Почему большинство воспоминаний из моей прошлой жизни стали проявляться только теперь, когда все уже кончено? Возможно, это своеобразная плата от моих непрошеных "нанимателей". Но лучше было бы, если бы их не было вовсе - а то одно расстройство. Вот сейчас я хорошо вспомнил, как познакомился с Эммой. Она всегда была яркой, неслась в искрящемся бурном потоке жизни, и даже огненные волосы ее - и те все время будто бы развевались на ветру. Я увидел ее за столиком кафе летним варшавским полднем, и первое, что меня поразило, это именно волосы. От момента, когда я предложил ей чашечку кофе, и до того, как мы оказались в номере отеля, прошло едва ли больше полутора часов. Тогда мне пришлась по душе такая импульсивность - в этом, казалось мне, заключена самая суть моей женщины. Мы поженились через три недели - по ее инициативе. Это была веселая свадьба. Гостей на ней почти не было - пришло семеро ее друзей и трое родственников, да парочка старых студенческих приятелей - с моей стороны. Мы веселились почти всю ночь в небольшом парке в спальном районе Варшавы, а когда все разбрелись, добежали до ближайшей станции ж/д и рванули в Париж на первом же скоростном. Потом бродили по усыпанным бумажками и термобанками задворкам просыпающегося города; вечно замусоренным кварталам, на которые местные власти, наверное, так никогда и не смогут навести лоск. Пили пиво на набережной Сены, забрели к Эйфелевой башне и спугнули какого-то поддатого туриста, старательно выводившего на исполинской опоре русскими буквами: "Лихоня. Анапа, 2060"...
Это было семь лет назад; семь лет, шесть из которых были для меня счастливыми. Почему Эмма охладела ко мне? Наверное, этой женщине так же чуждо было постоянство, как и тому незримому ветру, что всегда развевал ее волосы. Почему она не сказала мне, что я ей наскучил, сразу же, как только осознала это? Так было бы правильно, по-человечески. Зачем было обманывать меня столько лет, во время которых я считал себя самым счастливым супругом на свете? Возможно, для самой Эммы измены не значили ничего. А может, она надеялась таким образом расшевелить угасавшие чувства. Со сколькими она для этого переспала, я не знаю. Должно быть, через какое-то время она привыкла к такой жизни, и все могло бы идти своим чередом, если бы, наконец, Эмма не нашла мне замену.
Последний год нашей совместной жизни был просто кошмарным, она превратилась в фурию, шаг за шагом убивавшую все, до этого объединявшее нас. Должно быть, поначалу она собиралась добиться от меня развода, а потом они с ее новым дружком решили, что лучше было бы убить не только чувства, но и меня самого. Причина стара, как сам институт брака - совместно нажитого имущества у нас с ней было немного, а на мой личный, пусть и небольшой, но все-таки капитал, после развода она претендовать не могла. Как они собирались это провернуть, я не знаю, но способов, уверен, нашлось бы немало. В нашу последнюю совместную поездку, когда я решил, что жара Рио-Гранде способна согреть наши скованные трупным холодом отношения, я нашел у нее пузырек с глюканатом кальция. Если быстро ввести кубов двадцать в вену, сердце остановится, и выглядеть все будет, как обычный приступ. Не знаю, каким образом она надеялась ввести мне его. Может, надеялась, что я свалюсь от солнечного удара, я ведь всегда плохо переносил жару. Может, это и было причиной, по которой она согласилась ехать? И то, что мы все время забывали в мотелях пиво и воду, не случайность?