Николаева Аврора Семёновна : другие произведения.

Искра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фанфик по Толкину. Точнее, как по Толкину - по отечественным фанфикам по Толкину. Где-то между "ЧКА" и "ПТСР", но со своей идеей, независимой от упомянутых.

   Аринвенде Анарианна Эриадорская
  
   ИСКРА
   (Записи квэнт и атрабетов, сделанные Хурином Алдарионом, рыцарем Тар-Минастира, короля Нуменора, в 1709 году Второй эпохи в Пригорье, Эриадор, и переведенные на русский язык Натальей Ж., секретарем главного врача городской больницы, в 1985 году Шестой эпохи в райцентре С. Л.-ской области, СССР)
  
  
   Посвящается сие творение:
  
   Профессору Дж.Р.Р. Толкину, который бесспорно наше всё.
  
   Наталье "Ниэннах" Васильевой и Ольге "Кагеро" Чигиринской - с которыми я очень, очень не во всем согласна, но которым все равно благодарна за вклад в развитие посттолкиновской Арды. "Искра", основанная на "Расширенной Арде", использует много "фанона", большая часть которого происходит из творений указанных авторов.
  
   Человеку, известному только как "Комиссар" - за подаренную мне маленькую дивную квэнту, которая и легла в основу "Искры".
  
   Лоис Макмастер Буджолд - за сержанта Ботари, персонажа, подавшего мне идею, как может быть устроена психика орка.
  
   Берену Эгладорскому - за внимание, моральную поддержку и воодушевляющие слова.
  
   Че Геваре, Нестору Махно, Степану Разину и всем прочим знаменитым повстанцам - за истинно амбарморовский дух.
  
   Блайнд Гардиан, Арии, Машине Времени и другим - за песни и источник вдохновения.
  
   а также всякому, кто узнает себя в любом из героев книги.
  
  
   Вместо эпиграфа:
  
   Все отболит, и мудрый говорит:
   каждый костер когда-то отгорит.
   Ветер золу развеет без следа.
   Но до тех пор, пока огонь горит,
   каждый его по-своему хранит,
   Если беда, и если холода.
  
   Раз ночь длинна, то жгут едва-едва,
   и берегут и силы и дрова,
   Зря не шумят, и не портят лес.
   Но иногда найдется вдруг чудак,
   этот чудак все сделает не так.
   Его костер взовьется до небес.
  
   Еще не все дорешено,
   еще не все разрешено,
   Еще не все погасли краски дня.
   Еще не жаль огня, судьба хранит меня.
  
   Тот был умней, кто свой огонь сберег -
   Он обогреть других уже не мог,
   Но без потерь дожил до теплых дней.
   А ты был не прав, ты все спалил за час,
   и через час большой огонь угас,
   Но в этот час стало всем теплей...
  
   "Машина Времени"
  
   "И при чём тут Толкиен? - спросил орк, захлопывая за собой люк танка..."
   Автор неизвестен.
  
   Повесть первая: Падает искра
  
   Пролог.
   Случайная встреча.
   1709 г. Второй эпохи. Где-то в Средиземье.
  
   "Не разговаривайте с незнакомцами!"
   М.Булгаков
  
   "Наливай да пей за крушенье идей,
   За ловушки судьбы и за возможность забыть,
   За безумную цель и за ночную метель..."
   Тэм Гринхилл
  
   Погода в тот день выдалась отвратительная и промозглая. Мелкий, нудный осенний дождь моросил уже три дня кряду, дороги расплывались в труднопроходимую слякоть, и Хурин проклинал эту землю, как мог - еще бы, ведь в его родном Нуменоре в это время бывала прекрасная золотая осень, уже прохладная, но еще солнечная и ясная. А здесь, над глушью Сирых Земель, холодные ветры с Востока гнали по небу густую непроглядную хмарь, вязкую, как тесто, проливающуюся дождем, закрывающую и солнце, и звезды, навевающую тоску...
  
   Лес поредел, и в просветах между деревьями показалось серое, свинцово-стальное небо. Дорога из тоненькой, неторной тропы постепенно превращалась в разъезженный, раскопыченный, распаханный завязающими тележными колесами тракт, и все чаще навстречу Хурину медленно тащились по вязкой земле крестьянские повозки. Однако на сей раз стук копыт впереди принес не телегу, а верхового сельского паренька. Стало быть, рядом жилье и кров - а воину хуже всего надоело ночевать в этих краях под открытым небом.
   Парнишка приблизился. На вид ему лет пятнадцать, едет в охляп - на какой-то дерюжке вместо седла, надетой на беспородного сельского коника, одет в простую льняную рубаху и стоптанные сапоги, явно слишком большие для него, а глаза его глядят на Хурина удивленно - поди, не видал никогда рыцарей Западного края!
   - Эй, добрый человек! - окликнул его Хурин на здешнем наречии. - Далеко ли отсюда до ближайшего селения?
   Поселянин осадил коня и только хлопнул глазами, как будто не понял вопроса.
   - Деревня твоя где?! - повторил вопрос Хурин.
   - А-а... Ну, милорд, деревушка-то моя она в стороне от дороги будет - и мальчишка махнул рукой на восток. - Вам, я вижу, в другую сторону...
   "Вот разиня!" - мысленно выругал себя Хурин. "Была же там где-то деревня, а я проворонил!"
   - А город ближайший - разговорился мальчишка, похоже, оправившись от удивления - эт-то будет Пригорье. Вон туды, к вечеру доскачете. Конь-то, я гляжу, хороший у вас! Только с дороги не сворачивайте, и будете там!
   Хурин сунул руку в кошель, нащупал серебряную монетку, подъехал к парню и протянул ему. Тот сразу же взял монету и снова заговорил:
   - Найдете там трактир себе приличный, только на воротах не опростоволосьтесь! - радость от вида монетки вызвала у него приступ словоохотливости. - Там стражники стоят, со всяких чужинцев деньги любят собирать! Только закона такого нету у нас, так что не давайте им, милорд, ни черта лысого. Удачи вам!
  
   Хурин спустил поводья, и лошадь, всхрапнув, тронулась рысью, оставив позади крестьянского мальчишку. Из-за треклятых туч не видно, где сейчас солнце, но до заката, как Хурину известно, не больше пяти часов. Долгие годы странствий научили его чувствовать время без солнца и луны. В лицо ударил порыв ветра, и на всадника обрушились новые холодные капли. Пробормотав краткое проклятие, он натянул на голову капюшон плаща и пришпорил как следует коня. В голове его - только одна мысль: скорее бы до города...
   Он успел вымокнуть до нитки, когда впереди наконец-то показался кривой частокол с воротами. Ворота заперты, а стражников не видать. Хурин подъехал к воротам, спешился и несколько раз пнул их.
   Из похожего на сарай строеньица, притулившегося к воротам изнутри, раздались шаги и скрип, чьи-то ноги прошлепали по грязи, и из-за ворот раздался недовольный бас:
   - Кого там Враг принес, мать твою растак...
   - Открыть именем Короля Тар-Минастира! И не сметь так обращаться к благородному воину! - вспылил Хурин.
   Засов стукнул и ворота растворились, открыв взгляду улочку одноэтажных и двухэтажных деревянных домишек, не мощеную и пахнущую гнилью и нечистотами, и двух невысоких, но крепких мужиков с короткими копьями. Стражники, догадался Хурин. На не обезображенном крепким умом лице ближайшего - выражение: что, мол, за хрен там разорался?
   - Ты, что ли, тут шибко благородный? - пробасил все тот же стражник. - Подождет твой Тар-Чегототам, авось не облезет. Кто такой, откуда-куда-зачем?
   - Хурин Алдарион, рыцарь нуменорского короля, еду в Линдон из Эрегиона, куда был послан королем с поручением, которое тебя, засельщина, не касается! - с этими словами Хурин вскочил на коня и поскакал по улице.
   - Эй, стой, бла-ародный! А платить кто будет за тебя, Враг что ли? - возмущенно заорали стражники.
   - Ступай, Единый подаст тебе милостыню! - огрызнулся Хурин и пришпорил коня. Плохо вооруженные стражники не стали преследовать всадника в кольчуге и при мече и ограничились потоками площадной брани, неприличной воину.
   Проехав по улице, он понял, что источником скверного запаха являются открытые сточные канавы, прорытые вдоль дороги с каждой стороны, по которым плывут помои, нечистоты и прочие городские отходы. Тут на втором этаже одного из домов распахнулись ставни, и прямо на мостовую плеснуло содержимое ночной вазы, стекая под дождем в бурлящую, пенящуюся канаву. Хурина из поганой вазы не задело, но настроение у него испортилось окончательно. Вот ведь деревня! И что б им под землей, как в Нуменоре, канавы не прорыть?... А конь понес его дальше по улице, которая постепенно стала похожей на мостовую, но оставалась узкой, вот среди домов начинают попадаться лавки ремесленников под резными вывесками без надписей - каравай над пекарской, ножницы над портняжной, молот над кузнечной - а вот хорошего трактира нигде не видать. Наконец, выехав на площадь, в центре которой стояло какое-то покрытое мхом, засиженное голубями, нещаженное временем изваяние, он встретил первого прохожего - невысокого толстяка, в руках несшего две огромные тыквы.
   Хурин осадил коня, спрыгнул на землю и окликнул:
   - Привет тебе, добрый человек! Я ищу, где в этом городе хороший трактир и постоялый двор с конюшней!
   Мужик усмехнулся и протянул Хурину тыквы - подержи, мол. Хурин взял их, ожидая, что горожанин покажет ему рукой, и тот действительно начал размахивать руками, указывая:
   -Значит так, твое благородие. Идешь по улице, сворачиваешь за угол, проходишь пять переулков и приходишь на фригольдерский базар. Покупаешь на базаре гуся и ему крутишь голову, а мне не надо! Здесь же прямо трактир, перед тобой - на углу Приовражной улицы, напротив памятника! Заведение старого Свербигуза - это тебе не забегаловка какая-нибудь, оно нашему городу ровесник и вместе с ним семьдесят семь веков простоит - это еще сам основатель нашего города говаривал, ну которому памятник... - в словах его промелькнула провинциальная гордость. - Да и берут там недорого, словом не пожалеешь!
   С этими словами пригорянин снова взял под мышки тыквы и побрел дальше по улице под дождем. Хурин подвел коня за уздцы к двери под резной деревянной вывеской, освещенной масляным фонарем, его пальцы ощутили холод и тяжесть железного кольца, служившего двери рукояткой, и раздался троекратный стук. На стук послышались шаги, и из двери вышел молодой человек лет восемнадцати, русоволосый, одетый в серый фартук поверх рубахи.
   - Благородному господину надобна комната? - спросил он, слегка поклонившись.
   "Не то, что хамоватые стражники" - довольно подумал Хурин. Это место начинало ему нравиться.
   - Сначала отведи моего жеребца на конюшню, а уж комнату я и сам себе подберу - ответил он, вошел, и застоявшийся, теплый, отдающий каминным дымом дух трактира прянул в лицо.
   Его глазам открылось невысокое помещение, освещенное кое-где масляными фонарями, висящими над деревянными столами, зал перегорожен стойкой, за которой маячат бочонки с пивом и пыльные винные бутылки, слева же вверх поднимается лестница, ведущая, по всей видимости, к комнатам. За стойкой стоит невысокий, как весь здешний народ, полноватый бородач, уже седеющий, но еще крепкий. "Наверняка отец встретившего меня паренька" - подумал Хурин, заметив несомненное сходство в чертах трактирщика и давешнего юноши. За столами сидит здешний люд - почти все мужчины, кто-то старше, кто-то младше, они тянут пиво, разговаривают, а кое-кто просто отдыхает.
   Взгляд Хурина вдруг задержался на одном из небольших, крайних столиков. За ним Хурин увидел молодую девушку, не похожую на пригорянку - да и вообще не похожую ни на кого, виденного Хурином. Необычно высокая, с короткими - почти под мальчика - черными волосами, она одета во все черное, только на шее висит серебряная цепочка. Рядом со столиком, прислоненная к стене, какая-то необычной формы лютня - естественно, тоже черная. Плащ девицы мокр от дождя, она ничего не пьет и не ест - просто сидит и отдыхает, глядя на огонь в камине.
   Хурин пожал плечами - он слишком устал, чтобы удивляться. Поэтому он подошел к стойке и поприветствовал хозяина.
  
   - Хо-хо! - весело откликнулся тот. - Что у нас за новости? Гости! Да, похоже, не откуда-то там, а из самого Нуменора! Ну, милости просим, милорд, в наш скромный трактир. Выпить, закусить? Или, может быть, переночевать?
   - Все вместе - тихо сказал Хурин. - Я голоден как три волка и устал с дороги.
   Трактирщик всплеснул руками.
   - Ох, какая беда! Ну, мы сейчас эт-то живенько спроворим! Бараний бок с гречкой, кувшин вина да комната на ночь - за всё про всё пять серебряных монет! Возьмите, ваша будет третья - он протянул Хурину ключ с резным деревянным брелоком, изображавшим счетную руну "3". - Толман! Где-то ты там запропастился, леший тебя разбери, негодяй?!...
   - Я здесь, отец! - в зал через черный ход вошел тот самый парень, что встретил Хурина у дверей.
   - Принеси господину бараний бок с гречкой, да подогрей в печи! Ну, а я вам сейчас налью винца, и ведь будете потом рассказывать у себя в Нуменоре, какой славный трактир у старого Алмира Свербигуза! - негромко уже говорил кабатчик, наливая вино из кувшина. - Садитесь за любой столик, Том вам все принесет.
  
   Вскоре Хурин уже сидел у камина и уплетал баранину, запивая кисловатым вином. Мясо оказалось отличным, и воин, насытившись, расслабился, вполуха прислушиваясь к беседе весельчаков за соседним столом, к которым, освободившись, присоединился и хозяйский сын.
   ... - Нет, Хоб, как хочешь, а мне надоело слушать твое бренчание, не сочти за обиду... Вот пущай Том сыграет - он у нас могёт, он у нас любит!.. Кабы не отцовское кружало, так пошел бы в менестрели, а, правда, Том? - высокий молодой человек с кружкой пива усмехнулся.
   Тот, кого назвали Хобом, нехотя протянул Тому потертую лютню, на которой не хватало струны. Тот взял, помялся, присел на скамейку.
   - Н - ну... Что играть даже, не знаю... - он в волнении забарабанил пальцами по корпусу лютни.
   - Нет, Том, не быть тебе менестрелем - проворчал Хоб. - Больно ты стеснительный, вот что. Настоящий-то завсегда знает, чем людям добрым угодить...
   - Да сыграй ты старую, нашу любимую! Ну ту, про день завтрашний! - вмешался приятель Хоба, тот, что начал разговор. - А мы, где надо, и подпоем!
   - Ладно - вздохнул Том - будь по-вашему, мужики, - он набрал воздуха и провел рукой по струнам, струны отозвались первым согласием, и Том негромким, приятным голосом запел:
  
   Ты знаешь теперь,
   Что я - менестрель
   Пройдут времена
   Закрою глаза
   И в мире далеком увижу тебя
   И тогда спою песню о вечерней заре
   Песню барда...
  
   Тут припев подхватили еще несколько голосов:
  
   День завтрашний нас умчит прочь
   В далекую ночь
   И имена наши время сотрет
   Но песни запомнит народ.
   День завтрашний все унесет
   Страх нового дня и жизни уйдет
   Когда кто-то песню споет...
  
   Хурину песня понравилась, хотя он не то чтобы внимательно ее выслушал - красное вино оказалось неожиданно крепким. Разлившись по телу, оно принесло приятное тепло, хотя голова уже немножко шла кругом. А Том тем временем уже заканчивал балладу:
  
   Но песня закончилась, время идти.
   Никто и не спросит, как звали того
   Кто спел вам песню...
  
   И опять зазвучал нестройный хор:
  
   День завтрашний нас умчит прочь
   В далекую ночь
   И имена наши время сотрет
   Но песни запомнит народ.
   День завтрашний весть принесет
   И ты - не один
   И темень и лед мы с тобой победим,
   И песни запомнит народ...
  
   Ватага весельчаков отозвалась дружным хлопаньем и одобрительными возгласами.
   - Слышь, Хоб, а тебе не надоело каждый вечер слышать одно и то же? - спросил Том, отдавая лютню.
   - Да надоело конечно, приятель! Только где же их взять-то, новые? Не заходит к нам давно никто! Вот тот господин - он явно не менестрель, смотри сам, какой у него меч! А хотя... - его взгляд задержался на девице в черном. - Вон, она, кажись, то, что надо. Глянь на её лютню, никогда такой не видел!
  
   ... Хурин и прежде вполуха слушал разговор за соседним столиком, но теперь, похоже, крепкое вино окончательно пробрало его. "Проклятие, он его что, в леднике вымораживал?" - медленно, пытаясь собраться воедино, подумал он, подъедая жирную баранину и надеясь, что она поможет ему прийти в себя. Хотелось спать, но негоже ведь рыцарю отправляться спать в таком виде и страдать потом от похмелья! Нет, надо прийти в себя. Бараний бок закончился, и Хурин заказал еще, и наконец обильная, ядреная закуска слегка прояснила его голову, после чего он откинулся на спинку скамьи, прибитой к полу.
  
   ...Песня гостьи оказалась малопонятной, такой же странной, как и она сама, но слушателям понравилась. Они замолчали, очевидно под впечатлением, и воцарилась довольно странная для трактира тишина.
   - Эй, трактирщик, дай мне мой счет! - наконец крикнул Хоб, по-видимому, чтобы хоть что-нибудь сказать.
   - Оставь его себе - пробурчал его сосед. - Денег-то все равно уже нет, если Том не угощает. Ну, Хоб, как тебе новенькое?
   - Нну... Не то чтобы плохо... но непривычно, это да - нетвердый голос Хоба явно дал знать, что он затрудняется не только в суждениях, но и в речи. - А вот звать-то тебя как, девушка? А то и правда никто и не спросит, нехорошо получится...
   - Зовите меня Морвен. - ответила она. - Я приехала издалека, из краев к северу от Мглистых гор...
  
   ...Хурин вроде бы пришел в себя, но сонливость все не желала уходить, и он уже без особого интереса выслушал песню и завязавшийся разговор. К северу от Мглистых гор он ни разу не заезжал, но слухи о тех краях ходили нехорошие - будто бы живут там одни звери, а если и найдешь людей, так они похуже зверей будут. Правда болтали о том люди, которые особо-то никуда не путешествовали, а эльфы Эрегиона вообще ничего не говорили о тех землях - хотя явно что-то знали. Да и не до того было - в Эрегионе шла война, и Хурин, посланный королем Минастиром на переговоры с правителем Эрегиона, думал тогда в основном об этом, а не о каких-то захолустьях. Хотя он что-то смутно припоминает, что слыхал что-то про таких вот странников в черном - и орком будет, если что хорошее слыхал, но тогда ему и это казалось неважной, пустой болтовней...
  
   Морвен тем временем уже спела собравшейся компании еще одну песню. Как и первая, эта была печальной, хотя и в ней пригоряне мало что поняли, но веселье сменилось задумчивостью и интересом.
   - А ты объясни нам - попросил её любопытный Том - о чем твои песни? О каких-то древних временах и дальних землях, это мы уже поняли. А поподробнее, можно? Кто, например, такой этот твой "Учитель", о котором ты спела? И когда это все было?
   Морвен помедлила.
   - Вы... знаете его под другим именем. И было это около семнадцати веков назад...
   Глаза Тома округлились.
   - Семнадцать... веко-о-ов?!... Враг меня разбери, это же уйма лет!
   При слове "Враг" лицо Морвен болезненно дрогнуло.
   - Пожалуйста - попросила она - не употребляйте этого ругательства. Ради меня...
   - Ну ладно... - пожал плечами Том - и вздрогнул от удара, послышавшегося от соседнего столика, и последовавшего громкого рева. Подвыпивший воин, отдыхавший за ним, вдруг стукнул кулаком по столу и резко встал...
  
   ...Ну конечно! Память Хурина наконец прояснилась - и облик Морвен, и пророненные ею слова, и ответ на беззлобное ругательство Тома, и слухи, доходившие до ушей нуменорца наконец соединились в единую цепь, и настроение его, еще недавно благодушное, резко покачнулось в противоположную сторону, как это часто бывает у пьяных людей. "Так вот кто она такая! Проклятие, мне же рассказывали об этих недобитых Морготовых последышах откуда-то с севера, до сих пор распространяющих ложь как заразу, а я, пьяный дурак, не понимал ничего, что творится у меня под носом! И что же, я буду сидеть тут и слушать, как она обманывает наивных пригорян байками о добром Враге?"
   - НЕТ!!! - во весь неслабый голос крикнул Хурин, со всей силы ударив кулаком по столу, так что посуда загремела. Он резко вскочил и через миг уже оказался у соседнего столика.
   - О-ой, похоже милорду не пошла впрок песенка... - протянул Хоб и встал было, собираясь уходить.
   - Да при чем тут песенка! - все так же громко вскричал разъяренный Хурин. - Знаете чем она вас потчевала, деревенщина?!! Знаете кто такой этот треклятый "Учитель", про которого хозяйский сын спрашивал?!! Да тот самый, которым вы ругаетесь, которым вас мамки в детстве пугали! Да-да! Великий Враг! Моргот! - он выплюнул это слово, как будто действительно выругался. - Ого, смотрите, как её перекосило, знает кошка, чье мясо съела! - в руках его уже была черная лютня Морвен, и он, размахнувшись, хотел её ударить - но она увернулась, и инструмент с печальным звоном и хрустом разбился о крепкую скамью. - Не ожидала, поди, в этой глуши встретить воина Света! Ну так получай! - он швырнул в неё разбитый гриф лютни... но хмель сыграл с ним злую шутку, и он упал на стену у камина.
   - Эй, эй! - закричал трактирщик, подбегая к нарушителю спокойствия. - Здесь не дерутся! Идите на улицу и там выясняйте отношения! - он вытащил из-за одного из столов рукоятку от плотницкого топора и решительно направился к Хурину, но тот ничуть не поубавил пьяного пыла.
   - Брось палку, мужлан! - прорычал он, пытаясь встать и одновременно потянув из ножен меч. Взгляды всех посетителей уже обратились к буяну.
  
   - Тише! - раздался чей-то голос, негромкий, мягкий, но почему-то отчетливо слышный в зашумевшем трактире. Шум действительно прекратился, и в дальнем, неосвещенном углу зала появилась чья-то фигура. Хурин, хотевший было накричать заодно и на вмешавшегося, запнулся: он готов чем угодно поклясться, что как бы ни был неосвещен и темен тот угол, он четко видел, что прежде там никого не было. Морвен тоже остановилась, уже не пятясь и не смотря на разбуянившегося воина со смесью испуга и враждебности. Удивленно переглянулись и Том, Хоб и прочие, собравшиеся в трактире.
  
   Говоривший бесшумно приблизился, и Хурин смог как следует его рассмотреть. Ростом немного пониже Хурина, одет в выцветший от времени простой серый плащ с поднятым капюшоном и шерстяной полукафтан, прищуренные темные глаза его, поблескивающие под капюшоном в неярком свете ламп, смотрят внимательно и строго. На поясе - длинный тонкий меч искусной работы.
   - А это еще кто? - уже негромко пробурчал Хурин.
   - Ныне меня называют Амбармор - произнес тот, подойдя к Хурину и подавая руку, дабы помочь подняться - но прежде звали меня и по иному, кто как. А вы кто и почему ссоритесь? Этот человек, которому вы грозили мечом, абсолютно прав, и притом он все-таки хозяин этого трактира, а не вы, и какова бы ни была причина вашего спора, вы не имеете права грозить ему оружием.
   Хурин принял протянутую руку и попытался встать, попутно удивляясь сквозь хмель, что у не отличавшегося крепким телосложением незнакомца хватает сил, чтобы поднять не самого слабого воина, не снявшего кольчуги. Он посмотрел ему в глаза, поднявшись на ноги, и только тут запоздало сообразил, что помогший ему не совсем человек.
   - Ты... эльф, что ли? - проговорил Хурин, нетвердо стоя на ногах и опираясь на стену трактира. Нет, незнакомец не похож ни на эльфов Эрегиона, ни на народ Линдона, с которыми нуменорцу приходилось встречаться, ни тем более на лесных эльфов - тем не менее его принадлежность к Старшему народу теперь уже сомнений не вызывает, хотя заметна не с первого взгляда.
   "Нет, все-таки нолдо" - подумал Хурин.
   "Синда?" - подумала Морвен.
   - Ай, ай, а ты никак заметил! - он улыбнулся, хотя под тенью капюшона улыбка еле заметна. - Твою наблюдательность нельзя не отметить. Ну так все-таки, из-за чего вы ссорились? Удовлетворите мое любопытство, быть может, я сумею вас рассудить.
   Морвен уставилась на него, почти как будто увидела привидение.
   - Этот шумный пьяница... - выдавила она - ...Он прервал нашу беседу, обозвал Учителя "Черным Врагом", разбил мою лютню и пытался меня ударить!...
   Хурин смерил её злым взглядом.
   - Эта прислужница темных сил отравляла своей ложью необразованных горожан, не знавших, с чем столкнулись! Разве она не заслуживает того?!
   - Образумься! - все так же мягко, но настойчиво произнес Амбармор. - Во-первых, она беззащитная, безоружная женщина, и рыцарю позорно так себя с ней вести, даже во хмелю. Во-вторых, чего вы спорите? Можно подумать, каждый из вас видел своими глазами того, о ком говорит.
   - А что тут видеть?... - проворчал Хурин. - Я и во сне не хотел бы увидеть чудище в три человеческих роста, закованное в железо! Да ты, можно подумать, видел его!
   - Молодой человек - уже слегка раздраженно ответил эльф - я, в отличие от вас обоих, его видел. Заверяю вас, он не имел ничего общего с твоим описанием, хотя и с девушкой я бы не согласился - во многих чертах. Давайте присядем за тот столик - он указал рукой в тот угол, откуда появился - и поговорим как приличные... ммм... как приличные люди.

***

  
   Хурин уже полчаса просидел за дальним столиком, пытаясь прийти в себя. Трактирщик принес ему какой-то дряни на травах, которая, по его словам, снимала хмель, но лучше почему-то не стало. Рядом - Морвен, явно побаивавшаяся нуменорца. Амбармор же спокойно смотрит на них, словно что-то обдумывая.
   Наконец он нарушил молчание.
   - Да, мой дорогой, не рассчитал ты своих сил. Вино-то в этом трактире всегда было крепким, но это еще не повод, чтобы ронять достоинство воина. Звать-то тебя как, если не тайна?
   - Хурин - ответил тот. - Хурин Алдарион, посланник короля Тар-Минастира. Вот, ехал из Эрегиона в Гавани, чтобы отправиться оттуда на родину, да подзадержался. Твое имя мне уже известно...
   Загадочный собеседник откинул капюшон, и взгляду присутствующих открылось усталое, худое, но все же по-эльфийски правильное лицо, подстриженные под горшок иссиня-черные с едва заметной проседью волосы и прищуренные сиреневато-фиолетовые глаза. Хурин подивился, что еще недавно, при свете нескольких фонарей в главном зале его глаза казались темно-серыми, а сейчас, при дрожащем свете свечи в полутемном уголке трактира, они выглядят сиреневыми. Странновато и то, что выглядит Амбармор человеческих лет на тридцать-тридцать пять, в то время, как остальные эльфы, встреченные Хурином прежде, выглядели неизменно молодо. Хурин знал и раньше, что так старить эльфа могут только пережитые долгие годы страданий, и подумал - что же пришлось пережить его новому знакомому?
   "Нет, не нолдо. Линдонец?"
   А тот повернулся в сторону соседки и спросил её:
   - Позволь узнать и твое имя. Хотелось бы знать всех, с кем меня свела судьба в этот вечер.
   Она ответила не сразу, внимательно глядя на эльфа.
   - Здесь меня называют Морвен. Из земель Семи Городов к северу от Мглистых гор... Ты... Ты говоришь... что вправду видел Учителя? Но как это может быть? Я всегда думала, что ваш народ был ему врагами и воевал против него...
   - И да, и нет - ответил Амбармор, вздохнув. - Мне приходилось сражаться и под его знаменами, и под знаменами его врагов. Но куда страшнее войн был тяжелый выбор - кто же прав, куда и за кем идти. Ведь никто не называл себя "Врагом" прямо и открыто, такое только в сказках бывает, чтобы Злой Властелин так и называл себя Злым Властелином. И поначалу отличить добро от зла было нелегкой задачей, только потом раскрылись все карты.
   - Но ты же эльф! - возразил Хурин. - Какой у тебя мог быть выбор? Не было никогда эльфов, что служили Врагу!
   - Увы, были, хотя немногие об этом знают. Кого-то из них просто нелегкая судьба занесла по ту сторону рубежей, а Мелькор склонил на свою сторону - кто-кто, а он это умел... А кто-то был одним из последних осколков его народа, уничтоженного еще до прихода эльфов на Запад.
   - Так что - это правду она тут говорила, о якобы эльфах тьмы? - удивленно воскликнул Хурин. - А тебя-то самого каким ветром занесло к Морготу?
   - Молодой человек... Я в своей долгой жизни еще ни разу не встречал никого, кто говорил бы только правду, хотя очень хотел бы встретить. Конечно, люди не могут достоверно помнить, как все было, спустя столько лет. Победители пишут историю сами... а побежденные ее переписывают заново, и только очевидец может вспомнить все как было - и то редкий очевидец может быть беспристрастным. Что же до моей истории, то она затянется на всю ночь, даже если рассказывать с пятого на десятое. Но она, возможно, рассудит и ваш спор.
   - Я никуда не тороплюсь - уже тихо ответил нуменорец. - Нечасто встретишь того, кто способен рассказать о событиях такой давности из первых рук.
   - Расскажи! - впервые поддержала его Морвен. - Я ни разу не встречала никого, кто мог бы вспомнить историю Мелькора и Твердыни Севера, виденную своими глазами.
   - И не встретите. Историю, которую расскажу вам я, не расскажет вам никто другой, поэтому слушайте внимательно. И, пожалуйста, поймите: я не проповедник, я не хочу склонить вас на свою сторону или навязать свои взгляды - я просто расскажу вам обо всем, что знаю и помню. Вы можете мне верить, а можете не верить, и делайте какие хотите выводы - мое дело рассказать. Никому еще не рассказывал я о своей жизни... - с этими словами он налил себе вина и продолжил. - Когда-то я был совсем иным, меня и звали-то еще по-другому. Истар Морвион - вот как меня звали тогда, в Валиноре, который не принял меня таким, какой я есть. Но хоть в тех временах и лежит начало всей моей жизни, я упомяну о них только вскользь...
  
  
   Часть 1.
  
   Глава 1.
  
   586 г. Первой Эпохи, осень. Где-то на дальнем севере владений Мелькора.
  
  
   Снегопад прекратился, но низкое серо-стальное небо и не думало светлеть. Белый покров снега припорошил голые, безжизненные черные горы, закрывавшие дорогу на юг, битый лед северного моря и низенькие улочки поселения, притулившегося на негостеприимном берегу. Все-таки люди сюда пришли - в ночную землю вечных льдов, в бессмертное царство холода...
   У поселения не было названия - во всяком случае, такого названия, какие бывают у настоящих, живых, свободных городов и сёл. На наречии немногочисленных жителей окрестных берегов оно звалось Нибельхель, а во всех ведомостях Короны Севера оно значилось как "каторжное поселение Дальних гор". Никто из тех, кого сюда забросила жестокая судьба, не мог назвать это место своим домом, и это вполне понятно: не могут люди жить в таких краях. Все сто с чем-то человек, населявшие Нибельхель, были либо ссыльными преступниками, осужденными на вечное поселение здесь безжалостным судом Твердыни, либо солдатами-стражниками, которых тоже не за доблесть послали сюда служить. На этой каменистой земле не росли даже лишайники, сюда почти не забредали звери и не залетали птицы, и дети в этом городе тоже не рождались. Каторжное поселение существовало только ради двух целей: добывать золото из северных приисков, куда не отправится ни один рудокоп по своей воле, и обрекать на медленное умирание всякого, кто не принял власть Твердыни и Властелина Мелькора.
   Покосившиеся домишки, криво сложенные из грубо обтесанной пустой горной породы, выстроились в рядок вдоль каменистого обрыва. Где из труб, а где прямо из узких окошек вился жиденький дымок - люди жили, вернее, выживали, вопреки всему. А вдоль улочки, тянувшейся от шахты к морю, брели двое. Вооруженные - стало быть, стражники, при копьях, коротких мечах, медных колотушках и черных нарамниках с трехзубой серой короной поверх теплых, добротных овчинных тулупов.
   - Эй, ты! - окликнул один из них встречного. - Чего это ты шляешься по улице, а ну-ка быстро в хибару!
   Тот, что шел им навстречу, поднял голову. Худой, закутанный в драный шерстяной плащ, он тем не менее не дрожал от мороза, и взгляд стражника встретился с пристальным взглядом сиреневато-фиолетовых глаз. Не человеческих глаз.
   Эльф. Стражники не отличали народы эльфов друг от друга, но историю этого они вроде припоминали - рассказал кто-то. Звать его вроде бы Амбармор, и обретается он в Нибельхеле давным-давно, даже самые стойкие старожилы из человеческого народа не могли вспомнить дня, когда он сюда попал. Оно и неудивительно - ведь дольше двадцати-тридцати лет тут редко какой человек живет, а многие и раньше гибнут - от холода, от чахотки, от стражничьих побоев, а иногда попадаются полные недоумки: сбежать пытаются. Находят их потом и на кораблях, что приходят и уходят за короткое, двухнедельное лето, пока море не сковано льдом. Находят где-нибудь в трюме, и прямо на месте копьем и закалывают. А вот не надо бежать из-под стражи Короны Севера! А другие пытаются уйти сушей. Этих почти всех съедают белые волки: здесь, в городе, их нет, а вот за воротами, у перевала, этого зверья хватает. Обленились, разучились охотиться - последние лет сто им каторжник что лакомство. А кем они вдруг побрезгуют - тот замерзнет по дороге...
   А ему, Амбармору, что ж не быть долголенку? Чахотка к нему не липнет, холода не боится, вынослив как лошадь, даром что сложением не вышел, и не стареет, сволочь, как и все прочие эти эльфы. И не дурак, нет. Бежать не пытается, честно отрабатывает на рудниках. Попробуй тут не отработай, ведь и паек, и уголь для отопления иначе как за золотую породу из рудников здесь никому не дают. С ним живет вроде бы девка - тоже ихняя, из эльфов - и здоровенный бугай-орчина. Странная компания, вроде бы все говорят, что эльфы и орки не переносят друг друга...
  
   - Чего это я не могу выйти из хижины, господин начальник? - тихо, спокойно, с достоинством поинтересовался Амбармор. - Погода хорошая, не так уж и морозит сегодня. Приятная осень в этом году.
   - Издевается, гад! - пробурчал другой стражник. - Где ж хорошая, здесь холодно, как в сердце Трехглавой горы за тысячу лет до того, как Владыка там огонь развел! - солдат сплюнул на снег.
   - Да нет, в том году перед закатом было холоднее - отозвался эльф.
   - А нас это не волнует! - перебил его первый. - Если я сказал "убирайся", значит вон с глаз долой!
   - Как скажете, господин начальник - вздохнул Амбармор и неслышно зашагал прочь.
   - Эй, Бьорг, а ведь хижина этого ушастого совсем в другом направлении! - произнес первый солдат минуту спустя. Он оглянулся и сплюнул: - Тьфу! Ведь только что был тут!
   А Амбармор уже брел к морю - точнее, к битому, ломаному льду, ограждавшему берег от злых ветров. Дальше на север начинались льды, которые эльфы называли Хэлкараксэ, льды, память которых была омрачена горьким предательством. Без малого шесть веков назад здесь шли из-за моря рати Финголфина, будущего короля Нолдор - высоких эльфов, которого обманул его брат Феанор, когда сжег корабли, на которых должно было переправиться через море Финголфиново войско. В памяти Амбармора вновь ожили языки пламени, пожирающие белые корабли- он был там те шестьсот лет назад. Был с воинством предателей. А потом предал и их...
  
   * * *
   - Смотри, Лауральдо, что это?
   Корабли, которые должны были, по словам Маэдроса, отправиться назад, в Араман, полыхали ярким огнем, чадили дымом, который ветер с моря гнал прямо на войско. Гудение и треск пламени, которое поднималось, как казалось, до небес, были слышны даже здесь. Белые корабли были подожжены с берега, паруса полыхали и выбрасывали снопы искр, падали в воду горящие мачты и дымились лебединые шеи - носы кораблей. Истар стоял, завороженный зловеще красивым зрелищем, смотря как черное ночное небо рассекают языки огня, и отблески пламени озаряли его лицо.
   - Феанор поджег корабли... - прошептал Лауральдо.
   - Я почему-то с самого начала думал, что он не отправит их назад - ответил Истар. - Но я не думал, что он сделает это так... - он задумался, подбирая подходящее слово - ... так напоказ!
  
   * * *
   "Это и есть моя плата за то, что я не был там, в Хэлкараксэ, подумал он. Я не захотел пройти через битые льды, а теперь обречен среди них жить... Кто знает, пойди я с войском Нолофинве, я бы наверное, не попал в Аст Ахэ. Никогда бы не узнал о том, что я - эллеро по крови. Пал бы в честном бою за своего короля. Но с другой стороны, кто бы тогда встал во главе Искры? Да и появилась бы она вообще?"
  
   Домики закончились, и впереди замаячил камень с высеченными старинными письменами. Камень был поставлен как раз в те годы, когда здесь погиб в первом бою сын Финголфина, Аракано. На том месте, где сейчас стоит Нибельхель, тогда была первая орочья застава, самая дальняя на север, и именно тут и состоялась первая стычка нолдор Финголфина с войском Черного властелина. Под камнем и были похоронены убитые. Недаром поселение "Могилой" называют. Ещё тогда в эту каменистую землю легли первые мертвые. А сколько здесь погибло с тех пор, как сюда стали ссылать каторжников... Если бы погибших не сжигали в печах, невесело подумал Амбармор, их костями была бы вымощена вся улица.
   А солнце, которое за последние дни почти не поднималось над горизонтом, садилось, освещая последними лучами берега и шаткие строеньица за его спиной. Это был почти сотый закат, который эльф встречал в этом безрадостном месте. Немного, как может показаться; но не забывайте, что закаты, как и рассветы, бывают на замороженном Севере всего раз в год. Амбармор смотрел на запад с тоской, провожая солнце: вот и подошел к концу ещё один долгий, многодневный день. А ведь когда-то - там, за морем, куда уходит теперь солнце, тоже проходили последние дни того беззаботного и светлого вечного дня...
  
   * * *
   4240 год эпохи Древ. Форменос, Валинор.
  
   Феанор стоял за рабочим столом, у окна высокой башни Форменоса, погруженный в тяжелые раздумья. Вот уже долгие годы, с самого дня создания Сильмариллей, он не знал покоя - даже здесь, в этом замке, своём, безопасном, но ставшем ему тюрьмой. Лишь слегка он отвлекался от гнетущих мыслей, погружаясь в работу, но даже тут уже не мог так творить, как раньше. Он думал о Сильмариллях, о своем непокое в Благословенном Краю, о пережитом в Тирионе унижении, за которым последовало изгнание сюда, о Мелькоре, который - тут Феанор не сомневался - повсюду, даже здесь, имел глаза и уши - но не о своих трудах, которые выходили лишь жалким подобием былых. Вот и теперь, работая который год над кристаллом, который позволял бы видеть дальние страны и отдаленные времена наяву и сообщаться мыслями даже тем, кто не был обучен искусству "мысленной речи" - осанвэ, он все не достигал намеченной цели. Нет, удавалось создать множество пробных камней - но они были ущербны. В первых из них не было видно ничего кроме белого тумана; другие показывали иллюзии и видения несуществующего; но ни один еще не дал того, чего мастер хотел - и в досаде Феанор надолго бросал эту работу и спускался в подземные кузницы, где втайне ковалось его оружие. Оружие, которое, как он надеялся, поможет проложить путь к свободе...
   Он взглянул в окно, выходившее на восток, и тяжело вздохнул. Проклятие, ни дня покоя. Ни на кого нельзя положиться. Сыновья все в Тирионе - их-то никто не осуждал на тоску в этих стенах, и что-то нечасто стали они наезжать сюда. Стражам замка нет веры - никогда нельзя знать, хранят ли твой покой или держат тебя под замком, грань так незаметна... А от мысли, что кто-то из них, возможно, свелся с Мелькоровыми соглядатаями, вообще такое зло берет... И этот его новый подмастерье - Истар, бродяга, пришедший сюда учиться рукотворным ремеслам десяток лет назад - из первых под подозрением.
  
   В коридоре послышались негромкие шаги, и в комнату, не стучась, вошел тот самый злополучный подмастерье. Постороннему взгляду все эльфы сперва показались бы молодыми, но с этим впечатление не обманчиво - ему и вправду не минуло и трех сотен лет, и невысокий рост - на полторы головы ниже Феанора - только усиливал это впечатление. Одет он в простую светло-серую рубаху, подпоясанную куском веревки, и такой же веревкой перехвачены на лбу черные в сине-лиловый отлив волосы чуть ниже плеч. Вид у него взволнованный, а в руках что-то темное. И что ему понадобилось на этот раз?
  
   Он пришел сюда по эльфийским меркам недавно, всего двенадцать лет назад, и сразу показал немалый дар во всех ремеслах, и сам Феанор не мог тогда не признать, что со временем этот эльф вполне мог бы сравниться с ним самим - если дать те же время и возможности. Они вообще оказались похожи многим - в том числе и нравом, который у обоих отнюдь не располагал к счастливому сотрудничеству, и все чаще одни гордость и упрямство лоб в лоб сталкивались с другими. Но Феанор все-таки был здесь хозяином, поэтому все чаще гонял ученика по черной работе, разрешив только в перерывах между ней заниматься в мастерских.
   - В чем дело, Истар? - буркнул Феанор, не поворачиваясь. - Опять что ли котел не отмывается? Или сломал что-нибудь в мастерской?
   - Нет, мастер, не в этом дело. Просто помните, вы пытались сделать это... ну, камень, который бы показывал отдаленное? - голос у него сейчас действительно был взволнованный и сбивчивый. - Так вот, я тут посмотрел одну из ваших проб и кажется, понял, в чем загвоздка. Вот посмотрите, по-моему, это работает. Поверните его, чтобы огонек смотрел вверх и на север.
   Феанор наконец обернулся. В протянутой руке Истара - и вправду черный шар, как будто сделанный из вулканического стекла. Эка невидаль, подумал Феанор. Он-то сделал уже не один десяток таких, только проку чуть. Он взял тяжеленький, увесистый шарик, заметив, что в глубине мерцает красный огонек. Ну, и это мы уже проходили... Он внимательно посмотрел на огонек, как бы пытаясь его разглядеть, и камень ответил: огонек стал разгораться, расти и светлеть, постепенно становясь из красного белым. Неужели действует - или и этот камень ничего не покажет? Конечно же, не покажет, подумал Феанор, ведь что такого мог сделать этот недоучка, что не мог сделать он? Ничего! Но что это? Белое свечение заполнило собой весь кристалл, и в нем, как в окне, появились какие-то образы. Земля с огромной высоты, куда выше облаков... Темнота, лишь звезды мерцают над дальними восточными землями. Какие-то леса, леса, горы, широкие реки... Проклятие! Камень действительно позволил увидеть то, от чего отделяют Великое Море и многие, несчетные дни пути! Феанор усилием воли направил взгляд на запад - и увидел с высоты птичьего полёта белые стены, башни и лестницы Тириона, прекрасные леса и луга Валинора, залитые светом... А вот и его замок - Форменос, вот и окно комнаты, где он сейчас стоит, вот и...
   И...
   Нет, сорвалось! Как только перед ним вот-вот должен был предстать он сам, смотрящий в камень, изображение вновь залилось светом, сперва белым, потом красным, дрогнуло и сжалось в крохотный огонек. Он снова видел только свою руку, сжимающую черный, холодный камень.
  
   Проклятье. Трижды проклятье. Камень работал, но сделал его не он, величайший искусник всего Благословенного Края, а какой-то неведомый никому приблуда. Дошел, докатился, порастерял былое мастерство - а узнает народ, так и славу быстро подрастеряет... Нет. Не узнает. Не узнает!!! Феанор застыл, и как будто услышал какой-то внутренний голос:
   "Какое же это былое мастерство? Ты ведь никогда не был так велик, как о тебе говорят, и добрая половина твоих творений - не твоя. Камень ты сейчас хочешь отнять у ученика, оружейную сталь подсказал тебе Мелькор, письменность ты создал не сам, и даже..."
   "Ничего не "даже"! - мысленно крикнул Феанор, будто мог усмирить горькую правду. - Их касаться не смей! Они мои, я их создал, и никто другой!"
   "Не обманывайся, не пытайся забыть правду. И они, и письмена, названные твоим именем - все это было задумано прежде...."
   "Нет! Это ложь! Обман Мелькора..... нет, Моринготто! Не было никакого "прежде", и не было никаких..." - он мысленно осекся, не решаясь докончить. Выдало ли что-нибудь этот потаенный спор с самим собой? Истар по-прежнему стоял рядом, и Феанор, обернувшись, сказал:
   - Твой камень, Истар, ничем не отличается от тех, что были созданы мной. Ничего, кроме белого тумана, я в нем не увидел - и с этими словами положил шар на полку рабочего стола, продолжая. - А ты почему, кстати, не доставил в кузницу стали и угля?
   - Вы не говорили мне - негромко, но спокойно и твердо ответил тот.
   - Так ступай немедленно! - с этими словами Феанор, шагнув вперед, смерил Истара гневным взглядом - но тот не отвел глаз. На несколько мгновений их взгляды встретились, как два скрестившихся клинка - но Истар все-таки первым опустил свой. Не сказав в ответ ни слова, он развернулся и вышел.
   "Пусть лучше я уязвлю его гордость, чем он - мою. - думал Феанор, глядя ему вслед. - Конечно же он уйдет, не снесет такого. Может быть, он и расскажет кому - да только кто ему поверит? Только Мелькор и поверит. Вот и пусть убирается к Мелькору! А я теперь смогу понять, как работает этот камень, и создам такие же, только больше и лучше..." С этими мыслями он отвернулся к окну, и только на миг мелькнула в его голове другая мысль - отчего же так погано у него на душе?
  
   * * *
  
   Прекрасный день... Свежий ветер развевает придорожную траву, шелестит ближняя роща, а в небе сияет золотой и серебряный цвет Древ. В час их смешения на дорогу от Форменоса вышел путник. Идет он быстрым шагом, заплечный мешок его не тяжел, и волосы его, в ярком свете кажущиеся уже не совсем черными, а скорее темно-темно-фиолетовыми, развеваются на ветру - но куда как тяжелее думать о том, что же ждет его дальше.
   Не впервой было ему быть без дома, ведь из дома он ушел совсем еще юным. Отца же своего не видел ни разу - только помнил, что рассказывала ему сестра. Отец называл себя Морвэ, и вроде бы был из нолдор, но никогда за всё время, что они прожили вместе с Айревен из дома Махтана Урундила и дочерью их, сестрой Истара, Аринвенде, не рассказывал о своём прошлом. И удивительным было то, что благая земля Валинора не дарила ему покоя, и он казался чужим, каким-то не таким, среди эльдар, обретших здесь новую родину. И вот, за месяц до рождения Истара, он сел на корабль и поплыл через Великое море, пообещав любимой вскоре вернуться и забрать с собой - но не вернулся. Только через месяц пришли из Гаваней моряки-тэлери и сказали, что невиданная буря разразилась в тот день на море, и только недавно нашли на берегу остов разбитого корабля. С тех пор никто и никогда не слышал ничего об эльфе по имени Морвэ. Убитая горем, мать дала сыну имя - и утратила волю к жизни, предпочтя уйти в сады Лориэна, чтобы не вернуться, а его отцовским именем осталось "Морвион" - просто "сын Морвэ"... Понятно, что Истар предпочитал называться материнским именем, данным волей провидения, а не куцым отцовским, которое вообще ему никто не давал. А непокой, что погубил Морвэ, оказался присущ обоим его детям - и Истару, и Аринвенде, вырастившей его, и они стали странствовать. За без малого три сотни лет он обошел весь Аман, побывал на Тол-Эрессеа, но везде видел одно и то же - благословенные, счастливые, но однообразные в своём счастье земли, которые все равно казались тюрьмой. Потом по совету деда, искусника Махтана, он пришел к Феанору, и, казалось бы, должен был встретить понимание - но ушел и оттуда...
   Истар взглянул на восток - и какое-то странное чувство пробудилось в душе: не то страх и волнение, как перед грядущей великой бурей, не то радость свободы, не то печаль утраты того, что было ему близко... Пробудилось и погасло. Он сошел с дороги и лег в высокой траве, глядя на небо.
  
   * * *
   Вторая эпоха. Пригорье.
  
   Эльф прервал свой рассказ.
   - Да, я тогда еще многого не знал... И никто не знал. Все думали, что эта беззаботная жизнь в хранимой от всех бед земле продлится еще вечность... Никто не предполагал, что в одночасье мир сойдет с ума, мрак накроет землю света, а братские когда-то народы поднимут друг на друга меч - невесело заключил он.
   - Так это не Феанор создал Палантиры? - Хурин выглядел потрясенным. - А чем ты можешь доказать это?
   - Ты не понял - ответил Амбармор. - Палантиры-то создал как раз Феанор, другое дело, что образцом ему послужило вот это - и он достал из своей сумки небольшой, чуть больше Хуринова кулака, черный поблескивающий шар, в середине которого еле заметно мерцал огонёк. - Потом-то он вернулся ко мне, и принес немало пользы. Но до этого еще надо дойти... А рассказывать еще долго, боюсь, что за ночь не успею.
   - Ничего. Если честно, сложновато поверить... но я чувствую, не обманываешь. Подай, пожалуйста, мне этот кувшин с вином... - попросил воин.
   - Нет уж. Хватит с тебя на сегодня, побузил и будет. А я продолжу...
  
   * * *
  
  
   Глава 2.
  
   Первая эпоха. Северные земли.
  
   Гром зачерпнул лопатой угля из ящика, стоявшего в углу хибары, и кинул его в горячую печь. Печка была не ахти какая, криво сложенная, с дырявым дымоходом, но все же это была печка. Многие другие каторжники вообще топили свои жилища "вчёрную", очагом без дымохода. Здоровый орк поёжился и придвинулся поближе к печке.
   Странный это был орк. Почти такой же странный, как и его хозяин, который медленным шагом возвращался с прогулки по холодному берегу. Все насельники лагеря, которые там, на юге, встречались с орками, хорошо помнили этот грубый и мрачный народ, который издавна служил властелину Мелькору солдатней. О них во все времена шла недобрая слава как о жестоких, злых уродах, которые ничего не умели, кроме как убивать. Нельзя сказать, чтобы это было неоправданно, но, глядя на Грома, очень многие пожимали плечами. Почти никогда он никого не обижал понапрасну, но себя и хозяина в обиду не давал. Трудился на рудниках за двоих, и помогал Амбармору вовсе не из страха: скорее, он был по-собачьи предан ему. Глуп был, что твоя пробка - это да, но среди обычных орков и не встречается вовсе мудрецов. Только это не сумели исправить столетия общения с эльфом: от орочьей грубости и жестокости он отвык, страх сменил на совесть, а вот ума у Грома так и не прибавилось. Старый орк по-прежнему жил одним днем, думал через силу, и все попытки обучить его грамоте и счету все так же оканчивались ничем. Душа у него была, хоть некоторые и утверждают, что у орков-де её нет, но маленькая и простенькая, и почти не менялась с годами.
   - А-а! - обернулся он, услышав скрип двери. - Хозяин наконец-то пришел. Как там?
   - Все так же - с холодной усмешкой ответил Амбармор. - Как вчера. Как год назад. Как в ту первую зиму, когда нас сюда привели. Холод, ветер, хорошо хоть снега нет. А то занесет - не выберемся. А где Аэнни?
   - А дремлет она. Там, за стенкой - Гром протянул руку, указывая. Хижина состояла всего из двух комнат, но даже это было по здешним меркам роскошью: большинство ссыльных вовсе жило в домиках без перегородок и дымохода, ютясь человек по шесть в каждой, а дом Амбармора по здешним меркам казался дворцом эльфийского короля. Другой такой же был только у начальника поселения, пожилого вояки из северных кланов, сосланного в край вечных льдов то ли за казнокрадство, то ли за самоуправство. Стражники зыркали на Амбармора исподлобья, завидуя, но обижать не решались. Может быть, эльфов побаивались. Может быть, именно его, Амбармора. А ссыльные почитали его старшим, наставником и защитником. Ходили слухи, будто бы он главный над всеми повстанцами, волчьими головами и прочими вольнодумцами Белерианда и северных земель. А он сам только улыбался в ответ на вопросы, приставлял палец к губам, да отвечал неизменно: "Это секрет..."
  
   Амбармор скинул темный плащ, встряхнул его - полетели хлопья снега, порыв мокрого ветра всколыхнул огонь в печурке. Он повесил плащ на стену и не спеша сел за стол. Соскреб в глиняный горшочек печной сажи, плеснул водой, помешал - вот и чернила готовы. Открыл самошитую книгу из тряпичной бумаги, вздохнул ещё раз и скрипнул пером. Вот и подошел к концу ещё один долгий северный день.
   Тук. Тук. Незапертая дверь дернулась, снова пахнуло холодом, и вошли двое. Судя по одежде - изорванным шерстяным рубахам, меховым обмоткам да неладно скроенным шубам - простые здешние каторжники. Амбармор поднял голову и узнал одного из них. Старый Бронвег вот уже десять лет напролет стучал киркой на этом проклятом всеми прииске; был он в отряде хитлумского мятежника по прозвищу Тень, пока не попался воинам Мелькора. Не убили его сразу, предпочли убить медленно - здесь. Но крепкий, коренастый мужик не отдавал своей жизни за просто так. Второй - незнакомый какой-то, Амбармор раньше его тут не видел.
  
   - Здравствуй, Амбармор - хриплым с мороза голосом сказал Бронвег. - Хлеба тебе и тепла.
   - И тебе того же - повернулся Амбармор. - Хотелось бы, чтобы это было не просто пожеланием. А кто это с тобой?
   - Марлинг меня звать - ответил гость, невысокий, смуглый, чернявый человек, явно из вастаков, на запястьях его виднелись незажившие, глубокие язвы. - А ты кто? Меня не предупреждали, что здесь заправляет белый демон.
   - Марлинг! - воскликнул Бронвег. - Амбармор не "белый демон", как ты его обозвал! И он здесь не заправляет, скорее уж это делает начальник поселения, мать его через коромысло три раза!
   - Ну альв, какая разница. Там, на юге, их брата многие так кличут - проворчал Марлинг.
   - Мало ли, что там, на юге - уже чуть поспокойнее ответил Бронвег. - И Амбармор не такой, как все прочие эльфы. Он... не знаю, словом другой какой-то. То ли рода какого-то особого, то ли я не знаю что. Он хоть и служил когда-то треклятой Твердыне, но уже сполна расплатился за это.
   Марлинг замолчал. Он не привык слышать об эльфах, которые бы служили Мелькору. Ходили, конечно, слухи о том, что такое иногда бывает, но это не вязалось с привычным представлением об этом народе, бытовавшим среди вастаков - и оседлых племен, и бродяг вроде Марлинга.
   - Хотелось бы, Бронвег - развел руками Амбармор, и Марлинг заметил, что с правой руки странный эльф так и не снял перчатки - хотелось бы, чтобы я сполна искупил свою вину. Да вот только нет мне такого счастья.
  
   Бронвег присел на скамью. Гром, ковырявшийся в печке, казалось, не обращал на гостей внимания, и Марлинг присел рядом.
   - А как это ты сюда попал? - осведомился Амбармор. - Море уже замерзло, а зимние дороги по болотам пока не открылись.
   - Да солдаты Короны, будь они неладны! - сплюнул вастак. - Решили, что, мол, зимник уже открылся, и погнали нас в колодках с прутом прямо по болоту. Сами брели по уши в грязи, но живые, а из наших двадцати семнадцать утопло. Утопли бы все, если бы стражники не разбили цепи, что связывали всех кандальщиков. Gnardaneth! Обратно побредут только месяца через два, когда топь смерзнется окончательно. А что, нельзя никак отсюда?
   - Да как ты убежишь? - пожал плечами Бронвег. - Либо море, либо зимник... либо печи, да прямо к Мандосу. Этой последней дорожкой отсюда и уходят, и никак иначе. Все это поселение - последний трактир на дороге в мир мертвых... и лежит он ближе к нему, чем к миру живых.
   - Не может быть, чтобы никак - упорно произнес Марлинг. - Ну, положим, через болото не получится. Я уже нахлебался этой треклятой жижи. А зимой там, поди, замерзнешь насмерть. А корабли, они ведь сюда ходят, летом-то! Привозят и ссыльных, и уголь да еду!
   - Я уже думал то же самое десять лет назад, когда попал сюда впервые. Нет, gnardaneth, и так не уйдешь. На кораблях, там полным-полно злющей морготовой солдатни, да ещё с волколаками. Найдут, костей не соберешь. А зимой они разъезжают по зимнику, что идет отсюда на юго-запад, через другие такие же поселения, к землям Семи северных кланов. Никак не пройти... во всяком случае, раньше было так.
   - Помню я этот зимник. По нему нас и гнали, от самого Гоннмарского пересыльного острога да до этой дыры. Я-то простой вор, конокрад, не разбойник какой и не мятежник. За что меня сюда сгноили!... - Марлинг сжал кулаки.
   - А разбойников тут, считай, и нет - ответил Амбармор. - Почти все здесь оказались за то, что бунтовали против Твердыни и Моргота. Кто-то, как вот Бронвег, с оружием в руках вставал на пути его убийц, а кто-то просто на словах проклинал его, да донес кто-то. Ведь велено считать повелителя Мелькора добрым учителем и наставником человечества... - Амбармор покачал головой. - Так пишут, так возвещают с городских башен. Благодетель, защитник, мудрый творец. А кто говорит иначе, тому горе. В землях Семи кланов таких не так то уж и много, но это понятно, они-то жируют на награбленном орками из Белерианда, им хорошо, им ли ругать хозяина... Впрочем, есть тут и разбойники, ты их легко отличишь. Они носят черные нарамники с белыми коронами, и только им тут можно носить оружие.
   - Так какие ж это разбойники? Это ж солдаты Короны! - удивленно сказал Марлинг.
   - На словах, а на деле - разбойники. Что ж ты думаешь, здесь всякий хочет служить? Да нет, они тоже своего рода ссыльные, только не на всю жизнь. За чрезмерную жестокость, за мародерство, за воровство... Все это в войсках Мелькора не приветствуется, а виновные отсылаются служить куда подальше. Сюда, например. Им тоже плохо, они тоже озлоблены и срывают злобу на единственных существах ниже их. На нас. Так что не попадайся им лишний раз.
   - Давай покороче, Амбармор - перебил его Бронвег. - Объясним ему, как тут выжить. Во-первых, Марлинг, работай. Только за работу тут дают хлеб и уголь. Во-вторых, не спорь со стражниками. Амбармору это можно, потому что он Амбармор, а вот тебе нельзя. Измордуют ни за что, ради шутки. В третьих, держись подальше от чахоточных, а то тоже подхватишь эту дрянь, а она не лечится. В старые времена, говорят, эльфы это умели, но то в старые времена, ещё чуть ли не при Берене. В четвертых, дружи со мной и с другими крепкими мужиками из ссыльных. С Амбармором не ссорься, и не забывай принюхиваться к моссу. Тогда лет десять и протянешь.
  -- К чему-к чему принюхиваться? - переспросил Марлинг, улыбнувшись. Должно быть, его насмешило необычное название.
  -- К моссу. Черному ветру, от "морсул" по-синдарски. И ничего смешного в нем нет. Страшный ветер со льдов, телеги в воздух поднимает. Тут такое часто, каждой весной, когда начинает подтаивать мерзлота. Проживешь тут годик-другой, пообвыкнешься и научишься чувствовать его заранее - ответил Бронвег и пару раз потянул носом, как бы принюхиваясь. - В самом воздухе чувствовать надвигающуюся бурю...
  
