Норд Ноэми : другие произведения.

Витасфера. Каменное Небо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    ЦЕНЗУРА ВОСКРЕСЛА И СЕГОДНЯ УДАЛИЛА ЭТОТ МОЙ РОМАН ВМЕСТЕ С ДРУГИМИ ПОВЕСТЯМИ И РАССКАЗАМИ. БЕЗ ВСЯЧЕСКИХ ОБЪЯСНЕНИЙ, БЕЗ
  
  УДК 821.161.1-312.9
  ББК 84 (2 Рос = Рус) 6 - 44
   Н 82
  
  
   Норд Н.
  Н82 ВИТАСФЕРА, МАФИЯ "ФИКС" и другие...
  
  
   В оформлении обложки использована работа художника Гюстава Доре.
  
  
  
  "Человечество проиграло войну. Решено было уйти глубоко под землю и там переждать триумф мельчайших..." 300 лет одиночества во имя стерильности и сохранения генофонда, подчинение разума и воли алгоритму "Лотерея Любви". Читатели нового романа Ноэми Норд узнают о роковой мутации обитателей подземной Витасферы.
  "Мафия "Фикс" - первая книга сатирического романа о создании уникальной ЭВМ, трансформирующей созданные образы в реальность.
   "Все так точно в 103 секторе" - сатирическая трилогия о приключениях двух орбитальных детективов, расследование ими запутанных криминальных дел в освоенном космосе.
  В сборник вошли научно-фантастические повести и рассказы, в которых удачное сочетание сатиры, эротики и острого сюжета перенесет читателя в удивительный мир современной фантастики.
  
  
   УДК 821.161.1-312.9
   ББК 84 (2 Рос = Рус) 6 - 44
  
  
  
  
  ISBN 978-5-9976-0027-3
   <
   <;
  
  
  
  ЧАСТЬ 1. ГОРОД ПОД ЗЕМЛЕЙ.
  
  -1-
  
  Ничем не заполнить гнетущее чувство; оно бесконечная пауза, сдвиги в со-знании, роение образов и опустошенность. Наяды и скоморохи, рыцари и хохо-чущие феи... Их легкие силуэты скользят вдоль аллей. Но оживленность наду-мана, - эффект голограмм, навязанная радость, отсутствие идей. Реален лишь тремор бледных пальцев над подоконником, за которым вечная ночь, пляс без-душных огней, фейерверк одиночества каждого с каждым в этом мире.
  Галлеор вытащил из письменного стола упаковку ампул, обхватил голову руками. Кончики пальцев различили пульс на висках. Что значит себя убить? Размазать тело по улицам и площадям? Оставить часть плоти на стенах и витринах, как нестертую пыль? Он распахнул окно. В комнату хлынули волны веселья, звуки легких страданий и ссор:
  - Эй, Паулиссимо! Сегодня твой день! Ты слышишь, красавчик? Я буду ждать тебя в холле под "Маленьким Эльдорадо!" В том ресторанчике, где по-дают славерсы без джейра! Обожаю! Поторопись! Надеюсь, ты изучил мое резюме? У нас с тобой совпадет! Мы получим звание самой сексуальной па-ры! Да! Да! Да!
   Беспрерывное звучание музыки, примитивной, плоской, чертящей в душе не волны, а дикие углы зигзагов, опустошало. Если бы кто-то знал, какая пытка - пошлые ритмы... Они убивают разум, проникают в самое сокровенное, при-учают одинаково мыслить, одинаково чувствовать и дышать. Происходящее во-круг так мелочно. В нем нет связи. Прошлое оторвано от будущего, оно провал в пустоту. Мы катимся в бездну. Но страдания пар под окном не об этом:
  - Вайра, ты поняла, что мы нарушили закон? Ты поняла, что я не мог отка-зать? Ты навязалась, а я всего лишь проявил слабость. Ты сама вовлекла меня в незапланированную близость. Запомни. И повтори это на Совете Матерей. Твоя дефлорация не такое великое преступление. А мне будет предписано... Сама знаешь что... Смена пола не для меня. Я не смогу зачать ребенка. Это выше моих сил! Это противоестественно! Ты понимаешь, что я рожден быть мужчиной? И ради спасения человечества я должен всю жизнь трахать вас, мелких, мелочных, пакостных самок. Разве это не подвиг? Ты должна проявить стойкость и сознаться в своей вине. Да-да! Хотя бы затем, чтобы спасти меня. Вайра! Слышишь? Разве ты не знаешь, как мало осталось нас, мужчин? Умоляю!
  И даже если захлопнуть окно, отвратительная музыка рабской пошлости просочится сквозь пластик условных стен. Мы как амебы. Нет никакой раз-ницы. Волны вечного кайфа гнут и корежат наши организмы в одном беспро-игрышном ритме; ни печали, ни сомнений. И разве во всем виноват недоста-ток каких-то витаминов, недополученных в детстве? Говорят, нам всем не хватило озона. Его избыток там, где небо и грозовые раскаты. Но туда нельзя.
  Разрывы ракет и россыпи радужных искр оглушили на миг и ослепили. Сквозь ливень конфетти он разглядел собравшуюся в ожидании главной це-ремонии толпу. Длинные когти фейерверка вгрызлись в стеклянный купол дворца. Ликование толпы усилилось. Шуршание ажурных рукавов, скрежет фольги под ногами, игривые па...
  - Иди к нам, Галлеор! - приветливо помахали две дамы в масках. - Развейся, красавчик! Или тебя уже кто-то выбрал? Тогда поздравляем твою даму!
  Он узнал их и наглухо закрыл створки окна, сквозь тонкий пластик услышал:
   - Лучия так хороша! Но с ней что-то происходит. Кавалеры уходят ни с чем. Матери поговаривают о патологии.
  - Эта маленькая дрянь довела до тестирования уже пятерых опытных кава-леров. А молодые просто взбесились. Они перестали посещать матрон. Ло-терея Любви бессильна что-либо предпринять.
  Галлеору на глаза попался розовый пакет в золотых сердечках. "Хватит с меня!" - забарабанило в мозгу, он скомкал бумагу, швырнул в камин, но смя-тый кругляш закатился в угол, закачался на месте, затих. "Мазила! К чертям сладострастные мордочки дам, размазанные по лицам губы и бумажные наряды, впитавшие злачные ароматы мертвого города... Между сегодняшним днем и завтрашним непроглядная стена. Он больше не в силах в одиночку пробивать брешь и показывать каждому, что там, впереди. Почему никто не хочет понять, что конец слишком близко? И даже если опустить тяжелые шторы... Мгновенья тишины... Когда отключены все звуки внешнего мира, становится явным мир внутренний. Он мал, но любим, он вожделенный, взлелеянный своими руками сад. В нем лишь то приговорено жить, что пре-красно. И если бы так было всегда! Где будущее? В этой гигантской могиле? Разве здесь рай? Наш подземный убийственный рай? А мертвые ангелочки, порхающие среди фонарей и реклам - хозяева нового мира? Мы дети тех, кто создал идиллию жизни. Они верили, что так будет лучше. Надеялись, что уцелевшие уцелеют и глубоко под землей человечество продолжится во вре-мени, произведя на свет таких же благоразумных и предусмотрительных по-томков, какими являлись далекие предки..."
  Он вздрогнул, услышав под окном свое имя.
  - Галлеор стар! Ему тридцать. Через год ему предложат эвтаназию. Он тебе не соперник, Диего! Не психуй! Лучия не для него!
  Лучия? Он подошел к окну. Две карнавальные маски, две шпаги, плащи на широких плечах. В этом сезоне в моде романтический стиль. Роскошные шляпы с перьями сменили прошлогодние рейдерские шлемы и закопченные бластеры. Тяжелые шаги заглушили спор:
  - И ты не лезь! Держись от нее подальше... Ч-черт! Ненавижу перья! В каких шутов нас вырядят в следующем году? Только бы не во фраки!
  Юнцам нет дела до настоящих проблем. Но никто не хочет слушать... Стар? Могли бы не напоминать. Пора на тот свет?
   Взгляд его упал на смятый пакет в углу. Он подошел к нему, поднял. Зер-кальный потолок отразил движение ладони, которая разгладила имя, пере-черкнувшее розовый глянец листа. "ЛУЧИЯ"? Он слышал это имя сегодня столько раз! "Лотерея Любви облегчит Ваш выбор!.. Лотерея Любви не позволит Вам ошибиться!.. Лотерея Любви рекомендует... Советует... Требует..." - прочитал он обязательное предисловие.
  Невозможно оторваться от радужного калейдоскопа встреч и прощаний. Не слышать, не знать ни о ком? Он еще сможет пересилить себя, чтобы раство-риться в беспечном веселье, напитаться радостью толпы. Он стар? Ему пора? Он распечатал пачку реокса, положил кислую капсулу под язык. Если мед-ленно-медленно рассасывать сверкающую каплю, то дурные мысли из головы уйдут. И нежелание видеть женщин тоже постепенно пройдет и появится страстная жажда каждой клетки откликнуться на зов.
   Увы, он снова избран. Какая глупость... Какая радость! Его ждет ЛУЧИЯ. И кем бы она ни была - он выполнит свой долг.
  
   - 2 - из "Легенд о Начале"
  
