Не нами сказано: "Скорее верблюд пройдет в игольное ушко, чем богач вступит в рай". Мысль приятная. Отношения с раем у богачей всех времен были сложные.
Но отринет ли небесная таможня миллионера, если он, по существу, является пролетарием?.. На заводе минеральных удобрений, что дымит в городе Калгане, ответ на этот вопрос никого не взволновал, и триста сорок два заводских работяги, не задумываясь о последствиях, вступили в клан миллионеров.
Дело в том, что лет пять назад заводской профсоюз возглавила местная Жанна Д"Арк (ужасная баба по фамилии Божок). Профсоюзная хунта под ее командованием добилась-таки от дирекции завода разрешения приватизировать ведомственное жилье, и каждый пролетарий стал владельцем недвижимости ценой миллион рублей - квартира в тридцать пять квадратных, очень узких, но жилых метров. Интрига удалась.
Дымы заводских труб и поныне висят над городом Калганом, как знамена, полинявшие в борьбе с буржуями и природой. Но, к сожалению, Девам-Жаннам не дана вечность, чтобы смущать народ божественностью деяний и чистотой помыслов - профсоюзная лидерша Божок сбросила красный плащ полководца и исчезла из города.
Осиротевшие миллионеры калганского завода продолжают бастовать, требуя то зарплаты, то ее повышения, в выходные со страстью отдаются на своих диванах la dolce far niente и всегда чем-нибудь недовольны.
Сергей Иванович Ухин тоже часто хмурился. Человек он был еще не старый, энергичный, холостой и жил не в Калгане, а в Москве. Ухин был миллионером богатым - хозяином калганского завода и повелителем минеральных удобрений. В мордовороте будней дымили его заводы - от Сибири до Средне-русской возвышенности. Под его тяжелым взглядом заводские инженеры становились ниже ростом, трубы дымили гуще, и даже воробьи за окнами заводоуправления не смели чирикнуть.
Личные нужды Сергея Ивановича не превышали запросов среднего гражданина, разве что он чистил зубы пастой за $200, носил костюм за шесть тысяч евро и спал на кровати с биоэнергетическим матрасом. Но это вранье, что буржуи питаются исключительно клубникой из Африки и экологически чистой кенгурятиной из Австралии! С утра до ночи Ухин эксплуатировал трудящихся, а перед сном ел щи, очень любил жареный картофель и хохотал, когда личный врач обзывал домашнюю повариху кулинарной диверсанткой и агентом фармацевтических фирм, производящих биодобавки от ожирения.
К женщинам Сергей Иванович относился с пониманием, но нетерпеливо. Когда баб слишком много и все жаждут золота, телесная красота обесценивается. Отведав дара любви по курсу валют, Ухин увидел вокруг себя лишь куртизанок с жадными глазами и остался холост.
Словом, Ухин был умен, жил честно, когда позволяли обстоятельства, грешил, если другого выхода не было, и в гордыне праведника не опускался до криминала.
Но однажды - вот неожиданность! - смертельная болезнь предложила ему финальный контракт.
Налетели доктора и стали обещать Ухину все, что угодно, кроме долголетия. Сергей Иванович ощутил себя подбитым танком - пушка поржавела, облезает краска - и понял, что жизнь прожита напрасно: ни семьи, ни детей. Кто пойдет за гробом Ухина? Кто подхватит дело его жизни?! Время ушло. Срочно сменить бизнес-мундир на смокинг Ромео, найти достойную Джульетту, жениться и родить кровного наследника было уже поздно.
Ох, уж эти битвы на полях бизнеса! Сколько энергичных умов совратил дьявол успеха! Желая хапнуть побольше счастья, сколько бойцов делового мира салютовали не тем богам, и назначенные им небесами девушки состарились в одиночестве...
И вдруг в бреду очередной бессонницы явилась Сергею Ивановичу лукавая мысль: а не живет ли на белом свете мальчик, рожденный от случайной связи? Перебирая мимолетные тени, Ухин начал искать давно забытую женщину, которая могла бы тайно от него родить...
Однако ради чего самка человека разумного захочет отказать своему ребенку в контрибуции с отца-миллиардера?! Ухин этого не знал (и никто не знает!), но мысль о неучтенном потомстве стала занимать в его сознании слишком много места. Вероятно, он свихнулся бы напоследок, но однажды солнечным утром...
