Аннотация: Первый опыт работы с заданными темами. Нужно было написать оду своему телу. Вот что получилось.
Сочинение на незаданную тему
Глава 1. Процесс
Господи - это надо же было тему такую тупую придумать: "Ода своему телу". Вот ломай теперь голову, изощряйся в эпитетах с гиперболами. Ну что можно про тело свое написать? Ноги две, руки тоже две, голова сверху торчит, ну и снизу что положено. Все. Тело закончилось. И рассказывать больше не о чем.
Вообще-то Санька сочинения писать любил. И писал легко. Хотя и учился в обычной сельской школе, хотя, как и все остальные ровесники, большую часть дня на огороде с сапкой или на выпасе с хворостиной в руках проводил, но все же изловчался чуть-чуть времени для любимого дела выделить. А больше всего на свете Санька обожал книжки читать. Самые разные. И художественные с сыщиками, пиратами, пришельцами, первопроходцами и индейцами. И научно-популярные, где просто рассказывалось об атомах и числах Фибоначи, о древних загадках и хитроумных механизмах. Но самыми любимыми историями были книги о путешествиях. Он так живо представлял себе и загадочную Индию, и знойную Сахару, и влажные джунгли Амазонки, что казалось сам побывал во всех этих местах. В то время, когда другие ребята все больше начинали на девчонок заглядывать, Санька предпочитал оставаться в одиночестве и листать новую книжку.
Нет, вы не подумайте чего, девчонки ему тоже нравились, но все же не так, как истории, напечатанные на бумаге и завернутые в обложку. Книжки ему привозил дядя, живущий в райцентре. Немного, по три-четыре в месяц. И Санька читал их неспеша, неторопливо наслаждаясь каждой страницей и смакуя каждое предложение. Потому и сочинения любил. Умел находить слова и фразы, лучше других самую суть передающие. И фантазия у него была хорошая - мог часами рассказывать истории выдуманные. За ним часто малышня на улице увязывалась: "Дядя Саса, дядя Саса, ласказы сказку исе одну. Ну дядя Саса...". Он обычно давал себя чуть-чуть поуговаривать, а потом садился важно и находу выдумывал рассказ. Всегда смешной и веселый. Так что ребятишки в восторге были и с нетерпением ожидали его следующего появления.
Но сегодня - сегодня тема была такой глупой, что в голову совсем ничего не лезло. Вот если бы про каникулы задали - тогда бы он разошелся по полной программе. Написал бы, например, о том, как в речке чуть было не утонул, водой захлебнувшись.
Санька тогда на спор с ребятами под старую вербу заплыл. Молва деревенская утверждала, что в том месте водяной живет, что любого, кто его потревожить посмеет, на дно затаскивает. Все ребята с малого детства место то стороной обходили. А Санька на этот счет свою теорию имел. Что нет там водяного никакого, а что всему виной водоворот, от коряги или камня большого. Но когда он своими мыслями остальными поделиться решил, на смех его ребята подняли. Вот и пришлось плыть под вербу, чтобы в дураках не остаться.
Вначале хорошо все шло, и он туда-обратно под склонившимся деревом саженкаами проскользив, возвращаться уже собирался, когда что-то схватило его за ногу и потащило вниз, крутя во все стороны. Умом понимал Санька, что это простой водоворот, но в душе такой ужас поднялся, что он совсем соображать перестал. Начал изо всех сил руками по воде лупить, силы напрасно теряя. И неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы тело его на помощь не пришло. Вдруг перестали сами собой руки и ноги дергаться (Санька пытался пошевелить ими, но безуспешно), и камнем пошел он ко дну речному. Все что сумел - это воздуха в легкие набрать побольше. В воде зеленой обрывки мыслей проносились только. О том что смерть пришла, и не видать ему больше света красного. В панике Санька напрягался изо всех сил, но тело словно парализовано было. И только когда к самому дну опустившись, коснулся он ступнями ила речного, вдруг сжались ноги и выбросили его в сторону, из цепких лап подводного вихря вырывая. Вот тут и заработали руки, бешенно воду колотя. А еще через мгновение голова над поверхностью вынырнула, жадно ртом воздух хватая. Долго потом еще сидел Санька на берегу, в себя приходя. Позже намного только в книжке специально заказанной, вычитал он, что тело его по всем правилам себя вело: вместо чтобы водовороту сопротивляться, действовать начало, когда течение вниз тянуть перестало. То ли инстинкт сработал, то ли знания какие древние, а только благодаря этому жив он остался!
