Я долго-долго лежал без сна и глядел в потолок. Иногда мне казалось, что он совсем нависает над моими глазами. Не скажу, что я о чем-то напряженно думал. Нет. Я просто терпеливо ждал, когда же на меня снизойдёт Сон.
Вдруг я услышал, что кто-то зовёт меня по имени. Я напряг свой слух. Да, это меня зовут!
Дело в том, что ко мне не так-то просто попасть. Если раньше можно было просто постучаться в двери моего дома, то теперь до меня надо докричаться - я обнёс свой дом металлической оградой.
Видите ли, меня всегда раздражало, когда в окружавший мой дом кустарник забредала какая-нибудь корова и начинала жевать, уставившись своим бездумным взглядом в окна моего дома. А потом норовила оставить после себя лепёшку и надменно удалиться. Смешанные чувства охватывали меня, когда в моих кустарниках, озираясь по сторонам, приседала какая-нибудь женщина, по глупости своей, неведавшая, что прямо в мои окна выставляет свои прелести.
Ну, а когда мужики, громко галдя, как гуси, начинали шумно справлять свою нужду - у меня просто кулаки чесались!
Ну да ладно, чего там! Вот поэтому-то я и обнес свой дом металлической оградкой. Где-то видел такое. Где - уж не помню.
Я выглянул в окно - мой Первый друг! Ко мне пришёл мой первый друг!
В большом волнении я вышел к нему навстречу. Мы обнялись, я усадил его на скамейку в зелени. Немного помолчали, справляясь со своим волнением.
- Ну, как ты? - спросил он меня, наконец.
- Ты знаешь, - пожаловался я, - бессонница мучает меня в последнее время. Лежу-лежу, а сон никак не идёт.
Друг сочувственно покачал головой, а затем полез в карман и достал портсигар. Отличный мельхиоровый портсигар!
- Держи! - протянул он его мне. Дарю. Я медленно взял портсигар в руки. На крышке портсигара была изображена Красная площадь, идущие мимо башен со звездами танки времен коллективизации, самолёты, разрезающие стрижами небо. Точно такой портсигар я видел у своего отца в детстве! Слёзы подступили у меня к горлу. Пальцы мои, оказывается, с детства помнили, как надо его раскрыть. Я с волнением нажал на маленькие клавиши сбоку портсигара. За резинкой внутри портсигара выстроились ровным, боевым солдатским рядом, папиросы.
- Но я бросил курить, - сказал я, грустно улыбаясь.
- А и не надо курить, - сказал мой Первый друг. - Это в знак нашей дружбы. Помнишь, как мы ещё дошкольниками в нашем сарае курили, заворачивая сушеные березовые листья в газету?
-Да. Тебя ещё за это отец высек, а я перестал ходить к вам - побоялся, что и меня твой отец высечет!
Мы посмеялись, вспоминая это.
Затем, посидев ещё немного, Первый друг сказал:
- Ну ладно. Я пошёл.
А я вернулся в дом и снова пытался заснуть. Кажется, время останавливается, когда вот так лежишь, дожидаясь сна. И думать уже не можешь ничего, не говоря уж о том, чтобы заняться каким-то делом. Прямо, как зачарованный лежишь! Зачарованный тяжкими чарами.
И вдруг я снова услышал, как меня зовут по имени. Выглянув в окно, я увидел своего Второго друга!
Ну что тут сказать! Я просто вприпрыжку побежал навстречу, словно и не лежал только что, как разбитый параличом. Мы обнялись, и я усадил его на скамейку.
Друг молча протянул мне серебряную фляжку. Я открутил крышку и поднёс фляжку к своему носу.
- Ох! - Я не смог сдержать улыбку. Отличный коньяк!
- Я бросил пить, - сказал я, возвращаю с сожалением фляжку другу. - Сейчас мне только кисель пить, да блинами закусывать. Кончилось время коньяка!
- Нет, нет, - сказал друг. Это фляжка тебе в подарок.
- Ну, спасибо, - сказал я, сразу вспоминая, как мечтал я в своё время купить себе такую фляжку. Я всегда останавливался в магазине возле стенда с такими фляжками.
- Купишь такую фляжку, нальёшь в неё грамм 150 отличного коньяка и на день вполне хватит, - говорил я жене, выжидательно стоявшей рядом. - Это своего рода прививка, - пояснял я жене. - Тогда и застолья тебе будут не нужны с их обильными и чрезмерными, столь вредными для здоровья, возлияниями...
- Тогда уж совсем алкоголиком станешь! - ставила точку жена и поворачивалась, давая знать, что время посещения экспозиции закончено.
- Помнишь, когда мы с тобой впервые попробовали водку?