...Солнечным утром в кабинет Сергея Ивановича вошел интеллигентный мужчина, скромный, как серый кот в сумерках, такой же умный и ласковый.
- Здравствуй, Костя! - сказал Ухин, через стол протянул руку своему адвокату. - Садись! С чем пришел?
Адвокат Кашин, старый пройдоха и верный друг, обычно трусил под тяжелым взглядом Ухина, но в это утро глядел весело. Опустив худой зад в кожаное кресло, Костя забросил лакированную пятку на костлявое колено и сказал:
- Нашел. Вот она! - он взвизгнул молнией, достал из портфеля конверт. - Это твоя дочь.
У Сергея Ивановича задрожали руки. Он разорвал конверт, забыв о ножницах. В одно мгновение исчезли биржевые цунами, угроза забастовок на крупнейшем предприятии, донесения врачей о битве с болезнью - все растаяло, как дым в заводском пылеуловителе.
Листок в клетку оказался исповедью некой дамы, члена КПСС с 1980 года. Весьма трогательно дама сообщала о кончине Елены Васильевны Смирновой, с восторгом отзывалась о достоинствах покойной и с полной откровенностью - об умственных способностях Сергея Ухина, отказавшегося от такого сокровища, каким была Леночка. Не стесняясь в выражениях, подруга Леночки изложила все, что может сказать о любви матерый коммунист матерому капиталисту.
В заключение подруга сообщала, что ровно двадцать пять лет назад Ухин стал отцом девочки Влады. Дочь унаследовала от матери красоту и доброе сердце. "Она как яблочко, красное с одного бока и зеленое - с другого", - писала подруга. На что она намекала, Ухин не понял. Зато обрадовался, узнав, что Владочка только что окончила инженерно-экономическую академию и собирается поступить на завод.
В конце письма был адрес. Папаша может списаться с дочерью, и, кстати, позаботиться о двоих ребятишках, которых достойная дочь своей матери то ли усыновила из сострадания, то ли взяла на временный постой. Этого отправительница письма не знала.
Ухин вспомнил юность и девушку, которая двадцать пять лет назад не сошлась с ним в политических взглядах на перестройку. В памяти возникла уютная нора (три на четыре) в коммунальных катакомбах, где он прожил с ней два счастливых года. Леночка Смирнова любила Сережку Ухина преданно и горячо, как свою коммунистическую партию и, уходя от него навсегда, вложила фотографию начинающего капиталиста Ухина в свой партийный билет.
Отцовское чувство освежило усталую грудь Ухина. Он ощутил себя счастливым Зевсом, отыскавшим в горах дитё, рожденное от него непутевой нимфой.
Ухин поднял глаза на Кашина, замершего в кресле. Триумфатор Кашин улыбался, лениво греясь на солнце.
Вряд ли к приезду английской королевы Ухин подготовил бы в своем особняке более роскошные апартаменты. Дизайнер с трудом уговорил его не покрывать будуар дочери сусальным золотом, уверяя, что даже легендарная царица Савская не позволила бы себе такой безвкусицы.
Белый самолет Аэрофлота возник из облаков, радостно рыча, выпустил шасси над посадочной полосой Шереметьева, коснулся земли, пробежал по бетону и, наконец, замер.
В окружении охраны, секретарши и врача Ухин стоял подле узкого прохода, отпускающего пассажиров на волю. Мелькали лица, улыбки, очки, шляпы и - вдруг из пены людского потока выступила златокудрая девушка. Подобно богоравной Латоне, она одной рукой держала за шкирку кудрявых двойняшек - Аполлончика и Артемидочку - лет семи, с хулиганскими мордашками, а другой - волокла сумку на колесиках.
Девушка достала носовой платок и чихнула. Дети, почуяв свободу, рванули в сторону киоска с кока-колой и жвачкой, но она схватила обоих, и восхищенный Ухин узнал в ней дочь: вылитая Леночка Смирнова! Те же светлые волосы, безупречный носик и в смелых глазах - любовь к человечеству. Ухин с грустью подумал, что подруга жены была права, обозвав его дураком.
Девушка сдвинула брови, разглядывая охранников. Ее взгляд остановился на открытом, приятном лице Ухина.
Дочь улыбнулась так радостно, что Ухин, честно говоря, боявшийся этой встречи, растаял, как молодой отец, которому вручили теплый пакет с новорожденным. Не смущаясь, дочь обняла Ухина за шею, поцеловала в щеку.
