Аннотация: Эксперимента ради - здесь буду выкладывать проды к толстомясым произведениям. В соответствии с просьбами читателей. Оценки прошу ставить в соответствующих разделах. Сейчас здесь файл с Паштетом 15.08.2018
ПРОДА.
Трижды Паштета роняли и дважды он все же поднимался. На третий раз пришлось уползать под телегой, а то бы и забили. Теснота рукопашки не давала толком махать саблями и ятаганами, драка шла самая такая зверья - пырялись ножами, душили, крутя жесткими пальцами шеи, выдавливали глаза и рвали рты, грызли врага зубами и конечно - молотили кулаками и всем, чем ни попадя.
Под ногами путались раненые и умирающие, подметки скользили на валяющихся трупах и пораненных и там - внизу - тоже дрались со всем остервенением уже пропоротые и искалеченные, доплывавшие кровью. И Паштет охнул и задергался, когда его чем-то острым очень болезненно пырнули снизу в пах, охолонуло ужасом - не сделали ли чертовы татары евнухом - но по ногам не полилось противной горячей мокрядью, сообразил - фиговый листочек фартука от старого ментовского бронежилета прикрыл надежно нежное паштетово тело от злой железяки кочевной.
В ушах от рева, стонов и ругани гудело, чем дальше - тем сильнее, глаза уже видели плохо и - странно - словно красной пеленой все подернулось. Враг давил и положение было безнадежно. Рваной клиповой нарезкой видел какие-то куски - то Шелленберга, рвущего из развороченного чужого лица застрявший в костях черепа нож, то стрелецкого сотника, который еще и прикрывать Паштета ухитрялся, виртуозно кромсая татар странным топором на короткой ручке, то вражеские выпады, которые пока не оказывались фатальными, но каждый мог стать последним в Паштетовой жизни, мельтешащие узорчатые одежды, яркие и пестрые - только теперь мало было белого и зеленого с синими - все уверенно становилось карминово - красным, только разного оттенка. А еще стоять было сложно - мало того, что и ноги ослабели, так еще и подошвы разъезжались на мокрой земле, отчего бившиеся насмерть воины чуточку напоминали стадо коров на льду или шоу Бенни Хилла, только вот комизм этого было некогда заметить - так, только странность нелепая мозгом отмечалась. Не как в кино, нет, совсем не как в кино.
Момента, когда вдруг все вокруг изменилось Паша не запомнил. Вот только что получил - в который раз - по морде чужим кулаком, ответно пырнув куда-то, словно в пластилин нож воткнув, увернулся от чужого лезвия, секанув ножиком по глазам атаковавшего - а что-то как в воздухе пронеслось. Не понял что, но почему-то взревели сиплыми сорванными голосами соседи - и немцы и стрельцы, причем как-то радостно, вроде как-то оживились, словно по толпе режущихся насмерть людей ток проскочил.
А враги - те наоборот как-то замялись, стали озираться, загалдели испуганно и растерянно, натиск их внезапно ощутимо ослаб. До того орали что-то слаженно и ритмично, сразу после выкриков атакуя дружно всей массой, напоминая этим волны прибоя, а тут - определенно даже неопытный Паша понял - что-то у врага не так пошло.
Московиты и немцы с ними - сами, откуда только силы взялись - поперли растерянного врага обратно к щитам, молотя топорами, саблями, шпагами, дубьем и чем попало. И попаданец физически ощутил невероятное - сопротивление врага вдруг ослабло. Это было неописуемое ощущение, которое он бы словами не смог объяснить - но враг СЛОМАЛСЯ. Вот вдруг - ожесточенно прущие напролом, не жалея себя, воины хана вдруг стали растерянно озираться, как-то странно засуетились, словно сдуваясь и теряя накал. Вот столько что были - львы, а теперь скорее - стадо баранов. И теперь их резали, а они - Паштет даже протер залитые подсыхающей кровищей глаза - теперь враги сигали через щиты обратно - то поодиночке, а мгновениями позже - потоком. Побежали!!! Они - побежали!!!
И это вызвало такое воодушевление даже у попаданца, что словно его подменили! И, яростно заорав что-то хрипатое и самому непонятное, он дернулся преследовать отступающих врагов, но его кто-то придержал за шкирку, решительно, но деликатно.