  Там, наверху, осталась брошенная планета, залитая морем дезрастворов, выжженная, искореженная напрасной борьбой. Землю густо усыпал пепел крематориев, где беспрерывно сжигались миллионы окоченевших тел. Любой ветерок вздымал из-под ног тучи пепла и закрывал небо от солнечных лучей. Человечество проиграло войну. Решено было уйти глубоко под землю и там переждать триумф мельчайших.
  ...Толпа собралась у главного терминала. Слезы текли по щекам, все плакали, словно прощались сами с собой, пред которыми навсегда захлопнулись врата в спасительный рай. Восемь женщин вступили на платформу, она через мгновение должна была унести их вниз. Лица избранниц ловили лучи заходящего солнца, глаза блестели от скрываемых слез. Когда последняя платформа тяжело и глухо вошла в полость входа, светило померкло, но под землей засиял ослепительный искусственный свет. Женщины оглядывались по сторонам, их лица оживали, а глаза восторженно сияли, словно увидели сказку:
  - Дворцы! Фонтаны! Готика! Ампир! Как все удачно сочетается! - восхи-щались они.
  - Настоящие орхидеи! Магнолии! Водяные лилии! Сад - просто чудо!
  - Эти двенадцать лун заменят нам Солнце. Нашим детям не будет темно!
  - Мы должны оправдать затраты человечества на этот рай. Пройдет время, и планета очистится от заразы. Мы вернемся. И наши дети заново отстроят погибший мир.
  - Наша задача в том, чтобы выжить. И мы ее выполним!
  А наверху толпа уже напирала на заграждения, повсюду раздавались про-клятия и стоны. Кулаки сотрясали металлические решетки, люди кричали: "Почему - не мы?" Но порывы ветра уже не доносили до счастливых избран-ниц отчаянных воплей умирающего человечества: "Будьте вы прокляты!"
  Глухо захлопнулись люки. Толща бетона запечатала выход. Опустевшую площадку разутюжили тяжелые катки.
  Глубоко под землей образовалась гигантская, выпеченная ядерным взрывом сферообразная полость, в которую отступило больное человечество, чтобы сохранить свой вид и вырастить детей. Здесь было все, как наверху: проложены дороги, размечены парки и аллеи. Лучшие архитекторы планеты в малом объеме воссоздали копию погибшей цивилизации.
   Заботливое человечество внесло в повседневность жителей Витасферы штрихи всех архитектурных стилей. Не сэкономив на рациональном кубизме, избежали двухмерных плоскостей. Витиеватый сквозной ампир, устремленный в зеркальную высь, не отрицал тяжелой поступи романских построек с таинственной сетью подземелий, складов и застенков. А золото и аметисты Ренессанса рационально соседствовали с убогим пластиком окраин.
  Первые градостроители дотошно исследовали каждый уголок образованной под землей сферы и обнаружили подземные реки, озера и ущелья, уходящие круто вниз. Бурный ледяной поток, который перечеркнул ландшафт, был заключен в стальные оковы и стал невидимой жизненной необходимостью подземного убежища. С любовью были построены мосты, великолепные набережные и каналы. Ярусы центральных дворцов подпирали хрустальными куполами искусственное небо, с которого улыбались двенадцать ослепительных лун. Высокие башни и колонны не затеняли прекрасных садов и оранжерей. Грандиозные фонтаны в стиле рококо оживляли нежным зву-чанием глухую тишину подземного города.
  По сути, это был гигантский ковчег, предназначенный сохранить в перво-зданном виде все достижения погибающей цивилизации. Маленький кусочек живого мира со всей его флорой и фауной был надежно скрыт от разгуляв-шейся на планете пандемии. Главным было обеспечение абсолютной сте-рильности. Ее создал испепеляющий огонь подземного взрыва и беспроиг-рышная радиация, которая, разложив кристаллы базальта на атомы, словно из кирпичиков, заново сложила обновленный чистый мир.
   Восемь избранниц, которых медленный эскалатор унес глубоко под землю, отличались широкими бедрами и отменным здоровьем. Им доверили важную миссию: продолжить свой род, продержаться и сохранить под землей элитный генофонд человечества. Каждая получила отдельный инкубатор, оснащенный самой совершенной техникой. Каждая должна была проконтролировать появле-ние на свет двадцати своих потомков - пробирочников.
  Сначала связь с землей была регулярной. Ежедневные тесты и анализы до-водили до полного опустошения. Но избранницы не позволяли себе рассла-биться. Они понимали, что их контракт стал началом новой эры новой циви-лизации. До запуска программы воспроизводства оставались считанные дни, как вдруг связь с центром прервалась. Постепенно, теряя один канал транс-ляции за другим, Витасфера оказалась в полной изоляции от внешнего мира.
  - Связи нет. Наверху все погибли, - сказала Рогранда, статная полногрудая женщина с гордо посаженной головой и необыкновенной твердостью в голо-се. Она решительно поднялась из-за стола. - Теперь я должна принять полномочия.
  - А почему ты? - удивилась Маргарет, откинув несвежие пряди со лба.
  - У меня королевская кровь. - Рогранда гордо тряхнула головой и выпрямила спину. - Об этом вы все уже информированы.
  - Зато у меня двенадцать ветвей! По генам, я самая плодовитая. Моя линия должна получить преимущества! - заявила Маргарет, комкая какую-то сал-фетку в руках.
  - Замолчите вы обе! - вступила в спор красавица Ланданелла, и золоченые пружинки ее волос разом пришли в движение. - Хочу напомнить, что у меня гены Мисс Вселенной и Мистера Звезд. Будущее человечество должно быть прекрасно. Красота - главное. Всю жизнь люди стремились к идеальной любви. Гармония - условие прогресса. Мой клан должен получить преимущества.
  - О каких преимуществах вы говорите? - поднялась из-за стола Верлинда, нахмурив высокий лоб, словно пыталась выцедить из его бездны что-то недо-ступное остальным. - Не надо споров! Не надо войны! Мы должны выбрать самую мудрую из нас!
  - Тогда в чем дело? - Рогранда гордо взметнула голову. - Мои гены тести-рованы на честность и благородство. Мой предок - испанский король Хуан Третий. Только я смогу вас всех объединить и сплотить. Почему не я?
  - Потому что мы выбираем не королеву. Только мудрость - идеальное каче-ство власти. Нам необходимо спокойствие и умение решать сложные про-блемы.
  - Ты лучше скажи: умение решать задачки! - хихикнула красавица Ланда-нелла. - Верлинда, как ловко ты нас уводишь от главного! Но все твои ученые звания не улучшат качества твоих яйцеклеток!
  Маргарет поддержала:
  - Наша ученая дама пытается доказать нам, что она, как потомок великого Дарвина и Эйнштейна ценнее прочих. Скажите, а для чего здесь, под землей, думать о скорости света? Когда появятся дети, мы будем озабочены только их здоровьем. Главное - в короткие сроки восстановить численность населения на Земле. Образование при таких скоростях второстепенно.
  - К тому же гениям не свойственна внешняя привлекательность, - добавила красавица Ланданелла. - Это общеизвестный факт! А дети будущего должны быть прекрасны!
  Остальные поддержали:
  - Потомки гениальных личностей никогда не блистали здоровьем...
  - Да-да, и я где-то слышала, что гениальность сжигает плоть. Если к власти придут хилые и слабые интеллектуалы, мы выродимся! Постепенно превра-тимся в мозги на малюсеньких ножках!
  - Разумеется, мы должны выбрать Старшую. Но это будет не магистр Верлинда. Ее достославный предок Эйнштейн тоже не смог бы объединить кланы. Во все века умные были на службе у властных, а не наоборот, - сказала Рогранда.
  - Властократы без мудрецов - ничто, - возразила Верлинда.- Вспомним хотя бы Аристотеля и его знаменитого ученика. Кем стал бы юный Александр Македонский без автора "Органона"? Кем стал бы Нерон без Сенеки? Но мудрость всегда за кадром...
  - Ты сама определила свое место, - произнесла с чувством превосходства Рогранда и отвернулась от нее. Ландонелла изобразила почтительный реверанс, насмешливо глядя на Верлинду. Над столом поднялось тяжелое тело Титаниды. Она расправила широкие плечи, праматери задрали головы вверх, но разглядеть выражения глаз великанши не смогли.
  - Так и быть, я постараюсь справиться, - раздался ее низкий простуженный голос. - Мои потомки будут выносливы, подвижны, а главное - сильны! В моей родословной имена тринадцати олимпийских чемпионов. Я выведу нашу команду в финал!
  Женщины за Круглым столом потупились. Первой опомнилась и нарушила молчание Ланданелла:
  - Мы не имели в виду тебя.
  Ее поддержали остальные:
  - В наших инкубаторах не нужна сила и тем более скорость!
  - Чтобы долго жить и размножаться, нужны иные качества!
  - Атлеты не долгожители! Мы не хотим рисковать!
  - Значит - я? - из-за стола нерешительно поднялась крошка Сильвансия. - Мои гены обладают завидными качествами здоровья и продолжительности жизни. Двести лет не предел...
  - Уж лучше бы ты не встревала! - сказала Ланданелла.
  - Но почему?
  - Твое потомство энергетически слабо! - объяснила Рогранда. - Мы знаем, за счет чего ставятся рекорды по продолжительности. Твои клетки постоянно голодают. И даже на стадии зародыша...
  - У клана Сильвансии врожденная резекция желудка! Вот в чем секрет про-должительности! Считаю, что чрезмерная продолжительность жизни - мутация! - добавила Маргарет. - Дети будущего не должны страдать!
  - Нет необходимости экономить на объеме! В Витасфере хватит места и большим и маленьким! Мы не в космосе!
  - Только не Сильвансия! Она переживет не только всех нас, но и не одно поколение наших детей. Долговластие хуже монархии! - сказала Рогранда.
  - Тогда кто?
  - У нас осталась Барбамилла. Но, похоже, она чем-то очень занята...
  Рогранда возмутилась:
  - Барбамиллу нельзя! У нее гены рабов. Психогенетический анализ выявил ослабленность волевых ресурсов, следовательно, и порядочности от ее потомства мы тоже не дождемся!
  - Но почему же? - из-за стола приподнялась Барбамилла, не отрывая взгляда от вязанья. Ее крючок, ни на минуту не останавливаясь, ловко нанизывал петли рюрикса на разноцветную пряжу. - Извините, я не расслышала: чем не угодили мои гены? - повторила она, внимательно разглядывая половинку чепчика.
  - Какая прелесть! - бросилась к связанной вещице Ланданелла. - Но почему не из натуральной пряжи? Фи! Разве ты не в курсе, что триалон вызывает по-тертости?
   Кулак Рогранды громко ударил по столу:
  - Я тоже в этом уверена! Кто угодно, только не слуги во власти! Отсутствие волевых качеств - регресс! Предотвратим снижение духовности! Плебеи во вла-сти - это зависимость от обстоятельств! Это - беспринципность! И триалон вместо натурпона!
  - Привыкшие к нищете лишат наших потомков беззаботной радости и смысла жить ради удовольствий, - поддержала Ланданелла. - Я тоже считаю, что Барбамиллу - нельзя!
  - Итак, свое мнение по поводу выборов Старшей Матери, не высказала одна Астрид. Она почему-то молчит. Что скажешь, Астрид? - обратилась к ней Верлинда.
  Астрид резко повернула голову, и ее зеленые волосы затрещали, рассыпав по сторонам сноп искр. Она подождала, пока разбушевавшийся нимб вокруг головы не утих, и сказала:
  - Я жду, когда вы все в конце-концов заметите, что во мне гены самого нормального современного человека. Их качества - компиляция ваших. А значит, именно они самые совершенные и необходимые для человека буду-щего. Они способны быстро мутировать и, тем самым, не позволят мельчай-шим слишком быстро прогрессировать...
  При слове "мутировать" женщины зашумели:
  - Мутации - враги наследственности! Мы потеряем достигнутые результаты селекции!
  - Мутации непредвиденны! Где гарантии стабильности?
  - Вы слышите, как трещат зеленые волосы Астрид? А если ее младенца по-гладить по голове? Выживет после разряда? Или останется на всю жизнь дурачком?
  - Современные способности человека не оправдали себя! Из-за них мы здесь!
  - Если Старшей Матерью станет она, то мутанты получат преимущества, и наши элитные качества пропадут!
  - Все кланы должны быть равноправны!
  - Только не Астрид!
  Когда шум затих, прозвучал голос Верлинды:
  - Итак, никто не избран. А "никто" значит - все. Управлять Витасферой должен Совет Матерей.
  Матери задумались:
  - А почему бы нет?
  - Обойдемся без Старшей!
  - Кто за Совет Матерей? Кто за равенство кланов? Единогласно!
  С этой легенды начинается история той далекой эпохи, когда матери в шутку называли себя Матерями Круглого Стола.
  
