Николаев Евгений : другие произведения.

Они

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Говорят, что в жизни ничего не бывает случайного, но еще говорят, что в мире есть люди, которые в состоянии создавать любую цепочку событий, как бы она не казалась нам случайной. Этой, их необычной способностью, охотно пользуются представители криминального мира или всевозможных силовых структур.

  Они
  
  Вместо синопсиса
  
  Говорят, что в жизни ничего не бывает случайного, но еще говорят, что в мире есть люди, которые в состоянии создавать любую цепочку событий, как бы она не казалась нам случайной.
  Этой, их необычной способностью, охотно пользуются представители криминального мира или всевозможных силовых структур.
  
  Вместо вступления
  
  В детстве я только слышала о том, что такие люди есть от своих родителей, их друзей, бабушки и дедушки, когда поздними вечерами, считая, что я уже улеглась спать, они сидели за столом на кухне, пили чай и о чем-то шептались.
  Мои родные их всегда называли "Они". Не имени, ни отчества, ни фамилии. Ничего.
  Ничего из того, чтобы указывало на род их занятий, внешний вид, характер.
  О них мои близкие говорили только в прошедшем времени и только в контексте какого-то свершившегося факта, действия или поступка.
  В их адрес я всегда слышала только одно:
  "Умер П. Он сделал...", "Катастрофа поезда? Это Они.", "Киты выбросились на берег? Сошла лавина с гор? Потерял управление самолет? Молния ударила в вышку Правительственной связи?... Все это Они".
  Потом не стало отца, ушли из жизни дед, бабушка, мать и я осталась одна. Да и за годы, пролетевшие после смерти дорого и близкого мне человека, вслед за чередой похорон и учебой в престижных вузах страны и дальнего зарубежья, все услышанное мной в детстве о них забылось, спряталось глубоко в подсознании.
  
  Вступление
  
  Закончив обучение и практику за границей, я устроилась на работу в ничем не примечательную картинную галерею, которых в столице столько, что и пересчитать трудно.
  Мои обязанности не были обременены тяжелым трудом, да и коллектив сотрудников, хоть и небольшой, но подобрался душевный. Был у нас свой директор, он же владелец галереи, его секретарь, двое грузчиков - они же электрики, слесари, плотники-на все руки мастера-дворники, да и я - начинающий искусствовед... ерничая про себя добавляя, "в штатском".
  Устроилась я на эту работу не то, чтобы уж совсем случайно, но, можно сказать, что и так. Пока я размышляла о том, как все же меня, ничем не примечательную выпускницу нашел известный узкому кругу мой будущий начальник и уговорил прийти работать к нему я не заметила, как зазвонил мой мобильный телефон. Извинившись перед собой и решив отложить решение этой загадки на потом, я взяла трубку и ответила на входящий вызов с незнакомого мне номера.
  
  Оказалось, что мне позвонила старая подруга моей матери, про существование которой я сто раз уж благополучно забыла и напросилась в гости, объяснив свой визит желанием посмотреть на семейные фотографии моей, покинувшей мир родни.
  Впрочем, меня это не удивило. И даже немного обрадовало.
  После смерти родителей, я так и не удосужилась разобрать их вещи, о чем я тут же сказала тетеньке. Лика - так ее звали - услышав об этом выразила свое желание помочь мне разобраться в вещах, сопровождая эту услугу рассказами из прошлого моей родни.
  Не могу сказать сейчас, почему мне захотелось уйти в эти семейные воспоминания, отдаться волнам ностальгии или просто по-женски поговорить о каких-то давних вещах в забытом детстве, но на визит Гликерии я согласилась.
  На что та обрадовалась, сказав, что приедет ко мне с яблочным пирогом и повесила трубку.
  
  Тут-то в моей голове зазвенел тревожный звонок. "Они" - слово из прошлого неожиданно всплыло в моей памяти, не оставляя в покое на протяжении нескольких ближайших часов, заставляя вспоминать шепот родителей, их друзей, бабушку, деда и те времена, проведенные мною, в нашей старой городской квартире.
  
  Ничего не придумав и не вспомнив, я оставила плод своих детских переживаний, загнав его в закоулки памяти, туда, откуда он вылез и продолжила свои размышления о своем неожиданно благополучном трудоустройстве...
  
