Хенку было всего три с половиной года, когда его старший брат начал подрабатывать грузчиком в магазинчике напротив. Не знаю, насколько нравилась эта работа Доминику, именно так звали старшего брата, но Хенк был без ума от нее. Все-таки можно предположить, что Доминику она не нравилась, потому что всего за год он огорбатился, а зарплату настоящую ему выдавали всего раза три, но зато каждую неделю на складе ему вручали коробки. Много коробок. Большие и маленькие, картонные и бумажные, пару раз ему даже выдавали металлические ящички с какими-то хитрыми узорами на стенках. Так Доминик испортил себе юношеские годы, зато обеспечил младшему брату беззаботное детство.
Хенк каждый день сидел перед дверью и ждал, когда же Доминик вернется с кислым лицом и, потирая спину, втащит в дом кучу коробок. Конечно, Хенку больше всего нравились огромные коробки, в которых они могли сидеть с Домиником часами и просто молчать. Тогда они не знали, что такое космические ракеты, а просто сидели в коробке, смотрели на серые стенки и представляли себя центром мироздания. Для Доминика это представлялось никчемной тратой времени, однако Хенк не мог играть в игру без него. Когда старшего брата не было дома, маленький Хенк сидел один в коробке и тихо плакал. Доминик любил Хенка, поэтому покорно сидел с братишкой в коробке, терпеливо дожидаясь, пока тот наиграется. Пользовались спросом у Хенка и коробки поменьше, в них он складировал свои старые игрушки, которые ему надоели. Со временем большие коробки изнашивались, и Хенк с нетерпением ждал, когда отворится дверь и в комнату вползет огромный картонный ящик, который украсит его развлечения еще на несколько дней.
Родителей не стало, когда Хенку было всего четыре. Доминик сказал, что их навсегда положили в коробки, а Хенк ничего не понимал, но думал, что маме с папой там хорошо.
Хенку было уже почти пять, когда Доминик сменил работу и стал работать на почте. Там у него проснулось увлечение филателией. Хенку всегда нравилось, чем занимается его брат, и когда альбом с наклеенными марками попал к нему в руки, его детские воспоминания пополнились еще несколькими часами блаженства. Так в нем родилась страсть к отклеиванию всего, что приклеено. Когда Доминик увидел свой альбом, он ничего не сказал. Просто марки его больше не интересовали.
Когда Хенку исполнилось всего восемь лет, в доме появился телевизор. С дистанционным управлением. Хенк к тому времени уже видел телевизоры. Но то были обычные старенькие ящики без пульта управления. И когда Хенк, разбирая вместе с братом здоровенную картонную коробку (про себя Хенк отметил, что в три года был бы от такой штуковины просто без ума), увидел вдруг маленькую черную вещицу, упакованную в пупырчатый пакетик, он сразу заинтересовался, для чего же она нужна. Но интерес к пульту сразу погас. Наверно, потому что он не работал. Тогда Хенком завладела еще одна любовь. Любовь к воздушным пузырькам на упаковочной пленке.
Ну и конечно, он любил смотреть телевизор. Хотя он и отмечал про себя, что там показывают одну только дрянь и лопать пузырьки гораздо приятнее для души, оторваться от экрана он зачастую не мог.
В девять лет он наткнулся на передачу о забеге на крышу небоскреба. Хотя там и упоминалось об этом необычном соревновании немного вскользь, но несколько кадров Хенка просто восхитили. Он увидел напряженную борьбу на последних ступеньках восемьдесят девятого этажа и немного измученного чемпиона, который первым разорвал финишную ленточку. В следующем году эти кадры повторились. Только чемпион был новый, и всю борьбу предрешил его рывок на семьдесят третьем этаже. Тогда же Хенк и узнал, что это традиционное соревнование, и оно проводится вот уже одиннадцатый раз в один и тот же день. Оказалось даже, что небоскреб находится в городе, куда Доминик возил семилетнего тогда Хенка, но там было очень много высоких домов, да и самому Хенку они были тогда не столь интересны, нежели огромное количество стендов с рекламой и афишами, которые Хенк все время норовил сорвать.