- Здравствуй, папа! - сказала девушка.
Охранники кинулись ловить кудрявых двойняшек, уехавших на тележке с багажом, Ухин забыл приготовленную речь о воссоединении семьи и двумя словами высказал все передуманное за время ожидания и за остальные сорок девять лет жизни:
- Здравствуй, дочь!
- Познакомься, папа, - сказала девушка, - это мои подруги. Они поживут пока у нас, ты не возражаешь?
- Разумеется! Твои подруги могут жить у нас, сколько захотят! - ответил Ухин-Счастливый-Отец (дочь сказала "у нас", словно вернулась в родной дом!)
Ухин отвел глаза от света своих очей и только сейчас увидел немного в стороне сплоченную группу девушек. У каждой на плече или у ноги была большая сумка с вещами: видимо, дочь была уверена в гостеприимстве отцовского дома.
- Очень приятно! - сказал Ухин.
Девушки заулыбались. Дочь начала представлять каждую - Ухин вежливо пожимал девичьи пальчики. Церемония напомнила ему игру старого льва, главы львиного прайда, с цыплятами. Краем глаза Ухин видел ошалелую секретаршу, пытавшуюся запомнить имена гостей шефа.
В заключение Ухин выслушал короткий рассказ о том, что близнецы - дети одной очень хорошей женщины (находящейся в клинике на лечении от наркомании), удивился, но тут же смекнул, что скоро выборы в Госдуму, поэтому занятия дочери благотворительностью следует поощрять.
Кавалькада такси распахнула дверцы. Девушки, отталкивая услужливую охрану, запихнули в багажники свои сумки. Дорога домой - самый лучший путь в жизни. Семейство Ухиных направило колеса автомобилей к родному дому.
Торжественный завтрак был накрыт в парадной гостиной, где Ухин обыкновенно принимал депутатов и членов правительства. Дочь сидела напротив отца, не сводившего с нее глаз. Гостей не было: оперативно перекусив на граунд-фло с обслуживающим персоналом, девицы ускакали на экскурсию по Москве. Близнецов взяла в плен гувернантка. Из дальних комнат слышались визг, стрельба и грохот игровых приставок.
- У тебя красивый дом, папа, - сказала Влада, разглядывая авторский фарфор и хрусталь на столе.
- Все это твое, детка, - ответил Ухин (баловать - так баловать!) - У меня в Испании уютное поместье. Тебе нравится Испания? Сказать по правде, редко там бываю: некогда. А хочешь, купим романтический замок где-нибудь во Франции?
- У меня есть жилье, - сказала дочь мягко, словно боясь обидеть отца. - Хорошая комната во Пскове, и дом в деревне - лес, река.
- Неужели? - Ухин рассмеялся благодушно, словно Зевс-громовержец, которому Гарри Поттер дал подержать свою волшебную палочку, сделал знак горничной, прислуживающей за столом, - налить кофе; мать воспитала девочку в умеренности и скромности - это хорошо. - Подумаем о твоем будущем, Владочка! Скоро ты получишь диплом, и я возьму тебя в дело.
- Вот об этом я и хотела поговорить с тобой, папа.
Ухин удивился. Уже два часа подряд он удивлялся, и это состояние его радовало. Ухин вспомнил рассуждения одного демократа от психологии о том, что настоящий аристократ получается лишь в третьем поколении. Чушь собачья! А вот же сидит напротив него чудесная девушка - образованная, красивая - откусывает бутерброд с сыром, как английская леди, берет двузубой вилочкой лимон и толкует ему о концентрации капиталов, о распределении сверхприбылей и участии пролетариата в производстве материальных благ.
Ухин слушал, с удовольствием отмечая, что она держит спину, словно окончила аспирантуру при институте благородных девиц, и ни разу не перепутала серебряных приборов у своей тарелки - где только научилась? Он любовался прелестным овалом лица дочери, ее властной осанкой и отцовская гордость вытесняла из мыслей о будущем все сомнения.
- Управление производством, - сказал Ухин, - требует не только знаний. Нужен твердый характер. Заставить человека работать непросто, еще труднее - заставить работать хорошо.