   Тут неожиданно встал Гром и вразвалочку подошел к столу. В руках у орка был медный котелок с каким-то варевом.
  -- Вот, хозяин Амбармор. Выменял вчера у ребят на золотую породу. Травы, с юга. Настоящие, привез кто-то, так я заварил на кипятке. Хлебни, они пузо греют.
  
   Это и вправду была большая ценность. Листья квенилас и в Белерианде-то в последнее время стали очень дороги - народ Кирдана, привозивший их, не торговал с затененными землями, а вастакские купцы драли втридорога. А здесь, на замороженном Севере, они и вправду были на вес золота. Обычно здесь пили совсем другой отвар - морковный. Морковь завозили обозами для стражи поселения, чтобы коронные не страдали куриной слепотой, ведь целители Твердыни давно подметили, что корнеплод сей спасает от этой хвори, особенно опасной для стражевых долгими северными ночами; саму морковь они съедали, а вялую мерзлую ботву отдавали каторжникам. Ее-то, ботву, и сушили, и заваривали на кипятке каждый день.
   - Спасибо, Гром. Давайте хлебнем немного, в самом деле! - Амбармор достал с полки несколько старых деревянных кружек, и Гром разлил горячее духовитое варево. Он заварил очень крепко, подержав сразу несколько сухих листьев в луженом медном котелке с горячей водой минут пять-десять. Эльф взял чашку и пригубил. Горько... но бодрит и греет. Бронвег глотнул и крякнул.
   - А, хорошо!
   Амбармор глянул через щель в ставне. На улице было уже совсем темно. Началась настоящая зима, вечная ночь. Свистнул порыв ветра, и через щель он почувствовал мороз. Он откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза, вспоминая ту, первую, страшную ночь...
  
   * * *
   4264 год Эпохи Древ. Тирион-на-Туне, Альквалондэ
  
   Этот миг пришел, когда никто не ожидал. Не ожидал тьмы и ужаса, что пала на Валинор, не ожидал гибели того, что было так дорого всем, и этот миг застал врасплох каждого. Страх вошел в беззвездную, бездонную ночь, пришедшую так внезапно на место казавшегося вечным серебряно-золотого света, в сердца эльфов Запада, страх - и гнев. Лишь огонь факелов, поначалу немногочисленных, развеивал мрак с улиц Тириона, такого прекрасного при свете Древ, и казавшегося таким чужим и враждебным во тьме. Но бездействие пугало еще больше, и все больше народа покидало дома, зажигая огонь, и вот уже слабый огненный свет озарил город, и вот уже по рассеченным бледными, дрожащими тенями улицам текут реки факелов, а большая площадь на холме подобна морю огней - и посреди этого моря, на вершине Туны, стоит высокий эльф, одетый в черное и красное, и держит речь.
  
   - Я собрал вас здесь, о нолдор, чтобы провозгласить ужасную весть! - начал Феанор, и его голос разнесся по окрестностям холма. - И она не в том, что мы лишились Древ Света. В Благословенном Краю впервые пролилась кровь - Мелькор убил моего отца, вашего короля Финвэ! И это не последнее его злодеяние, ибо им были похищены Сильмарилли, Камни света, величайшее сокровище нашего народа!
  
   Феанора не ждали здесь, в Тирионе, поскольку срок его изгнания еще не истек, но никто и не вспомнил об этом, и все собирались у холма, чтобы послушать, о чем он будет говорить. Сыновья Феанора - здесь же, рядом с отцом, а чуть пониже стоят другие принцы нолдор, а на склонах и лестницах стоит простой народ. Все взволнованные, все испуганные - но страх так легко обратить в гнев!
   - Нет ему, величайшему среди преступников, больше иного имени, нежели Моринготто, Черный Враг Мира! Но знайте, что я готов встать на место погибшего короля, чтобы повести вас к возмездию, в погоню за Врагом - на восток, в Средиземье! Или вы останетесь скорбеть во тьме, о нолдор? Нет, оставьте тоску и боль здесь - путь открыт, хоть и будет долгим и трудным! Или вы по-прежнему будете служить алчным Валар, которые не смогли защитить даже себя и свою землю? И хоть теперь наш Враг - и их Враг, не одной ли он с ними крови? Месть гонит меня отсюда - но и без этого я не жил бы рядом с родичами того, кто убил моего отца и похитил мои сокровища! И я - не единственный храбрец в народе отважных. Или не все вы лишились короля? И чего ещё вы не лишились, запертые в теснине между горами и морем? Прежде здесь был свет, которого не было в Сирых Землях - но теперь тьма уравняла всё. Будем ли мы вечно скорбеть здесь - сумеречный народ, раздавленный мглою - роняя напрасные слёзы в неблагодарное море? Или вернемся в родной дом? Сладки Воды Пробуждения под ясными звездами, и широки земли, что простерлись вокруг него - земли, где есть место для вольного народа. Страны эти ждут нас, а мы по глупости покинули их. Идем же туда, и пусть трусы останутся позади!
   И слова его возымели действие. Ярость разожгла сердца собравшихся, полные гордости, полные боли об утрате - и толпа отозвалась одобрительными возгласами.
   - Пусть трудна дорога, но дивным будет её конец! Проститесь с оковами! Но проститесь и с беззаботностью! Оставим позади слабых, и оставим позади свои сокровища - ибо мы создадим большие! Возьмите с собой только мечи! Ибо нам идти дальше чем Оромэ, терпеть дольше, чем Тулкасу: мы не повернем назад! За Моринготто - до края Земли, ибо и там не укроется он от нас! Война станет нашим уделом, война и непримиримая ненависть, но когда мы победим и вернем Сильмарилли - тогда мы и только мы будем царить над блаженством и красотой Арды! Никто не лишит нас этого! - и Феанор выхватил свой меч, подняв его над головой. - Слушайте! Я, Куруфинвэ Феанаро, клянусь ненавидеть и преследовать до конца мира вала, майа, эльфа, нерожденного еще человека, или любую иную тварь, добрую или злую, великую или малую, когда бы не пришла она в мир - всякого, кто захватит, или получит, или укроет от нас, или отдаст не нам Сильмарилли! Именем Эру Единого клянусь я в этом, и призываю в свидетели Манвэ Всевидящего и Варду Всеслышащую, и да падет извечный мрак на мою голову, если я не сдержу клятвы! Сыновья мои, клянитесь вслед за мной!
   Его голос подхватили другие - нестройным хором.
   - Я, Нельофинвэ Майтимо, клянусь ненавидеть и преследовать...
   - Я, Канафинвэ Макалаурэ, клянусь ненавидеть...
   - Я, Туркафинвэ Тьелкормо, клянусь...
  
   И когда последний из сыновей Феанора повторил последние слова, наступила тишина. Толпа затихла, потрясенная страшной клятвой, и немногие в ней оказались способны вымолвить хоть слово - пока тишину не нарушил другой голос. Финголфин, брат Феанора по отцу, поднялся на вершину, ветер с востока развевал его сине-серебряный плащ и темно-русые, казавшиеся в темноте такими же черными, как и у Феанора, волосы.
   - Что я слышу, брат мой! Неужели утеря камней, пусть даже это и Сильмарилли, для тебя тяжелее гибели отца? Почему же не клянешься ты мстить за него, тем более что убит он все той же черной рукой? Или рад ты занять его место, на которое смотришь так давно?
   Толпа зашумела, и ответных слов Феанора никто не услышал - зато все увидели, что рука его потянулась к рукояти меча. Никто не услышал и голосов стоявших рядом, призывавших к примирению, а сыновья обоих тоже поднялись и ввязались в жаркий спор. Нет, не о том, уходить или нет, здесь все - и принцы, и народ - согласны с Феанором. Но каждый тянет на себя верховодство в будущем походе, а народ на склонах Туны спорит так же ожесточенно.
  
   - Нет, а все-таки он прав! - убеждал соседей невысокий эльф в недлинной серой рубахе, поднявшись на ступеньку выше, чтобы смотреть на собеседников вровень.- Ну что нам тут делать теперь, во тьме? Как он там сказал? "Сумеречный народ, раздавленный мглою"! Хорошо сказано! А там - он махнул рукой на восток - нас ждут новые земли, новые свершения, новые знания... да вам самим не наскучило веками тут жить?
   - Нет, Фиолетовый, тут ты через край хватил, в точности как тот - один из его собеседников махнул рукой наверх, явно имея в виду Феанора. - Наскучило, говоришь? Здесь, в Тирионе, у меня было все, что...
   - Было! - возбужденно перебил Истар. - Вот именно что было! Сейчас-то что тебя тут держит? По-моему, терять уже нечего, а вот впереди...
   - Что "впереди"? Если бы там было так хорошо, наши предки и остались бы там, а не плыли сюда, на Запад! И вообще, что тебе здесь не живется? Что тебе, что Феанаро - всегда куда-то тянуло, всегда-то не было покоя... Да и внешне похожи - как бы невзначай отметил собеседник. - Только Феанаро, как и положено высокому лорду, вот какой вырос, а ты как был маленьким, так и остался.
   - Вы что спорите? - вмешался еще один нолдо, сверху. - Принцы уже всё решили, они идут все. Дружина Феанаро отправляется первой, за ними - Нолофинвэ с Арафинвэ, единым войском. Всякий, кто не хочет остаться здесь, должен взять оружие и идти со всеми, у кого нет оружия - получить его в кузницах. Отправляются дружины завтра - хотя я не представляю, как они теперь узнают, что завтра наступило!
  
   Толпа потихоньку стала расползаться, и Истар, выбравшись на обочину и отдышавшись, зажег факел и, открыв свою дорожную котомку, перебрал немногочисленные пожитки. Хлеб, фляжка с вином, несколько яблок - оставить... Одеяло тоже пригодится, хотя там, наверное, холоднее. О, вот он, наконец. Короткий меч, экет, выкованный им самим еще в Форменосе - зачем Истар взял его с собой тогда, он сам плохо представлял, да видно сердце подсказало... Небольшой, но тугой охотничий лук с запасом стрел - похоже, теперь ему придется охотиться совсем на другую дичь. Пара запасных факелов - эх, маловато! Запасные штаны с рубахой - обязательно. Остальное, наверное, не так-то уж и нужно, да и немного его. Истар достал лук со стрелами, закинул его за плечо, повесил меч на пояс и побрел на восток, к ущелью, через которое шла дорога в Гавани.
   * * *
  
   Город закончился, стало ещё темнее, из ущелья дул холодный, пронизывающий ветер - но тем яснее виднелись впереди костры собирающегося войска. Судя по сине-золотому знамени, развевавшемуся между кострами - ополчение Финголфина.
   - Стой! Куда идешь, путник? - окликнул его воин, судя по скудному вооружению - меч, лук да сине-золотой нарамник - такой же вчерашний мирный житель.
   - Это войско Нолофинвэ? - вопросом ответил ему Истар.
   - Да, дружина Аракано. Мое имя Мардиль, а твое?
   - Истар Морвион. Я пойду с вами? - спросил Истар, хотя особой надобности в этом не было.
   - Конечно. Иди к костру, отдохни, скоро тронемся в путь - он указал рукой на ближайший костер.
  
   У костра собралось с десяток эльфов, все - нолдор, все при оружии, кто-то молча смотрел в огонь, кто-то спорил - видимо, все были взволнованы. На появление Истара никто почти не обратил внимания, и он сел у огня и прислушался к разговору.
   - Сейчас-то мы пойдем, спору нет. А ведь скоро дойдем до Гаваней, и дальше придется как-то пересекать Великое море! Об этом они не подумали, а я не знаю, дадут ли нам тэлери корабли.
   - Дадут, не сомневайся! - ободрил говорившего другой голос. - Только хватит ли у них кораблей? Ну, Феанаро с дружиной они, может быть, и перевезут. Только ведь у одного Феанаро, не говоря о нас, кроме воинов идут еще женщины с детьми, и если даже хватит места и им, то мы точно останемся на берегу.
   - Что ж, им придется сделать второй заход, чтобы нас перевезти - ответил тот, кутаясь в плащ на ветру. - И даже второй, я чувствую, будет не последним!
   Как только Истар услышал последние слова, какое-то странное волнение кольнуло его в сердце: дадут ли? И будет ли этот второй заход? Он слишком поздно понял, что произнес это вслух.
   - Кто его знает... - услышал он голос Мардиля, подошедшего сзади к костру. - Надейся, что все обернется.
   - Не знаю - тихо ответил Истар. - У меня часто бывает такое - когда я заранее знаю, что будет... Ну не знаю, а догадываюсь, и обычно не ошибаюсь. Эту проклятую тьму Моринготто я предчувствовал задолго до того, как она пришла, но только в тот недобрый час понял, что это предчувствие значило. И вот сейчас... когда я услышал этот разговор о кораблях, то... ладно. Буду надеяться. А теперь поспать бы.
   - Давай, я, наверное, тоже. Когда нас разбудят, тронемся сразу же.
   Истар расстелил на земле одеяло, укрылся походным плащом, положив под голову мешок, и закрыл глаза, погрузившись в сон. Видения прошлого - давно ушедшего, словно стеной отделенного от жизни...
  
   ... Вот, когда-то давно - но словно сейчас - ясный день... Их трое - он и два его давних друга. Истар толкает с обрывистого морского берега диковинное сооружение, похожее на исполинского воздушного змея, Лауральдо сидит на сооружении верхом, а Менельдур стоит рядом и смотрит на все - змей был его затеей. "Толкай сильнее - сейчас ляжет на воздух и полетит!" Вот уже оба они толкают змея, он грузно переваливается через обрыв и скользит, скользит, скользит вниз, к морю... Брызги, громкое беззлобное проклятие Лауральдо - тот плывет к берегу, как был, в одежде, а они с Менельдуром стоят на высоком обрыве - Истар весело смеется, а Менельдур, похоже, расстроен. Ну ничего, не полетело, и ладно. Ты же ещё что-нибудь потом сделаешь - и обязательно полетишь, как мечтал... Они не знали тогда, что вовсе не вечность у них в запасе, они были юны и радовались жизни - но судьба разбросала их еще до того, как беда пришла в их земли. Где же они сейчас, его прежние друзья? Остались ли в омраченном краю, или идут, как он, навстречу неизвестной судьбе? Почему-то он был уверен в последнем.
   Вот новая картина былого... Его первый день в Форменос. Он стоит за наковальней и кует - тот самый меч, что сейчас лежит рядом с ним. Первое, чему его научили в башне Феанора - искусству ковать орудия убийства. Он держит стальную заготовку щипцами, бьет по ней молотом, а за спиной стоит опытный кузнец и подсказывает - дальше не грей, пережжешь... Клади на наковальню и теперь бей. Да не так криво, старайся, чтобы клинок прямой получился. А теперь закаляй - вот в той бочке с водой. И шевели его, когда в бочку опускаешь, бултыхай - чтоб пар закалке не мешал! И он радуется ярким искрам, вылетающим из-под молота, радуется, что впервые делает это сам - ну, почти сам... Для чего? Для того, чтобы эти мечи очистили от мрака и владычества Черного Врага далекие Сирые Земли? Или для того, чтобы прорубить этими клинками дорогу к свободе - ценой любой крови и любых проклятий?
   Вот он уходит из Форменос, с легкой ношей за плечами и тяжелой - на душе. Позади кров, приютивший его на многие годы, а впереди - только неизвестность. Именно тогда он впервые почувствовал надвигающуюся беду... Но никто не узнал в его последних негромких шагах по гулким коридорам Форменос первые отзвуки грядущих громов.
   Вот... вот трубит походный рог, разрывая ткань снов. Прошлое вновь ушло, оставив только воспоминания, он снова лежал на холодном ветру у полупотухшего костра, вновь готовый встретить судьбу лицом.
  
   * * *
  
   ...Ущелье в горах, пронизанное холодными ветрами с окутанного мглой моря, осталось позади, и взглядам войска, упорно шагавшего на восток, открылась неширокая полоса прибрежных равнин, подернутых туманным покрывалом. Их отряд шагал в угрюмом молчании, только изредка старший отряда, Хисион, отдавал краткие указания, в которых не было особой нужды. Краткий привал - воины расселись на обочине дороги, достали из сумок припасы, чтобы подкрепить силы.
   - Мардиль, ты не слыхал, что там впереди? - спросил Истар. - Говорят, дружина Феанаро уже добралась до Гаваней, и сейчас должен решиться вопрос о нашем дальнейшем пути.
   - Нет, не слышал - ответил нолдо, прервав скорую и скудную трапезу. - Навряд ли они станут что-то решать, пока не подтянется всё войско. Альквалондэ уже близко, и пути осталось немного, а там мы узнаем всё уже точно. Я надеюсь, что нам не придётся идти по суше, потому что единственный известный мне путь - это северные льды, а я не знаю, проходимы ли они. Да во всех войсках только и разговоров ведется, что об этом. Истар, давай мы не будем думать, а подождем, пока все решат - тем более что решат это без нас.
   - Решат без нас! - воскликнул Истар. - Решат без нас, а идти все-таки нам. Ладно, ты, наверное, все же прав. Пошли.
  
   Они закинули за плечо сумки, поднялись на дорогу и быстрым шагом отправились догонять свой уже тронувшийся отряд. Где-то впереди затрубил рог - передовые отряды уже входили в приморский город эльфов-тэлери, признанных мореходов и корабелов. Вот уже и их отряд приблизился к первым домам по эту сторону гор и ступил на мостовые.
   - А где наш старший? - спросил кто-то.
   - Хисион, кажется, поехал вперед, разузнать обстановку - ответил Истар. - Скоро должен вернуться. Постойте! Слышите? Что это?
   Впереди, у моря, послышалось долгое, переливчатое гудение рогов... Воины прислушались - и узнали боевую тревогу, схватившись за мечи. Что случилось? - читалось у всех на лицах. Послышался приближающийся топот копыт, и из-за угла вырвался всадник на взмыленном коне - Хисион!
   - Впереди бои на улицах! - громко крикнул он. - Тэлери сражаются с нашим войском!
   Истар остолбенел. Эльфы - против эльфов? Здесь, в Валиноре - бой? Проклятие! Avacarima avaquetima!
   - В чём дело? - вырвалось у него. - Почему?! Кто начал?!!
   - Разрази меня Извечный Мрак, если я знаю! - раздраженно крикнул Хисион. - Но наш кано остался один, без отряда, и послал меня за подкреплением! За мной, воины! - и он медленной рысью, чтобы пешие эльфы от него не отстали, поскакал вглубь улицы.
   Бойцы бросились за ним вдогонку, все - с мечами наголо, все - потрясенные, но готовые к бою. Как это могло быть? Кто напал первым? Феанор? Похоже на него - но не мог же он ни с того ни с сего начать убивать корабелов, пусть даже и получив от них отказ в помощи? Или мог?
  
   - Стой! - послышался резкий окрик Хисиона, и сразу после него - свист летящей стрелы. Истар резко обернулся. В конце улицы - двое. Тэлери. С луками и ножами - против мечей и доспехов нолдор.
   - Взять! - крикнул Хисион, пустившись с места в галоп, пригнувшись к седлу и приготовившись к удару мечом, но стрелки разбежались в разные стороны, выпустили по стреле и скрылись в переулках. Стрелы не попали - одна просвистела у самого уха Мардиля - но только разозлили нолдор. Мардиль, Истар и еще двое побежали в один из переулков, Хисион и еще один боец - за вторым. Вот он... где-то здесь. Мардиль отбежал влево с натянутым луком, а Истар, натянув свой, медленно пошел вперед, и тут заметил скрывшегося. Эльф-тэлеро стоял в тупике переулка с поднятыми руками, в страхе вжимаясь в стену, его лук лежал в стороне, видимо отброшенный.
   - Не стреляй! - надрывно крикнул он и упал на колени. Истар опустил лук и медленно подошел к нему.
   - Успокойся, я не хочу тебя убивать - негромко, мягко сказал он... и у самого его левого бока просвистела стрела и попала дрожавшему от страха тэлеро прямо в грудь. Он вскрикнул, упал на живот и затих.
  
   - Кто это сделал? - крикнул Истар. - Кто его убил? - он резко обернулся и увидел Мардиля, в руке которого был лук со спущенной, ещё дрожавшей тетивой. - Ты что сделал? Он же был без оружия!
   - Без оружия? Его стрела чуть не достала меня! - Мардиль подскочил к убитому и перевернул его на спину. - Действительно без оружия - уже тихо сказал он. - Я убил безоружного...
   - Он же просил меня не убивать его! - все так же громко прокричал Истар. - Я пообещал что его не убьют, а из-за тебя получилось, что я его обманул! Ты не только сам безоружного убил - ты и меня сделал обманщиком!
   Не ответив, Мардиль развернулся и побежал обратно на улицу, Истар - за ним. Хисион, уже пеший, прихрамывавший и с окровавленным мечом, ждал их там вместе с остальными нолдор.
  
   - Вы прикончили его? - спросил он.
   Мардиль вышел вперед и молча кивнул.
   - Никто не ранен? - окликнул старший свой отряд. - У меня убит конь, но сам я невредим.
   - Какой там ранен... - ответил Истар. - Он бросил свое оружие, и я хотел взять его живым, если бы не Мардиль!
   - Тогда вперед! - Хисиона, похоже, нисколько не задело произошедшее, и он бросился дальше, туда, где, по его словам, был бой. Сколько они бежали по улице, Истар не помнил, но вскоре показалось поваленное дерево, преграждавшее дорогу. У дерева стояли несколько вооруженных нолдор в сине-золотом - такие же дружинники Финголфина, как и они сами.
   - Где Аракано? - крикнул им Хисион. - Жив?
   - Жив... - отозвался один. - Даже не ранен. Бой почти закончился - у нас, говорят, убили всего десяток, и столько же - у Феанаро. Корабли взяты, только места на них не хватит для всех, и Феанаро со своими присными уже расположился на лучших.
   - А у них сколько жертв? - не удержался от вопроса Истар.
   - Тэлери убито больше сотни, я не знаю сколько... Это даже не битва была, а какая-то резня, словно и не воины мы, а убийцы беззащитных - проговорил тот же дружинник. - А кто начал-то? Феанаро, что ли?
   - Не знаю я, кто начал - ответил Хисион - только ничем хорошим это не кончилось ни для них... ни для нас. Судите сами: на кораблях кто? Феанаро со товарищи. А что думает Феанаро о нашем войске, Нолофинвэ, Арафинвэ и их сыновей? Считает бесполезной помехой, на помощь от которой и надеяться не стоит. Пошлет ли он за нами свои корабли? Нет!
   - Да и сами мы трижды подумаем, прежде чем на них ступить, даже если нам и дадут такую возможность - добавил еще кто-то из отряда. - Мы если и убили кого-то в этой резне, то не все и не больше одного, а у феанарова войска руки по локоть в крови, ведь они дрались в самой гуще. Спрашивается, нужны ли нам корабли, добытые такой ценой?
   - А вот этого не надо! - резко оборвал его Хисион. - Мы тоже убивали, это во-первых. А во-вторых, как будто ты знаешь другой путь на ту сторону!
  -- Мы все его скоро узнаем... - последовал ответ.
  
   Глава 3.
  
   Первая эпоха. Северные земли.
  
   - Амбармор! Ты что, заснул?
  
   Бронвег слегка дотронулся рукой до плеча чуть задремавшего Амбармора, и разум эльфа вновь вернулся в настоящее. Прошло совсем немного времени, гости ещё сидели на скамье и разговаривали о чем-то.
   - Так ты хоть расскажи, что там творится, на юге? - спросил Бронвег. - А то мы тут сидим и не знаем, что вокруг, в мире происходит. Этак рухнет наконец Твердыня, сдохнет Моргот, а мы последними об этом узнаем.
   - Ага, сейчас, так он и сдохнет - покачал головой Марлинг. - Но что-то там и вправду происходит, как-то зашевелилась Корона Севера. Я, когда меня сюда вели, видел: все солдаты шли нам навстречу, на юг. И рыцари Аст Ахэ тоже что-то говорят, что, мол, случилось что-то. Беспокойство какое-то ощущается. Но в землях северных кланов все вроде бы по-прежнему, а в Белерианде - только хуже. В Хитлуме Хьорновы мироеды совсем распоясались, а по лесам то тут, то там шныряют отряды повстанцев - особенно у границы, где кончается Хитлум, у долины Сириона. И сынишка мой тоже туда подался, в шайку какого-то Тени. Может, потому я и здесь, за сына...
   - Как ты сказал? Тени? - переспросил Бронвег. - А то я не знаю Тень! Я несколько лет воевал с ним в одном отряде. Мытные обозы Хьорна брали, засады на карателей устраивали, пока я сам не попался. Не оркам, и не вастакам - то были черные рыцари из Аст Ахэ. Я сам-то из Верных, был, во всяком случае, а эти нелюди нас не терпят. Хорошо хоть, не убили сразу.
   - А кто он, этот Тень? - спросил Марлинг.
   - Эльф. Из нолдор, это сразу видать. Он рассказывал мне, что был в плену в Твердыне, а потом его освободили. В те времена, как он говорил, черные рыцари ещё не те были, что сейчас, и такое бывало - когда отпускали пленного за просто так. Только эта свобода, как и все у Моргота, с изъянцем оказалась. Не верил ему уже никто в оставшихся эльфийских городах - тогда ещё не все были разрушены, и остатки Верных среди людей его тоже не приняли. И остался бедняга между двух огней. А потом и Верных-то уже не осталось, только изверившиеся, вроде него; они-то и есть те, кто нынче воюет с Морготом с оружием в руках. Воюют, а зачем - сами не знают.
   - И тут альв... - пробурчал Марлинг. - Плюнуть некуда, кругом одни альвы. И ведь не воюют сами, не трудятся сами - руководить и наставлять предпочитают...
   - Подожди! - вмешался Амбармор, пропустив мимо ушей бурчанье вастака. - А почему этого эльфа так странно зовут?
   - А это не имя - ответил Бронвег. - Это прозвище, или что-то вроде прозвища. Настоящим именем он уже не называется давным-давно. Это долгая история, он рассказывал её при мне, но я не помню её всю. Знаешь, Амбармор? Чем-то он, мне кажется, на тебя похож. А ты-то сам кем был раньше и за что попал сюда?
  
   Амбармор оглядел комнату и тяжело вздохнул.
   - Бронвег, ты не станешь обходить мой дом за лигу, если я тебе скажу?
   - Знаю я, слышал, что ты раньше служил Морготу - ответил тот. - Хочется верить, что по принуждению. Ведь я же вижу, что ты не такой, как его нынешние палачи - солдаты из северных кланов, орки... И особенно эти проклятые черные рыцари.
   - И тем не менее - спокойно ответил Амбармор. - Сто лет назад я был рыцарем Аст Ахэ.
  
   Повисло молчание. Гром невозмутимо продолжал возиться у печки, а гости замолчали в удивлении. Наконец, тишину нарушил Марлинг.
   - Так сказывают же - выговорил он - что рыцари Твердыни не бывают бывшими! Что у них там какие-то особые узы на всю жизнь, чуть ли не колдовство!
   - Это так - кивнул Амбармор. - Но я исключение. И мне стоило немалых страданий избавиться от этих уз.
   Он медленно потянул левой рукой перчатку с правой, и его лицо скривилось от боли. Бронвег взглянул - рука под ней была замотана тряпицей, пропахшей смесью запахов: лечебные травы - и засохшая сукровица. Амбармор поддел край тряпицы и размотал её.
   Открывшееся зрелище было способно отбить аппетит надолго. Ладонь на правой руке Амбармора изнутри представляла собой один большой воспаленный ожог.
   - Раньше только Мелькор мог похвастаться таким увечьем - с горькой усмешкой произнес Амбармор. - А теперь и я могу. Правда, у него на двух руках...
  
   * * *
  -- А теперь - вперед! - отдает приказ Амбармор. - Сейчас - настало время!..
  
   И словно ткань видения оказывается наброшена на его глаза. Темная ткань, и во тьме он вновь видит лицо Мелькора. В его памяти оживает картина того дня - или ночи? - когда Черный Вала впервые явился в его видении. Тогда он звал, и Амбармор откликнулся. Но теперь он с трудом произносит сквозь зубы: "Нет, я не хочу больше быть с тобой. Ты - обманщик и злодей, и я больше не хочу называть тебя "Учителем"!"...
   Он чувствует, как от Валы исходит волна гнева, смешанного с досадой. Он не может понять, что именно ему говорит Мелькор, но он почти кричит в ответ: "Прочь! Я признаю свою вину во всем зле, что совершил по твоему приказу, но больше этого не будет, слышишь! И я клянусь отныне противостоять твоему злу во всем, до победного конца! Убирайся!"
   Лицо Мелькора исчезает, и сменяется другой картиной - подземелья Твердыни, орочья казарма. Он вспоминает - это его первый спуск туда, вниз. Двое здоровых орков встают и направляются к нему, и, приблизившись, ревут:
   - Парни, вы поглядите, кого нам привели! Это же голуг!
   - Молчать! - приказывает он, старательно подражая интонациям Гортхауэра, но, по-видимому, выходит неубедительно.
   - Голуг-пленный, это мы понимаем - проговаривает передний орк - голуг-закуска тем более, а вот голуг-начальник это что-то совсем новенькое. Мы и черных-то этих едва терпим, хоть они и люди...
   В душе Амбармора вновь, как тогда, вспыхивает гнев, и он чувствует течение силы - так же, как и четыре года назад с Мелькором. Он как будто наяву видит чёрную молнию, поражающую обидчиков...
   "Да..." - думает он. - "Это было. Я воспользовался магией Мелькора, чтобы сломать и подчинить себе орков... Было. Виноват."
   Подземелье уходит, свет гаснет, но ненадолго. До ушей Амбармора доносятся голоса людей.
   - Слышишь, Борг! Там, с северной стороны, какой-то шорох! Сходи на стену да проверь, не орки ли полезли.
  -- Да какие орки, ты что говоришь? Они бы сразу начали стрелять, вон Руин поднялся наверх, он бы заметил. Я лучше тут посижу, пока сотник не прикажет на пост идти - лениво отзывается другой голос.
   Каменные стены, большие кованые двери с каждого из торцов, двери поменьше, люк и лестница наверх - и один толстяк в кольчуге, оторопевший от неожиданности. Это - маленькая застава на Ард-Гален, незадолго до Браголлах. Понятно - толстяк, видя эльфа, не воспринимает его как врага.
   - Так, а теперь - бросай оружие . - При этих словах из люка появляется голова Уртханга.
   Завязывается бой. Он, Амбармор, приказал оркам вырезать целую заставу. "И это было. Но ты-то, толстяк, как тебя звали-то? Боргил, сын Дайруина, кажется? Разве тебя не оставили в живых, и разве не благодаря мне? И все равно - виноват."
  
   Картина меняется. Он идет прямо через огонь по горящей степи. Вокруг - дым и непроглядная темень, очень тяжело дышать, даже несмотря на мокрую, горячую тряпку на лице, и дым ест глаза, даже сощуренные в тонкие щели... За спиной - топот орков. А прямо перед ним - одинокий нолдо, тоненький, как девица, посреди огня, без шлема - золотые волосы рассыпаются по плечам. Айканаро, Аэгнор...
   Ничего не говоря, Амбармор кладет правую руку на рукоять меча и жестом, вытянув левую руку и сделав подманивающее движение пальцами, показывает противнику вступить в бой. Быстрый выхват и столь же молниеносный удар - нолдо едва успевает отбить. Удар, еще удар - и слегка изогнутый меч Амбармора рассекает лоб противника, задыхающегося, кашляющего от дыма. Последнее, что видет арфинг - это тряпку, спавшую с лица врага, и само его лицо - лицо эльфа. Пленных не брать - таков был приказ.
   "И это было. И в этом тоже виноват - что исполнял преступные приказы..."
   И снова гаснет свет, и снова загорается - и новое видение. Ворота Аст Алхор, крепости Острова Волколаков. Он входит в них и поднимается в башню.
  -- А, айкъет'таэро Черной Руки? - это Гортхауэр, он, кажется, ждет его. - С чем пришел, плутоватый книжник?
   Амбармор достает из поясной сумки толстый запечатанный свиток. Шпионские донесения из Нарготронда. Свиток берет не Гортхауэр, а Тхурингвэтиль, чтобы унести в Твердыню...
   "И это тоже было. Я шпионил для Мелькора - в Бретиле, в Нарготронде... Обманывал тех, кто мне верил. Ясное дело - виноват, но ведь дальше-то, дальше!.. Забыли, что ли, что началось дальше?"
   Нет, никто не забыл, что было дальше. Потому что никто не показывает ему стояние в Шутовской Башне, когда он с горсткой рыцарей заперся на все засовы, чтобы не отдать одиннадцать эльфов на съедение волкам. Никто не показывает ему, как он отзывает заградительные отряды из армии Дортониона. Никто не показывает ему, как он тайно приходит в Феннен, чтобы раскрыть перед нолдор свой маленький заговор. Никто не показывает ему, как Серебряная Рука собирается, теперь уже вчетвером, и принимает решение - выступить против Мелькора. Значит, это было - правильно...
   Видение исчезает, и к Амбармору возвращается осознание, когда и где он - на лестнице Твердыни, перед входом в тронный зал. Перед лицом Властелина - трое, Амбармор, Дайна и Борварт, спускаются в тронный зал Твердыни и идут навстречу ему с обнаженными клинками.
   - Так называемый и пресловутый Учитель! Твое время закончилось!! Мы - Серебряная Рука!!!
   И дрожит пол в тронном зале, и останавливают натиск войска Севера в Битве Бессчетных Слёз. Амбармор поет чары, захватывая внимание Мелькора - теперь врага - на себя. Мелькор начинает свою песню, поначалу дивную, мечтательную, полную образов звёзд во Тьме, полыни, маков и деревянных домов Эллери Ахэ, потом все более гневную, по мере того, как понимает, что перед ним созревший повстанец, которого не поколеблют проповеди; песни Силы сталкиваются, а Борварт призывает стихию Севера, забирая Силу у Властелина, которому сейчас не до человека-колдуна. И уловка срабатывает: сплетение чар и магии достигает цели, враг скован льдом, а корона с двумя Сильмариллами падает на пол. Все ярче сверкают Сильмарилли, а в дверях появляется Гортхауэр с обнаженным мечом. Теперь уже обессиленный черный нолдо сражается не на песнях, а на клинках... Удар, ещё удар, меч, скованный в Твердыне, сломан, и Повелитель Воинов приближается... Амбармор протягивает руку к одному из Сильмариллов, вырывает камень из короны и вдавливает кажущийся раскаленным светоч прямо в глаз своего врага! Его пронзает боль, он теряет сознание, а в его ушах в последние мгновения видения - звук, как будто лопается огромная струна...
  
   * * *
  
   Амбармор снова замотал тряпицу и, поморщившись, натянул обратно перчатку.
   - Так или иначе, мне удалось избавиться от того, что называется узами таэро-ири. Но закончилось все плохо, бездарно этак все закончилось. Дошутился я, ребята. А все потому, что ожидал честной игры...
   - Кто? - Бронвег усмехнулся. - Это Моргот-то честный? Скажи мне, Амбармор, все черные рыцари тогда были такими глупцами, или только ты?
   - Все, Бронвег. Они и сейчас почитают своего Тано мудрым и благородным Учителем и очень обижаются, когда им говорят, что он кровавая собака. Хотя в те времена он и вел себя не так, как нынче...
   - А почему?
   - А я тебе скажу, почему. В те времена ещё были живы эльфийские королевства, и люди были вольны выбирать, за кем идти - за ними или за Мелькором. А если о тебе все говорят как о кровавой собаке, то кто ж за тобой пойдет? Эльфы заботились о людях и учили их, и Мелькору приходилось делать то же самое - чтобы от него не сбежали к эльфам все северные кланы. Эльфы были благородны, и ему приходилось играть в благородство. А потом эльфов не стало, и Мелькор стал полновластным хозяином - и тогда он сбросил маску доброго Учителя и показал свой звериный оскал. Тогда-то Корона Севера и стала такой, какая она есть сейчас. Многие поняли, какого дурака сваляли, но было поздно. Самые понятливые стали уходить в леса, сбиваться в бродячие отряды и бить солдат Твердыни и их приспешников из лесных убежищ. Только все больше таких повстанцев заканчивало жизнь либо от мечей карателей, либо на виселице, либо в местах вроде вот этого...
  
   - Амбармор, а ты не боишься разглагольствовать о таких вещах? - нахмурившись, спросил Марлинг.
   - Да здесь-то чего бояться, в самом деле? Тут доносчиков нет, потому что отсюда все равно никто не выходит, а дальше, чем сюда, сослать просто невозможно. Это как в старой шутке: сидят двое лоссот на краю света, болтают ножками, свесив вниз с края, и один другому говорит: Знаешь, однако, какую я шутку слыхал про учителя Мелькора? Другой ему отвечает: нет, однако, не надо, еще сошлют... Мы все здесь обречены на смерть, и только возможность, не боясь, говорить правду чуть-чуть подслащивает горькую участь.
  
   - Ладно, Амбармор, мы, пожалуй, пойдем отсюда - произнес, наконец, Бронвег. - Пошли, Марлинг.
   Гости встали из-за стола. Бронвег накинул рваный, старый тулуп и съёжился, открывая дверь. За ним и вастак с неохотой вышел на мороз, а Амбармор встал, закрыл поплотнее дверь и спрятал на полочку деревянные кружки, из которых пили гости. Настой в его кружке уже остыл.
   - Гром, у тебя не будет ещё кипятку?
   - Отчего ж не будет? Вот, хозяин, дай-ка я налью! - Гром снова подлил в крепкий настой кипятка. Печка остывала, и орк кинул туда ещё угля.
   - Уголь кончается - изображая глубокомыслие, произнес Гром.
   - Завтра сходим к начальнику поселения и принесем новый, и хлеба заодно - ответил Амбармор, доставая из кошеля, лежавшего под окном, золотой самородок, найденный днем раньше в прииске. В свободных землях на него можно было бы купить целое крепкое крестьянское хозяйство, а здесь хозяева поселения дали бы за этот самородок только полмешка угля да две-три краюхи хлеба, ну может ещё мяса вяленого несколько кусков. Только, чтобы каторжники выживали и работали дальше.
   - Гадская дрянь, это золото... - проворчал Гром.
   - Твоя правда - кивнул Амбармор. - Здесь честные люди гибнут за него, а там, на юге, Мелькор покупает на это золото предателей и головорезов. Впрочем, теперь-то ему и покупать никого не надо. Вся шелупонь, поди, сама стремится ему служить.
   - Амбармор!
   Дверь протяжно скрипнула, и показалась Аэнни. Невысокая тонкая женщина-эльф, закутанная в плащ, такой же, как и у Амбармора. Волосы - чуть до плеч, русые, лицо - по-эльфийски красивое, но печальное. Не до веселья, при такой-то жизни.
   - Амбармор, я же тебя просила - не надо по столько раз повторять один и тот же разговор! Ты только бередишь себе душу, ведь сделать ничего не можешь.
   - А о чем же ещё говорить? - пожал плечами Амбармор. - Об угле? О рудниках?
   Аэнни подошла к скамье и села рядом с Амбармором.
   - Мне уже и говорить-то стало не о чем - невесело продолжал Амбармор. - Нам остаются только воспоминания. Помнишь наш первый день на поселении?
   - Да, ты прав - ответила она. - Остаются воспоминания. Мне тогда стоило больших трудов тебя найти...
  
   * * *
   Аэнни вновь прошла, не пригибаясь, под решеткой каменных ворот вслед за сгорбившимся стражником, и её взгляду опять открылся тесный двор мрачной крепости из серого камня. Она быстрым шагом пересекла дворик и направилась к донжону. Двое стражников узнали её и впустили. Деревянные ступени, чадящие факела, и вот она - комната, где её ждал начальник Гоннмархеймского пересыльного острога.
  
   - Я ещё раз повторяю вам, госпожа аст'эайни, что вашего эльфа среди моих заключенных нет - лицо начальника столь же тускло, что и медные пуговицы на его куцем темно-сером полукафтане, на котором контуром вышиты листья березы - дхол'таэро, капитан воинов коронных войск.
   - Этого не может быть... - говорит она. - Амбармор здесь, так мне сказали на юге. Вы не можете его не узнать - он бывший.... рыцарь Твердыни.
   - У нас тут нет рыцарей, сударыня. У нас все больше каторжники.
   - Вы же обещали мне узнать о его судьбе!... - Аэнни дотрагивается до кошеля на поясе.
   - Ну, обещал, так обещал... - старик открывает сундук, и в ноздри Аэнни бьет запах затхлых чернил. - Вот он, в списках отбывших.
   - Он отбыл? Куда?
   - В каторжное поселение Дальних гор, что на востоке Ардис Хэлгэайни. Вместе с двумя десятками других ссыльных.
   - Дальних гор? А как туда попасть? - сердце Аэнни замирает.
   - Уж не думаете ли вы, госпожа аст'эайни, пробираться туда? Это невозможно. Там запрещено находиться свободным подданным Короны.
   - Тогда передайте в Твердыню вот это! - Аэнни резким движением бросает на стол свернутый в трубочку пергамент.
   Старый начальник поднимает пергамент и разворачивает.
   - Госпожа аст'эайни, вы не в своем уме - говорит он, покачав головой. - Вы понимаете, что означает эта грамота, что вы написали? Это означает, что вы отрекаетесь от всех своих заслуг перед Твердыней властелина Мелькора и отказываетесь от дальнейшей службы в качестве воина Слова Твердыни!
   Она, не сказав ни слова, кивает головой. Она, последняя, оставшаяся на свободе из всей Серебряной Руки - потому что Амбармор велел ей остаться в тот день в своих комнатах. Он не позвал ее с собой, как Дайну и Борварта, брать Учителя за жабры. Но судьи и сыщики Твердыни рано или поздно доищутся, кто был пятым пальцем Руки - так не лучше ли закончить все сразу?
   - Нашли с кого брать пример! - он хмурится. - С каторжника, изменника перед лицом Властелина и Короны Севера! Что ж, теперь я имею все основания осудить вас в измене...
  
   * * *
   - Признаться, я тогда сильно удивился, когда очередной корабль среди осужденных мятежников привез тебя... - сказал Амбармор, призадумавшись.
  -- Знаешь - ответила Аэнни - мне кажется, что я ещё не раз тебя удивлю.
  -- Ссылка тебя изменила, Светлячок - ответил он. - Ты стала... странная. Если раньше ты просто чего-нибудь отчебучивала, то сейчас... как бы сказать... ты отчебучиваешь, считая, что так и надо, и не понимаешь, в чем была неправа. Тот раз был первым, раньше за тобой такого не замечалось.
  -- Ты тоже стал другим - сказала она. - Раньше ты был рыцарем. Сильным, честным, добрым. А теперь ты просто злобный шут.
  -- Но с другой стороны... - Амбармор помолчал и подошел к печи, уже еле тлевшей - хотелось бы, чтобы судьба всегда удивляла так приятно, как в тот день. Так нет же, вся моя жизнь - проклятия и раздоры. И воспоминания о ней тоже приносят страдания...
  
   4264 год Эпохи Древ. Араман, Великое море.
  
   Войско нолдор медленно выходило из Валинора. Уже не было того боевого пыла, что зажег в сердцах собравшихся Феанор своей речью, ведь все понимали, что идут уже не на священную войну с Черным Врагом, а на бунт против Валар. Вдоль берега медленно плыли корабли, добытые через убийство, а по берегу брели усталые воины, глядя на север - а за ними, позади, шли и женщины нолдор, отправившиеся вслед за своими мужьями и любимыми. Отплыть было решено из северных пустошей Арамана, где оставшееся на берегу войско должно было дожидаться возвращения кораблей, на которое мало кто надеялся. Сколько дней они так брели - не знал никто, ведь счет дням был утерян после падения тьмы, но привалов-"ночёвок" со дня ухода из Гаваней прошло семь.
  
   Они шли на север, и постепенно становилось холоднее. Мягкая, приятная погода, обычная для Валинора, постепенно сменялась холодными ветрами и изморозью северных пустошей, и приходилось надевать на себя всю одежду, чтобы сохранять прежнюю ходкость. А на привалах, у костров, нолдор вновь и вновь обсуждали произошедшее в Альквалондэ. Как выяснил Истар, зачинщиками резни действительно были Феанор и его сыновья, которые хотели любой ценой получить переправу через Море - и его имя уже проклинали.
   Вот уже снова загорелись костры привалов, слегка проредив мрак, и войско расположилось на отдых на узкой полосе берега между скалами и морем. Но ветер крепчал, и звезды застили тучи, готовые в любой момент обрушиться холодным ливнем, сталкиваясь с громом и сполохами, и вот уже на землю начали падать первые капли. С темного моря ударил новый порыв ветра, и вспыхнула молния - а ее вспышка на миг озарила высокую фигуру, стоявшую на вершине скалы. Ударили далекие раскаты грома, и вместе с громом скалистый берег заполнил голос - низкий, громкий, мрачный и устрашающий, и слова его слышали все:
   - Остановитесь и внимайте, нолдор! Я, Намо Мандос, Судия, Сила Закона и Судьбы, обращаюсь к вам со словом от всех Стихий!
   Все костры погасли разом, как свечи на порыве шквального ветра, а нолдор, изумленные и устрашенные, обернулись наверх.
   - Вы запятнали свои руки невинной кровью, и понесете тяжкое наказание! Слезы бессчетные прольете вы, а мы оградим Валинор от вас, мы исторгнем вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Гнев Валар лежит на доме Феанаро, и ляжет он на всяком, кто последует за ними, и настигнет его где бы то ни было, на западе или на востоке! Клятва поведет вас - и предаст, и вырвет из рук сокровище, которое вы поклялись добыть. И все, что начнете вы в добре, закончится лихом, брат будет предавать брата и сам страшиться измены. Изгоями станете вы навек!
   Несправедливо пролили вы кровь своих братьев и запятнали Благословенную землю, и за кровь вы заплатите кровью же, и будете жить вне Амана под тенью Смерти. Ибо, хотя промыслом Единого вам не суждено умереть в мире, и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены, и сражены вы будете - оружием, муками и скорбью; и ваши бесприютные, лишившиеся надежды души придут в мои чертоги. Долго вам жить там, и тосковать по миру живых, и не найти сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили, просили за вас. Те же, кто сумеют остаться в живых в Сирых Землях и не придут в Мандос, устанут от мира, как от тяжкого бремени, истомятся и станут скорбными тенями печали для юного народа, что придет позже.
   Таково слово Сил Мира!
  
   Снова прогремел гром, с моря ударил новый порыв ветра, а в скалах еще звучали отголоски страшного пророчества. Но Феанор, как видно, не был напуган - его голос, негромкий по сравнению с голосом Стихии, прорвав вой ветра, прозвучал над берегом:
   - Нет! Мы поклялись - и не шутя, и клятву свою мы сдержим! Ты сулишь нам многие беды и предательство - в первую голову, но никто не посмеет сказать, что нас погубят страх и малодушие! И мы пойдем вперед и примем любые проклятия, и дела, совершенные нами, будут воспеты в песнях, и не забудутся до последних дней Арды!
   Но он уже обращался к пустому месту: темная фигура на вершине скалы исчезла, будто её не было. А по войску, безмолвствовавшему было до этого, прошел ропот, все усиливающийся и разрастающийся.
   - Мы дальше не пойдем!
   - Феанаро ведет нас на погибель!
   - С нас хватит лиходейского убийства!
   - Лучше жить во тьме, чем уходить навстречу смерти!
   - Стойте! - Феанор, взобравшись на мостик корабля, попытался перекричать свое войско. - Устыдитесь своего малодушия! За мной, кто из вас не трус!
   Но шум поднялся такой, что его криков не услышал никто. Один за другим, эльфы вставали, бросали оружие и шли обратно, в сторону Гаваней. И не только простые воины повернули назад - среди уходивших скакал на коне золотоволосый всадник в белом - Финарфин, брат Финголфина и Феанора. И, завидев его, все больше воинов поворачивало назад.
   - Враг с вами! - крикнул им вслед Феанор. - Уходите, проклинайте мое имя и дальше! На вас и без того не было бы никакой надежды в бою, раз вас напугали какие-то слова!
  
   Наконец отступившее войско, не верившее больше Феанору, скрылось во мраке, а оставшиеся вновь разожгли костры, готовясь к новому переходу. Гроза миновала, но быстро холодало, и вот уже с темных небес посыпались белые мухи, и воины пересаживались поближе к огню.
   Истар смотрит в огонь и думает, не видя ничего вокруг. Костер стреляет искрами и дымит, пуская едкие клубы прямо в лицо эльфу, но тот не замечает. Проклятье, неужели Силы Мира правы в своем пророчестве, и впереди только смерть? И куда же направить свой путь в это время тьмы? И как идти? Намо предрекал предательство, и не зря: Истар уже почти не сомневался, что Феанор не вернется за ними на кораблях. Неужели - Вздыбленный Лед? Или - попытаться попасть на корабль? Как?
   - Мардиль? - Истар позвал своего единственного товарища, ведь больше не с кем было поговорить. - Ты где?
   - Он ушел куда-то - проворчал в ответ Хисион, казавшийся в ещё более скверном настроении, чем тогда, в Гаванях. - Куда-то к морю. Еще не хватало чтобы он ушел с Арафинвэ, когда нам так не хватает бойцов...
  
   Истар вскочил и быстро зашагал к берегу. Камешки хрустят под ногами, а опостылевший ледяной ветер продирает до костей... Он миновал еще несколько костров и спрыгнул на галечный берег, осматриваясь.
   - Мардиль!
   Берег пуст, только на приколе покачиваются несколько кораблей - небольших и пустых, дружинники Феанора, что плыли на них, вышли на берег для привала, устав, по-видимому, от качки. Ну точно, ушел с Финарфином. И не с кем посоветоваться... Он надеялся, что Мардиль поделится с ним своими мыслями о дальнейшем пути, и они вместе решат, как попасть на корабль, потому что идти через северные льды не хотелось никому. Но вот он предоставлен самому себе - и решай что хочешь. Попроситься к Феанору или кому-то из феанорингов? Сам Феанор его слишком хорошо помнит, тут благосклонности с его стороны не жди. Да и у других, видимо, лишних мест нет, все наперечет. Вон они, у тех костров, отдыхают от палубы и соленого ветра. А на кораблях - никого. А ведь Истар долго жил среди тэлери в Гаванях и обучен у них мореходному мастерству...
   К чему эта мысль? Увести корабль? Нет, это было бы нечестно. Но...
   - Нечестно?! - Истар сам не заметил, как заговорил вслух. - А убивать мореходов-тэлери честно? А честно занимать лучшие места, оставляя другим лишь напрасные надежды и трудный путь на север?
   Увести корабль. Но это слишком безрассудный шаг. А, в самом деле, какие у него другие выходы? Ждать возвращения кораблей на холодном берегу? Нет, это слишком зыбко, не вернутся они. Идти через Север? Еще хуже, не хватало замерзнуть там. Никаких других путей не предвиделось.
   Увести корабль...
  
   - А куда подевался Истар? - окликнул Хисион своих товарищей, подойдя к костру.
   - Не знаю. Был тут только что, взял мешок и ушёл куда-то. За Мардилем в Тирион, наверное.
   - Вот проклятие! Мы теряем воинов одного за другим - проворчал нолдо, присев у костра. - Ладно, его право. У меня тоже сердце не на месте из-за этих зловещих пророчеств. Я надеюсь, не будет больше отступников? - он окинул спутников суровым взглядом. Ответа не последовало.
  
   ...- Стой! Кто здесь? - услышал Истар чей-то окрик, вздрогнув.
   Этого еще не хватало. Стало быть, феаноринги все-таки выставили часовых. Сколько их? Похоже, только один. О Единый, что делать-то? Истар судорожно схватился за рукоять своего экета.
   - Свои - отрывисто бросил он, пытаясь не выдать дрожи в голосе. Сейчас, только подойду поближе... Дай-ка хоть взглянуть на тебя, вояка. Меч на поясе, легкий кожаный панцирь выглядывает из-под теплого черного плаща с восьмиконечной звездой-застежкой и черно-красного нарамника. Ничего опасного, такой же недавний горожанин, как и он сам. Резня в Гаванях была единственным его сражением. Вот, уже, кажется, пора. И чего это руки трясутся?
   - Какие ещё сво... - часовой не докончил фразы, так как острая сталь прикоснулась к его шее, надрезав воротник.
   - Тихо, молчи... Не поднимай шума - Истар все так же отчаянно боролся с дрожью в голосе. Еще не хватало, чтобы сейчас этот воин поднял на ноги весь лагерь. - Убери руки от оружия и веди меня на свой корабль.
   - Avacarima... Так правду говорил нам Мандос о предательстве! - свистящим шепотом произнес часовой.
   - Молчи, я сказал! Молчи и веди на корабль. - Истар уже почувствовал себя поувереннее, страх постепенно отступил.
   Феаноринг, озираясь, зашагал в сторону ближайшего корабля, Истар - за ним, держа кончик меча между его лопаток. Надо бы отнять у него меч... Ну ладно, на корабле соображу.
   Они подошли к самому морю, где на берег была вытянута тонкая доска, прошли по доске и оказались на палубе корабля - небольшого, с треугольным парусом. С таким вполне возможно справиться в одиночку, значит брать с собой феаноринга необязательно...
   - Брось свой меч. Двумя пальчиками бери, не всей рукой, - клинок зазвенел о палубу. - Заведи руки за спину.
   Истар взял с палубы моток веревки и плотно связал ему руки, а в рот засунул клок, оторванный наскоро от его рубахи. Все, можно сбрасывать его на берег. Тяжеленький ты, однако... Готово.
   - На, вот твой меч. Развяжут - подберешь! - негромко сказал он напоследок часовому, бросив на берег меч. - Прощай! - с этими словами Истар вытянул мосток и дернул якорь. С третьего рывка якорь оторвался от дна, и вскоре был уже на палубе.
   Корабль медленно отходит от берега. Получилось. Стой, а что это? Из каюты парусника раздались шаги и проклятия. Стражник здесь не один.
   На палубу выскочил еще один стражник - темноволосый эльф, одетый так же, как и его оставшийся на берегу товарищ. Тоже с мечом.
   - Ты кто такой?! - крикнул он. - Почему корабль уходит?
   - Я теперь кормчий этого корабля - хрипло ответил Истар. - А у тебя есть последняя возможность спрыгнуть в воду и плыть к берегу, пока мы ещё не в открытом море.
   Стражник мгновение колебался, но выхватил меч и пошел на Истара. Тот отскочил в сторону и только тут запоздало понял, что под плащом на стражнике тяжелый панцирь, а значит плыть он не сможет и будет драться до конца. Стражник угрожающе замахнулся мечом, но Истар увернулся и подставил под удар только полу своего плаща - ненадежный щит, но все-таки. Плащ с треском распоролся, а Истар, резко развернувшись, кольнул стражника в плечо. Да, точно, панцирь, таким ударом его не пробьешь. Истар отразил своим коротким мечом удар меча стражника, отскочив в сторону, а легкий кораблик угрожающе закачался. Устояв на ногах, Истар попытался подсечь ноги стражнику - но его меч плохо подходил для такого удара, и тот легко отбил его. И вдруг палуба резко дернулась...
   Раздался глухой стук, и Истар упал. Похоже, неуправляемое суденышко наскочило на какой-то подводный камень. Только бы ничего не пробило... За бортом плеснула вода, и Истар только сейчас сообразил, что упал и стражник - только в воду. Он подбежал и склонился над водой - и в слабеньком звездном свете увидел идущего ко дну, уже скрывшегося в воде под весом доспеха феаноринга.
  
