- Да будет тебе известно, что в Далласе, штат Техас, 22 ноября 1963 года было совершено покушение на президента Джона Фицджеральда Кеннеди - три выстрела, один из которых оказался смертельным, - тоном учителя истории сказал Глука. - Стреляли из окна 6-го этажа книгохранилища по Элм-стрит, мимо которого должен был проезжать президент. Официальное расследование всю вину возложило на одного человека - Ли Харви Освальда, 24-х летнего бывшего морского пехотинца, назвав его психом-одиночкой. Но спустя почти тридцать лет объявился некий Рики Уайт, и заявил, что в покушении принимал участие и его отец. Больше этого - решающий выстрел, убивший Кеннеди, якобы, сделал именно он. Правду ли говорил этот парень, сказать трудно. Может, ему просто хотелось приписать отцу славу убийцы Кеннеди. Тем более, что, по его словам, был и третий участник заговора, найти которого так и не удалось. Хотя это уже не имеет никакого значения. Потому что через 103 года, в 2076-м, Веталами было получено согласие на коррективу - убийство президента будет предотвращено.
- Он станет здравствовать и изменит историю настолько, что награждение человечества дарами твоих "данайцев" пройдет как по маслу?
- Ого, да мы вон какие грамотные! Почти. Жизнь Джона Фицжеральда после его "исторической смерти" - уж извини за каламбур - только одна из ступенек реорганизации. Каким образом и что изменится, увы, сказать я тебе не могу. Сам не знаю. Я ведь только исполнитель, солдат, так сказать.
- И ты не знаешь даже того, как эти изменения повлияют на твою жизнь? А, может, ты просто не родишься, откуда это известно. Или Веталы способны просчитать каждую мелочь?
- Не думай о том, как изменит тебя грядущее, думай о том, как ты можешь изменить его! - усмехнулся Глука ("Не спрашивай, что может сделать для Тебя Твоя страна - спроси, что Ты можешь сделать для Твоей страны"* - Знаменитый девиз, провозглашенный Джоном Кеннеди в речи при вступлении в должность президента США 20 января 1961 года), - Я же пока с тобой, значит, в будущем нам обоим есть место.
- Что же надо сделать мне? - Я произнес это таким брезгливым тоном, что Глука на пару секунд с тревогой вперился в мою физиономию, - встать под пули?
То, что рассказывал мне этот "засланец из будущего", вызывало чувство гадливости и бессильной злобы. Для меня это было похоже не на "последний шанс для раскаявшегося грешника", а на произвол, при котором тебя ставят перед очень неприятным выбором. "Сейчас он скажет, что я должен убить одного из негодяев, того третьего, кто сделал решающий выстрел. И что я ему отвечу?"
- Боюсь, тебе придется сделать сознательно то, что ты сделал бы случайно, не пойди все наперекосяк. Всего лишь один звонок в полицию - о том, что готовится покушение, и о том, где расположились убийцы.
Я вздохнул с облегчением:
- А я, было, подумал, что мне придется убить кого-то из этих плохих парней.
- Не придется, - в мысленном потоке Глуки я вдруг ощутил непонятное веселье, - тем более, что ты это уже сделал.
- Эй! Не дави мне на нервы своими штуками!
- Я и не собирался. Тот чернявый, который помер благодаря твоей милости в номере мотеля - Ли Освальд. Так что осталось только двое.
Для меня это, должно быть, было слишком. Во всяком случае, ничего кроме пустоты в душе и обезоруживающей усталости после его слов я не ощутил. Впрочем, мой запас прочности и так оказался слишком велик, - хватило бы и половины всего, что свалилось на меня в последние дни. Я сидел на земле посреди пустыни и молчал.
- Если бы ты был чуть внимательней, - не добившись от меня ни слова, продолжил Глука, - то первым делом спросил бы, с какой стати именно ты должен был сообщить о покушении. А я бы ответил вот что. Клод Каре приехал в мотель и случайно встретился со своим старым дружком, торговцем оружием Регги Боем. Пока ребята накачивались пивом, к Регги подошел человек, и они обсуждали какие-то дела. Регги и Клод пропьянствовали допоздна, а утром Клод увидел, что дружок старикашки Регги выходит из его номера. Любопытный малыш Клоди сунул свой острый нос в обиталище своего дружка, и нашел того в ужасном состоянии. У старого греховодника Регги были концы, и именно их он с минуты на минуту собирался отдать. Единственное, что он успел сказать Клоду, что негодник Ли забрал у него товар и деньги. И что он собирался отправить на тот свет какую-то крупную шишку. "Я ошибся, Топор. Мне всегда сходили мои плутни. А в этот раз я связался не с тем парнем." Пришла пора всхлипнуть и стереть соленую, как сама суть, слезу, леди и джентльмены! Ибо это были последние слова греховодника.
- Почему Топор, Пуппи? - это прозвище неприятно меня царапнуло.
- Почему Пуппи, Клод? Ты ведь прекрасно знаешь, что меня зовут Глука. Я понимаю - груз прошлого, пусть и не совсем твоего, штука неприятная, но уж если твой "компаньон" непосильным трудом на ниве разбоя заслужил кличку "Топор", то причем тут скромный чернокожий парень из России? Зачем называть его собачьей кличкой? Признаться, я полагал, что у тебя есть понятие о благородстве, а ты так грубо меня разочаровываешь...
- Так почему Топор?
- Не знаю я! Думаешь, я копаюсь в прошлом каждого мерзавца, с которым приходится работать... - Глука осекся. - Пардон, я никого не хотел обидеть.
