Ну, как жили-были? Были-то они были, а жили, прямо скажем, хреновато. И не в том дело, что капитального ремонта их жилплощадь не видала, поди, со времён Батыева нашествия, а вместо синего моря в полукилометре севернее плескались радужные воды пруда, куда радостно сливал сточные воды местный химзавод (радостно - потому что экологи в такую тьмутаракань и носа не казали по причине отсутствия в данной местности теле-фото и прочих журналистов).
Дело же всё было в том, что характер старухи оставлял желать лучшего. Вредная была старуха, дотошная и въедливая. То отказывалась зимой лепить Снегурочку, мотивируя это наличием живых и весьма бойких внуков, то не хотела скрести по сусекам (магазин, видите ли, под боком), а то взяла, да и купила в кредит стиральную машинку, отдав в краеведческий музей раритетное пра-пра-прабабкино корыто.
Вздыхал старик, глядя на старухины выкрутасы. Вздыхал и любовно листал томик Пушкина, мечтая о романтизме.
И вот однажды взыграло ретивое: откопал старик в кладовке битый жизнью гамак с дырой посредине, да и пошёл на рыбалку. Долго ли, коротко ли шёл он к синему морю, то бишь, к радужному пруду, останавливаясь потрепаться с приятелями, да употребляя с ними по "пятьсот капель" совсем не валерьянки, а дошёл, наконец, на высокий берег, и вдохнул полной грудью странно пахнущий воздух.
В первый раз закинул он невод (ну, то есть, конечно, гамак, но какая, нафиг разница?! Не мешайте повествованию!!!). Пришёл невод со старым ботинком.
Во второй раз закинул он невод. Пришёл невод с драною покрышкою.
В третий раз закинул он невод. И вытащил... наверно, рыбу. Во всяком случае, блестящая полуметровая трёхглазая тварюга имела шесть плавников и сложносоставной семилопастный хвост.
Старик глядел на рыбу, рыба, не моргая, глядела на старика.
- Ну?! - хрипло булькнула рыба, сплёвывая через губу и утираясь верхним левым плавником.
Смахнув с воротника плевок, старик, ни слова не говоря, перехватил рыбу за хвост и рванул домой. По дороге он вообще ни на кого не обращал внимания, сосредоточившись на одной-единственной цели: донести добычу. Многочисленные приятели, с которыми совсем недавно было выпито немало, и совсем не валерьянки, удивлённо провожали взглядами резво скачущего деда.
- Ты чо, старый, охренел совсем?! Да ты куда меня?! У меня голова кружится, что ж ты меня?.. Да я ж тебе русским языком!... Дед, дед! Дед, твою ж дивизию!.. Со мной же нежно надо!.. Хвост, хвост отпусти!.. - тщетно орала рыба, слабо дрыгаясь в цепкой стариковой длани.
Старуха сидела за столом, перебирая квитанции на свет, газ и воду, пытаясь вычислить, где её обжуливают ушлые коммунальщики. И вдруг прямо на драгоценные квиточки плюхнулось чешуйчатое нечто, с присвистом дышавшее и матерящееся сиплым шепотом. Медленно-медленно старуха подняла взгляд. У стола в горделивой позе, уперев левую руку в бок, а правой указуя на матерщинника, стоял старик.
- Вот! - сказал он.
- Что вот? - переспросила старуха, зловеще нахмуриваясь и нашаривая что-нибудь поувесистее.
- Золотая рыбка!
- Что? Это?! - ещё больше нахмурилась старуха.
- Кто? Я?! - охренела рыба, выпучив центральный глаз, а правым косясь на собственный хвост.
- Ща, - сказал старик, - это... Смилуйся, государыня рыбка!..
- Э, э! А ну стоп! - возмутилась "государыня", - я, извините, мужик! В самом, что называется соку! И не рыбка я вовсе! Рыбы не разговаривают!
- Учи физику, старик! Золото тяжёлое. Я б хрен тогда плавать бы смог!
- Золотая! В смысле золотой! Смилуйся, государь... Тьфу! Короче, новое корыто надо.
- Зачем? - хором удивились старуха и Двоякодышащий.
Старик промолчал, выразительно разводя руками, бровями сигналя, что, мол, только идиоты могут не понимать...
Старуха подозрительно поковыряла чешую на брюхе Двоякодышащего. Тот взвизгнул и прикрылся плавниками.
