Аннотация: Паштет - это продолжение Лёхи. Один попаданец вернулся из прошлого. Его приятель очень хочет попасть в прошлое. Прода 25.04.2024
Глава первая. Кафе.
- Тебя просто убьют. Быстро и без затей. Мне там очень сильно повезло несколько раз.
Сидевший за столиком в полутемном зальчике медлительный грузный парень задумчиво кивнул, отхлебнул из кружки, потом глянул на своего собеседника.
- Пиво тут неплохое - признал он.
- Кормят тоже хорошо. Я сюда обедать хожу - сказал собеседник. Потом спросил:
"Значит опять - ничего?"
- Да. Черт его знает, может там вообще уникально-индивидуальное явление. Типа только на тех, кто с именем Лёха. Или раз в сто лет. Или когда звезды совпадают. Хотя я проверял - со звездами ничего такого в тот день не было.
- Может совсем просто - дуракам везет - усмехнулся собеседник и обрадовался появлению официантки, тащившей два блюда со снедью. Запахло жареными колбасками.
- Не получается, Лёха, тебя за дурака считать.
Парень благодарно кивнул официантке - хрупкой, темноволосой девушке, подождал, пока она отойдет от стола, потом протянул приятелю конверт.
- Это что? - спросил тот.
- Твоя доля. Продал я твою дудку. Антикварная оказалась офигенно, пошла в коллекцию одному серьезному человеку. Давно такого счастья коллекционерского не видел.
Тот, которого звали Лёхой, немного удивился, глянул аккуратно в конверт и обрадованно вскинул брови. Количество купюр оказалось неожиданно большим.
- Я думал ты эту винтовку с собой возьмешь.
- Сначала собирался, но потом решил - нет, не стоит.
- Ты, Паштет, прям как наш командир партизанского отряда - усмехнулся Лёха.
- Так соображения те же, в общем - заскромничал Павел по кличке Паштет.
- Ну да, ну да, не зря ж ты меня прямо допрашивал скрупулезно до буквы - признался Лёха, бывший в жизни совершенно обычным человеком, если не считать того, что каким-то образом после пьянки ухитрился влететь в самый что ни на есть 1941 год со всеми тамошними прелестями первого года войны, отступления, плена и прочих увеселений, в которых сгинули миллионы людей, и тем же чудом вернуться оттуда целым и невредимым. Впрочем, об этом событии в его жизни знал только этот приятель - здоровяк Паша. Зато знал достаточно точно, выспросив буквально поминутно маршрут и события в том времени. И - что особенно удивило Лёху - загоревшийся попасть в то время. Уже дважды Паштет, с обычной для него основательностью собиравшийся и готовившийся для экспедиции, выезжал на место портирования, стараясь угадать по времени, но оба раза - неудачно. Лёха, удивляясь самому себе, стал всерьез болеть за приятеля, успокаивая себя мыслью, что есть и гораздо большие идиоты и мазохисты - например, болеющие за нашу футбольную сборную.
- Так я сначала думал явиться туда прям таким героем - уже присмотрел тут себе довольно аутентичную одежку - тоже старшинскую, только попроще - с пехотными петличками, фуражка, сапоги, ремень... В общем - все как надо.
- Прямо орел, только без крыльев - пробурчал ехидно, жующий поджаристый кусочек колбасы Лёха.
Паштет не стал обижаться на подковырку, грустно улыбнулся. Хлебнул еще из кружки. Потом согласился:
- Было время одуматься. Черт его знает, как туда вывалишься и на кого нарвешься.
- Точно. И потом маршируй в колонне пленных, если сразу не пристрелят. Мне-то повезло, что я сразу на Семенова нарвался, а то через пару минут по той дорожке уже немецкий мотоциклист прошпарил. Не, в форме сразу лезть - не фонтан! Или уж надо с оружием сразу! С калашом!
- Опять не годится. Вывалюсь я с калашом посреди лагеря панцерманнов и давай ураганить на манер Рембо. Скромнее надо жить, не в кино мы. Притащить калаш и патроны для Гитлера - это хороший поворот в сюжете, а в реале - извини, такой фикус, что даже думать неохота.
- Да невелика беда - фрицы свой калаш уже тогда сделали.
- С чего взял? - как от кислого сморщился лицом Паштет.
- В телевизоре показывали. Да и до того читал что-то.
- Ты еще расскажи, что Калашников все идеи украл у Шмайссера и так далее, как это мудаки тупые сейчас делают - Паштет хмуро уставился на собеседника, но тот воздержался от дальнейшей дурной пурги. Сменил тему.
- Решил, что оружие вообще брать не будешь? ППД помнится - хорошая машинка была. А можно бы и ППШ!
- Подумать надо. Можно взять с собой, конечно, что-то этакое...
- Еще нормальному попаданцу положено с собой взять ноутбук и кучу флешек - хмыкнул Лёха. После своего приключения он неожиданно пристрастился к чтению книжек про попаданцев, и читал их одну за одной, правда каждую третью уже на десятой странице швырял в злости об стенку, а потом торжественно относил в мусоропровод, злорадно слушая, как она шуршит страницами в полете.
Паштет не стал рассказывать Лёхе, что вопрос оружия и одежды все это время был очень острым и тревожащим. Да и то сказать - не только эти виды снаряжения заставляли серьезно морщить мозги и ломать голову. В обыденной жизни Паша был достаточно разгильдяем, и дома у него - а он жил один - был развал и хаос, с точки зрения постороннего гостя. Сам Паштет в этом хаосе разбирался легко и удивлялся рассказам коллег о сложностях нахождения второго носка, чистой кастрюли и тому подобных бедах одиноких холостяков. На работе его, наоборот, считали дотошным и пунктуальным буквоедом. Как эти два начала уживались в нем - он и сам бы не объяснил, но - уживались.
Теперь хаотическая сторона характера просто заставляла ломануться в прошлое, раз есть такая возможность, а порядочная - всерьез подготовится к такой уникальной экспедиции. И основная проблема была в том, что сам Паштет никак не мог самому себе внятно объяснить - а нафига ему рваться в 1941 год. Ему гораздо легче было бы жить, если бы он четко понял - что его туда тянет. Даже и собираться было бы легче, без разброса и шатания. Но выразить свое хотения и найти причины такового не получалось никак. Это даже и злило. Кому другому объяснить было куда проще, а вот самому себе...
Когда Лёха спросил год тому назад:
- Слушай, а зачем оно тебе надо?
Паша довольно ловко нашелся, вспомнив такую отмазку давних времен:
- Зачем люди лезут на Эверест? Да затем, что он есть!
Но это не прокатило. Приятель пожал плечами и заявил:
- Видел я фото оттуда, с этого твоего Эвереста. Заснеженная помойка с двумя сотнями незахороненных мерзлых трупов вдоль тропинки, только кислорода мало и холодно, как у якутов под Новый год. Тоже мне, интерес. Обычный выпендреж и охота потом хвост пушить и пыль в глаза пускать. Ты ж не пендрила и хвастать не будешь. Ну и зачем?
Этот вопрос так и остался висеть. И это было печально, потому как собираться, имея внятную цель было бы куда проще. Вот если бы Паша хотел облагодетельствовать человечество - тогда он набрал бы с собой всякой электроники со схемами, планами и описаниями всяких великих открытий. И сразу бы явился к Сталину. Ну, как положено в почти всех книжках. Если б не убили по дороге. И если бы попал совсем не к Сталину. Или вот просто на этакое сафари дернуть, погеройствовать, поучить глупых предков, как оно по-настоящему воевать надо, тоже ясно - оружие, патроны бери и вперед! Но после службы в армии Паштет этой романтикой не пленялся, понимая что особенно блеснуть ему будет нечем. Был соблазн выставить перед собой самообманку - один из прадедов Паштета пропал без вести ориентировочно там, куда влетел Лёха. Но когда сверил с картами, понял, что это "ориентировочно" выражается не меньше, чем в 400 километрах, преодолеть которые в условиях войны будет совсем не просто. А учитывая, что от прадеда остались только фамилия да инициалы, при том, что и фамилия простецкая и распространенная широко - весь поиск приобретал достаточно нелепый вид. Вот и ломал себе голову несостоявшийся попаданец, прикидывая каждый пустяк, который надо с собой утащить и завидуя тем, кто влетал в прошлое чуть ли не на танке, причем в составе взвода.
