успел нарасти до таких масштабов, что ветви деревьев начали подрагивать, сбрасывая снег. Позади слышались шум и крики, но, слава богу, не приближались, потому что разъяренная толпа была бы перебором в сегодняшних приключениях...
   - Что это? - бросив по указанию Ники свою ношу на чью-то могилу, я устало привалилась к надгробию, выдыхая клубы пара. Ноги горели огнем - как бы гангрену не заработать, что ли...
   - Силы, которые он призвал, - прохрипела сестрица, падая в снег и широкими гребками сдвигая его к краям импровизированного круга. В центре оказалась могила с мертвым магом сверху, как вишенкой на торте. - Ты разрушила пентаграмму, она была клеткой... Хреновы оборотни...
   Я пропустила мимо ушей это оскорбление - кровь текла у нее из носа, из ушей, тонкой струйкой сочилась из уголков глаз и это зрелище убедило в серьезности ситуации лучше любых слов. Я явно не чувствовала и половины из того, что сейчас происходило, но она - ведьма, она знает больше...
   - Что мне делать, Ника? - вопрос прозвучал жалобно, ненавижу чувствовать себя настолько беспомощной.
   - Молиться, - выдохнула она, добираясь до замерзшей земли и пытаясь начертить на ней пентаграмму. Я опустилась рядом, помогая когтями и поддерживая ее. Гул нарастал, его теперь было слышно всем - с деревьев сорвалась стая ворон, злобно закружила над нами. Тело мага начало судорожно подергиваться, а затем его глаза открылись - абсолютно черные провалы, из которых лилась тьма.
   - Добрались твари, - выдохнула Ника, заметив это. Не давая встать, она с размаху вскочила ему на грудь и рявкнула на меня, скрючившись над колдуном, словно ворона: - Отойди, - она вытолкнула меня из пентаграммы. - Дальше, не то опять все испортишь!!!
   Я на всякий случай отскочила на пару метров. Ника отвернулась. Подняла руки, сцепив их в странном молительном жесте - существо под ее ногами задергалось, извиваясь, словно червяк - и закричала, запрокинув голову.
   Никогда в жизни я не слышала ничего более ужасного и, надеюсь, не услышу больше никогда. Если бы тот несчастный в подвале мог кричать, он, наверное, кричал бы именно так. Гул усилился, вторя ее хриплому крику, безостановочно вырывавшемуся из сорванного горла, земля задрожала - памятники крошились и падали, как и церковь, снег таял от жара, идущего изнутри - пятки мне начало жечь, я попятилась, инстинктивно ища укрытия, и увидела часовню. Среди всего этого хаоса она стояла неподвижно, словно не затронутая творящимся безобразием.
   Крик достиг ультразвука, заставляя пригнуться к земле, и внезапно оборвался. В воцарившейся нехорошей, выжидающей тишине, я обернулась. Ника смотрела на меня, но от сестрицы осталась только оболочка. Из тщедушного, худенького тела глазами олененка смотрело зло. Я попятилась, понимая, что бежать бесполезно. Незнакомое раньше, животное предчувствие близкой смерти захватило меня.
   - Не бойссся... - голос был напряженный, со странными интонациями, а губы двигались так, словно ребенок впервые пробовал говорить. - Дитя тьмы в бесссопассссности...
   Отведя от меня тяжелый, словно наковальня, взгляд, оно посмотрело вниз - на распростертого колдуна - и оскалилось. Очевидно, это должно было означать улыбку, но так могла бы улыбаться акула, заметив одинокого ныряльщика.
   - Есссссть, - прошелестело оно и подняло отца Дмитрия за шкирку, как котенка. - Мы сссснали, что вссссстретимсссся... Поссссмотри на меня, дитя...
   Дальше я смотреть не стала - вполне хватило влажного чавканья и хруста за спиной, которые слишком хорошо были мне знакомы. Ника, Ника, что ты наделала?
   Я знала конечно, что она кому-то платит за свою силу, но не была готова к такому. Сестрица связалась не с той компанией, они слишком много берут, слишком могущественны, чтобы с ними играть. Тварь, так просто сожравшая сущность, засевшую в колдуне, по определению не может быть союзником!
   У самой часовни я поскользнулась на грязи, в которую превратилась земля, смешавшись с растаявшим снегом, звучно приложилась о каменные ступеньки лицом, но только выругалась, сплюнув кровь из разбитой губы. Дверь открылась с трудом, словно сопротивляясь непотребству, которое я собиралась совершить.
   Нет, наверное, слово не то. Кощунству? Может быть...
   - Это все для всеобщего блага! - пообещала я, выхватывая из-под лавки свою давно позабытую одежду. Та распрямлялась с трудом - замерзла в тугой неподатливый ком, с которого сыпались грязь и лед. Натянув на руки заледеневшие джинсы, я повернулась к иконам. В часовне было тихо - словно снаружи ничего не происходило. Вряд ли святые могли себе представить, что ими воспользуются именно таким образом, но...
   Руки, даже через джинсы, обдало жаром. Я замерла на секунду, потом обозвала себя трусихой и плаксой, на всякий случай выругалась, потом исправилась, сказала "отче наш, сущий на небесах..." (дальше не помнила, поэтому замолчала) и схватила икону.
   Тварь уже добралась до самого нутра - когда я выволоклась из часовни, скрипя зубами и с трудом узнавая окружающий мир через пелену слез и боли. Она зарылась мордой в развороченную грудную клетку отца Дмитрия.
   Хотелось бы сказать, что я подкралась бесшумно, но на такой подвиг я в тот момент не была способна - жар от иконы разъедал тело, особенно руки и джинсы тут совсем не спасали. Они прогорели в первую же секунду и я старалась не опускать глаза, страшась увидеть вместо пальцев обугленные костяшки. От боли в глазах темнело и мир сузился до единственной важной точки - Ники. Или того, что от нее осталось.
   Зря оно назвало меня "дитя тьмы". Я, может, и не человек, но жить предпочитаю на свету.
   ХРЯСЬ!