Ухин положил в рот кусочек отварной телятины, вспоминая влиятельных людей своего круга и их сыновей - увы! Найти жениха, достойного его девочки, будет непросто. Щелкнул пальцами, подзывая горничную с кофейником.
- Позволь заметить, папа, - голос дочери вежливо зазвенел, - щелчком пальцев, через плечо, подзывали прислугу американские нувориши конца ХХ-го века, потомки пиратов и нефтяных Рокфеллеров. Домашние работницы - наемные служащие, и обращаться к ним мы должны с уважением.
Ухин радостно отметил "мы" в монологе дочери, а кофейная струя, льющаяся из рук горничной, вдруг задрожала, едва не перехлестнув через край чашки. Горничная за его спиной шмыгнула носом и замерла.
- Анжелочка! - Ухин слегка обернулся к горничной и с интонацией льва, затеявшего интригу вокруг лубяной избушки зайца, спросил:
- Тебе нравится работать у меня? Я тебя хоть раз обидел?
Горничная, по случаю приезда нового члена семьи наряженная в маленькое черное платье, покраснела и затрясла головой в кружевном кокошнике, напоминающем шляпку танцовщицы из французского ночного стрип-бара.
- Нет, Сергей Иваныч, мне у вас очень хорошо. И платите вы прилично, и все вас так любят, так любят!..
Ухин метнул в нее взгляд, и горничная заткнулась.
- Спасибо, Анжела, спасибо, папа! - Дочь произнесла имя горничной на итальянский манер, с ударением на первом слоге, отложила салфетку. - Если ты не возражаешь, папа, я бы хотела сходить в Мавзолей Ленина.
- Куда?!.. Ах, конечно, сходи. Там, кажется, ремонт... Но к часу дня, пожалуйста, будь дома. Приедут дизайнеры, кутюрье - словом, мастера женской красоты. Если захочешь сделать шопинг - вот карты. Все для тебя, детка! А вечером я приглашаю тебя в Большой театр.
Ухин наслаждался вниманием дочери.
- К сожалению, мне пора! - наконец произнес он и встал из-за стола, сильно ныло в боку. - У меня дела, да и тебе надо ехать. До вечера!
- До свиданья, папочка! - Влада грациозно обошла вокруг стола и поцеловала Ухина в щеку, как ему показалось, нежнее, чем в аэропорту.
* * *
Семейство Ухиных, за одни сутки выросшее вдвое, ужинало запросто, в столовой. Подруги были одеты демократично, и охранники на этажах и в холле каменели при виде обтянутых рваными джинсами попок, топиков на лямках и девичьих брюшек с младенчески розовыми пупками - лето стояло жаркое.
За столом настороженность растаяла в обаянии Ухина и роскошном меню (заурядный рыбный четверг, по мнению хозяина). Девушки с аппетитом ели, говорили и смеялись, не обращая внимания на привычный Ухину этикет. Оказалось, весь студенческий коллектив катается на лыжах и плавает. Ухин с удовольствием поддержал бы разговор, но кроме альпийских курортов и дайвинга на Багамах, ничего подходящего вспомнить не мог. Он вдруг подумал, с каким наслаждением живут эти веселые нищие, сколько в них огня и радости. Впервые за день вспомнил о своем скором уходе и вздохнул.
Дочь поймала его взгляд и о чем-то догадалась. Ее встревоженные глаза задали вопрос, Ухин в ответ улыбнулся - твердость таяла, не поддаваясь приказу воли. А дочь все спрашивала - безмолвно и настойчиво.
- Папа, тебе нехорошо? - вдруг услышал он нежный голосок.
- Сергей Иванович, вы так побледнели! - воскликнула его визави. - Вам плохо с сердцем?
Девчонки повскакали из-за стола, мгновенно окружили Ухина. Оттолкнув охранников и прислугу, подхватили его под руки и увели в соседнюю комнату - курительную. Уложили на диван. Ухину было стыдно своей слабости, но боль не отпускала. Он едва сдерживал стон.
Дочь мгновенно взяла командование на себя:
- Врача! Открыть окно! Уходите! Все!
Девушки мотыльками вылетели из комнаты.
Ухин потерял сознание.
Наутро Сергей Иванович почувствовал себя лучше, но встать с постели не смог. Похоже, отбытие в мир иной произойдет раньше, чем он предполагал.