На горбу много не унесешь, потому каждый грамм требовал осмысленного подхода. В первый раз ожидать появления портала, который Лёха описал как неподвижно висящего в воздухе светлячка, только желто-оранжевого цвета, Паштет явился будучи в нормальном туристическом снаряжении, захватив ноут и прочие электронные новинки типа айфона, заодно прибрав и маузеровский карабин с патронами, оставленный на месте портала вернувшимся попаданцем. Но, видимо, отправив и вернув Лёху, портал свое на этот год отработал. А у Паши, караулившего свое невнятное счастье, было время подумать и прикинуть, что да как. Сейчас он без удовольствия вспоминал, как нелепо подготовился тогда - оставалось только порадоваться, что портал не раскрылся. Через неделю прихватило зубы, да так лихо, что и денег и времени улетела масса. Хорош бы он был с таким развлечением, как бессонная от боли ночь! Мало не по стенкам ходил. Проверка ноута дала массу такого, что заставило бы самого краснеть, как только глянул чужими глазами на коллекцию фильмов и видеоклипов. И это еще - порнухи не было вовсе, но и остальное было мрак с печалью, если показать человеку с прошлого века.
Пожалуй именно тогда в голову Паше пришла простая в общем-то мысль, что готовится к прошлому надо еще и постарательнее, чем к подъему на Эверест. (Коль скоро сам себе Паша не мог объяснить - нафига ему лезть на рожон в прошлое - взята была для успокоения та самая чеканная альпинистская фраза).
Пролечив зубы, понял, что здоровье вообще важная штука, а на первую попытку он даже аптечки с собой не взял - так, несколько бинтиков. А ведь те же антибиотики в далеком 1941 году были бы не то, что на вес золота, а куда дороже. Потом оказалось, что за что ни схватись - все впопыхах сделано было как минимум - глупо и нерасчетливо. Оставалось только порадоваться, что не влетел башкой в портал как телок несмышленый. Хорош бы он там был с изящным охотничьим карабинчиком, но без спичек и топорика. Да так даже в поход не ходят!
Единственно, что извиняло - спешка и горячность. Но раз время есть, то за дело надо взяться как следует. И Паштет начал готовиться, для начала составив план действий и список необходимого. Полез в интернет, стал копаться на форумах всяких выживальщиков, где в кучах дурной словесной шелухи и умничанья диванных экспертов попадались и разумные жемчужинки.
В куцем списке пока значилось немного:
1. Одежда.
2. Оружие
3. Снаряжение
4. Медикаменты
5. Еда
Широкое поле для раздумий получалось. Такое широкое, что впору заработать расходящееся косоглазие. Или опустить руки и плюнуть, а в будущее заявиться в труселях и босиком - и будь, что будет. По здравому размышлению, труселя, как вариант, Павел все же отверг. Ни к чему такой эксгибиционизм нормальным людям. Да и Лёха уже этот вариант отработал. И его жалобные рассказы о лютом ночном холоде и свирепых комарах-вампирах совсем не способствовали желанию идти по его босым стопам. Надо туда являться все-таки одетым по сезону. А сезон военный, многие мужики - в форме. Дело знакомое, в армии Паша служил, и кроме того одно время занимался реконструкторскими делами, потому формы того времени в целом представлял неплохо, хотя и удивило многообразие немецких нарядов. Даже в стоимости того или иного предмета Паштет был ориентирован и насобачился отличать новодел от подлинников. И собрать более - менее приличный комплект формы - сейчас не проблема. Одеться-то можно и полковником и генералом с полной грудью наград, не намного дороже по деньгам выйдет, но вот - надо ли?
Пришлось задуматься о простом, в общем, вопросе - стоит ли влетать в прошлое этаким гордым орлом - павлином? Не лучше ли - скромной пташечкой, чтобы не привлечь недоброго взгляда? Если портал вываливает именно в 41год, да на оккупированную территорию - то встречаться придется либо с окруженцами, либо уже с оккупантами, либо с полицаями. И перед кем там горделиво прохаживаться, сверкая орденами - репликами?
Нет, стоит быть скромнее. Потому для себя Паша решил одеться без вызывающей и вопиющей роскоши. Он остановил свой выбор на кожаных сапогах, обычном ватнике, дермантиновой кепке, затрапезных рубахе-толстовке и портках ватных, рабочего свойства, из брезента. Повертелся перед зеркалом, затем еще раз глянул в инете подборки фотографий того времени - вполне аутентично получилось. Конечно опытный спец из НКВД или гестапо, да и любой портной может к чему-нибудь придраться, типа пуговки незнакомые и материал странный, но это уже не переделать. Просто надо постараться не иметь дел с гестапо, да и с НКВД по первости - тоже. Свитер взял домашний, грубой такой вязки. Носки подобрал попроще, портянок запас, а вот с бельем - не удержался и взял навороченное - с кевларовой подстежкой.
Влетело дорого, но захотелось чуток себя обезопасить, по рассказам Лёхи холодное оружие в то время было в ходу, разумеется, от удара штыком такая футболка не спасет, но вот ножиком, глядишь, и не смогут порезать. С другой стороны футболка тусклого черного цвета с длинным рукавом, особого внимания привлечь не должна была, да и труселя весьма невыразительные.
Спохватившись, Паша прикупил такие же неброские перчатки из кожзама с тем же кевларом в подкладке. Вид пейзанина в перчатках не очень вписывался в облик того времени, не носили колхозники кожаных перчаток, но на это решил Паша наплевать. Создание легенды требовало большего времени, с другой стороны в ватнике мог быть и не обязательно колхозник, а вообще бывший граф. После добавки пары потертых кожаных ремней для ношения штанов и про запас, в общем, тему одежки Паша посчитал законченной.
С оружием все обстояло куда сложнее. В наличии имелся только хорошенький и изящный охотничий карабин. Вещь старинная, цены немалой. Действительно - охотничье оружие для князей и графьев. С одной стороны - после революционного раскардача и гражданской войны могло быть всякое и пейзанин с таким ружьем был бы возможен. В принципе.
А вот если серьезно подходить к вопросу, то имевшиеся 36 уникальных патрончиков, выпущенных, судя по клеймам на донцах гильз, еще в 19 веке, отнюдь не воодушевляли на подвиги. Паша отлично понимал, что такое количество боезапаса годится только в коллекцию для тонкого ценителя, никак не для человека, собирающегося с этим оружием свою жизнь защищать. Потому и тут стоило подумать об упрощении себе житья. Перебирая информацию по оружию того времени, Павел прикидывал не только аутентичность оружия, но и его доступность и возможность добычи патронов и - в том числе и безопасность возни с этим оружием сейчас, в наше время. Очень не хотелось загреметь в лапы следственных органов только потому, что разжился стволом. Поди, доказывай следакам, что это ты не сейчас собираешься ураганить с ППШ или ТТ, а имеешь целью уйти в 1941 год, который следственным органам никак не подвластен, да и не интересен. Не поверят ведь. Да и сам бы Паштет не поверил, кабы не казус с Лёхой.
Потому длинноствольные махины, типа СВТ или трехлинейной мосинки, да и маузеровского карабина Паша отмел, как до того отмел все ручные пулеметы вместе взятые. Тяжело, заметно издаля, да и в драке с парой противников уже не развернешься без привычки к этим бандурам, а ее не было. Хотя был вариант приобретения за смешные деньги итальянского пулемета Бреда в неплохом состоянии. Но и сам пулемет являлся кошмаром оружейной мысли и инженерным ужасом, да и патронов к нему взять было неоткуда, разве что ввязываться в хитрые схемы переделок и релода. Но это дело было темное и опять же грозило еще одной неприятной статьей уголовного кодекса.
Дольше Паша прикидывал возможность явки в войну с пистолетом - пулеметом. Например, Дягтерева или Шпагина. Это было соблазнительно - получить по прибытии превосходство в огневой мощи. Плюсом было то, что в принципе достать такую машинку возможно, хотя и по кусачей цене. И даже перевести ее из состояния массогабаритного макета в боевой вид. Минусами были опять же проблемы этого времени - неходовые патроны, которых нужно было много, и полицейские дела. Так уж сложилось, что автоматическое оружие у задержанного, для полиции было адским грехом, и условным сроком при попадании закону в лапы, отделаться бы не получилось. Такой же точки зрения придерживались и таможенники, и погранцы, и безопасники, что сильно увеличивало риск вляпаться.