Но ведь и это не то! История вся о водовороте, а не о теле. Что же делать? Санька поднял руку и уставился на ладонь. Что о ней расскажешь? Цвета какого-то непонятного: то ли розового, то ли желтого. Если нажмешь - белая, а ударишь - красная. На морозе - синяя, а где вены сквозь тонкую кожу проступают - там фиолетовая. Вся в изгибах и складках, длинными линиями расчерчена и сетью морщинок покрыта. Бугорочки и впадинки, треугольный шрам от раскаленного утюга, который Санька в детстве схватил. Ну о чем здесь писать? Рука, как рука.
Будь он хотя бы женщиной, и то легче бы было. У женщин тело ого-го, куда там парням до них. Санька вспомнил, как однажды заглянул к соседке за солью. На стук никто не выходил, и Санька вошел вовнутрь. В гостиной тоже никого не было. Тогда он толкнул дверь во вторую комнату, а там... Посредине стояла Нюрка - его одноклассница, соседкина дочка. Стояла в одних трусиках, готовясь на себя майку надеть. Санька просто остолбенел, не в состоянии вымолвить ни слова. А Нюрка вспыхнула вся, подскочила к двери и быстро ее закрыла. Санька никогда не заговарил о том, что произошло, ни с Нюркой, ни с кем из ребят, но очень хорошо помнил то особое состояние внутри, когда он увидел обнаженное женское тело. О красоте этой Санька был готов хоть сразу накатать длиннющее сочинение, вот только...
Только... Петр Николаевич этого не поймет. Он ведь старой закалки учитель, да еще и физик по образованию. И в литературе совсем ничего не смыслит. А после смерти жены еще и придирается ко всем, вечно недовольный то мусором на полу, то кляксой в учебнике, то исправлениями в тетрадке.
Санька живо представил себе Петра Николаевича, стоящего посредине класса, и даже согнулся чуть-чуть, втянув голову в плечи, учителя кривляя. И вдруг, именно в этот самый момент показалось ему, что он уже старик, отдавший всю жизнь сельской школе. А после смерти жены - оставшийся один-одинешенек, наедине со своими тяжелыми думами. Совсем безрадостно почувствовал себя Санька. И так жалко стало пожилого учителя, что понял он, что сочинение обязательно напишет. И напишет так, чтобы и Петру Николаевичу оно понравилось.
Но как это сделать, Санька не знал. Три часа он ломал голову, перелистывая все свои книжки. И только когда в научно-популярных "Ста чудесах света", он увидел фотографию знаменитого индийского храма, отражающегося в озере, только тогда Саньку и осенило. Как написать о такой сложной теме, как красота человеческого тела так, чтобы даже такой технарь, как Петр Николаевич все понял!
Было уже далеко заполночь, когда Санька поставил последнюю точку. Он еще раз прочитал все сочинение и тут, словно по наитию, схватил ручку и дописал еще один абзац...
Глава 2. Результат
Петр Николаевич, отложил предпоследнюю тетрадку на стопку проверенных, крякнув тихонько по-старчески.
Два года уже прошло со смерти жены его, Алевтины Сергеевны. Тогда на поминках, подошел к нему директор школы и попросил по дружбе старой, жену покойную в сельской школе заменить. С одной стороны, мол сможет в работу окунуться и от горя большого отвлечься, а с другой - две ставки они лишними никогда не бывают. Да и директора выручит крепко - где тому по нынешним временам найти хорошего гуманитария, что согласится в село ехать?