Оглянулся недовольно - канонир Хассе. Вида преужаснейшего, сразу бы и не узнал - по глазам только понял, кто это грязное кровавое чучело в изодранной, словно собаки рвали, одежде.
- Что это? Что происходит? - спросил его.
- Царь подошел с войском и ударил хану в спину. Атакующее нас войско не развернуть сразу - и это гибель тартарам. Разгром и гибель. Резня с двух сторон. Но наше дело - пушка. К орудию надо добираться, бой еще не кончен! Мы - не есть пехота! Пусть они режут друг друга боевым железом, белым оружием. Мы - канониры, наше оружие черное - гром с молниями! Пока - вот тебе аркебуза, залезай на телегу и примени ее! - непривычно возбужденно и многословно выдал речетативом старший канонир.
Паштет успел довольно прицельно (ну, говоря откровенно, ствол круги описывал но в толпу промазать трудно) бахнуть в сгрудившихся у щитов врагов, потерявших за это время всю щеголеватость и нарядный лоск, и самое главное - потерявших нахрап и злую волю победить. Опять же непонятно по каким признакам, но сейчас уже они - отбивались, а их били! Нежило принес еще два самопала заряженных, только фитиль пришлось переставлять поочередно. Бахнул и ими. И кончилась с этой стороны резня. Кто не сообразил убежать - лег кровавой неряшливой кучей, завалив искромсанными своими телами приступки щитов. А из-за загороди несся многоголосый визг и рев и улюлюкание.
Пушка стояла почти не видная под завалом из мертвецов и раненых. Немцы деловито добивали еще живых врагов. Пощады на этом поле не было вовсе. Никакой. Разве что добивали быстро, не веселясь над чужими муками и не растягивая удовольствие - только в этом проявляя гуманизм и милосердие. Хотя, как уже понимал пообтесавшийся уже в этом нетолерантном времени Павел - и это уже было очень немало. Быстрая смерть тут и была милосердием. Вон как Нежило рассказывал про пленных крымчаков, которых насадили жопой на колья. Вскоре уже не было никого, кто мог бы исподтишка пырнуть зазевавшихся пушкарей - добили всех старательно и качественно. Пораскидали тела - и пушечка предстала перед глазами.
Видно было, что кто-то попытался порубить спицы колес, а в затравочном отверстии косо торчала вбитая наспех пуля, но для канониров это было сущим пустяком.
Хассе какой-то железной хитровывернутой приблудой легко выдернул мятую пулю, буркнув поучительно - осуждающе, что полуоглохший лекарь-артиллерист понял худо, но ориентируясь на пару понятых слов, перевел как порицание глупцов мохнозадых, которые ленятся таскать с собой молоток, отчего забить пулей затравку задачка верхней сложности.
- Свинец - не железо! - согласно кивнул головой "Два слова". Он определенно проверил - не запихали ли враги что в ствол. Радостно осклабился уголками рта, ствол был пуст и туда сразу же пошел ковш пороха и пыж. Вопросительно глянул на старшего канонира.
- Ждем! - ответил тот. Но как понял попаданец - приготовлены были и пара ядер и ломаное металлическое дерьмо, служившее вместо картечи.
Паша доковылял на плохо слушающихся ногах до амбразуры в щитах, помог оттаскивать за еще теплые ноги и руки заваливших ее мертвецов. Осторожно выглянул в поле. И удивился - разрозненные и убегающие прочь кучки татарской пехоты, которой было слишком мало, сравнивая с тем валом, что шел в начале штурма, рубили носившиеся по полю кавалеристы. Рядом что-то загрохотало - стрельцы опрокинули пару щитов так, как до того пытались сделать татары - и теперь из лагеря в поле рвались конники, выливаясь лавой в проделанные проходы. Грохотали по доскам копыта, кони визжали свирепо с нескрываемой радостью вырываясь из голодного и обезвоженного лагеря на простор, хотя и видно было - ослабли лошадки-то, стоя на солнце без воды и сена.
Следом поспешным шагом рванули и стрельцы. Тоже волоча ноги, потому как голодно было в лагере все эти дни - так спешили за татарами, что бросили все обозы для скорости, силы отдав обозу с гуляй-городом. Практически все это время и не жрали толком, разве что кто конины сырой пожевал, лошадки уже дохнуть стали от такой жизни.
Нежило куда-то подевался. Паша поискал глазами рубашку покойного Шредингера - приметная она была. Не увидел, надо думать - жив пострел. Как-то уже и привык к слуге-то.
