Жили-были Дед и Баба, и была у них толстая Жаба. Была она такая страшная, уродливая и некрасивая, что не любила она на глаза людям показываться. А ещё меньше она любила в зеркала видеть свои пупыри, да попу с ушами, потому только и делала эта Жаба, что пряталась на печи за занавеской. К тому же, хладнокровная была, гадина, потому тёплая печка была ей очень даже в тему. И за это тёплое место Жаба конкурировала не только с женой Дедовой - Бабой, но ещё и с Кошкой.
В общем, с Кошкой Жаба не только за печь, а вообще за всё конкурировала, потому как Жаба ловить умела не только мышей, но и тараканов, и клопов морила, а ещё от всякой мелкой летучей неприятной докучающей живности прекрасно избавляла, собирая мух, комаров и мошек на свой длинный и клейкий язык, чего Кошка ну никак не могла даже при всём своём желании. У Кошки только за лазерным пятнышком хорошо гоняться выходило, но никак не за мухами-комарами, и уж тем более, не за мошками. И в отличие от Кошки, мышей Жаба уничтожала, да под кровать и на крылечко бабе с дедом не подбрасывала, не доводила стариков до истерики этим биологическим утилем неприглядной наружности. А ещё цыплят во дворе Жаба не душила. Говаривают, что хоть сама Жаба была пупырчатая да бородавчатая, но Деду с Бабой их бородавки выводила, у Кошки же получалось только радикулитные места прогревать, да и то был эффект лишь временным. Короче, как ни крути, от Жабы, хоть и некрасивая она, одна сплошная польза да выгода. Особенно ощутима была денежная выгода, когда Жаба начинала Деда душить всякий раз, как Баба у того соболиную шубу да золотые серёжки себе выпрашивала.
А Баба гневалась, негодовала и сокрушалась, мол, лучше бы Жаба Деда душила, когда тот с утра опохмелиться хочет, а то на полезные вещи, то бишь, серёжки золотые да шубу соболиную, Жаба денег взять не даёт, а на выпивку - пожалуйста... Никак, нравятся ей те зелёные чёртики, что к Деду приходят, гляди, среди них Принц Демонов сыщется, да отношения с Жабой замутит.
В общем, Баба в деле конкурирования с Жабой была солидарна с Кошкой, женской такой солидарностью. И обе две они солидарны были в мыслях конкурирования за место на печке, ибо его не хватало. И за это место приходилось конкурировать не только с Жабой, но ещё с двумя Питонами, Крокодилом, Анакондой, Гадюкой и с Пауками-Птицеедами. В общем, с Крокодилом, Питонами и Анакондой особо не поконкурируешь. А вот с Гадюкой Кошка конкурировала. Раньше. Конкурировала-конкурировала, и доконкурировала до победного конца: ухватила Гадюку за бошку когтистой лапой, в один мах подтащила к себе, да хрясь её за шею. А Птицеедов Кошка самих сптицеедила. Но вот с Крокодилом, Питонами и Анакондой лучше бы было не конкурировать. Лучше с Жабой, хоть та - тварь с поросёнка размером, тропическая, поди, попа у неё с ушами, а шея тоже необъятная, как с Гадюкой с нею не поступишь. Но её можно было попробовать перехитрить.
Чего Кошка попыталась и сделать. Влезла она на печку к Крокодилу, двум Питонам и Анаконде и говорит человеческим голосом:
- А знаете ли вы, болезные, что когда дед задумал каждому из вас по террариуму купить, Жаба на него набросилась, в горло вцепилась, и давай душить! Вот потому у вас ни у кого своих террариумов и нету. С ванночками, лампочкой и коряжками... А тебе, Крокодил, конечно, коряжки не в тему, но тебе песочек бы такой был, на котором лежать бы было удобно, брюшко своё бронированное чесать...
Зевнули тогда гады пресмыкающиеся, все синхронно, словно собирались хором запеть, и в ответ Кошке говорят:
- И думаешь, мы поверим тебе, плутовке? Наших друзей - Птицеедов самих сптицеедила? Скорее мы поверим, что это ты Деда душила, точно так же, как до того Гадюку придушила на наших же глазах. Да только у Деда шея хоть и костлявая, но всё же потолще Гадюкиной будет, не по зубам тебе его старые хрящи оказались! Так что брысь отсюда, болезная, мало того, что на нашего хозяина покушалась, так ещё и на Жабу теперь наговариваешь!