Так и унаследовал Петр Николаевич, старый преподаватель точных наук, место учителя языка и литературы, что осталось пустым после смерти жены.
Зря он тогда согласился. Совсем не по душе ему язык и особенно литаратура. То ли дело физика! Там сразу все ясно: решил задачу, нашел правильный ответ - пятерка, не нашел - двойка. А здесь как оценивать? Как определять качество сочинения? Пользовался он сначала таким критерием: соответствует ли, что написано, учебнику и статьям критиков. Вот только очень скоро заметил, что у всех учеников всегда соответствует. А потом, когда еще внимательнее читать стал, увидел, что все сочинения из самого учебника и переписаны.
После этого поменял он свои требования. Совсем просто начал оценки ставить. Сдал вовремя работу - имеешь "три", не сдал - "два". И все согласны были. Кроме Саньки белобрысого. Того Петр Николаевич еще с уроков физики хорошо знал (как же не знать, когда в классе всего двенадцать учеников!). Санька к точным наукам способности имел, но любить - особо не любил. Считал его Петр Николаевич мечтателем, в свои мысли вечно погруженным. Но что-что, а сочинения Санька писал по-другому. Никогда учебник не переписывал, а всегда собственные идеи излагал. И оценивал его Петр Николаевич тоже особо: понравилось или нет. А сочинения Санькины он всегда последними читал, чтобы остальным двоек не наставить.
Вот и сейчас, сощурив подслеповатые глаза, он осторожно открыл последнюю лежавшую на столе тетрадку и медленно прочел: "Ода своему телу".
Что за ерунда? Какому еще телу? Он чего, перепутал там все? От волнения Петр Николаевич аж тетрадку закрыл, потом успокоился чуток и за очками сходил, чтобы видеть лучше. А затем, устроившись поудобнее на старом расшатанном стуле, читать принялся.
Ода своему телу
Что в мире совершеннее всего? Где в гармонии красота с логикой сходятся? Есть ли нечто на Земле такое?
Спросите архитектора знакомого - и скажет он вам, что нет в мире прекраснее ничего комплекса Тадж-Махал - усыпальницы великой, любовь махараджи к женщине простой бессмертной сделавшей. Архитектор с восторгом описывать будет уникальность сочетания храма белоснежного с огромным куполом воздушным, словно над землей парящим, и парка зеленого с озером большим посредине, где в воде чистейшей, отражается все великолепие строений божественных на фоне неба ярко-голубого. Или может архитектор тот начнет восхищаться простотой пирамид в Гизе величавой, простоявших тысячелетия долгие и правителей с завоевателеми всеми переживших. А может по душе ему небоскребы современные, такие как в мире высокие самые Petronas Towers, взметнувшиеся ввысь двумя ракетам стройными, сходство с которыми еще более ярко серебристым цветом с металлическим отблеском усиливается...
Задайте тогда вопрос архитектору: а смог бы он здание построить с соотношением высоты к основанию 180 на 30? И чтобы у здания того фундамента не было никакого, в землю зарытого? И чтобы здание это устойчиво ветрам до 30 узлов, да землетрясениям до 7-8 баллов противостояло.
Посмеется он над вами, а может и у виска пальцем покрутит. А ведь есть здание такое. Создано природой самой. Причем не одно, а десятки миллиардов за Земли историю долгую. Это - тело человеческое, которое вопреки законам всем статики и динамики на ступни опирается, размеры которых (спросите, спросите любого строителя!) совсем недостаточны для стояния устойчивого! Способно тело наше выносить и ураганы шквальные, когда воздух со свистом мимо проносится, крыши срывая и деревья ломая. И штормы грозные, когда палуба из-под ног уходит, а волны десятиметровые в море открытое смыть готовы. И стужи лютые с морозом пятидесятиградусным да ветром пронизывающим. И температуры высокие - когда на солнце даже пластик плавится.