   Надо, пожалуй, пересмотреть "Изгоняющего дьявола". Что-то мне подсказывает, что изгнание должно проводиться как-то не так...
   Оглушительно грохнули небеса, словно собирались рухнуть на святотатца. Взвыла тварь, поворачиваясь ко мне.
   ХРЯСЬ!
   Я для надежности добавила вторую икону, с облегчением избавившись от этой ноши. На раме повисли ошметки моей собственной кожи, намертво прикипевшей к святыне.
   Тьма, клубившаяся в глазах сестры, начала рассеиваться.
   Иконы улеглись по обе стороны от Ники, словно два немых стража, продолжая яростно жечь даже на расстоянии. Оглушительно каркали вороны, продолжая кружить над нами. Со стороны села слышались крики. Скрипели березы на поднявшемся ветру.
   - Алиса? - одними губами произнесла сестра, с ужасом смотря на меня. Я рухнула перед ней на колени, прижала к себе, заливая худые плечи слезами облегчения. Изгнание определенно удалось.
  
   ГЛАВА 11
   Когда мы добрались до деревни, солнце уже показало край из-за горизонта. Впрочем, вряд ли кто-то обращал внимание на такую малость - я едва переставляла ноги от боли в обожженном теле, Ника то и дело сплевывала густую, темную кровь и пыталась унять рвотные позывы. Она уже иторгла из себя все, что могла, едва соотнесла собственные окровавленные руки и развороченное тело колдуна. Мы кое-как оттерлись снегом в ближайшем леске - благо, там он не успел растаять - но все равно чувствовали, будто с ног до головы измазаны в крови. Колдуна пришлось уволочь подальше в лес - еще полчаса мучений, боли и отчаянных ругательств - а следы на кладбище вытоптать и забросать свежей землей. Иконы Ника воровато поставила обратно - святости они не растеряли, хоть и лишились большей части выгоревшей краски. Само дерево тоже обуглилось по краям, а мою кожу мы кое-как отскребли, но мне казалось, что даже на другом краю земли я буду чувствовать их прикосновение и чуять запах паленого оборотня.
   После этих манипуляций мы привели себя в порядок - я натянула джинсы с прожженными в них дырами, кофту и ботинки, сверху напялила кое-как оттертую и драную во всех местах шубу, Ника вывернула наизнанку джинсовку, скрывая следы крови. И мы медленно, пошатываясь, двинулись к деревне.
   Церковь обошли по переулкам, благо внимание всей деревни было сосредоточено на разборе завалов. От площади слышался шум, но без криков ужаса, так что, скорее всего, до подвалов еще не добрались. Мы кое-как добрели до дома головы, после чего мое тело решило, что с него достаточно и рухнуло в глубокий обморок.
   Очнулась я от въедливой, зубами вгрызающейся в руки боли. Не сразу вспомнила, что же все-таки случилось, а когда вспомнила... Мои руки!!!
   - Лежи смирно, не то будет еще больнее! - прикрикнула Ника. Ее голос я узнала раньше, чем открыла глаза и только это сестрицу спасло. Судорожно вдохнув сквозь сжатые до хруста зубы, я зажмурилась и заставила себя расслабиться. Это было сложно сделать, учитывая, что руки дергало так, словно их глодала стая голодных собак. По-сравнению с этим боль в обожженном лице и груди уже не была такой сильной.
   - Насколько все плохо? - прошипела я, когда она закончила перебинтовывать руки и затихла возле меня.
   - Алиса... - сочувственный тон ей давался с трудом, поскольку был непривычен и от этого стало только хуже. Если уж Ника начала проявлять сочувствие...
   Не выдержав, я открыла глаза, обнаружив, что лежу маленькой комнатке, явно мужской, судя по разбросанным вещам. Судя по запаху - не так давно отсюда выселили Гришку. Значит, мы у головы.
   Ника скорбным сусликом застыла у кровати. Выглядела она - краше в гроб кладут. От наведенной красоты не осталось и следа, худое лицо осунулось, кожа серая, как у покойника, под глазами синяки.
   Я заставила себя перевести взгляд на руки. Зря боялась - разглядеть что-то за двухсантиметровым слоем бинтов не представлялось возможным. Пожалуй, я бы смогла боксировать. Ну, по крайней мере, пальцы мне не отрезали...
   - Я сделала, что могла, - глухо, в ответ на мой вопросительный взгляд ответила Ника. - Но без силы...
   - И хорошо, что без силы, - я постаралась скрыть разочарование. - Значит, эти твари действительно ушли... Что это было вообще?
   - Старшие сущности, - Ника, убедившись, что я не собираюсь рыдать над безвременно почившими конечностями, несколько расслабилась и упала на стул у кровати. - У меня.
   - А у него? - переносить боль было проще, отвлекаясь на что-то другое, поэтому я заставила себя сесть. Ника помогла натянуть свободное платье-рубашку, после чего я вновь надолго зависла на кровати, набираясь сил для следующего рывка. Ощущения были такие, словно меня пережевали и выплюнули.
   - Еще не поняла, - она пожала плечами. - Большая часть бумаг осталась под завалами в церкви, а те, что я успела захватить, касаются в основном экспериментов по выведению...
   Поддерживаемая сестрицей, я добралась до кухни. В доме царила тишина и сестрица самовольно нацедила мне куриного бульона. Села рядом, неуверенно держа ложку в руках.
   - Давай уже, - смирилась я. Есть хотелось сильнее. - Сколько я провалялась?
   - И дня не прошло, - успокоила меня Ника. Руки ее дрожали. - Гришка с отцом разбирают завалы.
   - А участковый? - со страхом спросила я.
   - Там же, - Ника нахмурилась. - Старается найти подвал раньше, чем другие. Иначе боюсь, что ничем хорошим...
   - Ты ему рассказала? - недовольно спросила я, отодвигая тарелку. От горячего слипались глаза, но спать было не время.
   - А у меня был выбор? - снова нахмурилась сестрица и я поняла, что разговор с участковым прошел на повышенных тонах. - Ты б его видела... Он бы из меня душу вытряс, если б та еще была...