  - 3 -
  
  Галлеор с детства мог видеть незримое. Упругая соска, раздвигающая без-зубые десны и впрыскивающая в рот молочные струйки, давала повод спро-ецировать взгляд в то место, откуда эта благодать явилась, и различить неров-ную шероховатость, которая периодически распахивалась и вместе со сквозняком впускала пленительные ароматы другого мира. Неизвестность за-вораживала и манила. Его взгляд избегал разноцветных бликов, развешенных перед носом, и был всегда устремлен в сторону пленительной тайны. Он ждал. Он обожал. Он был благодарен... Но он ни разу никого не увидел там, за холодной стеной. Вопросов становилось все больше. Его нежность к тому, кто кормит и заботится о его теле, с каждым днем становилась безысходнее, но он никого не находил ни глазами, ни детскими ладошками.
  - Мама! - первое слово было обращено в пустоту.
  Что нужно матери? Чтоб был ее ребенок сыт, здоров, благополучен, чтоб звонкий смех переполнял залы и туманные углы садов, чтоб сон его был долог и глубок, а на губах роился шепот колыбельных песен. Нет ничего на свете краше спящего младенца, ослепительного бутона, мирно растущего, туго спеленатого и нереализованного до поры. Время каждой матери остановлено в момент рождения ее божества. Она не знает и не поверит никому, что ее драгоценность однажды вырвется из рук, убежит и не оглянется. Для нее он всегда беспомощный. Он же ее малыш! Его голова не больше ее груди, а пальчики на руках такие крохотные, что его так легко спутать с куклой и бросить ради других неотложных дел... Но дети растут, становятся непо-слушными и опасными для своих неопытных тел. Каждая мать не раз подумала, как хорошо, если б ее ребенок все время находился внутри, там, где не споткнется, не ушибется, всегда будет сыт, здоров и невредим, а главное, ни-куда не убежит, всегда будет рядом.
  Нежных и заботливых мамочек всегда вокруг было много. Они качали на руках своих питомцев, тискали и тормошили. С мальчиками они катали ма-шинки, а с девочками баюкали кукол. Каждый день они сменяли друг друга, то, куда-то надолго исчезая, то, появляясь вновь.
  Разноголосый детский гомон оглушал. Дети сосредоточенно копошились в подогретом песке, строили замки, плескались в бассейнах, вертелись на тре-нажерах. Однажды к Галлеору подошла малышка Тенсия, которая постоянно расчесывала пушистые концы кос, достающие до колен.
  - Какой ты смешной! - сказала она, погружая свой колючий гребешок в его густую шевелюру. - У тебя ресницы длинные, как у девочки. И волосы не торчат, а вьются колечками. Может быть, ты девочка наполовину?
  Он резко отвернулся и пошел прочь.
  - Глупый! Я сделала тебе комплимент! - закричала она вслед. - Девочки ценнее мальчиков, значит мальчик, который наполовину девочка, лучше целого мальчика. Это каждому понятно!
  Он задумался. Да, главными в жизни были девочки. Значит, он лучше мальчиков? Ну, нет! Никакой он не "девочка"! Девочки - глупые, у них не бывает тайн.
  - Ты умеешь так? - спросил он, заткнув указательными пальцами свои уши.
  Она повторила жест.
  - Ты что-нибудь слышишь? Что-то изменилось в мире?
  - Да. Стало плохо слышно.
  - У тебя нет мозга! - и он убежал от нее.
  На следующий день они встретились снова. Она увлеченно ковырялась в носу, но, заметив Галлеора, тут же переключилась на вчерашнюю тему:
  - Ты не прав! Перед сном в постели я заткнула уши и долго слушала и слушала и, наконец, услышала. Сначала я удивилась: почему стали не нужны слова и язык? А потом я вспомнила, что мамочка Лиссандра зря меня при всех отругала за описанные колготки. И я подумала, что буду ее ненавидеть за это всю жизнь. А ведь это нельзя, потому что она мамочка. Я поняла, когда неслышно песенок, становится грустно. И как же тут быть? Когда из моих глаз побежали ручейки, я испугалась, перестала зажимать уши и заснула. И ты никогда не отключайся. Если не будешь спать - не вырастешь.
  Он демонстративно зажал уши и отвернулся. А Тенсия побежала жало-ваться. Вскоре она вернулась с мамочкой Лиссандрой.
  - Немедленно вытащи пальцы из ушей! - мамочка схватила его за упрямые вырывающиеся кулаки. - Ни один мальчик, ни одна девочка так делать никогда не будут. Ты должен постоянно слушать музыку! Ты должен быть в курсе наших указаний! Сегодня мы все учили песенку про правильного зайчика. А ты, почему не выучил? Ты должен петь вместе со всеми!
  - Я хочу думать. Когда тихо, я слышу свои мысли.
  - Какие такие мысли у тебя могут быть? Ты же не калькулятор! Мальчик должен думать только о девочках, и о том, как оказать им любезность.
  - А почему они глупые: потому что - главные? Или наоборот?
  - Не смей плохо думать о девочках! Девочки - будущие мамочки. Они родят еще девочек, они спасут человеческий род от вымирания. И никаких мыслей они от тебя не потребуют! И чтоб я никогда больше не видела, как ты затыкаешь уши! Ты знаешь, что бывает с непослушными?
  Он знал. Непослушные мальчики проходят тестирование. А это очень скучное и неприятное дело, когда нужно долго стоять на одной ноге, уметь закрывать глаза по одному, нажимать на кнопку после свистка и прочая неин-тересная ерунда на целый день. И еще при этом мамочки будут долго измерять ядрышки, а этого никто из мальчиков не переносил.
  На следующий день все дети на площадке знали о том, что он "не получился", и его скоро отправят в ад. Девочки дразнились, извивая длинные мокрые языки: "Бе-бе-бе! Катись в ад! Мы не для тебя!" А Тенсия бежала к мамочке Лиссандре жаловаться:
  - Мальчик Галлеор опять не послушался!
  Повторное тестирование считалось позорным. Выйти незапятнанным из страшного кабинета было почти невозможно. Здесь решалось, кто прав: ребе-нок или мамочка, приведшая его сюда? Как правило, побеждал взрослый.
  - Проходи! Садись в кресло! - раздался нежный электронный голос.
   Галлеор остался один в белоснежном кабинете. Ослепительно белели стены, пол и потолок. Их грани слились, мир стал беспределен, опора под ногами исчезла, и мальчик завис в пространстве. Только три разноцветные кнопки перед носом напоминали о том, что он еще жив.
  - Перед тобой три розы. Красная означает: "Я - хороший". Черная озна-чает: "Я - плохой". Завядшая коричневая роза означает: "Я - мертвый"... Ты должен выбрать!
  Он выбрал красную.
  - Перед тобой три дома. Один с открытой дверью. Другой с открытым окном. А третий - без окон и дверей...
  Он выбирал и выбирал, напряженно следя за экраном. Он не хотел стать мертвым и попасть в ад. У него ужасно устала спина, и он отсидел попку, но ничего не просил, только тер кулачком глаза и напряженно вглядывался в экран. Он с ужасом ожидал каждого каверзного вопроса. Но ужаснее всего было дождаться окончания поединка с невидимой программой. Тогда должно было случиться самое страшное.
  - Перед тобой три девочки. Одна - в пятнышках. Другая - без ручек. А третья - без головы. Ты должен выбрать. Выбирай! Время пошло...
  Он смотрел на три картинки, и в его голове уже не возникало никакого от-вета. Он представил лицо Тенсии - в пятнышках, а ее тело - без ручек... Потом - без головы. Пустой желудок начал резко сокращаться. "Жду ответа!"- требовал нежный голос. Галлеора стошнило кислым воздухом. Таймер тикал с устрашающей скоростью. "Жду ответа... Жду ответа...", - барабанило во всем теле. Мозг отказывался повиноваться. Противные ябеды! Гадкие обзывалы! Лучше бы они все были в пятнышках! И для чего им руки? Они так любят швырять песком в глаза! Они глупые! Им и головы не нужны. "БЕЗ ГОЛОВЫ", - обреченно хотел выбрать он ответ и уже потянулся к третьей кнопке, как вдруг услышал: "Ты свободен!" - и перед ним со скрежетом рас-пахнулась дверь.
  Он вышел в коридор. Где-то совсем близко спорили из-за него мамочки. Голос Лиссандры звучал приглушенно, она оправдывалась:
  - Пора изменить программу тестов! Самый аномальный мальчик избежал отсева!
  - Но он сидел там два дня подряд! Сколько можно мучить ребенка! - воз-ражал другой голос.
  - Мальчиков нужно отбирать строже!
  - Но их и без того мало!
  - Чем меньше - тем лучше! Содержание кавалеров обходится очень дорого! Я снова собираюсь вынести этот вопрос на обсуждение в Совете Матерей.
  - Разве ты не знаешь, что у этого малыша редкие гены?
  - Да, я помню, что "иссякли гены Мудрой Верлинды". И все такое. Но я, например, заказываю для себя только белокурых с античным профилем и без всякой арифметики в голове!
  Галлеор уже не в состоянии был понять, о чем спор. О его ли неидеальных ушах, или о новой программе для выявления плохих мальчиков? Его тело обмякло, спина заскользила по стене, голова свесилась на грудь, и он заснул прямо возле страшной двери в камеру тестирования... Он не почувствовал, как чьи-то ласковые руки подняли его и унесли в постель. Проспал он долго. На-верно, сто дней. Его не будили.
  Однажды на прогулке к нему подбежала малышка Лизетта, но на ее бледном личике он не обнаружил насмешек. В то время, когда другие девчонки задирались и корчили рожи, эта смотрела на него теплыми песочными глазами с неподдельным сочувствием. Она перехватила его взгляд, но дразнить не стала, а только таинственно зашептала:
   - Я тоже необыкновенная! Только никому не рассказывай. Я могу делать вот так, - она пальцами зажала свой нос, при этом щеки ее надулись, как шары, а сжатые губы побелели. Она терпела не долго, вскоре задышала глубоко и с шумом:
  - Ты пробовал так? Ты умеешь умирать, как я?
  - Разве ты умираешь?
  - Когда не дышу - я мертвая.
  - Это не смерть. Это пауза. Из смерти вернуться нельзя.
  - Нет, я по-настоящему умираю, по-настоящему не дышу!
  - Если бы ты умерла, тебя навсегда бы отправили в ад.
  - Откуда ты знаешь?
  - Один мальчик сунул другому палкой в лицо. С тех пор их нет нигде. А мамочки друг другу сказали, что они сюда никогда не вернутся. Потому что один - опасный, а другой - слепой. Они сейчас в аду. Иначе где им быть? Все неправильные там.
   Рядом раздалось громкое улюлюканье. К ним незаметно подкралась орава девчонок:
  - А мы слышали! И всем расскажем, что Лизетта - зомба! А ты непослуш-ный! Мамочки сказали, что у тебя редкие гены! Но ты все равно - непра-вильный! Неправильный! Неправильный!
  
   - 4 - из "Легенд о Начале"
  
  Праматери не любили собираться в холодном зале экстренных заседаний. Круглый стол обычно пустовал. Но в этот день все пришли, чтобы выслушать важное сообщение Мудрой Верлинды. Она окинула быстрым взглядом со-бравшихся и начала:
  - На прошлом совещании мы решили, что у нас не будет главы нашего ма-ленького подземного государства.
  - Именно так, - подтвердила Рогранда и красиво кивнула головой. - Для чего мы собрались в этот раз?
  - Нам нужно решить важный вопрос, имеющий отношение к благополучию наших будущих детей. Вы все принесли свои генетические сертификаты? Да? Тогда приступим!
   С этими словами Верлинда разорвала и бросила свой сертификат на сере-дину Круглого Стола. Подруги повторили то же самое. Когда на столе набра-лась приличная куча мусора, Верлинда щелкнула зажигалкой, и пламя осто-рожно лизнуло бумагу. Разгорелся яркий костер. Отблески пламени плясали на лицах праматерей. Верлинда протянула руки к огню, согрела пальцы в горячих струях и глухо произнесла:
  - В этом костре мы навсегда уничтожили рознь между нашими детьми. Теперь наши потомки не будут напрасно тратить драгоценное время на ссоры о власти и генетических преимуществах.
  - И чем же они будут заняты всю жизнь? Неужели и поспорить нельзя? - послышался сдавленный смех красавицы Ланданеллы.
  - Они будут изучать науки, писать картины, создавать грандиозные проекты. Их головы должны сохранить интеллектуальные достижения человечества. Им придется заново отстроить города, навсегда покончить с болезнями. Если бы головы мальчиков не были с детства забиты стратегиями, мы не оказались бы здесь в столь плачевном положении.
  - Нам не хватает здесь мужчин, - вздохнула Ланданелла, переглянувшись с Титанидой. Остальные горестно подхватили:
  - Без мужчин мы сдохнем!
  - Мужчины сразу нашли бы выход!
  - Глупости! - возмутилась Верлинда. - Мужчины сразу бы затеяли войну. И я уверена, они перебили бы друг друга до появления первых младенцев.
  - Довольно о мужчинах! Только женщины у власти способствуют прогрес-су! - поддержала Рогранда.
  - Девочки, мы опять отвлеклись. Пусть Верлинда скажет, что еще нужно сделать, чтобы наконец-то отдохнуть от совещаний. Осточертели эти посто-янные нервотрепки... У меня ПМС, и я должна срочно принять реокс, - зака-призничала Ланданелла.
  - Постойте, не расходитесь! - воскликнула Верлинда. - Мы должны решить еще один вопрос.
  - Что за вопрос?
  Верлинда выдержала паузу, подождала, пока шум не утих, и сказала:
  - Мы должны смешать весь генетический материал.
  - Как смешать? Для чего?
  - Для того чтобы наши дети стали общими, - объяснила она.
  - Правильно! Все нужно разделить поровну! - откликнулась Барбамилла, не отрываясь от вязания. - Всем - все! Или никому - ничего! Всех детей нужно воспитывать, кормить и одевать одинаково. И тогда не будет никаких ссор. Никаких различий, никаких разногласий.
  - Позвольте, мы увлеклись политикой. Монархия или демократия... Для чего нам эти сложности? Главное - дети. Лишь бы они были счастливы! - вос-кликнула Маргарет.
  Завязался спор. Каждая пыталась перекричать каждую.
  - Власть - вот что в основе стратегии любого, даже стадного общества, - резонно заключила Рогранда.
  - Ты хочешь сказать, что мы стадные?
  Обстановка накалялась, и Верлинда решила на этом закончить.
  - Итак, главный вопрос о будущих наших детях решен. Девиз нашего ма-ленького государства: "Все дети - наши!"
  - Да! - подхватили остальные. - ВСЕ ДЕТИ НАШИ!
  - 5 -
  