   Поздравляю, сказал себе Истар. Теперь и ты - убийца. Только этот воин убивал почти безоружных моряков, а он справился с превосходящим по доспехам и оружию противником, к тому же напавшим первым... но это почти не смягчало отвратительного чувства.
   Корабль не пострадал от удара о камень - видимо, крепок. Истар приспустил концы, расправив паруса, и повел суденышко, удаляясь от берега по косой. Надо только отойти в открытое море, подумал он, чтобы ветер сменился и дул на восток. Закрепив руль своим мечом, как клином, Истар ненадолго спустился в каюту, чтобы осмотреть ее. В сундуке каюты - немного съестных припасов и питьевой воды, если питаться скудно, то на пересечение моря хватит. Две койки - только спать, видимо, придется немного. Истар выбрался вверх на палубу, убрал меч и взялся за рулевое колесо. Ветер постепенно менялся, и вскоре уже можно было взять на восток. Звезды прояснились, и Истар уже мог точно определить, куда плыть. Теперь, если с ним будет удача, то он пересечет море. А потом?
   А в самом деле, что потом? Наверное, придется отправиться куда-то далеко на восток Сирых Земель и не связываться больше ни с королями, ни с битвами, ни с черными властелинами. Да, наверное, так и сделаю, подумал он, не зная пока, что еще очень не скоро осуществится этот замысел...
  
   Вторая эпоха, Пригорье.
  
   - Итак, ты говоришь что похитил корабль у феанорингов? - Хурин явно был застан врасплох рассказом эльфа. - И как же ты пересек Великое Море в одиночку?
   - Это было непросто, но рассказ об этом выйдет не слишком интересным - ответил тот. - Вряд ли вы захотите весь вечер слушать как я стоял долгими часами у руля, как попадал в бури и безветрия, как у меня закончились припасы и как... Впрочем о своем последнем шторме, уже у берегов Белерианда, я все-таки расскажу. Но - чуть попозже...
  
   Глава 4.
  
   Первая эпоха. Северные земли.
  
   Уголь в печи медленно догорал, едва тлея, и в домишке становилось все холоднее. Амбармор потянулся, приоткрыв глаза, и покосился на щелястые ставни, от которых и отдавало ледяным ветром, словно надеясь по привычке увидеть в щёлочке утреннее солнце; напрасно. Уже наступила северная зима, ночь на полгода, и в хижине было так же темно, как и ночью, хотя на далеком юге уже брезжил рассвет. Аэнни лежала рядом, и с ней было вроде не так холодно; в углу же развалился орк.
   Амбармор медленно встал и подошел к печке, взял кочергу и пошевелил угли. Они уже были слишком холодны, только в самой глубине еще теплился алый свет. Эльф подгреб горячие угли поближе, взял тонкую лучинку и поджег её от этих углей; на кончике палочки заплясал маленький веселый огонек, и Амбармор поднес лучину к масляной лампе. Стало светлее... Он встал, накинул плащ и подошел к ящику с углем, и в печку отправились последние куски этого черного камня, дарующего тепло.
   - Уже утро? - Аэнни, проснувшись от его шагов, тоже открыла глаза.
   - В общем-то, да - ответил Амбармор. - Хотя кто ж его сейчас разберет, день или ночь. Совсем как тогда, до солнца... Вставай, позавтракаем.
  
   Аэнни достала из котомки небогатый завтрак: краюху хлеба да три ломтя вяленого мяса. Один кусок мяса отложила сразу - для Грома. А Амбармор тем временем возился с печкой.
   - Амбармор, что там сейчас, на юге? - неожиданно спросила она.
   - Ох, ну ты спрашиваешь, как будто я только что оттуда - ответил Амбармор. - Но там сейчас невесело. Королевств и княжеств эльфов не осталось уже давно, если не считать то маленькое поселение на островке, о котором рассказывал когда-то Садор. Мелькор не оставил от того, что построили гости из-за моря, ничего. Людей же он предпочел не уничтожать, а подчинить себе. И знаешь... у меня создалось впечатление, что здесь он просчитался.
   - В чем просчитался?
   - Мы же с тобой повидали смертных достаточно, чтобы понять, какие они: разные, иначе не скажешь. Разные и непредсказуемые. Нолдор говорили, что Единый дал истинную свободу воли только им. Я не могу точно сказать, верю ли я в Единого вообще после всего; но этому верю охотно - они куда свободнее нас, как их не угнетай. Кто-то с радостью ложится под ярмо Мелькора, а кто-то ни за что не будет общаться с его слугами на каком-то ином языке, нежели язык меча. И вторых все больше, судя по тому, как много мятежников к нам приводят с каждым этапом. Этот конокрад, который к нам приходил с Бронвегом, наверное, единственный настоящий лихой человек за этот год, остальные - мятежники. Добрых рыцарей Аст Ахэ больше нет со времен Пятой битвы, так что у них сейчас единственный способ держать людей в повиновении: виселицы и ссылки. И люди уже проклинают своего "Учителя", даже в самих северных землях, сытых и верных Твердыне, в свое время гремело Дейрелово восстание. А теперь представь себе, что будет, если такие вот Дейрелы появятся по всему Белерианду, голодному, холодному и злому!
   - А что будет?
   Амбармор поднес зажженную лучинку к печке, вновь набитой углем и растопкой - мелко-мелко нащепленным деревом. Слегка стукнул пальцем по палочке - горящая искра сорвалась с кончика лучины, медленно опустилась на щепочки и стружку. Щепочки затеплились огнем и занялись.
   - Будет вот это - улыбнулся Амбармор. - И тогда Мелькору и его рыцарям станет жарко.
  
   Он оглянулся. За дверью, с улицы раздались шаги, и дверь дрогнула от стука.
   - Кого там несет?!! - возмущенно заорал Гром, вскочив. Стучали под самым его ухом.
   - Открыть именем Айанто Мелькора! - раздался голос с той стороны двери.
  
   Двери распахнулись, и в дом ввалились двое стражников. Одного Амбармор узнал - это был Лхор, десятник, толстый и добродушный.
   - Вставай, Амбармор. Ой не завидую я тебе... - осклабился он.
   - А в чем дело?
   - Да новый начальник. Приехал только вчера... или позавчера, кто ж его тут разберет, только обустроился, и сразу же быка за рога. Поломать тебя хотят, вот что. В который раз уже.
   Амбармор усмехнулся. Он прекрасно понял, что это означает.
  
   - Так что ты давай. Начальник сказал, собирайся с вещами. Странно, к чему бы он это?
   Да ясно все, к чему, подумал Амбармор. Молодцы ребята, скоренько сработали в этом году. Он встал, поднял лежавшую в углу холщовую сумку и перекинул ремень через плечо.
   - И вы собирайтесь! - окрикнул Лхор Аэнни и Грома. - Похоже, что Короне надоело вас кормить, и наверху решили, будто в топке вы будете смотреться лучше!
  
   Нет, Лхор. Не Корона это решила, а кое-кто еще, кое-кто другой. Он обернулся - Аэнни и Гром уже собирались, запахивая плащи. Скрипнул снег под ногами, и их повели по единственной улочке.
  
   Блям. Блям... Блям!.. - позвякивал медной колотушкой Лхор, ведя их к дому начальника поселения. Здесь такие колотушки выдавали всем стражникам, потому что их звук дальше слышен сквозь вой вьюги, чем человеческий голос. Медленный, размеренный бой - значит, все спокойно. А когда колотушки бьют быстро и часто - значит, тревога. Побег, бунт, мало ли что. Заслышав такой бой, начинают бить молотами в большие колокола стражники на башнях, и за считанные секунды вся стража поселения поднимается по тревоге - и тогда каторжанам лучше не покидать домиков и шахт. Всякого, замеченного на улицах, убьют без предупреждения. Впрочем, бывает, что и стражников убивают, а три года назад какие-то сумасшедшие мятежники попытались взять штурмом колокольную башню. Ох и чадили же в ту ночь печи...
   Снегопад, утихший было на какое-то время, вновь разразился, да еще с ветром. Это был, конечно, не мосс, но даже такой, несильный, но холодный, мокрый и пронизывающий до костей ветер отвратителен. За пеленой безумно пляшущих, несущихся, будто в ярости, в лицо хлопьев снега уже с трудом угадывались очертания домов и огни в окнах, сквозь шум ветра прорывались только размеренные удары колотушек да отдаленный волчий вой. Луны не было видно сквозь тучи, над головой будто бы разверзлась серая бездна, извергавшая клочья замерзших слез, и в умирающем свете то тут, то там мелькали тени - стража несколько раз отзывалась на них окриками, но в ответ только ветер, изводящий и терзающий, да волки. Казалось, снежная буря охватила целый мир, и дорога сквозь метель растянулась на дни...
  
   Но вот и дом начальника, Эрмахта. Скрипят двери, и Амбармора, тыкая копьем в спину, вводят вовнутрь. Одного - Аэнни с Громом оставили на улице, под присмотром. А сам начальник - молодой, темноволосый, без щетины, обветренностей и прочих характерных следов здешней жизни на лице - кивает головой.
  
   - Введите заключенного. Сесть. Ты -- Триста Шестьдесят Девятый, также известный под именами Амбармор, Къонахт, Истар, Морвион и Моръяйвар - Черный Шут, и вина твоя заключается в измене Твердыне, выражавшейся в неисполнении воинских приказов, злоупотреблении полномочиями, тайных связях с нолдорской знатью, собирании заговорщиков, самовольном оставлении братства таэро-ири, клятвопреступлении, попытке свержения власти Короны Севера, презрении к суду и неоднократном появлении на людях пьяным в день Серебра? - с места в карьер начал Эрмахт.
   Амбармор еле заметно кивнул.
   - Я виновен в измене.
   Лицо начальника расплылось в улыбке.
   - Я виновен в измене, совершенной мною в первом году от Восхода. В том, что я предал войско Феанора, в котором сражался до того, как был взят в плен орками, и переметнулся на сторону этого... как его? - эльф шутовски подмигнул. - Учителя, вот. А потом совершал преступления по его приказу. Ни в каких иных злодеяниях я не повинен, господин начальник.
   Лица присутствовавших исказились. Этот эльф издевается над ними! Только Эрмахт остался совершенно спокоен.
   - Оставьте нас! - бросил он. - Я хочу поговорить с этим бунтовщиком наедине. На доходчивом языке, который чудесным образом понимают все народы Средиземья. Бывает язык квэнья, а я вот знаю язык кулакенья.
   Лхор, наблюдавший за всем сзади, загоготал. Язык "кулакенья" был ему хорошо знаком, как и всем прочим, присутствовавшим в комнате.
   - Выйти! - поднял голос Эрмахт.
   Солдаты, пожав плечами, вышли за дверь. Эрмахт подошел к двери и посмотрел в щель: замешкавшийся Лхор уже закрывал за собой дверь на улицу. Они с Амбармором были наедине.
  
   Эрмахт усмехнулся.
   - Осужденный Триста Шестьдесят Девятый. Я задам тебе всего один вопрос - сказал он, и добавил, уже потише. - Ты видел искру?
  
   - Из нее разгорится огонь - медленно, с расстановкой ответил нолдо. - Неплохой фарс мы разыграли, друг.
   Лица обоих переменились. В маленькой комнате сидели уже не заключенный и начальник тюрьмы, а два сотоварища по общему делу.
   - Ну так что там? - осведомился Амбармор. - Все готово? Волки прикормлены?
   - Прикормлены, будь уверен, старший. Вас они не тронут, половину запасов мяса только что сожрали. На вот, возьми это. Как доберетесь до Гнипахеля, с этими грамотами вас ни один стражевой разъезд не тронет. Только пока от Нибельхеля не оторветесь, не показывайтесь никому на глаза. Все же знают, что не положено никого отсюда выпускать. Были бы вы людьми, я бы вам стражевое обмундирование спроворил...
  -- Да вот только как-то нелепо это будет смотреться - эльф, эльфийка и орк в нарамниках коронных стражников! - тихо засмеялся Амбармор, пряча в сумку три свитка с сургучными печатями. - Ладно, доберемся незамеченными.
  -- Зимники между Гнипахелем и Эскилем еще не смерзлись - продолжил Эрмахт. - Там сейчас каша. Чуть весь этап не утопили. Большой отряд не пройдет, а вы трое можете попробовать. А от Эскиля до Гоннмархейма дорога, мощеная камнем.
  -- А дальше куда?
   - Дальше слушай внимательно, старший. С этими грамотами вы пересечете земли Семи кланов и доберетесь до Гор Ночи. Двадцать шестого числа знака Змеи вы должны быть на южной стороне Полночной Седловины. Там вас будет ждать отряд "волчьих голов". И добро пожаловать в Хитлум!
   - Так, а как этот отряд меня узнает?
   - Старший отряда - Тень, слыхал о таком? - ответил вопросом на вопрос Эрмахт. - Он нолдо, как и ты, ни с кем ты его не спутаешь. Встретишь его условной фразой, затем второй, и он сразу поймет, что ты - тот самый тан'ирэ. Король-Всем-Назло. Король голодранцев и вождь повстанцев. Его вождь.
   - Тихо - приложил палец к губам Амбармор. - Не надо тут шутки шутить. Еще услышит смех кто из стражников, донесет, и плакала твоя "сказка", да и моя тоже. До сих пор Твердыня не знала, что я - вождь Искры. Считала меня безвредным, сломленным пленником, песчинкой между жерновами. Потому-то Искра и простояла так долго. А донесут на тебя - все поймут и про меня.
   Эрмахт кивнул и сел за стол.
   - Знал бы ты, старший, каких трудов нам стоило протолкнуть меня на эту должность... Вроде бы проще простого - натвори бед, и тебя отошлют сюда.
   - Может, и отошлют. А может, бляху снимут. А может быть, отошлют, но в Гнипахель, Гоннмархейм или какое-нибудь другое из многочисленных тюремных поселений, где, конечно, тоже наши сотоварищи обретаются, но побег-то ты должен устроить именно мне! Наказаний стражевой устав коронных войск знает много. Это-то мне очень даже понятно - ответил Амбармор. - А как вы добились именно этого?
   - Бляху с меня и впрямь сняли - усмехнулся Эрмахт. - Я числился корна'таэро, а теперь простой антар. А вот что сюда попал, так это пришлось приплатить военному судье в крепости Эйтель. Думаю, он не догадался, что здесь замешана Искра - мой сотоварищ рассказал убедительную сказку про то, как я надул его в кости и как он хочет видеть меня именно здесь, в самой-самой дырке от задницы всех Северных земель. Ладно, хватит об этом. Как мне тебя вытащить за ограду?
   - Очень просто - ответил эльф. - Мы инсценируем самоубийство. Мы с Аэнни закроем глаза, приостановим жизнь тела и притворимся, будто бы добровольно ушли к Мандосу. Все знают, что эльфы это умеют. А Гром повесится. У него очень крепкие мышцы на шее, и если он их напряжет, то сможет дышать.
   - Но вы же теплые будете!
   - Я надеюсь, у тебя уже есть свои люди среди простых солдат? Волков-то кто прикармливал? Они и зашьют нас в мешки, и выкинут под косогор. Ты думаешь, почему я написал в приказе прикормить волков и заклинить заслонку печи? Чтобы никто не усомнился. Печь испортилась, поэтому покойников скормят волкам. А что волки нынче не голодные - так кого ж винить за тварей бессловесных? Валар, что ли? Их и так нынче кроют во все корки.
  
   Ловко это мы изобрели, подумал Амбармор. Еще тогда, сто лет назад, он знал, хоть и лукавил слегка перед Бронвегом, чем для него закончится попытка изменить Твердыню, знал и придумал идеальную "сказку". Никто на протяжении этого века не мог заподозрить, что вездесущая Искра - тайное общество мятежников против власти Твердыни Севера - управляется из самого отдаленного тюремного поселения, что только создано по приказу Гортхауэра Жестокого. Даже Бронвег, сотоварищ, "волчья голова", знал Амбармора просто как еще одного несчастного соратника, попавшего в ссылку - хотя, кажется, был он мужиком неглупым и догадывался, какое положение в Искре занимал его ушастый друг. Раз в год в Нибельхель приезжал, либо с проверкой, либо с продовольственным обозом, либо в корабельной команде, воин коронной стражи. Да только этот воин всегда оказывался лазутчиком, и, встретившись со старейшим из заключенных каторги, передавал сотоварищам на юге приказы и указания.
   Было время, когда можно было прибегнуть к другому способу, намного легче. Видящий камень, Палантир, созданный Амбармором в блаженную Предначальную эпоху, помогал ему связываться с воинами Искры. Но после того как второй, камень Нарготронда, сокрытый Турином Турамбаром, был утрачен и попал в руки Мелькора, этот способ оказался закрыт. Пришлось вновь надеяться на помощь засланцев в Нибельхеле.
  
   Для всех Нибельхель - могила. Для Амбармора он оказался чем-то средним между прибежищем отшельника, искупающего совершенное в жизни зло добровольным изгнанием, и тайной крепостью военачальника. Но если верно то, что он видел и слышал, если что-то грядет и Айанто Мелькор чувствует, как его трон шатается под ним, то время тайной войны, войны стрелами из-за кустов, войны обмана и проницательности, крошечного костерка и холодного, всеобъемлющего ночного тумана закончилось.
   Бронвег велел новенькому учиться принюхиваться к моссу. Он, Амбармор, здесь уже очень давно, и научился принюхиваться не только к моссу, но и к другим страшным бурям, тем, что сильнее всего бушуют там, на юге. И сейчас он чуял бурю, равных которой ещё не было.
   Хватит беречь силы и дрова.
   Он нужен сотоварищам. Не в качестве бесплотного голоса с замороженного Севера - в качестве вождя и полководца.
   Он нужен на юге.
  
   Документ, найденный роквэном Хурином Алдарионом в Закрытом зале Королевского скриптория Арменелоса в 1711 году Второй Эпохи
  
   Начальнику Гоннмархеймской палаты Черной Руки, дхол'таэро Твердыни Ахто из Сов -- от начальника каторжного поселения Дальних Гор, антара коронных войск Эрмахта из Белых Лис
  
   Настоящим уведомляю Вас о событиях, произошедших после принятия мною дел в качестве начальника сего поселения, каковое я воспринял со всей серьезностью, как и подобает воспринимать служение Айанто Мелькору. В день моего прибытия в поселение было обнаружено, что неким неизвестным была испорчена печь для сжигания тел; заверяю Вас, что мною были предприняты все меры для поиска и наказания виновного. Также мною были обнаружены чудовищные недоимки по части обеспечения стражи поселения вяленым мясом и рыбой; вероятно, вина в сем лежит на подскарбии поселения Дальних Гор, некоем Угглахе, сыне Утлаха, ранкаре коронных войск, недавно умершем от пьянства.
   Еще одно приметное событие произошло на следующий день после принятия мною дел. Вызванный мною для выяснения некоторых обстоятельств ссыльный шахтный работник "Триста Шестьдесят Девятый", из упорно не желающих помоществовать власти, на следующее утро совершил самоубийство, способом, доступным народу альвов, к коему он и принадлежал: отпустил душу усилием воли. Обнаружив это, его сожительница "Триста Семьдесят Первая" и слуга "Триста Семидесятый" также свели счеты с жизнью: первая тем же способом, второй через повешение себя на добытом неизвестным путем ремне. Тела самоубийц были брошены на съедение волкам, поскольку печь, используемая обычно для сжигания тел, не действует до поры написания этих строк. Мною был проведен краткий допрос ссыльных шахтных работников, знакомых с самоубийцами, из чего я сделал вывод: "Триста Шестьдесят Девятый", давно утративший всякий интерес к жизни, впал в окончательное смертное отчаяние, каковое передалось и его сожителям после его самоубийства. Ничьего злодейского умысла в этих умертвиях мое расследование не обнаружило. К сему прилагаю дела упомянутых ссыльных работников, мною закрытые, для помещения в ваше хранилище.
  
   Дано 1 (первого) Змеи, лета 583 от основания Твердыни
   Записано письмоводителем поселения Дальних Гор, воином коронных войск Варахом, сыном Ворна
   С подлинным верно,
   Антар Эрмахт из Белых Лис
  
  
  
   Конец Предначальной эпохи, залив Дренгист.
  
   ...Он не знал, как долго плыл через это море. С тех пор, как свет Древ погас, он давно уже потерял счет дней. Одиночество и темнота, и только море да небо перед глазами... Нет, мелькнул пару раз на горизонте, южнее, какой-то другой корабль, побольше, мелькнул и исчез. Но удача сопутствовала ему, и он, пусть изголодавшийся, пусть пивший только дождевую воду, пусть сутками напролет стоявший у руля, неуклонно двигался на своём кораблике на восток. По его расчетам, берега Средиземья должны были уже показаться, но по-видимому, он где-то ошибся. А Великое Море права на ошибку не дает, и густые тучи, застившие небо и воду непроглядной чернотой, все чаще разражались громом и молнией, а порывы ветра становились все резче и грозили порвать паруса. По всему было видно, что надвигалась буря.
   Истар потянул концы, чтобы убрать паруса, оставив всего один, прямоугольный - при усиливающемся ветре хватило бы и его, и вовремя. С запада ударил резкий порыв холодного ветра, и палуба качнулась под ногами, угрожающе накрениваясь. Истар метнулся к рулю, чтобы избежать крена, и с трудом вывел корабль на прямой курс. Ветер крепчает, суденышко несёт на восток все быстрее, через темноту... а если подводный камень или скала? Разобьёт корабль, и ему останется только здесь, на камнях, помирать? Теперь Истар уже понял, что одиночное плавание через Море было немногим менее опасным, чем поход через северные льды, и укорил себя за безрассудство. Но ветер крепчает, в лицо летят первые капли дождя, а по палубе стучат градины. Ему пришлось натянуть на себя всю одежду, что у него была - разодранный плащ, обе рубахи - чтобы не продрогнуть до костей. Палуба снова качнулась, и мачта угрожающе скрипнула. Не порвать бы парус... а еще хуже - мачта может сломаться. Истар снова заклинил коротким мечом рулевое колесо и побежал к концам, спустить прямоугольный парус. Руки заскользили по мокрым веревкам, парус не сразу убрался. Ну вот, готово...
   Корабль снова резко дернулся от мощного удара, хрустнули борта, и он, не удержавшись, упал, покатившись по накренившейся палубе. "Скалы все-таки..." успел подумать Истар, прежде чем его голова с размаху вписалась в борт и он потерял сознание.
  
   Он пришел в себя от чего-то мокрого, соленого и холодного и дернулся, пытаясь встать. Морская вода лилась из каюты на корму кораблика, а нос его задрался высоко вверх. Мачта была сломана и свалилась набок, зацепившись за высокие, острые скалы, возвышавшиеся над водой. Ветер стихал, дождь с градом закончился, и тучи постепенно открывали звезды.
   Неужели разбился и застрял в открытом море? Сознание отказывалось верить этому. Он вскарабкался на задравшийся нос, проверил рулевое колесо - сломано, и, что намного хуже, меч тоже сломался надвое от удара. Раковина в нем, что ли, была? Теперь у Истара был только обломок не длиннее ножа. Что делать? Плыть на бревнах-обломках? Нет, вода слишком холодная, и больше нескольких часов он в ней не протянет. Надо осмотреться...
   Истар забрался на самый нос корабля, вырезанный в виде лебединой шеи, и облегченно вздохнул: в звездном свете на горизонте вырисовывалась полоска земли. Чуть-чуть не доплыл. Ну здесь-то уже можно добраться до берега на обломках.
   В виске, которым он ударился о борт, пульсировала саднящая боль, он пощупал его и поморщился: содрана кожа, даже кровь течет. Истар взял обломок меча, вырезал им полосу из самой чистой из оставшихся рубашек и попытался перевязать голову... а, проклятие, все равно грязная. Просоленная, пропитанная потом тряпка только обострила боль. Истар поискал бочонок с остатками дождевой воды. Ага. Вот он, плавает в полузатопленной каюте. Истар сполоснул в нем тряпку, после чего снова перевязал. Уже полегче. Он снова взял обломок меча и принялся рубить канаты и срезать с мачты паруса. Готово. Истар поднатужился и столкнул мачту в воду, разделся и связал одежду в плотный узелок, в который положил и все свои скудные пожитки - обломок меча, короткий лук да кремень, взятый с корабля, после чего прыгнул в воду.
   Студеная вода будто обожгла его холодом, дыхание на миг перехватило, и Истар чуть было не выронил в море узелок, но уже почти сразу привык к холодной воде и поплыл к бревну - бывшей мачте. Он водрузил узелок на бревно и принялся грести ногами, как лягушка, не столько для того, чтобы плыть - волны и так прибили бы его к берегу - сколько для того, чтобы не окоченеть в воде от холода.
  
   Прошло несколько часов, и Истар, замерзший, донельзя уставший и голодный, впервые ступил на земли Средиземья. По быстрому обсохнув и одевшись, он засунул обломок меча себе за пояс, лук со стрелами закинул за спину и огляделся. Он стоял на галечном морском берегу, сразу же за которым начинался густой сосновый лес и горы. Вокруг не было ни души, только ветер шумел в соснах, а берега тянулись насколько хватало зрения, на востоке заворачивая куда-то на север. Он медленно пошел в сторону леса, надеясь развести костер, согреться и отдохнуть...
  
   * * *
  
   Корабли дружины феанорингов медленно входили в залив. Все шло по замыслу Феанора, и он, стоя на носу первого корабля, мрачно улыбался. С ним плыли только проверенные воины, хорошо показавшие себя в Гаванях. На их силу - и силу духа, и силу мечей - он надеялся целиком и полностью, а они были целиком и полностью преданы ему. Все прочие остались там, в пустошах Арамана, напрасно ждать его возвращения, но он уже точно знал, что не вернется. Никакой дороги назад не будет ни для кого из них, кроме победы.
   - Корабли причаливают, aran! ("король" - кв.) - на палубу поднялся Анарондо, его оруженосец, и его возглас многократно отозвался эхом в прибрежных скалах. - Прикажете воинам начать высадку?
   - Высаживайтесь - ответил Феанор. - Ступай к Майтимо и Куруфинвэ, пусть после высадки с небольшим отрядом осмотрят окрестности на предмет места для лагеря и вернутся сюда. Мы разобьём лагерь на этом берегу, там где они скажут. Ну а теперь - все на берег!
   Анарондо умчался передавать приказы воинам и морякам, и вскоре корабли уже бросили якоря, а нолдор высаживались и выгружали оружие и снаряжение.
  
   Конный отряд разведчиков уже полчаса скакал по галечному берегу, но никаких признаков жизни не заметил, и все подумывали о том, чтобы повернуть назад.
   - Кано, по-моему, мы должны бы повернуть назад и поискать место для лагеря где-нибудь в глубине леса - подал голос кто-то из разведчиков.
   - Ты прав - ответил Маэдрос. - Спешимся и зайдем в лес, этот берег везде одинаково неудобен.
   Эльфы спешились, оставив коней на берегу, и направились к лесу. В лесу темнота, придется зажечь факела. Тропинок нигде нет, а опушка вдалеке одна-единственная. Двое разведчиков отправились туда - на разведку, но вскоре вернулись. Вид у разведчиков был удивленный.
   - Кано Майтимо, там - эльф! - негромко сказал один. - Лежит у дымящегося кострища и спит.
   - Из местных тэлери, что ли? - Маэдрос, похоже, не удивлен.
   - В том-то и дело, что нет! Во-первых, он выглядит как нолдо. Во-вторых, он одет как наш ополченец... или скорее как ополченец нолфингов. Цветов его одежды не разберешь, темно, да и не в лучшем она состоянии.
   - Куруфинве, брат, надо пойти посмотреть и порасспросить его! - Маэдроса, похоже, разобрало любопытство. Он, Куруфин и двое разведчиков начали пробираться через чащу в сторону поляны.
  
   ...Истар проснулся от негромкого хруста веток и резко сел. На опушку, где он развел костер, вышли четверо нолдор. Костер погас и света не давал, но одного, высокого и медноволосого, он узнал в свете их факелов - Маэдроса, старшего сына Феанора, часто бывавшего когда-то в Форменосе. Другой, кажется - его младший брат, Куруфин. Еще двоих он не знает, видимо, простые дружинники.
   - Ты кто такой?! - грозно спросил один из них.
   - Подожди, кажется, я его знаю - Маэдрос подошел поближе. - Он раньше когда-то приходил в Форменос к моему отцу, учиться ремеслам - я видел его там много раз. Как тебя... Истар, так?
   - Да, это я - Истар встал, отряхнувшись. Надо же так влипнуть! Феаноринги, должно быть, не оставят ему даром убийство стражника, похищение и порчу корабля.
   - Ты что здесь делаешь и как сюда попал?! - задал Куруфин вопрос, вертевшийся у всех на языке.
   - Постой, можешь не отвечать - прервал его Маэдрос. - Наши воины видели на тех скалах на горизонте - он кивнул на запад - остов разбитого корабля, подозрительно похожий на тот, что был похищен у одного из наших стражников еще в Арамане неизвестным. Неизвестного стражник описал - и он вышел очень похож на тебя, Истар. Разве что объявился другой такой фиолетовый, в чем я лично сомневаюсь. Говори сразу и не отпирайся: это - твоих рук дело?
   Истар больше всего ненавидел именно, когда с ним так разговаривают. Еще недавно спокойный, он резко вышел из себя и ответил в таком же тоне, в котором было ни капли вины и покорности:
   - А Альквалондэ - ваших рук дело?!! Можно подумать, что вы строили эти корабли сами! - он помолчал и добавил: - Не тебе, сын Феанаро, меня обвинять!
   Куруфин и воины, казалось, на мгновение ошарашены этой внезапной вспышкой гнева, но сразу опомнились и схватились за рукояти мечей. Истар, нимало не напугавшись, выхватил свой обломок.
   - Стойте! - крикнул Маэдрос. - Еще не хватало, чтобы вы его убили - он с усмешкой покосился на "меч" Истара. - Ладно. И что же с тобой делать? Хотя знаю. Будь ты просто прохожим, Истар, мы бы тебя отпустили на все четыре стороны. Будь ты просто похитителем - срубить бы тебе голову, и делу конец. Но поскольку твоя мать из дома Махтана, ты нам родич - а значит, мы не тронем тебя. Но ты вернешь нам долг - тебе придется пойти с нами и сражаться в первых рядах нашего войска.
   - А если я пошлю вас куда подальше? - уже не так зло огрызнулся Истар.
   Куруфин не сказал ни слова, но смерил его взглядом, в котором явственно читалось: только попробуй. Лицо Маэдроса осталось непроницаемым.
   - Ладно - вздохнул Истар. - Будь по-вашему. Ведите! - он про себя облегченно вздохнул, радуясь, что о смерти стражника на корабле феанорингам, похоже, известно не было, ведь иначе кара была бы куда более суровой. - Только я ведь вам особо не навоюю вот этим... - он помахал своей железкой.
   - Не волнуйся - усмехнулся Маэдрос. - Об этом не волнуйся. Оружие мы тебе найдем. Ты, по всему видать, решителен и не трус, иначе мы не взяли бы тебя с собой. Этот обломок можешь бросить, когда придем в лагерь, подумаем, что тебе дать взамен. Сядешь к кому-нибудь сзади на коня, и поедем.
  
   Они вышли снова на берег. Один из феанорингов посадил его сзади на своего коня, и они поскакали вдоль берега. Вскоре на горизонте показались корабли и высаживающееся войско, послышалось раскатистое эхо боевых рогов, и они перешли на шаг.
   - Моему отцу мы тебя, наверное, показывать не будем - сказал Истару Маэдрос, когда они спешились. - Я слышал, что вы расстались не в лучших отношениях, хотя никто почему-то мне не говорил, из-за чего. Отец что-то не хотел говорить об этом, а никто другой и не видел. Расскажешь как-нибудь?
   - Потом расскажу, если живы будем - ответил Истар.
   - Вон там, на самом востоке лагеря, твой отряд, передовой. У нас в передовой дозор всегда отправляют за такие лихие проступки, как твоя выходка с кораблем. Когда отправимся в поход, подойдешь к обозу и получишь оружие. Удачи! - и Маэдрос, снова сев на коня, отправился в сторону большого корабля, где шла разгрузка.
   Истар же направился туда, куда ему указали - на восток. В его голове промелькнула шальная мыслишка, пока феаноринги на него особо не смотрят, уйти из лагеря, но, поразмыслив, он решил: наверняка здесь шастают Морготовы прислужники, и с феанорингами, даже в передовом дозоре, будет безопаснее, чем в одиночку и почти без оружия. Вот и костер передового отряда. Около десятка воинов, как и в его прежнем отряде. Ближайший воин встал, и Истар узнал его. Золотоволосый, покрепче его сложением, одет так же, как и все здесь - в черный с красным нарамник с восьмиконечной звездой, черно-красные рубаху и плащ, глаза так же смеются как тогда, когда они - еще совсем молодые, еще в те светлые годы - вместе запускали змея...
   - Аларко! Alayo! ( "привет!" - кв.) Что ты здесь делаешь?
   Старый друг, казалось, был удивлен куда больше.
   - Истар? Приветствую, друг! Давно же я тебя не видел! - Аларко Лауральдо, узнав его, засмеялся. - А вообще-то это я должен задавать вопрос, что ты здесь делаешь и откуда взялся. Ни в Гаванях, ни на кораблях я тебя не видел, и вдруг появляешься здесь, в Сирых Землях, да еще грязный и оборванный, как будто нёсся бегом через все Средиземье от Вод Пробуждения без остановки. Ты что, пробрался в трюм корабля?
   - Нет... - Истар тоже улыбнулся. - Я пересек море на личном судне. Не совсем личном... так ведь и у Феанаро эти корабли не совсем личные.
   - А, так эту шумиху с пропавшим кораблем устроил ты? А я-то думал всякое... А вообще на тебя похоже, ты и тогда-то был отчаянным малым. Ну, теперь понятно, почему ты в нашем веселом дозоре. Ну, пошли к костру.
   Они прошли поближе к огню и присели.
   - Вот, товарищи по оружию, это Истар, прошу любить и жаловать - обратился к своим спутникам Лауральдо. - Самый отчаянный из нолдор по эту сторону Моря после самого Феанаро. Вы знаете, он переплыл Море в одиночку! Истар, это Эленкано, старший отряда, а это Анардил, а вон там сидит Аркуэнон...
   Поначалу все имена в голове Истара смешались, и он решил потом, по ходу дела, разобраться, кто есть кто.
   - Лауральдо, мне тут Майтимо говорил, что в этот дозор попадают за проступки. А ты сам-то почему здесь?
   - Рассказывал у костра насмешливые байки о Феанаро, ну и какой-то доброхот не поленился донести.
   - А что ты про него рассказывал такое? - поинтересовался Истар.
   - Сейчас прямо при всех и начну повторять! Нет уж, возможность ближайшие несколько лет подставляться под вражеские мечи первым мне нисколько не улыбается. Потом как-нибудь, наедине расскажу.
   - А ты врагов-то этих видал? На что они хоть похожи, на нас или на Валар весть что?
   - Да кто их знает... - Лауральдо пожал плечами. - Никто ещё не видал, мне самому не терпится увидеть, против кого мы наточили всю эту груду железа. Да, о железе: у тебя хоть есть чем сражаться?
   - Только вот это... - Истар достал свой короткий, легкий охотничий лук.
   - Да-а... Великий воин к нам пришел - одет в какие-то обноски, вооружен всего лишь луком... Что ж тебе меча-то нормального не дали?
   - Ты еще меча моего не видал. Спроси у кано Майтимо - будешь долго смеяться!.. А вообще он обещал, что, как мы тронемся, меч мне выдадут.
   - Ну пойдем мы тебя хоть оденем как положено - вот к тому обозу. - Лауральдо махнул рукой в сторону телеги, только что нагружавшейся вытащенными с корабля тюками. - Мы чего только не взяли с собой на всякий случай, не то что младшие Дома. Может, там тебе и оружие найдется, - и он зашагал к обозу, жестом приглашая Истара следовать.
   Оружия в обозе, к сожалению, не нашлось, зато Истар получил прочную и теплую кожаную куртку, новую рубаху и плащ - все черное с красным подбоем, как у всех феанорингов. Доспехов не дали, видимо "весёлому дозору", как назвал его Лауральдо, они не полагались, зато дали колчан для стрел и ременную перевязь. Щит, как ему сказали, будет выдан вместе с мечом, если в нем будет нужда.
   - Ну! Орел, совсем другое дело! - они уже возвращались к своему костру. - Подожди, а что это за шум?
   - Где? - Истар прислушался и насторожился. Действительно - в лесу что-то хрустнуло несколько раз... не эльф, эльфы так не шумят и не трещат сучьями.
   - Зверьё, что ли, лесное? - шепотом произнес Истар.
   - Вряд ли... Зверьё так близко к войску не подошло бы. Пригнись!.. - Лауральдо отпрянул в сторону, и вовремя: там, где он только что стоял, прогудела тяжелая стрела.
   Истар мгновенно выхватил лук, натянул его и всадил стрелу в кусты вслепую - туда, откуда, как ему показалось, стрелял неизвестный. И попал: оттуда раздался хриплый рев вперемешку с какими-то непонятными словами. Лауральдо, пригибаясь, бросился к кустам, из которых с громким треском вырвалась какая-то невысокая, но крепко сбитая темная фигура. Нолдо выхватил меч, и послышался металлический лязг скрестившихся клинков.
   - Тревога! - крикнул Истар, наложил новую стрелу и снова выстрелил. Стрела попала неизвестному напастнику в бок, и он, взревев от боли, повалился и затих. Подбежали еще несколько воинов-нолдор и без лишних слов, увидев все сами, осторожно, но быстро направились в лес, держа клинки обнаженными.
   А Истар подбежал к Лауральдо - тот стоял над трупом неизвестного существа и разглядывал его, поднеся факел. Да, выглядит тварь уродливо: вроде бы две руки, две ноги и голова, как у эльфа, но на этом сходство почти заканчивается. Кожа существа - темно-серая в зеленоватый оттенок, одето оно во что-то, грубо сшитое из медвежьей шкуры. Лицо - не то страшное, не то смешное, не поймешь, издевательство над эльфийским: широченная, угловатая нижняя челюсть с выбивающимися из-под нижней губы кабаньими клыками, плоский как свиной пятак нос, налитые кровью маленькие глазки с огромными круглыми зрачками, в бессильной мертвой злобе уставившиеся в небо, над которыми нависала массивная кость лба. Волосы его черны как уголь - даже не блестят, как это бывает у эльфов - и густо смазаны каким-то жиром. Плечи существа широкие, руки - длинные и толстые. В одной руке у урода дощатый деревянный щит, окованный железом, в другой - кривая железная сабля. Запах от его давно немытого тела шел скверный, а из ран сочилась темная, почти черная кровь.
   - Ngwau! И где только Моринготто берет таких тварей? - брезгливо проговорил Лауральдо. - В том, что это морготова тварь, можно не сомневаться - природа бы такого не родила. И он наверняка тут был не один!
   - Нет, не один! - ответил один из воинов-нолдор, выбираясь из чащи. - Их было четверо, по-видимому, разведывали и разнюхивали.
   - Как вы думаете, что это за существа? - спросил Истар.
   - По-видимому, это и есть Вражья солдатня, о которой мы только что болтали - ответил Лауральдо. - Спасибо тебе. Если бы ты его не подранил первым выстрелом, он бы меня прикончил - силы у него, видать, немеряно. Пошли, доложим кому-нибудь из вождей.
   Но идти не пришлось - несколько всадников, и среди них Маэдрос, уже подъехали к месту происшествия.
   - Что здесь произошло? - окликнул воинов Маэдрос, спешиваясь.
   - Кано, по-видимому, мы столкнулись с первыми тварями Врага. Посмотрите вот на это! - и Лауральдо снова опустил факел к трупу урода. Маэдрос наклонился и поморщился.
   - Кто его убил? - спросил он.
   - Я, кано Майтимо! - Истар вышел вперед. - Бойцы говорят, там было их еще трое, но этот был первым, кто напал. Он стрелял в Лауральдо и чуть не подстрелил его.
   - О! Похоже, наш славный моряк уже приносит Дому Феанаро не только головную боль! - Маэдрос усмехнулся. - Молодец, otorno, ты, я вижу, герой! Тебе даже еще не дали меча, а ты уже вовсю воюешь! Пожалуй, я сам тебе выберу хороший меч, ты заслужил это. Пошли.
  
   Вот он, оружейный обоз, стоит неподалеку от самого большого из кораблей, на котором плыл сам Феанор. Маэдрос подошел к подводе с ящиками и снял с нее тряпку, закрывавшую груз от дождя.
   - Пожалуй, прежде чем выбрать тебе новый меч, надо бы посмотреть, как ты им владеешь - с этими словами он вытащил из ящика две прямых оструганных деревянных палки, на которых учатся владеть мечами. - Возьми одну.
   Маэдрос слыл лучшим мечником из всех нолдор, и сражаться с ним, пусть даже на палках, было как-то боязно.
   - Да не бойся, я же поддаваться буду! Еще не хватало мне тебя покалечить - он кинул Истару палку. - Лови!
   Истар поймал палку в воздухе и перехватил её за конец. Маэдрос крутанул свою палку, описав её кончиком по кольцу справа и слева, и нанес удар сверху. Истар отразил удар, увернулся в сторону и отмахнул своей палкой в бок противнику. Тот отбил палку и отступил на несколько шагов. Истар подскочил поближе, увернувшись от колющего удара Маэдроса, и нанес свой, который был отбит в сторону. Теперь уже Истар отпрянул назад, потому что Маэдрос раскрутил свою палку так, что рассекаемый воздух засвистел. Быстрый и мощный удар почти миновал Истара, только когда палка была почти на излете, он отбил её в сторону и ударил сверху. Маэдрос выставил свою палку над головой, чтобы отбить, но удар Истара соскользнул и палка стукнула его по лбу.
   - Оу! - он со свистом втянул в себя воздух. - Доподдавался! Тебя что, не учили, что, когда на палках обучаешься, нельзя по голове бить?
   - Учили, но как-то само вышло... - протянул Истар. - Прошу прощения.
   - Само вышло! Навыков нет, вот и вышло. У хорошего мечника никогда ничего такого само не выходит, он бьет как надо, а не как вышло! Я не ожидал такого, вот и пропустил удар. Но все равно, у тебя получается неплохо, немного приноровишься и будет отлично. Стиль боя у тебя, как я погляжу, скорее на ловкости, чем на сильных ударах, значит меч тебе нужен полегче, подлиннее и с хорошим равновесием. Сейчас посмотрим... - он положил палки назад в ящик и открыл другой. - Вот. Как тебе вот это?
   Он протянул Истару рукоятью вперед длинный легкий меч. Крестовина меча изгибалась наподобие крыльев, направленных в сторону клинка, рукоять в полтора хвата была обтянута тонкой черной кожей и завершалась литым фигурным навершием, а по клинку, очень холодному на ощупь, тянулись вытравленные письмена. На его основании, около самой крестовины, где обычно стоит знак ремесленника, изготовившего оружие, была выбита восьмиконечная звезда - знак самого Феанора. Такая же стояла и на навершии.
   Истар взмахнул на пробу мечом, описал им "верхний крест" - два круговых движения справа и слева, подбросил палочку и разрубил её в воздухе. Воткнув меч в землю и подобрав палочку, он отметил, что она не разломлена, а именно разрублена - край среза гладкий.
   - Прекрасный меч! - поблагодарил Истар.
   - Один из первых, откованных моим отцом - кивнул Маэдрос. - Он называется Хэлканар - Ледяное Пламя, и заговорен против любого врага. Возьми его и цени щедрость Дома Феанаро, и да принесет он тебе удачу.
   Истар поклонился и взял оружие, продев его в кольцо на перевязи.
   - А теперь ступай в свой дозор! - сказал ему Маэдрос. - После случившегося мы не можем медлить с отправлением и пойдем, как только закончится разгрузка и корабли будут отправлены назад.
   Тут к ним подошел молодой русоволосый эльф, оруженосец Феанора.
   - Кано Майтимо, разгрузка завершена и вас требует к себе Феанаро, ваш отец!
   - Спасибо, Анарондо, передай, что я сейчас подойду. Удачи! - крикнул он вслед уже уходившему Истару.
  
   Вторая эпоха, Пригорье.
  
   Эльф прервался ненадолго и откинулся на скамью.
   - Язык устал. Подождем несколько минут и продолжим.
   - Погоди... - Морвен его прервала. - Ты ведь только что описывал иртха?
   - Да. Иртха, их же орков Севера, их же измененных, их же много как ещё. А что? Тебе их описывали как-то не так?
   - Ну... нам рассказывали, что иртха Севера отличались от прочих орков, то есть искаженных - они не были бессмысленно жестокими, они не плодились без предела, они были менее уродливы и более чистоплотны по сравнению с другими народами орков...
   - Стой! - прервал её Хурин. - Какие еще могут быть не жестокие, не уродливые и не вонючие неискаженные орки? Какие еще разные их народы? Они все одинаковы, и бывают только в одном количестве - слишком много!
   - Постойте, вы опять начинаете ссориться! Давайте отложим эту тему, тем более, что я еще расскажу об этом. Скажу сейчас только, что достойного уважения народа "добрых варваров", какими рисуют иртха книги северян, среди орков конца Предначальной - начала Первой эпохи не было. Вообще. Орки... Все они были отмечены одним и тем же искажением. Они были жестоки, движимы преступными влечениями, некоторые даже слышали голоса, повелевающие жечь и убивать. Они были почти неспособны сопротивляться осанвэ, были слабовольны и подвержены низким инстинктам. Но это все следствия. Причина в другом: то самое искажение, великий страх, надломило их чувство своего "я-есть", подкосило их способность осознавать себя как личностей. Поэтому они легко становились тем, чем их видели их хозяева. Дикая природа видела их зверьми - и дикие орки стали подобны хищникам. Мелькор видел их солдатами и карателями - и именно таковыми они и становились. А я вот увидел своего Грома верным спутником - и у него не было выбора, чтобы рано или поздно им не стать. Так же и дортонионские орки... Но о них потом.
  
   Глава 5.
  
   Конец Первой эпохи. Северные земли.
  
   "Долго я звонкие цепи носил
   Долго бродил я в горах Акатуя
   Старый товарищ бежать подсобил
   Ожил я, волю почуюя..."
   "Славное море, священный Байкал"
  
   Они прошли долгими северными дорогами, незамеченные. Они миновали топкие болота, не так давно поглотившие несчастных осужденных. Они остались незамеченными грозными хелегрогами, бродившими по этим землям - хотя однажды, издалека, видели гигантскую фигуру, объятую сине-белым холодным пламенем, с прозрачно-льдистыми крыльями, бредшую куда-то сквозь буран по неведомым ни эльфу, ни орку делам. Они не встретили и людей... до того дня, пока не услышали:
  
   - Стоять. Кто такие? Откуда-куда-зачем?
  
   Как вы думаете, кто бы мог это сказать? Светлый и прекрасный король Финрод? Или темный, но ничуть не менее прекрасный учитель Мелькор? Или, может быть, юная эльфийская дева, что танцует на лесной полянке среди плюща, хмеля, болиголова и прочего ботанического разнообразия?
   Вот вы смеетесь и качаете головой. И совершенно правильно смеетесь и качаете, потому что это сказал... Ну конечно же, как вы могли не догадаться, ранкар коронной стражи, сопровождающей продовольственный обоз между поселением Эскиль и городом-крепостью Гоннмархейм, приземистый, кряжистый мужик с трехдневной щетиной и хриплым голосом. А кругом ни тебе плюща, ни болиголова, ни узорчатых стен Нарготронда, ни витражей Твердыни - сплошь заснеженное замерзшее болото Ардис Хэлгэайни. Скучно как. А ведь согласитесь, какой был бы подрыв привычных устоев и канонов, если бы это произнесла юная эльфийская дева, а посреди тундры выросли бы вдруг плющ и болиголов, преграждающие дорогу всем обозам, покуда сопровождающие подводы не представятся по всей форме!
   - Вот, господин ранкар, освобожденные мы и с дозволением поселиться в землях Семи кланов - произнес заранее заученную фразу Амбармор. - У нас и грамотки имеются.
   Он протянул три свитка. Ранкар аккуратно развернул первый попавшийся и прочел вслух, по складам:
   - Гра-мо-та об ос-во-бож-де-нии. Сим удостоверяется, что предъявитель сего, эльф именем Торонир, освобожден из-под стражи в поселении Узкого залива, потому как срок его ссылки истек и вина его перед Короной отпущена. Ему дозволяется поселиться в любой деревне, альбо селе, альбо городе, в землях Семи северных кланов, за исключением самих Семи городов, и не ближе тридцати (30) лиг от Твердыни Аст Ахэ. Приметы же сего освобожденного таковы: эльф мужеска пола, среднего роста, худ, волосы черные, с сине-фиолетовым отливом, с проседью, короткие, глаза сиреневые, на левой руке клеймо осужденного за измену... - прочитав это, десятник внимательно посмотрел на Амбармора, сличая описание с его обликом. - Особая примета - на правой руке ожог, полученный от неумелого истопни... истапливания печи. Если же грамота сия предъявлена иным лицом, или же в одном из Семи городов, или же близ Твердыни, или же в вассальных землях к югу от Гор Ночи, просьба оное лицо задержать и передать этапом в Гоннмархеймский пересыльный острог в целях разбирательства и установления личности. Во всех иных случаях преград предъявителю сего не чинить. Начальник поселения Узкого залива корна'таэро... тьфу, неразборчиво. Печать восковая, немного мятая и грязная, но подлинная.
  
   "Ай молодец Эрмахт! - подумал Амбармор. - Догадался вписать в грамоты фальшивые имена и название поселения!"
   - Так, а тут? То же самое, только... ага, эльфа именем Бер-вен... Приметы, кажись, тоже совпадают. А туточки? Орк и-ме-нем Горт-вог. Все, в порядке ваши грамоты. Куда направляетесь?
   - В землю Бъоргар - припомнил Амбармор название ближайшей из земель Семи городов. - Хотим осесть в каком-нибудь маленьком городке близ Аст Бъоргара. Не в самом городе, не подумайте.
   - Мы едем в Гоннмархейм - кивнул ранкар. - Это по пути, насколько я помню. Впрочем, отсюда куда не ехай, всюду Гоннмархейм по пути. Других дорог в свободные земли нетути.
   - Прекрасно! - встряла Аэнни. - Вы ведь разрешите нам подъехать на одной из ваших подвод? Мы не можем вам заплатить, только что освобождены...
   - Отчего ж и не разрешить, раз честные создания, раз вину перед Короной искупили? - осклабился стражник. - Садитесь на хвостовую, порожнюю из-под угля. Уж простите, что не на сене едете, на сене местов нету. Но немножко сена можете взять, штоп не жестко было, и штоп не сильно изгваздались.
   - Чудесно - бросил Амбармор. - Благодарю вас покорно. Ну что, садимся?
  
   Хвостовая подвода оказалась скрипучими и тряскими санями. Возница, ехавший форейторским манером верхом на тащившей сани лошади, полудремал, не глядя за дорогой - животные сами умели следовать за впереди идущими. По сути, управлять нужно было только головными санями, возницы на всех остальных сидели лишь на всякий случай. Старые полозья скрипели, пустой короб саней тарахтел на ухабах зимника, и услышать разговор "попутчиков" возница не мог.
   - А... хорошо! - проурчал Гром, прикрываясь штопаным суконным плащом. - Всяко лучше, чем пешком шлепать!
   - И так мы успеем добраться до Полночной Седловины к назначенному сроку! - неожиданно громко заявила Аэнни, потянувшись, лежа на тонком слое сена.
   - Нам надо соскочить, не доезжая до Гоннмархейма - ответил Амбармор, прижимая палец к губам и буравя спутницу тяжелым взглядом. - Гоннмархейм, моя дорогая Бервен, это сама знаешь что такое. Большой город-крепость, который кишмя кишит стражевыми. Грамоты-то у нас есть, но мало ли что. Лучше перебдеть...
   - Чем недобздеть! - ввернул Гром. Аэнни сморщилась.
   - Грубовато сказано, но верно - кивнул Амбармор. - Обойдем его по окружному тракту, а в первой приличной деревне купим лошадей. Эрмахт дал нам немного денег, сорок довоенных серебряных коркъаттар. За эти деньги, думаю, можно купить трех средней руки крестьянских лошадушек.
   - Эт-то, хозяин Амбармор, я все думаю, а чего это он так резко нас отпустил? - спросил Гром, почесывая шею. - Еще и денюжек дал!
   - Во-первых, я тебе сейчас не хозяин Амбармор, а вольноотпущенник Торонир - свистящим шепотом цыкнул на него Амбармор. - Во-вторых, говори потише, касается всех, не только Светлячка. Эрмахт - наш сотоварищ, он из Искры. Его специально заслали, чтобы вытащить нас на волю. По бумагам мы покончили с собой, ну ты сам понимаешь, сам в петле висел. Поэтому Корона не поймет, что что-то не так, пока мы сами не заявим о себе. Эй, господин возница! - крикнул он уже громко. - Не найдется ли чего-то согревающего?
  -- А? Что? - очнулся возница. - Нате. - он бросил назад небольшой бурдюк. - Если не побрезгуете, альвы, это очень крепкий яблочный бренди.
   Спереди послышались возгласы "Тпррру!". Подводы чуть притормозили - приближались колдобины и жидкая грязь, и скрип стих.
   - Разучишься брезговать после того ученья, что мы прошли - вздохнул эльф. - Это вам не Аст Ахэ!
   - Это точно - гоготнул Гром.
   - Эй там, на хвостовой, потише про Твердыню-то! - окликнули со впереди идущей подводы. - Не успели вольного ветра хлебнуть, как снова на мелькорову делянку захотели?
   - А мы что? А мы ничего! - удивился орк. - Мы Твердыню и Айанто Мелькора уважаем и почитаем.
   - То-то же! - отозвался неведомый стражник с передней телеги. Амбармор отхлебнул бренди из бурдюка, поморщился и передал Грому. Послевкусие от напитка осталось как от гнилой яблочной кожуры; видимо, из неё-то и гнали огонь-воду, и на ней же настаивали.
   Сложно было описать, что он чувствовал, выйдя на свободу после почти ста лет каторжного поселения. На его левой руке "красовалось" клеймо в виде трех рун: ИЗМ. Изменник. Обычное дело в эту суровую эпоху. Получить такое вот украшение можно было всего лишь за крамольные слова против Короны Севера, неосторожно сказанные в присутствие доносчика, или вообще ни за что - если доносчик окажется лгуном и подлецом. Все рудокопы Нибельхеля, кроме, наверное, недавно прибывшего Марлинга - который мог похвастаться другими тремя рунами, ВОР - были не слишком гордыми - хотя порой действительно гордыми - обладателями этих рун. По прибытии на место своего нового обитания освобожденный должен был получить ещё одно, гасящее клеймо рядом с этим - "НЕ". Не изменник. Искупил свою вину. Но от напоминания о прошлом уже не избавиться.
   Впрочем, сто лет назад все было по-иному, тогда еще жили в Белерианде эльфийские лорды, и айан'таэро Гортхауэр не решался на такие драконьи законы. И свой "изм" Амбармор получил по праву, о чем свидетельствовало совсем другое клеймо, на правой руке. Не зажившее до сих пор, и такое, которое никаким "НЕ" не погасишь.
  
   Как, наверное, сказали бы барды сгинувшего Нарготронда, ожог от этого камня не заживает, пока в создании есть скверна. Амбармор не верил в эрувианские учения эльфийских книжников, не верил он, впрочем, и в благого Учителя. Он, как и когда-то Феанор, предпочитал познавать, а не верить, и его холщовую сумку отяжеляла увесистая книга, куда он записывал свои познания.
   Эльфы, особенно нолдор, творят и познают по своей природе. Феанор ковал, гранил камни и изобретал зачарования. Финрод ваял. Среди нолдор рангом пониже были художники и мастеровые, писатели и кузнецы. Амбармор, в чьих жилах текла половина нолдорской крови, был естествоиспытателем. С юных лет мало что занимало его больше, чем тонкие закономерности природы, превращения веществ, туманные вершины искусства счёта, ведавшие дроби, недостачи и неизвестные числа. Даже в Нибельхеле он урывал время для того, чтобы посчитать, сколько ударов сердца проходит, пока сквозь шахтный колодец высотой в тридцать локтей падает камень, или понять, почему светится в темноте каменная смола, попадающаяся в рудниках, и почему она вызывает у горняков опухоли. Такое мировоззрение и мироощущение оставляет мало места для веры. И постигнутые у Феанора в Форменосе ремесла, и чародейные умения из Твердыни - все он стремился сложить в единую мозаику законов. "О любомудрии природном" - так он назвал книгу, которую писал в своем скорбном жилище.
   Только одно дело увлекало его больше, чем эти странные науки - борьба. Не та борьба, которой развлекаются крестьяне зимними днями, когда нечего делать на полях, а та борьба, что за справедливость. Та, что против лиходейства и злочиния. Еще будучи воином Твердыни в те далекие времена, когда она еще не стала камнем на шее у людей, он больше других возмущался беззаконным воинским приказам и попустительствам орочьей жестокости, больше других карал военных преступников, и именно тогда, в день битвы Дагор Браголлах, в его душе зародились первые сомнения в правоте Учителя.
  
   * * *
  
   - Мы сейчас пойдем, не волнуйся, Гром. Просто, понимаешь... думаю я, зачем все это? Представилось мне на мгновение - огонь и кровь, люди, эльфы, орки гибнут сотнями и тысячами в том сражении, час которого мы с тобой приблизим...
   - Ясно, что тут непонятного! - ухмыльнулся Гром. - Конечно же, мы их всех порвём, чего сомневаться. И людей, и эльфов. И я буду их рвать, и ты, хозяин, будешь.
   - Чего ради? - воскликнул Амбармор. - Стоит ли цель средств, и вообще, что это за цель? Нам Тано говорил - после победы над нолдор воцарится мир и спокойствие, а я говорю - не будет никакого мира! Никто не даст врагу врываться в свой дом, и люди будут бороться против угнетателей до конца - против нас! Эта война бесконечна, и закончится либо когда не станет нас, либо их.
   - Ну может быть - пожал плечами орк. - Мне-то что, я не какой-то там книжник. Мне сказали драться - я дерусь, а что да почему, не наше это дело, вот так. А кто сидит, думает и глазами лупает, вместо того, чтобы драться, того убивают. Работа такая - давай, убивай, а то тебя убьют, и чтоб я сдох, если это легкая работа.
   - Да, ты хороший солдат, Гром - ответил Амбармор. - Только этого мало. Каждый должен понимать, за что он сражается.
   - Хозяин, я не пойму, чего ты от меня хочешь? - удивленно воскликнул Гром. - Нас этому не учили! Зачем чего-то понимать, пусть такие как ты, умные, понимают... А мое дело маленькое.
   - Да я знаю... - вздохнул эльф. - Я не для того тебя держу, чтобы ты со мной в умствованиях тягался. Только учиться думать все равно надо, Гром, как ни крути. Может быть, когда-нибудь ты поймешь.
   Может быть... Может быть, когда-нибудь это существо поймет его слова. Только понимает ли он сам себя? Жизнь на удивление быстро расходилась со словами, которые он слышал в Твердыне, и вот уже замысел Учителя казался ему ошибкой. Может ли Учитель ошибаться? Или это - не ошибка, а незнание этих замыслов самим Амбармором? И значит - Тано либо дурак, либо не честен с ними, его рыцарями? Странные какие-то мысли лезут в голову. Странные и опасные. Если нолдор не правы, и Учитель тоже не прав, то кто тогда прав? "Да уж, это точно, я сам себя не понимаю!" - подумалось ему. Когда-то только покойному Гэлторну его мысли казались ересью, а теперь это зашло так далеко, что они противоречат и друг другу, и всему, чему черного нолдо учили когда-то в жизни - что в той, валинорской, что здесь, среди воинов Тьмы. Но ведь Учитель говорит - "Смотри своими глазами", и разве не это он имеет в виду?
  