Конечно же, Хенк сразу решил участвовать в этих соревнованиях и даже уговорил экономного Доминика сделать междугородний звонок в ту фирму, которой принадлежало здание, чтобы спросить, как подать заявку на участие. Надо сказать, что Хенк любил в школе цифры и мог запомнить любое их количество, так что мелькнувший буквально на пару секунд десятизначный номер он без труда восстановил. Доминику пришлось сделать не один звонок, потому что сама фирма, естественно, не занималась проведением соревнований, но когда пятый звонок все-таки достиг цели, Хенк светился от счастья. Однако все оказалось не так просто, и участвовать мог только тот, кому есть восемнадцать лет, так что радость Хенка быстро угасла.
Как же так, рассуждал он, он ведь видел на этих соревнованиях немощных стариков, которых обыграет, даже прыгая по ступенькам на одной ноге, или ходя на руках, хотя Хенк никогда до этого на руках не ходил. Он еще вспомнил, что в последний раз участвовал какой-то девяностолетний старикан. Но правила есть правила. С другой стороны Хенк нашел в том, что его пока не возьмут, большой плюс. Ведь у него было целых восемь лет, чтобы подготовиться к своему триумфу.
***
Прошло почти восемь лет. Эти восемь лет пролетели очень быстро, не считая последнего, восьмого: Хенк убил
- два с половиной года на сон
- два года в школе
- год на физическую подготовку (все-таки он полноценно готовился к своей будущей победе)
- примерно четыре месяца на лопание оберточных упаковок
- полгода на принятие пищи
- восемь месяцев на просмотр телевизора
а за оставшееся время он успел
- три раза съездить на турнир своей мечты
- семь раз победить на школьных соревнованиях по кроссу
- два раза сломать руку
- прочитать примерно сотню книжек
- ровно девять раз вспомнить с Домиником историю с марками
- оторвать с десяток тысяч приклеенных предметов
- полюбить одну девушку, но вскоре расстаться с ней
- побывать на свадьбе Доминика
В общем, жил обычной жизнью, какой живут обычные молодые люди. Правда, Хенк был немного одинок в плане друзей, но брат до поры до времени заменял их всех. Он понимающе относился к идее Хенка обогнать всех на соревнованиях его мечты и помогал ему в этом. Он каждый год находил для брата публикации в газетах о небоскребном кроссе и отдавал Хенку на изучение. Правда, все это было до свадьбы, поэтому репортаж о восемнадцатом традиционном старте Хенку пришлось доставать самому. В старом доме он жил теперь один.
Вот уже почти год как Доминик жил со своей женой совсем в другом городе, даже дальше того, где стоял восьмидесятидевятиэтажный небоскреб. Хенк даже не знал их телефона. Он часто ловил себя на мысли, что думает больше о том, как ему не хватает брата, нежели о своем будущем победном финише. Раз в месяц Хенк ходил на почту, где старые тетушки еще помнили Доминика, работавшего когда-то у них. Они на перебой начинали хвалить рыжего паренька, который очень мило сутулился. Но Хенк не хотел слушать старушечьи россказни и буквально выхватывал из рук одной из них бандероль, выбегая на улицу. Со слезами на глазах. В его памяти тут же всплывали большущие коробки, альбом с марками и улыбающийся Доминик. В бандероли были деньги. И ничего больше. Доминик уже много зарабатывал и высылал младшему брату довольно хорошую сумму. Но ни одного слова. Хенк готов был побиться об заклад, что и деньги высылает не Доминик, а какой-нибудь его служка. Пару раз Хенк высылал по обратному адресу половину из того, что приходило в конверте. Никакой реакции не следовало. В следующем месяце ему вновь вручали конверт со стандартной суммой внутри. Хенк часто плакал, сидя в пустом доме и просматривая фотоальбом. Вот его темные вихры, а рядом рыжая шевелюра Доминика. Иногда ему казалось, что нужно сесть на поезд и поехать к брату. Но что-то его останавливало, Хенк боялся, что покажется Доминику слабым. Утро и день Хенк проводил в тренажерном зале и на стадионе, вечер - в комнате Доминика, перелистывая страницы воспоминаний. Так можно было потерять счет времени, но Хенк все равно не переставал держать в голове день своей будущей победы.
И вдруг всего за десяток дней до старта Хенк получил посылку. Внутри он обнаружил пару совершенно новых, изящных и легких кроссовок популярной марки, как раз его размера. Обратный адрес совпадал с адресом на денежных конвертах только по городу, но у Хенка не оставалось никаких сомнений в том, что это Доминик вспомнил о его заветной мечте. Рыжий сутулый Доминик с праздничными коробками в длинных руках. Тогда Хенк улыбнулся. Впервые после отъезда брата. Больше его не мучают детские воспоминания. Доминик подал знак, что все еще помнит и любит его. Теперь можно было полностью сконцентрироваться на соревнованиях.