   "Хлопай ручками, топай ножками", "Мы рождены, чтобы родить других!" - эти песни звучали на детской площадке с утра и до утра. Каждый ребенок их знал и, едва проснувшись, присоединялся к общему хору. О тишине приходи-лось только догадываться. Ее не существовало в этом мире, как невозможно было нигде найти блаженного одиночества. Оно тоже было под запретом. Под запретом были все возникающие из ниоткуда мысли и беспричинное же-лание ухватиться за них, чтобы распутать странный клубок навороченных тайн. Но Галлеор уже научился отключать бравурную какофонию. Когда все укладывались спать, он в глубине спасительного одеяла слушал собственные мысли. "Я знаю, как скрыться от пристального наблюдения мамочек. Но и они знают, как найти меня. Они заблуждаются, искренне веря, что одиноче-ство - это отчаянье и заброшенность. Они думают, что от него нужно ле-чить и спасать. Нет! Оставьте меня себе. Не надо мне занудной музыки, чтобы дергаться в одном ритме со всеми".
  Со временем странные мысли стали его врагами. Они преследовали его по ночам и превращались в жутких советчиков, которые предлагали ужасные скверные дела. "Я знаю, что нужно сделать. Я знаю, откуда никогда не вернут. Ад? Почему бы нет? Им пугают. Его боятся. Почему бы мамочкам не по-смотреть друг другу в глаза? Разве они живые? Разве он сам живой? А музыка не с наших, давно состоявшихся похорон? Мелодия никогда не меняется. Определи ее, попробуй, выдели в ней такты, миноры и диминуэндо... Быть может, это одна сплошная, растянутая в последнем мгновении нота?"
  Мамочка Лиссандра первая заметила его пристальные недетские взгляды.
  - Галлеор! Объясни, пожалуйста, куда ты все время смотришь? Ты за мной подглядываешь!
  - Я не подглядываю.
  - Но я же видела, как резко ты отвел взгляд от моей груди!
  - Я думал, что это Вам не понравится.
  - А почему ты так подумал? Отвечай!
  - Потому что я не античный.
  - Ты хочешь меня разозлить? Ты снова стал непослушным? Ты забыл, куда мы отправляем таких, как ты? Учти! Третий раз - последний! И запомни: я за тобой буду следить!
  Однажды одеяло над Галлеором взлетело высоко вверх. Тело обдало сквозняком. Он услышал хихиканье мамочки Лиссандры:
  - Я же говорила! Вот и пятна!
  - Бедняжка! Это может остановить его рост! Он может замкнуться! - со-крушалась добрая мамочка Лута.
  - Это аномально! Он кандидат на вылет! И не жалко! Нужно очень строго отбирать кавалеров!
  - Он красавчик! Я заметила: некоторые девочки уже к нему неравнодушны.
  - Он не годен! Я об этом докладывала! Но непонятно: каким образом, ему удается обойти программу? Я вынуждена снова обратиться в Совет Матерей.
  ... Галлеор не подозревал о существовании взрослых мужчин. Он никогда их раньше не видел ни на детской площадке, ни в зрительном зале. Вид взрослого кавалера его ошеломил.
  Доктор Бернард был необыкновенно высок и широкоплеч. Его лицо укра-шала ухоженная рельефная растительность. Тонированные платиной волосы были высоко зачесаны и открывали приветливое лицо. Блестящие вниматель-ные глаза глядели на мальчика с нескрываемым сочувствием. От него пахло изысканными духами торжественно-мажорных оттенков. Галлеор потянул носом незнакомый аромат.
   - Тебе нравится мой лосьон? - улыбнулся врач. - У тебя хороший вкус. Запах размороженных желез янтарных мух доводит женщин до апогея чув-ствительности. Подожди, вырастешь, и я научу тебя комбинировать ароматы. У тебя найдутся влиятельные покровительницы среди матерей... Ну, давай приступим. Не стесняйся, я должен хорошенько тебя размять... Рассказывай, что ты снова натворил? За что тебя не любит мамочка Лиссандра?
  - Я не белокурый.
  - Посмотри на меня: и я не блондин. Но меня она любит. А тебе разве нечем гордиться? У тебя особые, редкие гены.
  - Но мамочка Лиссандра сказала, что я неподходящий.
  - Забудь. Все должны быть разными. Разные мамочки, разные детки, и тем более кавалеры. Привыкай! Ты же знаешь, что нет минуса без плюса? И наоборот. Никогда не называй женщин глупыми. Они этого не прощают.
  - Но они же на самом деле без мозгов! Если бы у них были мозги...
  - Я же сказал тебе: все - разные! Даже сейчас у тебя есть покровительницы и враги... А ты знаешь легенду о том, как перессорились все наши первые ма-тери? Мы должны помнить наши легенды. Они объясняют причину всех наших проблем. Скоро ты все узнаешь. Но помни, что если появились враги, появятся и друзья.
   Он долго мял и выворачивал худое тело мальчика, дергал, просил накло-ниться, показать, собрать в пробирку, подуть в трубку, что-то протоколировал, изучал инструкции, тяжело вздыхал при этом и, наконец, сказал:
  - Что ж, поздравляю! Из тебя получится отличный кавалер. Все в тебе гармонично и высшего качества. У тебя будет высококачественное потомство, умные, красивые, сильные и здоровые дети. Совет Матерей одобрил твой пе-ревод из детского сектора в юношеский. Там тебя научат другим дисциплинам. Главным для тебя.
   - 6 - из "Легенд о Начале"
  
  Праматери снова собрались за Круглым Столом. Глаза сверкали от гнева, щеки пылали. Маргарет нетерпеливо постукивала остывшей молочной буты-лочкой о край стола. Ланданелла нервно крутила пустышку на пальце. Вя-зальные крючки Барбамиллы с остервенением вгрызались в петли. Клацанье металла в благородном голосе Рогранды не предвещало ничего хорошего:
  - Кое-кто был против моего главенства за Круглым Столом. Теперь вы ви-дите - что получилось?
  - Мы поддались на провокацию! Перемешав детей, мы потеряли их навсегда! - поддержала ее возмущение Маргарет. - Проект нашей "Мудрой" Верлинды с треском провалился!
  - "Общие" дети не могут заменить "своих"! Мы не просто ошиблись или проиграли! Мы потеряли все! - присоединилась к спору красавица Ланданелла.
  - Усреднение детей оказалось выгодно только слабым и нечестным! - про-должала Рогранда. - Например, Барбамилла ищет в каждом ребенке признаки своих генов и старается тайно от всех отличить их особым вниманием.
  - Все заметили, что "своих" она подкармливает дополнительным протеином, обрекая остальных на неконкурентоспособность! - крикнула Маргарет.
  - Объясни, Барбамилла!
  - Пусть объяснит! - зашумели все.
  Барбамилла ничуть не смутилась. Выслушав предъявленные обвинения, она с вызовом ответила:
  - Никого я не различаю! А только даю дополнительную порцию тем, кто просит добавки!
  - Вот видите: она сказала: "Кто просит добавки"! А мои дети, например, никогда ничего не просят, - надменный взгляд Рогранды скрестился с просто-душным взглядом Барбамиллы.
  - И как же тогда твои дети просятся на горшок? - искренне удивилась та.
  - Они его не просят, а требуют!
  - Мои тоже требуют!
  - Твои не должны требовать! У них нет чувства меры. И разве не понятно - почему?
  - Почему же? - подбоченилась Барбамилла.
  - Потому что не способны вести себя достойно! Представьте себе, ее лю-бимчик Смальди был замечен в воровстве! Он украл у Сильвии пустышку и спрятал ее в памперс! Он, трехмесячный, уже может прятать! И красть! Что будет с ним дальше?
  - Просто мой ребенок - смышленый!
  - У твоего любимчика дурные манеры! - оборвала ее Рогранда.
  - Не забывайте, что мы не делим детей на "своих" и "чужих"! Они все наши! - призвала к порядку Верлинда.
   Но шум невозможно было перекричать. У каждой матери накопилось множество претензий друг к другу, и они решили именно сейчас во всем досконально разобраться:
  - Определить родство невозможно!
  - Еще как! Крупных детей Титаниды видно издалека!
  - Я заметила, что их избегает кормить Ланданелла.
  - Как ты их различаешь, Ландонелла?
  - Мои дети самые пропорциональные, а не самые голенастые!
  - А ты лучше определи их по глупости! Где хуже успеваемость - там твои,- посоветовала Астрид. - Даже пустышки они выбирают не с теми буквами!
  - Вы забываете, что у нас нет глупых детей! Все дети развиваются одинаково! У всех одинаковые нагрузки!
  - Но тогда почему Верлинда их ругает?! Я сама слышала! Она сказала, что не каждому из них дано божественное призвание думать и делать выводы, - возмутилась Ланданелла.
  - А я слышала, как она упрекнула Мирсиса в том, что он целый день играет в мяч! Она назвала его "Отшибленным мозгом!" - добавила Барбамилла.
  - Она так сказала? - Титанида грозно расправила плечи и приподняла ши-рокую левую бровь. - Ты, проклятая ученая тварь, из-за которой мы перепутали своих детей, назвала Мирсиса "Отшибленным мозгом?"
  - Ничего подобного я не говорила! - ответила с достоинством Верлинда. - Я запретила бить головой по мячу, так как любое сотрясение пагубно влияет на умственные способности. Или вы не знаете, что мозг - нежнейший кол-лодий, и если его постоянно взбалтывать...
  - Взбалтывать?! Ты и меня пытаешься задеть?! Это я учу детей отбивать головой!
  - Мозги надо беречь! После удара мячом простым синяком на лбу никто не отделается! Если встряхнуть, как следует яйцо, получится бизе...
  - Все слышали - она сказала: "Бизе"! - обратилась Титанида за помощью к притихшим женщинам. Но Верлинда не сдавалась:
  - Предостережение не оскорбление! Мирсис также "твой", как "мой"!
  - Но ты же прекрасно видишь, что у Мирсиса атлетическое сложение! Он самый крупный и сильный малыш! У него, безусловно, не твои гены! - с гор-достью подчеркнула Титанида.
  - Что вы все заладили: гены, гены... А ты уверена, что у него они твои? Предки Барбамиллы тоже проходили отбор по силе, выносливости и прожор-ливости! Когда-то хороший раб узнавался по аппетиту!
  - Снова о рабах? - очнулась Барбамилла. - При чем тут рабы? Где нет рабства - там нет рабов!
  - Девочки, давайте без оскорблений! - пыталась всех примирить Астрид. Волосы на голове у нее уже поднялись дыбом и жутко трещали. - Обстановка слишком наэлектризована! Давайте не будем ссориться! Наше настроение от-ражается на воспитании детей!
   - Ты презираешь силу? - продолжала Титанида, вперившись тяжелым взглядом в Верлинду, ее накаченные мышцы напряглись в ожидании ответа.
  - Я презираю пену вместо мозгов! - ответила та и отвернулась.
  Все кроме Титаниды расхохотались. В ее голосе прозвучала угроза:
  - У кого "пена вместо мозгов"? У моего Мирсиса!? Он не чета твоим!
   Верлинда попыталась смягчить напряжение:
  - В таком случае, покажи мне моих. Из восьмидесяти наших первенцев, которые мои?
  - Во всяком случае, не первые красавчики! - влезла в спор Ланданелла.
  - И не особые храбрецы! - поддержала ее Рогранда, переглянувшись с Титанидой.
  - Детей, действительно, не определить, так как мы уничтожили сертификаты. Но заморышей сразу видно! - добавила Титанида.
  - Заморышей? - вдруг возмутилась всегда молчаливая Сильвансия. - Мои дети - крохи, да! Но вы же знаете, что продолжительность жизни прямо про-порциональна весу!
  - Кстати, малый вес не всегда задается генами, он следствие искусственного вскармливания, а также замкнутого пространства, - добавила Верлинда. - Кто первый начнет делить детей? Кто отдаст своих в чужие руки?
  - Вот что. Если мы не сможем отделить твоих выродков от своих, - грозно заявила Титанида, - поступим очень просто: прекратим доступ твоих яйце-клеток в инкубатор. И наши потомки постепенно очистятся от потенциальной шизофрении.
  - Да! Мы накажем тебя! - поддержала Ланданелла.
  - Как вы накажете?
  - Мы тебя стерилизуем!
  - Я не соглашусь!
  - В таком случае мы применим силу, - добавила Титанида, - ту самую, ко-торую ты презираешь!
  - Выбирай: будешь подвергнута жесткому облучению, или мы удалим твои яичники хирургическим путем! - с этими словами Ланданелла продемон-стрировала подругам идеальный прикус, ее улыбка была обворожительна.
  - А еще лучше удалить мозги! Причем через нос, предварительно превратив их в пену, как это делали когда-то фараоны Египта. Мозгов у всех тоже должно быть поровну. А то одним - читать, а другим - вкалывать, - сказала Барбамилла.
   Все расхохотались.
   - И ты, Барбамилла? - изумилась Верлинда. - За что вы возненавидели ме-ня?
   - За то, что из-за тебя наши дети осиротели! Вместо любящих родных ма-терей, они получили свору подозрительных нянек! - к общему стону присо-единились вопли Маргарет.
   - К тому же нам не нужны точные науки! - всех громче звенел голос Ланданеллы. - Подземным детям не обязательно знать формулы! Они для них - пытка!
  - Эта ученая тварь только что пыталась нам доказать, что мы все питекан-тропы! - вторила Титанида.
  - Мои дети не должны прислуживать остальным! - надрывалась Барба-милла.
  - Девочки, а может быть, она специально уговорила смешать гены, чтобы дать фору своему клану? - взвизгнула Маргарет. - Все умные - ее, а все дураки, не поймешь чьи, - наши?
  - Интеллект задается не генами. Он результат воспитания. Среда развивает мозг... - пыталась объяснить Верлинда, но ее грубо оборвала Ланданелла:
  - Хватит нам заумных лекций! Так и быть, мы оставим тебе жизнь ради со-здания среды. Но лишим тебя права на воспроизводство, чтобы в будущем никто никого не подавлял суперинтеллектом! Шапочка магистра не пропуск в рай! Дай-ка мне ее сюда! Я из нее сделаю маску Бармалея! Когда младенцам страшно, они быстрее опустошают бутылочки... Дай сюда, говорю, тварь!
  Матери обступили Верлинду плотным кольцом. Их глаза сверкали, а мимика оживилась. Астрид почувствовала недоброе:
  - Отстаньте от нее! Ланданелла, Барбамилла, отойдите! - она встала рядом с Верлиндой, прикрыла ее собой, но Титанида легко ее отстранила накаченным стальным бедром:
  - Лучше не встревай!
  -7-
  