   Смотри, смотри своими глазами... Вот и досмотрелся. До "изма" досмотрелся, gnardaneth. Но именно тогда и зародилась в его голове мысль найти тех, кто думает так же. Из пятерых воинов Аст Ахэ - его, Амбармора, Аэнни, Дайны, Борварта и Илльо - и была создана "Серебряная Рука", предтеча Искры. Тогда они не выступали против Учителя, вовсе нет. Они хотели всего лишь возвращения к старым идеалам черно-серебряных рыцарей, возвращения Бдительного Мира, когда они учили и исцеляли, а не строили пирамиды из отрубленных голов. В первую ночь Нирнаэт, когда доброе, понимающее лицо Учителя окончательно уступило место мурлу палача, Серебряная Рука сделала свой ход и все-таки нанесла удар, но была схвачена (Илльо, впрочем, избежал клейма "ИЗМ", будучи убит в бою десяток лет до того), и если бы тан'ирэ Амбармор не додумался привлечь к делу и простолюдинов, эта история бы закончилась бездарным концом. Но нет - он нашел способ связаться с сотоварищами, и стал вместе с ними, из Нибельхеля, создавать новое общество, пришедшее на смену Серебряной Руке. Общество под названием Искра.
   Уже через десять лет Искра имела своих людей везде, где осмеливались поднимать голос против Короны Севера. Письма с неволи, написанные Амбармором, шли из рук в руки атаманам "волчьих голов", честным сельским старостам, кузнецам, ковавшим оружие в обход запретов коронных законов, и просто вольнодумцам. Глашатаи Короны отрицали существование Искры, списывая нападения на мытные обозы и карательные отряды на бесчинство степняков-урухи, а атаманов восстаний, вроде знаменитого Дейрела, живописали в летописях самыми гнусными красками. Но стражевые полжизни бы отдали, лишь бы узнать, кто же такой этот "старший товарищ", "Старый Друг", с чьей легкой руки припекает снизу черный трон Учителя.
   Начинайте бояться, стражевые. Король голодранцев на свободе.
  
   - Тпру! - послышался спереди голос форейтора. - Солнце садится! Привал!
   Они уже пересекли ту черту, за которой кончалась долгая северная ночь и начинались простые, привычные дни и ночи теплых земель. Близился Гоннмархейм, а за ним - относительно вольные, по сравнению с каторгой, земли Северных кланов. До Амбармора донеслось фырканье распрягаемых коней. Никто не собирался сгонять их с саней, Аэнни и Гром уже спали, и Амбармор, укрывшись плащом, тоже провалился в сон. Он был эльфом, и на нем была теплая одежда, а значит, он мог спать на легком морозце, не боясь, что замерзнет и не проснется. Перед его глазами вновь расстилались картины далекого прошлого...
  
  
   Конец Предначальной эпохи. Дренгист, Хитлум.
  
   Истар быстрым шагом направлялся к своему костру. Ему не терпелось поделиться новостями - как о своем новом мече, так и о стычке с уродливыми тварями и скором отправлении. Впрочем, наверное, о стычке словоохотливый Лауральдо уже рассказал всему отряду. А товарищ уже ждал его около костра.
   - Эх, ну почему не я убил этого орка! - воскликнул он, увидев Истара.
   - Кого-кого? - не поняв, переспросил тот.
   - Орка. Ну уродца этого, что напал на нас - мы им уже название придумали. Может быть потому, что наши предки, когда шли через Средиземье в Валинор, называли "орком" любое чудище, которого пугались, вроде как "бука", и вот теперь мы вспомнили это древнее словечко. А может быть, просто потому, что они рычат так: "Ор-р-рк!". Ну ты покажи хоть этот меч, что тебе кано дал.
   Истар вытащил из кольца на перевязи Хэлканар и несколько раз взмахнул им в воздухе.
   - Дай взглянуть! - Лауральдо взял меч в руки и начал рассматривать. - Ничего себе, сам Феанаро делал! Вот это Майтимо сегодня расщедрился!
   - Только не вздумай пустить его по рукам всего отряда - ответил Истар. - А у тебя-то самого какой меч?
   Лауральдо показал свой меч - немножко пошире и потяжелее, чем Хэлканар, и без рунных заговоров на клинке, зато в ножнах.
   - Что ж он тебе ножны к нему не дал? - спросил он.
   - Если бы были, то наверное бы дал. Давай пойдем к тому обозу, где мы брали одежду и перевязь, и поищем там простые кожаные ножны. Вдруг да и подойдут.
   Они поднялись и снова пошли к обозу, и вдруг Истар оглянулся.
   - Смотри, Лауральдо, что это?
  
   Обернувшись, он увидел завораживающую и пугающую картину - корабли, которые должны были, по словам Маэдроса, отправиться назад, в Араман, полыхают ярким огнем, чадят дымом, который ветер с моря гонит прямо на войско. Гудение и треск пламени, которое поднялось, как казалось, до небес, слышны даже здесь. Горят белые корабли, подожженные с берега, паруса полыхают и выбрасывают снопы искр, падают в воду горящие мачты и дымятся лебединые шеи - носы кораблей. А сам Истар стоит, потрясенный зловеще красивым зрелищем, смотря как черное ночное небо рассекают языки огня, и отблески пламени озаряют его лицо.
   - Феанаро поджег корабли... - прошептал Лауральдо.
   - Я почему-то с самого начала думал, что он не отправит их назад - ответил Истар. - Но я не думал, что он сделает это так... - он задумался, подбирая подходящее слово - ... так напоказ!
   - Да, это сделано напоказ. Это зрелище - для нас. Для того, чтобы мы не надеялись больше вернуться и не думали об ином пути назад, кроме победы. Интересно, а узнает ли об этом Нолофинвэ?
   - Нолофинвэ придется теперь идти через северные льды - мрачно ответил Истар. - Я ведь потому-то и сбежал из его войска на корабле, что знал - все будет именно так. А многие из них еще на что-то надеялись. Слова Намо о предательстве оказались правдой. И с кем быть лучше - с предателями или с преданными?
   Все войско, расположившееся на берегу залива, встало, глядя на полыхающее на воде пламя, а впереди затрубили походные рога.
   - Отправляемся. Нам надо скорее сбегать к обозу, чтобы успеть до отправления! - быстро сказал Истар и прибавил шагу.
  
   Они опоздали в свой передовой дозор всего на чуть-чуть, зато к Хэлканару нашлись ножны - простые, из толстой кожи и несколько широковатые, ну что ж поделать - других не было. Большая часть войска была пешей, но их отряду дали коней и послали вперед. Они ехали по лесистым равнинам, на которых не замечали пока признаков какого-либо населения, ни эльфов, ни "орков", как их уже называли все - слово, похоже, совсем прижилось. Быстро холодало, несколько раз шел снег, и пожелтевшие травы покрывались белыми пятнами. Никаких дорог, кроме звериных троп, не было, и им приходилось выбирать дорогу по лугам, между лесами - до тех пор, пока они не наткнулись на первых врагов.
   Заметил их следы ехавший впереди эльф Аркуэнон - это была вырубленная в лесу просека, уходившая на северо-восток. Он подозвал своих товарищей, чтобы показать свою находку, и Истар подъехал поближе. Деревья повалены вдоль звериной тропы в разные стороны, повсюду валяются сучья - похоже, орки, если эти лесорубы действительно орки, растащили стволы на дрова или на строевой лес, а небольшие сучья оставили здесь.
   - Я бы не стал углубляться в просеку - высказал мнение Истар. - Вдруг там среди леса мы нарвемся на новых орков? Лучше подождать основного войска.
   - Нет, я спешусь и разведаю, что там - возразил Аркуэнон. - Если там есть орки, то я хоть узнаю, сколько их и справимся ли мы без помощи.
   - Я с тобой! - сказал Истар, тоже спешиваясь. - Мне не терпится попробовать в деле свой новый меч, да и одному тебе идти опасно.
   - И я пойду! - присоединился к нему Лауральдо. - Втроем будет как раз: и не так страшно, и не слишком много.
   - Только больше добровольцев не надо! - вмешался старший отряда, Эленкано. - Лауральдо прав, больше трех слишком много для разведчиков, слишком заметно.
  
  
   Обычно эльфы ходят бесшумно, но здесь, чтобы избежать хруста разбросанных по земле сухих веток, приходилось двигаться очень осторожно. Все вооружились короткими луками и медленно пошли вдоль просеки, скрываясь между деревьями - Аркуэнон спереди, затем Истар и Лауральдо. Наконец впереди послышался какой-то шум.
   - Как я и думал - прошептал Истар. - Просека не заброшена, там кто-то есть.
   Они подобрались поближе и увидели, что просека вышла на опушку леса, где выстроена землянка. Из трубы землянки курится дым, а около выхода из нее сидят два орка. Причем уже не в грубо сшитых шкурах, как те, встреченные первыми, а в более-менее приличных железных доспехах поверх кожаных рубах и волосатых, мехом наружу, штанов из козлиной шкуры, но приятнее они от этого не стали. Один держит в руках вороненую кривую саблю, рядом с другим валяется большой двуручный топор. Они громко и хрипло о чем-то разговаривают, или, скорее, переругиваются, судя по общему тону их непонятной, тарабарской речи.
   - Стреляем? - еле слышно шепнул Лауральдо, хотя орки разговаривали громко и ничего вокруг себя не слышали. - Истар, бери себе левого, с топором, а я буду стрелять в правого. Давай! - они натянули луки, послышалось негромкое пение тетивы, и оба урода повалились, пронзенные стрелами прямо в лоб.
   Здоровый орк с топором, однако, не сдох сразу - он громко взревел что-то, и из землянки послышался шум. Аркуэнон спустил свою тетиву, и крикун затих, но наружу вывалилось еще двое - тоже с луками. Они озирались по сторонам, пытаясь понять, с какой стороны летели стрелы, и поняли - когда получили по стреле сами.
   - До чего тупые эти орки! - уже вполголоса произнес Лауральдо. - Вылезли прямо под наши стрелы!
   - Теперь надо проверить землянку! - Истар убрал лук за спину, вытащил из ножен меч и вышел на опушку, уже не особенно заботясь о бесшумности. Остальные последовали его примеру и приблизились к входу в землянку. Он откинул тряпку, закрывавшую вход в землянку, и обнаружил там безоружного орка, забившегося в угол, и связанного, избитого эльфа. Пахло в землянке смесью дыма и орочьего пота, в углу, около грубо сложенного очага, валялась куча подстреленной и подбитой лесной дичи, а в другом, у входа - деревянный окованный щит и широкий, скверной ковки, уродливый меч без крестовины.
   - Стой на месте! - крикнул Истар орку, не особо думая, как он поймет наречие Валинора. - Пойдите сюда, друзья! - позвал он наружу.
   В землянку спустились Лауральдо и Аркуэнон, орк, увидев их, провизжал что-то и попытался забиться под дощатую койку.
   - Надо взять его живым! - Лауральдо схватил щит орка и стукнул его по голове со всего возможного в этой тесной землянке размаху. Орк обмяк, и Лауральдо принялся развязывать пленника-эльфа.
   Пленник, по всей видимости, был из местных тэлери - худенький даже для эльфов, никогда не отличавшихся крепким сложением, с каштановыми волосами, из которых был вырван клок, лицо рассажено в кровь.
   - Лауральдо, дай веревку! Мне нужно связать чем-то этого грязного орка! - Истар дождался, пока тот освободит пленника, взял веревку и связал руки и ноги орку. - Аркуэнон, помоги его вытащить! Или нет, лучше сбегай за основным отрядом, пускай придут сюда, а мы покараулим орка прямо здесь.
  
   К тому времени, как подъехал Эленкано с отрядом, Истар и Лауральдо уже привели эльфа-пленника в чувство. Поначалу он почти не понимал их наречия, ведь за тысячи лет жизни по отдельности языки эльфов Запада и Средиземья разошлись - но постепенно, не столько через слова, сколько через мысли им удалось понять друг друга. Он назвал свой народ синдар - серыми эльфами, и сообщил, что был воином Тингола, короля Дориата, чьи владения находятся южнее - за горами, которые он назвал Эред-Ломин - и был захвачен в плен гламхот (орками, как они поняли). Себя он назвал Белектиром и спросил, кто такие его освободители и откуда пришли. Истар сообщил, что они - высокие эльфы, нолдор, и приплыли из-за Моря сражаться с Морготом (Белектир сначала не понял последнего слова, но потом, когда ему объяснили, сказал, что синдар называют Моргота Белегурт). Рассказ синда об окружающей местности они не поняли из-за обилия незнакомых названий, но уяснили, что эти земли, расположенные на самом западе Средиземья, называются Белерианд, и что крепость Моргота, Ангбанд, находится к востоку и северу отсюда, и, чтобы туда попасть, они должны, пройдя страну, где сейчас находятся, перевалить через горы и оттуда двигаться через степь на северо-восток. Когда вошел Аркуэнон, а за ним и Эленкано, они вкратце пересказали им все, что узнали. Тут орк, до сих пор лежавший тихо, зашевелился, и Эленкано с Аркуэноном пришлось выносить его из землянки.
   Белектир, поблагодарив своих спасителей, рассказал, что кроме этих орков, в окрестностях просеки других нет, но по всей местности шныряют такие же мелкие их отряды, после чего, заверив, что доберется до дома самостоятельно, решил отправиться - впрочем отдохнуть с нолдор он согласился.
  
   Вскоре подошло основное войско, и Эленкано передал пленного орка сыновьям Феанора. Лагерь их дозорный отряд разбил все около той же землянки - грязной, зато теплой, попутно приведя её в относительный порядок.
   - Пленный орк, оказывается, еще неприятнее чем мертвый!.. - проворчал Эленкано, разводя огонь в очаге и поджаривая дичь. - Он пытался на меня напасть, даром что связанный, и мы с трудом усмирили его. Похоже, злоба и жестокость для них естественны. Интересно, что такое эти орки? Искаженные животные или... или искаженные эльфы?
   - Не представляю я, что может сделать эльфа таким - пожал плечами Истар. - Впрочем Моргот... да, наверное, он может. Но если это искажение злыми чарами Моргота - значит оно не естественно. Внешне-то скорее всего они уже не изменятся никогда, но вдруг их внутренне, душой еще можно вернуть в прежнее состояние?
   - Я даже сомневаюсь, что у них есть души - ответил Эленкано. - Мы пытались войти с пленным в осанвэ, и знаешь, что обнаружили? Он почти не способен сопротивляться этому, а значит свободной воли у них нет.
   - Не может такого быть, чтобы кто-то, пусть даже Черный Властелин, сумел отнять у эльфов дар самого Единого, душу! - усомнился Истар. - Они искажены и искалечены душевно - это да. Потому, наверное, они такие злые и жестокие, потому, наверное, у них и забита свободная воля - но они все же не бездушные твари, я не могу в это поверить. И должен быть способ исцелить их.
   - Не знаю. Может быть, ты и прав. Но знаешь что, лучше ты не говори об этом воинам.
   - Почему?
   - Потому, что бездушных тварей убивать легче... много легче, чем себе подобных, тем более настолько искалеченных и искаженных - ответил Эленкано. - Пусть они лучше думают, что убивают опасное зверьё, а мудрствование оставим ingolmor. Да и нам хватит обсуждать это, давай-ка лучше отдохнем.
  
   Истар послушно лег на свое одеяло и укрылся теплым плащом. Огонь постепенно гас, и веки Истара опустились - он погрузился в сон, убаюканный свистом ветра за порогом землянки. Свет... свет - так давно не виденный посреди окружавшего их мрака... Вновь видения прошлого - Валинор. Но не спокойные видения - тревожные...
   Гулкие коридоры Форменос - он несет Феанору создание своей мысли, чтобы поделиться радостью творения - но получает такой удар... Вот и они уже позади - он выходит из врат башни, глядя на восток, но уже не смутное волнение рождается в его душе, а страх перед будущим - ибо он уже знает будущее... Откуда? Сон смешался с явью, и явь - хуже сна.
   Новый удар - и свет иссяк, померк... Он бежит, объятый страхом, по ставшим незнакомыми темным улицам Тириона, а на улицах, всегда полных народу - никого, и только мгла неизвестности окружает его. Молнией треснуло небо на севере - что там? И вот он уже не один, реки факелов текут вверх, к Туне, а Феанор клянется страшной клятвой - и небо раскалывает гром. Вперед, навстречу холодному ветру с моря - по гавани Альквалондэ, и под новые сполохи молнии по мостовым течет кровь - кровь невинных жертв. И вновь - на север, вновь навстречу ледяному ветру, и вновь - гроза, и Намо Мандос вещает с гор вселяющие ужас слова рока, и ветер воет в скалах - и кажется ему, что это не ветер, что это снова грозный вала обращается - теперь уже к нему, Истару: "Ты идешь навстречу тьме, маленький эльда, и ты не единожды посмотришь смерти в лицо - но она не подарит тебе покоя, только унесет тех, кто будет с тобой рядом - не единожды!.. Ты увидишь Властелина Тьмы - и погрузишься в его стихию, как в темную воду, ты увидишь зло - но глаза твои будут слепы, и ты скажешь: это - добро... И даже если судьба позволит тебе прозреть - ни лед, ни пламя, ни сталь клинков не помогут тебе разорвать цепь, что свяжет тебя со стражем слепых, и только смерть разрушит её... И ты захочешь смерти - но не дано тебе будет уйти из мира!" И вот он плывет через темные воды Великого Моря - один, на крошечном суденышке, и вот, с последним ударом грома, воронка водоворота всасывает в себя его кораблик - и он опускается все ниже, ниже...
  
   - Что с тобой, Истар? - голос Эленкано рассекает видение, как острый меч - полотно. - Если ты будешь так метаться, то, чего доброго, проснешься в очаге!
   У - ух... Все в порядке... Он среди друзей, в теплой землянке - лежит на полу, упав с дощатой полки. Не стоит брать в голову - просто дурной сон. А бывают ли они вообще, "просто дурные сны"? Ведь и перед падением тьмы было у него предчувствие, и перед кровавой резней в Гаванях, и сожжение кораблей он предвидел, но чтобы - так? Нет, такого с ним ещё не было. Что же там, впереди? "Ты увидишь Властелина Тьмы..." Неужели - плен? Нет уж, лучше погибнуть! "И ты захочешь смерти, но не дано тебе будет уйти из мира..." И это - неизбежно? Ведь нет пути назад, Благословенный край не примет больше его, как бы он того не просил. "Нет, лучше встретить свою судьбу лицом - и стойко перенести все её удары. Единый, дай мне сил на это!"
   - Что тебя так взволновало? - участливо спросил Эленкано. - Привиделось что-то нехорошее? Ну, это немудрено. Идти куда-то через мрак, сражаться с какими-то чудовищами, слышать страшные пророчества - тут и первый смельчак забеспокоится!
   - Ничего страшного - проговорил Истар. - Не обращай внимания.
  
   Так потянулись долгие дни пути - если о вечном сумраке можно сказать "дни". Они ехали через равнины, всхолмья и горы, пересекая страну, покрытую мраком. Все холоднее становилось, все чаще падали сначала отдельные снежинки, а потом уже и настоящие снегопады, все чаще тучи закрывали небо, и все реже были видны звезды, и постепенно нолдор так и прозвали эту страну - Хисиломэ, страна Ночной мглы - Хитлум на языке немногочисленных местных эльфов. Их наречие - синдарин - за тысячи лет жизни врозь сильно разошлось с наречием нолдор, но многое было и общим, выучить его оказалось несложно, и, когда войско подошло к восточным пределам Хитлума, уже многие из них переняли синдарин. Время от времени попадались небольшие банды орков, с которыми они расправлялись без труда, а однажды - у озера, что звалось Митрим - даже пришлось схватиться с доброй тысячей их, но потерь почти не было. В плен орки не сдавались, и захватить удавалось только потерявших сознание. Их грубый язык был поначалу сложнее для понимания, но по сути дела он оказался устроен очень просто, много проще чем квэнья - язык Валинора, но толку от пленных орков было все равно куда меньше, чем головной боли - большинство из них знало очень мало. А войско все продвигалось дальше, оставив позади, у берегов рек и озер Хитлума, своих любимых и жен, что пошли за ними в Средиземье, продвигалось навстречу леденящему холоду Севера, навстречу судьбе, которая готовила им неведомую пока участь.
  
   * * *
  
   Наконец они подошли к перевалам гор, которые здешние эльфы называли Эред-Ветрин. Судя по рассказу Белектира, подтвержденному впоследствии другими немногочисленными местными жителями, за ними должна была начинаться обширная, холодная пустынная степь, отделявшая Белерианд от владений Мелькора - Моргота. Войско уже переваливало через горы, а их дозор нес стражу на той стороне. Истар, ежась от холода, приблизился к костру, за которым уже сидели Эленкано и Лауральдо, а с ними ещё трое эльфов, недавно прибывшие в дозор. Все остальные в разъезде, обозревают темную степь. Костер дымит и шипит, поглощая покрытые изморозью ветки, но тепло даёт исправно, хоть тучи и предвещают новый снегопад. Он присел у огня и сидел молча, обдумывая впечатления похода. Интересно, сколько дней, если считать, идут они на восток и север из далекого уже Благословенного края, и где он остался - Валинор, куда им уже нет пути назад? Истар не знал, почему, но он нисколько не сожалел об утраченной родине, которую помнил только как золотую клетку, в точности как говорил о ней Феанор в ту ночь - или день, кто теперь разберет? - с холма Туны. Как и Феанор, он не мог наслаждаться покоем Амана Благословенного, что-то внутри него противилось этой неизменности - которая канула ныне в небытие. Все-таки удивительно много общего у него и нового короля нолдор - тот же неукротимый, огненный нрав, гордость и упорство, доходящее до упрямства, скорый гнев - и душа творца... И внешний облик. Почему, интересно?.. Мелькор его знает, подумал Истар, сам еще не зная, насколько прав.
  
   Тучи немного разошлись, и серебряные звезды проглянули на черном небе - огоньки света среди тьмы. Повеяло ветром, и языки пламени костра всколыхнулись, пустив искры. Сухая, припорошенная снегом трава зашелестела, и ветер принес с северо-востока стук копыт. Разъезд вернулся, разведав окрестности. Истар оглянулся и увидел впереди Аркуэнона и Нардила на конях, за которыми скакали еще два всадника, лиц которых не было видно. Все были, по-видимому, встревожены.
   - Орки! - оборвал тишину голос Нардила. - Около тысячи, уже не шайки, а настоящее войско. Идут ходко, будут здесь часов через шесть, и нам придется укрыться в горах, ожидая остальных, идущих сзади.
   - Время у нас есть - ответил Эленкано, вставая. - Так, костер мы сейчас же потушим и отправимся к нашим с донесением, чтобы они успели приготовиться и принять бой. Если мы все укрепимся в предгорьях, то удержим любое войско. Сворачивай лагерь и по коням!
   Истар плеснул воды на уголья, зашипевшие, как озлобленная гадюка, и забросал снегом кострище, после чего свернул теплый спальный мешок в седельную сумку и вскочил в седло. Обычно эльфы не пользовались седлами, но в долгих поездках верхом, какие требовались от разведчиков и воинов, без седла было тяжело - да и сумки без седла вроде бы как привесить некуда. Эленкано, ехавший впереди, тронул вперед рысью, и прочие всадники поскакали уже за ним - назад, в горы, предупредить своих.
   До перевала они доскакали быстро, и стоило только им немного подняться в горы, как впереди уже показались первые ряды войска феанорингов. Они подскакали поближе, и Эленкано окликнул их:
   - Aya, ohtari! (Приветствую, воины! - кв.) Впереди - враги, около тысячи орков подступают к горам! Пошлите гонца к Феанору и Маэдросу, чтобы отдали приказ остановиться и закрепиться на перевале!
  
   Вскоре войско, огласив горные спуски трубными звуками рогов, остановилось, и наилучшие из воинов перешли вперед, чтобы дольше удерживать перевал. На крутом спуске их собралось уже около сотни - с длинными луками и мечами, готовые стрелять по врагам даже через мрак. Вновь протрубил рог, и воины расступились - сам Феанор подъехал на коне, чтобы лично руководить обороной перевала. Он спешился и поднялся на высокий валун, и нолдор притихли, чтобы услышать его обращение. Истар понадеялся, что его нельзя различить в плотных рядах воинов, если нарочно не искать глазами.
   - Нолдор! Мы долго шли к этому мигу, мы проделали огромный путь, и вот - наша цель уже близка! - с этими словами Феанор высоко поднял над головой меч. - За этой безрадостной равниной лежит Ангамандо - твердыня Моргота, нашего Врага, за которым мы отправились в этот славный поход, и сейчас нам предстоит великий бой с его войском! Орки уже идут сюда с севера, чтобы преградить нам путь, но мы сметем этот жалкий заслон! Стойте насмерть, доблестные воины, и да поможет нам Единый!
  
   Глава 6.
   Конец Первой Эпохи, близ Гор Ночи (Железных Гор)
   "Затопи-ка мне баньку по белому....
   Я от белого света отвык...
   Угорю я, и мне, угорелому,
   Пар горячий развяжет язык..."
   Ардахир Ингвион
  
   Дорога постепенно становилась все уже, поднимаясь выше и выше по предгорьям. Впереди уже маячили высокие пики Гор Ночи... впрочем нет, Железных Гор. До Хитлума и Белерианда рукой подать, а значит, пора перестраиваться на имена, данные землям эльфами. Еще немного, и лошадей придется отпустить - ведь у троицы путников не было таких запасов овса, чтобы перевести животных через длинные, каменистые и бестравные перевалы. И еще у лошадей есть обыкновение ломать ноги на неровных скалистых косогорах, изобилующих трещинами и расщелинами, а вылечить лошади ногу в дороге нельзя никак: даже если применить лечебное чародейство, нога срастется неправильно и лошадка будет хромать. Так что лучше отпустить, чем прикончить. Да и было бы чем приканчивать... Из оружия у путников была только старая крестьянская коса, которую нес на плече Гром. Коса была куплена в том же селе, что и два коня - третьего, увы, не нашлось.
   - Амбармор! Какой сейчас день? - спросила Аэнни, когда очередной день пути подошел к концу.
   - 23 день знака Змеи - подумав, ответил Амбармор. - Или, по южному счету, пятнадцатое нарбелета. У нас в запасе еще три дня, и нам нужно успеть перевалить через горы и спуститься на хитлумскую равнину. А дорожка-то, gnardaneth, все гаже и гаже...
  
   Это было памятное место. В годы Бдительного Мира Полночная Седловина была одним из перевалов, через которые ходили в Верхний Белерианд черные менестрели и проповедники. Через каменные стены, отделявшие Хитлум и Анфауглит от северных земель, Дор-Даэделоса, можно было пройти либо через Седловину, либо через Восточный Стык, узкую долину на границе Железных и Синих гор, либо тем путем, что шли воины Финголфина во времена оны - на западе, вдоль моря. Был и ещё один перевал: рядом с трехглавой горой Тангородрим. Тот, где на север глядела тонкая, готическая башня Аст Ахэ, а на юг - огромные ворота Ангбанда. Приятный глазу фасад для союзников - и устрашающий для врагов и покоренных народов. Но идти этим, самым прямым путем, для них было равносильно самоубийству.
   Помнится, именно у южного склона Седловины был убит Гэлторн - один из последних чистокровных эллери, некогда дружный с Амбармором. Они сходились, конечно, не всегда и не во всем, и Амбармора порой пугало его нежелание обсуждать тонкие вопросы истории Эллери и Аст Ахэ - те, в которых свежий, незамыленный взгляд молодого воина видел нестыковки и несоответствия. Порой ему казалось, что упорное отрицание Гэлторна намного красноречивее говорит о том же, о чем сказал бы и возглас "Да, ты прав, это не может быть правдой!". К моменту своей гибели эллеро был уже не в лучших отношениях с Амбармором, но в чем-то тот был ему благодарен. Быть может, за первый невольный толчок на путь сомнения?
  
   Библиотека Твердыни - длинные ряды книжных полок, пыль времен на хранилищах знания... Он листает летописи Аст Ахэ, и хроники погибшего народа Эльфов Тьмы...
   - Смотри, Гэлторн - тут написано, что мой отец, Ахтэнэр, был распят вместе со всеми по приказу Валар! А моя мать говорила мне другое, да и не родился бы я на свет, если бы все было так как тут пишут!
   - Нельзя быть таким подозрительным, Амбармор. Учитель был ослеплён горем, и ему было тяжело даже смотреть на роковые скалы, не то что пересчитывать поимённо всех, кто к ним был прикован - качает головой целитель. - Он тоже может ошибаться!
   - Нет, всё равно не сходится! Почему же тогда одних казнили, а других, как Мириэль с братом, оставили? Они же были уже не дети! Не стыкуется, Гэлторн!
   - Что ты хочешь этим сказать? - удивленно смотрит на него Гэлторн. - Что здесь пишут неправду?
   "Да!" - хотел было ответить он, сам удивляясь своей уверенности. Почему - он не знал, но...
   - Нет... - произносит Амбармор. - Я удивляюсь. Я просто удивляюсь, думаю, почему такая явная ошибка ещё не исправлена.
   - Знаешь, Амбармор... Не стоит думать об этом.
   - Что значит "не стоит думать"?! - от волнения Амбармор чуть повышает голос. - Тано же сам говорит, мол, смотрите своими глазами, думайте сами, а не повторяйте за другими, и - "не стоит думать"?
   - Ты многого не понимаешь, и я желаю тебе только добра - спокойно, настойчиво повторяет Гэлторн. - Давай больше не будем говорить об этом...
  
   - Остановимся - сказал Амбармор. - И отпустим лошадей, дальше им хода нет. Эх, прощай, пегая, не забывай меня! Доберись до дома сама, вернись к хозяину и передай ему от меня горячую благодарность!
  
   Лошадь как будто поняла его, но, дождавшись, пока с неё снимут узду и седло со стременами, не побежала на север, в сторону родной деревни, а побрела медленно куда-то на юг. Аэнни уже заканчивала распрягать вторую, а Гром расселся на валуне.
  -- Припасов у нас осталось мало, вот что - невесело протянул Амбармор.
  -- Гвоздика и перец - отозвалась Аэнни.
  -- Что? - переспросил, не поняв, Амбармор.
  -- Гвоздика и перец. Пряности. Растения такие из Харада, их привозили на кораблях - ответила Аэнни таким голосом, как будто разъясняла азбучные истины младенцу. - Их бы сюда, и наши скудные припасы сразу стали бы вкуснее.
   Амбармор только плечами пожал.
  -- Негоже в нашем положении, Светлячок, харчами перебирать - ответил наконец он. - У нас нет даже соли, а здесь, в предгорьях, не растут никакие травы, которыми можно было бы приправить еду.
  -- Что уж, и помечтать нельзя? Может быть, мне приятно вспоминать о тех днях... Честно, мне неприятно думать о наших последних годах в Аст Ахэ. Но как приятно все-таки об Обеденном зале!
  -- Нет уж, пусть наши припасы остаются невкусными - подумав, возразил эльф. - Так их хватит надольше. Что ж я тебя, не знаю, что ли: тебе только дай вкусненькое, и его уже нет.
  -- Скучный ты... - пробормотала Аэнни, но Амбармор всё услышал. Однако предпочел не отвечать.
   Впереди показались какие-то домишки. Видимо, ещё одна деревня. Амбармор обрадовался: теперь можно не отпускать лошадей в одиночное путешествие, а обменять их здесь на припасы. Распряженные лошади, тоже заметив поселение, медленно брели в гору.
   Деревушка оказалась не ахти какая: три дворика, сиротливо спрятавшиеся у узкой дороги. Но люди тут жили, дымок курился из труб. Путники подошли поближе и вскоре подошли к покосившемуся забору первого домишки. Хозяйство не выглядело преуспевающим: ветхие стены, окна, затянутые бычьим пузырем; чем-то дом походил на его, Амбармора, собственное жилище в Нибельхеле.
   Скрипнула дверь, и из домишки выбежали двое мальчишек. В руках у пареньков были деревянные мечи, а на одном была котта из мешковины, выкрашенной в черный цвет.
  -- Вжик! - крикнул тот, что постарше, изображавший черного рыцаря, и приставил деревянный меч к горлу того, что помладше. - Я поймал тебя, гнусный мятежник! Именем Короны ты будешь казнен на месте!
  -- Ну поймал и поймал... - с досадой в голосе ответил второй. - Давай кончай скорее, да твоя очередь быть "волчьей головой"!
   Аэнни наблюдала за детской игрой с интересом.
  -- Во что это они играют? - спросила она. - Какие-то мрачные игры.
  -- В убийц они играют - мрачно ответил Амбармор. - Не упрекай их, они дети своего времени. Пошли, поговорим со взрослыми.
   Толкнув калитку, Амбармор прошел во двор и приблизился к крыльцу. Дети тем временем продолжали игру. Младший паренек стоял на коленях, а старший замахивался мечом, готовясь "снести ему голову".
  -- Ты можешь убить меня - с неподдельным пафосом произнес "повстанец" - но на мое место придут сотни других! Ты можешь поразить меня этим мечом, но под моим плащом - мечта, а мечта не боится мечей! Чем больше ваш Властелин сжимает кулак, тем больше честных и смелых людей проскользнет между его пальцами! А теперь бей, волк Моргота!
  -- Немного переигрывает - отметила Аэнни. - Кажется, бродячие артисты называют такой пафос через край "большой ветчиной".
  -- Что правда, то правда, звучит наиграно, по-детски наивно и ужасно неестественно, кажется, ещё немного -- и вопьётся зубами в реквизит. Однако говорит он правильные вещи - возразил Амбармор. - Это значит, что даже здесь, в Северных землях, люди понимают, кто такие на самом деле "Искра" и чего они хотят.
   Он потянул на себя дверь дома; она открылась, была не заперта. В домишке из двух комнат было душно и полутемно. За столом, освещенным лучиной, сидела, сгорбившись, крестьянка; она рыдала, пряча лицо в ладонях.
  -- Простите, хозяйка? - окликнул ее Амбармор.
  -- А? Кто? - отозвалась женщина, приподняв голову. Она была еще совсем не стара, лет двадцать пять. - Зачем опять пришли? Мужа забрали, лошадь забрали, хлеб забирали уже в этом месяце... Теперь за детьми моими пришли? Или с похоронной вестью?
  -- Вы обознались - мягко ответил путник. - Мы просто путешествуем. Мы хотим продать вам лошадей.
   Наконец, крестьянка выпрямилась и посмотрела на Амбармора и Аэнни заплаканными глазами.
  -- Эльфы - поняла, наконец, она. - Эльфы-странники. Нет, вы не от Короны.
  -- Рада, что вы это поняли! - улыбнулась Аэнни. - У нас есть лошади, и мы хотим обменять их на еду.
  -- Ох, так мало же у нас еды! - ответила хозяйка. - Вы садитесь. Вы, наверное, издалека идёте...
   Успокоившись, крестьянка рассказала свою историю. Звали ее Тради, все маленькое хозяйство держалось на ней в одиночку. Когда-то у нее был муж, которого забрали в коронное войско и отправили на юг, в Белерианд. После этого ей пришлось одной пахать на лошаденке, и возить урожай на той же лошаденке из плодородной долины, где был их клочок земли, сюда, наверх - пока не забрали и лошадь "для военных нужд". Теперь она не знала, как вести хозяйство дальше, и со страхом и слезами на глазах ждала скорбного вестника на пороге, пришедшего, чтобы известить её о гибели ополченца Ульва там, на юге.
  -- Вот что - заключил Амбармор. - Лошадей мы вам отдадим так. На одной будете работать, другую обменяете у соседей на еду. А уж вы дайте припасов сколько сможете, мы вам будем благодарны. Нисколько не сможете - тогда хоть переночевать пустите. Солнце-то уже низко.
  -- Оставайтесь на ночь! - ответила Тради, радость озарила ее лицо, а слезы сохли на глазах. - У нас здесь и банька есть. А вон тот орк у калитки - он тоже с вами?
  -- Да, он с нами. Не бойтесь Грома, он смирный. Он не кусается - заверила ее Аэнни так, как будто бы речь шла о собаке.
  -- И вот именно ему сейчас банька, кажется, нужнее всего - заметил Амбармор. - Да, хозяюшка, и Аэнни не бойтесь. Она странноватая, но тоже смирная. Не кусается - горько усмехнулся он.
  -- Злой ты - надула губки его спутница.
  
   "Её можно понять" - думал про себя Амбармор. - "Она большой ребенок, на долю которого выпало слишком много. Это взрослая жизнь, пошедшая вкривь да вкось, не дает ей держаться со зрелым достоинством. Сначала запретная любовь к брату по узам Твердыни, которая не принесла ей ничего, кроме страданий, потом позор и лишения ссылки... Что хорошего она видела после того, как Гэлторн подобрал ее, совсем девочку, на востоке и привел в Аст Ахэ? Братство таэро-ири? Видимо, жизнь воина Слова Твердыни - это единственная зрелая жизнь, которую она познала. Отвергнув её, страдая в Нибельхеле, она не нашла ничего лучше, как вернуться душой в те старые добрые леса Востока, где выросла, не желая понимать, что мир вокруг нее живет по другим законам. А я? Я-то чем лучше? Я тоже не видел ничего хорошего за шестьсот лет своей зрелой жизни. И у меня есть свои странности - я насмехаюсь над святым, дерзко свищу, вместо того, чтобы верить, просто потому, что верить разучился. Потому что слишком часто ломали ее, мою веру. "Учитель" сломал мою веру в добрых, хороших Валар, битвы Браголлах и Нирнаэт - в доброго и хорошего Учителя, а в доброго и хорошего Эру я сам верить перестал, потому, что слишком хорошую трепку задавала мне судьба всю жизнь. А потом я перестал верить в судьбу, эту кривую, косую, горбатую и хромую дуру. Во что мне еще остается верить? Разве что в тех, кто верит в меня - в "Искру"... Аэнни уходит от бурь этого мира в наивную невинность, я - в презрительное равнодушие и гаерство. Вот уж воистину, старичина-дурачина Гром мудрее нас двоих, вместе взятых. За то и держу его: он невысоко летает, но землю видит лучше нас, и если он смотрит на нас с Аэнни, как на парочку умалишенных, значит мы в чем-то неправы..."
  
   Они устроились спать под печью, на расстеленной дерюге. На печи посапывали братья - юные мечники, на деревянной кровати впервые за долгие дни забылась счастливым сном их мать. Распаренный, раздобревший Гром засыпал с блаженной улыбкой, Аэнни же свернулась калачиком, будто от холода, хотя в протопленной хижине было совсем не холодно. Амбармор закрыл глаза, чтобы снова погрузиться в мир прошлого...
  
   Конец Предначальной эпохи. Хитлум.
  
   Нолдор, одетые в доспехи и вооруженные мечами, заняли оборону перед рядами лучников. Истар, Эленкано, и весь их отряд приготовились к обходному маневру - они были легковооруженными разведчиками, а не рубаками, но, будучи все наказанными за провинности, они должны были первыми идти в бой.
   - Эленкано! - Маэдрос был уже здесь. - Обойдешь с отрядом войско орков с тыла, потом обстреляете их прямо на скаку, когда они займутся нашей обороной, чтобы отвлечь основное внимание. Если битва завершится удачно, то все твои воины, кто в ней выживет, будут прощены за все свои провинности. А теперь - в бой!
   - По коням! - скомандовал Эленкано, и они вновь поскакали.
   Вперед, к степи! Факела орков уже видны вдали, и, сойдя на равнину, они скачут направо. Кони пускаются в галоп, и ветер свистит в ушах Истара, а волосы его развеваются. Он наклонился к шее коня, чтобы шальная стрела не задела его, и обернулся: орки уже подошли к перевалу. Их и правда около тысячи - громко выкрикивают боевые кличи, гремят оружием и гурьбой мчатся вверх, в горы. Их основная масса с ревом ломанулась прямо на стрелы без всякой воинской науки, сзади лучники-орки осыпали перевал стрелами, а чуть поодаль кучка безоружных орков... Что они тут делают? Возятся с какими-то деревянными орудиями. Всадников-нолдор орки пока не видят.
   - Обстреляем этих! - крикнул Эленкано и пустил своего коня на полном скаку прямо к орудиям. Какой-то орк выкрикнул приказ, и орудие, представлявшее собой огромный рычаг с пращой на бревенчатой раме, со скрипом запустило в черное небо ком горящей смолы. Он, точно огненный шар, прочертил в небе дымный след и ухнул об землю прямо перед лучниками-эльфами, обдав их горящими, расплавленными брызгами смолы. Истар достал свой лук, выпрямился в седле, натянул его и выпустил стрелу в ближайшую темную фигуру. Прочие, почти не осадив коней, тоже выпустили рой стрел по оркам-орудийщикам, после чего припустили на полном скаку обратно. Атака возымела действие, и других выстрелов из орудий не последовало, а орки, казалось, слегка ослабили натиск.
   Они приблизились к своим и увидели, что вся дорога вверх завалена мертвыми - почти полностью орками, а новые враги из поредевшего войска прут прямо по трупам своих сородичей. Десятка два огромных орков, закованных в железные доспехи, ударили прямо посреди строя эльфийских мечников и копейщиков. В рядах нолдор пробита прореха, и орки толпой ломятся в нее, рубя саблями и бердышами лучников. Но за строем лучников загудели боевые рога, и прямо на орков помчался строй всадников-рыцарей в доспехах и шлемах - и впереди всех Феанор, Маэдрос и другие вожди, с длинными копьями и высокими щитами. Орки остановились - и были смяты их конями, и всадники вырвались вниз, гоня орков на равнину, закалывая, зарубая и затаптывая все на своем пути.
   - Aya Feanaro! - раздался боевой клич, и все подхватили его.
   - Aya Feanaro! - закричал и Эленкано. - Возьмите мечи и скачите вверх, отрежьте оркам путь к отступлению!
   И они помчались вверх, заступая дорогу бегущим от всадников Феанора оркам. Вот они - ломятся обезумевшей толпой прямо на них. Истар выхватил из ножен Хэлканар и, нагнувшись, размахнувшись как следует, полоснул сразу двоих - легкий клинок плохо подходил для такой рубки, но брызнула темная кровь, и орки остановились, запертые на отрезке дороги между конниками Эленкано и Феанора - и бросились в стороны, в лес врассыпную.
   - Победа! - раздался радостный возглас, и сотни голосов поддержали: - Победа!
   Всадники Феанора и Эленкано, воссоединившись, спустились на равнину, а пешие воины еще спускались, по пути добивая остатки орочьего войска. Убито орков было сотен шесть - остальные бежали, кто в степь, кто в лесистые предгорья. Истар спустился с коня, обтер Хэлканар об снег и сухую траву и вложил его в ножны, после чего оглядел поле короткой битвы. Северный ветер снова усиливается, степь шумит тревожно и все громче, а в небе появились первые снежинки. Он не знал, сколько нолдор полегло в схватке, но почти все войско медленно собиралось в степи.
   - Воины! - крикнул Феанор. - Все, у кого есть кони, ко мне! Мы помчимся вперед, на север, чтобы у врат Ангбанда сразиться с самим Черным Врагом! Остальные - хороните павших и наступайте!
  
   Конница феанорингов скакала по степи во весь опор, а за ней наступали пешие воины, с которыми остались сыновья Феанора. Все новые и новые орки наступали с Севера, но Феанор приказал - в бой не вступать, оставив этих врагов пехоте, и пешие воины отчаянно сражались с превосходящими их полчищами, они же стремились к самой твердыне Врага - и ни один орк не смел заступить им путь, даже шальные стрелы не свистели вокруг. Все холодало, неслись снежные хлопья, и равнина уже была вся белая от выпавшего снега, ледяной ветер пронизывал - а они все мчались, как белая стрела, рассекающая мрак, на север и восток... Вот уже равнина сменяется всхолмьями, кое-где поросшими деревьями - приближается огромная горная гряда...
   - Стой! - раздался приказ. - Загоним коней, передохнуть надо!
   Истар осадил коня - остановился. Они встали между двумя холмами, поросшими лесом, занесенными снегом - здесь было уже совсем холодно. Ни звука вокруг... Ни рёва орков, ни лязга стали - только ветер свистит. Странное затишье... Такое только перед страшной бурей бывает. Ему стало не по себе.
   - Что-то не нравится мне все это... - негромко, вполголоса сказал он.
   - Мне тоже!.. - проговорил Лауральдо. - Будто там, впереди, что-то такое, чего нам в жизни не одолеть. Но идти надо.
   - Эленкано! - раздался голос Феанора. - Разведай со своим отрядом, что там впереди. Я чувствую опасность! И будь осторожен!
   Старший передового дозора уже подскакал к ним.
   - Поехали, воины. Что бы там ни было, нам не к лицу отступать, даже не увидев его.
   - Мой конь отказывается ехать дальше! - крикнул Лауральдо.
   Конь Истара тоже встревожился - стоит на месте, всхрапывает, бьёт копытом и не делает ни шагу вперед. Истар наклонился к уху коня и ласково заговорил с ним, пытаясь успокоить, но, видно, его собственный голос дрожал настолько, что конь только пуще встревожился.
   - Пойдем пешком! - приказал Эленкано. - Тем лучше, тем сложнее будет нас заметить.
   Истар спешился, снял Хэлканар с седла коня, на прощание поцеловал животное в морду и пошел вперед, утопая в снегу по колено. Брр... холодно!
   Эленкано пошел вперед, за ним - Нардил, потом Истар, Лауральдо и остальные разведчики. Они медленно спустились с перешейка между холмами - дальше начинался отлогий подъем. Снегопад, одно время прекратившийся, начался снова. Ни звука - только свист ветра... Снега по-прежнему по колено, и всё холоднее и холоднее. Они уже отошли довольно далеко от своих, оставшихся между холмами, и - темнота ли виной, снегопад ли - их уже не было видно.
   - Чувствуете? - шепнул Истар. - Земля под ногами... подрагивает!
   И верно - уже не только свист ветра нарушает тишину. Какие-то гулкие удары... тум... тум... как будто шаги чего-то огромного. Истар покрепче перехватил рукоять Хэлканара... но спасет ли клинок от того, что надвигается?
   - Смотрите! - крикнул Лауральдо. - Что это?
   Тьма впереди уже не была тьмой - огненные всполохи разорвали её. Впереди... сзади... со всех сторон... и глухие шаги, тум... тум... Пылающая фигура впереди приблизилась, и меч Истара бессильно опустился - не одолеть. Ростом втрое выше любого эльфа, окутанное слабо светящимся пламенем, окруженное тьмой и черным дымом, существо вселяло страх одним своим видом... открытая черная пасть на огненном лице, крутые, завитые рога и черные бесформенные крылья мрака. Кошмарный демон подошел уже совсем близко - он замахнулся, и длинная многохвостая плеть, пылающая огнем, полоснула совсем рядом с ними... Истар развернулся и побежал - к холмам, надеясь спрятаться, присутствие духа покинуло его окончательно. В самом деле, разве противник он твари, маленький и хрупкий рядом с ней? Кто-то бежит вслед за ним, он оглянулся - Лауральдо. Вот и холмы, вот и крохотный лесок - они нырнули под сень деревьев и упали в сугроб без сил, наблюдая за страшным зрелищем: Эленкано не бежал, он остался стоять, подняв меч - и демон хлестнул плетью, обернувшейся несколько раз вокруг нолдо, и загорелась одежда, и их старший на глазах превратился в свежеподжаренный ком плоти - нет, уже в угли. Упали, с шипением прожигая снег, оплавленные, ослепительно горящие капли стали, которыми стал за мгновения острый клинок Эленкано. Нардил упал в снег - и чудище наступило на его спину ногой, хрустнули кости под огромной тяжестью... все, Истар больше не мог это видеть, он в ужасе отвернулся.
   - Что это? - выдохнул Лауральдо.
   - Что бы это ни было, для нас это смерть! - шепотом ответил Истар. - И оно не одно - я видел еще несколько таких же вдалеке. Бежим обратно - к Феанаро, предупредить... если успеем.
  
   Ветки хлестали их, все усиливающийся холодный ветер дул им в лицо, даже сквозь деревья, но они не смели покинуть полога леска - быстрее, пока не поздно, но... Всадники Феанора уже были окружены - сразу двое огненных демонов наступали на них с обеих сторон седловины. Кони под несколькими всадниками, заржав, понесли в страхе, унося их прочь - к спасению от того, что ждало их здесь - другие же, и Феанор с ними, стояли, спешившись, спина к спине, словно надеялись, что их врага можно одолеть клинками. Большая из огненных тварей - в четыре роста Феанора, с огромной черной секирой - медленно приблизилась... и гигантское оружие ударило, и король нолдор-изгнанников отлетел в сторону - в доспехах его, на животе чернела оплавленная прореха, из которой виднелась почти не кровоточащая - прижженная раскаленным лезвием секиры - плоть. Смертельная рана - после таких не выживают... и он не умрет сразу, раны в живот - самые скверные: ему мучиться несколько часов, если демон не добьет его.
   - Aran! - крикнул кто-то из всадников. - Нет!
   Всадник схватил своего вождя, напрягся, пытаясь поднять на коня тяжелое тело - на коня, еще не побежавшего прочь, но дрожавшего от страха, вскочил сам позади него, и крикнул "Беги!"
   Конь понял и взял с места в галоп, проскочив мимо второго чудища, и унесся в заснеженную степь, в свирепеющий снежный буран... к пешим воинам, навстречу сыновьям Феанора.
   - Бесполезно... - прошептал Истар. - Он не выживет. И нам придет конец, если мы не побежим...
   - Куда?
   - К своим... только в разные стороны. Если мы будем бежать вдвоем и нас найдут - орки ли, эти ли твари бездны - они прикончат нас обоих. Если же поодиночке - то, быть может, только кого-то одного. Прощай, Аларко.
  -- Прощай, Истар. Не знаю, увидимся ли ещё.
  
   Истару и Аларко было суждено увидеться вновь - в последний раз. В Шутовской Башне - но никто из них пока еще не знал этого.
  
   ... Уже три отродья бездны окружили остатки конного отряда - они косили нолдор как траву своими бичами и огромными черными клинками, но Истар не видел этого - он бежал по снегу, куда? неизвестно... на восток и юг, наверное, подальше от войн и бедствий. Только дойдет ли он, сквозь эту бурю? Ветер нес огромные хлопья снега, залеплявшие ему глаза, пронзительно-ледяной воздух обжигал его легкие, бежать было все труднее - куда? Тяжелые тучи застили звезды, в снежном буране не было видно ни зги, и Истар боялся, что собьется с пути, и тогда - смерть в ледяных объятьях Севера... А за спиной - не осталось никого из друзей, кроме Лауральдо, который так же вот, как и он, бежит куда-то сквозь бурю. Феанор сполна поплатился за резню невинных в гаванях Альквалондэ - теперь уже он оказался почти беззащитен перед грозным врагом. Беги... беги, не падай в снег - замерзнешь! Его теряющие чувство пальцы изо всех сил сжимали рукоять Хэлканара - зачем ему теперь меч? Нет, нельзя его бросать. Кто погиб с оружием в руке - тот погиб как воин, честной смертью, пусть даже убит не клинком, а холодом... холодом, а может, леденящим страхом. Легкие уже горели от обжигающе-холодного воздуха, а тело почти ничего не чувствовало, ноги уже не бежали, а еле шли... вот и ты сполна расплатился, Истар, за то, что не пошел через Вздыбленный Лед с преданными, а выбрал легкую дорогу с предателями. Он не знал, сколько уже бежит - час? Два? День? Кто знает... ему казалось - годы. Силы его были на исходе, и он опустился в снег. Передохнуть - или замерзнуть совсем? Сил шевелиться больше не было, и он упал лицом в снег, не почувствовав этого.
  
   * * *
   Серая мгла... Серое небо, до которого, кажется, можно дотянуться рукой... что это? Это и есть Чертоги Мандос? И голос их хозяина, уже слышанный им и в жизни, и в видении, вновь повторяет свои слова... "И ты не единожды посмотришь смерти в лицо... но она не даст тебе покоя! И ты захочешь смерти - но не дано тебе будет уйти из мира!"... Это - судьба? И нельзя от неё уйти, как нельзя убежать от Предопределенности? Но что же теперь? Чертоги Мандос не выпустят его уже никогда, как пророчествовал Намо там, в Арамане? Или не примут его вообще, оставив в мире - живым ли, мертвым, все равно... И новый голос, не слышанный им прежде - глубокий, мягкий: "Нет, судьба преодолима - и Предопределенность можно изменить. Иди ко мне, и ты освободишься от неё...я подарю тебе новую жизнь и свободу, я жду тебя!" Кто это? Он на миг увидел лицо - тонкие, печальные черты, длинные, седые волосы и глубокие глаза - он не мог понять, какого цвета... Он устремился на этот голос - и серые, сотканные из мглы своды померкли, и его окутала тьма...
  
   Теплеет. Это первое, что он почувствовал - вновь своим телом. Жив. Но где? Тело не слушалось его - видать, подобрали его минут через пять после того, как он упал в снег, иначе не откачали бы. Но кто его подобрал? Он почувствовал, как в его зубы ткнули фляжку, и глотнул. Гадость! Жгучая жидкость была скверной на вкус и запах, она обожгла его горло, как очень крепкое вино - он поперхнулся и закашлялся, но глотнул ещё раз, и почувствовал, как изнутри его разливается тепло... Эльфы такого не делали. Орки?
   Догадку подтвердил грубый, хриплый голос, раздавшийся где-то рядом, он с трудом разбирал слова полузнакомого, тарабарского наречия:
   - Потише, Гром! Ещё не хватало, чтобы этот ублюдок выхлебал всю нашу громобойку! Что парни-то хлебать будут, ты не подумал?
   - Не учи учёного, съешь дерьма моченого! - огрызнулся другой голос, совсем рядом, над ним. - Он сдохнет, если хорошенько не дерябнет варёной браги, он же и так полудохлый! А за дохлого голуга вместо пленного сам знаешь, что бывает. Сам знаешь, что нам Повелитель устроит, если мы ему на руки покойничка сдадим.
   Значит, орки. Он в плену. Истар решил пока не показывать, что приходит в себя, и не открывать глаз. Фляжку убрали, послышалось трудноразборчивое проклятие.
   - А что хоть это за голуг? - послышался снова голос орка. - Дурга, ты у нас шибко грамотный, полистай список - может, мы важную птицу отхватили!
   Не дождётесь, невесело подумал Истар. Что-что, а принцем или лордом он не был.
   - Нет, не пори чушь... Важная птица не стала бы валяться в снегу вдали от своих! Это обычный дезертир, нашугался, поди, по самое не хочу нашей мощи... а может быть, гхаш ему повстречался. Мелкая сошка, короче. Ничего нам не будет, если мы сами его поломаем.
   - Поломаем? - взревел третий орк, кажется тот, кого назвали Громом. - Ты с дуба упал? Приказ же был - сверху, от черных! Всех пленных голугов доставлять, эта, в Высокий Дом! Не ломать, не щекотать, только обыскивать и оружие отбирать! Да не присваивать, а доставлять вместе с ними черным! Дознается кто - не ты один потопаешь в Рудники, мы все вместе!
   - А кто узнает? - уже не так уверенно проворчал первый орк. - Мы ж его закопаем поглубже, шоб даже варг не почуял!
   - Тху, он почует! - возразил Гром. - Почует, а потом такого счастья полные штаны нам надает, что мало точно не покажется.
   - Сука ты все-таки, Гром, а не боец! Не дал спокойно поразвлечься...
   - Поразвлекаешься еще во Внутренней тюрьме, если будешь так продолжать! А за суку смотри у меня... можешь и в забор схватить. Глядь, а голуг-то наш оклемался помаленьку. Заворачиваем его на хрен и грузим!
   - Куды грузим? Уже?
   - Уже. Чтобы у некоторых вахлаков руки не чесались! - Истар почувствовал, как его тело, к которому понемногу возвращалась чувствительность - и сильная боль протестующих, обмороженных мышц, лишь немного притупленная крепким зельем - заворачивают в чью-то шкуру, обматывают веревками, выносят на мороз - как видно, из норы-землянки - и кидают, как мешок или бревно, на телегу, не то сани. Шкура была теплой, и холодно не было, но боль во всем теле не давала провалиться в беспамятство.
  
   Лауральдо? Как он там? Добрался ли до своих - или тоже схвачен? Или убит - впрочем, это лучше.
   Он почувствовал, как трогается с места - все-таки это, похоже, сани, потому что скрипа колес не слышно. Он не видел, куда его везут, но уже догадывался. Потянулись часы ожидания... и все-таки он потерял сознание вновь.
  