А портал, как ни крути, находился на территории соседней страны. И черт его знает - сколько туда мотаться придется, пока клюнет. В итоге, антикварный винтарь Паша сумел продать одному солидному человеку - достаточно известному в узких кругах коллекционеру за дикую сумму. Впрочем, для покупателя сумма была не слишком высока, Паштет старался не зарываться, цену не задирал. А себе после всех размышлений достал неофициально охотничью курковую двустволку, потрепанную, но бодрую и ухоженную. В придачу наследники помершего охотника дали допотопную приспособу для снаряжания патронов, пару горстей пыжей - из старого валенка, похоже, коробку капсюлей и початую пачку пороха. Нашлись и старорежимные тускло-желтые латунные гильзы. Прикинул Паштет, что даже немецкий патруль не будет сразу расстреливать на месте гражданского с сугубо штатским ружьецом. А обидеть с двух стволов картечью можно неплохо, если что.
Не меньше возни и раздумий вызвал и такой вроде простой предмет, как ножик. Что удивило Пашу, так это то, что разгильдяй Лёха отдал ему карабин с патронами без каких-либо условий, а вот кинжал орочий, оказавшийся штатным для сотрудников имперской рабочей службы, категорически отказался не то, чтоб отдать, но и продать тоже. Уперся, как осел. Паштету уже и самому стало интересно, и он азартно добавлял и добавлял предлагаемую кучу денег, но нет, попаданец отказался наотрез расставаться со своим ножиком.
Павел долго собирал информацию, долго прикидывал, что и как, рассматривая в инете фото звероубиийственных кинжалов, тесаков и ножищ. И его очень поразил такой странный факт - холодное оружие, попившее самое большое количество крови в боях обеих мировых войн, было самым невзрачным на вид и простецким по исполнению. Спецы сходились на том, что советский нож разведчика и немецкий окопный, который таскали с собой фрицы из штурмгрупп, были похожи друг на друга своей неказистостью, слабой эффектностью, но при том высочайшей эффективностью. В итоге по случаю удалось приобрести польский штурмовой ножик, сделанный по мотивам советского ножа разведчика. Деревянная рукоятка, латунные заклепки, простенькое лезвие и жестяная гарда. В общем, внимания не привлекает совершенно, но острый, зараза, и в руке лежит удобно. Этакая собачка, которая не лает, а кусает безо всяких.
Последним в этот раздел Паша внес топорик - маленький, легкий и удобный. Лёха все уши прожужжал, рассказывая, как мечтали ребята все время о топоре в хозяйстве. Столько всякого можно было бы с его помощью сделать! Тот же лагерь укуюшить - две большие разницы, когда топор есть - и когда его нет. Даже шалаш с топором сварганить - минутное дело. А спать под открытым небом или все же в укрытии - это опять же очень различается, ну кто понимает, конечно.
Чувствуя себя чуточку робинзоном и капельку путешественником - первопроходцем, сбор снаряжения Паштет начал с обычного сидора, как назывался примитивный рюкзак. На дно вещмешка уложил куска брезента, который был поболее плащ - палатки и мог быть использован очень по - всякому. Памятуя слова Лёхи - набрал с собой спичек побольше, благо такая валюта занимала мало места и стоила копейки, кроме того, хоть сам и не курил - взял табака побольше. Про валюту тоже подумал и покупил - удалось по дешевке - советские деньги того времени, засаленные и залапанные до безобразия, отчего и стоили недорого.
Еще думал прикупить золота, но не хватило духа, очень уж дорого выходило, взял немного серебряных рублей с крестьянином и рабочим на аверсе. Попадалось ему в мемуарах, что вполне такие деньги ходили во время войны. Завершил вопрос финансов тем, что приготовил фляжку с медицинским спиртом - ректификатом. Уж что-что, а жидкая валюта всегда в цене. Только решил, что уже все продумал - попалось внезапно в очередных мемуарах (а их перед заброской Паша читал рьяно, благо понаписали за последнее время много всякого полезного, прямо опрашивая еще живых ветеранов и записывая бытовые мелочи, ранее не считавшиеся интересными) как за карманные часы крестьянка дала харчей на группу окруженцев и несколько дней они благодаря часикам прожили сыто. Тут же подхватился и купил пяток часов - пару командирских, наручных с подзаводом и три тяжелые солидные стальные луковицы на цепочках. Говаривал Лёха, что только наглый немецкий грабеж пленных не дал воспользоваться часами умершего лейтенанта, а так - именно на харчи менять и предполагалось. Компас Паштет брать не стал, решив, что по солнцу и часам как-нибудь определит где находится и куда на восток идти.
Деньги улетали со свистом, как в трубу, но тут уже дело такое - раз пошел самолет на взлет - не затормозить. А Павел был как самолет. Транспортный, большой и упрямый.
Медикаментов набрал сначала много. Потом одумался и ограничил аптечку розовым резиновым жгутом (решив, что тот достаточно аутентичен по виду советской медицине), несколькими бинтами, куском непромокаемой ткани, потому как начитался в свое время про пневмотораксы, потом забрал таблеток с антибиотиками и противовоспалительным Найзом. Впрочем, в области медицины Паша силен не был и потому решил еще проконсультироваться с толковыми людьми. Пока хватит.
А с едой решил поступить еще проще - взять сала, сухарей, соли с сахаром и колбасы с крупой. Например - рисовой. Маркировки на всем этом не было, хрен кто придерется. И не портится. А там уж и видно будет, что да как. Неделю самому прокормиться - а там глядишь, с кем - нибудь встретится доведется.
- Я еще подзанялся немецким языком. В школе еще учил. Теперь с немцами переписываюсь и по скайпу говорю. Приезжали тут ко мне, город показывал - скромно признался приятелю Паштет.
- Это правильно. У нас парень, который языки знал, пару раз очень здорово всех выручил - согласился без возражений Лёха.
- Думаю еще стрелковку подтянуть. Так-то только в армии стрелял несколько раз, но не очень чтоб мощно вышло.
- Тоже дело. Я себе вместо плеча синяк устроил, когда из винтовки первый раз бахнул - напомнил Лёха.
Паштет кивнул. Он это помнил. И то, что в его лице появился у скромного Лёхи личный биограф здорово нравилось бывшему попаданцу. Потому и сам в подготовке приятеля принял максимально посильное участие, даже денег предложил, но от купюр гордый Паша отказался.
- Еще хотел тебе сказать про пустячки всякие - вспомнил Лёха.
- Какие? Ты же вроде все уже надиктовывал.
- Знаешь, мне кажется, что тебе бы стоило научиться с лошадками работать. В смысле верхом там поездить, с упряжью разобраться. Я это к чему - и наши и фрицы на лошадях только в путь. Будет досадно, если найдешь ездовую кобылу, а использовать будет никак. Я там несколько раз смотрел, как бурят с лошадками обращался...
- И завидовал? - усмехнулся Паша.
- Не, не завидовал. Зачем завидовать, если в группе лошадник есть. Это он меня уважал - скромно сказал бывший герой партизанских войн.
- Ну да, перемотоцикл, помню... Я тоже к слову подучился на мотоцикле ездить, да и вообще всю эту архаичную механику руками пощупал. Реконструкторы полуторку чинили, вот я и встрял. Но там все просто - одна палка, три струна и кривой стартер. Значит, считаешь и лошадендус изучить надо?
- Точно - не помешает. Это, знаешь, две большие разницы - на горбу все тянуть или на телеге ехать. Я вот еще прикидывал, что документами надо бы тебе обзавестись. На первый момент. Сейчас же чертова куча возможностей - и образцы в инете и принтеры и все что хочешь, хоть живые печати заказывай, да штампуй всякое - разное. И ещё, Паштетон, как там у тебя с прививками? - отхлебнув из бокала, пригвоздил приятеля Лёха.
- А хрен его знает, какие-то в детстве делал, но я маленький был, не помню, вроде реакция Пирке и вот ещё в прошлом году от энцефалита, - неуверенно перечислил сотрапезник.