  ... Это было в тот день, когда за окном аудитории нашего института, в котором я дорабатывала свои последние дни лаборанткой на кафедре современного изобразительного искусства, шел дождь... Работы не было никакой на этот день и по-гамбургскому счету можно было бы уйти домой, оставив своему шефу записку "Ушла в Ленинку", "Уехала в архив", "У меня женские дела" или что-то другое в таком же духе.
  Но, глядя на струи воды, льющейся с неба, я решила ничего не писать, никуда не уходить, а заварить себе чашечку ароматного кофе, взять недочитанный томик Йейтса и предаться созерцанию, стекающим по окну струям дождя.
  Воплотиться моим намерениям было не суждено. В тот самый момент, когда кофемашина выплюнула из своих недр чашку ароматного напитка, в кабинет распахнулась дверь и в нее влетел мой раскрасневшийся от натуги шеф.
  - Тебя к ректору! Быстро!.. - бросил он мне, забрал мою чашку из аппарата и стал его пить. При этом он свободной рукой махал и жестикулировал, словно хотел сказать: "Быстрее! Иди!".
  Мне ничего не осталось, кроме как встать и в состоянии полного недоумевания пойти в сторону требований высокого начальства, к которому у нас вызывали "рабочий класс, крестьян и колхозниц", да еще в такой ультимативной форме только из соображений "казнить", "расстрелять", "повесить", "четвертовать", да еще и влупить "десять лет строгого расстрела без права личной переписки и пожизненной аппелляции".
  Пока я об этом думала, незаметно для себя, подошла к лифту, ведущему на высокие этажи начальства.
  Вставив в кабину ключ-карточку-пропуск, набрав личный код, вошла в двери лифта, любезно распахнувшейся передо мной кабины.
  
  В тот день, я не предала этому никакого значения. Такие "рабочие лошадки", как я на высокие этажи начальства не допускались. Впрочем, я об этом не знала. Узнала, только тогда, когда вышла из кабинета ректора после емкой, хотя и не продолжительной беседы, суть которой можно передать в нескольких словах.
  
  Узнав о моем желании работать в Москве и за границей одновременно, зная мои способности к языкам, а также то, что обязательная трехлетняя отработка по окончанию мной вуза, на упомянутой выше кафедре заканчивается, ректор предложил мне самое очевидное, на его взгляд предложение, которое выразил следующими словами:
  - Здравствуйте, милочка! Садитесь, присаживайтесь... Да вы не тряситесь так перед взбалмошным стариком... Я не ем молодых девушек и даже не пристаю к ним вместо завтрака обеда и ужина... Хе-хе... Успокоились? Водички? Нет. Хорошо. Готовы слушать?.. Прекрасно. Мне, милочка, уже начинает нравиться ваше самообладание, несмотря на все то, что обо мне говорят, и что большей частью является правдой...
  Впрочем, к вам все это не относится, потому что, лично вас мне упрекнуть не в чем, а людям, которых мне упрекнуть не в чем, я и даже стараюсь и помогать... Так вот, милочка, я вам хочу помочь. Знаю, что контракт с вашей кафедрой у вас заканчивается и продлить его не могу... Да-да, даже я не могу. Мне новое поколение молодых аспирантов пристраивать надо, так что не удивляйтесь. И, потом, есть же правило, которое я сам когда-то постановил. Не могу же я отменить то, что постановил. Меня бояться перестанут. Те, кому положено, бояться меня перестанут. Впрочем, я отклонился от предмета нашей беседы. Слушайте внимательно, второй раз я повторять не буду. Шефу своему ничего не говорите, скажете, что я вас уволил досрочно. И все. Больше ничего. Шеф ваш меня бояться должен, а не молодым девушкам завидовать... Поэтому пусть боится и не завидует. .. Вы скажете ему, я вас "уволил с сегодняшнего дня" - приказ подписан и лежит в Отделе кадров. После нашей беседы вы зайдете туда. Естественно, после того, как зайдете к себе в кабинет и соберете свои вещи. Попрощаетесь с шефом и пойдете к кадровикам. Они вам все объяснят дальше... На этом я вас не задерживаю. Прощайте, и не держите зла. Поверьте, я вам оказал помощь и хорошую услугу.
  