   Предгорья закончились, и перед санями вставали настоящие горные цепи - огромные, черные, величественные, а прямо перед собой орк-возница увидел колоссальную черную гору, три вершины которой курились густым дымом. Безрадостный пейзаж... Сани поднялись по перевалу, лошаденка под кнутом поднапряглась, втаскивая их наверх. Знакомая вознице горная дорога проходила вдоль подножия трехглавой вершины, и заканчивалась с другой, северной стороны. На севере чернели новые горные цепи, а у подножия горы возвышалась черная башня с поднимающимися ввысь стрельчатыми шпилями, со слабо светящимися окнами - "Высокий Дом", как звали её иртха. Возница хлопнул кнутом, и сани медленно начали подниматься в гору по широкой дороге. Вот уже рядом ворота башни.
   - Стой! - окликнул орка высокий воин, одетый в черное. - Кто таков, и зачем приехал?
   - Дурга, хозяин, иртха ах-хагра Гортхара. Привез пленного - вот он, голуг, лежит в санях.
   - Развяжи его и ступай обратно! - приказал воин. Орк вылез на землю, вытащил сверток медвежьей шкуры и разрезал кривым кинжалом веревки. Шкура распахнулась, и бледный, замерзший нолдо чуть не упал на снег. Орк и черный воин подхватили его.
   - Живой вроде, не замерз...
   - Надо же, какой он легкий! - покачал головой "черный". - Впрочем, альвы, они не славятся крепким телом. А теперь садись на свои сани и езжай обратно!
   - Слушаюсь, хозяин! - с этими словами орк сел обратно на сани и снова хлопнул кнутом. Сани тронулись, и вскоре скрылись внизу, в заснеженной степи.
  
   Черный воин взвалил на плечо тело эльфа и медленно пошел к башне, вошел в ворота, поднялся вверх по лестнице, занес свою ношу в помещение стражи и уложил его на постель.
   - Здравствуй, Ульф! - поприветствовал его другой воин - одетый так же, в простые черные одежды с серебром по вороту, но не смуглый и черноволосый, как этот, а светлокожий, с волосами цвета потускневшей меди. - Это что, пленный эльф?
   - Да, только что его привез сюда какой-то иртха. Замерз в снегу, видимо, отбился от своих, без сознания. Надо же, обычно эти искаженные передают нам пленных избитыми и измученными, а этот вроде бы ничего... Наверное, бежал от иртха или ахэрэ и чуть не остался навсегда в холодной степи.
  
   В этот момент в комнату вошел еще один - на голову-полторы выше обоих черных воинов, одет так же, в черное с серебром - длинный черный плащ почти достигает пола, длинные седые волосы рассыпаны по плечам, руки в черных кожаных перчатках с широкими раструбами.
   - Сайэ, Тано! ("Приветствуем, Учитель!" - ах'энн) - приветствовали его воины, слегка поклонившись.
   - Приветствую и вас, мои ученики - ответил он. - Кто это, пленный нолдо?
   - Да, Учитель, только что привезли иртха. Кто - не знают, по-видимому, обычный воин. Вот его меч - и "черный" передал тому, кого назвали - "Тано", длинный, тонкий клинок искусной работы. Тот взял его в руки, повернул...
   - Работа Феанаро... Если этот нолдо и простой воин, то отличился доблестью! - он взглянул в лицо лежавшему неподвижно эльфу, и выражение его лица изменилось. - Постойте. Вы говорите, что не знаете, кто это?
   - Нет, Тано. Не знаем, и иртха тоже не знают.
   - Позвольте, я сам позабочусь о нем, - он легко поднял эльфа, взвалил его на плечи и быстрым шагом направился наверх, по винтовой лестнице.
   - Как ты думаешь, Ульф, почему Учитель так посмотрел на этого эльфа? - спросил медноволосый.
  -- Не знаю... Его лицо было таким, как будто он где-то видел его... или кого-то похожего... и вспомнил что-то... очень печальное, очень неприятное для него. Не знаю.
  
  
  
   Глава 7.
   Конец Первой Эпохи, Горы Ночи (Железные Горы)
  
   Узкая горная тропинка то взбиралась вверх, то круто спускалась, извиваясь и огибая голые скалистые склоны. Прошло два дня с тех пор, как путники покинули гостеприимный дом Тради, разжившись двумя караваями хлеба и половинкой худосочного порося, забитого на радостях Громом, и в разреженном, стылом горном воздухе то, что оставалось от поросенка, нисколько не испортилось за дни пути. Краешек солнца уже скрывался за горизонтом. Где они, Амбармор не знал, но, судя по тому, что горизонт, показывавшийся из-за обломанных, кривых скал был ровным, а тропинка чаще спускалась, чем поднималась, можно было понять, что перевал почти пройден, скоро горы перейдут в холмистые, поросшие лесом предгорья, и это уже будет Хитлум, Верхний Белерианд, где беглецов должен ждать отряд Тени. Однако погода, начавшая портиться еще вчера, с каждым часом становилась заметно сквернее: ветер, хоть и дул в спину, был столь же пронизывающ, что и в Нибельхеле, нес новые и новые хлопья снега, и путники совсем озябли.
  
  -- Хей-хо!... - свистящим шепотом произнес Гром, приближаясь к Амбармору. - А там пещера!
  -- Молодец, что заметил - ответил тот. - Но говорить шепотом совсем не обязательно. Я запретил тебе всего лишь кричать в горах, вполголоса говорить очень даже можно.
  -- Пещера? - переспросила Аэнни, слышавшая этот разговор. - Может пойдем туда и заночуем?
  -- Именно это мы и сделаем - ответил темный нолдо. - Мы с Громом сходим, разведаем, что там. Если там пусто и не продувается - обустроимся. Если продувается - завалим противоположный выход.
   Аэнни помолчала и внезапно обеспокоенным голосом снова спросила:
  -- А если там пещерный медведь?
  -- Значит, на ужин у нас будет медвежатина - усмехнулся Амбармор - а укрываться мы будем теплой шкурой.
  
   Гром заковылял на сбитых ногах вперед, в ту сторону, с которой явился, его хозяин последовал за ним, и вскоре перед ними показался низкий, зияющий черный лаз. Амбармор снял с пояса ржавый фонарь и нагнулся, открывая створку и готовя трут для разжигания. Чиркая кремнем, он услышал, как орк подбирается ко входу в пещеру и кричит туда что-то не очень лестное, а потом до его ушей донесся звук брошенного камня, ударившего в стену пещеры.
  
   Огонек на труте затеплился, и Амбармор поднес трут к промасленному фитильку. На фитильке заплясал веселый желтый огонек, и беглец закрыл железную створку фонаря, взял его в руку и встал. Из пещеры тем временем раздалось глухое басовитое урчание. Значит, все-таки медведь.
  -- Ах ты, gnardaneth, ах ты ж драный сучий сын! - не удержавшись, закричал Гром и потянул из-за спины косу. Амбармор подбежал ко входу в пещеру и поднес фонарь к темному проему, слыша, как сзади подбегает и Аэнни.
   Из темноты на свет медленно выковылял полуседой, худой, сгорбленный зверь. Медведь действительно был из породы пещерных, древних зверей, еще встречавшихся в этой части Средиземья, и эльф порадовался: значит, лесистые предгорья и впрямь близко, раз этот лесной житель забрел сюда. На трех лапах, поджимая переднюю левую и тихо, но угрожающе урча, медведь брел прямо на Грома.
  -- По-моему, он какой-то больной - заметила Аэнни.
  -- Старый просто - ответил Амбармор. - Старый и квелый, вдобавок наш дружок не дал ему заснуть на зиму. Нет, думаю, медвежатины на ужин у нас не будет. Сколько в нем того мяса-то, жилы одни. Гром, Гром, оставь ты его в покое!
   Гром не послушался и, бормоча оскорбления в адрес животного, начал пятиться, готовясь к удару. Когда медведь выбрался на свет полностью и привстал на задние, возвышаясь над обидчиком, орк резко вдохнул, распрямился, как пружина, и взмахнул косой, выдохнув. Острый стальной конец рассек шкуру и шею зверя, кровь из разрезанного горла брызнула на полузанесенные снегом камни, обрызгав самого охотника, раздался короткий булькающий рев, медведь упал, подергался и затих.
  -- От как надо их! - захохотал Гром, успев отскочить и не попасть под падающую медвежью тушу. - Пойду погляжу, нет ли там еще таких, посвежее!
   Он нагнулся и скрылся в глубине пещеры. До острых ушей эльфов донеслись приглушенные, отдающие эхом крики и ругань, топот, новые камни, брошенные в стены. Ответа не было.
  -- Нет, видимо, он тут был один - покачал головой Амбармор. - Старый шатун. Гром, вылезай давай и обдери его, эта облезлая шкура нам пригодится.
  
   Вечер беглецы встретили у костра, разведенного близ входа в пещеру, занавешенного медвежьей шкурой. Пещера была довольно большой, но чистой и у входа сухой, не продувалась ветром, а в глубине, у отходившего куда-то вдаль низкого тесного отнорка, где уже не царил мороз, из скалы бил родничок. Родничок давал начало ручью, утекавшему по этому узкому проходу вниз, и потратив полчаса, Аэнни окружила ямку с чистой ледяной водой камнями и обломками сталактитов, сделав крошечный прудик. Костер обогрел пещеру довольно быстро, стало тепло и уютно, и родник забил сильнее. Гром крутился у костра, пытаясь зажарить мясо медведя, и впрямь жилистое и малосъедобное, эльфы же, подкрепившись жареной на палочках свининой, кипятили воду в котелке, готовясь отварить траву квенилас.
  -- Амбармор, сделай на этот раз послабже - попросила Аэнни. - Надоел твой вырви-глаз, который ты варил все время в Нибельхеле.
  -- Будет - кивнул он. - Грому спасибо, что нес с собой такую большую вязанку дров. Здесь-то их не сыщешь. Однако у нас их осталось мало, и, кажется, завтра нас ждет весьма холодное утро. А квенилас последний, дальше придется снова переходить на морковную ботву. Гром, вынеси на улицу медвежьи кости.
   Орк оторвался от своего занятия, собрал в тряпицу кучу костей и побрел наружу. Амбармор вытряхнул из кисета последние несколько щепоток табачка, завернул и вынул из костра тонкую палочку, чтобы закурить. Однако покурить ему не дали.
   Гром с очень обеспокоенной миной влез обратно в пещеру и сказал:
  -- Там, с юга, кто-то идет! Вооруженные!
  
   Амбармор встал, закутался в плащ и вылез наружу, чтобы посмотреть. Действительно, в последних лучах вечернего солнца он увидел, как внизу по тропинке карабкаются наверх вооруженные люди. Человек двадцать... нет, двадцать два, сосчитал эльф. Черные нарамники, серые ржавоватые кольчуги, копья, короткие мечи и смуглые лица. Это совершенно точно не был отряд Тени: люди походили на коронных стражевых из Нибельхеля, и лицо Амбармора помрачнело.
  -- Что там? - вылезла посмотреть Аэнни.
  -- Стражевые - ответил ее спутник. - Нас, кажется, поджидают. Gnardaneth, где мы могли так просчитаться?
  
   Действительно, где? Кто-то из соседей Тради не поленился добежать до коронной заставы, доложить о подозрительных путниках? Но почему тогда они с юга - или весть как-то перелетела горы? Или они "зевнули" значительно раньше, где-то после Гоннмархейма, и силы Короны Севера поняли, что они - беглые и подготовили засаду после перевала?
  -- Впрочем, я не знаю. Может быть, они и не за нами. Но это коронные, точно. А вон тот парень впереди - рыцарь Аст Ахэ, видимо глава отряда - закончил Амбармор, приглядевшись. Человек, на которого он обратил внимание, был молод, невысок ростом, но выделялся как единственный русоволосый северянин в отряде вастаков, и единственный, вооруженный длинным, слегка изогнутым мечом - традиционным оружием Твердыни.
  -- Так, быстро - сориентировался он. - Отступайте вглубь пещеры, но не к роднику, а в лаз, который идет вверх. Может быть, нас не заметят. Я останусь у костра, попытаюсь заговорить им зубы.
  
   Когда отряд солдат Мелькора добрался до пещеры, Амбармор сидел у слабо тлевшего костерка и покуривал закрутку с табаком, накинув на голову капюшон. Шкура колыхнулась, и давешний рыцарь вошел внутрь, а за ним - двое бородатых, обветренных, усталых вастаков с незнакомыми гербами на нарамниках - две скрещенные перчатки с длинными раструбами и пальцами, сложенными так, как будто они собираются что-то схватить, под вечной, неизменной трехзубой серой короной Властелина.
  -- Сайэ, корна'таэро ("Приветствую, щитоносец" - ах'энн) - поприветствовал его Амбармор, увидев знак на груди рыцаря - три серебряные молнии и корону на вороненом щите, и шитье на нарамнике в виде листьев аира. - Кто вы, откуда к нам, и надолго ли у нас обосноваться решили?
  -- Кайрил, рыцарь Твердыни - представился гость мрачным, подавленным голосом. - Преследовал грабителей мытного обоза наместника-правителя Хьорна. Неспокойно здесь, грабят и убивают. По-моему, это атаман Тень. Мы гнались за ним, но попали в засаду, многие были убиты. Нам пришлось отступить в горы, бросив преследование... А вы кто? И откуда знаете ах'энн?
  -- Отец мой был рыцарем Аст Ахэ - объяснил Амбармор, пытаясь изобразить голосом пожилого человека. - От него и выучил пару слов. А звать меня Старый Борк. Охотник я. Недавно тут поселился. Уж простите, весь ваш отряд угостить чем съедобным не могу, разве что жилистой медвежатиной. Вон туша лежит почти целая.
  
   Кайрил кивнул и присел рядом с костром, греясь. В пещеру входили по одному остальные его солдаты.
  
  -- Обоснуюсь я у вас, как вы, господин Борк, изволили выразиться, ненадолго - ответил он. - Мы переночуем и наутро пойдем обратно на юг, преследовать "волчьих голов", пока они не ушли далеко с обозом. А вы сами-то никого из них не укрываете? - осведомился он, заметив краешек клейма "ИЗМ" на мозолистой, худой руке Амбармора.
  -- А, господин рыцарь, вы про это? Нет, я больше во всю эту властную грязь вляпываться не хочу. Хватило с меня полутора десятка лет Властелиновой делянки, не хочется больше. Да, сиделец я, бывший. Да с кем в наше-то время не бывает? Вы угощайтесь, ребята - указал он на освежеванную тушу медведя. - Жарьте сами, я вижу, дрова у вас есть. Подождите, я сейчас воды принесу.
  
   Старательно изображая шаркающую походку пожилого охотника, эльф скрылся в глубине пещеры с бурдюком, но пошел не к роднику, а к соседнему шкурнику, где спрятались его сотоварищи.
  -- Гром! - шепнул он. - Я тут навешал им полные уши вранья. Они сейчас уснут, а ты возьмешь из моей сумки железный прут, из которого я в Нибельхеле стилет начинал делать, и в уши их перетыкаешь, пока они спят.
  -- Понял - кивнув, прошипел орк.
  
   Снаружи совсем стемнело, и Амбармор сидел у костра. Его била легкая нервная дрожь, то ли от ожидания, пока наевшиеся скверного жесткого мяса гости надежно заснут, то ли от того, что не по совести это было - спящих прутьями в уши тыкать. Он приучился совершать военные хитрости с холодным сердцем и за время своей службы в Черной Руке и, тем более, как глава Искры, и недаром приобрел славу хитреца из первых, однако собственноручное убийство беззащитных, несмотря ни на что, претило ему. Это была уже не хитрость - это была подлость, а подлецом Черный Шут не был.
   Вроде пора.
  -- Гром! - шепотом позвал он.
   Орк уже был тут как тут. Он нагнулся над одним из стражевых вастаков, вставил ему осторожно железный прут заточенным концом в ухо и ударил по другому концу рукой. Прут вошел в голову врага как в масло; тот не издал ни звука. Амбармор поморщился, отвернулся, чтобы не смотреть, и подобрался к лежащему Кайрилу, чтобы забрать его меч.
   Меча у Кайрила было два. Один лежал наготове под рукой, а второй в ножнах, на другом боку. Никак двумечный мастер, подумал с уважением Амбармор. Редкое умение, даже среди воинов меча Твердыни.
   Чук. Чук. Чук - слышались за спиной тихие и мерзкие звуки. Вот кто-то тихо что-то забормотал, чувствуя сквозь сон, как ему в ухо вставляют что-то холодное и острое, но снова чук! - и нет его.
   Вот уже двое их осталось, живых - сам Кайрил и один из солдат. Гром нагнулся над солдатом, вставил ему в ухо заточку, но внезапно тот резко схватил железный прут рукой.
  -- ТРЕВОГА!!! - взревел чуткий стражевой. - ЫЗМЕНА!!!
  -- Мне сразу что-то в тебе не понравилось, Старый Борк - прошептал мгновенно проснувшийся Кайрил, вскакивая и нащупывая меч. Стражевой тем временем швырнул сразу два промасленных факела в еще тлевшие угли; масло загорелось, и дрожащий оранжево-желтый свет озарил лицо Амбармора.
  -- Эльф? - воскликнул Кайрил, отскочив в сторону и выхватив запасной меч. - Эльф... с клеймом и обожженной рукой, знающий ах'энн? Ты? Ты... Къонахт Предатель, из мертвых восставший? Так вот что за гостя ждал этот разбойник!
  -- Как видишь, корна'таэро, те, кто говорят, будто бы я мертв, путают желаемое с действительным. Не верь всему, что тебе говорят старшие в Аст Ахэ - ухмыляясь и становясь в боевую стойку, ответил Амбармор, пока Кайрил стоял в замешательстве. Он был рад, что с самым сильным из противников придется встретиться в настоящем бою.
   Гром подхватил копье одного из мертвых солдат и пошел прямо на живого, чтобы связать его боем. Амбармор же, дождавшись, пока его противник выйдет из замешательства, описал мечом дугу - не столько чтобы ранить, сколько чтобы оттолкнуть. Боевой стиль Аст Ахэ, по крайней мере в те дни, когда Амбармора уводили в кандалах на Север, не предусматривал много блоков и парирований - он был основан на быстром выхвате и молниеносной атаке. Впрочем, он и сейчас не слишком изменился.
  
   Гром с ревом, потрясая копьем, бросился в атаку; его враг выставил копье, уперев его в землю и приступив ногой, но орка, кажется, ничуть не смутило стальное жало: он бросился прямо на вражеское копье и пронзил грудь стражевого своим со всей своей недюжинной силой, скривившись от боли.
  -- Эй! Эй, подъём! - закричал Кайрил, не осознав еще, что произошло с отрядом.
  -- В твоем звании просто неприлично ходить с отрядом одних вастаков, даже на этой границе - ответил Амбармор и, ловко скользнув дугой, оказался под боком у противника.
   Молниеносный удар рыцаря Аст Ахэ раскроил бы ему череп, если бы эльф не припомнил кое-что из старого доброго нолдорского стиля: он закрылся сверху, домиком. Тонкий легкий меч, не рассчитанный на блоки, все же выдержал, и вражеский клинок скользнул мимо правого плеча Амбармора, после чего тот нанес свой удар, левой рукой по незащищенной шее врага. Молодой рыцарь хорошо знал путь меча Твердыни, но не сообразил вовремя, как одолеть врага, сражающегося левой рукой и знающего незнакомый стиль боя. Удивил - победил, за этот простой принцип Амбармора и прозвали когда-то Черным Шутом.
   Кайрил повалился, как подкошенный, схватившись рукой за рассеченную шею.
  -- Тано... Мэй эстъе тэй, тэй эстъе мэй. Кори'м о анти-эте... - прохрипел он и упал на скалистый пол пещеры, но глаза его все еще остро смотрели на Амбармора.
  
   Впрочем, нет. Уже не его глаза. Бывший рыцарь узнал этот взгляд. Тот самый, с которым он встретился к лицу там, в заснеженном Ард-Галене, до солнца. Тот самый, который манил его прочь от чертогов Мандоса. Рыцарь Кайрил отдал свою душу в руки Учителя, и теперь с Амбармором говорил уже не он.
  -- Поздравляю, Амбармор, Къонахт, Моръяйвар, мой не самый верный ученик - услышал эльф булькающий, но такой знакомый по выражению голос. - Ты снова на свободе, ты почти дошел до Белерианда, и ничто уже не преградит твой путь. И куда ты пойдешь теперь? На Восток, подальше от войн и владык, как хотел когда-то? Или опять бросишь вызов мне?
  -- Я подумаю - ответил Амбармор. - Подумаю. Может быть и приму твое замечательное предложение. От твоих предложений вообще всегда очень сложно отказаться. До скорой встречи... Тано.
   Сапог беглеца впечатал голову черного рыцаря прямо в остатки медвежьих костей, и Амбармор покрутил ногой туда-сюда, размазывая грязь с подметки по лицу Кайрила. Нет, Кайрил тут был не при чем, и эльф похоронил бы его как человека. Это лицо Мелькора он топтал сапогом.
  -- Аэнни! - позвал он. - Вылезай! Помоги Грому, он ранен! А я пока оттащу в глубь пещеры этих соколов. Останови Грому кровь, чтобы он мог отдохнуть, и тогда мы все наконец поспим...
  
   Документ, найденный роквэном Хурином Алдарионом в Закрытом зале Королевского скриптория Арменелоса в 1711 году Второй Эпохи
  
   Начальнику Стражей Пограничья, айкъет'таэро Твердыни Гэльо из Медведей -- от главы отряда Стражей Пограничья, корна'таэро Твердыни Кайрила из Волков
  
   Отправляю это послание перед тем, как согласно приказу завершить погоню за отрядом "волчьих голов", совершающим налеты на мытные обозы наместника Хьорна на севере наместничества Хитлум, потому как считаю своим долгом доложить о своих наблюдениях за поведением отряда, имеющих, на мой взгляд, ценность. Отряд был мною опознан как отряд Тени, однако его поведение не согласуется с тем, что мы знаем об этом атамане. Вместо того, чтобы беспорядочно перемещаться между наместничеством Хитлум, коронными землями в верховьях Сириона и Дортонионом, отряд Тени, совершив последний налет на мытный обоз, направляется вместе с добычей строго на север, в сторону Полночной Седловины. Такое поведение мне показалось странным, поскольку никаких укрывищ "волчьих голов" близ сего перевала не разведано, а уйти через него можно только в сердцевинные северные земли за Горами Ночи, хорошо охраняющиеся разъездами коронных войск.
   Мое удивление сменилось опасением, когда моему отряду удалось захватить в плен посыльного "Спинорезов" при Тени, некоего Яхира из хитлумских людей народа Улфанга. Он был допрошен с применением силы, и сказал, что отряд должен был встретить и сопроводить некоего "Спинореза" высокого чина, идущего из северных земель в Белерианд. После этого воин моего отряда именем Вахаир, также из народа Улфанга, проявил глупость и неумение в делах допроса и ненамеренно причинил пленному смерть через непомерно сильные побои, прежде чем мне удалось выяснить, кто таков этот особо важный смутьян. Я продолжаю преследование с тем, чтобы сделать попытку перехватить отряд Тени вместе с идущим с севера "Спинорезом" и передать оного живым Черной Руке. Прошу доложить о произошедшем лично эр'таэро Черной Руки Торну из Воронов.
  
   Дано 16 (шестнадцатого) знака Змеи, лета 583 от основания Твердыни,
   Корна'таэро Кайрил из Волков.
  
  
   Конец Предначальной Эпохи.
   Твердыня Севера
  
   Истар пришел в себя окончательно в небольшой комнате с окном. Стену украшал тканый гобелен, изображавший высокую башню на фоне гор; у окна стоял стол со стулом, а сам Истар лежал в постели. На стуле была сложена его одежда цветов дома Феанора, на столе стояла тарелка с едой и кубок вина. Он подивился, что чувствует себя прекрасно, в то время как совсем недавно не мог и пошевелиться, и стал вспоминать, каким образом сюда попал. Он вспомнил - стражей в черном, не эльфов и не орков - наверное, это и есть смертные люди, о которых говорил нам Феанор, подумал он. Он вспомнил, как лежал и не мог даже разговаривать, и вспомнил лицо, склонявшееся над ним - то самое, что видел в своем видении, перед тем как очнуться в орочьей норе. Кто это был? Почему-то он ни на мгновение не усомнился в ответе: Мелькор, тот самый Моргот, которому клялся мстить и отобрать Сильмарилли Феанор. Откуда у него такая уверенность - он и сам не знал, но больше просто некому...
   Только почему "Черный Враг" был так добр к нему? Или он со всеми так? Тогда кто же послал на них орков и огненных демонов? Кругом вопросы. Но, как бы то ни было, проявлять гордость не стоит - он же не Феанор, он не клялся никого ненавидеть и преследовать, да и здешние вряд ли считали его враждебным - иначе стал бы сам Мелькор его лечить!
   Он встал и подошел к окну - да, высокие горные цепи и трехглавая курящаяся вершина, и последние сомнения в том, куда он попал, отпали. Одевшись, он сел за стол и выпил залпом все вино - может быть, если это и не разрешит всех вопросов, то хоть успокоит. Дверь, выходящая из комнаты, была заперта - да иного он и не ожидал. Вино разбудоражило голод, и Истар съел вполне приемлемое на вкус жаркое из тарелки, после чего встал из-за стола, задвинул на место стул и сел на кровать. Он ждал.
  
   Вскоре за дверью послышались шаги, и стукнул отодвигаемый засов. Дверь открылась, и Истар оглянулся, чтобы посмотреть, кто вошел в комнату. Он. Мелькор - если Истар не ошибся, а он уже был уверен, что не ошибся.
   - Здравствуй, нолдо! - произнес тот, голос у него был точно такой же, как тогда, в видении - мягкий и глубокий, он говорил на квэнья совершенно чисто, без всякого выговора. - Как твоё имя?
   - Моё имя осталось там, на заснеженной равнине... - ответил Истар. - А ты можешь тоже не представляться, Вала Мелькор. Я благодарен тебе за то, что ты поставил меня на ноги, но я хотел бы знать - что со мной будет дальше?
   - Я полагаю, ты ничего не знаешь о том месте, где оказался - Мелькора, похоже, ничуть не задел его отказ представиться. - И о тех, что тебе помогли.
   - Нет, почему? Я догадываюсь, что тебе служат смертные люди, и полагаю, что это место - твоя твердыня. Только я не отказался бы узнать больше.
   - И ты узнаешь многое. Это действительно Твердыня - хотя и не совсем такая, как ты, должно быть, полагаешь. Не столько обычная военная крепость, сколько место знания и силы. И эти люди - они не просто служат мне, они - мои ученики, хоть их пока и очень немного. Мои и Гортхауэра.
   - А кто это - Гортхауэр? - спросил Истар.
   - Мой фаэрни. - ответил Мелькор. - Майа - пояснил он, видя непонимающий взгляд Истара. - Он занимается воинскими искусствами, я же обучаю людей знаниям и мастерству.
   - А зачем... - Истар замялся. - Если здесь у тебя тихая мирная школа, а не ужасная черная башня, то зачем тогда ты убил Финвэ, уничтожил Древа и похитил Сильмарилли?
   Мелькор рассмеялся.
   - Какие грозные вопросы ты задаешь прямо в лоб, нолдо! И как много сразу! Но раз ты спрашиваешь, я попробую ответить, но будь готов к тому, что ответы породят новые вопросы.
   Истар только вздохнул.
   - Ваш король Финвэ был убит за то, что в далекие времена, когда ты еще не родился на свет, он осудил на смерть целый народ. Народ моих учеников - Эллери Ахэ, эльфов тьмы. Да, да, не удивляйся. Лишь считанные единицы из них остались жить, а еще немногие - дети этого народа - были лишены памяти и обращены в ваши народы, Ваньяр, Нолдор и Тэлери. Они не считаются более эльфами Тьмы, хотя я и мог бы вернуть им память - если бы они захотели этого. И еще одна из этого народа выжила, увы - ненадолго: ты знаешь её как Мириэль, мать Феанора.
   Истар сидел с открытым ртом, слушая своего собеседника.
   - Рот-то закрой, муха залетит! - Мелькор слегка улыбнулся. - Да, Феанор действительно - потомок Эльфов Тьмы. Все остальные были казнены мучительной смертью, и смерть им присудил именно Финвэ - ни за что, просто за то, что они последовали не за Валар. Ирония судьбы: именно одна из них стала его женой. Почему её не казнили - я, увы, не знаю. Она уже не была ребенком, как те, что были лишены памяти в садах Ирмо, и она встретилась с Финвэ уже после этой казни. Поэтому-то Феанор и не нашел покоя в Благословенном Краю...
   Истар ошарашенно подумал: а ведь и я чувствовал то же, что и Феанор. Тогда что же...
   - Древа были уничтожены потому, - продолжал Мелькор - что они заключали в себе не Свет, а сущность Пустоты, враждебную всему, потому что настоящий Свет рождается только во Тьме. Именно Древа были тем, что держало ваш народ в Валиноре, как в тюрьме, и только после их разрушения стал возможен ваш исход.
   - Мой отец - начал Истар - попытался покинуть Валинор задолго до этого. И все что осталось от его корабля - несколько обломков, которые выбил на берег шторм. Так вот почему он погиб...
   - Постой! - перебил его Мелькор. - Ты говоришь, твой отец пытался покинуть Валинор - а ведь это неестественно для светлого эльфа. А когда я тебя впервые увидел, мне сразу показалось в твоих чертах что-то знакомое - поэтому-то и лечил тебя я, а не кто-то из братьев и сестер Твердыни. Расскажи-ка мне о нем поподробнее, не все мне отвечать на твои вопросы... - Истар полагал, что сейчас он закончит: "нолдо", но Мелькор почему-то не сказал этого.
   -Ну, я не видел его никогда... - Истар снова замялся, но спустя несколько мгновений снова заговорил. - Моя сестра рассказывала мне, что он называл себя нолдо, но никогда не говорил о своем прошлом, ни ей, ни кому-то ещё. Его звали Морвэ, наверное, потому что волосы у него были черные, и лицо несколько смуглое - так она мне говорила. Он был похож на меня, только светлая кожа у меня от матери... - при этих словах Истар заметил, как Мелькор напряженно кивнул. - Еще она мне говорила, что он тоже... как ты говорил, не находил покоя в Валиноре, оттого и пытался уплыть на Восток - за день до моего рождения. Даже имени мне не успел дать, так и хожу с одним amilesse ("материнским именем" - кв.). Да и я чувствовал то же. Как он погиб - ты уже знаешь. Все, пожалуй. Может быть, мать рассказала бы мне больше, но она обессилела, когда я родился, и вскоре отправилась к Лориэну.
   - Все сходится - спокойно ответил Мелькор. - Все сходится... кроме одного, но я думаю, что все-таки...
   - Да в чем дело? Ты его знал? Откуда? - перебил его Истар, понимая, что боится ответа.
   - Дело в том, мой мальчик, что я был полностью уверен... что твой отец был казнен вместе со всеми остальными своими сородичами.
   - Остальными... эльфами Тьмы? Он что, был из них?
   - Ты ведь и сам уже догадался, что да. Ты - из Тьмы, мой мальчик. Я тогда был почти ослеплен горем... и, конечно же, не мог трезво рассмотреть всех, кто пал жертвой короля-палача Финвэ. Твой отец, по-видимому, не был казнен, хотя я был уверен, что погибли все. Но ведь и Тайли... Мириэль тоже как-то выжила, хоть и лишилась памяти - на время своей оставшейся жизни. С ним, наверное, было так же. Вот, значит, как он погиб... Посмотри - это он. Таким он был. Откройся - и увидишь.
  
   Истар раньше слышал, о том, что Валар и Майар часто общаются образами, "ткут видения" через осанвэ, но он никогда не представлял этого - и вот теперь перед его глазами, точно в его видящем камне, встала картина: деревянный дом, у стены - недоделанный стеклянный витраж, за окном - яркие звезды, а рядом - высокий, темноволосый эльф...
   - Правда, похож на тебя! - раздался голос Мелькора, и видение исчезло. - Тогда его еще звали Ахтэнэр - Огонь в Ночи...
   - Похож... - ответил потрясенный Истар. - И не только на меня, но и...
   - На Феанора - закончил его мысль Мелькор. - И это не случайно. Он ведь приходился братом матери Феанора!
   - Значит, Феанор мне...
   -Старший двоюродный брат - подытожил Мелькор. - Правда, он никогда не знал об этом, хотя о существовании Эльфов Тьмы знал - от отца. Но, похоже, он никогда не думал о том, что это касается его так близко. Хотя о твоём происхождении он вполне мог знать.
   - Так вот почему, когда я был его учеником, он так скупился своими тайнами! У меня сложилось впечатление, что он взял меня только потому, что через мать я прихожусь родичем его жене, леди Нерданэль, и сам Махтан попросил. И даже так он едва меня терпел.
   - Ты был его учеником? Вполне возможно... Насколько я его знаю, он бы не стал делиться своим мастерством с "отродьем подлого Моринготто, раба Валар" - его слова! - тут губы Мелькора тронула слабая тень улыбки. - Особенно с кем-то, кто получился, когда отродье Моринготто породнилось с домом леди Нерданэль. Вот и ещё одна ирония судьбы...
   - Вала Мелькор... Твои слова объяснили почти все вопросы, которыми я мучался в своей жизни. Только скажи мне: это все потрясения на сегодня, или будут ещё?
   - Если больше не будешь любопытствовать, то больше и не будет, мой мальчик - Мелькор снова еле заметно улыбнулся. - Только ты, кажется, задал ещё один вопрос, на который я так и не ответил. Что с тобой делать?
   - И что? - вздохнув, спросил Истар.
   - Это ты решишь сам. Если хочешь, можешь уйти отсюда - только подумай, куда ты пойдешь?
  
   "В самом деле, куда? - думал он. - К феанорингам? Они, наверное, знают, что я - здесь, ведь тела моего так и не нашли. И что меня ждет там? В лучшем случае - изгнание и позор, в худшем - крепкая веревка для изменника, они в делах, касающихся Врага, на расправу скоры. К местным эльфам-синдар? Навряд ли они доверяют пришельцам из-за моря, а уж когда узнают о случившемся в Альквалондэ - совсем худо будет. Куда-то на восток? Не знаю..."
   - А если я останусь, то что?
   - Станешь одним из нас. Учеником Твердыни. Здесь ты сможешь узнать то, что никогда бы не узнал, достичь высот в избранном тобой Пути и обрести свободу от проклятий и пророчеств, что наложены на тебя, как и на всех, кто пришел из-за Моря, моими братьями. Подумай - ведь они все обречены на погибель!
   - Хорошо... - устало вздохнул Истар. Выбирать действительно было не из чего.
   - Может, все-таки представишься, мальчик, раз уж решил остаться здесь?
   - Ну что же... - эльф задумался. - Сейчас... моя прежняя жизнь осталась позади, и имя я возьму себе новое. Языку здешнему я не обучен - поэтому возьму на привычном себе квэнья. Тем более что "избранного" имени, как у нас принято, я еще себе не брал, да и отцовского у меня считай, что и нет - так я и заполню обе дырки. Зови меня Мартаморвэ... Учитель.
   - Ведомый судьбой Морвэ? - переспросил Мелькор. - Хмм... А короче? Звучит-то, звучит, именно так, как любят нолдор, спору нет. Только неудобно...
   - Покороче... Ну, пускай будет Амбармор. На синдарине.
   - Амбармор... Судьба Тьмы, и в то же время судьба Морвэ... Мы не любим слово "судьба", оно пропахло Предопределенностью. У нас другое понятие - "путь". И если твое имя - "Путь Тьмы" или "Путь Ахтэнэра", то на языке ах'энн это будет звучать как Къонахт. Хотя, если тебе привычнее слова и понятия эльдар... Что ж, тогда повторяй за мной, Амбармор: кори`м о анти-эте, Тано.
   - Кори`м о анти-эте, Тано...
   - Кор-эме о анти-эте. Это ах`энн, язык Твердыни, когда-то бывший языком Эллери Ахэ. Ты произнес просьбу об ученичестве, в которой нельзя отказать: "Сердце мое в ладонях твоих, Учитель". И я принял ее: мир мой в ладонях твоих, Амбармор. Тебе ещё многое предстоит узнать о нем, ученик...
   - А что?
   - Ну, для начала, языки. Ах'энн, потом наречия людей Севера, язык Измененных-иртха - тебе придется много общаться с ними всеми. И я даже, наверное, знаю, кто тебя будет учить. В нашей Твердыне ученики - не только люди. Гэлторн - один из последних эльфов Тьмы, и его ученица, Аэнни - из восточных эльфов, пришедшая сюда совсем недавно с ним - всего двое из ах'къалли (эльфов - ах'энн) живут здесь; ты - третий. Они целители и помогали мне лечить тебя, и знают многое. Что потом - будет зависеть от Пути, что ты изберешь. А теперь до встречи, Амбармор. Я должен идти.
   Мелькор встал, подошел к двери, открыл её и вышел из комнаты. Никакого стука засова не последовало - только удаляющиеся шаги.
  
   Эльф лег на кровать и взглянул на каменный потолок. Странно... и это - пресловутый Черный Враг? Если все что он сказал - правда, то получается, что прав он, а не Феанор с его мятежом; а если он готов принять в свою Твердыню едва знакомого, да ещё бывшего вражеского воина... Хотя, может быть, если бы не так внезапно открывшееся происхождение его отца и его самого - может быть, тогда его бы просто отправили восвояси. А привыкнуть к тому, что он узнал, было так сложно! Народ эльфов, которые были учениками Мелькора... Мать Феанора - одна из них... Его, Истара-Амбармора, отец - её брат... Голова идет кругом. Не верится, но и на ложь непохоже! Поэтому, наверное, так безрассудно быстро принял он предложение Мор... тьфу, нет, Мелькора! Учителя. Тано - так, кажется, называют его здесь.
  
   * * *
   Негромко закрыв за собой дверь, Мелькор направился вперед по длинному, гулкому коридору с забранными несложным витражом стрельчатыми окнами. Чуть поодаль его уже ждали двое - в черном, как и все здесь. Казавшийся молодым мужчина с длинными золотыми волосами, и девушка - невысокая, хрупкая, русоволосая и сероглазая. Не сразу было заметно, что отличало их от прочих учеников Аст Ахэ.
   - Сайэ, Тано! - поприветствовал Учителя мужчина. - Он уже пришел в себя?
   - Да, Гэлторн - ответил Мелькор. - Я поговорил с ним и узнал, что мы с тобой были правы. Сходство не случайно, это действительно сын Ахтэнэра.
   - Но как такое может быть? - удивился Гэлторн. - Их же всех казнили, ты сам рассказывал!
   - По-видимому, не всех... - Мелькор тяжело вздохнул. - Признаться, когда Тайли пришла ко мне в Чертоги Мандос, много после той казни, я тоже был поражен. Она лишилась памяти - но еще долго была жива. Причем она ведь уже не была ребёнком, как другие оставленные в живых, она была молодой, но уже взрослой девушкой... Значит, и с её братом произошло то же самое. Сейчас он мертв и ушел за грань Мира - но его сын пришел к нам, и я принял его в ученики.
   - Неужели он так сразу согласился? - удивленно переспросил Гэлторн. - Я слышал, что Нолдор каких только страшных сказок не рассказывают про тебя!
   - Должно быть, до его ушей они не дошли - пожал плечами Изначальный. - Этот молодой, не испорченный холодным равнодушием Валинора юноша поверил нам во всем и сразу. Его место теперь - среди нас.
   Девушка стояла молча, но по всему было видно, что она внимательно слушала разговор. Но, когда Мелькор закончил последнюю фразу, она внезапно спросила:
   - А как его зовут, этого...эльфа?
   - Он назвал себя Амбармор - ответил Мелькор. - Как его звали в Валиноре, он не сказал мне - да это и не так важно.
   - Амбармор... - повторила она. - Он сейчас там?
   - Не надо, Аэнни, не беспокой его сейчас - мягко, но настойчиво остановил её Мелькор. - Ему надо побыть одному, чтобы многое осмыслить и понять.
   По лицу ученицы было видно, что она немного расстроена, и Гэлторн поспешил её утешить:
   - Успеешь ещё! Ведь он теперь наш брат, один из т'аэро-ири. А что, в чем дело? Ты и тогда, когда мы помогали Тано привести его в чувство, как-то странно на него посмотрела...
   - Нет, нет, ничего! - быстро, застенчиво сказала она и отошла в сторону.
  
   Мелькор пристально посмотрел на неё и, ничего не сказав, пошел дальше по коридору. Но Аэнни этого уже не видела...
  
   Эпилог.
  
   Конец Первой Эпохи, 23 число знака Змеи (15 нарбелет)
   Горы Ночи (Железные Горы)
  
   Снегопад прекратился, и над Железными Горами простиралось чистое звездное небо, редкое в это время года. Слабый ветерок припорашивал снегом груду камней, которой был завален вход в пещеру. На скале над пещерой было выбито - наспех, кривыми рунами:
   "Здесь покоится Кайрил, воин меча Аст Ахэ, со своими людьми. Он прожил недолгую жизнь, потому что сначала встретил опасного учителя, а потом - его опасного ученика."
  
   Троица путников медленно спускалась со склонов гор, мимо чахлых кустарников и одиноких деревец, а внизу небо светлело. Медленно шкандыбал на разбитых в кровь ногах, тяжело дыша и опираясь на копье, как на посох, раненый в грудь Гром. Устало плелась Аэнни, и, шатаясь под весом своей и громовской поклажи, брел Амбармор. А у кромки леса их ждали, но на сей раз не враги.
  
   Черноволосый нолдо оторвался от кучки "волчьих голов" и вышел навстречу усталым беглецам. Он поднял руку, жестом указывая им остановиться.
  -- Стойте! Кто такие, откуда, куда и зачем идете?
  -- Ты видел искру, друг? - вместо ответа спросил его Амбармор.
  -- Из нее разгорится огонь - ответил нолдо. - Добро пожаловать на свободу, тан'ирэ.
  
   За чахлым леском горели костры. Храпели кони, а люди впрягали их в подводы захваченного позавчера мытного обоза. От костров доносились звуки лютни и негромкая песня.
   Светало.
  
   1709 г. Второй эпохи. Трактир старого Свербигуза.
  
   Светало.
   Амбармор замолчал и окинул взглядом зал трактира. Зал был пуст, все, отдыхавшие вечером, давно ушли спать, даже самого хозяина видно не было. Хурин уже не покачивался на скамье и не опирался на стол, чтобы сидеть прямо, зато клевал носом и держался за лоб. Морвен, слушавшая слова рассказчика то с вниманием, то с деланым презрением, обернулась к рыцарю.
   - Ну и где же твоё чудище? - с нескрываемым сарказмом спросила она нуменорца, чуть только эльф замолчал. - Где три человеческих роста, закованные в железо? Я, похоже, что-то не расслышала!
   - Ты все расслышала правильно - тихо, устало произнес Амбармор. - Я вас умоляю, не начинайте это снова.
   Хурин посмотрел было на эльфа с подозрением, исподлобья, но, подумав, вздохнул и откинулся на спинку скамьи.
   - Рассказывай дальше!.. - угрюмо буркнул он. - Мне было приятно послушать, как ты ненавидел Моргота там, на севере, и как ты убил этого его прихвостня. А вот твоим расказам о "Твердыне" не верю я, хоть режь. Я сам решаю, чему верить, а чему нет.
   - А вот это правильно - без тени обиды улыбнулся Амбармор, кивнув головой. - И для того, чтобы быть Врагом, вовсе не обязательно вселять страх за лигу своим видом. Не все то золото, что блестит, и не все то мудро и прекрасно, что выглядит так. А насчет дальше... Прости, друг, но у меня просто-напросто устал язык, и я хочу спать. Ты в окно погляди, утро, солнце встает.
  
   - Я останусь здесь, в этом трактире, и завтра - подумав, сказал Хурин. - У нас есть еще одна ночь. Завтра вечером, здесь, на этом месте мы встретимся, и ты продолжишь свою историю.
   - С удовольствием - кивнул эльф. - А ты, Морвен?
   - Я... не понимаю - ответила она. - За что ты ненавидел Учителя? Что он тебе сделал? Да, он наказал тебя за то, что ты... как ты сказал? Восстал против него?
  -- Мне приказали попустительствовать убийству безоружных пленных - ответил Амбармор. - Безоружных. Которых убивать запрещала присяга рыцаря - до того дня. Вы, может быть, о них слышали - их было немного больше десятка, один из них был королем и в конце концов их почти всех скормили волку.
  -- Финрод? - понял Хурин. Амбармор кивнул и продолжил: - И с ним было двое моих бывших друзей. И поэтому мы неделю держались в Шутовской башне Аст-Алхор, охраняя их, пока не кончились силы - и все зря, никто никого не спас. Именно это и заставило меня принять окончательное решение - Мелькор никакой не Учитель. Но, если подумать, это был повод, а не причина. Причина в другом.
   - В чем же?
   - Ты останешься здесь на завтрашнюю ночь? Если да, то ты узнаешь ответ на этот вопрос.
   - Прости, Амбармор... - ответила Морвен. - Да, я останусь, но у меня есть вопрос. Не об Учителе, другой.
   Амбармор посмотрел на девушку устало, но внимательно.
   - Я поняла, что ты тот самый Къонахт Предатель, хотя тебя описывали совсем по-другому. Прости, если чем обидела. Но ты не тот ли самый, кто написал книгу "О любомудрии природном"?
   - Да, это я. И, по-моему, я упоминал об этом. А что такое?
   Морвен покраснела и, заикаясь, выдавила:
   - Н-нас учили естественным премудростям по т-твоей книге. В Новых Семи городах, наследниках Семи северных кланов. Г-говорили, ее написал другой Къонахт, не Предатель.
   Хурин, услышав это, захохотал.
   - Ну не лицемеры ли? Сами челове... эльфа проклинают, и сами по его книге учат! Слыхал я про твою книгу. В Нуменоре тоже ее знают. Правда, Верные книжники не любят ее. Говорят, в ней описано... как же они выразились? Вот, устройство мира, в котором нет места Единому. И знаешь, выслушав твой рассказ, я могу понять, почему ты в Эру не веришь. Ты, вижу, считаешь, что в мире, где есть добрый всемогущий бог, не может быть того, что ты пережил.
   - Да нет, не в этом дело - покачал головой Амбармор. - Тогда я действительно так думал. А сейчас я просто не нуждаюсь в таком предположении... Так вы оба будете здесь завтра вечером?
   - Будем - ответил Хурин.
   - Обязательно будем - кивнула Морвен.
   За окном дул сырой осенний ветер и медленно пробуждался ото сна маленький уютный городок...
  
  
  
   Повесть вторая: Ветер разметает пламя
  
   1709 г. Второй эпохи. Трактир старого Свербигуза.
  
   День в Пригорье прошел так же незаметно, как и все остальные. Лавочники трудились в лавках, кряжистые городские крестьяне рано утром разъехались по полям вокруг города и вечером вернулись, согбенные от усталости. Дожди не прекращались, за окном трактира лило, как из ведра. Когда стемнело, Хурин и Морвен уже сидели внизу, дожидаясь своего необычного рассказчика.
   - Морвен! - разорвал, наконец, тишину Хурин. - Ты прости, что я вчера вспылил и обидел тебя. Я не хотел.
   - Что я слышу? - саркастически отозвалась девушка. - Ты не хотел обидеть прислужницу "Врага"?
   - Ты не понимаешь - вздохнул Хурин. - Этот эльф, Амбармор... Ты понимаешь, он герой. Он был повстанцем против Мор... Мелькора в шестом веке первой эпохи, когда все было против него. И в то же время он описывает Мелькора как... ну я не знаю...
   - Как Учителя?
   - И да, и нет. Он бросается из стороны в сторону, я не понимаю. То Мелькор у него по всем канонам. Злодей и обманщик, как нас учили в Эрувианской школе под Менельтармой. То вдруг еретический образ, этот ваш "Учитель". Может быть, война повредила его разум, и он, как старый солдат, смотрящий вдаль на лигу, не видит правды?
   - Нет, рыцарь Хурин - ответила Морвен, отхлебывая вина. - Он вспоминает разные эпизоды своей жизни. Эльфы наделены абсолютной памятью, и могут оживлять в себе самые разные моменты своей долгой жизни. Даже те, в которые мировоззрение их резко различалось...
  
   - Добрый вечер, друзья! - воскликнул Амбармор, приближаясь к их столику. - Уже вместе и уже спорите? Не можете понять, на чем я остановлюсь?
   Он, как всегда, возник, когда его не ждали. Чуть только Морвен закончила говорить слово "различалось", как услышала тихую мелодию. Эльф приближался, что-то насвистывая, какой-то мотивчик толи из умбарского, то ли из харадского народного - во всяком случае, Хурину, бывавшему в тех краях, мелодия показалась знакомой.
   - Вы и в Хараде бывали? - спросил он.
   - И в Ханатте, и в Нгхатте - кивнул Амбармор. - Заносила меня нелегкая от Восточного моря...
   - От Восточного моря?!! - перебила потрясенная Морвен.
   - До Дальнего Харада - закончил свою фразу Амбармор. - А насвистывал я песню ханаттанайских крестьян, выращивающих хлопок на полях, принадлежащих белым хозяевам-нуменорцам. Так как вы тут? Не ссоритесь? Готовы слушать, не перебивая?
  
   Зал трактира был пуст, не как вчера. Ни Хоба, ни Толмана, ни кого-то еще из завсегдатаев не было видно за столиками. Хозяин же, однако, исправно стоял за стойкой, ожидая заказа.
  
   - Не буду томить вас разговорами о погоде - сказал Амбармор. - Хотя и они немаловажны. Дожди идут, все дороги развезло, а значит, мы с вами так или иначе вынуждены оставаться вместе.
   - Не тереби душу! - воскликнул Хурин. - Рассказывай. Про отряд Тени, про борьбу с Мелькором из кустов, про Искру...
   - Ладно... - ответил Амбармор. - Слушай.
  
  
   Глава 8.
   Конец Первой Эпохи, предгорья Гор Ночи (Железных Гор)
  
  
   Стемнело, но высокие костры разгоняли ночной мрак вокруг маленького лагеря. У огня сидели пятеро: двое эльфов, орк и двое людей. Гром потягивался, греясь у огня, ему было жарко. Амбармор в это время повернулся к Тени, внимательно осматривая своего собеседника.
   - Кто же в твоем отряде?
   - Форк Деревянная Ложка, трактирщик бывший. Вот он, рядом с твоим орком сидит. Он у нас в отряде повар. Держал трактир на дороге из Митрима на топи Сириона, да разорили его заведение коронные. С тех пор к нам подался. Старик он, уже скоро семьдесят лет. Сердчишко не железное, потому-то он в боях и не участвует. Только кашу варит на всех.
   - Славный старик - ответил Амбармор. - И готовит хорошо. Я так и не решился отведать Громовой медвежатины, а вот каша Форка мне по вкусу пришлась.
   - Борондир, бывший сельский кузнец - кивнул Тень на полноватого мужчину, устроившегося чуть поодаль костра и внимательно слушавшего рассказ Грома. - Его собирались увести на северные рудники. Донесли соседи, что кузнец, мол, оружие кует без разрешения. Хорошо, мы отбили...
  
   - А вот это, видишь ли, старина Форк, это был Нибельхель - разглагольствовал Гром, болтая с кашеваром. - Дальние горы. Не Узкий залив какой-нибудь, где подержат и отпускают, а самый край северных льдов. Оттуда выхода нет, разве что через могилу.
   - А ты-то как оттуда вышел? - спросил Форк.
  -- Известно как - через могилу. Повесился я! - ухмыльнувшись, произнес Гром.
   Форк хмыкнул. Видимо, он знал о том, до чего некоторые орки способны развить себе шейные мыщцы. Не иначе, присутствовал при попытке повесить такого, и знал, что если орк овладеет этакой "шейной силой", то повеситься может только сам, по своей воле, эти мышцы расслабив. И с той же легкостью может изобразить повешение, если, конечно, вынимают его из петли люди невнимательные.
  
  -- Еще есть двое молодых эдайн, брат и сестра, внуки Форка - продолжал рассказывать Тень про свой отряд. - Отец их, Форков сын, со мной ходил, так вастаки его запороли. Теперь Дайн и Горви вместо него в моем отряде. Не нарадуюсь на них. Вроде бы совсем молодые крестьянские дети, а сражаются как рауги. И еще есть Маэгнор, он... он странный. Вроде бы он эльда, как и мы... но он между двух огней. Увидишь, если с ним пообщаешься. Да, о вастаках. Еще в нашем отряде есть Утрад, но его сейчас нет. Он ушел договариваться с продажным насквозь дхол'таэро коронных войск в крепости Вайхаз, чтобы обеспечить нам безопасный отход. И... И, до недавнего времени, был Яхир сын Марлинга, факельщик Искры, твой представитель в нашем отряде. Его убили неделю назад.
  -- Яхира жаль. С отцом его я знаком, сидели вместе. Он и сейчас там, в Нибельхеле. Но теперь я сам буду твоим факельщиком - ответил Амбармор. Факельщики были уполномоченными посланниками Искры во всех отрядах "волчьих голов", именно они получали и передавали письма с неволи, написанные Королем Голодранцев, и именно они советовали вожакам и ватажкам, как действовать, чтобы разрозненная общность бродячих налетчиков действовала, как единое целое.
  -- Это честь для меня - сам Старый Друг, Король-Всем-Назло - мой факельщик. И мы снова вдвоем... - вздохнув, сказал Тень. - Атаман и факельщик. Решаем, куда двинуть отряду. Мы должны уходить отсюда через ту дорогу, что ведет мимо крепости Вайхаз. Я же говорил, у нас там прикормленный дхол'таэро.
  -- А дальше?
  -- А дальше мы хотим двинуть к берегам Митрима. Там деревня есть, и в этой деревне мы укрываемся.
   Амбармор встал. У него не было меча, но он взял суковатую палку с земли и оперся на неё.
  -- Хватит укрываться - сказал он. - В небе сияет новая звезда. Рати Мелькора чем-то встревожены. С севера на юг идут отряд за отрядом, колонна за колонной коронных войск, а у мирных поселян в северных землях забирают лошадей и отнимают кормильцев. Пора переходить от шуток к делу. Слушай меня, Тень. Я хочу, чтобы собрались все факельщики Искры, до кого только сможем дотянуться, чтобы они узнали: Старый Друг здесь и он хочет созвать совет военных вождей. Встреча - через месяц. Что ты об этом думаешь?
   Тень немного замешкался, прежде чем ответить.
  -- Весь Хитлум придет, но это немного. Таур-ну-Фуин... Сосногорье пришлет кого-то от атамана. Возможно, из Нижнего Белерианда - Бретиля, долины Тейглина кто-то явится. А вот насчет Оссирианда и Таргелиона - ничего не скажу. Ватажки тех мест давно осели на землю, бросили грабежи, зажиточными и уважаемыми вояками стали, но в одном до сих пор держатся обычаев гаурвайт столетней давности - факельщиков не привечают, а порой и издеваются над ними.
   Амбармор помолчал. Он помнил, какая судьба чуть не постигла факельщицу того отряда, где начинал свой путь в Искре ее величайший герой, Турин Турамбар. Атаман тогда чуть не изнасиловал её. То были времена, когда Искра только-только устанавливала свое покровительство над разбойничьими шайками "волчьих голов", гаурвайт, и начинала их преобразовывать в отряды борцов. Многим тогдашним атаманам это не нравилось, но за без малого сто лет, прошедшие с тех пор, только оссириандские и таргелионские атаманы придерживались еще тех амбиций. Прочие же поняли, какие выгоды сулит Искра.
  -- А что насчет приморских земель?
  -- Ты не знаешь, Старый Друг? - удивился Тень. - Там уже скоро сорок лет как стоят пришельцы из-за Моря. Высадились от старых гаваней до Арверниэна, и чего-то ждут. Ничего не делают.
  -- Не иначе, ждут хороших новостей - улыбнулся Амбармор. - И что, нашим не помогают?
   Тень прижал ладонь с растопыренными пальцами к лицу. Видно было, что его несколько тяготит разъяснять отставшему от жизни северному пленнику то, что и так понятно.
  -- Нет!.. - проговорил он сквозь зубы. - Они не отличают гаурвайт от орков и прочих налетчиков. Мы все для них - искаженные.
   Он помолчал немного, поморщил лоб и, решив сменить тему, сказал:
  -- Но как ты собираешься оповестить всех?
  -- Близ Барад-Эйтеля находится крепость коронных войск, которая тоже называется Эйтель. Оттуда пришел Эрмахт, который меня освободил, и там же до сих пор служат люди, передававшие мои письма. Их зовут Анруин и Хэльо, они - военные почтари... и мои старые сотоварищи. Они знают многих гаурвайт и многих факельщиков. Пройдя Вайхаз и вашу деревню, мы отправимся именно туда.
  -- Будь по твоему - кивнув, ответил Тень.
   Тень не знал сам многих своих соратников по тайному ордену. Это было сделано нарочно, чтобы, если вдруг атаман попадется в плен, он не мог выдать никого, кроме своих людей. Факельщики знали людей, через которых держали связь, но давали присягу в плен не сдаваться, а если были взяты - молчать и не бояться умереть от побоев, как покойный Яхир. Амбармор же держал в своей памяти имена многих ценнейших сотоварищей, и пока он был с отрядом Тени, в каждом уголке Белерианда у них были друзья.
   Костер прогорал, язычки пламени уже едва вырывались между алыми угольками. Вокруг стало темно; ночь была туманной, пасмурной и безлунной. Ветра почти не было; на вершинах холмов он чувствовался, но здесь, в лощине между двумя высокими холмами, где устроились на ночлег люди Тени, было холодно, но не ветрено. Тень подал Амбармору объемистый плащ из волчьих шкур, и, завернувшись в это мрачноватое одеяние, эльф почувствовал, как в тепле его окончательно разморила усталость. Спать не хотелось, нет - эльфы мало нуждаются в сне, но куда-то идти и вообще как-то шевелиться стало непосильно тяжело.
   С противоположной стороны лагеря доносились звуки лютни. Молодой мужской голос пел:
  
   Вот еще один день
   Застывает во мгле
   И уходят на запад часы и мгновенья
   Нам сражаться не лень
   На своей мы земле
   И до нового дня доживем мы, наверное
  
   Разожги же костер
   Ты умеешь сложить
   Его так, чтобы дым не увидела стража
   У костра отдохнем
   Чтобы ночь пережить
   И с рассветом нам утро дорогу покажет...
  
