Все вокруг говорят, что я странный. Вчера на улице два паренька крикнули, что я голубой. А старая тетка во фруктовой лавке тяжело вздохнула
- Тебе уже двадцать, а еще ни под одной юбкой не был.
А я только кивнул ей в ответ с дебильной улыбкой.
- Тебе опять яблок?
Дебильная улыбка.
- Три штуки?
Я по-прежнему стою с идиотской рожей. Ну как может быть иначе. Уже лет десять я у нее их покупаю, а она все с тем же вопросом. Сколько ей лет уже. Шестьдесят, семьдесят?
Смешок, еще один.
Со скамейки напротив вспорхнули две юные девицы в коротких юбочках.
- Педик!!! Педик!
- Вот же две сучки! - бормочет тетка. - Вам вот с таким пятном пойдет? - спрашивает она, тыча мне прямо в лицо огромной червивостью.
- Мне самые красивые, - отвечаю.
- Вон они - красивые! Хоть и сучки редкостные! - бурчит тетка. - Хватит над человеком издеваться! - кричит она.
- Педик! Педик! А ты старое чучело! - звенят голоса.
Тетка запускает огромным яблоком в одну из них. К счастью для девиц, выстрел оказался неточным. И сочное красное яблоко бьется об асфальт. Запах яблок. Ненавижу, когда яблоки так умирают.
- Ты куда пошел? Возьми, я тебе выбрала самых красивых.
У меня перед глазами туман. Все ощущения пропали, и только яблочный аромат будоражит нос.
- Педик с ума сошел!
- Молодой человек, что с вами?
- Позвоните в скорую! У него приступ!
Яблоко. Что с тобой сделали. Ярко-красная кожурка с желтыми переливами. Немножко переспелое, просто шикарный экземпляр. А вот его другая часть. Пара червивых пятен. Я называю их родинками. Нежная белая мякоть вперемешку с уличной грязью и барахтающейся в маленькой лужице сока осой. Сок - это слезы яблока. Я смотрел на только что умершее яблоко. И сам представлял себя яблоком, свернувшись на асфальте комочком, и плакал навзрыд. А вокруг меня толпились люди. Большинство из них смеялись. Кто-то набирал телефон скорой, какой-то парень предложил лучше вызвать психушку. Идея была поддержана. И толпа опять разразилась скрипящим хохотом. Я уже не помню, сколько раз я был так осмеян. Зато отчетливо помню самый первый.
Отца я никогда не видел. И мне было безразлично, что с ним произошло. Пятьдесят процентов, что мать мне скажет неправду, остальные пятьдесят, что правда будет ужасной, а я не хотел потом при каждом воспоминании об отце представлять его в кровавой луже или с петлей на шее. Наверно, он так и кончил, если мать мне о нем ничего не рассказывала, уж придумала бы чего-нибудь для приличия. А может, она сама о нем ничего не знала, грязная сволочь из местного кабака - и такие соображения о моем отце иногда у меня возникали.
Да и мать у меня никогда добрым характером не отличалась. Не пускала в школу, сказала, что ей лишних проблем не надо. Лупила по каждому пустяку, а вечерами, когда я ложился спать, хлестала стаканами водку, изредка всхлипывая, не зная о том, что за ней наблюдают два детских глаза. Я спал на чердаке и еще года в три придумал отличный способ подглядывать. Единственное окно нашего домика располагалось прямо под небольшим отверстием в чердаке, куда я мог полностью просунуться. Я свешивался из чердака головой вниз и смотрел, что происходит в маминой комнатушке. В три года я еще не дотягивался до окошка, но уже в четыре, когда чуть подрос, видел все что, там происходит. Иногда выдавались удачные дни, когда мать там кувыркалась с любовником. Порой я ходил почти неделю голодным, понимая, что скоро в эту дыру не протиснусь, а расширить ее, как только не пытался, никак не получалось. Так я боялся пропустить продолжения маминой акробатики. Рядом с домиком у нас был садовый участок, который меня никак не занимал. Мать иногда рылась там, вот и все, что я о нем знал. Но в один прекрасный день все изменилось. Я не вру, изменилось, действительно, все.
Мать вдруг схватила меня за шкирку, когда я пытался сбежать на улицу через заднюю дверь.
- Идем собирать яблоки.
- В лес?
- Дурачок, у нас в саду яблоки.
Мы вышли на задний дворик. И я увидел яблоки. Зеленые, они сияли изумрудным цветом и отражались теплом в груди. И я побежал к дереву. Хотел сорвать яблоко, но это оказалось не так просто. Ветка словно приподнималась, когда я хотел в прыжке сорвать самое низкое яблочко.
- Дурак ты, что ль!
Мать шлепнула меня по мягкому месту и здорово тряхнула дерево. Сверху посыпались яблоки, большие и маленькие. Некоторые с неприятным шлепком разбивались о землю. Их было мало. Но я видел только их и ничего кроме. Эти маленькие пятнышки сока, которые они оставляли на земле, и
жалкие ошметки мякоти - все, что оставалось от их красивой стати. У меня задрожали коленки, и я упал рядом с яблоками.
- Ты что, маленький гаденыш, все яблоки передавишь, сучонок! - кричала мать, пока я заливался слезами.
Она еще раз тряхнула яблоню. И по мне заколотили снаряды. А потом засмеялась. Жутко-жутко.