  Попрощавшись с ректором, ничего непонимающая я вышла из его кабинета. Вошла в лифт, повторно проделав перед этим процедуры вызова и доступа в кабину и поехала на свой этаж.
  Вошла в кабинет. Сказала:
  - Меня уволили. У меня три часа на то, чтобы покинуть здание.
  Шеф даже расспрашивать не стал. Пробурчал что-то среднее между "скатертью дорога" и "ты всю жизнь меня благодарить будешь". И на протяжении четверти часа, что я собирала вещи сидел, наблюдая меня затылком и сопел в телефонную трубку, прижатую к его левому уху.
  Собрав вещи и сказав "до свидания", я покинула это кабинет, бывший мне вторым домом на протяжении трех интересных лет.
  Я пошла в Отдел кадров.
  
  
  Постучавшись и получив приглашение кадровика "войдите, присядьте там, подождите", я благополучна вошла, расположилась в указанном мне кресле и стала ждать.
  Минут через десять меня пригласили в кабинет к начальнику Отдела кадров. Оставив возле кресла свои вещи, я вошла в любезно раскрытую передо мной дверь.
  
  Главный кадр осмотрел меня, уточнил мое имя, фамилию, отчество, личный код и когда полностью удостоверился, что я - это я, сверив меня лично присутствующую со своими компьютерными записями, решил поздороваться со мной:
  - Здравствуйте, - сказал он мне.
  - Здравствуйте, - ответила я ему.
  - То, о чем я вам скажу, является личным и обсуждать это без согласия заинтересованных сторон с кем-то вам категорически запрещается. Вы же понимаете, всю этику сложившейся ситуации.
  На эту странную фразу я утвердительно покивала головой, дескать мол "понимаю", хотя уже начала переставать понимать что-либо.
  Впрочем, решив не спорить с пока еще действующим надо мной начальством и полностью положившись на слова ректора и его желание мне помочь, решила больше выслушивать, чем говорить, по возможности утвердительно кивая начальнику кадрового отдела.
  - То, что вы понимаете - это хорошо. Тогда я начну свой рассказ.
  Я опять утвердительно кивнула.
  - ... С этой просьбой в отношении вас ко мне обратился, Ректор. А к нему обратился его старый друг - коллекционер и владелец галереи. - Тут он назвал фамилию, а я услышав ее мысленно присвистнула от удивления... Впрочем, чему я удивлялась тогда - он же Ректор, а я никто... Так, мышка-студентка, закончившая более-менее успешно престижный вуз, более-менее успешно стажировавшаяся за границей и пожелавшей, попасть в тот мир, где заграничные поездки и командировки никогда не заканчиваются... Да еще и оплачиваются в размере двойных и тройных окладов.
  Начальник Отдела Кадров словно бы слышал все мои мысли и видел их крупными буквами, отпечатвшимися на моем лице:
  - Милочка, - Опять это слово. Что ж они все ко мне с ними привязались? - У вас будет работа, в которой загранкомандировки будут оплачиваться в десятикратном размере!..
  Тут я опять присвистнула, но судя по выражению глаз главного Кадра уже и совсем не мысленно.
  - Так вот, к Ректору обратился его старый друг. И попросил ему найти помощницу, хотя бы примерно разбирающуюся в современном искусстве и обладающую зачатками интуиции. Ректор назвал мне вас и при этом сказал, что по поводу его выбора кандидата в помощники своему другу с ним спорить не надо. Достаточно вспомнить то, как вы в первой своей командировке в Дрезденскую картинную галерею галантно и в то же время ловко выкрутились из некрасивой ситуации, в которую вас втащил двоюродный брат вашего шефа... Да, да, эта история дошла до Ректора, к счастью, как анекдот, рассказанный кем-то из посольства Германии на дипломатическом приеме, по случаю... вам знать не надо, куда был приглашен наш Ректор. С тех пор он следит за вашей карьерой сам. Лично. И не мне объяснять вам, чтобы он с вами сделал, в случае, если бы тот визит провалился... Впрочем, вы, милочка, девушка умная и все это понимаете сами.
  