  -- Кто это у вас такой певучий? - спросил Амбармор, которому понравилась медленная, спокойная песня.
  -- Дайн - ответил Тень, уже тоже завернувшийся в плащ. - И лютня его. Сам придумывает песни и сам их поёт. Эта еще ничего, ты бы слышал, какую он издевательскую песню про Мелькора и солдатку сочинил.
   А с той стороны к мужскому голосу присоединился девичий, и они запели двухголосьем:
  
   Брось мешок и садись у костра
   Заслужили с тобой мы часы и минуты покоя
   Даже воинам леса усталость развеять пора
   Не железные мы, просто люди мы, братец, с тобою.
  
   Следующий куплет уже запела девица, парень же только играл на лютне. Её голос был негромким и чуть хрипловатым - холода прохватили, что ли...
  
   А наутро придет
   Новый день, новый бой
   И мы снова к свободе дорогу укажем
   Утром страх пропадет
   И получит с лихвой
   Кровь и пламя обратно коронная стража.
  
   А пока мысли прочь,
   За костром последи
   Чтоб горел, не погаснув, до утренней зорьки
   В поздний час, заполночь
   Ты меня не буди,
   Ухожу я к своим сновидениям горьким...
  
   И снова - припев на два голоса, но на той строчке, где девушка должна была спеть "Не железные мы", она вдруг запнулась, и через несколько секунд послышалось звонкое "Апчхи!". "Точно, простудилась" - подумал Амбармор.
  -- Аэнни! - позвал он.
  -- Ау? - отозвалась из-за валуна его спутница.
  -- Завтра утром посмотришь, что с Горви, хорошо? Мне не нравится, как она чихает.
   Со стороны Дайна и Горви раздалось сдавленное хихиканье.
  -- Этот... Старый Друг... - донесся до ушей Амбармора голос Горви. - Дайн, он как наша мама. Чихнуть человеку нельзя, ему сразу же не нравится.
  -- Спите, молодые - проворчал Борондир, стоявший на страже. - Особенно ты, Дайн: кончится эльфийская стража, они растолкают именно тебя. Твоя очередь.
  -- Эльфийская стража? - переспросил Амбармор. - Это у вас так принято - эльдар меньше спят, поэтому полночи сторожат?
  -- Вроде того - кивнул Тень. - Сейчас еще Маэгнор к костру подойдет, когда все заснут, и наша стража начнется.
  
   И действительно, через какое-то время к костру подошел не виденный Амбармором до того эльф. Бледный и печальный, он был одет в выцветшую длинную синюю рубаху с жалкими остатками серебряной нити и серый шерстяной плащ с капюшоном. Русые волосы свисали на лицо, наполовину закрывая его. Он молча сел на бревнышко у костра и завернулся в плащ.
  -- Молчаливый, как всегда - сказал Тень. - Даже с самим Старшим товарищем не здоровается.
  -- Mae govannen - сказал Маэгнор, подняв голову.
  -- Elen sila lumenn omentielvo - ответил Амбармор вычурным приветствием времен Валинора и королевств нолдор, припустив в голос чуть-чуть иронии - уж очень неуместной была эта фраза здесь, среди "волчьих голов". - Не стыдись, я не привык, что мне оказывают внимание.
   Маэгнор улыбнулся - слегка, краем губ. Должно быть, уловил иронию и про себя посмеялся над ней. А может быть, просто давно не слышал квэнья.
  -- Нам с ним трудно ужиться - это уже Тень вступил в разговор. - Мы часто ссоримся. Он терпеть не может черных рыцарей, и стремится убивать их, где может. А я в свое время был отпущен ими под честное слово и дал клятву - против рыцарей Аст Ахэ оружие не поднимать...
  -- Они служат Морготу - буркнул Маэгнор. - А Моргот исковеркал всю мою судьбу. Ты мой кано, Тень, но ты глупец и клятву дал глупую.
  -- Быть может, и глупую. Тогда я полагал ее разумной - рассудительно ответил Тень. - Тогда и рыцари были другие... еще другие. Были среди них уже нынешние звери, но тех, прежних было больше. Они еще чего-то хотели, какого-то мирного будущего. Я полагал, что так будет и дальше; что ж, я ошибался.
   Амбармор и сам помнил прежние обещания Твердыни людям Белерианда: будем учить! Будем лечить! Будем защищать! Дадим службу достойным! Без эльфов земли хватит на всех, и воцарится мир! А вот оно как обернулось: лечат - от лишних мыслей виселицей, учат - переписанной истории да нехитрой науке "дают-бери-бьют-беги", службу предлагают в поджигателях и карателях, а земли и впрямь всем хватает - если каждому по три фута на шесть, и шесть глубиной. Мир? Да, пожалуй, это можно назвать миром, ведь крошечные шайки вроде этой вот не заслуживают того, чтобы ради них торжественно и мрачно бросали вызовы посланники, били мечами о щиты воинства и зычно трубили в охрипшие рога герольды. В Белерианде мир, а воины Севера просто ловят разбойников.
  -- А кем ты был до войны, Майканаро? - спросил Амбармор, намеренно переведя имя собеседника на квэнья. Не зря: тот и впрямь просветлел, и на какой-то миг король голодранцев увидел не усталого, согбенного лесного бродягу, а гордого воина.
  -- Я служил Второму дому нолдор, дому Нолофинвэ, как и наш теперешний кано - ответил он. - Перед Браголлах я жил в Барад-Эйтель и был кузнецом, а потом сам взял в руки оружие. Я был на Ард-Гален, когда горела земля, я видел, как государь Нолофинвэ поскакал на север - но не имел права удержать его. Я сражался и в битве Бессчетных Слез - и был рядом с Финдекано в том бою с балрогом. Но государи мертвы, а я жив... А если совсем до войны... Подожди, Аран-а-Нанта, я ведь тебя помню. Ты Истар? Истар Морвион?
   Где они могли видеться? Да, виделись - в Тирионе, когда стояли еще Древа. Амбармор кивнул.
  -- Беспокойный всегда такой был, как и я - продолжал Маэгнор, уже совсем погрузившись в приятные воспоминания о временах Валинора. - А в Хэлкараксэ я тебя точно не видел. Ты, значит, феанорингом сделался? Конечно, я же слышал, что леди Нерданэль и Феанариони тебе дальней родней приходились.
  -- Ненадолго - ответил Амбармор. - На какое-то время.
   Он потянулся к костру, чтобы подложить дров, и в свете костра открылись руны, клейменные на его руке - ИЗМ.
  -- Попавших в плен в битве так не клеймили! - воскликнул Маэгнор, изменившись в лице. - Так клеймят подданных Короны, обернувшихся против неё... Ты - служил Короне Севера? Нолдо?
   "Gnardaneth!" - подумал Амбармор. - "Еще не хватало нам здесь маленькой священной войны!".
  -- Нолдо-то нолдо... - стараясь говорить спокойно, произнес он. - Да не совсем нолдо. И в конце концов, Майканаро, что ты взвился? Я не враг тебе, я - Старший товарищ!..
  -- Подожди! - возмущение на лице Маэгнора сменилось замешательством. - Не совсем нолдо? Это то, о чем я думаю? Из этих?
  -- Если ты имеешь в виду Эллери Ахэ - усмехнувшись, ответил Амбармор - то да. Точнее, я полукровка, но, видимо, в основном пошел в отца.
  -- И за это, значит, тебя Моринготто и зацепил - тихо сказал Маэгнор. - Все ясно. Ты, наверное, попал к нему почти сразу? После Дагор-нуин-Гилиат? Молодой и глупый?
   Король-Вопреки-Всему только кивал.
  -- Подожди... А Черный Шут - это тоже был ты? - внезапно вмешался в разговор Тень.
  -- Да, да, да - произнес Амбармор, присев и начав ворочать костер, выставляя "ИЗМ" напоказ собеседникам. - Амбармор, он же Къонахт, он же Черный Шут, он же начальник тайной стражи мелькоровской армии. Он же главарь заговора, который того Мелькора чуть не сбросил куда балроги до ветру ходят - и, будучи утащен туда, куда до ветру ходят хелегроги, продолжил втихую заговаривать!
  -- Так что же? - спросил Тень - Вся наша борьба - всего лишь сведение счетов между тобой и Мелькором? Всего лишь месть опального военачальника?
  -- Нет - полушепотом сказал Амбармор. - Потому что вы не понимаете, зачем я все это начал. Я никогда не был верен самому Мелькору - но я был верен тем идеалам, что он поднял на знамена тогда, до войны. Тогда я не осознавал их фальши - но понял ее в Тол-ин-Гаурхот.
   Тень и Маэгнор переглянулись. Тол-ин-Гаурхот - звучало, как стук крышки каменного гроба. Крепость Саурона, где погиб Финрод, Фелагунд, Ном Мудрый.
  -- Шутовская Башня, да? - наконец переспросил Маэгнор. - Среди нолфингов ходила легенда, слышанная от освобожденных госпожой Лучиэнь пленных - что была в этой крепости башня, Саурону не принадлежавшая, а начальника этой башни звали Черным Шутом. И что Шут этот отказался выдать Гортхауру и его волчьему мастеру Финрода и его спутников, и защищал их жизнь неделю. Люди дома Хадора говорили - потому, что он-де был потрясен верой и верностью Финдарато, но те, кто там был, говорили другое - начальник башни ссылался на закон Твердыни.
  -- Пленный неприкосновенен - кивнул Амбармор. - И еще там были мои друзья - из той, прежней жизни. Я защищал их, но это кончилось ничем - Гортхауэр накрыл башню ужасом, и следующее, что я помню - это затхлый подвал, решетка и я - аккурат между Лауральдо и Менельдуром, а на шее деревянная табличка. А потом за мной пришли. Сказали - простите, господин эр'таэро, произошла ошибка. Из Твердыни пришло решение суда Айанто, вы действовали совершенно правильно, а Гортхауэр превысил свою власть, заключая вас сюда. И какую-то подобную белиберду. Табличку быстренько-быстренько так убрали, но я уже знал, что там написано - "Подстилка Финрода, с ним и подыхай", углем, кривым орочьим почерком. Я спросил - а с остальными-то что? И эта свиная рожа мне и отвечает - не было про них приказа, господин эр'таэро, вы глава Черной Руки, а эти известно кто, идите за мной, а эти пусть остаются. И тогда я крикнул во весь голос: какого же ломаного гроша тогда стоил этот ваш суд Айанто, если меня он оправдал, а преступный приказ Тху остается в силе? Не пойду я никуда! Не пошел, так понесли... Стал драться, так получил гирькой по макушке. Успел только услышать негромкий голос Финрода: "Истар, не мечи бисер перед свиньями...".
   Какое-то время вокруг костра царила тишина. Оба собеседника Амбармора смотрели в огонь, представляя себе эти события.
  -- А что было потом? - спросил Маэгнор.
  -- А потом я опять очнулся, уже на верхушке своей треклятой башни, в своей комнате. С вот такой шишкой на затылке, на кресле висит наглаженное парадное, на полу начищенные сапоги, дверь заперта на засов снаружи... А на столе бутылка бренди, стакан, чернильный прибор и маленький флакон с сильнейшим ядом, одним из тех, что проберет даже эльфа. И записка: "Работайте с бумагами, эр'таэро, и не лезьте не в свое дело. Если решите воспользоваться ядом, в Твердыню будет доложено о вашей геройской гибели в бою. Гортхауэр". И мне оставалось только сказать себе: Моръяйвар, ты тут далеко не самый злой шутник!..
  -- И тогда ты понял, что Мелькор лжец, и решил устроить восстание? - сказал Тень.
  -- Мой маленький заговор существовал и до того - ответил черный нолдо. - Только раньше это была горстка недовольных, собиравшихся в Обеденном зале по вечерам и разводивших атрабеты о том, как изменился Учитель с начала войны. А после Башни мы стали правдоискателями и борцами, это была искра, от которой мы вспыхнули. Вот почему мы так называемся. Я говорю "мы", потому что вы, сотоварищи - члены того же самого тайного ордена, потому что "Искра" - это и есть бывшая "Серебряная Рука". Теперь вы знаете, как родился наш орден.
  
   Воцарилась тишина. Амбармор встал и бросил в костер целую вязанку тонкого хвороста. Веточки мгновенно занялись, и спустя полминуты к небу взвился высокий язык пламени, похожий на пламя огромной свечи. Маэгнор и Тень тоже встали, и все трое посмотрели на небо: как по мановению руки исчезли низкие густые тучи, еще час назад застилавшие небо. Костер-свеча взметался к ярким, переливавшимся звёздам, к Серпу Валар, к небесному воину Менельвагору, к звездной сети Реммират и к алой звезде Карнил.
   До ушей темного нолдо донесся еле слышный звук - это Аэнни, привлеченная красотой костра и звездного неба, выбежала из-за валуна и застыла радостно перед огнем.
  -- Но теперь довольно нам быть Искрой - громко, вдохновенно произнес Амбармор. - Теперь мы должны стать пламенем, факелом - таким, как этот костер. Здесь, в этой сонной лощине, Искра родилась опять - и она станет пламенем. Мелькор с Гортхауэром думали, сломанный я - продолжил он уже тише, и на его лицо вернулась прежняя горькая усмешка. - А я не сломанный был - гнутый. Сломанного уже не срастишь, а гнутый... Гнутый разогнется. Если, конечно, будет кому его разогнуть.
  -- Вот ты каков, Аран-а-Нанта - прошептал Маэгнор.
   Амбармор сдернул перчатку с правой руки и поднял ладонь, показывая всем тряпицы и то, что под ними.
  -- Я не скрываю - я не светлый воин. Я был запятнан, как и все здесь, Камень ожег меня, как и Мелькора. И я призываю всех, для меня нет ни эльфа, ни орка, ни Верного, ни изверившегося, ни воителя, ни разбойника - для меня есть те, кто готов драться здесь и сейчас. Все они - наши сотоварищи, неважно, насколько гнутые, и всех их мы разогнем и соберем вместе, чтобы начать восстание, равных которому не было никогда и не будет много тысяч лет. "Спинорезами" зовут нас верные слуги Мелькора -- но теперь мы выйдем в открытый бой. И мы не против Мелькора будем воевать - мы будем воевать за Эрухини, за то, чтобы Эрухини решали свою судьбу в своем праве. Люди Древней Надежды в свое время охрипли кликать Эру, чтобы он спустился и навел порядок - у нас другая надежда. Новая. И Эру ли исцелит мир нашими руками, или же мы это сделаем сами - пусть ingolmor ломают о том головы!
   Аэнни захлопала в ладоши, а он снял с пояса давешний бурдючок с яблочно-жгучим напитком, который так и не удосужился у него тогда забрать форейтор обоза, поднял сосуд к небу, поднес к губам и отхлебнул, после чего протянул Тени.
  -- Дура-судьба, Namo ampamaitё - сощурившись, улыбнулся Тень. - Дождался. К раугам честное слово Мелькору - я здесь и сейчас принесу клятву тебе, Король-Вопреки-Всему, что ты будешь вести, а я - следовать.
   Он взял бурдючок и сделал глоток, с трудом сдержавшись, чтобы не поперхнуться.
  -- Побольше бы таких гнутых, как ты - добавил Тень, переведя дыхание, и передал сосуд Маэгнору. - Я верю, ты их всех разогнешь.
  -- Я с тобой - сказал нолфинг, отхлебнул и протянул напиток Аэнни. Она отхлебнула сразу несколько глотков, ее лицо зарделось.
  -- А я с тобой была всегда - сообщила она. - И буду.
   Амбармор забрал у нее напиток и плеснул чуть-чуть в костер. Яркая вспышка на мгновение стала огненным шаром, взметнулась к небу и пропала.
  -- А Саурон пусть сам пьет яд - закончил он. - Как водичку.
  -- Хороший был костер - сказал Тень. - Высокий. Совсем как в Кирит Менель...
  -- Кирит Менель? - переспросила Аэнни. - А где это?
  -- В Таур-ну-Фуин - ответил Тень. - В бывшем Дортонионе. Когда-то давно, когда Дортонионом правили арфинги и беоринги, это было никому не известное, пустынное ущелье неподалеку Друна. Сейчас это город... Город повстанцев. Свободный город. Там глубокое ущелье в горах, с крутыми каменными стенами, изрезанными пещерами. Там, в пещерных жилищах, живут вольные люди, полуорки, даже гномы и эльфы - все, желавшие свободы, стекались и стекаются туда. Там, на самом верху, стоит башенка, выстроенная арфингами - сейчас там живет мой старинный друг Менельтир, сын Дамрода, древний старик, бывший законоговоритель из эдайн, ныне звездозаконник и мудрец. Там, в большом доме, живет Укташ-полуорк, самый сильный из всех атаманов волчьих голов, правящий этим городом и всем Сосногорьем, тоже мой друг. Там, в ямке на дне ущелья, из-под земли выбиваются испарения, похожие на болотные - они горят, горят, как большой костер, которому не нужны дрова, и этот огонь почитается среди жителей священным и освещает ночью стены Кирит Менеля. Туда я пришел из Твердыни, только там меня приняли после того, как Мелькор дал мне свободу, и там, у этого костра, началась история моего отряда... Скажи, Амбармор, мы ведь отправимся туда?
   Амбармор наморщил лоб. Таур-ну-Фуин, Чернолесные горы, Сосногорье, старый Дортонион... Земля, опаленная огнем Браголлах, но отбитая воинами Маэдроса. Земля, затененная Гортхауэром в Нирнаэт, но отвоеванная "волчьими головами". Земля гаурвайт, земля веселой и страшной свободы. Земля, где даже орки и полуорки признали своими друзьями изгоев со всего Белерианда, а не глашатаев Севера. Из Таур-ну-Фуин выходило больше всего повстанцев, налетчиков, бьющих во фланги армии Севера, и придворные голоса Аст Ахэ не уставали клеймить дортонионцев мерзким и разбойным орочьим отродьем, не признающим никакой власти, грабящим и убивающим... Там жило больше всего сотоварищей Искры, и, если Амбармор хотел созвать военный совет, не было места лучше, чем Кирит Менель.
   - Да - сказал он. - Мы отправимся в Кирит Менель, как только разошлем весть. На склонах и уступах ущелья мы соберем факельщиков и поднимем их на войну.
   Хворост уже почти прогорел, и высокая свеча пламени сменилась обычными, спокойными язычками и переливающимися рыжим и красным угольями. По небу снова неслись тучи, готовые закрыть, затянуть лоскут чистого неба. Эльфы опустились на землю, и Амбармор завернулся потеплее в меховой плащ.
  -- Скоро будить Дайна - сказал он. - Через полчаса растолкайте его и ложитесь, до рассвета не так много осталось.
  
   Он засыпал. В первый раз за многие дни он не погружался в мир тревожных воспоминаний. Он вновь переживал спокойные воспоминания о странствиях, о старинных книгах, о мирных временах, и этой ночью ни сто лет в Нибельхеле, ни шесть дней в Шутовской Башне не беспокоили его. Он был среди друзей, и его окружала земля, готовая отозваться на его зов. И он заслужил, как пел Дайн, часы и минуты покоя...
  
   1-457 годы Первой эпохи, Аст Ахэ и северные земли
  
   Настало утро, и первые лучи солнца вошли в комнату через окно, упали на каменную стену, ударили в глаза Амбармору, лежавшему еще в постели. Он уже не спал, он смотрел в потолок и размышлял. Четыре с половиной столетия прошли с тех пор, как он попал сюда впервые - ещё наивный испуганный мальчик, верящий всему и всякому... и, кажется, в этот самый день, хотя кто вел счет дням до восхода Солнца? Он вспоминал - четыре с половиной века назад...
  
   Он лежит, точно как сейчас, в этой самой комнате. За дверью - неслышные шаги... Дверь, чуть скрипнув, отворяется, и в комнату входит невысокая, тонкая девушка... странно - эльфийка. А, это, наверное, та самая, о которой упоминал Учитель - из эльфов Востока, никогда не слыхавших о Валиноре, ученица Гэлторна-целителя. Аэнни - так, кажется, назвал её Тано.
  
   - Здравствуй! - её квэнья вовсе не такой чистый и правильный, как у Мелькора. - Тебя ведь зовут Амбармор?
   Он кивает и садится на кровати, собираясь вставать и натягивая одежду.
   - Я помогала Тано исцелить тебя... я и Гэлторн. - она пододвигает стул и садится. - Я Аэнни. Тано говорил, что ты принял ученичество в Аст Ахэ и хочешь остаться здесь.
   Он опять молчит, не говорит ни слова.
   - Тебе непривычно... понимаю, здесь все ново для тебя. Я когда-то чувствовала то же...
   - Не в том дело - впервые отвечает он. - Мне непривычна сама мысль, о том, что...
   - Что Учитель - не Черный Враг мира? Я слышала, что другие нолдор и знать об этом не хотят. Впрочем, Учитель говорил, что ты не чистый нолдо... что ты - потомок эльфов Тьмы.
   - Мне он тоже об этом говорил... - невесело вздыхает Амбармор. - И почему-то я ему верю.
   - Тано поручил мне обучить тебя ах'энн и наречию людей Севера, и попросил передать вот это.
   Она встает и кладет на стол большой сверток.
   - Что это?
   - Здесь одежда ученика Твердыни и твой меч. Но у нас принято, что меч носят при себе только те, кто пройдет воинское обучение и принесет присягу Твердыне, так что спрячь его пока.
   Оно и верно, подумал Амбармор. Хождение по этой Твердыне одетым как феаноринг, да ещё и с мечом, вряд ли обещает долгие годы жизни.
   - Скажи, Амбармор, а как там - в Валиноре? - неожиданно спрашивает Аэнни.
   - Ничего хорошего... - отвечает Амбармор все так же невесело. - Я не жалею, что ушел оттуда.
   Они долго, молча смотрят друг на друга...
  
   Следующие несколько дней, до самого восхода Солнца, она каждый день приходила к нему. Вскоре он уже делал успехи в местных наречиях - на языке людей Севера он уже говорил свободно. Ах'энн оказался во многом похож на его родной язык, и он быстро освоил его - хотя Аэнни отметила характерный выговор, отличавший его от людей Аст Ахэ. Так продолжалось, пока вскоре после появления Солнца его вновь не посетил Учитель.
  
   Стук в дверь. Не Аэнни - она уже привыкла входить без стука. Амбармор подходит к двери и приоткрывает её. На пороге стоит Мелькор - он входит, пригибаясь под дверным проёмом.
   - Сайэ, Амбармор.
   - Приветствую, Учитель. - Амбармор приглашает Мелькора сесть за стол.
   - Я вижу, что ты, безусловно, делаешь успехи, потому-то я и пришел сюда - говорит тот. - Для тебя настало время избрать свой Путь, выбрать, как ты будешь служить Твердыне. У каждого - свой дар, и не всегда человек знает свой. Моя задача как Учителя - помочь в этом выборе. Ты как думаешь сам?
   - Не знаю - пожимает плечами Амбармор. - Всю свою жизнь я искал себя, и не находил. В последний раз, перед приходом в Аст Ахэ, я был воином - но ты ведь и так знаешь, до чего я довоевался...
   - Давай подумаем. Воин - воину рознь. В Аст Ахэ есть воины Меча - рыцари, то, что ты привык понимать под словом "воины". Есть воины Слова - менестрели, целители, проповедники. Есть воины Знания - летописцы и хранители мудрости, и есть воины Свершения, мастера и ремесленники. В тебе, насколько я успел тебя узнать с твоих собственных слов и слов Аэнни, есть многое от каждых из них, но ты отличаешься от прочих учеников: ты - эльф. Аэнни рассказывала мне с твоих слов о твоем коротком ученичестве у Феанаро, и стало ясно главное: ты, как и Феанаро, обладаешь даром Мастера, даром изменять стихии Арты и творить из них новое. И ты, будучи эльфом, способен, изменяя стихии - призывать их, а творя - совершать чары - то, чем не обладают люди Аст Ахэ. Знаешь, почему большинство людей лишены этого?
   - Почему?
   - Потому, что люди созданы мной как сущности отдельные от Арты, в то время как ах'къалли составляют с ней единое целое, подобно Изначальным-валар. Поэтому стихии Арты слышат эльфов и не слышат людей. Нет, для человека возможно овладеть искусством чар, но для этого ему потребуются долгие годы труда, а он недолго живет на этом свете - а вам это дано от природы, и я могу научить тебя многому из того, что могу сам; конечно же не всему, я все таки Изначальный... И, вместе с этим, если ты захочешь и это окажется тебе по силам, ты сможешь изучать любые другие знания Твердыни - и я бы тебе посоветовал совершенствоваться в воинском искусстве с Гортхауэром.
  
   Амбармор молчит и слушает, изредка кивая головой.
   - Ты, как я понял, в одаренности ненамного уступаешь Феанаро, хотя до этого у тебя не было никакой возможности развивать все это; что ж, здесь перед тобой открыты все пути - продолжает Мелькор. - Если хочешь, мы можем попробовать что-нибудь прямо сегодня.
   - Что же?
   - Что хочешь. Скажи, ты когда-нибудь прежде призывал силы Арты?
   - Призывал кого?
   - Понятно. Видишь ли, есть Сила, растворенная в веществе Арты, и чтобы совершить что-нибудь с её помощью, нужно овладеть ею. Для этого есть два пути. Первый - призвание, чтобы Арта сама поделилась ей с тобой. Валар используют этот путь, пропитав её паутиной Пустоты - Не-Тьмы и Не-Света, которая высасывает силу из Арты, как плющ высасывает сок из дерева. Те же, кто не могут и не хотят прибегнуть к Пустоте, намного более ограничены здесь, чем они. Есть и второй путь. Изменяя мир, привнося в него часть себя, мы получаем взамен часть его Силы. Они говорят об этом - мол, я искажаю природу. Но ведь не всякое изменение - искажение. Ты следишь за моей мыслью?
   Амбармор кивает.
   - Сейчас я поделюсь с тобой частью этой силы. Откройся и постарайся почувствовать это, и ты сможешь вылить её в то, что ты хочешь... в разумных пределах, ведь её немного.
   Он "открывается", опускает завесу нежелания, и чувствует, как от Изначального исходит та сила, о которой он говорил - и течет через него; он ощущает её поток - пока бесформенной, но готовой вылиться во что угодно... Его взгляд падает на свечу, стоящую на столе. В его сознании живо всплывает образ огня, горящей свечи - и поток силы срывается, как прорывает плотину, в этот образ.
   Хлопок... Его отбрасывает от стола, и Амбармор падает на кровать.
   - Не так сильно! - слышит он голос Учителя. - Смотри, что ты натворил!
   Он открывает глаза. Свечи нет... весь стол забрызган ошмётками расплавленного воска, фитиль дымится в восковой лужице, в комнате синё от дыма и пахнет гарью. На потолке, напротив восковой лужи - черное пятно копоти. Амбармор приподнимается, слегка покачнувшись от головокружения.
   - Ты сорвался - поясняет Мелькор. - Выпустил всё сразу. Оно и понятно, ты ведь ещё не научился их соразмерять. Но для первого раза очень неплохо. Однако, если бы в твоем распоряжении были бы большие силы, ты бы запросто убил себя. Насчет головы не беспокойся, через минуту она пройдёт.
  
   С тех пор многое изменилось. Он научился обходиться без помощи самого Мелькора, а брать ту стихию, что Обрученный-с-Артой рассеял по всему сущему. Он вообще много чему научился - почти всему тому, чему обучали людей в Твердыне. Ещё бы - за семь-восемь человеческих жизней можно успеть очень много, хоть эльфы и учатся новому куда медленнее. Из-за этого путь Меча он избрал далеко не сразу, ему хотелось всего, и он впитывал знания как губка - и в библиотеке с Аэнни, и среди воинов Твердыни...
  
   - Здравствуй, Гортхауэр. - Мелькор был, как всегда, совершенно спокоен, глядя на своего майа.
   - Учитель! Мне очень не нравится этот новый воин Твердыни. - Гортхауэр был, по всему видно, раздражен. - Амбармор.
   - Почему? Потому, что он - эльф?
   - Не только поэтому. Я смотрю на него... и мне иногда вспоминается Курумо. Помнишь, тот ведь тоже не мог избрать Путь и тоже учился всему подряд.
   - А мне он нисколько не напоминает его... скорее - тебя.
   - Тано! Пока что он неопытен и знает мало, и поэтому верит нам. Но потом, когда он возвысится, я боюсь, что он уже не будет с нами. Я очень опасаюсь предательства.
   - Ты уже обжегся со своим братом, фаэрни, - покачал головой Мелькор - и теперь видишь предателя во всяком. Нет, не будь таким подозрительным. Я не думаю, что он предаст братство т'аэро-ири. Знаешь, эльфы... они во многом похожи на детей. Такие же по-детски естественные, так же не ждут от мира ничего плохого... Когда Амбармор впервые попал сюда, я увидел в нем именно испуганного ребёнка, и, не стесненный условностями и предрассудками о "страшном Морготе", он поверил Тьме сразу и во всём, стоило мне только успокоить его, угостить печеньем, погладить по головке.
   - Возможно. Но когда я смотрю на него, Учитель, я чувствую что-то... какую-то отдаленную угрозу.
   - Может быть, ты и прав. Тогда присмотри за ним внимательно, тем более, что это несложно - никого похожего на него в Аст Ахэ нет. Найди способ отделить его от других своих подопечных. Удачи.
  
   * * *
   Вот - его первый день в Зале Клинков. Он стоит в ряду других учеников - юных воинов, ловя на себе косые взгляды. Эльф.... Не такой, как все. Как знакомо!..
   В зал входит высокий, почти как Мелькор, черноволосый воин в черных доспехах, величественный и устрашающий. Черты лица его - тонкие, изящные, но тем не менее суровые, глаза поблескивают недобрым огнем... даже к ним, соратникам. Каков же он с врагом? Широкими шагами воин выходит в середину зала, оглядев их, как-то странно взгляд его задержался на Амбарморе. Так вот ты какой, Повелитель воинов Гортхауэр!
   - Я приветствую вас, ученики Аст Ахэ. - голос его, низкий, громкий и звучный, заполнил весь зал. - Кто-то из вас - будущие воины Меча, кто-то - иные, но всем вам предстоит одно. Пять лет вы будете учиться воинским наукам, прежде чем принесете боевую присягу Твердыне и получите право носить меч. Сейчас я вкратце расскажу вам о том, что вы пройдете.
   Первый год вы проведете здесь, в Твердыне, обучаясь основам фехтования на затупленном оружии. Жить вы будете здесь же, где живете сейчас. На следующий год вы отправитесь из Аст Ахэ на северо-восток, в замок Аханаггер - там сейчас проходит основное обучение воинов. Владение всеми видами боевого оружия, верховая езда, воинские походы, борьба без оружия, стрельба и все, что будет вам необходимо. Ещё через четыре года вам предстоит испытание на право называться воинами Твердыни - его провожу я сам. После этого вы возвращаетесь в Аст Ахэ.
   Ученики молчат, слушая Гортхауэра. Перешептываться никто не осмеливается.
   - Кто обучен хотя бы основам воинских искусств, сделайте шаг вперед.
   Амбармор выходит, выходят ещё человек пять.
   - Сейчас я проверю уровень вашего владения оружием, и если он окажется приемлемым - вы отправитесь в Аханаггер уже завтра, минуя первый год.
  
   Вот он, пытаясь преодолеть волнение, берет затупленный меч и встаёт перед Гортхауэром. Клинки соприкасаются, и испытательный поединок начинается.
   Амбармор вспомнил, как точно так же на берегу моря проверял его Маэдрос. Здесь - совсем не так... Повелитель Воинов не поддается, он сразу, с молниеносной быстротой описывает своим клинком полукруг, и Амбармор еле-еле успевает отбить удар... Удар Амбармора отбивается мгновенно, и тот с трудом уворачивается... хлоп! Есть. Учебный меч Гортхауэра ударяет его в бок.
   - Неплохо! - края рта Гортхауэра чуть приподнимаются в еле заметной улыбке. - Видно, что ты что-то умеешь. Новички, как правило, стоят будто сонные и не парируют даже первого моего удара. Ну, это и немудрено, Амбармор - тебе ведь, как я знаю, куда больше лет, чем им. Следующий!
  
   Эти четыре года ему пришлось трудно. Он прежде считал, что неплохо владеет мечом, и только теперь понял, как ошибался. А ведь были и тренировки с топорами, копьями и булавами, и бег до седьмого пота каждый день, и стрельбы из луков, как дневные, так и ночные, и бешеная скачка на конях, и даже - на четвертый год - пришлось бороться голыми руками с натасканным волколаком. Может быть, тварь и была натасканной не увечить учеников, но эльфов она явно знала только как закуску, и если бы он сплоховал, то в лучшем случае остался бы калекой. И все это время он не переставал чувствовать себя не таким, как все - еще более чем прежде. А вечерами, когда все проваливались в сон от усталости, он - будучи эльфом, не столь нуждающимся в сне, как прочие - подолгу думал: о себе, о своём прошлом и туманном будущем, о Твердыне и о своих прежних товарищах, оставшихся по ту сторону войны...
  
  
   Глава 9
   Конец Первой эпохи, Хитлум
  
   Наутро он проснулся, когда солнце уже отрывалось от горизонта, проглядывая между холмами. Тень уже не спал: он собирал вещи в стоявшую рядом телегу, а лошадей в телегу запрягали двое. Первым был Маэгнор, а второй был смуглолиц, с усами щеткой и вьющимися черными волосами, одет был в темно-серую рубаху и штаны коронного стражевого с выпоротым серебряным шитьем. Его Амбармор вчера не видел.
  -- Доброе утро, Старший товарищ - поздоровался с ним смуглолицый. Он говорил на гаурбет, но с легким акцентом. Обычно выговаривал слова правильно - ну, настолько правильно, насколько это вообще возможно в этом неладно скроенном наречии, но то и дело где-то запинался или, наоборот, произносил слишком быстро, и не все гласные ему удавались точно так, как эдайн. - Я Утрад Дейрелинг, сын Угтара, Тень тебе должен был про меня рассказать.
  -- Да, конечно - кивнул Амбармор. - Ты приехал из крепости Вайхаз. И что за новости ты принес?
  -- Все чисто - ответил Утрад. - По дороге к Митриму никаких неожиданностей нас не ждет. Продажная Шкура мне клятвенно обещал.
  -- Он имеет в виду того дхол'таэро - пояснил Тень, заканчивая укладывать вещи в телегу и окидывая взглядом другую половину лагеря. Там стояли, уже взнузданные и запряженные, верховые лошади, чуть поодаль были запряжены и готовы к отправке подводы захваченного недавно мытного обоза, и бойцы отряда дожидались, пока будет закончено с последней телегой и можно будет отправляться. Из соседней лощины раздавалось мычание и блеянье просыпавшегося стада. Один Гром спал, как сурок.
  
   Форк Деревянная Ложка неторопливо подобрался к подводе. В руке у Форка был длинный лук, за спиной - колчан для стрел. Старик подошел к телеге, бросил туда лук, положил руки на доски и крякнул:
  -- Маэгнор, Тень, кто-нибудь - помогите забраться на эту растрясайку!
   Амбармор подошел к Форку, взял его под подмышки и подтолкнул наверх. Старик расположился на телеге и подобрал лук.
  -- Грома бы тоже на телегу - рассудил Амбармор. - Он еще не оправился от раны, и верхом не надо бы ему ехать.
   Гром был легок на помине. Только что спал как суслик, и вот - здесь, вскарабкивается на телегу рядом с Форком. Возницей взбирается Утрад, прочие вскакивают в седла - и отряд Тени покидает гостеприимный распадок...
  
   Как оказалось, Амбармор беспокоился зря. Горви страдала только легким насморком и слегка прикашливала, и Аэнни заверила, что это вскоре пройдет. Она прочно сидела в седле и погоняла кнутом стадо, отбитое у коронных стражевых вместе с мытным обозом, держась сзади; впереди стада ехал Дайн, а рядом с ним - две ничейные лошади, пегая и буланая. Вастакские овцы, бараны, поджарые, длиннорогие степные быки и коровы, и бело-коричневые пестрые коровы эдайнской породы - всего здесь было голов пятьдесят. Борондир, Маэгнор и сам Тень ехали рядом с запряженными волами повозками мытного обоза, которых было шесть, да еще головная - собственная телега гаурвайт, с тремя лошадьми в упряжи, везшая Форка, Грома, Утрада-возницу и Амбармора. Аэнни же выехала передовым дозором на лошади Утрада - вороном вастацком жеребце по кличке Писарь - и держалась шагов на сто от всего отряда - высматривала, не видно ли впереди опасности.
   Солнце вскоре спряталось за тучи, набежавшие с северо-востока, и начался мелкий, промозглый осенний дождь. Дорога, уже давно влажная, постепенно и вовсе расплывалась в грязь, и обоз замедлил ход: животным было тяжело тащить груженые подводы через этот жидкий кисель. К середине дня Аэнни вернулась: она увидела Вайхаз.
  
   Крепость Вайхаз была скорее фортом или заставой, чем собственно крепостью - частокол из толстых высоких кольев, деревянные ворота поперек дороги, крытые соломой башенки на жердях, как на ножках, и несколько деревянных домиков внутри частокола. Насколько мог заметить Амбармор, весь гарнизон форта состоял из вооруженных вастаков. По-видимому, это было что-то вроде таможенной заставы на границе Наместничества Хитлум, земли, отведенной волей Мелькора во владение восточного народа.
  
  -- Эй, Тень! Ты не много ли хабару взял? - окликнул главу отряда какой-то щетинистый, лохматый толстяк с ворот. Амбармор пригляделся, чтобы рассмотреть его бляху - так и есть, это тот самый дхол'таэро.
  -- Так ты нас облегчи, мы не против - отозвался Утрад. - Главное, чтобы бумаги выписал, что мы купеческий караван, чин по чину.
   Ворота раскрылись, и караван въехал во двор крепости. Раздались громкие, энергичные "Тпрру!" и "Цоб-цобе!", животные остановились, а из деревянных домиков выбежало два десятка вастаков в точно таких же нарамниках, как и те, что Амбармор видел на людях Кайрила. Должно быть, скрещенные хватающие перчатки - это и есть герб наместничества Хитлум.
   Стражники форта принялись откидывать ткань и волчьи шкуры, которыми были накрыты подводы. В первых двух подводах оказались мешки с зерном, кореньями, вяленое мясо и твердые лепешки. Вастаки разобрали где-то половину; должно быть, в их собственных съестных припасах водилась гнильца. В третьей лежали выдубленные коровьи и свиные кожи -- на одежду, ремни и доспех, в четвертой -- гвозди, подковы, ножи, серпы, косы и прочие железные изделия, нужные в сельском быту, и просто железные крицы. Коронные взяли десяток кож и несколько криц. А вот вокруг пятой началась нездоровая перепалка.
   В пятой лежали меха -- лисьи, куньи, беличьи. Наместничьи мытари наложили немалый оброк на охотников хитлумских лесов, заставляя их бить пушного зверя до грани истребления. Уже лет двадцать как пушной зверь стал в этих краях редок, и цены на меха взлетели. А тут -- целая телега мягкой рухляди. Немудрено, что у солдат крепости загорелись глаза. Один обмотал лисью шкуру вокруг своей шапки, другой примеривался на воротник, третий вовсе сгребал меха охапками -- не иначе, на шубу. Вскоре всю телегу разобрали -- и то, на всех не хватило. Тут-то и начались крики и ругань, которые, впрочем, быстро пресек дхол'таэро. Он что-то сердито сказал воинам на вастакском языке, те притихли и быстро побросали пушнину назад.
  -- Говорит, забирают всю подводу, а дуванить будет сам и без обмана -- перевел Утрад.
  -- Всю подводу? - переспросил Тень. - А голову Эонвэ на серебряном блюде он не хочет? Эта подвода стоит больше, чем весь остальной обоз, и мы должны хотя бы часть оставить себе -- платить селянам за гостеприимство и помощь. Пушнина нам вместо денег, без нее мы далеко не уйдем.
  -- Про голову Эонвэ -- перевести? - подмигнув, спросил Утрад.
  -- Я все слышал -- вмешался подошедший дхол'таэро. - Мои условия такие. Эта телега моя. А я вам выписываю подорожную куда хотите, как купцам.
  -- Не было такого уговора -- отрезал Утрад. - Мы как договорились? Треть обоза.
  -- Слушай, я всего одну шестую забираю -- пожав плечами, ответил начальник крепости. - Шестую, а не треть. Одну телегу.
  -- Это у вас в наместничестве шутки такие? - теряя терпение, громко спросил Утрад. - Я говорил -- треть по стоимости, а не по количеству телег! Эти меха стоят как весь ваш сарай, непонятно почему названный крепостью!
   Услышав спор, солдаты достали оружие -- короткие мечи и дубинки, и обступили телеги. Форк выхватил стрелу и наложил на лук, косясь на башенку, где сидел вастакский лучник, Дайн и Горви положили руки на рукояти мечей.
  -- Не было уговора, так не было -- хмыкнул дхол'таэро. - Тогда никакой вы не купеческий обоз, а заурядные гаурвайт. И поступим мы с вами как с гаурвайт. Напомни-ка мне, Тень, сколько нынче стоит твоя голова?
  -- Недорого -- ответил нолдо. - Я не трогал рыцарей Твердыни, только крыс вроде тебя.
   "Моя голова сейчас пока нисколько не стоит" - подумал Амбармор. - "Но как только махина Севера узнает, что Король-Вопреки-Всему -- это я, и я на свободе, она очень быстро подскочит в цене. Интересно, сколько за меня предложат -- больше, чем в свое время за Барахира и Берена, или меньше? Думаю, что больше, но это с учетом нынешних коркъаттар: обесценились немало эти маленькие железные чешуйки... А ведь я сейчас и постоять за себя не могу!" - понял он. - "Я совсем не думал о том, чтобы вооружиться, и даже меч Кайрила оставил в его могиле! А о доспехе чего там говорить, я до сих пор хожу в тех отрепьях, что дал Эрмахт взамен арестантских!"
   Мимо виска Тени свистнула стрела, и Форк тут же пустил свою; лучник повалился с башни молча, стрела старика попала ему в шею. Это и послужило сигналом к началу боя. Амбармор схватил с земли деревянную палку и бросился наперерез сразу трем вооруженным вастакам. Взмах, удар -- и попадание прямо по голове. Удар, который тогда, с Маэдросом, считался запрещенным, здесь стал спасительным: увесистая суковатая палка, обрушившись на незащищенную шлемом макушку, оглоушила вастака, и тот упал назад, прямо под ноги своему товарищу. Подскочили Маэгнор и Борондир: кузнец обрушил на голову споткнувшегося тяжелую кувалду, а нолфинг резким уколом свалил третьего.
  -- Смельчак! - одобрительно крякнул Борондир, поднимая молот для нового удара. - На троих, да с палкой!
   Аэнни подбежала к упавшему с башни телу, схватила лук и принялась сдирать колчан. Колчан содрался, но без ремня -- порвался. Нимало не стушевавшись, аварэ вытащила из него стрелу, наложила и выстрелила во вторую башню, откуда уже два раза -- и все мимо -- стрелял другой солдат. Тот упал со стрелой прямо в глазу.
  -- Гром! Подавай стрелы! - скомандовал Форк, у которого опустел колчан. Раненый орк потянулся к связке стрел в другом углу повозки.
   Тень тем временем наседал на наглого дхол'таэро. Тот быстро утратил всю свою напористость, столкнувшись с намного превосходящим по силам противником, и, нагнувшись, бросил в лицо эльфу ком грязи. Воспользовавшись замешательством противника, он развернулся и бросился бежать, но стрела Форка догнала его и, не ранив серьезно, сбила с ног и пришпилила к земле.
  -- Тень! Застава дает добро! - крикнул Утрад.
  
   Амбармор спокойно подошел к пришпиленному начальнику крепости, присел рядом и тихо спросил:
  -- Ну что, до хорошего ли довела тебя жадность?
   Тот молча мотал головой, еще не до конца понимая, что произошло. Бой закончился; вастаки не были готовы отражать нападение врага изнутри крепости. Если бы отряд Тени напал на Вайхаз снаружи, из-за частокола, то мог бы и отступить с потерями.
  -- Сейчас Утрад тебя поднимет, и ты напишешь нам все бумаги, которые нам требовалось. Бесплатно -- последнее слово Амбармор произнес с особо широкой и едкой ухмылкой.
  -- Амбармор! - позвала Аэнни. - Что мы собираемся делать с ним?
  -- Видимо, придется подвешивать за шею -- ответил он на квэнья, чтобы не понял дхол'таэро, немного затруднившись в выборе слов: на квэнья не существовало слова "вешать" в смысле казни. - Полагаю, Мелькор сам будет рад избавиться от такой продажной шкуры! - "продажную шкуру" пришлось сказать на гаурбет; этого выражения в квэнья тоже не было.
  
   * * *
  
  
   Когда маленький отряд покинул Вайхаз, деревянная крепость уже догорала, а вместе с ней -- и тела стражников, погибших в стычке. А на кряжистом, кривом дубу чуть поодаль от дымящегося частокола плясал нарью с Конопляной Тётушкой незадачливый дхол'таэро. Он болтался в петле на ветру, еще подергиваясь, а на его шее висела деревянная табличка с надписью углем: "ПРОТОРГОВАЛСЯ".
  
   Обоз снова неспешно полз на юг, меся колесами и копытами осеннюю распутицу. Верхом ехали только Горви и Дайн, вместе со скотом и двумя запасными лошадьми перегонявшие и расседланных лошадей Утрада, Тени и Майканаро. Амбармор и Аэнни ехали в шестой подводе, которую вайхазовцы так и не успели открыть. Там везли ткани, одежду, сапоги -- в основном, сшитое и стачанное для хитлумского коронного ополчения, темно-серое, но попадались ткани и одежда и других расцветок. Амбармор подобрал себе серый теплый кафтан как раз на свой рост, того же цвета вастацкие шаровары и новые крепкие сапоги с железными подковками. Рубаху оставил прежнюю -- когда-то белую, ныне серую в разводах, от Эрмахта. Чтобы не быть в кафтане похожим на коронного стражевого, он взял лежавший рядом моток красной бейки и сейчас возился с иголкой и ниткой, обшивая ею ворот, плечи и рукава -- там, где у служителей Мелькора должно было быть серебряное шитьё. Бейки хватило, и даже остался еще кусок -- ни туда, ни сюда. Подумав, он скинул заплечный мешок и вытащил оттуда свою старую шапку -- высокую, из белого меха северного волка. Половины остатка бейки как раз хватило на полосу наискось шапки, чтобы она больше не казалась аст-аховской. Переобувшись, надев обновку и заломив верх шапки чуть вперед, Амбармор растянулся на ворохе сукна. Хорош? Нет спора, хорош. Теперь он уже не походил на оборванца, сбежавшего с каторги, в его облике появилась лихость, так нужная хорошему повстанческому вождю. Осталось только приспособить на бок вастацкую саблю, принадлежавшую повешенному дхол'таэро -- с изогнутой рукояткой, без крестовины, зато в добротных окованных медью ножнах, да его же небольшой шестопер, одинаково пригодный для ближнего боя и метания. Подумав, Старший товарищ навязал на темляк сабли бантик из последнего куска бейки -- для красоты, а в сапог сунул нож из четвертого обоза.
  -- Хорошо въехали -- сказал он, укрываясь меховым плащом. - Просто чудесно въехали. Сожгли заставу, повесили начальника и теперь едем-едем, не свистим, под знаменами торгового каравана.
  -- Не беспокойся, проедем -- отозвался Тень с пятой подводы. - Отсюда же никакой гонец не ускакал с вестью, что Вайхаз сожгли. При нолфингах здесь была служба гонцов, со свежими лошадьми каждые десять лиг, и маяки сигнальные. А эти... Наместничество... Все запустили, только дерут с земли. Пока в соседней крепости не сообразят, что разъезд из Вайхаза на три дня запоздал, никто не забеспокоится.
   Пока они разговаривали, Утрад соскочил со своей телеги, подбежал, шлепая по грязи, к телеге Тени и вскарабкался наверх. В руках у него был какой-то мятый свиток.
  -- Вот, атаман -- сказал он. - Полюбуйся, что нашлось в форте. Кажется, тут кто-то говорил о ценах за головы...
   Тень взял свиток и пробежался по нему глазами.
  -- Моя голова подорожала -- сказал он с нескрываемым удовольствием. - Я уже в первой восьмерке. Кстати, Старший, ты тут аж в двух лицах: как Аран-а-Нанта и как беглый каторжник.
  -- И сколько же нынче за нас дают? - поинтересовался Амбармор.
  -- За меня -- сто двадцать тысяч живым, шестьдесят мертвым. За тебя как бывшего Къонахта -- сто пятьдесят и сто, а как Аран-а-Нанта -- аж полтора леодра и восемьсот тысяч, да еще сто тому, кто просто снимет твою маску.
  -- За Берена давали пятьдесят тысяч -- ответил Амбармор. - В пересчете с той, серебряной коркъатты на нынешнюю это -- леодр двести пятьдесят или около того. Значит, я все-таки его обскакал! Надо же... Кстати, это означает, что наш отряд опасно перегружен дорогими головами, и отмахаться подорожной из Вайхаза может оказаться трудновато. Здесь есть охотники за головами или что-то вроде того? Или сразу "ночные сотни" за нами побегут?
  
   Вопрос был не праздный. Охотники за головами были теми же гаурвайт, только перекупленными властями Короны или Наместничества. Ждать от них можно было тех же ухваток, что были наготове и у самого отряда Тени -- засад, внезапных ночных нападений, но смерть охотников за головами никого особенно не расстраивала. А вот "ночные сотни" были прекрасно обученными и вооруженными отрядами Черной Руки, по сути -- второй армией Севера, на подхвате у них часто оказывались многочисленные орки или коронные войска в кордонах, заставах и разъездах, и увернуться от такой стремительной облавы было весьма и весьма трудно, а с полным караваном хабара -- и вовсе невозможно.
  
  -- В Наместничестве настоящих охотников за головами мало. "Серые Совы" - единственный отряд, достаточно наглый, чтобы попытаться устроить нам засаду, других охотников на такую крупную дичь здесь нет -- ответил Тень. - В основном здешние охотники за головами -- соглядатаи, доносчики, согласные на мелкое вознаграждение, одиночки, которые только и умеют, что вызывать серых или черных солдат. Орки в Наместничестве не водятся, но если мы выедем за его границы, то наверняка их увидим. "Ночная сотня" здесь есть, но всего одна, и раздваиваться не умеет; ей дел и кроме нас хватает, мы тут не единственные гаурвайт. Это если судить по тому, что в последний раз за мной послали обычный отряд коронников с одним черным рыцарем.
  -- Это Кайрилом, что ли? - спросил Амбармор. - Встречал я его. Этого больше ни за кем не пошлют. Но теперь, когда мы с тобой оба в главном разыскном списке, может и "ночная сотня" нами озаботиться. Знаешь, как мы с тобой сделаем? Как выедем на большую дорогу, спрячемся под дерюгу, а караван пусть ведут люди. Тот же Утрад -- его ведь нет в этом списке?
  -- Мы всегда так делаем, когда едем по главному тракту, имея подорожную -- кивнул Тень. - Если вдруг что случится, мы всегда можем поехать козьими тропами. Это не так быстро, но разъездов там нет.
  
   Амбармор завернулся в давешний плащ из волчьих шкур. Вечерело, холодало, осенний морось стал еще более промозглым и мерзким, но сильнее не стал. Подвода была накрыта парусиной, уже мокрой от влаги, и Король Голодранцев натянул холстину на себя, поверх плаща, чтобы самому не намокнуть. Кто знал, какая ночью будет погода.
   "Скорее бы заморозки" - подумал он. - "Если вся эта грязь смерзнется, мы поедем намного ходче..."
  
   Документ, найденный роквэном Хурином Алдарионом в Закрытом зале Королевского скриптория Арменелоса в 1711 году Второй Эпохи
  
   От эр'таэро Черной Руки Торна из Воронов -- начальнику палаты Черной Руки при дхол'лэртэ коронных войск в Дор-Ломине, наместничество Хитлум, айкъет'таэро Черной Руки Яггару, сыну Улгара. Точные списки спустить вниз вплоть до начальников застав и разъездов!
  
   Посылаю в распоряжение вашей палаты самый новый список наиболее разыскиваемых преступников против Твердыни и Айанто Мелькора и наград за их головы, от 19 Змеи лета 583 от основания Твердыни.
  
   1. "Аран-а-Нанта", также "Старший товарищ", подлинное имя неизвестно, раса и народность неизвестны, приметы неизвестны, местонахождение неизвестно. Главарь "Спинорезов". 1 лдр. 500 тыс. коркъаттар за живого, 800 тыс. за мертвого, 100 тыс. за доподлинные сведения о личности.
   2. Нельофинвэ, также Майтимо, также Маэдрос, нолдо, высокого роста, кожа светлая, волосы рыжие, глаза серые, особая примета -- нет кисти правой руки, замечен в Междуречье, Южном Оссирианде и близ полей битвы на Юго-Западе. Глава Первого дома Нолдор. 600 тыс. коркъаттар за мертвого или живого.
   3. Канафинвэ, также Макалаурэ, также Маглор, нолдо, высокого роста, кожа светлая, волосы черные, глаза серые, особых примет нет, замечен там же, где и п.2. Второй лорд Первого дома Нолдор. 500 тыс. коркъаттар за мертвого или живого.
   4. Укташ, полуорк, среднего роста, кожа темная, волосы седые, глаза карие, особая примета -- шрамы в виде "Х" на обеих щеках, находится в Дортонионе. Главарь дортонионских налетчиков из Кирит Менеля. 350 тыс. коркъаттар за живого или мертвого.
   5. "Калма", подлинное имя неизвестно, раса и народность неизвестны, женщина невысокого роста, волосы каштановые, глаза зеленые, особых примет нет, в последний раз замечена близ Бретиля. Соглядатай "Спинорезов", при задержании очень опасна, по некоторым сведениям -- невосприимчива к обычному оружию. В последний раз была замечена 25 лет назад, но достоверных сведений о ее смерти нет. 300 тыс. коркъаттар за живую или мертвую.
   6. Мак "Дубинка" из Медведей, человек северных кланов, невысокого роста, волосы светлые, глаза зеленые, особые приметы -- борода с подпалинами, шрам через левую бровь, непогашенное клеймо "Вор" на левой руке, находится к северу от Гор Ночи. Известный воровской атаман. 250 тыс. коркъаттар за живого, 100 тыс. за мертвого
   7. Амбармор, также Амбарто-морвэ, также Истар, также Морвион, также Къонахт, также Моръяйвар, полунолдо, рост невысокий для нолдо и средний для человека, кожа светлая, волосы иссиня-черные, глаза фиолетовые, особые приметы -- непогашенное клеймо "Изменник" на левой руке, свежий багровый ожог на правой руке, небольшой шрам поперек переносицы, замечен близ Полночной Седловины. Беглый ссыльнокаторжный рудничный раб, изменник Твердыне, бывший шпион и заговорщик, виновный в неисполнении воинских приказов, злоупотреблении властью, полученной от Учителя, тайных связях с нолдорской знатью, создании заговора и вербовке в него рыцарей и учеников Аст Ахэ, самовольном оставлении братства таэро-ири, клятвопреступлении, попытке свержения власти Короны Севера, презрении к суду, побеге из-под стражи и прилюдном именовании Королевы Ирисов 470 года от О.Т. "потаскухой" в состоянии сильного подпития, вероятно связан со "Спинорезами", хотя Черной Руке доподлинно не известно, как именно. Отличается чрезвычайной живучестью и удачливостью, по некоторым сведениям -- его нельзя убить обычным оружием. Имеется подозрение, что он и п.1 -- одно лицо. В случае, если подозрение подтвердится, награда за него -- как за п.1, в противном случае -- 150 тыс. коркъаттар за живого, 100 тыс. за мертвого.
   8. Элион, также "Тень", нолдо, высок, темноволос, глаза серые, особых примет нет, замечен в наместничестве Хитлум, коронных землях верховий Сириона и близ Дортониона. Атаман гаурвайт, член "Спинорезов". Обратите внимание: награда за его голову увеличена в десять раз, так как поступили сведения, что он укрывает в своем отряде неустановленного важного "Спинореза", вероятно п. 7. 120 тыс. коркъаттар за живого, 60 тыс. за мертвого.
  
   Дано лета 583 от основания Твердыни, 19 дня знака Змеи
   Записал личный писарь эр'таэро Черной Руки Торна из Воронов,
   корна'таэро Черной Руки Альфаст из Кречетов
   С подлинным верно,
   эр'таэро Черной Руки Торн из Воронов
  
   Список для отправки в крепость Вайхаз сделал писарь палаты Черной Руки при дхол'лэртэ коронных войск в Дор-Ломине, антар Черной Руки Улах, сын Фанглаха
   С подлинным верно,
   айкъет'таэро Черной Руки Яггар, сын Улгара
  
  
   1-457 годы Первой эпохи, Аст Ахэ и северные земли
  
  
   И снова -- то же утро.
   Он лежал на кровати в своей комнате в одной из башен Аст Ахэ и думал: о жизни, о бывших друзьях... Посмотрит ли он теперь в глаза тому же Лауральдо, чтобы услышать "Предатель!"? Хотя почему? Он не присягал в верности ни Феанору, ни кому-то ещё из эльфийских королей - просто приблудился, как пришел, так и ушел, и к феанорингам-то в войско его забрали силком. А здесь его никто не принуждал остаться... хотя выбор всё равно был небогатый: Аст Ахэ или бродяжничество без крова и пищи. И все чаще ему вспоминалась Аэнни, целительница из Аст Ахэ. А вскоре они и увиделись - как только Амбармор вернулся в Твердыню.
  
   - Сайэ! - дверь его комнаты приоткрывается, и входит Аэнни.
   - А как ты узнала, что я сегодня приехал? - удивленно спрашивает он.
   - Ты ведь уехал ровно четыре года назад - улыбается она. - Я считала дни. Трудно было?
   - Да как тебе сказать... Ты знаешь, я почти каждый вечер думал о тебе.
   - Правда? - по лицу Аэнни видно, что она приятно удивлена. - И мне было плохо без тебя... Но видно, что ты справился. Гортхауэр не говорил мне, как там ты - он вообще никогда не говорит больше, чем нужно, и, когда я спросила его о тебе - он, знаешь, так сурово-укоризненно на меня посмотрел... Будто бы ему неприятно слышать твоё имя.
   - По-моему, так оно и есть. Он всегда старался нагрузить меня больше других, по его приказу мастера в замке спрашивали с меня вдвое больше, чем с прочих, придирались к каждой ошибке...
   - Зато ты стал более сильным, ловким и опытным в обращении с оружием, чем все другие воины! - она присаживается рядом с ним. - Вот твой новый меч.
   Он берет в руки оружие - да, это не Хэлканар, но и не тупая стальная полоса из замка. Слегка изогнутые клинок и рукоять, видимо - для конной рубки, никаких особых письмен или знаков - но хорошая, добротная сталь...
  