   - Она есть, - отрезала я.
   - Сомневаюсь, - прошептала Ника. Бросив ложку, она отошла в сторону, обхватив себя руками. - Только не после того, что ты сделала.
   - Ника... - виновато начала я, но она махнула рукой, заставляя меня замолчать.
   - Ты только не подумай, что я жалуюсь. Если бы не ты, эта тварь вырезала бы всю деревню и пошла дальше. Я думала, что смогу ее контролировать, но...
   - Она давно уже управляла тобой, - отрезала я, выползая из-за стола. - Вчера, у церкви, ты почуяла магию и тебя словно подменили! Нам остается только быть благодарными, что твоя сущность решила сначала пообедать своей соотечественницей, а потом уже заняться другими!
   Мы надолго замолчали, переваривая случившееся. Казалось странным даже для меня обсуждать такие неестественные вещи в обычном деревенском доме, где под окнами завывает кот, а из курятника горланит петух.
   - Я чувствую внутри пустоту, - наконец, подала голос Ника. - Словно вместе с сущностью ушло что-то еще... Что-то важное.
   - Просто она слишком долго была в тебе. Успела угнездиться, - ворчливо ответила я. Честно сказать, боль в руках была насколько адской, что на другие эмоции просто не оставалось сил, поэтому к словам Ники я отнеслась весьма равнодушно. Кошачьи завывания приобрели особенно страдальческий оттенок - пришлось выйти в сени, кое-как открыть дверь. Кот бросился ко мне, словно не видел целую вечность. Я позволила себя обнюхать с ног до головы, лишь после этого он унялся и занял стратегическую позицию на моем плече.
   - Делать тебе больше нечего, таскать его... - заметила Ника, когда я вошла в гостиную, где она, развалившись на толстом ковре, пыталась разобраться в бумагах мага. Выглядели те весьма нелицеприятно: порванные, в грязи и крови, измятые... Перед ней уже лежала толстая тетрадь, в которую аккуратно заносились все добытые сведения. Это мне весьма не понравилось. Лично я стояла на позиции "с глаз долой - из сердца вон" и копаться в этом не собиралась. Колдун мертв, оборотни его недоделанные тоже мертвы, вот и ладно.
   - Ты знаешь, что первой он изменил твою прабабку? - неожиданно спросила Ника, поднимая глаза. Я огляделась, доковыляла до кресла и с тяжким вздохом в него упала.
   - Он ее убил?
   Ника почесала нос, прищурившись, разглядывая расплывшиеся строчки.
   - Поймал, я так понимаю - эксперимент проводился над живым оборотнем. Причем ему кто-то помогал. Думаю, кто-то из местных - тут не написано.
   Час от часу не легче.
   - Генка? - я прикрыла глаза, чувствуя, как наваливается усталость. Не хотелось не только что-то делать, но даже думать. Мысли ворочались с трудом.
   - Не знаю, тут только про нее написано, а остальное я не успела забрать, - горестно призналась Ника. - Еще есть кусок - она помахала обрывком листа - про узлы силы.
   - Чего? - я равнодушно приоткрыла один глаз.
   - Неважно, ты не поймешь, - вздохнула сестрица и снова надолго замолчала. Я в итоге задремала и очнулась только, когда окончательно стемнело - вернулись Гришка с отцом, все в пыли и грязи. Увидев меня, они шумно возрадовались, чем напугали кота - тот сорвался с моих колен, добавив к общему ущербу две длинные кровавые царапины на бедрах.
   - За домом твоим Машка присматривает, - когда я попыталась убраться на свою половину деревни, меня остановили и усадили обратно. - Скотина накормлена, яйца собраны, печь протоплена, кот - зараза злобная - накормлен. Сиди и не высовывайся.
   Я села. Сидела целых три дня, даже не слишком маясь от безделья - боль не утихала, уставала я, едва добираясь до кухни и обратно, а потому не особо интересовалась происходящим вне дома. Ника окопалась в зале и никого туда не пускала - разве что Гришка вечером второго дня приволок ей груду пыльных бумаг пополам с кусками кирпичей. Но за этот подвиг был на радостях расцелован. Участковый не появлялся - или заходил, когда я спала, очень удачно подгадывая моменты. По словам Ники, у него были большие проблемы - завалы еще не до конца разобрали, но подвал нашли и найденное там в тайне сохранить не удалось, что вызывало бурю в стакане. Деревня кипела и бурлила: одна половина считала священника невинно пострадавшим, другая - непосредственным участником творившихся зверств, но обе единогласно желали его найти. Докатилось и до областного центра, вследствие чего посыпались проверки всех мастей: от патриарха, который должен был прибыть через неделю, до тут же объявившихся фсбшников. До кучи деревню наводнили маги, экстрасенсы и прочие охочие до паранормальщины личности, включая уфологов. Местные нехило заработали на аренде комнат, а магазин озолотился, даже учитывая скудный ассортимент. Прибыло и высокое полицейское начальство с целым взводом ОМОНа, которые посильно поучаствовали в разборе церковных завалов и восстановлении могильных памятников. Бедному Алексею Михайловичу прилетело со всех сторон, отчего он целыми днями копался в обломках, а ночами строчил отчеты и объяснительные, выглядел, по словам Ники, хуже некуда и стал сильно нервный. Официальная легенда была такова, что, совершая ночью обход деревни, он услышал шум в церкви. Доблестный участковый кинулся туда, но не успел войти внутрь, как церковь начала рушиться и ему прилетело куском штукатурки по голове. Причиной разрушения здания официально признали алхимические эксперименты, тактично обозвав этим то, что обнаружилось в чудом уцелевшем подвале. Участкового, как оказалось, спасла я, дожидавшаяся его в это время на улице. Мы, оказывается, прогуливались под луной - уже каждая собака в деревне знала, что мы "встречаемся". Очевидно, Гришка по полной распускал слухи.
   Эту версию в сильно сжатом и ускоренном темпе я услышала от Гришки как раз перед словами:
   - И теперь с тобой хотят поговорить...