  Тогда, сидя в кабинете Начальника, за несколько месяцев до описываемой череды событий, я не предала значения прозвеневшему в моей голове звоночку о чем-то таком неумолимом, далеком и при этом тревожно-назойливом, как зуд комара или мухе, вьющихся неподалеку от твоего лица.
  
  А пока я сидела и слушала кадрового начальника.
  
  Он долго рассказывал о самой галерее, ее основателе, людях с которыми мне предстоит работать, моей будущей работе и о том, как мне повезло... На мой вопрос, почему так много будут платить за мою работу и не придется ли мне возить что-то незаконное он ответил резко и однозначно:
  - Нет. Не придется. Ни оружия. Ни наркотиков, смертельных вирусов или секретов ЦРУ... Не надейтесь! А почему платит? Владелец галереи очень богат. Деньги его. Хочет и платит. А почему? У него и спрашивайте...
  С этими словами он вручил мне в руки конверт с моим личным делом, грамоту за честный и безупречный труд на своем первом рабочем месте, банковскую карточку с начисленной на нее зарплатой, компенсацией, премиальными и как выяснилось, после первого моего обращения в банк, еще и подъемными, чтобы я могла обустроиться на новом месте, хотя в последних и не нуждалась...
  
  Впрочем, как сказал Главный Кадр - "Хочет и платит!". Оставив свои переживания, насчет полученной мною неприлично большой суммы денег, за такую же малую работу, полюбовавшись врученной грамотой, положительной характеристикой и визитной карточкой директора галереи я решила ему в этот день не звонить...
  
  Вместо начала
  
  Не стала звонить ему и на следующий день. А вот уже на второй день моего увольнения он позвонил мне сам и отчитал, говоря, что я неблагодарная сотрудница не выхожу на работу, где должна быть еще вчера и никакие такие сказки про три дня отдыха он слышать не хочет, а хочет, чтобы я скорее брала такси и ехал к нему по указанному в визитной карточке адресу.
  Мне стало стыдно.
  Действительно, мне дали большой в моем представлении аванс. Обещали интересную работу, а я такая вся из себя "свинюка неблагодарная" прогуливаю рабочее время.
  Тут я заказала такси, удовлетворившись тем, что "машина будет подана через двадцать минут", "почистила перышки", собралась и вышла на улицу. Такси уже подъехало к моему подъезду.
  Села в него, поздоровалась с водителем, назвала адрес и стала наслаждаться поездкой по Москве. Не знаю, как у вас, но я люблю дороги столицы, несмотря на их перегруженность в часы пик и расширяющиеся с каждым годом "пробки".
  Если спросить меня, какой будет мой выбор - спустится в подземку и добраться быстрее или ехать в три раза дольше, но на машине, то здесь я, конечно, выберу последнее.
  По моим оценкам прошло совсем немного времени, как машина доставила меня по требуемому адресу.
  Расплатившись с водителем, попрощавшись, я пошла в сторону галереи. Как оказалось, у входа меня уже ждали. Точнее, ждала миниатюрная женщина азиатской внешности неопределенного возраста.
  Окликнув меня и попросив документы, удостоверяющие мою личность, Ая - по прошествии не очень большого времени, узнала, что это была секретарша моего будущего, а теперь уже настоящего начальника, открыла мне ключом-карточкой входную дверь и пропустила перед собой.
  Аскетизм и минималистический стиль убранства служебных помещений галереи меня поразили своей тщательностью и продуманностью. Такое убранство могут себе позволить только люди с очень хорошим образованием, вкусом и действительно с очень большими деньгами.
  Такая, кажущаяся простота обстановки в наши дни невероятно дорого стоит.
  Предложив мне на выбор бокал прохладительного напитка или чашечку чая, Ая оставив меня сидеть за столом гостевой комнаты, и сообщив, что Олег Анатольевич скоро выйдет, удалилась в глубины офиса.
  
  Пока я смотрел по сторонам, небольшим глотками выпивая простую воду, оценивая окружающую обстановку, сквозь глазки телекамер оценивали меня.
  