  Едва Галлеор переступил порог Дворца Юношей, к нему подскочил незна-комый мальчик в грубой спартанской тоге с рыжим ежиком волос. Он ткнул ему в грудь длинным рыцарским мечом:
  - Отвечай! Как ты, мелюзга, к нам попал?
  - Меня сюда рекомендовали! - по-взрослому ответил Галлеор, ощущая пе-ревес противника не только в мускульной силе.
  - Я самый главный! Меня зовут Энрико! Спроси любого: я решаю здесь все! - с этими словами жесткие щеточки бровей соединились, не допуская возражений. - Это не все. Ты должен называть меня: "Сэр Старший Кавалер"! У меня королевская кровь. И это легко доказать! А ты кто такой?
  - Я кавалер Галлеор!
  - Чьи в тебе гены?
  - Я не понял вопроса.
  - Я спрашиваю: которая из праматерей - твой предок?
  - Не знаю.
  - Не знают, когда гены плохие.
  - Я действительно не знаю.
  - Может быть, ты из рабов? Хотя ты и не должен знать. Информация о происхождении строго засекречена. Но я могу определить каждого с первого взгляда!
  - Это невозможно!
  - Я сразу отличу раба и дурака. По наклонностям. По привычкам... Даже по жестам. Ты же знаешь, что прародительниц было восемь?
  - Но все гены спутаны...
  - Гены спутать невозможно. Как невозможно спутать цвет глаз. Глаза бывают либо темные, либо светлые. Пополам не бывает. Посмотри на тех ребят, - Энрико указал мечом в сторону небольшой, затретированной им группы. - Что ты можешь о них сказать? Кто они? Слуги или короли?
  - Не знаю.
  - Ты ненаблюдателен. Но я тебе точно скажу. У них неблагородная кровь.
  - Почему ты так думаешь?
  - Они избегают центра. Жмутся по углам. Их много, но они стараются держаться вместе. Слабые всегда объединяются. Прячутся друг за друга. Это у них в крови. Такие нам не пара!
   Галлеор поймал себя на мысли, что и ему хочется куда-нибудь спрятаться от "короля", а значит и он "не пара", но король продолжал внимательно раз-глядывать его со всех сторон:
  - Я сразу заметил, что ты не лезешь в угол, но постоянно оглядываешься назад. Ты рассчитываешь каждый свой шаг. Ты не уверен, зато умен. Осто-рожность - признак ума. И, кроме того, ты постоянно морщишь лоб и щуришь глаза. Я думаю, что ты книжник!
  - Я люблю читать.
  - Так я и знал! Будешь моим личным жрецом, врачевателем и хранителем древних знаний.
  - 8 -
  
  Громоздкое тело Ученого кавалера Петролеуса было накачано до такой степени, что напоминало груду перепутанной железной арматуры. За каче-ством своих трицепсов и квадратов он следил ежеминутно. К этому же приучал учеников. После каждого урока его раскатистый бас бодро возвещал:
  - Разминка! Всем! Жимы! Наклоны! Хуки! Еки! Я сделаю из вас настоящих мужчин! Я накачаю ваши мышцы металлом! Вы будете звенеть и вибрировать от малейшего щипка ваших дам! Повторим хором: быть кавалером - значит быть сильным!
  - Неутомимым!
  - Выносливым!
  - Востребованным! - вторил дружный хор.
  
  Душа юного Галлеора ликовала! Ему разрешили читать, ему открылся до-ступ ко всем библиофайлам подземного архива. Он погрузился в море книг. Генетику, микробиологию и гистологию он проглотил залпом. Мальчик словно исчез из этого мира. Его душа была занята одним. Он наслаждался бездонным океаном информации. Он словно вырвался из глухого подземелья на свободу, где столько тысяч лет творил и правил миром интеллект. Он полюбил человечество. Он начал гордиться собой. Боже! Как совершенен человеческий мозг! Его мозг! Сколько было открытий сделано всего за несколько веков! Сколько достижений в гистохимии и микрохирургии! А нанотехнология, робототехника и астрономия так и остались не доведенными до высшей степени совершенства. И не биологическая слабость мозга стала причиной поражения в затяжной войне. Он понял, что человеческий разум никогда не пасовал и достойно отвечал на каждую атаку мельчайших.
  Перед ним раскрылись тайны тысяч изобретений и грандиозных проектов, которые странным образом зачахли в самом начале разработок. Закулисные академические дрязги и мелкий надзор за каждым ученым завели науку в ту-пик. Словно кто-то специально притормаживал гениальные разработки или направлял изыскания ученых по ложному пути.
  Однажды Галлеора заинтересовала одна заброшенная в глубокие архивы статья доктора Лоньи, в которой доказывалось, что мутации вирусов не слу-чайное, а запрограммированное природой явление. Галлеор побежал с этой статьей к учителю:
  - Из этого следует, что мы напрасно скрываемся здесь. Наши полезные би-фидобактерии скоро мутируют и превратятся либо в холеру, либо в туберкулез!
  Петролеус всегда внимательно относился к вдумчивости своих учеников и не поленился досконально изучить статью доктора Лоньи, чтобы ответить на каверзный вопрос. Галлеор был самым загадочным из его учеников. Он обла-дал прекрасной памятью, основой гениальности, но кроме всего прочего в нем таились кощунственные силы рассматривать каждый постулат под умо-помрачительным углом подозрительности. Этот ученик не доверял никаким авторитетам. Он всегда искал и находил опровержения незыблемым истинам и не ленился тратить время драгоценных снов на пустое погружение в хаос научных разногласий.
  Но на этот раз Петролеуса особо встревожили предположения доктора Ло-ньи. Он хорошо помнил те прекрасные времена, когда клубника, оставленная на столе, соблазняла своей свежестью и месяц, и два... Что и говорить о его любимых свежесрезанных гортензиях! Было время, когда цветы не вяли.
  Его размышления снова прервал голос ученика:
  - Учитель, я сделал анализ гнили с томатов.
  - И что же?
  - Бактерии, которые портят еду, оказались мутированными кишечными палочками.
  - Не отчаивайся! Скоро кондиционеры отремонтируют, и воздух снова станет стерильным. И больше не пугай никого этими палочками.
  Но Галлеор так просто не сдавался. Он искал ответы на все непростые вопросы в архивах и не находил. Ученого кавалера он замучил чрезмерным любопытством, признаком болезненной инфантильности:
  - Учитель, почему нельзя выйти наверх?
  - Достаточно вопросов, юный кавалер Галлеор! Не ломай голову. Подумай лучше о равенстве линий своих бровей. Я вижу: они сегодня недостаточно симметричны. И не надо морщить лоб! Иначе придется делать слишком ран-нюю подтяжку, а это умаляет генетические достоинства в глазах дам... Дамы и дамы! Вот для кого, и ради кого мы должны постоянно заботиться о красоте своего тела. Чем раньше накачаешь его, тем больше у тебя шансов победить, а потом и удержаться во Дворце Любви. Мускулатура - это все! Остальное за пределами внимания наших богинь, наших мудрых матерей, нашего всего...
  Галлеор знал, что выглядит отлично. Он старался не морщить лоб. Но за его непроницаемостью скрывалось безумие. Галлеору постоянно казалось, что он сам вот-вот и доберется до главного и выяснит, в чем причина позорного проигрыша мельчайшим.
  Он сидел за архивом днями и ночами, перебрал тысячи файлов, искал и от-слеживал следы чего-то хрупкого, уничтоженного, навсегда утраченного для человечества. Но он уже предчувствовал, что тайна где-то рядом, вот-вот и прошелестит среди вороха перевернутых страниц. Убогие знания, которые преподавались в классе, не могли удовлетворить его любопытства. Нужная информация была уничтожена, как причина роковых последствий. Но эволю-ция живого, как программа, всегда сохраняет ошибки, чтобы предотвратить их повторение. В них скрытая опасность и неразгаданная тайна. Где-то должен храниться полный список уничтоженного. Закрытые проекты - закодиро-ванные тайные знания, куда путь человеку надолго закрыт. И стоит только нарушить запрет, как из множества ошибок найдется одна, которую можно исправить. И как бы ни были опасны поиски, правильное решение рано или поздно бывает найдено. Он чувствовал это внутренним даром предвиденья. Вдохновение, как наваждение и предчувствие скорых перемен, заливало ру-мянцем его лицо и шевелило корни волос. Горячие губы вслух повторяли прочитанные строки, жар опалял разум... Память социума... Память мель-чайших... Структура их памяти... Нейроны и тончайшие компоненты языко-вых алгоритмов... Дипольные колебания... Отклонения полюсов... Дрожание нейронов... Память кристалла... Кристаллические белки... Вечность и ста-бильность... Структура самовоспроизводящего кристалла... Протеин - жи-вой кристалл... Сверхпрочный материал самосохранения каждого в каж-дом... Мельчайшего в мельчайшем... Бесконечно малые величины - это и есть память... Самосохранение... Противостояние мегатоннам вселенского взры-ва... Тайная сила эволюции... Движение вперед от нестойких форм.
  - И все-таки, матрона Лиссандра права, - иногда задумывался учитель, от-чаявшись оторвать мальчика от замысловатых формул на экране, и его рука так и тянулась подписать заключение о непригодности юного кавалера. Но доктор Бернард был его близким другом.
  - Разномнений быть не может. Галлеор, когда-нибудь оправдает все наши надежды, - горестно вздыхал учитель.
  