   Уточнять, кто именно, не понадобилось - в комнату уже входили двое мужчин в погонах и зимних полицейских куртках. При виде моих рук их нахмуренные лица чуть разгладились - очевидно, ожоги послужили доказательством героического спасения участкового.
   Ника технично слилась вместе с документами еще до их прихода- когда спустя полчаса я заглянула в зал, ее уже не было.
   Несмотря на шумиху, допрашивали они меня недолго и весьма лениво - очевидно, уже все выяснили от Гришки и мои ответы их устроили.
   - Думаете, священник взорвал себя? - когда их вопросы иссякли, я решила задать свои, пока есть возможность.
   Следователи переглянулись.
   - Тело не нашли, - осторожно произнес один из них, более молодой и оттого жалостливый. - Но там все разворочено, трупы кусками - поди пойми, какие из них от священника?
   - Я знаю, что в деревне двое пропали - кивнула я, решив под шумок спихнуть парочку трупов со своей совести. - Генка - алкоголик местный, и Антон - Алеша его за кражу задержал, а он сбежать пытался и...
   - Мы знаем, Алиса Архиповна, - перебил тот, что старше. - Алексей Михайлович все рапорты предоставил. Оставьте заниматься этим делом нам, а сами лучше отдыхайте. Вам и так досталось.
   Очевидно, в версию о невиновности священника они не верили. Как выяснилось позже - не зря, ибо тот оказался давно от церкви отлученным и сюда попал только по причине полнейшей глухомани местности.
   Утром третьего дня я все-таки взбеленилась.
   - Руки уже не отвалятся, - потрясая только что снятыми бинтами, заявила я Гришке. - А заживать они могут и в собственном доме. Хватит!
   Честно сказать, о заживлении речь шла весьма условная - кисти были больше похожи на обваренные куски сырого мяса, чем на человеческие руки, но уже покрылись тонкой, прозрачной пленкой новой кожи. Человек бы после таких ожогов не выжил, а я... Я еще поборюсь. Уходила я не столько потому, что жаждала покоя (эта причина тоже присутствовала - дом головы походил на растревоженный улей, хоть в мою комнату никто и не заходил), сколько из-за Ники. Паршивка урвала момент и скрылась вместе с бумагами в моем доме.
   Поэтому, несмотря на возражения Гришки, я с его помощью натянула пуховик, теплые ботинки и отправилась к себе.
   За время моего вынужденного затворничества зима окончательно вступила в свои права - с самого утра шел снег, небо было низким и серым, а ветви деревьев, согнувшись до земли, застыли в неподвижности. Со стороны центральной площади слышался шум, дверь дома участкового распахнулась, выпуская следователей, но я, не поздоровавшись, устремилась к мосту, надеясь избежать общения. Честное слово, знала бы, что влипну в такую историю - осталась бы в городе! Уехала, называется, в глушь, покоя захотела...
   Не успела я зайти в калитку, как на меня с радостным визгом налетела Машка:
   - АААААИИИИИИИ! - и повисла на моей шее, как камень на веревке. Охнув, я растопырила руки, чтобы она их ненароком не задела, и застыла на месте, пережидая приступ ее любви. Это оказалось не так-то легко: она непременно жаждала показать, каких успехов добилась в ведении моего хозяйства.
   - А я все-все делала, что нада! - верещала девица, уцепившись за мой локоть и волоча в сарай. - И чистила и топила и поила и кормила и...
   В сарае и правда можно было с пола есть. Чистая солома, в печке полыхал огонь, куры важно расселись по очищенным от помета насестам, коровы через пролет приветственно замычали, пережевывая утреннюю порцию мешанки.
   - А еще я дома убралась! - гордо закончила Машка. Я насторожилась. У меня же там... Ой е...
   Но все оказалось не так плохо. Травы как висели под потолком, так и остались, все деревянные поверхности выскоблены, банки с порошками, мазями и сборами аккуратно составлены в большой деревянный ящик, кокетливо накрытый вязаной скатертью. Посреди этой благодати прямо на полу восседала Ника, зарывшись в бумаги. При виде меня она скривилась.
   - Мань, - осторожно уточнила я, тщательно обследовав все свои банки-склянки, пучки и связки и убедившись, что ничего не перепутано, и - о чудо! - даже тот сбор, что я так и оставила недоделанным на столе, был собран правильно и перемолот в порошок. - А откуда...
   - Теть Лис! - авторитетно почесала нос девица, важно косясь на меня. - Ну я ж не дурочка!
   Я не нашлась, что ответить на этот аргумент.
   - Я ей сказала рецепт, - пояснила с пола Ника.
   - Угу.
   - Она молодец.
   - Мгм...
   - Серьезно. Взяла бы ее в подмастерья...
   - Э?
   - Продавали бы...
   - НИКА!
   В общем, Машка убралась только после заверений, что я всем довольна и при случае научу ее новым рецептам. Я скрепя сердце согласилась, представляя, как отнесется к этому ее суеверная бабка.
   Когда за ней захлопнулась дверь, я решительно повернулась к Нике.
   - Дай сюда эту дрянь.
   Сестрица вцепилась в бумаги, как в драгоценности:
   - Ни за что! Ты хоть представляешь, сколько здесь всего?!
   - Тоже захотела послушных собачек?! - зарычала я, наступая на нее. - Ты хоть понимаешь, сколько народу из-за этого погибло?! Ты тоже, между прочим, пострадала!
   - Ну я же не чокнутая, - резонно заметила Ника, пятясь задом по полу и подгребая под себя бумаги. - Алиса, брось! Хочешь это сжечь - пожалуйста! Но давай сначала разберемся, что вообще произошло! Чего он хотел? Кто с ним работал?
   - Тебя участковый покусал? - заподозрила я, но наступление прекратила и уселась на стул, устало сгорбив плечи. - Ника, я устала. Устала от постоянного выслеживания неизвестно чего. Устала ждать очередного удара. По мне, так плевать, чего он хотел - главное, что все закончилось.