  Через некоторое время дверь в гостевую вошел хозяин.
  - Олег Анатольевич Барцев, - представился он. - Вам представляться не надо. О вас я и так все знаю.
  - Все, все? - попыталась пошутить я.
  - Все, что мне надо знать, - серьезно ответил он. - Я, Катя, знал вашего деда - Ивана Алексеевича Кричевского, дружил с ним, и даже неоднократно бывал в гостях на ваше кухне, пока вы были совсем маленькой... Вы, конечно, меня не помните, но вот я вас помню. Вас, как мы приходили в гости к Иван Алексеевичу, сразу отправляли спать, чтобы вы не подслушивали взрослые разговоры. Да и "детское", что называется время, тогда уже было для вас на исходе.
  Мысль о том, что Олег Анатольевич, ровесник моего деда, хотя, выглядит, как мог бы выглядеть мой отец, отпечаталась у меня на лице. На глаза набежали непонятно откуда взявшиеся слезы.
  Барцев это заметил, немного насупился и попросил убрать и не разводить "сырость", заставив меня немедленно допить воду в стакане.
  Это у меня успокоило.
  Он это оценил и продолжил:
  - Не смотря на то, что я дружил с вашим дедом, мы были ровесники с вашим отцом. Так получилось, что работая в выбранном нами направлении, я с вашим отцом не сошелся во взглядах, а ваш дед, неожиданно для нас обоих, принял мою точку зрения, а не мнение своего сына. И, как показало время, ваш дед был прав. Прав был и я. А вот ваш отец, Катя, мне этого простить не смог. Но, мешать работе не стал. Поэтому, я продолжал появляться в вашем доме до его смерти... Потому что, после похорон Иван Алексеевича, ваш отец - Роман Иванович, мне в доме появляться категорически запретил. Да и сфера моей деятельности неожиданно изменилась.
  Я перестал интересоваться антиквариатом и занялся современным искусством.
  Вы, наверное, обучаясь в институте слышали, как в начале девяностых годов прошлого века, некоторые счастливчики делали сумасшедший капитал на работах современных художников - 1960-1990-х годов... Так вот, я один из них. Точнее один. Потому что других таких нет. Во всяком случае в нашей стране.
  А вы мне нужны, потому что, во-первых, у вас есть образование, навыки и опыт... Во-вторых, вы удивительно легко находите язык с людьми разных лет, положения, национальностей, и, что самое удивительное, они легко поддерживают эти отношения с вами, плюс ваши знания немецкого, английского, итальянского и французского делают вас идеальным кандидатом на ту вакансию, что я вам уже предложил... И, конечно, большую роль играет и то, что я все же знал ваших родителей, - добавил он.
  Предотвращая ответ на мой вопрос, он сказал:
  - Это я стал свидетелем того случая в Дрезденской галерее. И я рассказал вашему Ректору эту историю, превратив ее форму анекдота, забавной побасенки. В другой форме он бы ни от кого это историю не принял. И для вас все бы очень плохо кончилось. Но, так сложились обстоятельства, что я был первым, кто донес до него этот факт. Если бы ни я - вас уволили бы из института по статье, а ваш шеф сел бы в тюрьму за хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Тогда, я хотел предложить помощь представителю галереи, объяснив, что вы молодая девушка, неопытная, в первый раз... и это бы прошло. Мне бы поверили. Но, я даже не успел рта раскрыть, как увидел с какой легкостью вы объяснили старшему менеджеру галереи ситуацию, а потом и его начальнику, что "произошло недоразумение и вы обещаете в три дня разобраться с ним, и дать исчерпывающие разъяснения по этому поводу". Я не знаю, откуда вы взяли, что в три дня справитесь. Ситуация у вас была патовая. Или вам сидеть в немецкой тюрьме , или вашему начальнику в "родных пенатах". Но вы справились и тем самым покорили сердца руководства Дрезденской галереи, меня и моих друзей. Не думайте, что вас бы бросили на произвол судьбы. Вам бы был предоставлен лучший адвокат и лучшие условия содержания. Если, конечно, пребывание в тюрьме можно назвать "лучшими условиями"... Апелляция до полного вашего освобождения и все что к этому прилагается. Вас бы не бросили в любом случае. Но, заключение, даже комфортное, не лучшее место для молодой девушки, как вы. Думаю, что вы с этим согласитесь.
  