- Сынок сбрендил... какая радость-то!
Я никогда не видел мать такой. И не хотел больше видеть. В один момент во мне сошлось все, что ненавидело ее. А еще она убивала яблоки. Я нащупал рукой одно из них. Оно еле помещалось в моем кулачке. И бросил им в маму. Не знаю, хотел ли я попасть или нет, но яблоко угодило матери точно в левый висок. Тогда я думал, что убил ее. Окончательно это стало известно спустя три часа, когда подоспел доктор, которого вызвал какой-то прохожий, увидевший с улицы два бездыханных тела - мальчика и женщины. А я и вправду старался не дышать, когда лежал в осенней траве рядом с убитой матерью и сходил с ума... от яблок. Тогда мне было семь лет.
Меня хотели отдать в сиротский дом, но там не было мест. И меня решили оставить в нашей хибарке. А дерево срубили, сволочи. Каждый месяц мне приносили жалкую пенсию, чтобы я купил на них еды. Но я всегда тратил их на яблоки и немного на хлеб, чтобы хоть что-нибудь поесть.
Яблоки я не ел, я любил их.
Люблю и сейчас, спустя десять с лишним лет. На столе у меня каждый день три свежих яблока. А всего на нем их очень много. Яблоки не живут больше месяца, по крайней мере, я так думаю. Когда на столе не хватает места для свежих яблок, я беру три самых старых и закапываю в землю, как и тогда я закопал то яблоко, которым убил свою мать. Когда я спросил у тетки, сколько живут яблоки, она покосилась на меня и рявкнула:
- Компот из них делай, придурок.
Тетка мне была второй матерью, поэтому я на нее никогда не обижался. И потом, она была матерью моих друзей - яблок. Однажды я нашел книжку о том, как получать яблоки самому. Но не смог прочитать и страницы. Тогда я обратился к тетке, и она меня научила. Но прошло целых пять лет, прежде чем у меня родились первые яблочки. Но они были маленькими, неказистыми и приплюснутыми с боков. И я убивал их. Я ненавидел уродливые яблоки. А у старой тетушки они всегда были такими красивыми...
А некоторые яблоки я любил целовать. Нежно-нежно. У них была такая тоненькая гладкая кожица, что я боялся ее поранить. Однажды я ранил так одно яблочко и убивался целый день, а когда мякоть ее в месте раны стала темнеть, решил, что яблоко заболело, и похоронил его, избавив таким образом от страданий.
Я ненавижу, когда люди едят яблоки. Особенно когда они делают это при мне. Достают из кармана красивое яблоко и умерщвляют его самым ужасным образом. По мне, это то же самое, что людоедство. Я помню все яблоки, которые у меня были, и помню, где какое лежит в могилках на заднем дворике.
Недавно тетка, что-то спросила такое, что-то типа, помню ли я что-нибудь о матери. И я представил ее себе, но лица у мамы не было. И могила ее уже не помню где. Да, я любил ее когда-то давным-давно, но теперь у меня есть яблоки...
То яблоко, которым старая тетка запустила в девиц, я тоже похоронил. А в тот же день ко мне в дверь постучали и тут же открыли. На порожке стояла подвыпившая шлюха, которая тут же набросилась на меня:
- Иди сюда, девственник! Ты уже такой большой, пора начинать взро...
Врачи заключили, что она умерла в результате сотрясения, полученного ударом яблоком шести с половиной дюймового диаметра, нанесенного в правый висок.
- Она была такой же сумасшедшей, как моя мать. Такая же уродина в душе!
Но слова мои никому не были нужны. Меня посадили.
Оказалось, что шлюху ко мне направила тетка, но я не держу на нее зла, она все-таки всегда хотела мне добра.
Я почти ничего не ел. Раз в месяц нам выдавали яблоки. И все смотрели на меня как на идиота. А у меня был праздник. А потом по камерам поползли слухи, что я голубой. И...
Меня решили перевести в отдельное помещение. Очень темное и сырое. Там я разговаривал с яблоками, вдыхая их чудесный запах, гладя их по нежной, холодной кожуре.
Я выпросил маленький участок в принадлежащей тюрьме земле. И пока остальные заключенные гоняли по коробке мяч, я занимался яблоней.
Прошло несколько лет, а на моей яблоне так ничего и не появилось. А в столовой перестали выдавать яблоки.
- Теперь они в компоте у нас, дубина! Мы только кислятину сейчас берем!
Я думал, что сойду с ума. Но моя яблоня подарила мне яблоки. Точнее, яблоко. Одно. Оно было очень странное. Это было худшее яблоко, которое я видел в жизни. С одного бока оно было краше не придумаешь. А на другом была страшная вмятина. А еще оно было искорежено какими-то бороздами, а в некоторых местах проступала мякоть. Я ненавидел его, ненавидел сильнее, чем свою мать и ту поганую шлюху. Яблоко висело на самой верхушке. Я тряхнул деревце, и ужасное яблоко свалилось, но не разбилось. И я добивал его сапогами и не успокоился, пока полностью не раскрошил его.
- Заключенного 8030 нашли сегодня в его камере повешенным.
- А, этого педика! А где он нашел веревку, мать его побери?!
- Он ухаживал за яблоней. Ему выдали веревку, какие-то колышки приспичило привязывать...
- Молодец, гаденыш, здорово придумал!
- Я же говорил, надо было спилить перекладину в той камере.