   - Но была же ведьма! - не уступила сестрица. Убедившись, что я не собираюсь отнимать ее сокровища, она встала с пола и, пошуровав в печке, достала казанок с тушеной картошкой. С мясом. Рай. - Ты же сама рассказывала, она едва не угробила участкового, Антон говорил о ведьме!
   - Вполне возможно, в ту ночь я видела отца Дмитрия, - я смущенно почесала нос и вонзила вилку в картошку. Держать приборы получалось с трудом, заново перебинтованные руки не гнулись и не слушались. - В темноте, издалека... Могла и перепутать платье с рясой.
   - Предположим, - заупрямилась сестрица. - А кто тогда пришел за ключами к сыну фельдшера? Мальчик ведь сказала "бабушка". И в записях этого чокнутого тоже упоминается, что ему помогали, - она порылась на полу, торжественно выудила стопку скрепленных степлером листов, и зачитала: - "Вчера мне пришлось расплачиваться. Эта зараза не желает уходить, пока не получит свою плату. Нужно было обратиться к кому-нибудь другому, но где еще найдешь в этом захолустье..."
   Тут она замолчала и многозначительно уставилась на меня. Я подавила зарождающуюся в желудке дрожь и проглотила ставшую вдруг безвкусной картошку.
   - Ты правда хочешь оставить его сообщницу у себя под боком? - тихо спросила сестрица.
   - Я хочу, чтобы меня оставили в покое, - честно призналась я. Потом вздохнула, отодвинула недоеденное и уставилась на нее: - Ну почему бы не передать эти бумаги участковому? Это его задача - разобраться в чем дело.
   - Он уже попытался разобраться, - презрительно фыркнула Ника, но за этим презрением я разглядела и кое-что другое: жажду власти, жажду знаний, которыми обладал отец Дмитрий. Мне хотелось бы думать, что Ника не похожа на него, что она никогда не пойдет на такие зверства, но... Черная магия, есть черная магия. Сестрица жаждала власти ничуть не меньше. Разве что, я надеялась, случившееся ее хоть чему-то научило.
   Может быть, господь откликнулся на мои молитвы, не знаю, но вечером этого же дня деревню потрясло новое событие.
   Я узнала о нем совершенно случайно - сил больше не было находиться в четырех стенах. Заниматься травами, как и хозяйством, руки не позволяли, а сидеть и глазеть на Нику мне быстро надоело, так что я, пользуясь сгущающимися сумерками, вымелась на улицу, надеясь хоть там найти долгожданный покой - руки болели и чесались немилосердно, хоть ты на стенку лезь. Я надеялась, холод уймет хотя бы чесотку. Была еще смешанная со страхом надежда перекинуться, но об этом я, честно говоря, боялась даже думать. После того, что произошло на кладбище, мысль о том, чтобы вывернуться наизнанку, пусть даже по собственному желанию, вызывала во мне приступы ужаса, но при этом не избавляла от потребности. Это противостояние приводило меня в еще большую агонию, чем изуродованные руки.
   Снег продолжал идти, поэтому хмурый день перешел в ранние сумерки. На хуторе было тихо - сюда всеобщая шумиха не докатилась, так что я спокойно вышла на задний двор, добрела через огород до туалета, а там под прикрытием дощатой будки перелезла через низкий заборчик и, буравя валенками сугробы, зашла в лесок. Вечернюю тишину здесь мало что нарушало - только дятел долбил какое-то дерево, мыши шуршали под слоем снега, да изредка с шелестом падал снег с веток. На опушке находились кусты дикой малины, которые я почти полностью обобрала еще осенью, а за ними - небольшая полянка с удобным широким пнем, на которую я присобачила в свое время столешницу. Некоторые вещи нельзя выносить из леса, например - чемерицу. Ее сушат и варят только в лесу, иначе свои свойства она теряет.
   Теперь столешница пригодилась для другого - добравшись до нее, я уселась, словно на табуретку, и замерла неподвижно.
   Темнело. Дыхание мое замедлилось, выровнялось, стало синхронным с мерными вздохами леса. Даже боль постепенно отступила.
   И только я, наконец, почувствовала, что обретаю долгожданный душевный покой, как с того берега широкой дугой хлестнуло черной волной проклятия.
   Меня зацепило краем, но и того хватило - ни с чем не перепутаю тот гнилостный, тошнотворный смрад - точно так же воняло в подвале Церкви, хотя тогда я думала - от трупов. Но нет. Это был запах чужой силы, чуждый, ненормальный. Отвратительный.
   Сердце мгновенно забилось быстрее, разгоняя по венам адреналин. Плюнув на звериную ипостась, я подхватилась и через соседское поле помчалась напрямки к мосту, у которого нос к носу столкнулась со встопорщенной Никой.
   - Ты тоже чуешь! - выдохнула она. Зрачки ее были расширены, волосы стояли дыбом, а ноздри подергивались, словно у почуявшей след гончей. Я кивнула и устремилась дальше, мимо лениво бредущей по мосту Машкиной бабки.
   - А я говорила! - завопила позади меня приотставшая Ника. - Еще ничего не кончилось!
   Будь мы на этом берегу в момент проклятия, найти эпицентр не составило бы труда, но, к сожалению, к тому моменту, как мы пересекли мост, "круги" уже слишком далеко разошлись по воде и стали затихать. Запах все еще чувствовался, пропитывая морозный, неподвижный воздух, но определить его источник уже не представлялось возможным. Мы закрутились на пятачке перед мостом, наверняка приводя в смятение окрестную публику. Еще не было и семи вечера, хотя и почти стемнело, поэтому на улице были кое-какие люди - крутились на рыночной площади подростки, у крыльца полицейского участка толпились отъезжавшие ОМОНовцы и ФСБшники, явно надеясь успеть к вечернему чаю домой. Конечно, Церковь была обследована вдоль и поперек, а дело можно писать и в более комфортных условиях. Честно сказать, я обрадовалась их отъезду - чем меньше людей совали нос в мои дела, тем лучше.
   Инстинктивно, мы с Никой направились в одном направлении.