  Олег Анатольевич еще некоторое время говорил о моем прошлом, о прошлом моих родителей, о том, что он уже не в том возрасте, чтобы совершать постоянные авиаперелеты и о том, что когда в его поле зрения появилась я - это совершенно фантастическое стечение обстоятельств, чуть ли не знак судьбы свыше, в том, что я должна работать в его галерее, заниматься своим любимым делом и получать за это очень даже неплохое жалование.
  
  На самом деле, пока он обо всем этом говорил, в моей голове произошли две вещи. Первая - это звонок, на который я сделала вид, что не обратила внимание, "выключив" его. Вторая - я поняла, что не так уж мне нравится моя работа, а просто я очень люблю путешествовать. А если мне еще будут платить за это, то почему бы на нее и не согласиться.
  В конечном итоге я согласилась. Деваться мне было не куда. Меня знали все, а я толком не знала из них никого.
  
  Устроившись на работу, познакомившись со всеми сотрудниками галереи Барцева, я приступила к выполнению нехитрых своих заданий. В мои обязанности входило продумывать организацию выставок, искать художников, согласившихся выставляться у Барцева в галерее, брать работы на реализацию, и искать зарубежные площадки на которых можно было бы выставлять подобранные коллекции. Официально с целью обмена опытом. Не официально - с целью продажи. Повышать оборот и конверсию денежной массы на счетах Олега Анатольевича.
  Как бы там не было, должность моя стала называться иностранным словом мэнеджер, а по сути своей искусствовед и продавец прекрасного в одном флаконе.
  Работа была не сложная, с наработанными связями Барцева это делать было просто, а большего от меня не требовали.
  Изменилось ко мне отношение после первой моей загранкомандировки. Там, конечно, произошло кое что, но не буду забегать вперед, а продолжу рассказывать по порядку.
  
  С тех пор, как я начала работать в галерее прошло около четырех месяцев и, казалось бы, день был солнечный, погода хорошее, музыка по радио прекрасная, кофе отличный, а настроение валяться в кровати, предвкушая через три дня поездку в Вену, в какую-то не известную мне галерею, с оплатой всех командировочных расходов, проживание в люксе и обещанной мне трехдневной прогулкой по улицам старинного австрийского городка.
  Позвонил телефон. Номер на моем мобильнике высветился не знакомый. Я подумала, что звонят по работе и взяла трубку. Звонила женщина - Лика, Гликерия Ивановна. Я про нее и думать забыла за эти дни. С ее первыми словами я вспомнила, что обещала ей совместную уборку имущества родителей и дружескую беседу за чашкой чая с ее собственными руками испеченным яблочным пирогом.
  - Здравствуйте, Катя...
  - Здравствуйте, Гликерия Ивановна...
  - Куда же вы пропали, Катя? Вы обещали мне дружеские посиделки на вашей кухне, я обещала вам пирог и несколько историй... А вы мне не звоните... Нехорошо.
  Тогда, в тот первый разговор, я настолько опешила от неожиданностей и не взяла у нее телефон. Что я в качестве извинений поспешила сказать ей:
  - Гликерия Ивановна, простите пожалуйста, но, тогда, несколько месяцев назад, ваш звонок был для меня полной неожиданностью, я растерялась и не записала ваш телефонный номер.
  - Ах, молодость, молодость. Молодые девушки бывают такие ветреные... - Полушутя-полусерьезно укорила меня Гликерия Ивановна. - Надеюсь вы не такая? Мой номер высветился у вас на мобильном тогда, высветился он и сейчас. Запишите, пока снова не растерялись.
  Я записала и немного поговорив, мы договорились встретиться сегодня вечером на квартире моих родителей по завершению моего рабочего дня.
  