Не понравилась Кошке эта солидарность хладнокровных узурпаторов, которых Дед за неимением террариумов в мешках льняных держал да на печи грел, а когда зимой дрова кончались (то Деда лень одолевала запасти их вовремя, то год на дрова был неурожайным), и печь не работала - он и вовсе нагревал кровать феном, и всех гадов этих тропических с собой туда ложил, чтобы от его человеческого тепла всю ночь нагревались. Да не слышал Дед о том, что бывает с теми, кто Гадюку на груди пригреет... В общем, от Гадюки Кошка его уже благополучно избавила, а вот он - хрыч неблагодарный, простить до сих пор не может, ещё и во всём своём зоопарке разъяснительную работу провёл, так что им мозги теперь и не прокапаешь! В общем, Питоны и Анаконда - хоть и не Гадюка, но тоже змеи, все её родственники, да вот как только их извести-то теперь? Ни хитростью не взять, ни силой... А вот Жаба... Эта дура на слово доверчивая, с ней можно попытаться провернуть одну интригу и дьявольскую махинацию.
И вот пришла Кошка к Жабе и говорит:
- Жаба, а Жаба? Слышь? Дед с Бабкой тебя не достаточно сильно любят, потому что ты не нужна им, ты бесполезная!
И залилась тут Жаба крокодиловыми слезами, сама не своя от горя, из дому вышла, в тёмную чащу убрела, уткнулась в принесённую с собой подушку и давай реветь. А потом задумалась, чем это она бесполезная, ведь и вредителей из дому изводит, и бородавки тоже, и Деда периодически душит, чтобы не покупал Бабе блажь всякую, которая ей, кстати, карге старой, совершенно без надобности. Ну, зачем Бабе в деревне золотые серёжки, да шуба соболиная? Чтобы гопник какой деревенский за ближайшим поворотом кирпичиком долбанул её по темечку, да всё это снял и с собой забрал?
Да вот на этой мысли только Жаба вдруг перестала реветь да подняла свою голову, жёлтые глаза её округлились от изумления, а рот огромный сам приоткрылся, от чего страшная пупырчатая морда аж вытянулась: стоял на поляне мужлан, под два метра ростом, и ещё метр в плечах, челюсть - как ковш у экскаватора, глазки маленькие, близко посаженные, глубоко утопленные... А на бедре в кобуре, страшно подумать... Пистолет! И на оголённом плече волосатой, как та самая соболиная шуба, руки, страшная такая татуировка!
И тут полетели мысли в Жабиной голове быстро-быстро, не до слёз и не до соплей ей стало. И начала Жаба соображать, что много чего она по дому делает, да только всё это или не нужно вообще, или мелочь, без которой обойтись можно. Ну, вот зачем Деда душить всякий раз, как Баба цацки у него просит, ну стукнет её гопник, но зато перед этим Баба всё же успеет получить удовольствие от шопинга. В конце концов, кто знает, сколько нам ещё отпущено. Да может, и не помрёт Баба от удара кирпичом по голове, хотя, расстроится жутко... Но зато ей будет чего вспомнить! Останется дед без долгосрочной заначки, зато трезвее будет... А комаров зачем вылавливать, говорят, их укусы иммунитет повышают. А мух зачем? Погоняется Дед сам за этими мухами с мухобойкой, будет ему, какая-никакая, на старости лет, да разминка!
А всё, что раньше Жаба о себе думала - всё неправильно было, все приоритеты ценностей не так она расставляла... Не пользу она приносила, оказывается, а благими намереньями дорогу в Ад мостила...
А Кошка... Кошка не делает столько всякого ненужного, и бородавки не выводит, зато Кошка шелковистая вся, и мурлычет сладко, красота одним словом. Кошка - она красивая, а, как известно, мир спасёт не польза, а именно красота! Если про благие намеренья есть предостережение, то про красоту его и нету!
Но заела Жабу в этом месте досада: она, что ли, сама себе свою внешность страшную-пупырчатую выбирала? Не виноватая она, что такой гадкой-склизкой на свет уродилась! И как ей с такой внешностью полезной-то быть? А полезной быть ой как хочется! Ведь нет ничего хуже - чем оказаться ненужной никому и бесполезной абсолютно... Вот и принялась вспоминать Жаба дальше, да ничего лучше не вспомнила, кроме как то, что Кошка дохлых мышей Деду с Бабой под кровать, да на крылечко подбрасывала. Какое-никакое, а мясо!
И решила в этом месте Жаба, что мыши - это мелко, это разве что в блокаду великий дар небесный среди полной-то голодухи. А сейчас, поди, времена не такие суровые, мышью сыт не будешь, так что надо добыть Деду с Бабой не мышь, а целого медведя! И плевать, что дед с загнанным в угол, перепуганным и непредсказуемым хищником не справиться, Жаба об этом не подумала. Жаба вообще редко о чём думает. В общем, медведи в этом лесу отродясь не водились, иначе бы всякие гопники так без страху по лесу бы не шастали, но если нельзя медведя, то она, Жаба, добудет Деду с Бабой лося! Собственно, вот он - лось собственной персоной, таких мужиков, как этот, иначе, чем лосями, не называют. Да и зачем-то в чащу ещё полез, лось и есть! Да и к тому же, вон, пистолет на бедре, не иначе как гопник, значит, его не жалко!