   Завалы выглядели теперь так, словно в куче с мусором покопались муравьи - колокол оттащили в одну сторону, похожий на клистир купол в другую, груду целых и битых кирпичей в третью... Между всеми кучами были протоптаны тропинки, самая широкая из которых вела ко входу в подвал, сейчас перегороженному желтой лентой.
   - Хоть бы охрану поставили, позеры, - фыркнула Ника, без зазрения совести пролезая через ограждения. Я, оглядываясь, последовала за ней. Сам подвал был наполовину разрушен, но все обломки отсюда уже убрали. Как и части тел - этот паззл городским патологоанатомам придется собирать еще долго. Остались только пятна крови, изрядно присыпанные известкой, даже запах почти выветрился. Кто-то забыл фонарь у входа и Ника тут же его включила, отчего теперь я подслеповато щурилась, не успев перестроить зрение.
   - Пусто, - констатировала сестрица, оглядываясь.
   Я на всякий случай заглянула в камеру, где держали Антона, но никого не обнаружила. В каком виде его нашли следователи? Если в таком же, как я, то у них должно было появиться много вопросов.
   - И что теперь? - нетерпеливо уточнила я, когда мы с облегчением выбрались наружу. - Что это было и где его искать?
   И тут мимо нас, огибая площадь по центральной улице, с воем пронесся полицейский уазик. За ним, словно свора дворовых собак, с лаем промчались машины ФСБшников и ОМОНовцев. Мы переглянулись.
   - Вперед, - командирским тоном распорядилась Ника, первой устремляясь следом за ними. Благо, потерять такую кавалькаду - даже ночью - не представлялось возможным. Деревня была маленькой, а церковь стояла на пригорке, так что нам было отлично видно где они остановились, осветив полквартала фарами. Уже на подходе я заметила, как из уазика, придерживая сумку двумя руками, выбирается Глафира Андреевна и тут же поделилась наблюдением с Никой.
   Мы тревожно замерли на перекрестке, не доходя пары домов до того, в который сейчас вваливались ОМОНовцы, оттеснив участкового. Раскидистые кусты рябины служили отличным прикрытием. Наверное, у обеих сейчас в головах было одно и то же - неужели еще один неооборотень, неужели мы не всех видели в подвале? Эта мысль не давала мне покоя, хоть Гришка и убеждал, что обшарил всю деревню и окрестные леса в поисках тварей, но никого не нашел. Следов тоже. И все же... Антон в звериной ипостаси был глуп, как пробка, а может быть, просто хотел, чтобы его нашли? Кто теперь узнает?
   Но спустя пару минут ОМОНовцы гурьбой вывалились из дома, приставив к воротам снятую с петель калитку, и уже спустя пятнадцать минут (я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и поглядывала на часы) отбыли вместе с ФСБшниками в направлении города. Я слышала, как они прощаются с участковым, в то время как фельдшер совершенно спокойно в одиночестве вошла в дом.
   - Ничего не понимаю, - Ника, нахмурившись, наблюдала за этим действом, повиснув на стволе рябины.
   - Слезай, - приказала я, когда машины уехали, а окрестные зеваки, набежавшие на шум, начали расходиться. Участковый скрылся в доме и мы, дефилируя мимо, свернули туда же. Это был обычный деревенский дом: довольно старый, вросший наполовину в землю, с покосившимися воротами, но все же покрашенный и выметенный от снега. Очевидно, у того, кто здесь жил не хватало сил на капитальный ремонт, зато хватало упрямства тратить дни напролет на покраску. Таких домов было много в деревне и жили в них в основном старики, так что еще в сенях я почувствовала затхлый старушечий запах, а следом - вонь чужого колдовства и острый, железом отдающий на зубах запах крови.
   В холодных, неотапливаемых сенях было темно и сыро. Старые доски скрипели под ногами, так что подкрасться незаметно было совсем невозможно. Поэтому наше появление было сразу замечено: дверь в дом мгновенно распахнулась, едва я неосторожно наступила на особенно скрипучую половицу.
   - Здравствуйте, участковый, - сглотнув, я медленно отклонилась в сторону от направленного мне в лицо духа табельного пистолета. И неизвестно что еще было страшнее: видеть перед носом оружие или его ледяной взгляд. Который, впрочем, тут же смягчился до просто злобного.
   - Алиса Архиповна, какого хрена вам тут надо? - невежливо высказался он, убирая пистолет в кобуру. Руки чуть подрагивали.
   Ника была права - он выглядел сильно измотанным, уставшим, да к тому же болезненным - очевидно, ему так и не дали восстановиться толком после ранения. Но я все равно была рада видеть его живым. Тогда, в церкви, мне казалось, что эти серые глаза уже никогда не посмотрят на меня так, как... Как смотрели всегда.
   - Кого убили на этот раз? - вклинилась в наши переглядывания Ника. Я смущенно попятилась, предоставляя ей быть первой. Алексей Михайлович раздраженно уставился на сестрицу.
   - Никого. Обычный инфаркт.
   - Ага, а чего тогда сюда такая толпа ломанулась? - не сдалась Ника.
   - Послушайте, вам что, мало было приключений? - вздохнул участковый, но отошел в сторону, очевидно, решив, что проще будет один раз нас впустить, чем полчаса выталкивать. - Соседи крик услышали, перепугались. Оно и неудивительно, после того, что произошло, они теперь каждую собаку на улице бояться будут.
   Мы гуськом протиснулись мимо него. В небольшой кухне, большую часть которой занимала нерабочая, но так и не демонтированная печь, запах смрада был еще сильнее. На полу, раскинув руки в сторону, лежала старушка. Небольшие капли крови темнели на землистом лице, вытекая из уголков глаз, точно такие же я заметила на ушах. Рядом топталась Глафира Андреевна. При виде нас она приветственно помахала рукой:
   - А, спасительница наша! Как руки?
   - Заживают, - соврала я, пряча кисти от внимательного взгляда участкового. Он не стал комментировать, только вздохнул еще раз и упал на стул, вытаскивая из портфеля бумагу и ручку.