  Завершив разговор, я посмотрела на часы. У меня было еще пятнадцать минут до того момента, когда девушке надо начинать собираться, чтобы не опоздать на работу. Ехать на метро не хотелось. Я, как в тот первый день, заказала такси, выслушала традиционный ответ "машина будет через тридцать пять минут" начала размышлять о предстоящей мне вечером встрече с подругой родителей.
  Сколько я не была в их квартире на Старом Арбате? Шесть лет прошло, как она мне купила однокомнатную квартиру в Кунцево и четыре после смерти матери. Да, пожалуй, тогда я попросила ее об этой услуге.
  Мне было невыносимо тяжело находиться в этой их старой квартире, пропитанной воспоминаниями детства и потерей дорогих мне людей. Этот груз давил на меня и мешал мне учиться и получать те небольшие радости в жизни, которые нужны любой молодой девушке, с вполне приличным воспитанием и собственными взглядами на то, как должна выглядеть жизнь современного молодого человека.
  Мать пошла на уступки. Удивительно, но пошла. Несмотря на то, что она в жизни не была склонна к большим покупкам для кого бы-то ни было. Все за нее делали дед и отец.
  Собрав то, что можно назвать "фамильными драгоценностями", доставшимися ей от деда и бабушки, а тем от их деда и бабушки, бывшими там, какими-то "фон", в середине девятнадцатого века, она отнесла их коллекционеру, который и дал ей сколько-то долларов, которых хватило ровно на покупку однушки и на мой перевоз меня. Денег на мебель, кухонную посуду и все остальное уже не осталось.
  Как бы там ни было, я переехала.
  
  Первое время, несмотря на то, что спать приходилось на полу, а в квартире не было ни гардероба, ни зеркала, ничего, кроме старого кухонного стола и нескольких стульев, доставшихся мне в наследство от предыдущих хозяев, я была довольна собой.
  У меня была учеба в институте, меня уже определили на практику, опять же в здании нашего вуза и к практике я должна была приступить через неделю. Еще и обещали платить. "С первой же зарплаты куплю себе диван. И огромное, два с половиной на полтора метра зеркало", пообещала тогда я себе.
  Так все и получилось.
  
  Начало
  
  Про ту командировку в Дрезден я уже и думать забыла. Но, ликин звонок вернул меня к той череде событий, которая предшествовала моему самостоятельному бытию, учебе, работе и последующему трудоустройству к Барцеву.
  
  Снова зазвонил телефон. В этот раз звонила диспетчер такси, сообщить, что машина номер такая-то ожидает меня у подъезда. Я поблагодарила, повесила трубку. В течение нескольких минут завершила сборы, вышла из квартиры, заперев за собой дверь и пошла к лифту.
  
  Возле лифта я встретила соседку. Поздоровавшись с ней, нажав кнопку вызова я спросила у нее только одно:
  
  - Вы будете сегодня вечером дома? - и получив утвердительный от нее ответ, сказала:
  
  - Я к вам зайду.
  
  На это соседка кивнула головой. Она уже привыкла, что я временами уезжаю в заграничные командировки и оставляю ей ключи от квартиры на случай протечек, аварий и необходимости поливать цветы. За кражу имущества я не опасалась, воровать у меня было нечего. Золота, брильянтов и прочих безделушек за которыми гоняются мои ровесницы я так и не нажила. Ухажеров у меня не было. Единственное, что было ценное в моей квартире, так это собственноручно сделанный Дали набросок портрета моей бабушки, но с точки зрения обывателя выглядел он не презентабельно и ценности не представлял. А я на этот предмет не распространялась. Говорила своим гостям и соседям, что это бабушка и это единственное, что от нее осталось. И тогда это было правдой.
  
  Этот портрет - единственное, что мне разрешила мать взять на свою новую квартиру.
  
  Тогда она даже бросила зло, после того как сама же и вручила мне ключи от моего дома:
  
   - Твоего здесь больше ничего нет. Забирай свои шмотки, бабкин портрет и уматывай. Ко мне больше не приезжай. Надо будет - приеду сама к тебе.
  
  Меня и хоть и покорежило поведение матери, но к ее переменчивому настроению я уже успела привыкнуть, хотя мне оно и не нравилось. С другой стороны я прекрасно понимала свою мать.
  
  Фактически за пять лет потерять отца, мать, мужа, тут любой другой на ее месте свихнулся бы. Но она продолжала играть свою роль и по прежнему по-своему переживала за меня. Не стало ее, когда я только закончила институт, поступила в аспирантуру и даже нашла работу себе. Точнее не я нашла, мне предложил ее мой тогдашний шеф, на кафедре которого я успешно защитила диплом по современным художникам.
  
  Так я осталась одна. Дипломированным специалистом с двумя квартирами в Москве и работой.
  