Изготовилась Жаба, да как выпрыгнет из кустов с громким кваком, тут "лось" и поседел с перепугу, кошмарную внешность Жабину увидивши.
А Жаба не успокаивается, квакает, надрывается, еле до "Лося" дошло, что от него хотят, развернулся да наутёк драпанул. Ну, правильно, пущай сам бежит, не тащить же его на себе убиенного? И припустила Жаба следом, да квакает, квакает угрожающе, темпу не сбавляет! Завернула "Лося" в нужное место, да к деревне погнала, вдоль по улице, да прямо в калитку, во двор к Деду с Бабкой, погоняла по двору под носом у перепуганной Жучки, а дальше в сени. А из сеней прямо в светлицу с печкою, где Дед как раз почивал, сны эротические видел.
От шуму-гаму и бедламу Дед вскочил, да за сердце схватился, а как увидел того "Лося" взмыленного, да с пистолетом, а у самого под рукой нет ничего: топор недавно поломался, а ружья в доме отродясь не водилось, не бывал дед охотником! Так инфаркт старика разобрал от ощущения полной беззащитности. Еле Баба потом откачала, благо, её на тот момент дома не было, к соседке ходила, сериалы обсуждать, а то и с ней бы плохо стало, и никто бы потом Деду-то не помог. А когда Баба вернулась - всё уже улеглось, в буквальном смысле. "Лось" перепуганный, увидав дедов террариум на печке, что в льняных мешках кантовался, не выдержал и в обморок улёгся. Дед же до этого уже лежал.
Не сладко пришлось Бабе, двоих лежачих в чувство приводить, особенно учитывая тот факт, что валидола Дед не держал, на Жабу в сердечных делах уповал и надеялся, всё к груди её прикладывал, де, она ему сердце всегда лечила. Но в этот раз Жаба, до безобразия довольная и гордая своим геройским поступком, почему-то не помогла, хоть и старательно на груди сидела, поквакивала, зоб надувала. Пришлось в итоге лекаря вызывать, да ждать, пока он приедет в деревню из города по раздолбанным дорогам деревенским.
В общем, это поползновение Жабы на рожон могло очень и очень плохо кончиться, но в этот раз обошлось. Хоть скорую и ждали полутора суток, Деда всё-таки госпитализировали. А инцидент с мужиком из лесу Баба тогда замяла, пообещала ему, что придержит всех чудищ, даст уйти спокойно. "Лось" весь такой благодарный был, что даже злиться не стал, ещё и денег дал за спасение.
Правда, потом, когда Дед на поправку пошёл, "Лось" этот вернулся. Уже не такой добрый, а злющий как чёрт, ведь своей головой, предназначенной для того, чтобы в неё есть, два плюс два всё-таки сложить он был в состоянии, чего, собственно, и сделал, когда в себя после шока пришёл. И понял, каким-таким чудом Бабке удалось чудовищ заморских усмирить, и чья нечисть пупырчатая на него в лесу напала. Понял, и пришёл разбираться. И деньги свои назад требовать. Те, на которые Баба всё-таки изловчилась купить себе соболиную шубу да серёжки. Которые потом гопник на улице с неё и снял. Прямо у той лавочки с китайскими подделками, под модный бутик косящей, в которой Баба и отоварилась. Так что назад отдавать оказалось нечего.
Но снова обошлось. Отделался Дед тогда лишь письменными и устными извинениями, потому как "Лось" тот оказался вовсе не бандитом и не гопником, как Жаба подумала, а Тимкой-Омоновцем, который приезжал в деревню проведать бабушку. Только не жену Деда, у которого Жаба жила в купе с террариумом на печке, а свою собственную бабушку. А будь он гопником или бандитом, на что Жаба ориентировалась, кончилось бы всё намного хуже. Хуже бы оно кончилось, и будь у Деда сердце покрепче и топор под рукой, или ружьё над печкой - сел бы тогда за убийство должностного лица, и плевать - что от страха и в состоянии аффекта. Ещё и совестью бы всю оставшуюся жизнь Дед мучился, и в Ад бы загремел по тому пути, что вымостила ему Жаба своими благими намереньями услужить да порадовать. Вернее, выслужиться и полезность свою доказать. А так - только жесткое обращение с животными Деду припаяли, да незаконное содержание экзотических рептилий, и весь его террариум, размещённый на печке, изъяли. И Жабью кожу тоже, за неё ещё и браконьерство впаяли, не знали же, что Жабу дед не убивал, она сама из кожи вылезла и в качестве ложного следа её бросила, чтобы изъятой не оказаться.