Сводки с производства его уже не волновали. Он думал о дочери. Милая, глупая, славная девочка! Как она заботится обо всех! Ни слова о шубах, украшениях, автомобилях. Это было Ухину непривычно: последние двадцать лет его окружали роскошные алчные стервы. Необходимо так распорядиться капиталами, чтобы оградить девочку от ловцов богатых невест. Жаль, что девочка останется один на один с профсоюзом. Научить ее работе с людьми низшего класса отец уже не успеет. Вся надежда на опытного адвоката и друга Костю Кашина, слабовольного, но дьявольски хитрого и преданного друга.
Около полудня явился Кашин.
- Думай, Костя, думай! - рычал Ухин, держась за ноющий бок, боль возвращалась, но снова вызывать врача, значит терять время. - Надо так составить завещание, чтобы Влада распоряжалась только процентами с капитала. Пусть денег будет меньше, зато я спасу ее от брачных аферистов.
Сергей Иванович смотрел на круглую физиономию Кашина, ощущая могучее дуновение электронов под его лысеющим черепом. Костя сказал:
- В министерстве сельского хозяйства переполох - узнали о твоей болезни. На бирже ожидают панику, твои акции в неустойчивом состоянии. Совет директоров "Агросервиса" экстренно заседает, представитель "Земельного банка" Белоруссии вылетел из Москвы в Ростов с секретным заданием. Твои поставщики глотают транквилизаторы, а клиенты закидали совет директоров телеграммами.
Костя закончил тираду и вытер лоб платком. Ухин понял, что адвокат сказал не все и не главное. Что-то его сильно беспокоит.
- Ты приказал разместить бумаги? - спросил Ухин.
- Разумеется! - кивнул Костя. - К сожалению, твои партнеры против. Нужно собрать акционеров, думаю, мы сумеем добиться кворума, и тогда...
- Что стряслось, Костя? Выкладывай!
- Понимаешь, Сережа, - ласково начал Кашин, - фамилия твоей первой жены была Ухина?
- Нет, Смирнова. И что дальше?
- А ведь фамилия Влады вовсе не Смирнова.
- Какое это имеет значение? Ее мать была замужем за каким-то партайгеноссе. Постой-ка, неужели ты думаешь, что Влада не моя дочь?!
Ухин похолодел.
- Нет, нет, Влада - твой ребенок!
Костя извлек из кейса аккуратную папку, оттягивая время, зашуршал бумагами.
- Тогда в чем же дело?
- Понимаешь, Сережа, - в Костиных глазах запрыгали веселые чертики, - дело в том, что полное имя Влады - Владилена.
- Неужели? Как-то я упустил из виду... Ну, и что?
- А фамилия твоей дочурки - Божок.
- Разве? Ну, и что?
- А ведь вредная профсоюзная баба из Калгана - помнишь? - которую мы спровадили пять лет назад, тоже Божок. Владилена Божок.
- Однофамилица. Ну, и что дальше?
- Сережа, ты только не волнуйся! Твоя дочь и этот чертов профсоюзный лидер Божок - одно и то же лицо.
Ухин молчал.
Кашин оценил его самообладание и сказал:
- Совсем юной чертовкой (ох! Прости!) твоя дочурка сколотила заводскую голь-шмоль в мощный профсоюз. Это она выводила крикливых баб и солидных мужиков на демонстрации и организовала мощнейшую стачку - и, надо сказать, умно и ловко, не подводя людей под карающую лапу закона. Пять лет назад мы подсуетились и протолкнули ее в инженерно-экономическую академию, на дневное бесплатное отделение, думали, что избавились от нее навсегда. Но она получила диплом, приехала к родному папе и...
Костя смаковал слова, причмокивая губами, словно ему было вкусно.
- Сережа, - наконец закончил он, - мне звонили из администрации Калгана - мэр в ужасе, рабочие уже пронюхали, вспомнили свою Жанну Д"Арк и волнуются. Под окнами заводоуправления с утра стоят пикеты, в городе транспаранты и красные флаги. Что будем делать?
Ухин захохотал, дергаясь под одеялом, всхлипывая и постанывая. Отсмеявшись, сказал:
- Молодец, девчонка! Моя порода! Но почему она мне ничего не сказала?
- Не хотела тревожить старого больного отца. Она добрая. Не огорчайся, Сережа! Не ты первый, не ты последний. Отец террористки Софьи Перовской тоже был не кем попало, а генерал-губернатором...