- Значит так, про энцефалит забудь, нету там его ещё, это попозже нам американцы подкинули. А вот от бешенства и столбняка давай бегом, там повторные через год, можешь не успеть. И ещё, надо пошариться, на каком-то сайте вроде встречалась мне "Прививочная карта попаданца", короче надо в поиск забить. Тут Лёха уткнулся в кружку, пряча легкое смущение. Неожиданно для самого себя он поневоле втянулся в проводы своего приятеля и хотя сам ни в коем разе не хотел повторить свой прыжок в прошлое, но неоднократно срывался и начинал готовиться, словно сам снова идет туда, в войну. И да, про прививки все прочитал совсем недавно и про документы. Мало того - видимо мозг даже ночью думал про Паштета и портал, потому как то и дело снились Лёхе красочные и реалистичные сны именно на эту тему. Как раз сегодня такой сон нагрянул к спящему. Словно портал у Лёхи в квартире почему-то и выглядит тонкой белесой полосочкой в воздухе. Хотя вроде как это и не совсем квартира, а одновременно и складское помещение для товара, только в нем зачем-то растут деревья между стеллажей с коробками. И минул всего месяц, а Лёхе кажется - целая вечность, с тех пор, как Пашка лихо сиганул в приоткрывшуюся щель времени с криком: "Эхбля!", и почти каждый день бывший старшина ВВС приходит в урочный час к месту старта и с надеждой всматривается в сумрак леса и залежей картонных коробок, ожидая возвращения приятеля.
И вот, когда простояв в безнадёге почти час, Лёха собрался уже уходить со склада на кухню своей квартиры, которая рядом - за стенкой и чайник свистит уже, раздался непонятный звук. И вдруг, прямо из воздуха показался немыслимо прекрасный самодвижущийся аппарат. Это был цундап с коляской, на котором гордо восседал увешанный оружием Паштет! За спиной у него на заднем сидении, обхватив водителя за талию, сидела ослепительная красавица в каске с рожками, а в коляске - немецкая овчарка.
- Знакомся, Льоха - это моя будущая жена - величаво указал Паштет на девушку.
- Очень приятно - застенчиво промямлил менеджер - я - Льоха.
- Ева - представилась девушка - Ева Браун.
- Adolf! - прогавкала овчарка. Немного помолчала, и добавила - Heil! Heil! Гав!
- Ее зовут Блонди - пояснил Паштет - подарок, от Бормана. Стырили вместе с мотоциклом и золотом партии. На всякий случай.
Лёха с уважением посмотрел на горделиво сидящую собаку.
- Я думал сначала только овчарку у Гитлера украсть - смущенно сказал Паштет - Чтоб ему, суке, обидно сделать. И еще вдобавок хотел его морально унизить. Но, так уж случайно вышло, что Ева невольно закрыла фюрера своим телом, и забеременела. Пришлось и ее брать - не оставлять же на растерзание фашистам? А она мне за это рассказала, где Борман держит ключи от мотоцикла и свечу от второго цилиндра. А нычку Геринга с авиабензином в том гараже мы сами уже нашли - поэтому уже в 1943 году половина авиации у них летать не сможет. В общем, полезная девчонка оказалась. Ну а золото... я думал, в ящике патроны - все еще удивлялся, чего моцык так слабо в гору тянет и расход как не в себя.
- Вау! - сказал тут же Лёха и сам на себя рассердился.
- Это что, - возбужденно продолжил Паштет, тыкая пальцем в сиденье мотоцикла, -ты сюда, сюда посмотри!
- Сиденье как сиденье, - пожал плечами Лёха.
- Нееее, - замахал пальцем в воздухе Паштет, - это кожа со спины Гитлера!
Лёха только рот раскрыл.
- Понимаешь, он, оказывается - рептилоид! И ежегодно, двадцатого апреля - он сбрасывает старую шкурку и обрастает новой. Эта - лежала в запасе, наверное "Майн Кампф" переплести хотел. Мы ее прихватили, когда пробивались с боем к гаражику, через подсобные помещения Аненербе - там, в этих кладовках - чего только нету! Мы бы и летающую тарелку угнали, но у Блонди высотобоязнь, и ее укачивает. А в подлодку не полезли - у Евы клаустрафобия и токсикоз. Вот, пришлось так. Хорошо, что передумали на танке ехать, а то ее тошнит постоянно.
Тут Лёха задумался, как будет Паштет выезжать на мотоцикле из комнаты и неожиданно для себя проснулся. Хотя минут пять еще тупо смотрел на дверь и на полном серьезе прикидывал - пролезет ли мотоцикл, если его положить боком, или все-таки придется люльку отвинчивать. Сейчас было немножко смешно и стыдно и за сон и за раздумья о мотоцикле.
- Я прикидывал насчет документов - сказал Паштет.
- И как?
- Хрень какая-то выходит. У красноармейцев вообще документов не полагалось, кроме двух бланков в смертном пенальчике, так они их или не носили, или не заполняли. Да и не хочу я туда красноармейцем являться. У гражданских - паспорт был, но опять же не у всех и стоит сейчас такой паспорт - как автомат.
- А заново сделать? - заинтересовался Лёха.
- Не из чего. Чего удивился - Паштет отхлебнул пива - материалы сейчас не те совсем. Даже бумага по качеству совсем иная, та такая убогая, что сразу в глаза кидаться всем проверяющим будет. Единственно - справку какую написать или командировочное удостоверение. Хотя по военному времени, если не под немцем сидеть, так лучше вообще без документов. Перемудрить легко. Вон Гиммлер сам себя наказал - ему бы в штатском, да без документов вообще, а он себе состряпал солдатскую книжку рядового войск СС. Был бы без документов - пропустили бы его амеры, там в взбаламученной и распотрошенной Германии всякий такой люд толпами болтался и немцы-беженцы и гастрабайтеры со всей Европы и освобожденные ост - рабы из СССР, поди всех проверь. Их и не проверяли. А эсэсовцев как раз задерживали. И этого рядового задержали. Просто потому, что зольдатенбух СС у него был - и все. А он еще перепугался и сознался кто да что. Тут все еще хуже - я себе даже легенду толком не придумал.
Лёха усмехнулся, отодвинул от себя пустую тарелку.
- Тебе лучше всего заделаться администратором театральным.
- Вот ты дал! - по-настоящему удивился Паштет.
- Я серьезно. Профессия совершенно публике не известна, опять же не слесарь и не колхозник, а белоручка - неумеха. С другой стороны - интеллигент - балабол, толку от тебя никакого, вроде как юродивый такой. Притом безобидный. И самое главное - об этой профессии многие в том времени читали и слышали. а вот что делать администратор должен - хрен кто знает - безапелляционно заявил Лёха.
- Сроду бы не подумал, и, знаешь, не верится как-то, тем более, что все знают о такой специальности.
- Знают, знают. Причем знают, что такая есть, а вот в чем она заключается - это нет. Меня там удивляло, что у них частенько фразочки такие проскакивали. Оказалось - популярная там книжка была "12 стульев". Я ее перечитал между делом. Так там как раз был такой администратор, он еще работал как грузчик, сидел с каплями алмазного пота на лысине, раздавал контрамарки на спектакль. Так что публика не удивится. А тебе и полегче - претензий не будет за пулемет ложиться.
- Как ты рассказывал, там не шибко много пулеметов было - заметил Паша.
- А я фигурально и образно. Понимаешь, ты вот считаешь, что тогда люди другие были. А на самом деле - они такие же как мы. Все то же самое. И все различия - в речи немножко, в бытовых нюансах, в среде, так сказать, обитания. А вот глубинное - все то же самое. Черт, не знаю как это понятнее сказать...
- Прям разогнался тебе поверить...
- Ну, мне так показалось - признался Лёха.
- Помнится про женщину ту ты совсем иное говорил. Типа таких днем с огнем не сыскать.
- Ну, всякое бывает... - засмущался бывший попаданец.
Помолчали. Приложились к кружкам. Задумались оба. Лёха - о той, оставшейся в деревне вдовушке, а Паша о своих бедах.