Спросите потом математика знакомого. И расскажет он Вам о гармонии цифр, о золотого сечения красоте, о проблеме квадрирования круга старинной. О закономерностях, в природе и числах наблюдаемых, о холодной строгости логики четкой, о фракталов непознаваемости бесконечной, о числа Пи необычности...
И задайте вопрос математику: откуда сечение золотое на свет появилось? И если эрудирован не только в науках точных он, то ответ прозвучит интересный: из тела человеческого пропорций. А какая картина лучше других отображает между кругом и квадратом соотношение? Окажется, что Леонардо рисунок знаменитый, в котором человек в круг и квадрат вписан одновременно. А потом попросите его пусть опишет функциями сложными многообразие всех черепа форм, или радужки цвета, или уха извилин.
Тогда и признается он, что хотя и доступны мысли математической величины бесконечно великие и бесконечно малые, не способна эта наука точная формулы такие создать. Выше сил ее это окажется!
Спросите потом инженера: сможет ли он робота такого постоить, чтобы на минимуме энергии мог годы долгие работать? А главное, чтобы сам себя починить умел: царапину на теле металлическом самостоятельно затянуть, порез глубокий залатать или вмятину от ушиба исправить? И чтобы робот видел отчетливо и на солнце ярком, и во тьме кромешной. И линзы оптические сам протирал, если пылью припадут. И иструментом любым мог пользоваться: от иголки крохотной, до кувалды здоровенной. Посмеется только инженер над утопией такой.
Спросите потом биолога: есть ли зверь какой, что способен и на суше, и на море, и в воздухе хорошо себя чувствовать? И чтобы жить мог и в горах высоких, и в низинах бескрайних, и в лесах густых, и в пустынях раскаленных, и на севере ледяном, и на юге жарком. Долго будет думать биолог и вспомнит, возможно даже, микроба какого-то мелкого. А крупней чтобы - никого не найдет.
Вот и выходит, что с какой стороны не смотреть - отовсюду тело человеческое самым совершенным созданием выглядит. И не важно, было оно делом Эволюции долгой или Господа Всемогущего. Главное - тот, кто тело в виде таком слепил, был Мастером Настоящим. Это и есть Тайна Великая, под носом у каждого спрятанная. Людей миллиарды красоту истинную ищут, ответа простого не замечая.
И спросите потом мать с дитем новорожденным - без запинки скажет она, что чудеснее нет на свете ребеночка маленького тельца крохотного. Спросите человека влюбленного - и будет хвалы он петь телу возлюбленной своей.
Получается, что любящим только людям, тайна эта открыта. Они только могут понять гармонию в проекте Вселенной бескрайней. Как тело свое слушая, каждый день в любви ему признаваясь, красоте и совершенству радуясь, себя и мир весь с собою вместе познать.
Случается так, что человек жизнь всю любви к другому отдал, а под конец лишился человека этого близкого. Страдает тогда душа, места себе не находя. Некуда больше любовь приложить - вот и мучается. Одно только лекарство есть - себя самого и тело свое полюбить. А для начала хотя бы слушать научиться. Чтобы позже через любовь к себе, через тела возрождение полное, дух укрепить и жизнь дальше продолжить...
Долго сидел еще старый учитель. Уже и сумерки вечерние погасли, и тьма ночная весь дом окутала. А он так и сидел, не включая света. На столе перед ним лежали две стопки тетрадок. Одна повыше - десяток сочинений на тему "Ода своему делу". Со стандартными фразами о том, как замечательно быть учителем, бухгалтером, милиционером или врачом.
И другая стопка. Всего с одной тетрадкой. С сочинением на незаданную тему. Молчал Петр Николаевич, не решаясь мыслями вспугнуть то особое состояние внутри, которое вызвала работа Саньки. Не замечал он, как подрагивали руки, покрытые крупными жилами, как на глазах, прикрытых очками, поблескивали настоящие слезы, которых не было с тех пор, как остался он один на этом свете, как откуда-то из желудка подступал тяжелый комок к самому горлу. Но впервые со смерти жены, на душе было легко и хорошо...