   - Время смерти семь сорок пять, причина: обширный инфаркт, - отрапортовалась фельдшер, убирая инструменты в сумку и продолжая болтать: - Эх, опять к голове идти - родственников то никого, всех пережила, кто ее хоронить будет? Леш, может поищешь, небось на похороны-то она насобирала...
   - Чтобы меня уж точно посадили? - возмутился он, не отвлекаясь от писанины. - Иди завтра к голове, пусть выделяет деньги на похороны...
   - Много придется выделить-то, - посетовала Глафира Андреевна. - Наши мужики на кладбище теперь ни ногой, только если этих чокнутых попросить могилу выкопать... (тут она, очевидно, имела в виду многочисленных охотников за паранормальным, истоптавших кладбище вдоль и поперек).
   На нас она почти не обращала внимания, очевидно, решив, что пришли мы к участковому и я воспользовалась этим, чтобы незаметно рассмотреть дом. Ника застыла истуканом у тела бабки. Вероятно, та всю жизнь прожила одна - я не заметила ни следа присутствия мужчины или хотя бы его фотографии. Две комнаты, основная жизнь сосредоточилась на кухне, где стоял холодильник и телевизор, лежало свернутое постельное белье на печке. Дверь во вторую комнату была только слегка приоткрыта и я увидела немного: край низкого столика с уголком книги, да окно с задернутыми шторами. Обычный дом обычной старушки, если бы не одно "но". Смрад чужого колдовства шел именно от ее трупа. Говорить о других запахах после такого было бесполезно - я старалась не дышать носом, чтобы этого не чувствовать.
   - Ладно, Леш, я пойду уже, - закончив собираться, Глафира Андреевна набросила широкую форменную куртку. - Делать тут до утра нечего, завтра мы ее перевезем ко мне, соседка сказала, за домом присмотрит. Пока, девочки!
   Я едва дождалась, пока она уйдет:
   - Это не инфаркт.
   Алексей Михайлович аккуратно дописал строчку, отложил ручку, убрал лист в папку, папку в портфель и только тогда со стоическим терпением уставился на меня:
   - А что? Оборотень? Ведьма?
   - Понятия не имею, - призналась я, несколько настороженная его подозрительным спокойствием.
   - Ну, положим, бабка колдовством серьезно баловалась, - задумчиво ответила Ника. - Может, она наша сообщница и есть...
   - То есть ее убили, - уточнил участковый.
   - Да, - Ника на него не смотрела, слишком увлеченная вынюхиванием по дому, а вот я имела возможность наблюдать за постепенным "закипанием" Алексея Михайловича.
   - Кто-то третий, - снова коротко уточнил он. Ника задумчиво кивнула:
   - Выходит, что так...
   - Ну хватит! - неожиданно рявкнул он, так шарахнув по столу ладонью, что вазочка с вареньем подпрыгнула. Я втянула голову в плечи, Ника изумленно уставилась на него. - По-вашему, тут вся деревня, как оплот всякой нечисти?! Оборотни, ведьмы всех мастей... Это ИНФАРКТ! Ясно вам? И таковым он и останется - хватит с меня всей этой чертовщины!
   Он еще раз хлопнул ладонью по столу, ставя точку, и поднялся, сделав нетерпеливый жест:
   - Вы заигрались, девочки. Ищете зло там, где его нет, вместо того, чтобы жить спокойно! Все закончилось! Колдун мертв, его твари тоже - и на этом точка! Ясно вам?
   Прежде, чем Ника начала возражать, я остановила ее:
   - Предельно, участковый. Ника, пойдем.
   В гнетущей тишине мы прошли мимо него и так же молча дошли почти до самого дома. На середине пути мимо нас, пыхтя так же сердито, как и его хозяин, проехал уазик, но даже не притормозил. Я проводила его задумчивым взглядом. Только на мосту сестрица, видимо, отошла от шока:
   - И что это было? - изумленно поинтересовалась она. Я пожала плечами, не желая признаваться себе, что меня это задело. Действительно задело. Наверное, какой-то частью, слишком глубоко запрятанной даже для себя, я надеялась, что он сможет принять эту часть мира. Что мы сможем... Черт его знает, на что я надеялась.
   - Не трогай его, - удивляясь собственному спокойствию, я пропустила Нику в дом. На разложенных по полу листах бумаги разлегся кот. - У него другой мир. Не наш.
   Сестрица некоторое время молчала, хотя я видела, что периодически ее просто распирало от желания высказаться, но вместо этого мы обе остаток ночи посвятили своим делам: я делала особенно сложную настойку от катаракты, хотя знала, что она никому не пригодится, Ника - копалась в бумажках. Ни одна из нас до самого утра не легла спать - возможно, поэтому, появление Гришки в шестом часу утра не застало нас врасплох.
   - Не спите, - ввалившись в дом, он привычно пристроился на моем стуле и протянул руку к моей кружке. - Отлично. Тут ночью такое случилось...
   - Бабка померла, - утвердительно ответила я, садясь напротив и передавая ему его кружку в обмен на свою. - Есть будешь?
   Под утро я проголодалась и потому сейчас в печке стояла еще горячая капуста с грибами. Гришка кивнул.
   - А вы откуда знаете?
   - Участковый сказал, - пожала плечами Ника, не настроенная на беседы. - Инфаркт.
   - Ага, как же, - фыркнул парень презрительно. - Мне Анька - соседка ее - сказала, бабка так орала, будто ее режут.
   Мы переглянулись.
   - А теперь в дом заходить боится, - продолжал Гришка, не замечая наших переглядываний. - Говорит, там какая-то чертовщина творится... Вы уверены, что колдун мертв?
   Я вспомнила его развороченную грудную клетку и подавила приступ тошноты.
   - Да, - Ника все же поднялась с колен, садясь между нами. - Только он был не один...
   На то, чтобы рассказать Гришке все, что мы успели узнать, ушло немного времени. Гораздо больше ушло, чтобы немного пригладить имеющиеся факты в удобоваримую теорию. Звучала она, по словам того же Гришки, примерно так:
   - То есть у колдуна была сообщница, которая помогала ему находить местных заблудших овец, - по очереди смотря то на меня, то на сестрицу, высказался парень: - Среди них Антон, Генка, видимо, я? А твоя бабка?