С женским полом у Паштета как-то не складывалось. И да - он был согласен, что самая серьезная диверсия против нашей страны была сделана тогда, когда родителям девчонок и самим девчонкам вложили в головы идиотскую мысль, что все они, неумехи глупые - ни что иное, как принцессы! И что мужчины им должны уже просто по факту того, что родились они женского полу. Избалованные, глупые, жадные и бестолковые, уверенные в том, что они осчастливили мир уже одним своим явлением. Тупые родители, балуя дочек, забывали такой пустяк, что у настоящих-то принцесс папы были королями, имели тысячи подданых и цельное государство под рукой, не говоря уже о всяких пустяках типа фамильных драгоценностей, дворцов и прочего разного. В том числе и идеальной родословной, чуть ли не от Адама. Да и сами принцессы при этом были должны много знать и уметь - начиная от нескольких языков, придворного этикета, геральдики и всякого прочего в том же духе, так еще их учили быть послушными женами и заботливыми мамами. Детишек-то у них было штук по шесть - семь в среднем, рожать коронованных наследников было основной обязанностью настоящей принцессы.
И что самое смешное - они были обязаны выйти замуж за того, за кого скажут. Про любовь и собственный выбор вопрос даже не стоял. То есть еще и послушание было их добродетелью.
Нынешние же самозванки не умели ничего, кроме как требовать с мужчин деньги, машины, яхты и авто с шикарными шубами и прочими бриллиантами. Считалось при том, что взамен осчастливленный мужик получит дамскую писечку, что с лихвой покроет все его протори и убытки, но и с этим возникали проблемы, потому тупые и жадные бревна с писечками, Паштета бесили люто. Чувствовать себя вечным должником и рабом какой-то высокомерной дурищи было не по нему.
И да - складывалась у него мысль, что все-таки тогда женщины и девушки и впрямь были другими, причем весьма изрядно. И целью у них было не насосать на Лексус, а добиться чего - либо самим. Чем больше он готовился к переходу и чем больше читал про людей того времени, тем больше укреплялся в своей мысли. И только успевал удивляться, читая то про одну, то про другую героиню. Вот только что поизучал биографию одной из девятнадцати известных женщин - танкисток, и только головой от удивления крутил.
Девчонка ухитрилась и летчицей стать еще до войны и танк водила получше мужиков и в бою отличилась не раз. И выходило, что становилась она такой невероятной фигурой, которая на фоне современных дурочек с селфи по сортирам, выглядела уже мифологической величиной, типа настоящей сказочной валькирии. Тут Паше в голову пришло, что та же Павлюченко или Шанина или сотни других девчонок - снайпериц и были как раз настоящими валькириями - унося с поля боя в Хелльхейм сотни арийских воинов по-настоящему, в реале, не в опере Вагнера.
Чем больше Паштет узнавал про старое время, тем сказочнее оно казалось, причем даже на фоне древних легенд. Вон у немцев Вайнсбергские жены прославились, которым во время войны гвельфов с гибеллинами добрые враги - так и быть - разрешили выйти из обреченной на уничтожение крепости и вытащить на себе самое им ценное, что смогут на себе унести. Бабы и вытащили - своих мужей, братьев и сыновей.
Разве гимнов не достойна
Та, что долю не кляня,
Мужа вынесет спокойно
Из смертельного огня?
У немцев эта умилительная и невероятная история вошла в предания, передаваемые из поколения в поколение.
А наши девчонки во время войны так из-под огня вытащили тысячи раненых мужиков, даже не родственников. Причем без всякого милосердного созерцания врагом, а наоборот - под огнем. Причем, в отличие от вайнсбергских - с личным оружием раненых. Паштет по себе знал, как трудно волочь здоровенную чужую тушу, а уж тем более с тяжеленным вооружением - довелось на тренировке в армии хлебнуть, восчуял, когда полз с двумя автоматными ремнями в ладони и сползающей со спины тушкой расслабившегося сослуживца. Но все-таки полз, тупо и старательно, словно галапагосская черепаха на кладку яиц. И потом гордился тем, что треть сослуживцев с таким грузом ползти просто не смогла, гребла руками-ногами на одном месте.
Как могли такое совершать куда более слабые девушки и женщины - Паша понять не мог категорически.
И все это каким-то непонятным образом клубилось и смешивалось в сознании парня, создавая особую привлекательность у того времени, куда он старательно собирался. Правда, немного смущало одно обстоятельство: побывавший там Лёха больше туда не хотел ни за какие коврижки. Хотя и старался помочь всерьез. То есть - вроде как и хотел? Понять мотивы приятеля Паше было так же непросто, как и свои собственные. Ну, не был он психологом, да и стал бы раскрывать душу кому ни попадя, потому как был и скрытным и стеснительным, что трудно было бы заподозрить в здоровенном мужчине. Хотя был один случай, который странным образом повлиял на мысли Павла.
Глава два. Старичок.
(Маленькое путешествие на самолете в недавнее паштетово прошлое).
Павел терпеть не мог летать самолетами. Боялся до тошноты. Но по работе командировки были основной составляющей и до Новосибирска, например, на трамвае не доедешь. Приходилось все время летать, и в моменты ожидания, взлета, болтания в воздухе и посадки было на душе так мерзко, что передать трудно. К тому же Паштету и стыдно было в этом признаваться, ему казалась эта боязнь чем-то недостойным мужчины. Ну, был у него своего рода кодекс мужиковский, по которому он сверял свои поступки и деяния, стараясь не вываливаться за рамки. И то ли рамки тесные получались, то ли он сам не соответствовал требованиям, но как-то все не складывалось. И настроение мерзее становилось и самочувствие хромало и болеть стал чаще.
Когда в развлекательном портале попалось описание мужской депрессии - даже не удивился, обнаружив у себя практически все указанные признаки. И на работе не ладилось, проблемы не решались, а копились, но почему-то вместо того, чтобы решительно с ними разобраться - что Паштет умело делал совсем недавно, и за что его любило руководство, называя ласкательно "нашим гусеничным танком" - получалась какая-то неэффективная мышиная возня и утопание в несущественных мелочах.
Дома бутылки от пива стали скапливаться в удвоенных, а то и утроенных количествах, раньше звенящие пакеты с ними Павел выносил по понедельникам, а теперь приходилось делать это куда чаще, иначе войти в квартиру приходилось по узкой тропке. Зато в качалку ходить практически перестал, стало лениво потеть с железом. Бесился из-за каждого пустяка и пару раз неожиданно для себя влезал в дурацкие драки, вспыхивавшие на ровном месте. В общем все как расписано. Был бы Павел американцем - он бы живо пошел к своему психотерапевту, тот бы прописал кучу антидепрессантов, и Паша, лопая их горстями за обе щеки, так, чтоб за ушами трещало, быстро бы отупел и заовощел, после чего его бы уже такие высокие материи перестали бы волновать.
Но на свое счастье Паша американцем не был и потому продолжал воевать с раздраем в своей душе как умел, в одиночку.
В очередной воздушном рейсе, когда он сидел, напряженно вцепившись пальцами в поручни кресла, сидевший по соседству аккуратный старичок поглядел на него умными глазами и негромко заговорил странное:
- Иду как-то с домашними по Московскому проспекту и как-то отстал от своих, то ли загляделся на кого-то, то ли в витрину засмотрелся. Надо догнать, решил срезать. Сам себе удивляюсь - Московский прямой как стрела, но тем не менее поспешил в проулок.
Идет в одном со мной направлении много мужчин - молодых, крепких. Одного зацепил по ноге, поворачивается, ругаться начал. Негр оказался, несколько рядом - тоже негры. Тот, кого я зацепил, полез драться, я его в общем заблокировал, он рыпается, а я кричу остальным мужикам: "Помогите, негр драться лезет!", но от нелепости ситуации получается несерьезным, этаким шутовским голосом. Остальные рассмеялись, негра раздражительного от меня оттащили, успокоили, идем дальше. Все эти парни по лесенке куда-то в здание заходят, кроме одного, который стоит и бурчит: "И зачем нам, офицерам, встреча с художником авангардистом? Что он нам полезного расскажет?", а я ему кивнул и дальше - мои домашние ведь уже меня спохватились, ждут, волнуются, а я тут ерундой занимаюсь. За угол повернул - опять удивился. Шел-то по Московскому только что весной - а тут вдруг зима! И я босиком по снегу иду. И мысль первая - наверное - это сон. Но во сне не чувствуешь специфический запах, которым негры отличаются от белых и ноги не мерзнут и снег не скрипит и стенка шершавая под ладонью не ощущается так реально. И главное - во сне нет критического мышления, там все воспринимается спокойно, а тут меня все время смущает странность, которую я и ощущаю. Я прекрасно понимаю, что Московский проспект - прямой и срезать не получится никак. И что зима после весны - не бывает, хотя у нас в Питере, вообще-то всякое случается, но тут - сугробы и лед на речке на которую я вышел. То есть я понимаю, что нахожусь где-то, но не там, где привык. И здесь - Московский проспект тоже есть, но он идет дугой, что опять же странно.