  - 9 -
  
  На плечо Галлеора, погруженного в тяжкие раздумья об утраченных зна-ниях человечества, легла жесткая рука Энрико.
  - Я должен наказать тебя. Ты избегаешь своего короля!
  - Но мне приходится много читать.
  - О чем ты все время читаешь? Разве это важнее долга быть рядом со мной?
  - Я случайно наткнулся на интересную работу по вирусологии. Она дока-зывает, что мы все подвергаемся страшной опасности.
  - Продолжай.
  - Ты знаешь, что там, наверху? Нам говорят, что все там вымерло. Умерли птицы, завяли цветы, отравлен океан. Там не осталось ничего. Но если нет ничего, значит, нет и среды для микробов. Им необходим белковый суррогат. Расчет мой верен. Наверху сейчас можно жить.
  - И что?
  - А здесь, под землей, скоро начнутся эпидемии.
  - Докажи!
  - Прогноз основан на том, что людей со времен праматерей стало намного больше. Несмотря на то, что Витасфера чиста от микробов, эта стерильность условна. Каждый человек хранит в себе животворный коктейль. Бифидобакте-рии - труженики наших жизненных канализаций. Но они постоянно мутируют. И может быть, в ком-то из нас уже зародилась новая пандемия. Если пропу-стим этот момент, мы все погибнем. Вымрем, как все больное человечество.
  - Ну, ты и сказал! Вымрем! Ты один до этого додумался? И никому в голову не пришло такой ерунды?
  - Я первый, кто открыл архивы по вирусологии.
  - А как же учитель?
  - Он читает другие книги. В основном это учебники для маленьких детей. Он выбирает для нас только то, что всем понятно.
  - Ты хочешь сказать, что у меня в голове только учебник для мелюзги?
  - К счастью, ты способен понять, что наше положение нестабильно.
  - Что нужно делать?
  - Нам нужно выбираться наверх.
  - Но разве это возможно?
  - Если имеются люки, которые когда-то могли открываться.
  - Понятно. Я так и знал, что взрослые от нас многое скрывают. Постоянные запреты и табу доказывают, что они сами чего-то боятся. Все эти легенды о праматерях, даже в их точном электронном воспроизведении, осточертели. Я всегда подозревал, что Совет Матерей, которым пугают с пеленок, на самом деле - тайная оргия или что-то в этом роде.
  - Не оргия. Они собираются за Круглым Столом и решают важные вопросы.
  - Как они решают? Кто кого перекричит? Или кто у кого больше волос из головы надерет?
  - Только старшие матери могут открыть входные люки.
  - Короче, я тебе даю задание: изучить все трудности насчет люков. И доло-жить.
  ...Однажды ночью Галлеор проснулся, оттого что кто-то тряс его за плечи:
  - Вставай! - его ухо щекотали губы Энрико. - Быстрее! - повторил он ше-потом. - Мы сегодня проникнем в запрещенную зону.
  - Куда? - ничего не понимая, переспросил Галлеор.
  - Мы увидим то, что никому видеть не полагается. Помнишь экскурсию в Музей Цивилизаций?
  - Это было удивительно!
  - И ты, конечно, слышал, что сказал Петролеус?
  - Он сказал: "Вам рано знать, что в Музее есть места, куда заходить никому нельзя!"
  - Значит, есть тайны?
  - Они возрастные.
  - Нет. Они связаны с тайнами праматерей, - со знанием дела заключил Энрико.
  - Откуда ты знаешь?
  - Помнишь, я спросил у Петролеуса: "И когда же мы узнаем все?", а он от-ветил: "К сожалению, даже мне обо всем знать не положено".
  - И что же это значит?
  - Это значит, что ему об этом знать не положено, а нам - никто не запретил! Мы сегодня пойдем и все выясним!
   - Но у нас нет ключей!
  - Вчера не было, а сегодня - есть. Гляди! - Энрико раскрутил на пальце длинную золотую цепочку с печатью, которую Петролеус во время разминки всегда небрежно бросал на стол. - Теперь все двери для нас открыты. И не смотри на меня так. Ключи украл Эргиус. Он раб. А рабам красть полага-ется. Им это свойственно. Не расстраивайся, наш Эргиус - особенный раб. Он верный и на все пойдет ради меня. Таким рабам нет цены. После дела я его посвящу в рыцари.
  - Но почему ученый кавалер не ищет свою печать?
  - Он страшно боится, что его обвинят.
  - Разве он виноват?
  - Ученый кавалер не должен терять бдительности. Его накажут.
  - Чем?
  - Предложат реокс. И правильно сделают. Таких ротозеев близко нельзя подпускать к обучению кавалеров!
  - Чем он плох?
  - Мужчины - воины. Это главное для нас. А он вечно жмется, словно ждет удара. Заискивает перед матронами. Ему не место среди кавалеров.
  - Но он до сих пор не выдал нас.
  - Не это признак благородства. Он плебей.
  - Все гены смешаны. И кто есть кто неизвестно.
  - Неизвестно только рабам и хитрецам! Тем, кто хочет прожить за счет дру-гих!
  - Но кто будет преподавать вместо него?
  - Он и будет. Никто не собирается его менять. Он нам нужен со всей его трусостью. Иногда трусы полезнее умников.
  - Это будет шантаж?
  - Это будет политика. И разве ты не хочешь спасти народ Витасферы?
  - Его пытаются спасти уже триста лет. Только у каждого свой вариант.
  - Короче, ты идешь с нами. Ты сам сказал, что учителя врут. Мы сейчас все проверим. Главное - доказательства! И мы их добудем!
  Над картой Витасферы склонились четыре любопытных мальчишеских лица. Энрико водил указательным пальцем по схеме и объяснял:
  - Сначала надо пройти Дворец Юных Дам. Потом Дворец Новорожденных. Внутри заброшенный первобытный инкубатор, а дальше закрытая для всех зо-на. Что в черном овале неизвестно. Кстати, должен предупредить, что первые матроны были заражены. Они явились сверху, где бушевали эпидемии. Они знали, что рано или поздно им предстоит погибнуть. Поэтому они создали про-грамму, которая могла бы заменить каждому ребенку любящую родительницу. Было предусмотрено все: вынашивание, роды, кормление, воспитание и обуче-ние. Но у них никогда не было контакта с потомством. Они сами находились в герметичном отсеке и бесконтактно контролировали инкубацию. После отлад-ки проекта первые матери самоустранились. Они подвергли себя кремации, тем самым, обеспечив полную стерильность Витасферы.
  Галлеор заглянул через плечо. Ноготь Энрико застыл на затушеванном пятне в середине карты и напрасно пытался выскрести из него ценную информацию.
  - Кстати, существует версия, - сказал он, - что вместо праматерей нами управлял алгоритм. Стерильный, неподвластный никаким человеческим за-болеваниям. А также не исключено, что проектом управляли с поверхности.
  - А где вход в закрытую зону?
  - Двери не обозначены. Но логично, что после зоны новорожденных по-следует инкубатор, потом зона оплодотворения.
  - Тогда почему Дворец Кавалеров находится снаружи?
  - Легенда ничего не говорит о праотцах. Мужчины появились во втором поколении.
  - Значит, все мы потомки пробирочников?
  - Именно так. Все происходило внутри ядра, куда нам до сих пор нет хода. Там находится главный инкубатор. Он воссоздал генетический материал. Дети были выношены в специальных кюветах, воспитаны голограммами и вы-брошены на второй уровень, во Дворец Детства. Оттуда после воспитания по строго заданному алгоритму их выпихнули на следующий уровень, подгото-вительный этап к нормальной половой жизни. Но предположение еще не до-казательство. Мы должны все увидеть своими глазами. Туда! Выходим по - одному. Галлеор пойдет рядом со мной. Он, как самый умный, понесет карту. Даффи и Эргиус будут прикрывать сзади, - командовал Энрико.
  ...Четверо юнцов продвигались по запутанным коридорам уверено и бес-страшно. Дежурный свет мягко скрадывал резкие тени. Ноги, предусмотри-тельно обутые в бальные туфли, не шумели. Изредка тишину пустотелых ко-ридоров вспарывал свист королевского меча. Мальчики уже прошли зоны Юных Дам и Новорожденных, где предполагалась охрана. Все было тихо и спокойно, лишь мрамор под ногами отражал осторожные прикосновения ног. Даффи шел, придерживая черную маску на лице. Эргиус сжимал в руке золо-тую цепь с декодером. Галлеор каждый поворот сверял с чертежом.
  Двери открывались легко и без шума. Ребята проходили один демонстра-ционный зал за другим. Здесь были сосредоточены самые ненужные предметы обихода. Дежурного света недоставало, и фонарик Даффи то и дело выхватывал из темноты неожиданные экспонаты. Свет скользил по вымершим бронтозаврам, бегемотам, всевозможным бабочкам и попугаям. Лесные пей-зажи сменились панорамами вымерших городов. Мальчики разглядывали брошенные поезда, самолеты, небоскребы и метро.
  - Странно, что нигде нет вымерших людей. Города пусты. На улицах ни одного человека. Но хотя бы в летящем вертолете должен сидеть пилот? Смотрите: в окне подъемного крана затушевано чье-то лицо, - удивился Эн-рико, и его меч принялся отскребать краску. - Почему закрашены все лица?
  - Я где-то читал, - сказал Галлеор, - что люди боялись даже своих отражений в зеркале, поэтому никогда не снимали масок. Их лица были покрыты язвами, из глаз вытекала гниль, они были так ужасны, что могли бы травмировать нашу психику. Я думаю, что людей закрасил родительский контроль, чтобы детей не мучили кошмары.
  Острие меча протерло в полотне большую дыру. Энрико вздохнул:
   - Дыра! Хотел бы я взглянуть на физиономии этих слабаков! Что ж, в другой раз - непременно! А сейчас пора! Нужно успеть сделать главное.
  В следующем зале мальчики остановились перед странными экспонатами.
  - А это что такое?
  - Это они, мельчайшие, - определил Галлеор, выуживая из памяти слабую латынь. Он здорово сейчас пожалел, что предпочел ее изучению шумерских анекдотов о достославных учителях человечества.
  Экспонаты поражали. Перед глазами мальчиков извивались мелкие цепочки прионов, закручивались яркие змейки герпеса, скалились пружинистые зубья оспы, дрожали, накаченные ядом вирусы энцефалита, двоились и множились клубочки, пузыри и колбочки стафилококков, анаэробов и какого-то хламидейтрона. Ребята разглядывали гигантские макеты, и в памяти оживал дикий интуитивный страх.
  - Рассказывай, книжник, что ты про них знаешь! - приказал Энрико.
   Галлеор знал все.
  - Это смерть. Мелкие безмозглые твари, с которых началась жизнь на Земле... Они - кирпичики, из которых сложен организм каждого высокоорганизо-ванного существа. Из них наша печень, сердце, глаза и мозг.
  - Ты в своем уме? Мы - из них?
  - Невозможно найти то начало, которое заставило мельчайший белок во-оружиться, создать вокруг себя систему вакуолей, митохондрий и цитоплазмы, а потом специализироваться в сложнейший разумный биосоциум.
  - Ты хочешь сказать, что главный в эволюции не гомо сапиенс, а то, из чего он слеплен? Кто хозяин планеты? Мы? Или они?
  - И по сей день в социуме человека, застроившего планету, создавшего ис-кусственный интеллект и покорившего космос, главными остаются невидимые первородные субстанции. Мельчайшие не только определяют биохимические процессы внутри наших организмов, но и являются движущей силой эволюции.
  - Говори проще! И не строй из себя ученого кавалера! - недовольно прервал Энрико. - Кто хозяин планеты? Мы или они?
  - Мы оставили им Землю. Мы ушли.
  - Значит, они победили? Не было там меня! Дальше!
  - Мельчайшие управляют Вселенной. Они тайные механизмы регуляции плотности населения, зачинщики всех печально известных мировых пандемий. Они же причина великих открытий и вековых заблуждений, ересь, инквизиция, все то невидимое, что определяет поступки толпы и вдохновение гения. Они причина мутаций и выживания видов. Они страдание, и они причина страдания. Они старость, и они смерть.
  - Объясни, как мельчайшие могут быть старостью?
  - Старость - еще одно изменение первоначального алгоритма всего живого. Оно возникло в результате мутаций. А мутации - результат внутригенных перетасовок. Внедренный в ядро вирион добавляет свои звенья в цепочку ДНК, и получается новый вид. Природе остается только одобрить или выбра-ковать предложенный вариант. Прогрессивные гены старости и неизбежной смерти победили.
   Мальчуганы слушали Галлеора, затаив дыхание.
  - Ты говоришь, как поэт! Но мы и сами знаем, что сидим под землей не по собственной воле. Есть ли способ их победить?
  - Жестокие болезни опустошали прекрасные города. Миллиарды людей погибли. А исцеление все время находилось у каждого под носом. Стоило только протянуть руку, положить в рот зеленоватый испорченный плесенью кусок хлеба...
  - Испорченный хлеб мог бы всех спасти?
  - Точнее - не хлеб, а то, что было на нем!
  - А что было на нем?
  - Тысячи лет кто-то отводил глаза человека от главного целителя на Земле, который сплошь покрывал каждую пещеру. Это все называли плесенью. Она, словно специально, вырастала на самых лакомых кусках. Она переползала за человеком из пещеры в пещеру, из дома в дом. Не побрезгуй, съешь - и бу-дешь здоров. Но человек не замечал самого простого. Древние обитатели пе-щер почему-то не догадывались соскрести плесень со стен и приложить к смертельным ранам. Прославленные жрецы Древнего Египта умели оживлять мертвых, но почему-то не могли помочь живым. Фараоны умирали на их руках в ранней юности от простого туберкулеза.
  - Цена древним знаниям - ноль, если забыли то, что было известно даже грызунам, от которых произошли приматы, - сказал Энрико.
  - Самое странное в этой истории то, что пенициллин, спасший жизнь мил-лионов людей был открыт одновременно с изобретением атомной бомбы, ко-торая призвана была уничтожить миллионы людей.
  - Неужели пенициллин до этого времени не был целебен и всесилен? Кто-то хотел спасти человечество и специально изменил гены? Его или наши?
  - Если б мы это знали, не возникло бы споров о всесильности Бога, который хранит свои тайны.
  - Ты хочешь сказать, что Бог - тоже они?
  - Если Бог - это эволюция, то...
  - Глупости!
  - Но они и есть тот невидимый фактор, с поиска которого началось отде-ление человека от мира животных.
  - Ты меня совсем запутал. Но я знаю только одно. Побеждает не самый силь-ный и не самый умный, а тот, кто действительно этого захочет. Постарайся напрячься и ответить на другой вопрос: почему нам запрещено все это знать?
  - Я думаю, кто-то считает, что у нас другие задачи.
  - Какие?
  - От нас не требуется противостояния мельчайшим. Считается, что их нет в Витасфере. Наша тактика другая.
  - Какая?
  - Не вступать с ними в контакт.
  - По-твоему, нас здесь замариновали, как позорных трусов?
  - Мы должны выиграть время. Наш анабиоз временный. Вирусы истребят на Земле протеин и сами вымрут.
  - Ты веришь в это? Ты только что сказал, что они в нас. Значит, они сохра-няются вместе с нами.
  - Да. Но я сказал, что нам нужно выйти на поверхность.
  - Чем там лучше?
  - Здесь у нас нет свободы. Мы воины, сидящие в клетке.
  Ребята пошли дальше. Каждый думал о своем, и мысли удручали.
  Внезапно стены расступились, и отважная четверка очутилась внутри про-сторного куполообразного зала, свод которого круто вздымался вверх. От-крылось великолепие нижнего яруса, где среди лепной позолоты радиально выступали гранитные саркофаги.
  - Здесь покоятся праматери!
  - Смотрите - один саркофаг пуст! О гибели восьмой мы ничего не знаем.
  - Значит, она жива? Триста лет?
  - Ты сошел с ума! Она давно бы истлела!
  - Возможно, она где-то скрывается и наблюдает за нами.
  - Здесь? - каждый в ужасе замер, к чему-то напряженно прислушиваясь...
  - Давайте посмотрим, кого не хватает, - предложил Энрико, стряхивая пыль с барельефа. - Здесь написано: "Прародительница Рогранда". Я знаю! Она родоначальница нашего клана! - сказал он и почтительно опустился на одно колено, воздавая достославному предку почесть. Потом он встал, прервав ми-нуту молчания, подошел к следующему саркофагу, провел пальцем по зави-тушкам вензеля из нефрита:
   - "Прародительница Астрид"... У этой были непрочные гены. Мутантка. Она была самая опасная для нас.
  - Откуда ты все это знаешь? - удивился Даффи.
  - Меня интересует происхождение наших кланов. Генеалогия - мой конек. Без нее невозможны прогнозы развития нашего маленького государства.
  Он смахнул пыль со следующего саркофага:
   - А здесь, глядите, Барбамилла! Грязный ошметок, непонятным образом попавший в элиту Витасферы! Я до сих пор не понимаю, кому пришло в голову впутать в наш генофонд причину упадка и деградации! - Энрико с от-вращением плюнул на гробовую плиту. - Если бы не она...
  Эргиус бросился на него с кулаками:
  - Не смей оскорблять мой клан!
   Завязалась драка, мальчишки покатились, отчаянно тузя друг друга по бо-кам. Но Энрико, превосходивший противника в силе, вскоре оседлал и надавал рабу неделикатных подзатыльников:
   - Ты должен отречься от нее! Она самая коварная! Она погубила Рогранду! Вздумала обойти нашу порядочность коварной хитростью и подлостью!
  - Глядите, какой громадный саркофаг! - крик Даффи отвлек Энрико от продолжения экзекуции.
   - "Прародительница Титанида", - прочитал он. - Эта праматерь была вели-каншей, потомком каких-то олимпийских богов. К сожалению, в Витасфере все гиганты становились желтыми колпаками и постепенно выродились. Со-временные стражники тоже сильны, глупы, но гигантами их не назовешь. Таких мы бы не прокормили... А вот смотрите: "Прародительница Маргарет"! У этой рождалось сразу по двенадцать младенцев. Как у грызуна! А здесь еще одна рекордсменка Гиннеса: "Прародительница Сильвансия". У нее были гены долгожителей. Триста лет для них, как для нас тридцать. Она, пожалуй, запросто дотянула бы до наших дней. Но ее саркофаг полон костей... А вот и Ланданелла Прекрасная... Красивая, но дура. По легендам, у нее золотые кудри, волосы до пят, синие глаза.
  - Сейчас таких дур мало! - мечтательно вздохнул подошедший Эргиус.
  - Мало? Да сколько угодно! Посмотрите на Даффи! Кстати, наш красавчик снова обкорнал свои золотяшки. Не красней, Даффи! Твой родич - Мистер Звезд! - ехидничал Энрико.
  - Да пошел ты! - огрызнулся Даффи.
  - Ты точно попадешь во Дворец Любви, не переживай! - не унимался Эн-рико. - У нас все знают, что красота - сказочный сон природы. Пока гляжу на тебя, природа спит.
  Теперь уже Даффи намеревался броситься на Энрико с кулаками, но тот вовремя сменил тему:
  - Ну что, посчитали? Кого не хватает?
   - Здесь нет праха Мудрой Верлинды, - сказал Галлеор. - Так ее называют в легендах. Она была самая умная, магистр точных наук, лауреат Нобелевской премии, одна из разработчиков проекта...
  - Умных не любят. Даже мертвых, - пожал плечами Энрико. - И в наше время на них нет спроса. Блондинов много, а Галлеор - один. Я никого не видел похо-жего на нашего книжника. А уж он, точно, потомок уничтоженного клана Муд-рых. Кстати, кто-нибудь из вас знает, где находится прах Мудрой Верлинды?
  - Кто-то перенес его в другое место, - предположил Даффи. - Но для чего?
  - А для того, чтобы кто-то стоял здесь, разинув рот, и не знал, что подумать по этому поводу, - ответил Энрико.
  Все в раздумье замолчали и посмотрели на Галлеора.
  - Галлеор, какие у тебя идеи? Если знаешь - выкладывай! - приказал Энрико. - Где она? Почему не со всеми?
  - По легенде, прародительница Титанида слегка ее задела и ...
  - Неловко двинула плечом! Отправила на тот свет! Я так и знал. Все эти навороченные тайны - всего лишь выдумки сентиментальных дам. Мы же знаем, что такое: "случайно задеть"! Рассказывай, что здесь произошло!
  