***
До старта оставалось всего три дня. Хенк уже четвертый день жил в гостинице, в десяти минутах ходьбы до восьмидесятидевятиэтажного небоскреба. Он уже два раза успел подняться на его крышу. Сначала пешком, подробно изучая все особенности трассы: ширину пролетов, высоту ступенек, мысленно представляя себе, сколько человек могут вместить в себя эти лестницы, от перил до боковой стены. Потом он устроил себе мини-соревнование, пробежав восемьдесят восемь этажей в среднем темпе. Чтобы не скучать, он придумал себе развлечение: считать количество человек, которых он встретит. Интересно, что между двадцатым и семидесятым этажами Хенк вообще никого не увидел. А в сумме по пути он встретил на ступеньках всего лишь семнадцать сильно удивленных людей, причем столкнулся он всего лишь с двумя, и на его беду у одного из этих счастливчиков, точнее даже у счастливицы, в руках был довольно горячий кофе.
Хенк подробно изучил статистику прошлых соревнований, и год от года результат победителей все время улучшался, за исключением четвертого и пятого турниров, но тогда Хенк наверняка сидел в коробке и знать не знал об этих стартах. А вот с тех пор, как Хенк стал пристально следить за традиционными забегами на крышу, чемпионы чеканили рекорд за рекордом. Так вот, его тренировочный результат проигрывал рекорду почти минуту. Но Хенк не унывал. Ведь он бежал не на максимуме возможностей, да в придачу потерял секунд пять при столкновении с мужчиной и секунд пятнадцать на извинения перед девушкой, которая пролила на него свой кофе, хотя Хенку в той ситуации не повезло, надо признать, гораздо больше.
Два дня до старта. Хенк не спал всю последнюю ночь. Гостиничные подушки оказались чересчур неудобными. И ему пришлось сходить в торговый центр поблизости, чтобы купить там несколько футов упаковочной пленки. Он положит ее под подушку, и лопающиеся пузырьки будут успокаивать его, с каждым новым хлопком все ближе и ближе подводя его к границе сна. Хенк вертит в руках кроссовки со специальной пружинящей подошвой. Преодолевать ступеньки в них одно удовольствие. Хенк очень гордится своей обувью. Спасибо Доминику за этот подарок. Он, наверное, отдал за них кругленькую сумму. Хенк надеется, что брат приедет послезавтра поболеть за него. Перед отъездом Хенк отправил по адресу на посылке телеграмму с просьбой приехать и поддержать его. Хенк надеется, что жена отпустит Доминика.
Воздушные пузырьки помогли. Хенк спал как убитый. До начала соревнований остались лишь вечер, ночь и несколько часов утра. На столе у Хенка выложены восемнадцать листочков. Заметки обо всех забегах на крышу. Несколько из листочков уже пожелтели. Хенк почти уверен, что рекорд будет завтра улучшен. Соревнования выигрывали мужчины в возрасте от двадцати двух до тридцати лет. Хенку это не очень нравится. Все-таки ему всего восемнадцать. Некоторые из участников, наверняка, уже не первый год будут пытаться первыми покорить вершину небоскреба. Они более опытны. Но зато Хенк целых восемь лет жил мечтой о победе. Если прибавить к его возрасту эти восемь лет, то получится число 26, которое идеально вливается в статистику. Хенк улыбается при этой мысли. Еще Хенк приметил, что в шестнадцати из восемнадцати забегов кульминация происходила на этажах с простыми номерами. Целых пять раз все решали последние ступеньки последнего, восемьдесят девятого этажа, трижды чемпионы спуртовали на этажах с номерами восемьдесят три и семьдесят девять, и по разу ключевыми были номера 53, 59, 61, 67 и 73. Хенка очень веселило это наблюдение. И он всерьез был намерен завтра рискнуть и убежать от всех на сорок третьем этаже, а если получится, то даже раньше, на тридцать седьмом.
Регистрация участников завтра в девять. Хенк ставит будильник на восемь утра и погружается в пузырьки...
Хлоп-хлоп-хлоп...