Посмотрел на речку - без набережной, и здорово все это напоминает район Ульянки - советские новостройки, спальный район, знаете ли. И ноги свои жалко - не привык я по снегу босиком бегать, неуютно как-то. Понятно, что до своих, которые меня на Московском проспекте ждут, отсюда только на метро добраться можно. Смотрю, следом пара пожилая по узкой тропинке переваливается. Я у них и спрашиваю: "Как пройти в метро?"
Мужик только глянул хмуро, а его спутница рукой показывает и объясняет, что за то здание свернуть - там как раз будет метро, с седьмого этажа вход. Пошел по льду, сам удивляюсь, с чего это вход в метро на седьмом этаже, это ж как потокам пассажиров добираться? Нет, определенно что-то все не так, ребята. Но лед под ногами холодный, мокрый, скользкий, ветер пронизывающий. Пока раздумывал, что это меня на метро заклинило, вижу вдалеке в просвете между зданиями шпиль Петропавловки. Хорошо узнаваемый, освещенный привычно прожекторами, но совершенно не на месте. Но я обрадовался, бегом туда, от ориентира-то такого я что угодно найду, я же еще из ума не выжил, город отлично знаю издавна. Я вам не мешаю своей болтовней?
- Нет, что вы - деликатно ответил воспитанный Паша. Как ни странно, этот нелепый рассказ отвлек от тягостных мыслей и даже немного развеселил. Паштет решил, что сосед тоже боится летать, очень часто страх заставлял людей болтать неумолчно и Паше много чего приходилось выслушивать от случайных соседей. Иногда это напрягало, иногда злило, реже - развлекало и облегчало полет ему самому. Сейчас скорее всего получалось третье, потому Паша благосклонно покивал.
- Благодарю вас - церемонно склонил голову с редкими седыми волосюшками старичок, и продолжил сагу: "Поднялся по склону берега этой занюханной обледенелой речки - опять удивился. Никакой Петропавловки и в помине нету, вместо ночной зимы явный летний полдень и опять место вроде бы знакомое - не то Приморский парк победы, не то ЦПКО, только там в жаркий день ветерок с залива такой особенный - и теплый и прохладный и большой водой пахнет, не тиной, а именно - водой свежей. И от него листья деревьев шумят по-особенному, не как в лесу или парке без воды рядом. Но опять же - вроде и аллеи и деревья и газоны, но как-то иначе, чем привычно. Я еще больше запутался. Одна радость - теперь смотрю, не босой уже, а во вполне приличных туфлях. Прошел мимо проката гусеничных квадроциклов. Тоже вроде дизайн знакомый, вроде как узнаваемо, но гусеницы словно какие-то не такие - ни на что не похожи, ни на танковые, ни на тракторные, ни на резиновые снегоходные. Но меня-то мои родные ждут и некогда мне зевакой зевачить. И опять я за свое - спрашиваю у первого же попавшегося:
- Как мне пройти в метро? - усмехнулся Паштет, неожиданно для самого себя включившись в разговор с незнакомым человеком.
- Совершенно верно. При этом сам себе удивляюсь - почему не такси или троллейбус на худой конец. Он мне и отвечает - а вон там остановка автобуса, как раз где плакат Сезанна, аккурат там стрелочка.
Ничего я не понял, спросил другого. Он улыбается широко, а рот щербатый - двух передних зубов вразнобой не хватает и коронка дурно посаженная на соседнем - и говорит весело, что тут пешком напрямик совсем рядом, с километр, не больше, он сам только что оттуда, Сереньку проведывал. Протягивает мне на прощание руку, пожимаю и опять удивляюсь - пальцы на ней не так вставлены, как должно и большой снизу растет ладони.
И возникает у меня странное ощущение, что привычный мне мир во всем его великолепии каким-то образом разобрали на мелкие составные детали. а потом сложили обратно, но не совсем удачно или скорее - непривычно.
Попрощались, пошел в указанном направлении. Парк кончился, сплошняком заводские корпуса пошли, причем с одной стороны - кирпичные, царской постройки, но с другой - словно новенькие, чистенькие и что особенно удивляло - работающие. Тут уже не километром пахнет. Пробираюсь и пробираюсь - и совершенно без перехода - поздний вечер, явная осень, дождик моросящий. Да что такое со мной?
Посмотрел на свое отражение в темную витрину. В отражении - я, разве что похудел немного. Чувства растрепаны, все непонятно, хотя времени по ощущениям прошло совсем немного, но родные волнуются, выбираться как-то надо. Здесь-то уже четыре времени года сменились, хоть опять же как-то вперекосяк, не по правилам, словно тот, кто их меняет не очень в курсе - как должно быть на самом деле.
Кафешка рядом, решил зайти, посидеть, собраться с мыслями. Захожу - вижу за столиком старых знакомых - Альберта и Ивана, учились в институте вместе, в стройотряды ездили. Они меня тоже узнали, махнули, садись, дескать, зовут к себе. Присел, удивляюсь: Альберт, крупный чиновник, монумент, всегда следящий за своим лицом - гримасничает, как актер Олейников, а Иван такой яркий красавец всегда, а тут словно выцвел, поблек, смурной какой-то.
Я - им: "Ребята, что тут происходит? Вы можете объяснить?
Альберт только сильнее гримасничать начал, а Иван тихо так:
- Мы - нет. Вот она объяснит - и показывает глазами на официанточку - маленькую, складненькую, очень симпатичную, только бледненькую какую-то.
Та услышала, подходит, достает свой блокнотик и говорит:
- ...состояние стабилизируется!
Я хочу переспросить, рот открыл - а только мычу. Очень неудобно, больно уж девушка хорошенькая...
Старичок немного помолчал. Паштет внимательно поглядывал на странного соседа. Вроде бы тот не выглядел ни сумасшедшим, ни обдолбанным. Впрочем, в плане знакомства с сумасшедшими у Павла была явная прореха в знаниях - как-то не попадались ему откровенные клиенты психиатров.
- Я это к чему веду. К тому, что вам опасаться нечего, вы долетите благополучно и будете живы и здоровы.
- Извините? - намекающе спросил Паштет.
- Просто я завалился там, на Московском. Из первой клинической смерти меня вытащили скоростники. Потом было еще три - уже в отделении реанимации. Как видите - выжил. Но после этого у меня странная особенность появилась - я вижу по лицу человека, будет он жив в ближайшее время или с ним произойдет печальное. Сам понимаю, что звучит достаточно нелепо, но что есть, то есть.
- Маска смерти? - недоверчиво хмыкнул Паша.
- Можно сказать и так. Во всяком случае осечек у меня пока не случалось. Сначала я успокаивал себя тем, что опытный врач интуитивно видит признаки болезни у собеседника и, в принципе, профессиональный опыт у меня достаточно большой, но это никак не объясняло случайных инцидентов, типа убийства в другом городе известного деятеля, соматически здорового полностью, да и виденного мной сугубо в телевизоре. Как вы понимаете, тут весь медицинский опыт бесполезен, пули - никак не болезнь.
- Отравление свинцом - кивнул головой Паштет, полагая, что все-таки может быть тут есть психиатрия. С другой стороны страх как-то обмяк, усох и стал почти незаметным. Впрочем, может быть это было результатом разговора, отвлекшего от самоедского нервничанья.
Странный собеседник усмехнулся.
- Вам стало легче? - спросил он. Паштет ненавидел общаться с незнакомыми людьми, но тут тон был примирительный - и да, проклятая аэрофобия разжала клешни, как ни странно.
- Пожалуй - кивнул головой Паша, прислушиваясь к своим ощущениям.
- Болтовня в полете - отличное средство от страха. Особенно, если в этой болтовне есть капелька непонятного, но не слишком большая, чтобы не заставлять уж слишком сильно думать - усмехнулся старичок.
- Я и не думал, что со стороны заметно - пробурчал Паша.