   * * *
   Они пробеседовали где-то полчаса - о новом в Аст Ахэ, о себе, о жизни...
   - Знаешь, Аэнни, - говорит он наконец - я хочу побыть один.
   - Понимаю... Ты устал с дороги. Ну, тогда увидимся! - она встаёт, как будто чуть обиженно смотрит на него и выходит за дверь.
  
   Действительно... у всего есть обратная сторона, и даже суровый надзор Гортхауэра, с первого взгляда, казалось, его невзлюбившего, возымел благотворное действие: ему волей-неволей приходилось быть лучшим, чтобы избегать гнева Повелителя воинов. Но это не прекратилось даже тогда, когда Амбармор получил наконец меч и вернулся в Аст Ахэ.
  
   Вновь картина из прошлого... Все бывшие ученики, а ныне полноправные рыцари Аст Ахэ стоят перед Гортхауэром, ожидая его приказов. Сейчас он должен решить, где кто из них будет служить...
   -Тавьо! Ты направляешься в стражи Аст Ахэ. Отвечать будешь передо мной лично.
   - Хонахт! Ты направляешься в воинский отряд стражей Пограничья. Отвечаешь перед его начальником, сам же получишь полсотни иртха из Гор Ночи.
  
   Когда же назовут меня, думает Амбармор? А назвали самым последним...
   - Амбармор! Ты направляешься в подземелья Аст Ахэ, ответственным за войска иртха, расположенные в подземных казармах под Горами Ночи. Отвечаешь передо мной, под твоим же началом будет... сперва сотня бойцов иртха, две казармы. Потом посмотрим.
   Подземелья... они справедливо считались самой каторжной службой во всей Твердыне. Целыми днями жить среди орков, не видя солнца, дышать вонью их подземных бараков и слышать их брань... никому не хотелось такой службы.
   По рядам пронесся смешок. "Альвы, говорят, родичи Искаженным - вот и самое место тебе среди родичей!"
   - Молчать. - тихо, но тем не менее строго произнес Гортхауэр, и смешки сразу стихли. - Махт! Проведи щитоносца Амбармора на место его службы.
  
   * * *
   Следуя за подручным Гортхауэра, Амбармор спустился по большой винтовой лестнице, пронизывавшей всю башню Аст Ахэ сверху донизу, до самого дна, и прошел по длинному коридору, направлявшемуся на юг. Двери Твердыни смотрели на север, а на юг, как слышал Амбармор, открывались огромные укрепленные ворота. Дойдя до конца коридора, он увидел ещё одну лестницу - прямую, довольно крутую и перегороженную посередине решёткой. У решётки стояли два неподвижных воина Аст Ахэ, а по ту сторону, облокотившись о стенку, били баклуши три здоровенных орка. Впрочем, увидев Махта, они тоже вытянулись по струнке и прокричали что-то, что должно было быть приветствием.
   - Поднимите решётку. - произнес Махт.
   Один из орков подошел к стоявшей в углу лебёдке и принялся её крутить. Решётка с дребезгом начала подниматься, и вскоре проход был свободен. Лестница спускалась дальше, и вскоре они спустились в огромный зал.
  
   Сказать, что зал был велик - значит ничего не сказать. Он был огромен как целая городская площадь, крытая камнем, его южная стена представляла из себя огромные ворота из железа и камня, а из других его стен вели десятки коридоров, спускавшихся вниз, по-видимому, к казармам орков. Освещён зал был двумя узкими щелями над воротами, тусклым светом осеннего утра, прорывавшимся из проёма - ворота были приоткрыты - и несколькими рядами масляных фонарей. Где-то с десяток орков слонялось по залу без дела, но как только они увидели двух рыцарей Аст Ахэ, тут же принялись вдохновенно изображать, что подметают пол.
   - Это строевой плац воинства властелина Мелькора - пояснил Махт. - Твой коридор - третий слева по восточной стене, первые две казармы. Ниже находятся волчьи загоны, ещё ниже - обиталища ахэрэ. Ниже всего - рудники, что снабжают Твердыню углём и железом, и Внутренняя тюрьма.
   Они вошли в затхлый, мрачный коридор, едва освещённый факелами, и спустились ещё немного под землю, и вскоре показался боковой коридор, отходивший вправо. Они прошли туда и вскоре оказались в небольшом - по сравнению с плацем - зале, освещённом чуть получше чем коридор. За несколькими длинными столами сидели и жрали - иначе и не скажешь - несколько десятков, а то и сотня орков.
   - Вот, это и есть твои подопечные. Твоя собственная комната вот там, держи ключ. Здесь ты должен будешь находиться четыре дня в неделю. Эй, смир-рно! - крикнул Махт.
   Орки оторвались от поедания пищи и встали, нестройно что-то проревев.
   - Вот этот рыцарь Твердыни, Амбармор, четыре дня в неделю будет начальником над вами и ответственным за ваши казармы. Он будет обязан проводить с вами воинское обучение и строевые занятия или назначать десятников и полусотников, которые будут их проводить, назначать часовых и дневальных. Также обращайтесь к нему в случае возникновения споров или ссор. - с этими словами Махт развернулся и направился прочь.
   Двое здоровых орков встали и направились к нему, и, приблизившись, взревели.
   - Парни, вы поглядите, кого нам привели! Это же голуг!
   Орки зашумели, явно недовольно.
   - Молчать! - приказал Амбармор, старательно подражая интонациям Гортхауэра, но, по-видимому, вышло неубедительно.
   - Голуг-пленный, это мы понимаем - проговорил передний орк - голуг-закуска тем более, а вот голуг-начальник это что-то совсем новенькое. Мы и черных-то этих едва терпим, хоть они и люди...
   Тут Амбармора разобрала злоба. Да кто ты такой, прыщ корявый, чтобы со мной так разговаривать! Не для того я проходил через воинскую учебу Гортхауэра, чтобы какой-то уродец тут на меня страху напускал!
   И, как только вспыхнул его гнев, Амбармор почувствовал то же, что и четыре года назад с Мелькором - течение силы. Точно. Если он сейчас повторит им свое первое неудачное заклятие - это заставит их его уважать! И он выбросил эту силу во вспышку гнева и ярости...
   ...Он как будто наяву увидел чёрную молнию, поразившую обидчиков. На этот раз он устоял на ногах, чего не скажешь о двух орках. Их отбросило в сторону, пронесло под столами и ударило как следует о каменную стену. Амбармор встряхнулся - перед глазами у него всё плыло, в голове стучали молоточки, присмотрелся - головы обоих были свёрнуты под неестественным углом. "Да я им шеи свернул!" - догадался он.
   Шум резко стих, остальные орки отошли от него на почтительное расстояние.
  
  
   - Не держите на них зла, господин рыцарь - негромко протянул наконец какой-то орк - эти двое всегда были слишком порывистыми...
   - Вот именно, что были! - Амбармор расхохотался. Тут и орки разогнали тишину дружным рёготом...
   - Молчать. - повторил Амбармор. Ржание тут же стихло.
   "Что-то знаком мне голос этого последнего орка..." - подумалось вдруг ему. Ах, ну да. Землянка-нора, он - замерзший, без сознания, и орки - спорящие, что с ним делать. Этот орк, кажется, Гром, убеждал послать его в Аст Ахэ невредимым...
   И правда, Амбармор заметил, что этот орк на него пялится, приоткрыв рот.
   - Гром, если не ошибаюсь? - окликнул его Амбармор. - Выходи сюда. Не бойся, я не страшный.
   Орк вышел из общей толпы, робко буровя его мелкими глазками.
   - Пойдем со мной. - и Амбармор направился к указанной Махтом двери, доставая из кармана ключ.
  
   * * *
   - Эт-то самое... - протянул широкоплечий, довольно крупный орк, опасливо садясь на деревянную скамью у стола. - Вы, господин рыцарь, чего-то ко мне имеете? И откудова вы знаете, как меня звать?
   - Господина рыцаря не надо - покачал головой Амбармор. - Ты можешь звать меня просто Амбармор, и я вам не столько господин, сколько... ну, как бы это сказать, старший товарищ, что ли.
   - Не знаю, госпо... товарищ... Амбармор. И, не обижайтесь, что-то знакомо мне ваше лицо, хотя, простите, для меня все ваши одинаковы, но вас я где-то видел...
   - Конечно знакомо - улыбнулся Амбармор - мы же встречались. Правда, я с тобой не разговаривал, потому что вообще разговаривать не мог. Ну, в землянке, зимой, в степи.
   Орк бодро закивал головой, радуясь, что правильно вспомнил.
   - Ты меня, можно сказать, спас, и я благодарен тебе.
   На уродливо-забавной морде Грома читалась почти детская радость. Его мысли легко угадал бы всякий: прежде, мол, со мной так приветливо не разговаривали, прежде мне никто не говорил таких слов - благодарен, мол. Меня, бедного, все гоняли то в бой, то в эти вонючие пещеры, если служил хорошо - внимания не обращали, если плохо - наказанием грозились...
   - Господин... Амбармор? И чего же вы собираетесь со мной делать?
   - А какое у тебя здесь... ммм... положение? - поинтересовался Амбармор.
   - Чего? - переспросил орк, не поняв.
   - Что ты здесь делаешь, чем занимаешься? Ни над кем не начальник?
   - А-а-а... Ну я обычный солдат, рублюсь большим топором, хожу каждый день в большую комнату со всеми, а начальники у нас два полусотника, Варга и Лугдуф, и ещё три, и три, и ещё три, и один десятник - Гром на пальцах показал две растопыренные руки, широкие, как лопаты. - Вы их по повязкам на руке различите. И ещё писарь есть, он же коморник, звать Ханг. Ханг, он умный, он до ста считать, говорят, умеет и ещё он изрядно письменный. А из меня какой начальник? Я тока до трёх считать умею, а таких начальников нет, чтобы над тремя.
   - Понимаю. Послушай, Гром: есть в вашей казарме кто-нибудь толковый, работящий? Мне нужен кто-то вроде слуги или оруженосца, я один не справлюсь со всем.
   - А, господин... тьфу ты, Амбармор! Ну это я могу - осклабился орк, продемонстрировав большие желтые кабаньи клыки на нижней челюсти. - Вы не смотрите что я не умный, когда надо я очень толковый. Вот знал я одного парня, тоже из иртха, так тот совсем бестолковый был, что твой пень. Ему толкуешь, а он ни в зуб ногой, даже затрещины не помогали. Беднягу потом это, Большими Воротами придавило, когда их закрывали, а он сдуру наружу полез. Так вот, господин рыцарь, я не такой, я что надо...
   Амбармор почесал затылок. Этот орк, конечно, не выглядит ни толковым, ни работящим...
   - Вы меня возьмёте, правда ведь? Я буду вам во всём помогать, вы хороший, не как все чёрные хагра. Они говорят, это: искажённый, мол, уйди, дурак, делай своё дело и молчи. Даже как звать не спрашивают, совсем плохо. А вы хороший, вы говорите: спас, благодарен. - и орк придвинулся поближе к Амбармору.
   - Фу, Гром... Ты хоть моешься иногда? - слегка поморщился Амбармор. - Ладно, ладно, я тебя беру. Навязался на мою голову... Ну вот тогда тебе первый приказ: иди скажи Варге и Лугдуфу, чтобы развели всех по казармам, спать. А потом стой у моей двери и смотри, чтобы никто не входил.
   - Ха-ра-шо, будет сделано, хозяин. А насчёт моешься - нет, мы тут не моемся, нам тут негде. Вот если в поход выходим - тогда да, иногда моемся... - на ходу бурчал Гром, выходя из комнаты.
   Амбармор лёг на кровать и приготовился было заснуть, как за дверью раздался рёв Грома:
   - Эй, ребята, я теперь слуга самого господина рыцаря! Варга, Лугдуф, он приказывает всех развести спать!
   Амбармор тяжело вздохнул, встал, подошёл к двери и устало сказал:
   - И ещё, Гром: не ори пожалуйста так громко, когда я отдыхаю.
   - Хорошо, не буду - пробасил Гром, и Амбармор не смог удержаться от смеха - так орк напыжился от сознания собственной важности.
  
   Да, так оно начиналось... Теперь-то под началом Амбармора уже не сотня, а тысяча орков воинства Севера. Болтливый глуповатый Гром растрезвонил о "добром, хорошем хозяине Амбарморе" кому только мог, и никто из орков давно уже не воспринимал его как закуску - и Амбармор был рад, потому что случай с двумя убитыми долго не шёл у него из головы. Ему очень не хотелось стать похожим на Гортхауэра... ведь он уже немало был наслышан о тех делах своего повелителя, которые дали ему прозвище "Жестокий". Конечно, когда орки выходили из повиновения, волей-неволей приходилось держать их в узде - но Амбармор старался не злоупотреблять этим. Он уже понимал, что это такое - орки. Это зеркало того, кто ими управляет. Они искажены, их осознание собственного "я" - а потому и сила воли, и нравственность, и стойкость - полуразрушены, а потому они принимают образ мыслей и действий того, кого признают вождем. Гром был лучшим примером правоты этой теории: он уже совершенно не напоминал тех орков в землянке, он остался неумен, но перестал лгать и сквернословить, стал, кажется, по-настоящему верен, и даже походка и осанка у него изменились: он больше не горбился и не косолапил, а пытался подражать хозяину, Амбармору. Порой получалось немного забавно...
   Ну ладно, пора вставать. Он вскочил, встряхнулся, быстренько оделся и решил позавтракать. Долгие годы осады Твердыни истощили припасы в подземных хранилищах, а земель Севера не хватало, чтобы кормить все войско - но рыцарей Аст Ахэ в продовольствии не стесняли никогда, хоть насельники подземных ярусов и жили впроголодь...
  
   Глава 10
   Конец Первой эпохи, Хитлум
  
   На следующую ночь действительно ударил морозец. Жидкая грязь смерзлась, и подводы двинулись немного ходче. Было решено ехать именно по ночам, днем же отдыхать; не только из-за заморозка, но и скрытности ради. Под покровом ночи Амбармор, Утрад, Майканаро и Тень рискнули даже проехаться верхом на разведку. Утрад - на своем Писаре, Майканаро - на чалой кобылке смешанной породы, полу-нолдорской, полу-вастацкой, по кличке Гвилвелет - "Бабочка", Тень - на своем сером мерине-иноходце нолдорской породы, Бранноне. У Амбармора своей лошади не было, и Тень предложил ему взять любую из двух запасных, что перегоняли Дайн с Горви. Пегая кобылка выглядела непривлекательно и даже немного забавно, но, как выяснил Старший товарищ, проехавшись, была сильнее и выносливее буланого мерина.
  -- Как ее зовут? - спросил Амбармор.
  -- Как раньше звали, не знаю - пожала плечами Горви. - Я зову Крысой.
  -- Почему так обидно?
  -- Нрав у нее скверный - пояснила девушка. - Причем не как у красивых, сильных, норовистых жеребцов, а подленький. То об колючий куст тебя шарахнет, то под низкую ветку завернет, и только успевай нагнуться. Еще упрямая: бывает, не хочет рысить, идет шагом, и хоть ты тресни. А уж жевать любит... Шапку свою береги, Старший, не ровен час сжует.
  -- Странно - ответил Амбармор. - Подо мной ничего такого не устраивала.
  -- Да ты проехал-то на ней туда да обратно - хмыкнула Горви. - Хотя, может быть, ты ей понравился. Лошади вообще с эльфами ведут себя покладистей, но у атамана и Маэгнора уже есть скакуны.
  
   И впрямь, "Крыса" особого норова не показывала, а спокойно рысила вслед за Утрадом на Писаре. Всадники отъехали от обоза вперед; по бокам узкой труднопроходимой тропы в обе стороны глухой стеной вставал лес. Светила луна, и Тень с Маэгнором, ехавшие впереди, неплохо видели дорогу, как и их лошади: эльфийская порода, привезенная из Валинора, могла похвастаться кровью самого Нахара, жеребца Валы Оромэ, а тот, как известно, не боялся темноты Средиземья Предначальной Эпохи. Писарь же просто следовал за Бранноном, не пытаясь его обогнать. Тень и Маэгнор ехали без седла, а вот Амбармор решил все-таки поехать по-человечески: годы Дальних гор все еще сказывались на его теле, и старая рана, нанесенная когда-то в плечо рудничной киркой, от тряски разболелась.
  -- Ну почему "Крыса"? - сказал он своей новой кобылке. - Я не буду ее так звать. Я с ней познакомился в нарбелете-месяце, так и буду звать - Нарбелет. Нарбелет, тебе нравится? - он наклонился к уху лошади.
   Лошадь не обратила на него внимания. Или сделала вид, что не обратила.
  -- Чего мы плетемся, как побитые? - подал голос Утрад. - Давайте-ка рванем в галоп!
  -- И верно - отозвался Маэгнор. - Noro lim!
   Он на Гвилвелет рванулся вперед первым, за ним устремился Утрад на своем горячем жеребце. Он мог запросто обогнать Маэгнора, но Писарь неважно видел в рассеянном лунном свете. Амбармор и Тень остались в хвосте: иноходец Тени был хорош для дальней неспешной дороги, а вот в галопе проигрывал, а Старый Друг на своем пегом чуде так и рысил. "Крыса" - ой, конечно же, Нарбелет - не пожелала скакать быстрее.
  -- Старого чистого синдарина ты не понимаешь, наверное - сказал ей Амбармор. - А ну-ка, попробуем на гаурбет. Бегом, gnardaneth, быстро! Но! - и стукнул пятками по бокам.
   Это Нарбелет поняла, и наконец поскакала галопом, нагоняя удалившихся всадников. Правда, тут она все-таки показала норов: под первой же низкой веткой пегая кобыла не упустила возможности пронестись. Амбармор вроде бы увернулся, но ветка хлестнула его по щеке. Кажется, до крови. "Эй, эй, не так дерзко!" - подумал эльф, натянув поводья; лошадь перешла на рысь, потом на шаг, а затем и вовсе остановилась.
  
   Он осмотрелся. Утрад и Маэгнор уже ушли далеко вперед, а Тень остался позади и сейчас нагонял его. Стук копыт доносился тихо, и можно было различить и шум ветра в соснах и елях, и крики ночных птиц.
  -- Кракх! - раздался голос какой-то птицы над головой. Было похоже на воронье карканье, но не совсем. Если бы здесь была Аэнни, все детство которой прошло в лесах за Мглистыми горами, она без труда определила бы, кто кричал.
   Птица опустилась пониже и издала уже другой крик: "Ток, ток, ток!.." Амбармору вспомнились слова, от Аэнни же и слышанные. "Авари говорят так: если слышишь в лесу чей-то крик и не можешь понять, чей - это ворон". Аварэ знала, что говорила: пожалуй, только ворон обладает таким умением, изображать любые звуки вплоть до человеческой или эльфийской речи. Кое-кто, правда, говорил, что и ворону можно научить... но в природе ворона кричит всегда одинаково.
   У Амбармора был когда-то ручной ворон по имени Кару, подарок Борварта - собрата по служению в Твердыне и сотоварища по заговору. Птица была ученой, а с помощью осанвэ и чар эльф сумел выучить ее и того пуще: Кару умел запоминать все, что говорят вокруг него, и повторять, когда надо. Он помогал эр'таэро Черной Руки во многих делах лазутчика и разведчика: передавал сообщения, мог подслушивать незаметно и подсматривать с воздуха. Амбармор не видел своего ворона с той самой памятной ночи, второй ночи Нирнаэт: когда бунт рыцарей обернулся крахом и разгромом, птица улетела, словно почувствовав, что ничем уже не может помочь хозяину.
   Интересно, где же Кару сейчас? Ворон может прожить лет триста, и очень может быть, что он и сейчас жив. Летает где-нибудь да хохлится на дубу.
  
   Птица опустилась пониже, и теперь Амбармор мог ее рассмотреть. Да, это ворон. Большая черная птица села на ветку, ту самую, о которую так коварно попыталась соскрести всадника Нарбелет. Эльф тронул поводья и подъехал поближе к ветке.
  -- Что, дружок, голодный? - спросил он ворона. - Лети на север, туда, где крепость сгорела. Там тебе найдется пожива - проторговался кое-кто.
  -- Ар-рталлах - хриплым басом отозвался ворон. - Ар-рталлах, отпр-равь знамя "Аханаггер-р". Тр-ри кр-реста. Аст Алхор-р.
   Амбармор не верил своим ушам. Кару? Ворон повторял перед ним обрывки того самого послания, которое он сам когда-то в отчаяньи послал знамени Черной Руки из Шутовской Башни. Тому самому знамени, которое, как он тогда надеялся, доберется до Тол-ин-Гаурхот и помешает беззаконной казни пленных.
  -- Кару?! - воскликнул он. - Это ты? Как ты меня нашел?
  -- Кар-ру хор-рошая птичка. Кар-ру хочет кор-рочки - сказал ворон и внезапно продолжил голосом Саурона: - Амбар-рмор тер-ряет довер-рие. Снять с Р-Руки и пер-ревести лор-рдом-наместником за Синие Гор-ры.
   Да, действительно, было такое предложение, и высказал его Гортхауэр Мелькору незадолго до Нирнаэт. Война помешала им избавиться от опасного вольнодумца тихо и мирно, задвинув в правители далекой восточной окраины Короны Севера. В тогда еще только что взятый у гномов Гундабад или вовсе в Серые горы, где нет золота - чем дальше, тем лучше.
   Нет, но надо же! Случайно ли встретился ему на ночной дороге старый друг? Эльф был очень рад снова видеть свою ученую птицу. Он спешился и подошел к ветке. Кару изменился за эти сто лет: стал как будто грузней, растрепан и более неуклюж, чем раньше, но это, без сомнения, был он. Посмотрев ворону в тускло поблескивавшие в лунном свете глаза, Амбармор потянулся к нему мыслью и вошел в осанвэ - и его разум тут же переполнил поток образов, виденных птицей за прошедшие годы.
   Вот ворон летит над холмом, заросшим серегоном, и видит с высоты, как по склону поднимается высокий черноволосый человек, а в руке у него - уродливый, тяжелый гномий шлем. Турин, сын Хурина, тогда еще совсем недавно узнавший о том, что есть такая "Искра"...
   Вот большой отряд гномов выходит из леса, с обозами, груженными сокровищами. А вот поджидают их зеленые эльфы и однорукий человек. Убийцы Тингола и грабители Дориата - и Берен, их поджидающий...
   Вот горная тропа, а по ней движется толпа перепуганных беженцев - все нолдор, и только один - человек. А позади из разоренной сокрытой долины поднимается дым: это горит Гондолин. И тут ты был, дружок...
   А вот и рати Запада надвигаются с моря, высаживаются на берег, где когда-то стояли гавани Кирдана. Это было сорок лет назад, тогда-то и началось нынешнее противостояние.
   Весь роковой, грозовой шестой век Первой эпохи пролетел в голове Амбармора, виденный глазами старого ворона. И последний, самый свежий образ - Кару летит над лесом, завидев вдали пламя пожара. Это горит крепость Вайхаз. Да, он уже поживился продажным дхол'таэро. И, видимо, это все же счастливая случайность, что среди виновников пожара и разгрома оказался его бывший хозяин.
  -- Ну, сядь сюда, дружок! - сказал Амбармор, подставив руку, и ворон, хлопнув крыльями, перебрался к нему на руку. На правую, обожженную руку. Да, и впрямь потяжелел. Немудрено ворону потяжелеть в эти-то черные годы. Левой, здоровой, Старший Товарищ погладил старого друга по головке, потрепал слегка. Ты смотри, не одичал совсем, позволяет, как и раньше...
  
  -- Эгей! - окликнул со стороны обоза Тень. - Что это там у тебя, Старший?
  -- Изволь видеть, атаман - отозвался Амбармор. - Старого доброго друга встретил.
  -- Ворон? - удивленно спросил нолдо-разбойник.
  -- Ворон, как видишь. Звать Кару. Служил мне в той, прежней жизни - то лишней парой ушей, то лишней парой глаз, а порой и собеседником, когда и поговорить не с кем. Как попался мне снова - сам дивлюсь.
   Ворон басовито каркнул, кашлянул и сказал голосом Берена:
  -- Ядр-рена вошь! - а затем: - Gnar-rdaneth lin! - это уже голосом Турина Турамбара.
  
  
  -- Кару? - сразу узнала птицу Аэнни, когда они вернулись к обозу. - Ты как нас нашел?
  -- Случайно он нас нашел - ответил Амбармор. - Летит-летит над Вайхазом, видит - кушать подано, да еще в жареном виде. Кто это обед ему пожарил? А это мы обед ему пожарили.
  -- Кару, старая курица! - радостно заревел Гром. - Жив еще, не пустила тебя в похлебку голодная вастацкая голытьба?
  -- Кар-ру не кур-рица - ответил ворон. - Кар-ру вор-рон. - и хрипло каркнул, после чего издал совсем уже непонятный звук.
  
   Потешная говорящая птица сразу развеселила весь отряд. Поворочавшись спросонья, хохотнул кузнец Борондир, заулыбался Дайн. Лошади удивленно заржали.
  -- А что еще может твой друг, кроме как веселить нас и навевать на тебя воспоминания? - спросил Тень.
  -- Многое он может - ответил Амбармор. - Во-первых, нам можно будет больше не выставлять дозоры и охранение в походе: он осмотрит дорогу с высоты и предупредит нас, если увидит чернокопытных. Во-вторых, он прекрасный гонец, в-третьих, неприметный соглядатай. И наконец, если мы встретим еще воронов, он может поговорить с ними. Кто знает - а вдруг пригодится такая возможность?
  
   Со стороны маленького костерка подошел Форк, держа руками, обернутыми дерюгой, парящийся котелок.
  -- Нате, волчьи головы, держите - сказал он. - Пока вы ездили, соорудил, штоп не зябко было.
  -- Неужели квенилас? - недоверчиво спросил Амбармор. - Где достал? Или опять морковник?
  -- Ну нет - покачал головой Форк - это не квенилас, не настолько мы нынче богаты. Но и не морковник, обижаешь, Старший. Кипрей это. Попей его, небось не доводилось там, на Севере.
  -- Кипрей? - переспросил Амбармор. Там, в Нибельхеле, до него доходили слухи о том, что гаурвайт стали варить взвар из этой травы, так обильно растущей на пожарищах, но на вкус пробовать кипрейный квенилас ему еще не доводилось.
  -- Наша трава, Старший - кивнул Тень. - Не знаешь, что ли? Нет другой такой гаурвайтской травы. В Твердыне любят маки да полынь, а мы кипрей любим. Растет он там, где жили люди, да сожгли их дома сволочи, коронные ли или же просто разбойные; редок был до войны, только на природных гарях рос, а сейчас каждой весной, каждым летом видишь этот лиловый цветок.
  -- И впрямь сродни нам кипрей - ответил Амбармор, отхлебнув взвара из деревянного ковшика. Вкус был немного не похож на квенилас, но отменен. - Мы ведь тоже там, где пепелища, с них родом.
  
   Какое-то время они молча пили кипрей, глядя на огонь. Кару взлетел на ветку, помня еще старую выучку: следить с высоты и каркать при виде опасности, поэтому они не беспокоились об охотниках за головами, "ночных сотнях" и прочих коронных страхах, могущих прервать спокойный отдых у костра. Тень, впрочем, с полчаса еще озирался на малейший шорох, но в конце концов отхлебнул остывшего кипрейного взвара из чашки и задумался, глядя на разгорающиеся огоньки пламени.
   - Скажи, Старший -- наконец спросил он. - Помнишь, там, у Полночной Седловины, ты говорил нам речь?
   - Да, конечно - рассеянно ответил Амбармор. - А почему ты спрашиваешь?
   - Ты произнес слова, которые мне запомнились. Я размышлял над ними, и хочу спросить. Ты говорил так: "Сами ли мы очистим мир от Искажения, или же Единый это сделает нашими руками - об этом пусть любомудры ломают головы".
   - Верно, именно так - кивнул Старший Товарищ. - Именно это мы и делаем здесь, в "Искре".
   - Но как? - переспросил Тень. - Я не понимаю. Ты собираешь гаурвайт, "волчьих голов" - гнутых, как ты сам сказал. Разбойников, отребье - прости, но мы именно что разбойники. И ты говоришь, что разбойники сотрут то, что принес в мир Мелькор? Мелькор! Мы воюем, и это я понимаю. Драться, головы резать - это то, что разбойник и впрямь может. Но исцелять, да еще целый мир?
  
   Амбармор не отвечал несколько мгновений, выдерживая паузу.
   - Скажи-ка мне - наконец ответил он. - Кто такой целитель? Тот ли это, кто надувает щеки и раздает советы? Или же это тот, кто прежде всего способен исцелиться сам?
   - Ну, надувая щеки и раздавая советы, трудно прослыть целителем - ответил Тень.
   - Так же и здесь. Тот, кто, сам мало зная о том, каков жестокий мир и каковы жестокие создания, в нем живущие, начинает строить белые города и учить светлому любомудрию, не стоит и жмени расписок: его втопчут в грязь, им вытрутся и оставят умирать, лежа на земле, которой он не понимал. Вот Финрод был - и где теперь этот Финрод? Мы - другое. Мы сами - плоть от плоти этого искаженного мира. И если мы сумеем исцелить себя, нам станет ясно, чем исцелить и мир вокруг себя. Скажи-ка мне, Тень: ты ведь был здесь лет этак семьдесят назад, или восемьдесят. Вспомни, скажи: какими были тогда гаурвайт?
  
   Тень поежился при воспоминании.
   - Звери - проговорил он. - Хуже зверей. Может быть, хуже орков. Насиловали, грабили мирных крестьян, шайка на шайку грызлись...
   - А каковы гаурвайт сейчас? Оглянись вокруг. Наши друзья, соратники - неужто они такие же? То-то же. А кто это сделал? Кого благодарить надо?
   - Нас... Турина, меня, прочих атаманов. Факельщиков, конечно. Тебя, Старший, за то, что все это выдумал. "Искру", в общем. Тех, кто их научил жить по-другому, дал им цель - нетвердо ответил Тень, на ходу пытаясь понять, что же имеет в виду собеседник.
   - А почему нам это удалось, можешь мне сказать? - лукаво прищурившись, спросил Амбармор.
  
   Тень не ответил.
   - А все дело в сопротивлении злу - с улыбкой ответил Амбармор, отхлебнув еще кипрея. - Пока гаурвайт убивали друг друга и простых крестьян, они были и впрямь как волки. Теперь, когда они обратили оружие на слуг Севера, они стали сотоварищами. Почему? Потому что Корона Севера - зло. А тот, кто сопротивляется злу, оправдывает себя, поднимается над собой прежним. Сопротивление злу и, особенно, его наивысшее обличье - восстание, облагораживает, зверя делает человеком, а сотоварищей - братьями. Восстание - сверкающая молния, восстание - прекрасное лицо, озаренное гневом рока, восстание - ослепительно яркая искра, взлетевшая радугой посреди сырого мрака! И именно поэтому только мы, те, кто повернул оружие против зла, сумели объединить гаурвайт: зло по природе своей некупно, и только кнутом да виселицей большой лиходей может удерживать мелких в подчинении. Добро же к добру завсегда тянется. Что все это значит? А то, что исполняя свое первое предназначение, раздувая пожар восстания, "Искра" осуществляет и второе - очищает души человеческие.
  
   - И ты полагаешь, что, когда наше восстание победит, люди станут неискаженными? Что-то слабо верится - покачал головой Тень. - Искажение, Старший, такая вещь, что его саблей никак не вырубишь. Не на кого конной лавой скакать...
   - Ты недослушал - перебил его Амбармор. - Дослушай сначала, а уже потом спорь. Победа восстания будет означать лишь первый шаг в очищении. Когда все люди - ну и эльфы, я полагаю, но в первую очередь все же люди - станут друг другу братьями в едином восстании и одолеют всех тех врагов, на которых скакать конной лавой возможно - это будет только первый шаг. Дальше нам предстоит иное.
   - Что же?
   - Да то же, что сейчас эти, на Баларе делают. Думаешь, почему они сорок лет сидят на месте и не наступают? Я думаю вот что: они ждут, пока поколение сменится полностью. Пока вырастет новый человек, целый народ новых людей, с детства знавших только чистую, свободную землю. Когда останутся позади, доживая последние годы, последние из тех, кто помнит, каково оно было - под Тенью, тогда-то это воинство - да что там воинство, новый народ Высоких людей! - и пойдет в бой. То же предстоит и нам. После того, как мы победим во всех восстаниях и порубаем в капусту всех врагов, нам предстоит вырастить поколение свободных людей. Людей, не знающих, что такое жестокость, алчность, предательство и ложь. Но наш новый человек пойдет дальше, чем тот, которого растят рати Запада. Он будет неостановим в своем стремлении к справедливости, и он будет обладать знаниями, чтобы изменить весь мир, до самой малой его частички, вымарать всю грязь, которой пропитал его сам знаешь кто. Он будет знать многое: тайны природы, которые ныне известны только разве что самим Валар, тайны собственной души... Одного лишь он не будет знать: каково это, быть рабом... или хозяином раба. Каково это, гнуть спину на самозваного и самовластного хозяина, не важно - из-под кнута ли, за золото ли... И каково это, быть таким хозяином. Вот за что, за какое будущее дерется "Искра". И вот как будет исцелен мир.
  
   - Но почему ты не рассказываешь об этом всем? - потрясенно спросил Тень. - Почему никто из нас этого еще не знает?
   - Факельщики знают - пояснил Старший Товарищ. - Я писал им в своих письмах. А почему они молчат? Да потому, что я не уверен - поймут ли их, если они начнут проповедовать. Ведь кто наша опора, наш главный сотоварищ? Раб, крестьянин, мельник, кузнец, сельский мастеровой... Ну и разбойник, хотя это временно, ведь природный разбойник нам попутчик разве что до первого поворота. Все они не знают ни что вообще такое Искажение, ни кто на самом деле такой Мелькор. Они засыпают, когда слышат длинные речи. Им надо по-простому: "Искра" - чтоб всех господ на вилы. Это им понятно и приятно, об этом они сами мечтают. А уже потом, когда силы будут - тогда учить их будем, купно. Просвещать. Когда чернокопытных разобьем. А теперь давайте-ка на боковую. Через четыре часа наша стража, и я не хочу, чтобы кто-то клевал носом...
  
   Документ, найденный роквэном Хурином Алдарионом в Закрытом зале Королевского скриптория Арменелоса в 1711 году Второй Эпохи
  
   Эр'таэро Черной Руки Торну из Воронов -- от воина Знания Твердыни Марва, сына Марва из рода Арнемара, советника Черной Руки по письменам и почеркам
  
   Сего дня мною было получено письмо, найденное при обыске изменников из крепости Эйтель и, по всей вероятности, написанное "Аран-а-Нанта" своим последователям. Я горжусь тем, что мне выпала честь впервые исследовать письмо, написанное этим загадочным преступником, и надеюсь, что сделанные мною выводы облегчат выяснение его личности и ускорят его поимку.
   Первое, что бросается в глаза -- это чернила, которыми написано письмо, а их два рода. Первые чернила -- самые дешевые или, что вероятнее, самодельные, безорешковые, из сажи. Поэтому часть записи стерлась и трудно читается. Вторые -- невидимые, состав которых мне неизвестен, но получатели уже проявили эти чернила, что и позволило прочитать сообщение. Оно написано на оборотной стороне по отношению к явной записи.
   Письмо, написанное явными чернилами, не несет особого смысла, и представляет собой описание мирной жизни в некоем селении, написанное от лица живущего неподалеку книжника; по упомянутым подробностям можно заключить, что описано людское селение в Белерианде довоенных или межвоенных времен. Письмо, написанное невидимыми чернилами, представляет собой ценные указания эйтельским изменникам, о том, кому и куда рассылать другие сообщения. К сожалению, названия получателей и мест даны неизвестной тайнописью, и распутать цепочку писем через них пока нельзя.
   Обе записи сделаны тенгваром Феанора с техтами, одним и тем же почерком: мелким, слегка угловатым и приметным (писавший с удивительной скрупулезностью проставляет техту "а" везде, где она требуется). Палочки (телкор) также имеют приметный вид -- вытянутые и слегка изогнутые, как в тай-ан; создается впечатление, что писавшему привычно писать не только тенгваром Феанора, но и тай-ан.
   Также достойна внимания бумага, тряпичная, явно самодельная, светло-серая с мелкими темно-серыми разводами. Подобные разводы бывают на бумаге, сделанной из непрогоревших обрывков ткани, извлеченных из костра или печи.
   Из описанного мною можно сделать следующие выводы. Во-первых, писавший весьма стар, более стар, чем может прожить человек. Это подтверждает и старомодная манера писать с техтар, вышедшая из обиходного употребления в Белерианде уже около ста лет как, и довольно точно данное описание мирной жизни довоенной эпохи в явном письме. Этим выводом опровергается предположение, будто бы Аран-а-Нанта -- это последовательность из разных людей под одним именем. Это одно существо, которое уже было взрослым до того, как проявило себя под этим именем и с тех пор не сменялось. Следовательно, это может быть либо гном, либо эльф.
   Во-вторых, писавшему явно незнакома мирная жизнь от Решительной Победы и после того, иначе бы он вписал в качестве явного письма, скрывающего тайное, нечто более близкое к нашему веку.
   В-третьих, писавший либо является вспомнившим Эллеро, либо получил образование в Аст Ахэ, так как в его почерке прослеживается влияние тай-ан.
   В-четвертых, писавший, вероятно, терпит известные лишения и не может себе позволить орешковые чернила и хорошую бумагу.
   Если совместить это с тем, что мы знаем об Аран-а-Нанта (в первую очередь, это приблизительный год первого появления), то можем отсеять некоторых личностей, которые в противном случае подходили бы под все выдвинутые мною предположения (например, Ахэир-Майканаро, о котором правдиво все, написанное мною, но о котором доподлинно известно, что свою деятельность среди гаурвайт он начал позже, чем мы впервые услышали об Аран-а-Нанта).
   Среди лиц, которые по предположениям Черной Руки могли бы являться этим сокрытым мятежником, до недавних пор не подходил под мои предположения ни один. Однако недавно со слов Учителя стало известно, что бывший воин Черной Руки Къонахт (Амбармор), ссыльнокаторжный, все эти годы сохранял ясность рассудка и силу воли, в то время как мы полагали его утратившим эти качества рабом. Вместе с тем Амбармор прекрасно подходит под все сделанные мной предположения о написавшем это письмо.
   А потому прошу выдать мне из скриптория Твердыни образцы грамот, написанных им в бытность его воином Черной Руки, в целях сличения почерка, дабы удостоверить или опровергнуть мое предположение.
  
   Марв, сын Марва из рода Арнемара, воин Знания Твердыни.
  
   Внизу письма стоит виза: "В скрипторий: выдать Марву из рода Арнемара любые записи, которые он попросит, БЫСТРО, БЕЗ ПРОВОЛОЧЕК. Э.т.Ч.Р. Торн из Воронов"
  
  
   456 г. Первой эпохи, весна. Аст Ахэ.
  
   "Штандартенфюрерам СС, Штирлиц, запрещено бегать. В мирное время это вызывает смех, а в военное - панику".
   Приписывается Мюллеру.
  
   Высокий коридор Твердыни кончился, сменившись пролётом лестницы, уходящей вверх. Через узорный витраж лестницу освещал рассеянный свет, а негромкие, еле слышные шаги Амбармора все равно отдавались эхом.
   - Амбармор! А я тебя ищу! - окликнул его голос сверху. Халль, молодой рыцарь Аст Ахэ, недавно прошедший через ученичество, крепкий, с длинными, волнистыми тёмными волосами, спускался по лестнице ему навстречу. - Повелитель Воинов послал меня собрать всех военачальников Твердыни из-за какой-то важной новости. Похоже, намечается что-то вроде военного совета. Тебя одного не хватает, хотя Гортхауэр, кажется, хочет начать без тебя.
   - Где он? - переспросил Амбармор.
   - Где обычно, в зале собраний. Ты здесь куда дольше меня, не мне тебе рассказывать, где это.
   Быстрыми шагами, кивком попрощавшись с Халлем, Амбармор побежал наверх, быстро, вприпрыжку преодолев лестничный пролёт, и зашагал к залу собраний. Прислушавшись, он понял, что в зале уже собралась вся воинская верхушка Твердыни - воины Меча, начальники и сам Гортхауэр. Его громкий, низкий голос уже был слышен здесь, в коридоре. Амбармор постарался войти в зал потише и проскользнул на свободное место.
   Гортхауэр прервался и смерил Амбармора тяжелым взглядом.
   - Айкъет'таэро ("воин Меча" - ах'энн), я, кажется, хотел собрать всех вместе, а не по одному. Ради тебя, что, отдельно начинать?
   - Повелитель Воинов, Халль только сейчас сказал мне о собрании! - выпалил Амбармор, привстав.
   - Что ж, я знаю, что он нерасторопен - казалось, чуть смягчился Гортхауэр, хотя по его непроницаемому лицу трудно было что-то понять. - Но повторять не буду, благо что я только начал. Итак, сегодня двадцать четыре года с того дня, как посол Твердыни Гэлторн, отправившийся на юг, привезён тяжелораненым. Рана, как вы помните, была нанесена королем нолдор, Финголфином, не в бою, а подлым ударом во время переговоров, и оказалась смертельной. Почтим его память.
  
   В зале повисло молчание. Амбармор тоже тяжело вздохнул - он в свое время неплохо знал погибшего, целителя и воина, наставника Аэнни, хоть не всегда и не во всём они сходились во взглядах...
  
   Библиотека Твердыни - длинные ряды книжных полок, пыль времен на хранилищах знания... Он листает летописи Аст Ахэ, и хроники погибшего народа Эльфов Тьмы...
   - Смотри, Гэлторн - тут написано, что мой отец, Ахтэнэр, был распят вместе со всеми по приказу Валар! А моя мать говорила мне другое, да и не родился бы я на свет, если бы все было так как тут пишут!
   - Нельзя быть таким подозрительным, Амбармор. Учитель был ослеплён горем, и ему было тяжело даже смотреть на роковые скалы, не то что пересчитывать поимённо всех, кто к ним был прикован - качает головой целитель. - Он тоже может ошибаться!
   - Нет, всё равно не сходится! Почему же тогда одних казнили, а других, как Мириэль с братом, оставили? Не стыкуется, Гэлторн!
   - Что ты хочешь этим сказать? - удивленно смотрит на него Гэлторн. - Что здесь пишут неправду?
   "Да!" - хотел было ответить он, сам удивляясь своей уверенности. Почему - он не знал, но...
   - Нет... - произносит Амбармор. - Я удивляюсь. Я просто удивляюсь, думаю, почему такая явная ошибка ещё не исправлена.
   - Знаешь, Амбармор... Не стоит думать об этом.
   - Что значит "не стоит думать"?! - от волнения Амбармор чуть повышает голос. - Тано же сам говорит, мол, смотрите своими глазами, думайте сами, а не повторяйте за другими, и - "не стоит думать"?
   - Ты многого не понимаешь, и я желаю тебе только добра - спокойно, настойчиво повторяет Гэлторн. - Давай больше не говорить об этом...
  
   Молчание закончилось, и Гортхауэр снова заговорил.
   - Это было не просто проявление подлости и жестокости, воины - это, я считаю, было сделано сознательно. Финголфин хотел заставить нас выйти на поле битвы, вызвать в нас гнев и ярость - как вызвало их в самих Нолдор похищение Сильмариллей.
   - Так почему мы все ждём? - вырвалось у какого-то молодого воина, помощника Гортхауэра, чем-то неуловимо смахивавшего на эльфа. - Разве у нас не хватает сил, чтобы справиться с ними?
   - Видишь ли, Илльо - обратил взгляд в его сторону Гортхауэр - военная наука - это намного большее, чем просто "стенка на стенку", как в забавах деревенских мужиков. Искусство побеждать вовсе не в том, чтобы утопить врага в своей крови, а в том, чтобы добиваться своего, не сражаясь! Смотрите. Нолдорский Белерианд под предводительством верховного короля Финголфина - единая держава, как и наша Корона Севера. Если мы будем просто наступать на них, платя жизнью десятка ирхи за каждого убитого белериандца - эльфа ли, человека - ещё неизвестно, чья возьмёт в этом бою. Мы же на протяжении всего Долгого Мира вели с ними совсем иную войну. Пояснить?
   Не дожидаясь ответа, фаэрни продолжил:
   - Представьте, что вы, облаченные в доспехи, стоите с мечами, ожидая вражеского воина. Но вместо него на вас летит рой диких пчёл! Они забираются в доспехи и кусают вас, и вы отступаете, хотя каждая пчела по отдельности намного слабее вас. Так и мы - вместо того, чтобы наступать на врагов огненным валом, мы предпринимали множество мелких шажков - посылали проповедников и менестрелей, распространявших наше слово и знание, вооружали и кормили урухов-степняков, совершавших набеги из Лотланна и Синих гор, демонстрировали мощь Твердыни в набегах на заставы, особенно в крайний раз, когда нашим союзником стал Золотой Червь, первый из Драконов. Каждый из этих шагов по отдельности для нолдор - ничто, не угроза, но они были постоянными и держали их в напряжении - и это несмотря на непрекращающуюся осаду Твердыни! Впрочем, они тоже мастера плести сеть из таких ударов - и убийство Гэлторна было именно таковым. А вслед за нолдор на нас ополчились и дориатские синдар, которым Твердыня никогда не угрожала, они собрали летучие отряды под предводительством некоего Даэлина, которые охотятся за нашими проповедниками и воинами, проникшими в Белерианд сквозь осаду в Бретиле и землях Нижнего Белерианда. Десяток на одного, и воюют они исподтишка, стрелами из-за кустов, будто разбойники - и куда подевалась хвалёная эльфийская гордость? Всё это ведёт к одному - они склоняют нас к гневу, что вспыхивает, подобно внезапному пламени...
   - Так давайте же решим, когда наступать! - пробасил Даннвег, единоначальник стрелков Твердыни.
   - Погоди, старый вояка! - чуть улыбнулся Гортхауэр. - Во-первых, сейчас мы в очень невыгодном положении. Оброка с земель Короны не хватает на то, чтобы кормить всех иртха - а сами они плохие пахари, и костяк нашего войска живёт впроголодь. А нолдор выстроили цепь застав по всей степи Ард-Гален, и просто расстреляют наших бойцов, выходящих из ворот - если впереди их не пойдут силы более могущественные, нежели иртха. Во-вторых, нам нужно разведать точные планы их укреплений вдоль Ард-Гален и узнать всё об их войсках в Дортонионе - ибо именно туда будет направлен первый удар. Без знания грубая сила - ничто. Только после этого мы нанесем удар - но нанесём его с умом. Знаете, что я имею в виду?
   Представьте себе, что перед вами сложенная из камней преграда. Вы можете бить по ней тараном, разбивать её молотом - но есть способ лучше. В каждой стене есть краеугольный камень, вытащив который, мы сделаем слабой всю постройку. В королевстве Финголфина такой камень есть, и это - само их общественное устройство. Оно подобно лестнице: у Финголфина есть вассалы - Финрод, Фингон, Маэдрос, у них - свои, уже людские князья, у тех - их наместники и рыцари. Это устройство пока сильно, но с падением верховной власти оно разломится на части! Их единая держава по сути превратится в три более слабых. Гондолин после смерти Финголфина отколется первым, не сохранив никакой связи с другими королевствами. Дальше Белерианд развалится натрое: Нарогард, Хитлум с Дор-Ломином, а поодаль, отрезанный клином наших войск в Дортонионе - Химринг, цитадель феанорингов. И с этими последними у меня и Учителя связан особый замысел.
   Вы все, конечно же, знаете про их клятву, только не все из вас умеют читать между строк. А прочесть там можно многое - ведь клялись они ненавидеть не нас с вами, а всякого, кто владеет Сильмарилями. Пока это именно мы, но представим себе на миг, что Учитель поддался и позволил врагам - не феанорингам! - захватить один из Камней. Я прекрасно знаю притягательную силу Камней и уверен, что новый хозяин не захочет отдавать его сыновьям Феанора. А теперь ответьте мне на вопрос: у кого легче отнять Камень, у нас или у ничего не подозревающего союзника?
   - Так мы вызовем среди них раздоры? - вырвалось у Амбармора.
   - Именно. Это будет вторая резня в Альквалондэ, и содружество королевств эльфов, ставших уже не пальцами одной руки, а независимыми уделами, распадётся окончательно. И тогда уже мы нанесем им удар, после которого их слава и титулы перестанут что-либо значить.
   - Но это же против чести - стравливать их друг с другом!
   - А они, Амбармор, воевали с нами честно? Где была их честь, когда они разгромили народ твоего отца? И где сейчас их честь, когда они убили Гэлторна и убивают поодиночке других наших рыцарей, отправившихся на юг? Я составил этот замысел не потому, что отбросил в сторону честь ради скорой победы, а потому, что наши враги - из тех, кто не поймёт чести - голос Гортхауэра был несколько раздражённым, отчасти и на Амбармора. - Сейчас мы обсудим военные планы и на сегодня разойдёмся... а тебя, Амбармор, я попрошу остаться.
  
   * * *
   - Ты внимательно меня слушал на совете, Амбармор? - Гортхауэр сейчас смотрел ему в глаза, и большого напряжения стоило не отвести их, но и пытаться отвести было неприятно. - Я говорил о необходимости разведать положение в Ард-Гален и Дортонионе, без чего мы не сможем наступать. Все эти тлеющие войны, о которых я рассказал, хороши до поры до времени, но пора перейти от стакана и к настоящей войне.
   - Да, Повелитель Воинов.
   - Так вот, если ты так не любишь ничего, что было бы "против чести" - самое время и для тебя перейти к честному бою. Разведку боем на юге проведёшь именно ты.
   Амбармор молча смотрел на Гортхауэра.
   - Возможности твои будут ограничены, поэтому в бой как таковой старайся не вступать. Из прочих рыцарей Аст-Ахэ с тобой не пойдёт никто, из своих ирхи можешь взять кого хочешь, только не много. Впрочем, это твоё дело. Хоть один иди, да так наверное и проще будет - твои эльфийские ушки были бы тебе вроде сказочного плаща-невидимки для войск нолдор и их союзников-людей. Ах да, я забыл, ты же не любишь, когда против чести...
   Так вот, разведай их укрепления и заставы, набросай их план и принеси мне. Найди все сведения, что сможешь достать, и придумай способ доставить их в Аст Ахэ, и мы за вознаграждением не постоим.
   - Что-нибудь ещё, Повелитель? - негромко спросил Амбармор.
   - А что тебе нужно ещё? Это всё, что необходимо, чтобы построить планы наступления. Подготовка займёт длительное время, зато в итоге мы сможем навсегда смять их осаду! Приказы ясны?
   - Да, Повелитель воинов.
   - Вперёд. Выступаешь не позже завтрашнего дня. Удачи.
  
   Лестницы вниз... Снова коридоры, снова лестница... Посередине лестница перегорожена знакомой решёткой. Молодые рыцари Аст-Ахэ, вчерашние оруженосцы, отдают ему приветствие, орк по ту сторону решётки крутит лебёдку, открывая проход... Пыльные, немытые ступени - сапоги Амбармора оставляют на них следы.
   - Ты, подойди сюда - бросил Амбармор орку у лебёдки. - Нет, не ты, а ты! - какой-то орк снизу тоже подбежал, услышав голос Амбармора. - Ладно, раз уж и ты подошёл, поработаете вместе. Хотите, я вам расскажу, что будет через два часа?
   Орки молчали.
   - Через два часа я поднимусь обратно и удивлюсь: надо же, совсем недавно тут была пыль и грязь, а сейчас всё отчищено до блеска! Решётка с лебёдкой была ржавая и скрипела, а сейчас отчищена, покрашена и ходит бесшумно. И два охламона, что стоят у решётки, одеты в чистое и не пахнут, как скотный двор. И если вдруг окажется, что дар предвидения меня подвёл, вы будете языками вычищать эту лестницу!
   - Будет сделано, господин рыцарь! - орки побежали куда-то вниз, видимо за мётлами. Амбармор последовал за ними. Судя по шуму, доносившемуся с плаца, строевые занятия были в самом разгаре. Спустившись на плац, он увидел несколько сотен орков, с гвалтом и бряцанием оружия бежавших по кругу. Все - из его тысячи. А где, интересно, остальные?
   - Шагом! - Амбармор едва не ошалел от рёва, донесшегося откуда-то слева. Гром, кто же ещё! Никто другой так орать не умеет. Никто другой не перекричит сотен топочущих, гремящих и сквернословящих одновременно орков. И верно, они встали на месте и принялись вертеться туда-сюда - что, мол, случилось. Да, очень похоже на старого лодыря Грома - стоять поодаль, когда все бегут, мокрые от пота. - Стой, раз-два!
   Наконец ближайшие орки разглядели, кто вошёл в зал, и нестройно прокричали неразборчивое приветствие, за ними, расслышав - те что сзади; каждый орал по-своему, и разобрать их дружный рёв было невозможно. Наконец шум стих, и наступила тишина.
   - Стррой-ся!!! - раздался из середины приказ кого-то из сотников, и орки постепенно начали образовывать какое-то подобие рядов. Выстроившись по сотням, они тяжело дышали и смотрели на Амбармора.
   - Уртханг! - окликнул Амбармор орочьего полуголову, проводившего занятия. - Мне нужно три десятка лучших бойцов нашей тысячи для вылазки на юг.
   Уртханг, здоровенный орк с длинными, толстыми, как стволы молодых деревьев, ручищами, принадлежал к породе "великих орков", балорхов. Насколько Амбармор знал, этих орков выводили нарочно, почти как породы собак или скота, для того, чтобы командовать обычными, и они были настолько сильнее, ловчее, выносливее и, далеко не в последнюю очередь, умнее простых орков, что поначалу сталкивавшиеся с ними в бою эльфы считали их и не орками вовсе, а кем-то вроде демонов в орочьем обличии. Учитель заверил его, что это не так, но о подробностях их выведения рассказывать не стал, упомянув только о большей, чем обычно, доле человеческой крови в этих существах. Впрочем, первые из них вполне могли быть Майар, но нынешние балорхи были их всего лишь отдаленными потомками. Наиболее известным среди них считался Болдог, который, как и Амбармор, командовал сейчас войском в тысячу сабель, и по его имени зачастую называли и всю породу.
  
   - Тано, а орки - откуда они?
   - Это те же самые эльфы, Амбармор, только подвергшиеся искажению страхом после того, как они столкнулись с Пустотой - отвечает Мелькор. - Когда-то часть их племён приняла законы, следуя которым, они не плодились до бесконечности и не враждовали с природой, это те самые северные иртха, потомки которых и поныне служат в войске Твердыни. Прочие стали кочевниками, разбойниками, налетчиками, и обитают ныне на севере Синих гор, в Лотланне и на Востоке. Среди этих прочих есть два племени - уруг-хай, которые внешне схожи с иртха и отличаются только беззаконием, никто им не указ, и даже нас они скорее боятся, чем подчиняются, но тем не менее среди самих себя они порядок держат и атаманов своих слушаются; и урухи - мелкие кочевники, которые вообще ничего и никого слушать не хотят, кроме собственного желания пожрать, поделить награбленное и пожечь все, что горит, перед этим вынеся все что жечь жалко, сбитые в мелкие шайки, где правят сильнейшие - иногда в роли последних выступают уруг-хай. Мы время от времени используем их как наёмников, с тем чтобы впоследствии приучить их к порядку, наподобие иртха. Их искажение страхом привело их к тому, что и управлять ими можно только страхом, и понимают они только силу.
   - Учитель, а если не гонять их палкой, а постараться исцелить их, приучить к мирной жизни, развить в них зачатки души?
   - Мы пытаемся сделать это с северными ирхи, но дело это не сегодняшнего и не завтрашнего дня; и пока что мы не можем приучать их к миру, потому что они нужны нам именно как бойцы. Силами одних лишь людей Севера этой войны не выиграть.
  
   - Будет сделано, господин воин Твердыни - внятно, без характерного орочьего выговора ответил Уртханг. - А в чем дело? Наверху наконец-то созрели до того, чтобы прорвать осаду?
   - Да - ответил Амбармор. - Собственно, прорыв начнется не сегодня и не завтра, а небольшой разведывательный рейд устроить придется. Большого отряда нам не надо, нужен такой, чтобы легко было скрываться и в то же время не так опасно перемещаться по враждебной земле. Сабель тридцать, не больше.
   - Будет сделано - ответил Уртханг. - Я подберу вам самых надежных ребят. А этот, захребетник ваш, тоже пойдет?
   - Гром не захребетник - чуть обиделся за него Амбармор. - Он чуть ленив, это да, а в остальном он мне верный товарищ.
   - Товарищ... Где это видано, господин рыцарь, чтобы наши у черных воинов в товарищах ходили! Не криви душой, начальник, не обманешь старого Уртханга! Мы все для тебя счетный товар.
   Амбармор не обратил внимания на внезапный переход полуголовы, младше его по званию, на "ты".
   - Ты же знаешь, что это не так, Уртханг. Для кого-то, может быть, да, но не для меня.
   - Ах, ну да, господин родич всем иртха! - Уртханг ухмыльнулся. - Вы же у нас один на всю Твердыню, можно сказать! То есть это теперь уже один, если не считать твоей девки...
   - Не надо таких шуток - ответил Амбармор. Его задели и черноватые шуточки орка, и именование Аэнни "девкой". - Я хоть и не во всем сходился с Гэлторном, но все же не опущусь до того, чтобы зубоскалить по поводу его смерти. Смерть - вообще не та вещь, о которой стоит зубоскалить.
   - Ути-пути, какие мы нежные, господин рыцарь! - орк ухмыльнулся, действительно оскалив клыки. - Эка невидаль, смерть!
   - Да уж я не сомневаюсь, мой дорогой Уртханг, что это для тебя каждодневное зрелище. Потому-то и не спрашиваю, скольких солдатиков ты забил насмерть в нарушение всех приказов... - Амбармор, усмехнувшись, взглянул Уртхангу прямо в глаза, и тот поёжился, отступив на шаг. - Да-да, ты думаешь, я не знаю. Ты думаешь, господин рыцарь добренький и слепенький. Ты думаешь, мне не рассказывали о твоих способах строевого обучения.
   - Вот тьма разбери... - пробормотал полуголова. - Кто ж вам рассказал? Гром что ли этот, мать его за ногу? Да я ж его ни в жизнь не трогал! И как будто вы знаете другие способы заставить это быдло не ломать друг другу черепушки! Хотя, пусть друг друга убивают, ртов меньше будет - и так жрать нечего...
   - Да уж ясно, мой дорогой, что не трогал - меня боялся! - негромко, почти ласково произнес Амбармор. - Да только он со всеми на короткой ноге. И почему-то в моей тысяче никто не дерётся друг с другом, не то что у Эрви, и мне для этого не нужно размахивать палкой, как Болдогу. Сразу видно, что ты прежде служил у него, родной, да пора переучиваться! Ладно, потом об этом. Собирай давай ребят.
  