***
Хенк стремительно взбегает вверх по ступенькам, преодолевая уже семидесятые этажи. Он с легкостью осуществил свой план, оторвавшись от всех на сорок седьмом. Хенк уже давно отклеил свой номер на груди, который ему выдали перед началом соревнований. Кроссовки с чудесной легкостью несут его к победе. Интересно, где же Доминик, подумал Хенк, в очередной раз отмечая как же здорово пружинят подошвы. Похоже, его не отпустила жена. Иначе, перед стартом он пробился бы через толпу к Хенку и пожелал ему удачи. Вот уже и восемьдесят второй этаж, где он столкнулся с кофейной девушкой. Хенк даже мысленно представляет, как он стоит перед ней и бросает невнятные фразы из-за сбитого дыхания. Но он проносится мимо растерянного, запыхавшегося человека и милой брюнетки в деловом костюме. Осталось всего четыре или пять этажей. Он уже слышит, как где-то наверху оркестр уже готовится приветствовать нового чемпиона, репетируя какую-то мелодию. Пролет перед восемьдесят девятым этажом и выход на крышу где уже протянута гибкая красная ленточка. Те самые ступени, которые пять раз решали судьбу забега. Но судьба нынешнего предопределена была еще восемь сотен ступенек назад. Но эта цифра для завтрашней газетной заметки и телевизионного выпуска. Для Хенка - не восемьсот ступенек, а восемь лет. С улыбкой он взлетает на смотровую площадку на крыше, чуть не наткнувшись при этом на кучу здоровенных коробок. Все-таки зацепил одну, даже чуть не упал. Хенку показалось, что в коробке кто-то пискнул. Хенк пересекает финишную черту под оглушительные звуки оркестра и аплодисменты собравшихся на крыше зрителей, сквозь которые едва различимо пробивался детский плач... Традиционная фотография чемпиона, побившего рекорд сразу на двенадцать секунд, и торжественный фейерверк в его честь.
Ослепляющие разноцветные огоньки быстро гасли в дневном свете, но с красивым треском успевали несколько раз сверкнуть в воздухе перед своей смертью...
Хлоп-хлоп-хлоп...
Хенк поднялся с кровати. На часах семь-сорок утра. Он не помнил, как провел вчерашний вечер. Наверно, слишком много впечатлений было после успеха. По телевизору как раз должен был идти утренний выпуск местных новостей. Хенк щелкнул пультом. За десять минут ничего про забег на крышу не сказали. Значит, еще не сделали репортаж, подумал Хенк. Жаль, что Доминик не смог увидеть его победу.
В номер постучали.
- Мистер, вы проснулись? Сейчас вам сделают звонок.
- Да, да, я возьму трубку.
Хенк улыбнулся. Наверно, он вчера так устал, что даже не успел дать интервью, а пошел в номер и бухнулся спать богатырским сном. Что же, сейчас он договорится о репортаже. Кто еще может искать его в такое время в гостинице, если не телевидение или пресса? Как хорошо, что в каждом номере внутренний телефон.
Звонок. Хенк берет трубку.
- Хенки!
- Доминик? Это ты?
- Да, Хенки, извини, что не смог позвонить раньше, Я просто улаживал тут личные дела. Поздравляю тебя!
Доминик все-таки болел за него. Хенк был вне себя от радости.
- Спасибо, брат, я...
- Кстати, что за странную телеграмму ты выслал. И что ты вообще делаешь в этой гостинице. Я даже и не надеялся сегодня застать тебя звонком. Три дня назад еще по новостям говорили, что здание небоскребыша на ремонт закрыли. Там что-то глобальное на средних этажах меняют. Ты прямо как в детстве. Любил в коробках сидеть огромных. Теперь вот к огромному дому тебя все тянет. Тебе понравился мой подарок? Я ведь помню, что ты бегать любишь. В общем, еще раз тебя с днем рождения, братишка. И еще раз извини, что с опозданием. Хоть подарок вовремя дошел?.. Ты здесь, Хенки?.. Хенки?.. Хенк?..
Дрожащей рукой Хенк держал телефонную трубку, слушая чуть приглушенный, отчаянный голос брата. Задребезжал будильник. Восемь утра. В соседнем номере вдруг заплакал ребенок.
- Ну что ты молчишь, Хенки? Ответь! Да не обижайся ты. Я просто разводился с Жанетт. Кстати, я сейчас из старого дома звоню. Нашел тут твои детские фотографии. Приезжай скорее! Что ты там забыл еще, в этом дурацком городе?!
Ребенок уже не плакал, а радостно тянул руки к таинственным пестрым точкам, то исчезающим, то вновь прорезающим небо. Дети любят фейерверки...