- Ладно, поверю на слово. Продолжай.
- Уговорил, - Глука перестал строить из себя обиженного, - Так вот, ты сбежал бы из мотеля и продолжил свой путь. А вскоре тебе пришла бы отличная мысль завернуть по дороге в Даллас. Обеспечить рождение этой мысли было моей задачей. В Далласе опять-таки случайно ты оказался бы на Элм-стрит и увидел Ли, входящего в здание книгохранилища с длинным свертком в руке. Ты прикинул бы одно к другому: приезд президента, оружие, взятое у Регги, этого подозрительного человека... И сделал бы правильные выводы. Ты пошел бы к ближайшей телефонной будке и позвонил в полицию. Этих супчиков арестовали бы еще тепленькими, а о том, кто был тот благородный американец, предупредивший полицию, страна слагала бы легенды. Вот и вся история. К сожалению, ты просто пристукнул Ли, и теперь не обойтись без корректив. Правда, в том есть и моя вина - если бы я не жрал с таким аппетитом свинину с бобами, то не прозевал бы момент, когда ты захлопнул дверь номера. И ты не надрался бы с Регги, в то время как я, сидя взаперти, срывал злость на блохах: в нужный момент ты откланялся бы и вернулся к себе. Вернулся, чтобы с беднягой Регги увидеться только на его смертном одре...
- Патетично.
- Ты находишь? Раньше я играл в студенческом театре.
- И что теперь?
- В смысле, что теперь? Это было триста лет назад, и меня оттуда выгнали. Какое может быть "что теперь"?
Я засмеялся, вернее забулькал, заухал и выдал еще целую гамму разнообразных звуков.
- Глу-глука, - проговорил я наконец, немного успокоившись, - лучше бы ты все еще читал мои мысли. Я совсем не имел ввиду твою театральную карьеру.
Я готов был прозакладывать всю свою наличность, что под шерстью Глука покраснел.
- Шутишь? Это хорошо. Говорят, способность шутить в сложных ситуациях помогает принимать верные решения. Так вот, теперь - твоя очередь делать ход. Запомни,
Даллас, 22 ноября, Элм-стрит...
Это я уже понял. Но одна мысль во всем этом безобразии не давала мне покоя.
- Если взять чашку и насыпать в нее песка, каждая песчинка ляжет определенным образом. Если встряхнуть песок даже совсем чуть-чуть, на поверхности может что-то изменится, а может и нет, но положение каждой отдельной песчинки так или иначе, но станет иным. Скажи, Глука, как могли согласиться главы государств на изменение хода истории? Ведь их судьбы могли сложиться совсем по-другому. Может, некоторые из них вообще не родятся просто потому, что дед одного перед первым свиданием не успел поменять носки, а бабка другого - замоталась и забыла почистить зубы. Знаешь, как иногда мешают такие мелочи? А из них-то и складывается жизнь. Или Веталы способы проконтролировать все? Но в это я не верю.
- Занятная предположение, Хабр. Только очень далекое от истины. Должно быть, ты действительно очень мало вспомнил из своего прошлого, иначе как могла такая мысль прийти в голову человека, изучавшего Восток. Попробуй взглянуть на это с другой стороны. Что если все мы обладаем бессмертными душами и являемся в этот мир с тем, чтобы учиться, совершенствоваться, с каждой новой жизнью развивая вложенные в нас качества? Что если следующая твоя жизнь есть продолжение предыдущих, и за совершенные раньше грехи ты расплачиваешься теперь, и теперь же пожинаешь плоды за дела достойные? Что если каждый приходит в мир, чтобы выполнить определенные задачи? Что если каждым, от святого до подлеца, незримо руководит его собственный дух, и именно он направляет нас в нашем на вид хаотичном "шатании" по жизни? Тогда выходит, что даже если перемешать песок сто раз, каждая "песчинка" явится в этот мир, ответит за грехи прошлого и рано или поздно окажется на том месте в чашке, где судьба, фатум или карма - называй как хочешь - определила ей оказаться. Тогда вся твоя "теория невероятности" не крепче, чем дворец из мокрого песка. Так что можешь не волноваться, если твой отец забудет тебя зачать, всегда найдется добрый человек, который это сделает за него. И если тебе суждено родиться, ты непременно это сделаешь. Итак, Даллас, 22 ноября, Элм-стрит. Прощай, Хабр.
После этих слов Глука повернулся ко мне спиной и потрусил по дороге на восток. Сначала я хотел окликнуть его. Уж не знаю, может, не смотря ни на что мне было грустно с ним расставаться. Потом я подумал, что лохматая бестия не покинет меня просто так. "Знаем твои штучки, - решил я, - не пройдет и получаса, как увижу твою морду за ближайшим кустом". Но с тех пор, как серая от пыли фигура скрылась за холмом, прошло куда больше получаса, а мой спутник так и не объявился.
Сейчас я понимаю, что моя реакция на его уход была вызвана усталостью и болью. Но тогда, сидя на холодной земле, одеревеневшей задницей ощущая, как при любом неловком повороте острые камешки впиваются через подстилку в тело, я чувствовал себя самым несчастным из путешественников во времени. По-моему, я даже всплакнул немного. И только после этого провалился в утешительный морок беспамятства.
Очнулся я от того, что на мое лицо лилось что-то теплое, привкус на губах был солоноватый. К счастью, на этот раз это был не Наполеон с его "местью", и не Глука. Ни того, ни другого, я больше никогда не видел...