   Амбармор развернулся и зашагал в сторону казарм, куда, по всей видимости, направился Гром, спустился вниз и уже на пороге учуял густую вонь забродивших объедков. Здесь, в общем-то, никогда не пахло цветами, но чтобы так... К горлу Амбармора подступил комок, и он скривился. А вот орк-дневальный, похоже, не чувствует, привык.
   - Эй, ты, как тебя там! - окликнул его Амбармор. - Чем это в роте так воняет?
   - Господин рыцарь, правильно говорить не в роте, а во рту - пробурчал орк. - И ничем тут не воняло, пока вас не было.
  
   О, тьма... Похоже, хамство этих орков неистребимо. И наказывать-то их рано или поздно устаешь.
   - Трое суток ареста - раздраженно произнес Амбармор. - Сам пойдешь, или мне тебя тащить? Вот ты! - подозвал он проходившего мимо другого орка. - Отведи его в яму на трое суток! - с этими словами он быстрым шагом направился дальше в казарму, сглатывая слюну и стараясь не обращать внимание на запах.
   Так, все ясно. В пустой казарме сидели Гром и Ханг-писарь, а в середине, на очаге, пускала пар диковатого вида конструкция.
   - Привет, Ханг - бросил Амбармор. - Что ж ты начадил на все ямы своей махиной?
   - А, здравствуйте! - отозвался низенький, худенький орк, присматривавший за странным аппаратом. - Ну, кончилась у нас вареная брага, а новой не наготовили. Спасибо вам, что яблочных огрызков из-под господ рыцарей принесли, бурдамага дюже облагородилась! Нам-то яблок не дают...
   - И как вы это пьете? - покачал головой Амбармор. - Горькая, одни масла, и запах как из помойной ямы...
   - Зато сильная, хозяин Амбармор! - покачал головой Гром. - Вкус, запах, это дело третье, она другим сильна: трава в ней ядреная. От нее голод уходит, силы приходят, хочется бежать и кричать радостно. Да ты ж сам помнишь, как тебе наш горлодёр жизнь спас! Не привередничал ведь тогда.
   - Ну, это был не столько горлодёр, сколько заступничество Учителя... - неуверенно протянул Амбармор.
   - О, посмотрим, как там! - оживился Ханг и подошел к "махине", состоявшей из большого котла на огне, из которого и отдавало бурдамагой, закрывавшего верх котла таза, наполненного холодной водой, и плошки на длинных ножках, куда капал со дна таза мутный духовитый "горлодёр", выпотевший на холодном донышке. Он снял таз, ухватил ватной рукавицей плошку и понюхал содержимое. - Ого, знатная отрава получилась! - грамотей вынул из очага лучинку, поднес её к плошке, и над ней взметнулось призрачное голубое пламя. Гром ухмыльнулся, увидев огонёк, и подставил воронку и фляжку, в которую до этого деловито наталкивал какие-то травы, и Ханг, сдунув пламя, залил горячую жидкость во фляжку.
   - Подержи её ещё сутки, пущай на травах настоится. Они ж самое главное в бурдамаге, без них она просто горячительное пойло. Да не вздумай выпить, обормот. А теперь сходи-ка к кадушке с водой да налей холодной, а то в тазу нагрелась! - деловито раздавал указания Ханг.
   Да, браговарный котел в устройстве был несложен, но в обращении с ним требовались умение и сноровка, и у простого орка, задумавшего сварить бурдамагу, получилась бы жидкость не крепче старого вина, после которой голова скрипела бы утром, как несмазанный шарнир, а загадочные листья и стебли травы, придающей сил, не настаивались так, как надо. В основном орки примерно такое и пили, но у Ханга получалась крепкая, горючая жидкость, которая согревала не хуже костра и веселила без особых последствий - если, конечно же, не перебрать.
   - Гром мне тут рассказал, что вы на юг собираетесь! - продолжал разглагольствовать Ханг. - На юге, в Сосновых горах, говорят, живут горцы, которые умеют делать хитрые котлы с витой трубкой, и, когда гонишь в таких котлах, никакая крепость в воздух не улетает, а мерзкую сивуху отделить легче легкого! Мне один боец давал ихней трофейной вареной браги, захватил бочонок, когда Южную заставу громили, так чистая, ё-моё, как слеза, и не воняет совсем, идёт как ребята на плац, и накрывает так, что будь здоров, особенно, если запить. Волшебных листиков в ней, правда, нет совсем, ну так их же добавить пустяк. Вот бы вы захватили один да принесли сюды...
   - Делать нам больше нечего, хитрые котлы тебе таскать! - проворчал Амбармор. - Дай, что ли, и мне этой дряни, на душе отвратительно.
   "Дрянь" оказалась ничуть не приятнее на вкус, чем тогда, в землянке - жгучий вкус и холодное послевкусие. Эльф сглотнул и задумался. Совет, вылазка... Уртханг... До Амбармора только сейчас дошло, что имел в виду Уртханг, назвав Аэнни "его девкой". А по сути, что между ними было? Амбармор не спешил бросаться такими словами, как "любовь", но это было определенно нечто большее, чем простые узы Твердыни. Нет, никто вроде бы не запрещал рыцарям Аст Ахэ любить и даже жениться, и после окончания своей службы - а иногда и на службе - они заводили себе семьи. Но один рыцарь Аст Ахэ к другому не имел права испытывать ничего, кроме братских чувств, независимо от пола. И не просто на словах не имел права - как правило, не мог. Пресловутые узы т'аэро-ири оказались не просто красивыми словами, Амбармор почти чувствовал, как через него, как и через других учеников Твердыни, словно протекает воля Учителя, проводником которой они являются. Они были, по сути, частями единого целого, но даже сквозь эту непреклонную волю в душе Амбармора зарождалось нечто похожее на любовь к ученице Гэлторна. А что чувствует она? Амбармор знал, что эльфы любят один раз и на всю жизнь и что их любовь почти не бывает неразделенной, но правда ли это здесь, где всё так... - Амбармор задумался, подбирая нужное слово - по-иному? Искажено? Звучит слишком резко и страшновато. Да, как сказал бы Гром, без бутылочки не разберешься... Амбармор снова хлебнул из фляжки и поперхнулся.
   - Не пошло, да? - участливо подбежал Гром, хлопнув хозяина по спине - тот еле устоял на ногах. - Ну понятно, Ханг всегда крепкую варит.
   - Спасибо, Гром, только хлопать так больше не надо. Ты как хлопнешь-хлопнешь, так и с ног собьешь. Ладно, пошел я. Кстати, о волшебных листиках: я захвачу с собой немного бурдамаги? Хочется мне выпарить ее да узнать, что там за загадочное вещество, что из листиков в напиток переходит.
   Он вышел из казармы, отметив, что запах больше не бьёт ему в нос, пересек опустевший плац и поднялся по лестнице. Проходя через решётку, он убедился в справедливости своих недавних пророчеств, только орков у лебёдки не было. Наверное, приводили себя в порядок.
   Снова лестницы, коридоры... Он устало подошел к своей комнате, в которой ещё недавно - а кажется, что давно, ведь столько событий произошло! - лежа предавался воспоминаниям. На двери не было замка - он просто не был нужен, воров в Твердыне не существовало, и Амбармор не помнил, чтобы кто-то заходил в его комнату без его ведома.
   Но всё когда-то случается в первый раз! На кровати сидела Аэнни. Увидев вошедшего Амбармора, она встала, обняла его и воскликнула:
   - Сайэ!
   - Здравствуй, Аэнни - негромко, улыбнувшись, ответил Амбармор. - Только я должен сказать тебе одну вещь...
   - Ой, Амбармор, да ты весь пропах ирхи! Ты что, пил с ними эту их гадость?
   - А куда деваться? На душе тяжело, а хорошего вина они там не держат. Так вот... Сегодня в ночь я ухожу.
   - Куда? - тихо спросила Аэнни.
   - В поход, на юг. Приказ Повелителя воинов.
   - Амбармор... Тебя же могут убить!
   - Что делать, работа такая у нас, воинов, чертовски опасная - вздохнул Амбармор, криво, горько усмехнувшись. - Ты уже и на несколько дней не можешь меня отпустить, пусть даже и на войну?
   - Нет. - ответила Аэнни. - Ты же знаешь, я не смогу без тебя жить.
   - Не сможешь? - Амбармор приобнял её за плечо, и в этот момент скрипнула дверь, раздался стук подкованных железом сапог и запах браги избавил его от необходимости оборачиваться, чтобы понять, кто вломился в комнату, растопырив руки, как медведь.
   - Пре-вет! Хозяин Амбармор! Уртханг прислал меня и велел передать, что... О, мать твою арестовали! - Гром раскрыл рот, поняв всю нелепость своего появления, попятился, запнулся о порог и вывалился с лестницы в коридор. Раздался грохот и брань орка. Амбармор отошел, но Гром уже поднялся на ноги.
   - Виноват, хозяин. Так вот, Уртханг велел передать, что отряд набран и готов к выступлению. Ой, да что вы на меня так смотрите, госпожа Аэнни, я не пил бурдамаги, я варить помогал, честно-честно! Ну чего ты смеешься, хозяин?
   А Амбармор действительно не смог удержаться от смеха, глядя на еле стоящего на ногах орка, от которого за лигу разило перегаром.
   - Ох уж ты мне, Гром, смешной ты мой медведь! - весело, без тени гнева, произнес он. - Навязался такой на мою голову, теперь ведь вовек не отвяжешься! А от слова "пре-вет" на языке вырастают бородавки, запомни наконец!
  
   Глава 11.
  
   Конец Первой эпохи, окрестности озера Митрим
  
   - Вот, Старший. Еще полчаса езды, и мы на месте - сказал Борондир, глядя влево. - Деревня Фенн-эн-Нин, Порог Вод, на берегу Митрима. Деревушка-то так себе, нежилая уже, только один дом живой и остался, зато никакие мытари и стражевые сюда не заезжают. Тут-то оно и есть, наше укрывище.
  
   Амбармор ехал впереди на своей Нарбелет, слева от Борондира, и задумчиво оглядывал окрестности. Дождь утихал, и из-за рассеивающейся пелены постепенно проступали унылые черты поздней осени: облезлые клочья бурой листвы на кривых, похожих на изможденные пятерни рудничных рабов деревьях, свинцовая завеса облаков, бурая хлюпающая грязь и скалы, обветренные щелястые камни, скалящиеся, как обглоданные черепа, поодаль тропы.
  
   - Тоскливо здесь - сказала Аэнни, ехавшая на головной подводе. - Тут всегда такая осень?
   - Не всегда - отозвался Маэгнор. - До прихода тени тут в это время года была еще золотая осень. Я любил бродить по берегам Митрима осенью. А теперь? Теперь, как будто сама жизнь истекает из этого края.
   - И это не случайно - ответил Амбармор. - В Твердыне Мелькор рассказал мне о том, как пропитал своей стихией весь мир, всю Арду. Он называл себя "Обрученным-с-Артой" из-за этого. Теперь я понимаю, для чего он это сделал: чтобы существование мира было зависимо от него, а его собственное - от мира, и чтобы он мог забирать обратно силу, вложенную во все вокруг - камни, деревья, воды - как им, так и, возможно, всеми остальными Валар. И теперь он обессилел, стал слаб, как простой воплощенный - и, чтобы этого избежать, забирает назад то, что отдал и более того. Он сосет из Белерианда само его существование, как паук соки из мухи. Оттого-то здесь и звери вымирают, и травы жухнут, и краски выцветают, и ветер чем дальше, тем более страшные песни поет в скалах. Сами корни земли здесь, я уверен, становятся тоньше, хрупче, слабее год от года. Зато старина Царапало не иссыхает сам и продолжает гнать своим колдовством вперед и вперед орков да рыцарей, как прежде.
   - Это отвратительно - процедил сквозь зубы Маэгнор.
   - Здесь теперь, мне иногда думается, вечная осень - крякнув, отозвался Борондир. - Ни солнца зимнего, ни солнца летнего - сплошь и сплошь покрывало это серое. Только в зимние дни, бывает, завьюжит, закружит - и несет, несет ветрище хлопья да комья, ни луны не видно, ни зги, только вой волчий. Вот уж кому наплевать на морготово колдовство, так это волкам!
   - Так ведь и мы - волки - возразил Амбармор. - Только не гауры и волколаки, а вольные, серые, лесные. И нам тоже наплевать на колдовство, проклятия и подлости, мы продолжаем жить, потому что рождены жить и бороться. Теперь перед нами главная задача - скакнуть, прорваться за красные тряпочки. Дать всем знать, что не стоит бояться законов Короны Севера, что они не обжигают и не убивают, и если мы рванем прямо сквозь них - станем сильнее. Тогда-то и начнется восстание, которого так долго ждет "Искра". Тогда - даже, если надломятся корни земли и весь Белерианд сползет в море - мы перейдем Синие Горы и понесем на своих клинках справедливость туда, дальше, на восточные окраины черного королевства.
   - Хорошо сказано! - одобрительно ответил Борондир. - Глядите, а вот уже и деревня видна.
  
   И впрямь, обоз достиг кривого косогора. Слева от дороги крутой обрыв взметался ввысь, к низким, свинцовым тучам, а справа ухал вниз, к песчаным и суглинистым берегам серых, пенистых вод озера Митрим. Дорога вилась по узкой ровной полосе на косогоре, постепенно спускаясь вниз, и вдали виднелись косые, полусгнившие деревянные домики, обвалившийся карзубый частокол. Только один стоял крепко, только из одной трубы вился дымок.
  
   Дом был высок, в два этажа, и непохож на простую крестьянскую хижину. Сложенный из серых, трухлявых бревен и досок, он смотрел навстречу путникам полутёмными ставнями, слабо освещённый изнутри сальными свечами. Иные окна были черны, пусты и тихи, а из иных, подсвеченных, но закрытых ставнями, доносилось пение и топот. Странным было слышать эти звуки посреди мёртвой деревни, и пуще того странным было видеть стоящие по всей деревне груженые подводы, а у коновязи -- лошадей. Амбармор понял, как хитроумно расположилось убежище гаурвайт: телеги стояли аккурат за гниющими, плесневитыми избушками, и с дороги их не было видно человеческим глазом: только он, эльф и только подъехав поближе, заметил их.
  
   - Ветхий трактир -- сказал Форк. - Дом бабки Имлет, здесь она гостей принимает. Стоит в стороне от дорог, и случайных проезжих здесь нет: только свои люди, волчьи головы.
   - Это ведь не простой шинок! - подметил Амбармор. - Не маленькая избушка в лесу, где живет пожилая аданэт и торгует огонь-водой на разлив по горшкам. Это, я погляжу, настоящий трактир! С комнатами, конюшней, каминным залом и всем положенным!
   - Так и есть, Старший -- ответил Деревянная Ложка. - Это не шинок, это, друг мой, король шинков. Немного осталось таких, с довоенных лет, не брошенных ещё, не сгнивших и не растащенных на дровишки, но во всех прочих пируют орки, черные солдаты да прочие псы. А хозяйка Имлет -- моя старая добрая подруга. Да кто вообще не любит старуху Имлет? Только они самые и не любят, псы шелудивые морготовы...
  
   Они приблизились к Ветхому трактиру вплотную, послезали на землю и начали пристраивать обоз. Тень деловито распоряжался, куда завести ту или другую подводу, как лучше припрятать, чтобы не было видно издалека. Борондир и Утрад вели тягловых лошадей под уздцы, а Гром и Дайн помогали подтолкнуть телеги через ухабы. Аэнни и Горви, спешившись, заговорили: аданэт, кажется, объясняла аварэ, что такое Ветхий трактир, что вообще такое трактир, кто здесь собирается и как себя надо вести внутри.
   - Наш старый балкончик с видом на озеро вроде бы не занят -- сказал Маэгнор.
   - Ещё бы -- ухмыльнулся Утрад. - В этих краях всяк знает, что то балкончик Тени и его славных ребят.
   - Может, лучше в каминном? - перебила Горви, шмыгая носом. - Я всё ещё вся в соплях.
   - В каминном не многим теплее -- ответил вастак. - Бабка Имлет жадится на дрова, она не раньше зимы начнет по-настоящему топить. Её можно понять: дрова здесь рауга с два достанешь.
   - А почему нельзя? - спросила девушка. - Вон те развалюхи растащить? Да в лес, в конце концов, пойти нарубить?
  
   Услышав их разговор, Амбармор подошел и ответил вместо Утрада.
   - Это, Горви, не развалюхи. Это сооружения для сокрытия наших и прочих подвод, чтобы не заметили их издалека. Видишь, сейчас Гром с Борондиром под навес подводу затаскивают? Чтобы даже с воздуха видно не было. Чтобы тут была просто покинутая деревушка, а не гаурвайтское гнездо. И лес нельзя валить на дрова по той же причине -- дабы не раскрыть, что это место заселенное и насиженное. Но всё-таки, давайте-ка посидим в каминном зале. Теплее не теплее, зато там сухо и ветра нет. Надеюсь.
  
   Тем временем прочие члены отряда Тени закончили с размещением телег, отвели лошадей в конюшню и собрались у входных дверей Ветхого трактира. Из приоткрытых дверей раздавалось пение, и Амбармор с удивлением узнал "Нолдолантэ" - но какую-то странную. Так эльфы не пели никогда. Скорее уж, что-то вастацкое было в этом перепеве. Протяжные слезные вои чередовались
  
   (описание сделать после того, как -- и если -- найду те записи).
  
   Тень шагнул вперёд и толкнул двери. Пахнуло дымом, рыбой и хмельными парами, звуки веселья рванулись наружу и резнули по ушам, привыкшим к тихой дороге и тележному поскрипу. Амбармор поспешил за атаманом, в слабо освещенную, дымную залу, осматриваясь. Народу в зале сидело на удивление много. Сама старуха Имлет -- седая, тощая, вытянутая женщина -- стояла за стойкой и протирала кружки, и без того грязные. В дальнем конце зала, на освещенном возвышении, стояли и сидели, играли и пели менестрели. Певица и вправду оказалась эльфийкой -- но что это была за эльфийка! Остриженная, в рудничных клеймах, одетая в какое-то вастацкое цветастое рваньё -- очевидно, как и сам Старый Друг, беглая с рудников, прибившаяся к горстке менестрелей, которые и наигрывали на виалях и лютнях здесь же: людей, бродячих вастаков. Не от них ли взяла свою непривычную манеру петь?
  
   А народ за столами сидел самый разношерстный. Вот какой-то нелепо куцебородый гном сидел, сгорбившись, уткнувшись носом в кружку. Вот трое пропойц шлёпали по столу картами: едва ли они играли в благородный эрат, наверняка в "зипуны" - азартную игру разбойников и бродяг. Вот забродный, совершенно косой от пьянства коронный стражник сидел, томно пялясь на негорящую люстру из тележного колеса, а трое его собутыльников хитро и косо озирали его боевое снаряжение -- кольчугу, сапоги с оковкой, копьё. Шлем, похожий на железную шляпу с рожками, хитрецы уже стянули, и он покоился под мышкой у одного из них. Амбармор был готов спорить на что угодно, что здесь не обошлось без "малинки" - сонного зелья, которое в гаурвайтских шинках любили подливать незваным гостям, а особливо ненавистным "псам". Никого из факельщиков и почтарей "Искры" здесь не было и быть едва ли могло: они являлись сюда лишь изредка, дабы встретиться и обменяться письмами. Но в следующую минуту Старый Друг понял, что и без факельщиков у него здесь множество друзей.
  
   - ША! - внезапно завопил какой-то мужичина, сидевший у дверей, как только Тень вошел в залу. Менестрели стихли, как по команде. Картёжники бросили карты. Опоенный коронный стражник, явно не понимая, что делает, вскочил и приложил пустую руку к непокрытой голове.
   - Атаман Тень! Почёт дорогому гостю! - проскрипела старуха Имлет, выходя из-за стойки навстречу Тени.
   Тут встали со своих мест все посетители таверны, услышав, кто вошел.
   - Атаман Т-Теь! - заплетающимся языком проговорил коронный. - Н-награда сто двадцать серебром, двенадцать тём железом, двенадцать воронов распиз... р-расписками!
   - Пристукнуть его, или рано? - шепнул в наступившей тишине один из его хитроглазых "друзей". - Да подожди ты! - услышал он ответ.
   - Тебе и твоим ребятам, как всегда, бесплатно -- продолжила кабачница. - Форк, родное сердце! Старина Борондир! Утрад, крепок, как всегда! А это кто? - она уставилась на Амбармора, словно бы пытаясь понять, кто перед ней, какого роду-племени и не пёс ли.
   - Ежели я тут дорогой гость, матушка Имлет, то сейчас перед тобой такой гость, что бесценнее некуда и важнее всякой птицы. Перед тобой, почтенная, Аран-а-Нанта, а по-простому Старый Друг.
  
   Старуха, до тех пор прямая и вытянутая, как палка, словно бы присела и сгорбилась, тихо охнув. Вновь наступила тишина, которая, впрочем, висела лишь несколько мгновений. Нарушил её давешний стражевой.
  
   - Старый кто? - заорал он. - Старый Друг! Тысяча пятьсот серебром! Леодр п-пятьсот железом! А расписками.... э.... э.... э... д-дохера! Шитьё айкъет'таэро, з-земли, откупы! Я! Я!... Я поймал Старого Дру-у-уууу!
   Он торжествующе взвыл, словно волк на луну, но довыть ему не дали. Тот вор, что справа, замахнулся маленькой гирькой на цепочке, спрятанной в рукаве и обернутой в дерюгу, и огрел счастливого коронного прямо по темечку. Двое его дружков, как только тело стражника рухнуло, как мешок репы, на дощатый пол, принялись стягивать с несчастного сапоги. Тускло блеснул нож, послышалось мерзкое всасывающее то ли хрипенье, то ли бульканье, и глупого солдата Мелькора не стало.
   - Везунчик -- улыбнулся Амбармор. - В наше время умирают в горе и страданиях, а он вот умер на вершине счастья. Не каждому такое дано.
   Вор с ножом опасливо шагнул навстречу отряду Тени. На его лице читались удивление и вопрос.
   - Что, правда Старый Друг? - спросил он напрямую. - Тень, ты ж атаман, ты ж брехать не станешь, ты так не шутишь, правда ведь?
   - Он не шутит -- подтвердил Амбармор. - Это я самый и есть.
   - Дождались -- свистящим шепотом произнесла старуха Имлет. - Неужто дожила таки, старая...
  
   * * *
  
   Почёт, оказанный дорогим гостям в Ветхом трактире, оказался неподдельным. Имлет не пожалела дров, вопреки предсказаниям Утрада, она жарко растопила камин. Гости гуляли во весь дух: Тень оплатил мехами из того самого обоза, отстоянного в Вайхазе, ночь веселья для всех. Амбармор, Аэнни, Тень и Утрад сидели сейчас за самым лучшим столиком у самого камина, обложенном расстеленными на полу шкурами пещерных медведей -- не подобных тому, заморенному, с которым путники столкнулись на перевалах Железных гор, а здоровенных, лоснящихся, и такими же шкурами были покрыты гнутые кресла. Тень объяснил, что именно ему, Амбармору, и предназначался этот стол и это кресло с самого начала: матушка Имлет никому не разрешала садиться сюда, живя в ожидании, что бесплотный и беззвучный голос, открывающийся народу одними только поблекшими строками скверных чернил, всё-таки воплотится в осязаемом, зримом существе -- Короле Вопреки Всему, который придёт сюда, выпьет и закусит в гаурвайтском трактире. Каждый вечер гаурвайт, собиравшиеся в трактире с кружками, наливали одну до краёв и ставили на этот столик -- будто бы полусказочный Старый Друг был в состоянии выпить с ними. Но сейчас угощение и выпивка на столике стояли не от посетителей, а от самой Имлет: прозрачная "слеза холмов", восхитительно пахшая яблоками и хмельным духом, в крынке и оловянных чашечках, мягкий хлеб и обжаренные до хруста ломтики курятины, ядреный чеснок и горчица, сочные листья капусты и гвоздь всего угощения: заполненная молодым красным вином и насыпанная тлеющими угольками шиша, замысловатый сосуд из тех, которые вастаки так любили использовать для курения дыма. За соседними столиками разместился и весь прочий отряд Тени; им Имлет предложила того же самого, только без шиши: она у хозяйки была единственная.
  
   - Эринвен, почтенная, что же ты споешь для Старого Друга? - обратилась к певице трактирщица.
   - А чего он сам желает? - спросила беглая эльфийка.
   - А сам он желает -- вмешался Амбармор -- чтобы ты со своими ребятами передохнула немного. Не пойми превратно, но на тебе лица нет, ты же устала. А споют и сыграют наши, отрядные менестрели.
  
   Отрядные менестрели тут же вскочили из-за своего столика.
   - Может, "Гремели цепи ржавые"? - предложила Горви.
   - Нет, "Гремели цепи" я не хочу петь -- сказал Дайн. - Грустная эта песня. А сейчас здесь так радостно... Лучше уж "Дидли-Дидли"!
   - Да ну, "Дидли-Дидли"... - надув губы, ответила ему сестра. - Она же про пьяниц.
   - Ну, хватит спорит, дети. Спойте "Три ножа" - заказал Амбармор.
   - Но она тоже грустная, Старший! - возразил Дайн.
   - Грустная. Зато с намёком. Отряд! Атаман! Гости почтенной матушки! Кто-нибудь хочет что сказать против песни "Три ножа"? - повысив голос, окликнул залу Старый Друг.
   Тень, не говоря ни слова, кивнул.
   - "Три ножа" - славная песня! - отозвался один из воров. Его товарищи уже заканчивали обдирать тело коронного. На трупе уже не было ни сапог, ни доспеха -- одни только вонючие подштанники да измазанная в крови нательная рубаха. - Наша песня!
  
   Ободрённые, Дайн и Горви взошли на освещённый помост и деловито расселись на креслах, предназначенных для музыкантов. Дайн принялся торопливо подстраивать лютню, выдавая каждые несколько мгновений по паре звуков, поначалу диссонирующих, но с каждым разом все более и более похожих друг на друга.
  
   - Ну, за победу -- подняв чашечку с духовитой "слезой холмов", произнес тост Тень.
   - За победу -- коротко и угрюмо ответил Утрад, поднимая свою.
   - За нашу. За общую -- своим обычным невинным, почти детским голоском сказала Аэнни и прибавила: - Чтобы сдохли наши враги.
   Утрад, услышав это, расхохотался.
   - За неё -- подытожил Амбармор и опустошил чашечку.
  
   Да, это была настоящая "слеза холмов". С высоты своего опыта Амбармор мог сказать, что этот напиток нисколечко не уступал легендарному огненному элю, что варили до войны в Дортонионе. Впрочем, и лучше он не был. Просто -- другой. Огненному элю придавало несравненный вкус многолетнее настаивание в бочках. "Слеза" же холмов готовилась быстро, но хлопотно. Почтенная старуха Имлет, чтобы получить этот напиток, должна была не просто сбродить сок, выжатый из яблок (ну, в основном из яблок), но и перегнать его через такой хитрый котёл, которого не знали ни беоринги, ни тем более орки со своим скрипучим настоем. Да ещё и не один раз перегнать! Это была выдумка гаурвайт и только их -- котёл для "слезы холмов". Коронные власти ненавидели тех, кто занимался винокурением самостоятельно: для сбора средств на войну любые поборы были хороши, а предоставление только Северу права производить и продавать хмельное -- особенно. Поговаривали, что северное пиво -- отрава, что высветляли его не чем иным, как трупным ядом, и что коронные да ополчение Наместничества, хлыставшие его, дурели, пузанели и утрачивали мужскую силу. А уж северный бренди так и вовсе превращал человека в животное за год-два, не больше. Никакого другого хмельного делать и продавать не разрешалось, а винокуров -- вешали... или заставляли уходить в братство холмов. Само собой, рыцари Аст Ахэ не брали в рот ничего казённой выделки: у Твердыни были свои винные погребки, недоступные южному быдлу.
  
   А "слеза холмов" была совсем другим делом. Её выпить много было просто невозможно, если только человек не вконец пропойца: слишком крепкая. Вкус её одна старуха-винокурщица как-то метко назвала "ароматом зеленых яблочек и силой удара кувалдой в грудину", но послевкусие было неповторимым: не чуялось в ней ни капли сивухи. "Слеза холмов" вспыхивала в ложке голубоватым огнём и выгорала почти вся, а маленькой чашечки её хватало, чтобы ввести в состояние приятной расслабленности и льющейся беседы.
  
   Амбармор откинулся на спинку кресла, наслаждаясь. А Дайн тем временем закончил настройку лютни, и по Ветхому трактиру полилось:
  
   Ярко светит луна
   За рекой ворон крячет
   По дороге степной
   Волчьи Головы скачут.
  
   Трое черных коней
   Три ножа, три аркана
   Трое верных друзей
   Три лихих атамана.
  
   А вдали огонек,
   Кони ринулись прытко...
   Это был кабачок
   Одноногого Финка.
  
   Трое слезли с коней
   Сапоги подтянули
   И в дубовую дверь
   Трое молча шагнули.
  
   (Авторов оригинала этой песни мне найти не удалось: вроде бы она народная. Если я ошибаюсь, простите меня, уважаемый автор: я не со зла. Ту перепевку, на которой я основывалась, исполнял Неуловимый Арчи, но вроде бы автор не он.)
  
  
  
   Документ, найденный роквэном Хурином Алдарионом в Закрытом зале Королевского скриптория Арменелоса в 1711 году Второй Эпохи
  
   Отчет о раскопках, проведенных на развалинах Нарготронда, начатых 3 (третьего) дня знака Змеи лета 583 от основания Твердыни
  
   2 Змеи 583
  
   Мы прибыли и произвели первичный осмотр пещер и тоннелей. Они частично разрушены, но проходимы. Доступа на нижний ярус, где по утверждениям военнопленного альва "Пятьсот восьмого" находится королевская сокровищница, нет по причине массивных каменных завалов; в доступной части развалин все ценное давно вынесено, и даже воздух спертый. Ожидаем прибытия работников.
  
   3 Змеи
  
   Работники прибыли; сегодня начали работы по разбиранию завала, преграждающего путь на нижний ярус.
  
   4 Змеи
  
   Завал оказался более массивным, чем мы предполагали. Преодоление его с помощью кирок и лопат займет долгие месяцы. Отправлен нарочный в Бретиль, дабы заказать поставку баразнада для подрыва завалов. Пока работники получили задание разобрать завалы на верхних ярусах, преграждающих путь в залы Финрода. Два других заваленных коридора благополучно расчищены; в одном из открытых залов обнаружены давно истлевшие останки, предположительно гнома небольшого роста.
   Подводы для погрузки ценностей и доставки их в Гамиль-налу благополучно прибыли на место.
  
   6 Змеи
  
   Усилиями работников благополучно расчищен путь на верхние ярусы, обнаружены залы Финрода. Обстановка в целости и сохранности, за исключением гнили, поразившей многие деревянные предметы.
   Изъяты следующие предметы:
   алебастровые статуи, 4 штуки
   мраморные статуи, 2 штуки
   набор инструментов для ваяния, 7 предметов
   столешница из обсидиана, с природным рисунком из прожилок, 1 штука
   набор для квенилас из оссириандской глины, 5 предметов, из них 3 битые
   доска для игры в "башни", с неполным набором фигур, 1 штука
   облицовка для камина, бронзовая, и жаровня для камина, бронзовая
   мечи, нолдорской работы, 5 штук
   меч, староаданской работы, 1 штука
   письменный прибор золотой, 1 штука
   Работник Дирвег пойман на попытке присвоить золотой письменный прибор; повешен по приговору разъездного суда сегодня на закате.
   Все обнаруженное оценено (оценочная стоимость 1 врн. 7 лдр. 950 тыс. коркъаттар железом или 1 клд. 7 врн. 9 лдр. 500 тыс. коркъаттар расписками) и сложено в головных подводах. Алебастровые статуи списаны как представляющие малую ценность и непригодные для исполнения плана "Дорога скорби".
  
   8 Змеи
   Прибыл груз баразнада из Бретиля. Пленный "Пятьсот восьмой" выразил страх перед применением этого средства; по его словам, оно может разрушить межъярусные перекрытия и вызвать обвал. Начаты работы по пробуриванию скважин, а также по измельчению баразнада и смешиванию его с серой и углем. При проведении работ трое работников по нерасторопности вызвали разрыв смеси; двое погибли, один тяжело ранен.
  
   9 Змеи.
   Скважины для закладки баразнада пробурены, заряды заложены и подожжены. Пленный "Пятьсот восьмой" был прав: возникло несколько новых завалов, четверо работников погребены под завалами. Тем не менее проход в сокровищницу благополучно пробит. Изъято:
   мечи, нолдорской работы, 38 штук
   доспехи, нолдорской работы, всего 78 предметов
   золотые украшения, 6 сундуков, общим весом 107 эртар
   самоцветы природные ограненные, общим весом 3 эртар
   самоцветы искусственные, общим весом 8 эртар
   золотые монеты "мака" Ногрода и Белегоста и местные "лауриль", довоенной чеканки, на общую сумму 305 тысяч мек , в состоянии, должном для приема в соотношении 1 мака = 1 лдр. коркъаттар железом или 1 врн. коркъаттар расписками
   серебряные монеты "митрим" Бретиля и Дортониона, довоенной чеканки, на общую сумму в 120 тысяч митрим, в состоянии, должном для приема в соотношении 1 митрим = 250 тыс. коркъаттар железом или 2 лдр. 500 тыс. коркъаттар расписками
   осветительные сосуды, выгоревшие, 20 штук
   пустая шкатулка для шарообразного предмета, выполненная из мореного дуба, 1 штука
   наброски, рукописи, чертежи
   Сосуды и шкатулка списаны, как представляющие малую ценность; наброски, рукописи и чертежи готовы к отправке с нарочным в Твердыню для помещения в Зал свитков. Остальное погружено в подводы; груз "Тай-арн'орэ" к отправке готов и будет отправлен завтра.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Повесть третья: В огне брода нет
   Повесть четвертая: Пепелище
  
   Приложение 1: Генеалогия
  
   ?
   (пробудившийся) Махтан Урундил - - ?
   I------- ---------I +---------------------+
   (пробудившийся) V V V I
   Финве - - - Тайли (Мириэль) Ахтэнэр (Морвэ) - - Айривен I
   I I I
   I V I
   V Истар (Амбармор) I
   Куруфинвэ Феанаро - - - - Нерданэль <---------------------------------------------+
   I
   V
   Майтимо, Макалаурэ, Тьелкормо, Куруфинвэ, Карнистир, Амбаруссы
  
  
   Приложение 2: Денежные системы в Первую эпоху.
   Первыми деньги придумали гномы. Еще во времена основания Ногрода и Белегоста они использовали для взаиморассчетов маленькие прямоугольные брусочки золота с выбитыми на них гербами, называвшиеся "мака" (в переводе с кхуздула - "знак", мн.ч. - "мек"). Впоследствии мака приняла более привычную форму круглой монеты, и стала подразделяться на более мелкие единицы - на четыре "зиракмака" ("серебряных знака"), те в свою очередь на четыре маленьких серебряных "бундумака" ("белых знака"), а те - на сто маленьких медных "баразмака" ("красных знака"). Баразмака и бундумака были наиболее распространенными монетами, находившимися в руках у простого гнома и использовавшейся для бытовых покупок.
   Другие народы Белерианда долго не перенимали денег; эльфы старались вообще воздерживаться от собственнических отношений друг между другом, и гномьи монеты использовали только эльфийские государи для того, чтобы торговать с гномами, люди же первое время обходились традиционным видом торговли - бартером. Однако к пятому веку Первой эпохи эдайн уже широко использовали деньги, а государи нолдор сами стали чеканить монету для своих подданных-людей. Эти монеты были созданы по образцу гномьих, назывались "лауриль" (маленькая золотая, примерно равнявшаяся зиракмаке), "митрим" (серебряная, по весу и форме почти совпадавшая с бундумакой) и "урус" (медная, соответствующая баразмаке). Соотношение между этими монетами было такое же, как и между аналогичными гномьими, которые ходили наравне с ними; мака же по-прежнему царила в мире торговли, являясь своеобразным "гномьим долларом", мерилом ценности всех остальных денег.
   Вообще, гномья денежная система, состоявшая из описанных четырех монет, оказалась очень удачной, и в последующие эпохи многие государства воспроизводили ее практически без изменений, меняя только названия монет. Например, гондорский серебряный "тарни" представлял собой прямого потомка митрима, а следовательно и бундумаки.
  
   В стране же Мелькора первое время царил полнейший раздрай. Начав с бартера, северные кланы к моменту Битвы Внезапного Пламени уже додумались до использования в качестве денег шкурок пушного зверя, и постепенно вводили серебряные эквиваленты этих шкурок, в виде обрубленных кусочков шейных укращений. Эти единицы назывались на ах'энн по названию соответствующих пушных зверей - "алайо" (рыжий лис), "алтэйя" (белый лис), "йутти" (горностай), и т.д. В каждом народе использовалась своя система, никаких общих соотношений не существовало, а народы Востока и дальнего Севера вообще так и не отказались от бартера.
   Поэтому после Браголлах Твердыня ввела единую денежную единицу - серебряную монету "коркъатта". Это название означает "мировой знак", потому что новая монета вводилась с целью объединения народов разных земель. К "гномьему доллару" коркъатта никогда привязана не была, и на момент перед Нирнаэт менялы давали за нее от пятидесяти урус до двух митрим, в зависимости от того, насколько ненавидел или, наоборот, уважал Север меняла. После Нирнаэт коркъатта окончательно вытеснила маку из обращения в большей части Белерианда. Названия старых монет, данные в честь звериных шкурок, сохранились, но стали использоваться для обозначения различных кратных и дробных единиц по отношению к коркъатте. "Алайо" стала называться одна десятая коркъатты, "алтэйя" - пять коркъаттар, "йутти" - двадцать пять.
   Перед Войной Гнева Твердыня стала чеканить большое количество коркъаттар для покрытия нарастающих военных расходов; серебро в монетах стало разбавляться медью, и ценность монеты очень сильно упала, а затем появились железные монеты-чешуйки, ценившиеся еще меньше. Если до войны коркъатта считалась обыкновенной серебряной монетой, принимавшейся по весу металла, то железные коркъаттар приходилось чеканить в огромных номиналах в тысячи, миллионы (леодры), десятки миллионов (вороны), чтобы расплачиваться по всем расходам. Так в Средиземье появилась гиперинфляция. Это вызвало к жизни несколько разновидностей и суррогатов денег, ходивших в различных покоренных и мятежных землях Белерианда и Хитлума. "Фритушки" - монеты атамана Фриты Орла - чеканились из медных заготовок под ременные бляхи, с виду были прямоугольные, с начеканкой односторонней и крайне примитивной. "Хьорнинки" - привычные округлые медные монеты, небольшие и тонкие. "Слепыши" - истертые до неузнаваемости начеканки серебряные монеты "митрим" и "бундумака", чеканенные эльфами и гномами до Нирнаэт, довольно ценные и ходившие среди гаурвайт и в Таур-ну-Фуине. "Расписки" - бумажные или пергаментные долговые обязательства, выписанные Твердыней, использовались для того, чтобы платить солдатам, пользовались всеобщим презрением, еще большим, чем железные коркъаттар. "Жменя расписок" - словосочетание, произносившееся в последние годы Белерианда примерно с таким же презрением, как в России времен Гражданской войны - "полметра керенками". Цены и оценки в "расписках" доходили порой и до "колод" - сотен миллионов коркъаттар, хотя в переводе на железную монету это были всего лишь "вороны". Наконец, шкурки пушного зверя вновь широко использовались в качестве платежного средства.
  
  
   Приложение 3. Дальнейшие судьбы героев.
  
   После разгрома Северного восстания и разрушения Белерианда до безопасного Линдона не дошло ни одно организованное войско повстанцев, и немногие уцелевшие из разбитых полков. Тем не менее, после того, как пыль немного улеглась, им удалось собраться вместе и последовать за Амбармором на восток. Из пламени Войны Гнева были вынесены четыре полковых знамени -- атаманское самого Амбармора, атаманское Утрада, копейщиков Дорласа и латников Маэгнора, а небольшой горстке отступавших повстанцев из разбитого полка орудийщиков Морфанга удалось даже выкатить пять копьеметов, четыре катапульты для стрельбы каменной дробью и одну осадную катапульту. Атаман же семиреченских гаурвайт Фрита Орел вышел к своим один и без знамени, за что и был разжалован на какое-то время в простого воина.
   Остатки повстанцев пересекли Синие горы и направились на юго-восток, преследовать отступающих по Дороге Скорби подданных Мелькора, и вскоре пришли в земли, которые столетия спустя назовут Энедвайтом и Дунландом. Эти земли в Первую эпоху принадлежали Мелькору, но после его изгнания за грань мира власть Севера здесь начала рушиться. Здесь главой восстания был Гэленнар Соот-Сэйор, один из последних выживших Эллери Ахэ, и прибытие опытных, закаленных войной полков таких же повстанцев было для него подарком судьбы. Так началась Дунаэльская война, которая во многом была продолжением Северного восстания; многие повстанцы Амбармора всё еще хотели сражаться, а боевой дух мелькоровцев падал все ниже, поэтому, соединившись с жителями Дунаэля, повстанческие полки вновь стали побеждать. Война длилась пять лет, и закончилась в 6 году Второй Эпохи полным разгромом остатков морготовской власти и рождением нового королевства, править которым стал Гэленнар. Беглецам из северных земель был окончательно отрезан путь к отступлению по Дороге Скорби на заранее подготовленную к этому землю за Хмурыми и Изгарными горами, поэтому победа дунландского восстания на многие века отсрочила рождение Мордора.
   Амбармор какое-то время продолжал исполнять свои обязанности вождя армии Северного восстания. В конце войны он повел полк Атаманского знамени и полк конных стрелков Утрада на север, в Эриадор, чтобы ударить в тыл последним отступающим мелькоровцам, уходящим в Ангэллемар (Ангмар). В эти годы им и была основана маленькая, непримечательная пограничная крепостица на холме, под названием Пригорье. Но после окончательной победы он отверг предолженные вновь коронованным королем Гэленнаром высокие полководческие чины и ушел далее на восток, взяв с собой только Грома и небольшую горстку верных людей. Однако запомнили его здесь надолго, и уже в Третью эпоху, во времена Войны Кольца, дунландцы вспоминали о воинской доблести легендарного "Амбара Красной Руки", своего эпического героя, подобного Стеньке Разину, который ушел, но обещал вернуться, а пригоряне при случае вворачивали поговорку: "Это было еще при Амбаре Красной Руке", в смысле -- очень давно.
   Атаман Фрита Орёл, напротив, с радостью принял от короля Гэленнара Равновеликого высокие чины, и вскоре стал одним из вождей уцелевших в войнах повстанцев. Вскоре он женился и завел многочисленное потомство, от которого пошел один из самых многочисленных и сильных дунландских кланов -- клан Орлов.
   Утрад же закончил войну начальником крепости Пригорье, и там же и остался жить, также женившись. Вскоре он погиб от шальной стрелы при орочьем набеге с Мглистых Гор, но успел дать жизнь сыну и дочери. Большого клана, впрочем, он не создал.
   Старик Форк Деревянная Ложка прошел через всё Восстание и всю Дунаэльскую войну кухарем в личной полусотне Утрада, и поселился в Пригорье вместе со своим внуком Дайном. Там он и открыл первый трактир, но хозяином пробыл недолго -- сердце прихватило, и трактир унаследовал Дайн. Доподлинно неизвестно, являлся ли Лавр Наркисс потомком Форка и Дайна, но Алмир Свербигуз однозначно им был. По крайней мере, Наркисс утверждал, что его предки жили в Пригорье и содержали трактир со времен Амбара Красной Руки, но, вероятно, он всего лишь вворачивал поговорку. Впрочем, при такой разнице в эпохах кто угодно может оказаться чьим угодно потомком, так что может быть, и правда.
   Майканаро стал советником короля Гэленнара. Постепенно он примирился со своей памятью и перестал возмущаться, когда король изредка называл его Ахэиром.
   Аэнни не последовала за Амбармором на восток и осталась жить в Линдоне, влившись в число подданных Гил-Галада. Она многому научилась у нолдор, живя среди них, и в конце Второй эпохи ушла на Запад.
   Ворон Кару остался жить в трактире Форка и Дайна, и еще сто двадцать лет развлекал посетителей, ругаясь на всех языках, пока не помер.
   Королевство Гэленнара в пору своего расцвета простиралось от Пригорья на севере до Белых Гор на юге, и просуществовало около восьмисот лет, до тех пор, пока не пришли нуменорские колонизаторы. Они без особого труда завоевали Дунаэль. Во время падения столицы -- Тарабанта, вскоре переименованного новыми хозяевами в Тарбад, король пропал без вести, и больше о нем никто не слышал. Майканаро же в этом бою погиб от меча нуменорского рокуэна. С тех пор дунландский народ больше никогда не имел своей государственности и своих королей.
  
   В середине Второй Эпохи Амбармор вернулся из своего путешествия на Восток, и встретился с Хурином Алдарионом и Морвен, чтобы рассказать свою историю. После этого его следы опять теряются, и вновь появляется он уже в конце эпохи - нуменорский принц Инзиладун, будущий король Тар-Палантир, во время своего плавания на далекий Юг нашел его в труппе бродячих комедиантов, отмыл, приютил и привез в Нуменор, где и сделал своим советником. После падения Нуменора Амбармор успел бежать в Средиземье и под именем "Нарвеллон", полученным от Элендила, примкнул к войску Гил-Галада, в котором и участвовал в Войне Последнего Союза. Так вечный странник, шут судьбы вернулся к нолдор и был принят ими вновь.
  
   Чины и знаки различия в войсках Севера
  
   В отличие от воинов "светлого блока", собиравшихся в войска по феодальному принципу "дружина + ополчение", мелькоровцы еще до Дагор Браголлах создали регулярную армию с чинами и должностями. Если поначалу считалось, что "воин Аст Ахэ - выше звания нет" и воины различались только по должностям, то практика военных действий показала, что звания все-таки нужны.
  
   Для каждого из четырех видов воинов Аст Ахэ, так или иначе немирных (участвующих в военных действиях) существуют персональные звания (чины). Здесь даны только звания войсковые и Черной Руки. Знаки различия имеются двух видов. Первый - это нагрудный знак, эволюционировавший из латного щитка, защищавшего шею. Он изготовлен из стали, начищен до блеска и на нем выбиты определенные символы. Этот знак имеется у всех воинов Севера, даже у орков. Второй - это серебряный растительный орнамент, вышитый на плечах, рукавах, вороте и по краю плаща. Он основан на символизме ах'эннских "слов трав"; листья растения, изображенные на орнаменте, означают некое качество, которое должно быть присуще данному чину. Этот второй знак есть не у всех воинов Севера, а только у рыцарей Аст Ахэ и является их отличительной чертой.
  
   Нижние чины
  
   Воин - пустая бляха, если она есть.
   Ранкар - от "рука", командир десятки. На нагрудном знаке одна молния.
   Таирни'таэро - "ученик-воин". На нагрудном знаке маленький герб в виде трехзубой короны, без молний. Растительный орнамент - можжевельник, на языке трав означает ученичество. По завершению обучения получает меч и становится антаром или сразу корна'таэро.
  
   Начальственные чины
  
   Антар - посмотреть надо, как переводится, командир полусотни. На нагрудном знаке маленький герб и две молнии. Растительный орнамент - орешник, на языке трав означает молодость и жизненную силу.
   Корна'таэро - "воин щита", командир длинной полусотни. На нагрудном знаке герб и три молнии. Растительный орнамент - листья аира, на языке трав означают верность присяге.
   Дхол'таэро - "глава-воин", командир длинной сотни. На нагрудном знаке герб и четыре молнии. Растительный орнамент - не помню что, но означает отвагу и стойкость.
   Айкъет'таэро - "воин меча", командир знамени. На нагрудном знаке герб и пять молний. Растительный орнамент - клен, на языке трав означает спокойствие и уверенность.
   Эр'таэро - "воин-единоначальник", командир армии. На нагрудном знаке нет молний, только большой герб в виде трехзубой короны. Растительный орнамент - дуб, на языке трав означает силу и могущество.
   Айан'таэро - "повелитель воинов", командир всех войск. Он всего один (Гортхауэр). Ему знаков различия не нужно, его и так все знают.
  
   Черная Рука
  
   В этом ордене тоже существуют чины, только здесь они не всегда означают, каким отрядом кто командует, а только в войсках Руки и "ночных сотнях". Большинство черноручников все-таки не ведет войска в бой, у них другие задачи.
   Чины у них точно такие же, как и у обычных воинов, но к названию добавляется словосочетание "Черной Руки". Чина айан'таэро в Руке нет, начальник этой службы носит звание эр'таэро, но подчиняется лично Мелькору, точно так же, как и сам Гортхауэр. Чины Черной Руки считаются на один ранг выше воинов Меча и на два - коронных войск. Знаки различия такие же, но изображение короны на нагрудном знаке заменяется на изображение герба Черной Руки: черную растопыренную пятерню, на которой лежит веточка папоротника. На воротнике также нашиты справа пятерня, а слева папоротник, черные на серебряном фоне. Эту форму одежды носят воины Черной Руки, не скрывающие своего статуса - внутренние и войсковые секуристы, писари и канцеляристы, командиры войск Руки, высшие кабинетные чины, а также все остальные, когда они среди своих и им ничто не угрожает - за что, собственно, она и вызывает разлитие желчи у воинов Меча, так как ассоциируется у них с "тыловой крысой". Осведомители, внедренные в войска, могут выглядеть как обычные воины и носить общевойсковые знаки; шпионы, ясное дело, могут выглядеть абсолютно как угодно (Амбармор предпочитал темно-серую одежду покроя, типичного для странствующего книжника, в которой здорово напоминал Кселлоса... Но это секрет!).
  
  
   Примечания.

115

  
  
   Песня группы Blind Guardian "The Bard's Song - In the Forest", перевод на русский Аринвенде Анарианна Эриадорской.
   Можно, конечно, поспорить о возможности появления такого социального института, как каторга, в Первую Эпоху. Но если подумать, то именно в Короне Севера все предпосылки к ее возникновению есть. Каковы они? Их две: единое государство, свободное от ограничений феодализма и обладающее единым законом и едиными судебными органами, и наличие неудобных окраин, осваивать которые не пойдет ни один колонист в своем уме. Обе предпосылки, в земной истории появившиеся только в Новое время, здесь определенно присутствуют.
   У плоской Арды Первой Эпохи вряд ли был полярный круг. Должно быть, Ариэн на своей ладье летала по очень неортодоксальному маршруту.
   Амбармор считает, что феар у орков все-таки были, и "перевоспитание" Грома тому подтверждение. Они, бесспорно, искажены; об этом сказано немного ниже.
   "С прутом" означает, что всех колодников приковывали к одному длинному железному пруту толщиной с лом.
   Gnardaneth! (гаурбет) - ругательство, экспрессивное, но не несущее особого смысла, вроде
   "массаракш". Происходит от сильно искаженного синдаринского "дохлая крыса твоя мать".
   Видимо, варево Грома - это что-то вроде "купчика".
   Avacarima avaquetima (квэнья) - "Несотворенное и неименованное". Ругательство у эльфов, связанное с сакральными представлениями; нечто старше Эа и чуждое ему. Вероятно, имеется в виду тварь вроде Унголиант или безымянных существ у корней земли. Придумано О.Чигиринской и К.Кинн.
   Голуг (орочье) - нолдо.
   Восстание Дейрела описано в "Черной книге Арды" как разбойничья авантюра, проведенная алкоголиком и насильником и движимая только его жаждой власти. Но это не означает, что все на самом деле было именно так. Победители пишут историю, а побежденные - переписывают...
   Гнипахель, Эскиль, Гоннмархейм, Нибельхель - здесь и далее средствами германо-скандинавских северных языков переведены названия из языков семейства лабба, на которых говорили племена и народы дальнего севера Средиземья - лоссот и народ Гоннмара.
   Тан'ирэ (ах'энн) - "старший товарищ", кто-то, равный тебе по иерархии, но более опытный и умелый. Таким поименованием пользовался Амбармор при учреждении "Серебряной Руки", а потом оно перешло и в "Искру". В наречии людей Белерианда, талиска, смысл этого слова был сильно искажен: оно неверно переводилось как "Старый Друг".
   Здесь и далее к записям Хурина Алдариона, сделанным со слов Амбармора, прилагаются документы, найденные им несколько лет спустя в Арменелосе, в Королевском скриптории, где в особом Закрытом зале хранились уцелевшие в Войне Гнева остатки архивов северян, попавшие в руки эдайн. Очевидно, Хурин искал документальные подтверждения рассказам Амбармора и в конце концов нашел их в виде приведенных здесь бумаг. Они представляют интерес потому, что никаких других списков с документов Твердыни Севера во Вторую эпоху не делалось, а подлинники были утеряны после уничтожения Нуменора.
   Здесь даны оба имени друга Истара: Аларко ("материнское" имя) и Лауральдо ("отцовское"). Второе - "официальное" имя, которое используется всеми, а первым называют нолдо близкие друзья и родичи. У самого Истара такого деления пока нет, потому что он предпочитает везде называться "материнским" именем, оставив куцее "отцовское" "Морвион" - "сын Морвэ" - для совсем уж официальных случаев.
   Ngwau - "Бррр!" (квэнья).
   Otorno - "Родич" (квэнья).
   Хелегрог (синд.) (кв. helcarauco, ах. хэлгэайно) - дух льда, существо, подобное балрогу, но имеющее тело не огненное, а холодное. Нолдор впервые встретились с этими существами во время перехода через Хэлкараксэ.
   Коркъаттар ("знаки мира" - ах'энн) - название денежной единицы, имевшей хождение в северных землях в конце Первой эпохи. Довоенные коркъаттар были отчеканены из серебра до высадки ратей Запада в Белерианде; они ценились значительно больше монет военного времени, чеканившихся сначала из сплава серебра с медью, а потом и вовсе в виде маленьких, тонких железных чешуек, и соответственно обесценившихся. Монета "коркъатта" последних выпусков перед Великой Битвой - та еще керенка.
   Вероятно, минерал уранинит (UO2), или урановая смолка. В описываемую эпоху урановые руды никакой практической ценности не имели и не добывались специально.
   "Любомудрие природное" - натурфилософия, естествознание.
   "Волчьи головы" - по-другому гаурвайт, небольшие банды повстанцев-полуразбойников, весьма распространенные в Белерианде в последнее столетие Первой эпохи. Изначально название "Гаурвайт" носила одна крупная банда -- атамана Турина Турамбара, но по мере того, как подобных банд становилось все больше, слово стало нарицательным и распространилось на них всех. Подробнее см. Дж.Р.Р.Толкин "Дети Хурина".
   Почти все эльфы обладают способностью общаться мысленно, без слов - это называется по-эльфийски "осанвэ", но у большинства это выражается только в виде своего рода дополнения к обычной речи или умения распознавать не особо скрываемые чувства, и только немногие умеют действительно читать мысли других и передавать их на расстояние. Мысли же не желающего того прочесть вообще нельзя, исключения крайне редки и происходят обычно от Мелькора. В подробностях см. эссе "Осанве-кента" Дж.Р.Р. Толкиена или "По ту сторону рассвета" О.Чигиринской.
   По нашему календарю это конец октября.
   Сельская и дикая местность Темных веков - эпохи, которая более всего сходна с описываемой - это вам не Хотьково-Мокрое. Городов и селений мало, а за их пределами лежат огромные пространства, плотность населения очень мала, и найти кого-то, избегающего встреч с коронной стражей, крайне сложно. А если еще вспомнить, что ни радио, ни телеграфа не существовало, то у Амбармора есть все причины удивляться, где они могли так "зевнуть".
   Этим словом переведено слово "ветахир" из языка вастаков племени Ульфанга, означающее "наместник короля" или "представитель короля".
   Namo ampamaitё (квэнья) - очень экспрессивное и не всегда приемлемое в эльфийском обществе ругательство. Означает буквально "Намо косорукий!" и говорится в случае какого-либо нелепого и гротескного поворота судьбы, эпидерсии или пердимонокля.
   Леодр -- старинное название миллиона. Автору показалось неуместным использовать слово "миллион", явно родом из Нового времени. Здесь и далее сокращения: лдр. - леодр (1 000 000), врн. - ворон (10 000 000), клд. - колода (100 000 000). В таких крупных счетных единицах измерялись цены в коркъаттар военного времени, подвергшихся гиперинфляции.
   Эрта - большая мера веса в Аст Ахэ, приблизительно 28 килограмм
   Мака (кхуздул - знак, мн.ч. мек) - название золотой монеты у гномов Ногрода и Белегоста. Мака служила образцом для различных золотых монет, имевших хождение у эдайн и использовавшихся для взаиморасчета лордами нолдор.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"