- Бледность, вцепившиеся в подлокотники пальцы, одышка... Достаточно характерно. Интересно то, что в целом ряде фобий боязнь полета - самая молодая по возрасту и потому с ней справляться проще, чем с вколоченными издавна - той же боязнью пауков или высоты, или боязнью пространств. Вы ведь не боитесь ездить в лифте? - спокойно глянул странный старичок.
Паштет кивнул, думая о том, что собеседник может быть и не в себе, а может и сам опасается летать, но во всяком случае говорит непротиворечиво и да - сидеть в этом кресле стало как-то удобнее.
- В итоге получается, что это банальная боязнь смерти, не более того. Просто ваши датчики сигнализируют вам о непонятностях - смене давления вокруг, слишком быстром перемещении вашего тела в пространстве - это непривычно, а все непривычное пугает и настораживает. Сам же самолет, да и полет в общем ни при чем.
- То есть вы считаете, что смерти бояться не надо? - уточнил Павел у старичка.
Тот пожал плечами.
- Боятся всегда незнакомого, непривычного. У вас ведь есть интернет?
Паштет кивнул, усмехнувшись. Конечно, интернет у него есть.
- Так вы, наверное, видели сотни раз всякие видеозаписи номинантов на премию Дарвина? Когда любому нормальному человеку ясно с самого начала, что трюк кончится крайне плохо, но исполнители фортеля лезут к своему финалу совершенно бесстрашно? И что характерно - дохнут, так и не поняв, что с ними произошло? Такого добра во всех развлекательных порталах полно, да и самих таких порталов масса, так что должны бы видеть - уверенно сказал старичок.
- Конечно, видел - согласился с очевидным Паштет. Уж чего-чего, а идиотов в мире мешком не перетаскать и сетью не переловить.
- Вот и получается, что страх смерти - он скорее у людей не инстинкт самосохранения, потому как с инстинктом бороться крайне сложно, он, как вы, молодые люди, любите говорить, прошит в матрицу, а чересчур развитое воображение. Нет воображения - нет страха смерти.
- Эко вы повернули. А вот после ваших четырех смертей - вы перестали ее бояться? - неожиданно для самого себя спросил Паштет.
Старичок вдруг задумался.
- Интересный вопрос - признал он. Помолчали немного.
- Знаете, пожалуй, перестал. Нет, хочется в этом мире побыть подольше, семья, знаете ли, работа неплохая, вообще жить интересно, да. Но чтобы бояться, как раньше - пожалуй что - нет. Страшно умирать долго и болезненно, зная, что выздороветь невозможно и будет только по нарастающей, все хуже и хуже, но это же не смерть, это боязнь долгой боли. И тут еще и тот момент, что мне кажется, я видел другие возможные миры, знаете ли, когда помирал раз за разом. Нет, как врач я прекрасно понимаю, что этому есть объяснения в виде аварийной работы мозга в терминальной стадии, бреда, сна и так далее.
Но понимаете, сон сильно отличается от реальности, когда ты и видишь и слышишь и ощущаешь - и холод кожей и дорогу под ногами, и ветерок. К тому же критичность полностью отсутствует во сне и бреде, а я все время понимал "странность". Потому скорее склонен считать, что попадал раз за разом в другое место. В конце концов от моего мнения мир не перевернется, а других вариантов немного. Разве что рай с адом у некоторых религий, да перевоплощение в иную сущность, но в этом мире, у других верующих. И то и другое имеет сильно много слабых мест, как говаривал один мой критически настроенный пациент.
Паштет подумал было, что старичок может оказаться сектантом очередным, их миссионеры любят сначала, по общей привычке менеджмента, сначала усыпить внимание, вызвать симпатию, а потом впарить свой ненужный товар за бешеную цену. Насторожился чуток, но понял, что ошибся, старичок ровно ничего не собирался всучивать. Просто рассказал нечто, а там думай сам.
- Получается, что у вас - своя собственная вера - сказал Паштет помиравшему четыре раза человеку.
- Почему нет? Во всяком случае мне она годится больше всех прочих, и я не пытаюсь ее навязать кому либо в разумении разжиться матблагами, как это делают многие и многие пастыри. На мой взгляд некрасиво призывать к скромности. разъезжая на роскошных авто с взводом телохранителей. Это, как мне кажется, несколько портит веру во всемогущество представляемого бога. А так - только сейчас на планете поклоняются не одному десятку богов и пока ни один из них не показал наглядно, что он велик и могуч и его адепты - не мошенники и самозванцы с бредовыми мифами, а представители мощной, нечеловеческого уровня силы - рассудительно заметил старичок.
Паша успокоился, видя, что ему не будут сейчас вжаривать необходимость признать величие очередного живого бога Кузи с немедленным пожертвованием рекомому Кузе всех своих имуществ, и потому доброжелательно спросил:
- А вот эти ваши знакомые - Альберт и Иван, если не ошибаюсь - они сейчас как поживают?
- Альберт помер. За год до моей эскапады на Московском. А Иван поживает хорошо у себя в Кустанае. К слову то, что в момент моего приключения он сам лежал в реанимационной палате только усилило мое убеждение, что я не бредил.
- А он ничего такого не видал? - удивился услышанному Паштет.
- Я связывался потом с ним. Но у него был типовой набор - светящийся тоннель, грохот, неразличимые фигуры. Ничего похожего на мои впечатления. А сказать точно - то ли это тоннель в райские куши, или результат обескровливания зрительного нерва и слухового нерва, да и страдание всего мозга в целом, я не берусь. Потому скромно придерживаюсь своего мнения, считая его вполне годным и никак не хуже бабизма, джайнизма или ведьмачества, не говоря уже о не поминаемых к ночи сайентологах.
Радио тем временем забурчало голосом командира корабля и оповестило о посадке.
Пристегнули ремни, Паштет с удивлением обнаружил, что дышать ему ничего не мешает. старичок сидел рядом, тихо улыбался. Выходили с самолета вроде бы вместе, а потом сосед куда-то делся и, получая багаж и покидая аэропорт, Павел его больше не видел. Думал потом про рассказанное несколько раз, но бросил это дело. Больно уж оно все зыбко. Но летать стало полегче, да еще, когда Лёха вывалился из временного кармана, для Паши оказалось поверить в возможность этого проще. Впрочем, вера - верой, но больше убедили реальные вещи из прошлого, которые балбес Лёха в настоящем хрен бы добыл, а морочить голову своему приятелю, как описывалось в некоторых читанных фантастических рассказах, где жулики старательно создавали имитацию работы машины времени для обувания лохов на бабки, для попаданца не было никакого финансового смысла.
Глава три. Черные копатели.
От развороченной лопатами земли шел тяжелый, сырой дух. Паштет изволохался в глине преизрядным образом и здорово замотался. Он уже несколько раз спрашивал у себя - нахрена ему это было нужно, ввязываться в экспедицию копарей - нелегалов и корячиться тут в глухоманной богом забытой дыре, и чем чаще такой вопрос приходил ему в голову, тем сложнее было найти ответ.
Вначале-то ему показалось интересным пообщаться с мужиками, которые очень недурно разбирались в маленьких бытовых нюансах того времени, куда вел портал. И почему-то показалось тогда, что может быть что-то окажется жизненно важным и именно маленькая оплошность может в самый отчаянный момент угробить все дело, но поговорить было все некогда, а теперь, после того, как с просевшего блиндажа содрали слой земли и вывернули нафиг ушедшие глубоко вниз бревна наката, на разговор особо уже и сил не было.
- Горелый? - спросил сухощавый мужичок более полного напарника.
- Вроде - нет, ответил тот, изучая подгнившие бревнища.
- Уже легче. Давай генератор ставить.
Пашета удивляло то, что оснащены столичные копари было солидно, да и машинки у обоих новых знакомых были недурные, хорошо упакованные внедорожники. Правда, про москвичей толковали, что они выезжают на раскопки во главе здоровенных бригад гастарбайтеров и тянут с собой экскаваторы и бульдозеры, но эти парни - или уже мужчины - обходились менее помпезными средствами. Несколько безлошадных компаньонов, взятых на борт экспедиции, в том числе и сам Паштет, обеспечивали достаточную мощь, чтобы вырыть старый блиндаж за выходные.
