Славная это игра - "дочки-матери". Катишь себе важно колясочку со спелёнутой ку-колкой или мишкой, раскланиваешься с другой такой же мамочкой, заглядываешь ей в коля-сочку и судачишь о детках. Потом заворачиваешь в магазин, чтобы купить листьев подо-рожника и головок клевера на суп, расплачиваешься листочками рябинки и вздыхаешь (ма-ма в магазине делала именно так!). Потом катишь коляску с покупками к дому. Если удаёт-ся уговорить какого-нибудь мальчика поиграть вместе, получается полноценная семья: папа, мама и ребёнок. Даже если ребёнок - плюшевая собачка. В принципе, я так прикинула соотношение: в детстве мальчики с большей готовностью соглашались на роль папы, чем в зрелом возрасте. Ну ладно, это стороннее замечание. Если мальчик не соглашался на папу, то чаще всего становился детским доктором. Главное, чтобы не хирургом. Под эту тему ногу кукле оторвать всегда рады, вечные экспериментаторы!.. Дома куколка спала в кро-ватке, заботливо укрытая одеялом, а если даже и не в кроватке, а под столом - тоже нор-мально. Главное, где положишь - там возьмёшь. То ли дело с настоящими детьми...
И вот игры давно закончились. Я теперь одновременно мама и дочка, и даже не могу сказать, какая из этих ролей даётся мне сложнее.
Дочка из меня получилась, наверное, не ахти какая. Вечно я маму разочаровывала. Первый раз - когда родилась девочкой. По крайней мере, так гласит семейная легенда. Ну, мужчины хотят сына понятно почему: продолжение рода, фамилии, дела жизни и всё та-кое. А женщины? Они же не мечтают, как будут вместе с подрастающим сыном играть в футбол или ходить на рыбалку. Или там передавать секреты плетения на коклюшках. Расхожее мнение такое, что дочери больше любят отцов, а сыновья обожают матерей, видят в них идеальных женщин. Наверное, моя мама мечтала об ещё одном обожателе... Хотя её и так все обожают. Она, что называется, любит делать добро. Сейчас уже не так рьяно, всё же возраст, но в юности мчалась по первому зову к любому зовущему. Помню, отец пытался остановить её, когда мама улетала, взяв на работе драгоценные отгулы, в Омск к подруге. У той намечался крах в семейной жизни: муж уходил к другой. Мамин собственный муж на время её отъезда должен был остаться с болеющим ангиной ребёнком (мной).
- Гоша!- гневно говорила мама, запихивая в сумку свитера и косметички,- Как ты мо-жешь? У Нины ТАКАЯ беда! Нельзя же быть эгоистом и думать только о себе и своём удобстве! Пойми, я не могу поступить иначе!
Ну и правда. Останься бы мама со мной, и что? Где подвиг? Мать и должна ухаживать за больным ребёнком. Это естественно. А когда мать бросает своего ребёнка ради спасе-ния чужой личной жизни - это верхняя степень самоотверженности. "Золотое сердце у Риммы Сергеевны!" - так говорят про неё окружающие.
В школе я продолжала разочаровывать свою маму. Школьными познаниями не обеску-раживала - ничего выдающегося, да и на школьных вечеринках не блистала. Так, самая обычная девочка. Может быть, из-за этого я постоянно чувствовала себя виноватой? Даже в том, что родители ссорились (а это происходило всё чаще), как мне казалось- только из-за меня...
Когда маме было чуть за сорок, а мне оставалось чуть до двадцати, мама взялась зале-чивать душевные раны одному своему коллеге, у которого "зарубили" диссертацию. Ду-шевная рана её подопечного не спешила затягиваться, душевное равновесие - восстанавли-ваться. И вот однажды на нашей кухне разыгралась очередная сцена по стандартному сценарию. Снова прозвучала крылатая фраза: "Гоша, пойми, я не могу иначе!" И золотое сердце России переселилось жить в другую квартиру, чтобы удобнее было спасать челове-ка.
Жить без матери нам было не в новинку. Она всегда внезапно появлялась, чтобы так-же внезапно исчезать из нашей жизни: то "избы горели", то "коня на скаку" останавлива-ла. Быт холостяцкий нас не угнетал, скорее, радовал. Исчез сумбур, лишний пафос, необ-ходимость соответствовать высоким идеалам и всё то же пресловутое чувство вины.
-Пап,- спросила я его недавно,- а почему ты маму не пытался удержать?
- Нелька,- изумился он моей недогадливости,- я затаился и боялся только одного: вдруг передумает? Знаешь, Римме бы в МЧС служить! Всегда есть место подвигу, всегда на виду, на передовой... и вдали от домашнего хозяйства. Золотое сердце России - что ты!.. У нас масштаб не тот, конечно.
Мама до сих пор живёт с Севой. Тот так и не защитился. Страшно ропщет, в отличие от нас с папой, когда мама устремляется на очередное доброе дело.
- Римма,- брюзжит он,- вот ты уезжаешь искать подарок для внуков какой-то Зои, ко-торые живут в Америке. Пусть Зоя ищет сама! В конце концов, это её внуки. А мне нужна каша для желудка и распаренная курага для сердца. Мне скучно одному. Ты мне жена или нет?
Бедный Сева! Когда бы это маму останавливали доводы, тем более такие смехотвор-ные, как распаренная курага?
С возрастом я вывела для себя такую формулу: легче любить всё человечество в целом, чем отдельного человека в частности. Можно в любой момент переключиться ещё на что-то, и вообще, такая любовь не подразумевает конкретики, она возвышает человека в соб-ственных глазах. Это вид платонической и абстрактной любви, которая ничего не стоит её обладателю! И точно также ясно для меня, что моя любовь исполнена конкретики.
Мой муж, моё продолжение, маму не очаровал. Возможно потому, что сам не был ею очарован. Кстати, это скорее исключение, чем правило. А мои сыновья разочаровали ба-бушку тем, что не родились девочками. Парадокс? Нет, просто к этому времени Римма Сергеевна мечтала передать свои украшения внучкам, тем самым переведя их из ранга заурядных в фамильные драгоценности. А драгоценности - это же почти сокровища, не правда ли?
Дети проще относятся к бабушкиным высоким планкам. Они позволяют себе вольно-сти в обращении с бабушкой, которую по-своему любят. Их запанибратский разговор начинается так: "Привет, ба! Куда бежим - кого спасаем?" и никогда не длится дольше пяти минут. Они успевают за это время исчерпать себя и заканчивают словами: "Ну ты, ба, сила ваще". В их понимании, они друзья. То, что их не расспрашивают об успехах в учёбе и не гнездят за тройки по алгебре - уже повод хорошо относиться к "родокам". Так называются предки.
Предок дедушка удостаивается другого общения. Это мужской мир, только их, куда ме-ня не всегда пускают. Но мне и без того такое счастье видеть с каким удовольствием, перебивая друг друга, они спорят до пунцовых щёк или обсуждают свои дела, смеются, а иногда и гоняются друг за другом. Серьёзные беседы происходят за закрытыми дверями, и папа просто спасает меня, потому что педагог из меня никакой. Но в эти минуты я ещё больше чувствую, что это настоящая семья. Это сила... Ваще...
Н-да, непростая это миссия - сочетать обязанности дочки и матери. А как ещё по-знать эту жизнь?