   -10- из " Легенд о Начале"
  
  Прародительницы в ужасе разглядывали распростертое на полу тело. В их глазах метался испуг.
  - Вы убийцы! - первая закричала Астрид, хватаясь за голову.
  - Заткнись! - огрызнулась Титанида. - Это получилось случайно!
  - Именно - случайно! - подхватила Ланданелла. - Мы только хотели ее вежливо попросить, чтобы не превращала Витасферу в подземную академию! Кто бы мог подумать, что девушки с помпонами магистров такие хрупкие!
  - Титанида ударила ее! Все видели! - не унималась Астрид.
  - Я была уверена, что она сделает "блок"! - оправдывалась великанша. - Вместо этого, она раскрылась справа...
  - У тебя сплошные блоки в голове! Мало ли кто не ошибался! Вы разряди-лись на Верлинде, потому что проект в тупике. Но каждый понимал, что она должна была возглавить Витасферу. И довела бы дело до конца. Вы не поз-волили ей продолжить. Почему? Боялись новых тестов? Убили конкурентку? Кто следующий? Если хотите знать, мы все такие разные, потому что наши различия - суть эксперимента. Но вместо того, чтобы объединиться, мы разо-дрались, как стая разнопородных кур! Я уверена, что здесь скоро снова разыграется трагедия!
  - Разве не из-за нее мы сожгли генетические сертификаты? Из-за нее из-менили планы разработчиков проекта!
  - Верлинда сама была одним из разработчиков и нашла бы выход! - сказала Астрид.
  - Ты слишком поздно об этом нам сообщила! - подала голос Маргарет. - Я всегда подозревала, что Верлинда намеренно вклинила своих детей в наши кланы. Она была носителем заразы и боялась, что мы заметим.
  - Вот в чем дело! - закричала Ланданелла. - Мои несчастные крошки за-ражены! Мы не сможем восстановить родственные линии, но мы должны по-думать о будущем. Мы должны немедленно выявить потомство Верлинды и от-делить их от остальных детей!
  - Как ты их будешь выявлять? Документов нет! - сказала Маргарет.
  - Я своих сразу узнаю!
   - Не ошибись! - усмехнулась Астрид.
  - Вот главное отличие детей Верлинды: параметры их тел не идеальны. У нее были проблемы и с грудью, и с ногами. Особенно с носом, - Ланданелла вытерла слезы.
  - Тебе напомнить, что хорошие носы - признак хорошего мозга? - не вы-держала Астрид. - Мощным процессорам нужна мощная вентиляция. Итак, по носам выявим интеллектуалов? И приступим? Через пару поколений появится раса людей с воробьиными клювиками, но боюсь, что и мозги в таких головах тоже будут чирикать!
  Ланданелла, прикрыв глаза, продолжала что-то подсчитывать в уме. Она сбилась несколько раз и, наконец, сдалась:
  - Неидеальных носов получилось гораздо больше, чем первых наследников Верлинды. Как жаль! Из ста шестидесяти - их сто восемь!
  - Носы - это все! Хорошие носы нужны и спортсменам, и рабам для тяже-лой работы, - торжествовала Астрид. - А что скажете о Смальди? Он любимчик Барбамиллы, а носик у него, как у мистера Звезд?
   - Не отдам Смальди! - возмутилась Барбамилла. - Посмотрите на разрез его глаз!
  - Несомненно, он - ее ребенок! Если только не с признаками даунизма, - не удержалась вставить слово Рогранда.
  - Ты оскорбляешь моего мальчика? - глаза Барбамиллы исторгли убий-ственный свет. Она ощетинилась, как дикая кошка, готовая броситься на каж-дого, кто покусится на детеныша.
  - Спокойно! - продолжила спор Астрид. - Глаза и носы не главное! За многие тысячи лет человеческие расы утратили внешние признаки. Было время, когда четыре расы имели четыре разные группы крови. Но сейчас внешность и кровь - пустые фишки в естественном отборе. Четыре психотипа - вот что формирует социум.
  - Боже!- взмолилась Ланданелла. - Еще одна лекция!
  - Развитие брюшной полости тормозит развитие головы и мускулатуры, - продолжала объяснять Астрид. - Красавцы мускулотоники - результат само-селекции древних рас. Но ни арийцы, ни длинноногие африканцы не смогли заселить всю планету...
  - Кто же стал победителем?
  - Мощный всесильный организм - Социум! - со знанием дела подхватила Рогранда. - Все генотипы в нем разместились по иерархии, хватило работы и мускулотоникам, и красавцам арийцам. Белым и черным, узкоглазым и голу-боглазым - каждому отведено в нем свое почетное место. Наши гены отобра-ны по этому принципу. Но необходимо разумно управлять гигантским орга-низмом. Для этого здесь представлены мои, королевские гены. И я повторяю снова: я должна возглавить Совет Матерей. Я настаиваю на этом.
  - Ты, Рогранда, гребешь под себя! Ты только что определила мое потомство, как расу безмозглых рабов! И предлагаешь поддержать твою кандидатуру? - глаза Барбамиллы с ненавистью пожирали королевский профиль.
  - Все не так! Я не смогу выделить из восьмидесяти младенцев тех, кто прямее других держит спинку или тех, кто никогда не ответит на пощечину. Мы не мо-жем их сейчас различить. Разве не так?
  - Заткнитесь! Споры - ерунда! Нам просто нужно уничтожить всех и начать с нуля!
  - Кто это сказал?
  - Ланданелла?
  - Да! Я сказала! Среди этих детей я не могу признать ни одного своего! Они все отвратительны! Я не могу на них смотреть!
  - Как ты смеешь? Ты не мать! - праматери хором возмутились.
  - Малыши - красавчики! - воскликнула Астрид.
  - У Ланданеллы ослаблен материнский инстинкт! - сказала Маргарет.
  - Мы должны пойти на эту жертву! - голос Ланданеллы перешел на крик. - Дети не получились! Посмотрите на них! Начнем сначала! Продезинфицируем инкубаторы! Тонизируем яичники! Соберем яйцеклетки! Мы опоздаем только на полгода! Зато без умников, без... без... без...
  Праматери затаили дыхание. Маргарет в гневе закричала:
  - Ты приговорила только своих? Или наших тоже имела в виду?
  - Посмотри на локоны Дарлинга и Психеи! А синие глаза Эммы и Юлии? Разве у них не твои глаза? Неужели ты подпишешь им смертный приговор? - пропищала всегда молчаливая крошка Сильвансия.
   - У Ланданеллы явно выраженный психоз! - сказала Астрид. - Я не удивлюсь, если тесты выявят у нее серьезную патологию. Нам остается только радоваться, что ее психомутоз проявился в самом начале проекта.
  - Предлагаю освободить ее от участия в воспроизводстве. Таким женщинам не место среди нас! - прозвучал уверенный голос Рогранды...
  