- Ну, как не помнить!
Мы ухаживали за одной одноклассницей, пока не поняли, что становимся врагами. Тогда я и предложил другу ради нашей дружбы отказаться от неё. - Школьная любовь, как правило, ничем хорошим не заканчивается. А женщин по жизни - ещё много покажется! - рассудительно не по годам сказал я другу.- А вот школьные друзья - наперечёт.
Тогда мы и скрепили нашу договоренность украденной мною из дома бутылкой водки. Правда, после этого долго-долго не притрагивались к спиртному.
Когда друг ушёл, я подумал, что школьная любовь хотя ничем и не заканчивается, но оставляет такой след в душе, что, казалось бы, хватит не на одну жизнь.
И снова мой потолок, как какое-то наказание для меня. Я уже изучил все его сучки и все его характерные для среза дерева линии и кольца. Порой многочисленные темные сучки на светлом фоне дерева казались мне звездами на небесном своде. Когда-то я мечтал стать астрономом и изучать законы Мироздания, а вместо этого посвятил свою жизнь изучению законов предварительного следствия и судоустройства.
И снова я услышал своё имя!
Я выглянул в окно. Вот так времена, братцы мои! Перед моим домом стоял мой Третий друг!
Мы обнялись. Слёзы выступили на моих глазах. Я расчувствовался. Ведь мы не виделись с ним почти 40 лет. С того времени, как расстались, окончив юридический институт. А расстались мы с ним очень плохо. Мой Третий друг всегда отличался своеобразным, экстравагантным, если можно так сказать, мышлением. Все его вопросы и обращения к человеку были с какими-то подковырками и подначками. Он никогда не скажет слово просто так. А всегда с каким -то значением и тайным смыслом.
Возможно поэтому, с ним никто не желал общаться. Только почему - то я легко воспринимал все его ошарашивающие выходки. Поэтому только я и смог стать его соседом по комнате в студенческом общежитии. Наша дружба закончилась, когда он как-то сказал мне:
- Ты знаешь формулу Бога? Нет? А я знаю. И могу тебе ее сказать.
Дальше было понятно. Если ты соглашаешься выслушать эту формулу Бога, он тут же поднимет тебя на смех и поиздевается над твоей легковерностью.
Поэтому я упредил его.
- Вот что дорогой, - сказал я ему. - Какую формулу Бога ты можешь мне сказать, если ты ещё не испытал по настоящему в жизни страданий, не узнал, что такое потери. Если ты ещё не знаешь, что такое жизнь и что такое смерть, и если ты не знаешь, как ликвидировать свою задолженность по финансовому праву?
Я специально хотел задеть его, так как был обеспокоен тем, что его могут исключить из института за неуспеваемость.
Друг же мой обиделся. И последний год учёбы мы не разговаривали друг с другом. Наши кровати стояли рядом, мы ели за одним столом. Но не разговаривали. Получив дипломы, мы разъехались, не сказав друг другу ни слова.
Потом я пытался по своим каналам разыскать его. Но он исчез. Кто-то говорил, что его зарезали, кто-то- что он уехал за границу.
И вот он здесь! Собственной персоной! Сам объявился. И опять в своём амплуа - в руках у него был венок из красных искусственных цветов.
-Это тебе, - сказал он, передавая мне венок.
- Это ещё что такое? - удивился я. Разгладив черные ленточки, я увидел выведенные на них бронзовые слова: "Дорогому...незабвенному..."
Я улыбнулся. Друг был с большим чувством юмора. Мы сели на скамейку.
- Ну что, скажешь теперь свою формулу Бога? - спросил я друга.
- Это я хотел от тебя услышать, - сказал серьезно мне друг. - Мне кажется, ты к
этой формулировке ближе меня подступился.
- Эх! - сказал я удручённо. -Думаю, к этой формулировке Бога только тогда подступишься, когда приоткроешь дверь туда, за последнюю черту, в запредельный мир.
Когда друг ушёл, мой взгляд упал на кольцо, висевшее на штыре на воротах моего дома. Я всегда думал, что это кольцо - обруч от бочки.Оказывается - это старый облезлый венок из искусственных цветов. Такое же венок, какой я сейчас держу в руках. Я повесил на тот же штырь венок и вошел в дом.
"Вывести формулировку Бога! - вспомнил я моего друга, снова укладываясь
на кровать. - "Как её выведешь, если мы не знаем формулировку самого себя? Если мы не знаем, кто мы, где мы? Если мы не знаем, что с нами происходит?"
И тут я почувствовал, что долгожданный Сон снисходит на меня, давая, наконец, мне долгожданное полное освобождение.
И приснились мне далёкие, странные, запредельные миры.