- Теперь за ночь помпа блин подсушит, утром можно будет вскрывать - заметил неофициальный лидер группы - сухощавый среднего роста мужичок неприметной внешности. Паштету его отрекомендовали, как умелого и опытного эксперта по быту того времени, приятели - реконструкторы. Второй "старшой" скорее был экспертом по оружию, хотя у сотрудников соответствующих органов никаких претензий к знатоку пока не возникало. Люди были опытные, чтили Уголовный кодекс. Ну, насколько это не входило в противоречие с поисковой деятельностью.
- Так говоришь, валлоны? - спросил Паштет.
- С какой стати. Валлоны - это юг. Тут - фламандцы. Правда, может нам и не очень повезет. Но вроде бы им тут как раз наклали, а убирать за собой было некогда. Да и колхозников здесь к концу войны не осталось...
- Колхозники-то при чем? - удивился Паша.
Услышавшие его вопрос копари переглянулись. С усмешкой. Хорошо хоть не все слышали - трое как раз возились у блиндажа, устанавливая поудобнее помпу. Генератор уже запустили, и компактный лагерь осветился электрическим светом. Окружавший полянку болотистый лес при искусственном освещении стал еще неуютнее, что на копателей никак не действовало, они тут себя чувствовали нормально. Расположились даже с некоторым уютом, пахнуло дымком от мангала. Лагерь развернули быстро, привычно. Ужинали в наступавшей темноте, причем большую часть трапезы отвели не шашлыкам, а наливке на клюкве.
- И все-таки насчет колхозников? - вопросил дотошный Паштет.
- После боев трупы стараются убрать. Если, конечно есть кому, и есть на то время. Армейские команды не поспевали, причем ни наши, ни немцы, особенно если местность гнусная по природе своей, да еще и заминирована, например, да впридачу наколочено много, а еще пристреляно или наоборот - быстро двигались - рассудительно стал разъяснять археолог- любитель.
- А здесь как?
- Здесь им начистили морду и фронт сдвинулся. Не до них всем было. Потому есть расчет на то, что падшие фламандцы тут так и лежат...
- Капелла, не грузи человека. Можно сказать проще. После немецкого прихода колхозники оставались в основном на бобах и на пепелище. Голые и босые. Ни одежды, ни обувки. Особенно после того, как гансы по приказам начальства валово всю теплую одежку у местных изымали - перебил приятеля второй дока, Петрович.
- Ребята такие лапти находили, что любо-дорого - заметил один из безлошадных.
- Даже кожаные, помнится, были. Из ремешков - добавил другой.
- Короче, если хоронили местные, то ни то что сапог да шинелей - а вообще ничего не остается. Наши два приятеля так за вечер воронку разобрали с санитаркой, явно колхозники стаскивали - так на двадцать костяков - одна пуговка от подштанников. И все. Но там, правда, вроде как наши были. Если по пуговке судить.
- Мародерили, значит? - спросил Паша.
- Когда ты голый и босой, особо не задумаешься, и брезгливость мигом пройдет. А мертвым - им уже пофиг. Опять же хоронить - работа тяжелая, сил требует, времени, а деревенским и кроме того было чем заняться, манна небесная тут с неба не падает, не попотеешь - будешь с голода дохнуть.
- Странно, я много слышал, что черные копатели копают не за просто так, а тут двадцать скелетов доставать - Паша удивился тому, что темным вечером пара окаянцев рылась в такой же вот грязной яме, собирая голые кости. Странные они, эти копатели.
- Нуу, между нами это они так сдуру - попался им до того в копаной помойке немецкий алюминиевый футлярчик с таблетками. Как раз пара колес оставалась. Они и слопали для эксперименту и для вживления в образ. Оказалось, что немецкий фармпродукт еще работает. Вот на них дух святой и накатил, работали, как очумелые, практически голыми руками и в темноте наощупь, потом пару дней сами себе удивлялись. Мне упаковки от первитина тоже попадались, но всегда пустые.
- Погоди, а немецкие медальоны? Они-то крестьянам нафига нужны? - удивился Паша.
- Цветмет. Если один - конечно пустяк, а если много собрать - уже и денежки какие-никакие. Местные и сейчас еще этим в полный рост промышляют, столько всего ценного в металлолом сдали - ужас.
- Он же легкий! Это же сколько надо сдать?
- Копеечка к копеечке - глядишь - вот и бутылка есть! Птичка по зернышку клюет, а пьяная потом в сосиску. Бизнес, он и есть бизнес, а на металле многие живут - хоть в Аджимушкае, хоть в Рамушево, без разницы. Так в старое время воевали, что и по сейчас металла хватает.
- А сами как, тоже балуетесь? - спросил Паша.
Копари переглянулись, кто-то заржал.
- По всякому бывает. Сам суди - танковый трак так в металлолом идет рублей за 30. А если его ребятам сдать, которые технику реставрируют - глядишь уже и рубликов 500 выскочит. И это я говорю про БТшный трак, есть куда более дорогие. А есть такие, которых вообще не найти уже. Вон под Питером музей прорыва блокады есть, там подборка реставрированных танков. И стоит на экспозиции КВ-1С, собранный из двух грохнутых. И половины гусеницы у него нет. И хрен теперь найдешь. А то, что есть - повезло, местные из болотины вытянуть не смогли из-под танков-то, а вот все, что поверх торчало, все в утиль стащили. И собрали в итоге из 4 гусениц - полторы. А если какой-то шмурдяк со жбонью - отчего ж не сдать. Тот же гильзач попадается кучами или швеллера какие или еще что нелепое.
- Выгодное дело? - заинтересовался Паша.
Копари откровенно заржали.
- Ты, видно журнаглистов начитался, а? Типа про "мерседес" за каждый жетон? И вооружение всех банд копанным оружием?
- Ну, типа того...- смутился Паштет.
- Тогда Капелла бы своими мерсами весь район бы перегородил. У него одна из лучших коллекций жетонов немцев и их союзников. И знаешь, что странно - она вся целиком стоит куда дешевле одного "мерса".
- Но ведь пишут же? - спросил Паштет.
- Мало ли что пишут. Бумага все терпит. Еще шашлыка будешь?
- Буду, здорово получился.
- Есть главный шашлычный секрет - надо покупать хорошее мясо, тогда его и готовкой не испортишь. Держи. О чем мы толковали?
- О жетонах и мерседесах.
- А, точно. Не знаю какой мудак этот миф придумал, но чушь получилась живучая. Покруче нее только "Хронокластерные аномалии".
Паштет вздрогнул от неожиданности.
- А что это такое? - спросил он. На короткое время даже подумалось, что эти гмохи-копатели потому и занимаются этим делом, что есть у них связь с прошлым временем напрямую.
- Для аномалий еще условия не те - тягучим загробным голосом прогудел Капелла.
- А какие условия нужны?
- Во-первых, должно быть темно совсем. Во-вторых, должны ухать совы и филины...- скучным инженерским тоном перечисления задач технического условия простенькой работы принялся выговаривать Петрович.
- Волки должны выть! - дополнил один из безлошадных, жуя шашлык.
- Ветки в костре зловеще трещать и сыпать искрами - добавил другой.
- И в - третьих должна заканчиваться выпивка, что придаст окрас особой трагичности и безысходности - закончил Петрович.
- Понял - сказал Паштет, хотя на самом деле не понял.
- Так вот, про жетоны. Нет у немцев никакого интереса к опознованию и перезахоронению своих родичей.
- Погоди, я не в теме, но сколько раз слыхал, что немцы очередное кладбище для погибших в ту войну соорудили - сказал чистую правду Паштет.
- Ты не путай общественную шерсть с частной. Немецкая организация "Фольксбунд" перезахоранивает только официальные, имеющиеся у них в документах, войсковые кладбища. На это ей и деньги дают. А теперь прикинь - когда немцы делали свои войсковые кладбища со всей документацией? - спросил Капелла.
- Когда могли - пожал плечами Паша.
- Нуу, правильно. А могли они все эти условности соблюдать только в начале войны, пока наступали, нуу, или на спокойных участках фронта. Тогда и гроб и венки и печальные товарищи с постными рожами фотографируются, и крест с каской и салют и капеллан с отходной. Теперь прикинь, что потери лютые, людей в окопах не хватает, потому гробовщик лупит из винтаря, а не досочки стругает, и то, если жив еще, а потом те, кто уцелел, драпают километров двести на запад, бросая оружие, раненых и технику. У них будет время павших камарадов хоронить как положено?