Баба во время всех этих процедур изъятия Тимке-Омоновцу пыталась заявление подать, о том, что у модного бутика её ограбили, да тяжкий вред её здоровью причинили. Но не взял Тимка заявление, сказал, что уличными грабежами не занимается. Вот суррогатными товарами, в число которых незаконно приобретённые экзотические животные входят - да, а гопниками - это не к нему, это лучше просто пойти в Отделение Полиции, там заявление примут и направят куда надо. Да вот только ноги у Бабки были слабые и больные, не дойти ей до Отделения Полиции было, и на автобусе сельском не доехать, он раз в неделю ходит, да и чтобы на него успеть - встать спозаранку надо. А потом ещё неделю промаяться в городе, неизвестно где, пока обратный автобус будет. После модного бутика, который оказался лавочкой с китайскими подделками, Баба всю эту неделю в больнице коротала, а вот если просто в Отделение Полиции ехать - то и кантоваться негде будет, нет у Бабы родственников-знакомых в городе, а на гостиницу никакой пенсии не хватит.
Осталась после разборок с Тимкой и конфискации у Деда и Бабы из животных только Кошка и Жучка. Да лебедь. Белая. Вернее, Чудо-В-Перьях. Белое и пушистое. Потому что когда скинула Жаба шкуру, то вспомнила сказку о том, что жили-были на белом свете Василиса Прекрасная и Василиса Премудрая, одна была дура, другая - некрасивая. И, помня, какая она склизкая и пупырчатая, и какая попа у неё с ушами, себя отнесла она ко второй, хоть знать не знала, ведать не ведала, что была на свете ещё и третья Василиса, и дура, и некрасивая одновременно. Но свойство оборачиваться Лебедью, когда лягушачьей шкуры не остаётся, тем не менее, она имела, им и воспользовалась, чтобы в человечьем обличии уродиной не щеголять. К тому же, документов-то у неё не было, так что Чудом-В-Перьях ей было проще, да и спроса с неё как с животины - то есть, никакого. Если только человека не загрызёт. Но она и не планировала, на то у неё Дед был, пусть пока и без ружья.
Так что, можно сказать, обошлось всё. Чуду-В-Перьях в людей бы поверить. В лекарей, которые Деда после сердечного приступа реанимировали, да в Тимку-Омоновца, кто, не смотря на все зверства с ним сотворённые, полномочий своих не превысил. Дал Деду условно за преклонный возраст да за содействие следствию, да за то, что знать Дед не знал, что запрещённых животных покупает, и что продают их контрабандисты незаконные.
Но каждый из всего случившегося исключительно свои выводы делает, вот и Чудо-В-Перьях совершенно о другом задумалась. О том, что полезность-то свою она так и не доказала! Надо бы настоящего маньяка пригнать, а чтобы осечки таки не было, починить топор, да положить Деду на печку, после конфискации Питонов, Анаконды и Крокодила, там места освободилось не только для Кошки с Бабой, но и для Жучки, и для настоящего боевого топора!
А мораль в чём? А какая может быть мораль, когда все ориентиры настолько сбиты и расхлябаны? Дед пьёт, Баба его пилит и цацки клянчит, Кошка интриги плетёт, а Жаба - дура набитая, на подначки глупые ведётся из-за своих комплексов неполноценности помноженных на врождённое тщеславие и мнительность. Вот и остаётся Жучке только молиться, чтобы Кошке снова не вздумалось Чудо-В-Перьях подначивать, а самому Чуду-В-Перьях моча какая в голову не ударила, да ещё раз качок какой в лесу не повстречался. А то маньяком его посчитает, не разобравшись, а потому, что для совершения геройского подвига ей виноватый нужен.
А ведь Чудо-В-Перьях где-то ружьё раздобыла и над печкой повесила, а у Деда лицензии на него нету. Да второго инфаркта старик не переживёт, а если ещё и застрелит невиновного - то гореть ему за это убийство в Аду, в который Чудо-В-Перьях дорогу своими благими намереньями мостит ему старательно! Вот так и живём, скрестив пальцы на удачу и давясь от мысли, что надо бы меры принять к социально-опасным субъектам, да вроде закон не позволяет, пока инцидента настоящего не было... А тут вообще и не субъект вовсе, а Чудо-В-Перьях, к тому же, белое и пушистое!