   - Ее он поймал сам, - уточнила я. За окном давно рассвело, Машка уже управилась, получила порцию радикулитной мази для бабки и умчалась с котом по пятам. - Она была первой.
   - Ага. Затем ему понадобилась помощь, потому что знакомства священника весьма ограничены, да и подозрений на него пасть не должно. Он связывается с бабкой Настасьей, та выполняет за него всю черную работу.
   - Зачем? - Ника, включившись в обсуждение, сияла глазищами, весьма отвлекая парня. - Я имею ввиду, зачем ей ему помогать?
   - Он ей платил, - я задумчиво болтала ложкой в кружке с чаем и вспоминая что узнала из записей псевдосвященника. - Делился силой. Много ли надо деревенской ведьме? Вот откуда странные активаторы, твоя сущность, между прочим, тоже, - кивок передернувшемуся Гришке.
   - Да, но кто тогда убил ее? - Гришка недовольно чихнул. Тяжелый травяной дух стоял в доме с самой ночи. - Если ее действительно убили...
   - Убили! - хором заверили мы.
   - Тогда был кто-то третий, - парень почесал нос, еще раз чихнул и вопросительно уставился на нас. - Кто? И не много ли нечисти для забытой деревни?
   - А оборотень и ведьма в одной семье тебя не смущают? - фыркнула Ника, разваливаясь на стуле. Короткий халатик, в котором она щеголяла по дому, задрался до неприличия, выбив остатки мозгов из Гришки. Я сверкнула на нее глазами. - И вы слишком буквально все понимаете. Третьим в этой компании никогда не был человек.
   Мы уставились на нее.
   - Это сила. Твари, загнанные в клетку и оттого очень злобные, - пожала плечами Ника. - Священник с трудом держал их на привязи, мы изгнали туда, откуда они пришли, а ваша ведьма, видимо, попыталась воспользоваться силой как обычно.
   - И они ее сожрали, - передернувшись от этой картины, я вцепилась руками в горячую кружку. В теплом, натопленном доме неожиданно стало очень холодно и неуютно. Мы молча допили чай. Гришка поднялся со стула и с надеждой спросил:
   - Получается, все и правда закончилось?
   - Получается, - не слишком уверенно, словно пробуя слово на вкус, сказала Ника. Я промолчала.
   - Лады, - широко улыбнувшись щербатым ртом, Гришка заметно повеселел: - Тогда приходите вечером в баню.
   Мы обещались прийти и он отправился восвояси. Я сходила проверить как там мое хозяйство, собрала яйца, а, вернувшись, застала Нику за почти собранной сумкой.
   - Уезжаешь?
   - Завтра, - пояснила сестрица. - Пойду, с участковым поговорю, может, отвезет...
   Я проводила ее глазами. Не то чтобы я сильно расстроилась от ее предстоящего отъезда, но и особой радости (как ожидалось) от этого факта я тоже не испытывала. Тревожно было оставлять ее одну, без присмотра. Зная сестрицу, она в очередной раз куда-то влипнет... Но и продолжать жить вместе я была не готова. В конце концов, мне хотелось покоя - и я его получу.
   Участковый, видимо, отошел, а может, ему нужно было в город, но вернулась Ника весьма довольная. Баня тоже удалась на славу - я все-таки добралась до парилки (предварительно запершись на засов) и едва там не уснула, переполошив голову.
   Уже вечером, распаренные и сонные, мы расстались с Гришкой у моста и побрели к себе.
   В ночном воздухе чувствовалось приближение морозов: перилла моста и деревья покрылись инеем, река белела толстым слоем льда.
   - Я так понимаю, возвращаться ты не собираешься, - остановившись посреди моста, сестрица перегнулась через перилла, силясь рассмотреть что-то в пробитой рыбаками полынье. Оттуда изредка плескало черной водой и иногда казалось, что мелькало чье-то лицо. Я невольно задалась вопросом: что происходит с русалками зимой? То-то они по весне такие злобные...
   - Мое место здесь, - ответила, с удивлением понимая, что это правда. Я отвоевала эту деревню, этот дом, и эту жизнь.
   - Тогда послушай моего совета, - Ника повернулась ко мне и я увидела, что она предельно серьезна. - Дождись весны и примани домового. Это плохо - дом без домового. Ты, конечно, оборотень и все такое, но дом без хозяина будет притягивать всякую дрянь. Любой, имеющий силу, чувствует, что в нем нет защитника. Не провоцируй судьбу.
   - Где его взять-то? - мы двинулись дальше к дому. Я восприняла слова сестрицы хоть и серьезно, но без особого страха. Я привыкла жить одна. - Они, знаешь ли, не слишком горят желанием жить с нечистью...
   - Алиса! - Ника перехватила меня за руку, заглядывая в глаза. - Я не шучу! Найди домового! Где хочешь, хоть перемани из другого дома, но найди! Иначе проблем не оберешься.
   - Да поняла я, поняла, - я сжала ее руку. - Дождусь весны и займусь.
   Это ее несколько успокоило.
   Уже утром мы едва не проспали, проснувшись от гудков участкового - не дождавшись Нику, тот подъехал к самому дому. Я выходить за калитку и здороваться наотрез отказалась, попрощавшись с сестрицей на пороге. В последний момент она смазала официальное прощание порывистыми объятиями и поспешно помчалась к уазику, взмахивая руками. Я с чуть горькой улыбкой смотрела за этими кривляниями. Правду говорят: маленькая собачка до старости щенок.
   Когда шум прыгающего на ухабах уазика окончательно перестал до меня доноситься, я еще немного постояла на крыльце, полной грудью вдыхая морозный утренний воздух, напоенный запахом топившихся печей, а затем отправилась в дом. Топить печь, варить завтрак и постараться при этом не слишком травмировать руки.
   КОНЕЦ
  

Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"