  Все мысли о моем недавнем прошлом крутились у меня в голове пока я ехала на работу.
  
  Нет. Не подумайте. Я не вела аскетический образ жизни и во время учебы в институте я несколько раз сходилась с некоторыми из своих сокурсников, но и не ударялась во все тяжкие, как кое-кто из моих одногруппниц и некоторых девчонок с нашего факультета. Во-первых, у нас как-то последнее в институте не приветствовалось и при некоторых стечениях обстоятельств можно было из него вылететь. А, во-вторых, я все же не была до такой степени легкомысленной, чтобы из-за простой интрижки испортить себе карьеру. Тем более, что я полагала тогда, что выбора, как следовать завету по части учебы "дедушки Ленина" у меня, в общем-то и не было. И я училась, училась и еще раз училась.
  
  Впрочем, делала я это охотно, учеба мне давалась легко благодаря хорошей памяти и вниманию, а знания английского, немецкого и итальянского, освоенных мною еще в родительском доме, делали ее еще и интересной. Читать приходилось много, а переводить и того больше. Я охотно помогала с переводами сокурсникам, и даже умудрялась немного на них зарабатывать.
  
  Пока я думала обо все этом московское такси доставило меня к месту работы. У входа в галерею, как и в мой первый визит сюда, меня ждала Ая.
  
  Рассчитавшись и попрощавшись с водителем я подошла к Ае, поздоровалась и спросила:
  
  - Что-то случилось?
  
  Интуиция меня не обманула.
  
  Ая рассказала, что наш шеф с самого утра "пребывает в состоянии коровьего бешенства". Это она так по-русски объясняет приступ неконтролируемой ярости ее начальника.
  
  На самом деле, никакого приступа, конечно, не было. Было раздражение от сложившейся ситуации. Вена не принимала самолеты. Можно было лететь через Прагу, а потом поездом, но, для Олега это решение ничего не меняло. Его представитель опаздывал ровно на сутки.
  
  Естественно такая ситуация не способствовала его обычному хорошему настроению. Что, Ая, собственно говоря и пыталась мне объяснить в нескольких словах, прежде чем я войду в его кабинет.
  Еще бы она не пыталась! Ведь лететь-то мне.
  
  Если говорить в двух словах, шеф был зол на себя и весь свет одновременно. Встреча в Вене была назначена на завтра, на вечер.
  
  Я должна была вылететь утром. Но, австрийские авиаперевозчики сегодня устроили забастовку по всей стране.
  
  Не один аэропорт Австрии не принимает никого. Даже частные, правительственные, корпоративные и даже военные самолеты.
  Всем связам и возможностям Барцева была "грош цена".
  
  Поэтому мне предстояло лететь через Прагу. А оттуда автомобилем. Причем, насчет машины он уже договорился.
  
  Он все говорил, говорил, а я стояла и слушала. И радовалась, что придется ехать по автобану и слушать шуршание шин, и размышлять об истории собственной жизни.
  
  И тут на моем лице появилась улыбка. Олег Анатольевич ее заметил, и строго, с некоторым недоумением спросил:
  
  - Катя, чему вы улыбаетесь? Вам смешно?
  
  Я поспешила его разуверить, объяснив, что очень люблю автомобильный транспорт и не люблю поезда. И я порадовалась тому, что от Праги до Вены мне предстоит путь провести в комфортабельной машине, а не поезде, пусть даже скоростном и уютном.
  
  Он замолчал. Несколько минут он смотрел на меня не произнеся ни слова. Потом сказал:
  
  - Молодец, Ая! Как же я забыл об этой вашей особенности... Можете мне объяснить почему вам нравится быть пассажиром в машине, а не быть за рулем.
  
  - Знаете, Олег Анатольевич, мне всегда нравилось наблюдать. За людьми, пространством, обстановкой. Быть пассажиром в автомобиле - это как раз немногое то, что дает возможность наблюдать за людьми, обстановкой, окружающим меня пространством одновременно. А если я буду управлять автомобилем, то мне кажется, что я упущу что-то важное...
  
  Выслушав мой странный ответ, шеф кивнул. Его удовлетворило то, что он от меня услышал.
   Мне тогда показалась, что я сказала что значимое и важное, но, что именно, так и не поняла сама.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"