Остались только пушкари да раненые. Понятно, если ударом с тыла и фронта удастся опрокинуть татар - то уже и все. И сейчас сидя в кольце гуляй-города чертовски хотелось выбраться из этого раскаленного солнцем и заваленного трупами вонючего пекла. Паше пришлось напрячься и помочь раненым, которые удивительно стоически переносили все беды и напасти. Чистых тряпок не было и в помине, мотал раны чем попало, надеясь в глубине души, что обойдется с такой антисанитарией. И таблеток потратил массу - когда спохватился, что надо бы и поберечь - осталось их совсем мало.
А потом стало чуточку жить легче - прибежал Нежило с еще какими-то не то чужими слугами, не то обозниками просто - но принес канонирам ведро воды, на такой летней жаре показавшейся чуть ли не ледяной. Когда пили - казалось Паше, что вода эта всасывается с шипением еще во рту и пищеводе, не успевая до желудка докатиться. И оживали с каждым глотком, тут-то впору было вспомнить про сказки про живую воду.
- Бочку скоро прикатят с водицей-то - радостно сообщил пацаненок весело скаля щербатый рот.
- Куда зуб дел? - поинтересовался, возвращающийся в человеческое состояние Паштет, потихоньку входя в меридиан. У него самого болели обе челюсти и пара зубов ощутимо шатались после сегодняшнего предосудительного развлечения в виде банального мордобоя с поножовщиной. Слуге тоже по мордахе настучали?
- Выпал, хозяйин - как о само-собой разумеющемся сообщил малолетний слуга.
- А ну да, он же малой еще. Молочные там выпадают, то се... - подумал Паштет. И вот ведь странность работы мозга - сидя тут он сообразил - что за сорокозубый пришелец валялся кучкой погрызанных костей в лесу. Как раз - вот такой же Нежило. Или девчонка малая. Где-то ж сидят в челюстях заменяющие молочные постоянные зубы. А головенку детскую зверье погрызло немилосердно, вот зубешки и повысыпались...
Жизнь определенно налаживалась, благо и солнце пошло на убыток, жарило не так люто и бочку с водой привезли, а потом - и вторую и первая, опустев - мигом обернулась, да и Гриммельсбахер притащился к пушке, опираясь на какую-то клюку. Ногу он волочил, бок явно берег, дышал с одышкой и вместо морды у него была синяя подушка, в складках которой с трудом угадывались места, где были глаза, нос и рот - но живой. Как ни странно, а видеть этого ковыляющего самостоятельно пройдоху Паше было приятно. Хоть и редкая скотина его камарад - а все же - свой. То, что приятственности могла быть причиной и банальная корысть - паша не подумал.
Притащил потоптанный игрок с собой забытую по причине солености лютой жратву - сумку с вяленым трофейным мясом - и сейчас - с водичкой пошла это твердокаменная говядина на ура, только б зубы не сломать, потому как аж за ушами трещит. И так соли хотелось! Ну, понятно - даже облизнуться было сложно - налет на губах и коже - не соленый, как от пота бы полагалось - а горький и с омерзительным послевкусием. С трудом сообразил, что потерял соли много, а горечь - от горелого пороха, копотью легшего на одежду и кожу.
Опять с ранеными возился, пришлось и страдальцу игроку три витаминины выдать, чему тот обрадовался несказанно, потому как видел - стрельцам и немцам порезанным и прострелянным давал Паштет по одной таблеточке - а камараду - аж три!
И черствый душой прохвост отплатил добром - собрал с помощью "Два слова" странные квадратные шапки пришлых и оказалось, что не зря - на каждой был небольшой, но тяжеленький значок - как оказалось - из золота. Вроде и пустячок - а сверточек увесистый получился. Вообще шапки были странными - из отличного сукна, с приделанным сверху белым тонким и дорогим явно полотном, но саму структуру этих шапок Паша понять не мог до того момента, пока посмеивавшийся Хассе не показал наглядно, просунув руку в эту шапку, что оказалась очень похожей при этом на великоватый рукав.
- Эти сукины сыны, гори они в аду - ени чери. Руки султана. Каждого направляет невидимая султанская длань. Так что это не шапка, это и есть рукав. Потому и сшиты из такого доброго материала - пояснил он.
- Так это были турки? - доперло наконец до Паши.
- Не совсем - поморщился брезгливо старший канонир.