- Не золотой я! Просто блестящий!
- А раз не золотой, - сурово сказал старик, - то на сковородку! Во фритюре!
"Надо делать ноги", - понял Двоякодышащий, с грустью глядя на собственный шикарный, сложносоставной, но, увы, не приспособленный к бегу (да что там, даже и к обыкновенной ходьбе) хвост. оставалось надеяться только на красноречие и умище, развившийся случайно, в результате мутации.
- Я те дам "на сковородку"! - сурово отрезала старуха. - Нечего всякую дрянь в рот тащить.
Двоякодышащий возликовал и с благодарностью вытаращился всеми тремя глазами на спасительницу, втихаря показав старику "фак" четвёртым правым плавником.
- В спирт его и на аукцион, - ещё суровее продолжила старуха. - На "eВay" такую курдеплясину с руками оторвут.
Незолотой нерыб упал в обморок.
- Вишь, до чего животину довела, - ласково потыкал пальцем Двоякодышащего старик. - Жаль, что не золотой. Не бывать тебе, бабка, владычицей морскою. Пойду, значится, за спиртом.
- Ой, ну ладно! - моментально очнулся будущий сиделец Кунсткамеры. - уговорили... то есть, раскусили, прямо разоблачили вы меня. Я золотая рыбка. Что там надо было? Корыто? Я щаз, только до дома за джинном сбегаю. У меня знатный джинн в бутылке припасён! Английский! Настоящий " London Dry". Тьфу, о чём это я? Восточный джинн. Прямо из Хорезма или даже из Багдада! Мы его выпиваем... выпускаем, то есть, и всё! Вуаля! Будет вам корыто!
Все трое замолчали, видимо, призадумавшись о перспективах. Первой очнулась старуха.
- В депутаты не пойду, - отрезала она, - там гадюшник. А вот в губернаторы...
- Не, мать, - захихикал старик, - губернатором - это третье желание. А потом, когда станешь владелицей пароходов, то бишь , владычицей морскою, а заодно парочкой заводиков обзаведёшься, газетой... Не! Медиахолдингом, во!
- Тогда меня раскулачат, арестуют, всё конфискуют, вплоть до стиральной машинки, и придётся мне идти на поклон к нашему краеведческому музею, чтобы хоть корыто отдали. Так что ли? Не ты один, дед, Пушкина читал.
Пока старики вяло переругивались, Двоякодышащий скорбно размышлял о своей незавидной судьбе. Ни на сковороду, ни в банку со спиртом не хотелось категорически. С теплом вспоминался родной пруд при химзаводе и троякодышащая подруга, буквально вчера согласившаяся на предложение плавника и сердца. А там и до икрометания недалеко...
"Эх, а завод-то как раз сейчас очередной сброс отходов делает", - с тоской думал он.
И тут левый глаз Двоякодышащего сфокусировался на лежащих под ним квиточках.
- Э! Старики! А тут неправильно, - похлопал он хвостом по одной из бумажек.
- Где?! - взвилась старуха, властно отодвигая в сторону полезшего к ней с поцелуями старика.
- Ну вот, процент посчитан от общей суммы, а вот тут мелким шрифтом сказано, что начисление производится...
Через час Двоякодышащий возлежал, вольготно развалившись в тазике с водой, куда старуха щедрой рукой плюхнула всю, имеющуюся в доме, бытовую химию. Старухины подруги и соседки, сжимая в руках квитанции ЖКХ за последние десять лет, ожидали своей очереди на консультацию. Старик бодро ходил меж ними, строя глазки, подмигивая злобно шипящим бабкам, да пощипывая их за задницы.
---------------------
Прошло два года. Государство всё ещё выплачивало местным пенсионерам разнообразные компенсации за все годы существования города. Губернатор области широко прославился своей заботой о старшем поколении, но в узком кругу глотал успокоительное и сообщал по секрету, что стариков наверняка подменили какие-нибудь инопланетяне: ну не могут нормальные деды и бабки ТАК разбираться в законах и ТАК ориентироваться в экономике.
А городок продолжал жить тихой размеренной жизнью, как и все маленькие провинциальные городки, не жалуя суету и шумиху. Местный химзавод и окрестности получили статус уникального заповедника со скромным названием "Химия - жизнь". Приехавших по этому поводу журналистов и потянувшихся за ними экологов городские пенсионеры шуганули прочь, для верности пару раз приложив пониже спины клюками.