Думаю, людей в современном искусстве раздражает не отсутствие духовности, а подчинение тем законам, что подчиняется всё остальное. Придумывание собственных законов - вот чем, полагаю, по мнению людей должно заниматься искусство. Наука и философия занимаются разгадыванием реального, причём это реальное порой оказывается довольно неожиданным, что приближает философию и науку к искусству. Мы должны летать - это, вероятно, предполагает искусство. И плевать, что это бесполезно. А культура нам говорит, что мы должны наслаждаться. А мы не должны. Уже лет сто как не должны. Об этом нам говорил «Фонтан» Дюшана: нам больше нет нужды наслаждаться. Искусство может обойтись без наслаждения им. Культура заставляет нас покупать произведения искусства, приходить смотреть на них, и тому подобное. Театр — искусство, рассчитывающее, чтобы на него смотрели. Недаром актёру сложно играть при пустом зале. Если мы идём по улице и видим какое-то театральное, музыкальное представление, оно говорит нам: «Остановись! Наслаждайся! Это для тебя!» Напоминает бабушку, которая говорит: «Внучок, я тебе кашки наварила, блинчиков пожарила, котлеток с макорошками сделала... Там ещё молочко надо выпить, а то прокиснет... Могу ещё колбаски нарезать... Ты кушай, кушай, почему ты не кушаешь?»
Кино — это уже немного другое. Само по себе оно не диктует нам необходимость наслаждения. Диктат происходит посредством кинотеатров. Это не значит, что кинокартины не содержат в своём сообщении диктатуры наслаждения: содержат, причём многие и многие (давайте вспомним замечательные фильмы Хичкока). Но само кино как сообщение не содержит в себе этого диктата. Другое дело, что этот диктат приписывают ему внешние обстоятельства: кинотеатр, затраты инвесторов и т. д. Именно против такого приписывания и протестуют, о не только: ещё когда само искусство опирается на реальность такой жизни.
Что же можно представить в таком случае? Искусство как нечто, существующее само для себя, не рассчитанное на продажу и не рассчитанное на показ кому-то, которое представляет другие законы в неведомой нам реальности. На вопрос «может ли что-то подобное существовать?», чтобы соответствовать этой схеме, чтобы что-то конкретное можно было назвать искусством, мы должны ответить «нет», хотя вроде бы примеры напрашиваются сами собой (например, Андрей Монастырский). Получается, что мы не можем назвать искусством то, что уже знаем, потому что когда мы это что-то узнаём, оно перестаёт быть искусством. Тогда искусство — это то, чего ещё нет или о чём мы не знаем.
Но под искусством можно понимать и что-то другое, что же нам в этом случае делать? Уничтожить всё другое, сказать, что остальное — это не искусство? Зачем? Если можно сделать обратное и назвать то, о чём здесь сказано - частной практикой практикой того, что называют искусством? Но зачем? Не будет ли это тогда той же самой практикой включения в диктат наслаждения, которого мы хотим избежать? Не лучше ли мне было тогда не писать об этом, а вам не читать это? Именно вера в том, что это не так, и заставляет художника творить, именно о таком разрыве с реальностью идёт речь.