  Энрико потрогал свой нос и остался весьма им доволен:
  - У меня с горбинкой, нормальный. А вот у Даффи - высший сорт, заго-гулька. Ну что, Даффи, будем драться? Что с тобой? Да ты в шоке от этой истории!
  - Неужели Ланданелла Прекрасная предложила уничтожить всех младенцев? - пролепетал чувствительный Даффи.
  - В этой истории много непонятного. Я знаю только то, что клан Ланданеллы со временем получил преимущества. Захватив власть и став Старшей Матерью, она заменила "Кодекс Чести и Благородства", созданный королевой Рограндой, на "Кодекс Любви и Правильного Интима"...
  - Слышите? Что это? - насторожился Эргиус.
  Тишину зала прорезал резкий звук сирены. Раздался топот тяжелых ног.
  - Тревога! Нас заметили! Бежим! - Энрико потащил Галлеора к выходу. Даффи и Эргиус бросились вслед за ними, но яркая вспышка опередила их тени, и на полу забилось перерезанное пополам тело, разбрызгивая во все стороны кипящую кровь. Энрико упал, прикрывая собой Галлеора, и тот услышал, как отчаянный крик оглушил сонные этажи.
  - Эргиус мертв! Галлеор, поднимайся! - Энрико подхватил его под мышки, поставил на расквашенные от страха ноги. - Включи мозги! Без паники! Бежим! Скорее!
  ... Только в своей постели Галлеор осознал до конца, что произошло. Как глупо и страшно погиб Эргиус! Ни за что! Он всегда был молчалив, но спо-койные черные глаза воспламенялись отчаянным огнем, когда Галлеор рас-сказывал о чистоте неба наверху. Однажды он сказал: "Я жизнь отдам, чтобы хоть раз увидеть настоящее Солнце!" ... На следующий день Энрико, как ни в чем не бывало, подошел к Галлеору, поднес к его носу кулак и приглушенно произнес:
  - Витасфера потеряла храброго воина. Мы будем помнить о нем. Клянись, что никому не расскажешь!
  
  ЧАСТЬ 2. ЛОТЕРЕЯ ЛЮБВИ
  
  -11-
  
  Магистр Галантности, сэр Робертус, был высок, сухопар, отличался благо-родной осанкой и, хотя у него на висках уже пробилась седина, не растерял ни одной из своих поклонниц. Дамы ценили Магистра Галантности не ради его отличной фигуры и правильной осанки. Сэр Робертус обладал редким даром природных качеств, которым невозможно научиться. Его привлекательность определялась не только шириной плеч и массивностью подбородка, но и особенным происхождением. Говорили, что в его жилах течет чистая кровь правителей древней Каталонии.
  Уроки страсти преображали Старшего Кавалера. Он становился на голову выше, глаза его наполнялись мечтательным блеском. Он не был особо строг к ученикам, и казалось, его главной задачей было пробудить в них чувство до-стоинства и благородства, нежели научить логарифмированию и каллиграфии. Он отличался удивительной неторопливостью и никогда не укладывался во времени. Свои уроки он проводил ненавязчиво, никогда не повышал голоса, не досаждал оценками, но ученики слушали его очень внимательно и ценили каждое замечание, хотя на переменах постоянно вышучивали вычурную манеру старика опираться на вечную спутницу, витую трость с серебряным набалдашником в виде головы Афродиты.
  Прокашлявшись, он поражал учеников необыкновенно теплым басом:
  - Здесь вас обучат обходительности, настойчивости, а также всем изыскам и тонкостям гармоничного контакта с противоположным полом. Вы кавалеры. Вас не так уж много. Но вы все являетесь праотцами будущего поколения. Ваши гены будут продолжены во времени и расширены в пространстве. Вы должны ценить свое предназначение и быть благодарны Совету Матерей за высокую честь избрания вас "адамами" стерильного человечества...
  - Совет Матерей слишком много берет на себя! - иногда вдохновенные речи Магистра Галантности прерывались репликами с места, но он всегда позволял высказать любое мнение, чтобы тут же корректно исправить ненадлежащие заблуждения. Только один, чересчур экстравагантный ученик требовал особого подхода к своему воспитанию. Необходима была строгость, чтобы усмирить взволнованный гул в классе:
   - Кавалер Энрико! Ведите себя достойно! Вы мешаете остальным воспри-нимать содержание!
  Но молодой кавалер, словно проверяя выдержку Магистра Галантности, продолжал хамить:
  - Совет Матерей все решает за нас! Но мы не зверушки из зоопарка, кото-рым без разницы кто, лишь бы в срок. Хотел бы я посмотреть на этот Совет. Мы же не знаем, кто в нем! А может быть, нам с ними придется кувыркаться в одних постелях?
  Поговаривали, что сэр Робертус был генетическим отцом Энрико, и поэто-му юному цинику слишком многое дозволялось. Но на этот раз грубость шо-кировала учителя. Пальцы Старшего Кавалера, сжимающие головку Афроди-ты, побелели, голос его дрогнул, но он стойко продолжал:
  - Самое главное - уловить взгляд женщины. Они порой надменны, высо-комерны и безразличны к проблемам полов, особенно юные, только выпу-щенные в залы Дворца Любви первогодки... Нужно помнить, что природа со-здала женщину такой. Не мужчина - главная для нее страсть, а то, что вокруг него. Он может располагать многими благами, он может быть силен и красив, но другие особи мужского пола рано или поздно превзойдут его во всем. Женщина помышляет о том месте в этом мире, где комфортно будет не ей, а ее потомству. И не надо ее судить за это. Обаяние мужчины должно состоять из надежности его отношений, его устойчивого положения в обществе, а также его происхождения, которое раскрывается манерами и уровнем благосо-стояния, о чем свидетельствует модная одежда, ухоженные волосы и особенно ароматы духов. Но каждый из вас должен помнить, что самый главный аромат для мужчины - это запах чистоты.
  - Унизительно быть самцом и не знать своих родных детей. А еще больший идиотизм - спариваться по спланированному графику, - снова раздался уверенный голос Энрико.
  Но ученый кавалер с достоинством игнорировал непродуманные выпады юнца и ровным тоном продолжал:
  - Доисторическая женщина не выбирала партнера. Ее - выбирали. Пара-метры привлекательности сильного и воинственного партнера закрепились естественным отбором. Ширина плеч, массивность подбородка, пышность шевелюры, пропорциональное сложение костяка - эти первобытные характе-ристики легли в основу подбора наших кавалеров, которые позволяют произ-вести на свет здоровое, сильное и жизнеспособное потомство. Вы, основа ге-нофонда, отобраны по этим критериям.
  - А дамы? Почему к ним не предъявляется никаких требований? Почему их не тестируют на знание точных наук? Не из-за них ли ежегодно снижается умственный потенциал будущей цивилизации? - раздался голос Энрико.
  - Критерий умственных способностей дам и кавалеров в нашем положении необязателен и вторичен. Но идиотам нет хода на территорию Дворца Любви. Зато все вы, находящиеся здесь, являетесь победителями, прошедшими строгий конкурс Мужского Обаяния и Привлекательности. От вас не требуется ни особых навыков умственного и физического труда, ни сутулых натруженных плеч, ни громадных кулаков, ни искривленных тяжестью голеней, ни увели-ченного в размерах кишечника, способного поглотить неимоверное количество пищи для тяжелой работы, ни прочих атрибутов нищеты. Жизнь на окраине - удел тех, кого тестирование признало непригодными и кому определило иную судьбу, тоже весьма полезную, но второстепенную в жизнедеятельности нашего социума. Они - трудяги, их судьба - умереть без потомства, без права на получение достойных благ. Но и они рады вложить малую толику своего участия в наше великое дело. И смею вас уверить, жизнь каждого из них также ценна и необходима, как жизнь каждого из вас. Их судьба может стать вариантом вашего будущего, о чем печалиться особо не стоит, потому что ка-ждый человек подвержен старости. Этот факт нужно принять, как должное, как знание о том, что рано или поздно всем избранникам предстоит потесниться и освободить место для молодых и страстных, а значит более востребованных. Но эта пора от вас так далека, что не каждому в столь юном возрасте следует помнить о том, что все в мире смертны.
  - А подробно можно? - вмешался Энрико. - Кем же мы будем в будущем?
  - Вам не пристало задумываться о будущем, как не пристало здоровым и молодым думать о старых и больных. Ваша миссия - из сферы восторженных чувств, ваши будни - Красота и Нега. Вашими вечными спутниками станут Благородство и Чувственность. Ваша цель - стать избранниками, как можно большего количества дам, чтобы доставить им в их непростом предназначении, как можно больше сладостных мгновений.
  - Но это же идиотизм облизывать самок ради того, чтобы они захотели!
  - Кавалер Энрико! Вам следует вспомнить, где вы находитесь!
  Энрико был самым проблемным учеником. Казалось, он случайно попал в категорию кавалеров, и главным для него является нечто более возвышенное, чем простое участие в воспроизводстве. Он мог на уроках вставить такую скабрезную реплику, что весь класс замирал от грозящих последствий.
  На уроке психологического разбора он поставил Магистра Галантности в особо трудное положение. "Первая женщина измучила меня своими нраво-учениями и ненасытным опытом. Ее простыни, мокрые от пота, неприятно охлаждали желание. Она была нетерпелива и визглива, подозрительна к моей усталости, но при этом не упускала возможностей самого изощренного интима", - так начиналось его сочинение на тему: "Мой первый восторг".
  - Кавалер Энрико! Ваше конкурсное сочинение не может быть представлено на суд старших матрон в таком виде. Надлежит исправить, - заявил сэр Ро-бертус, зачитав начало. - Кто скажет: почему женщины не должны знать об истинных наших впечатлениях?
   - Но матрона Магда, - прервал его Энрико,- обожает обиды и в восторге, когда ей скажут, что от подмышек разит тухлятиной, а бедра в плесени. Она мочится при мне и от меня требует этого же! И еще вопит: "Обожаю, когда он такой живой!" Я заметил, что дамам нравится втаптывать друг друга в грязь. Я бы мог посоветовать каждому кавалеру: не стесняться...
  - Достаточно! - нетерпеливый стук трости выдал кульминацию недовольства педагога.
  Робертус порой в душе оправдывал трудности ученика. Он знал, что не во всем виноваты юноши, но и дамы иногда поступают не так, как следовало бы. Но разве можно обсуждать матрон?
  - Нельзя о женщинах рассказывать все. Их тайны - это тайны природы, без которых невозможна эрекция, а их прихоти - то, без чего невозможно вос-производство человека.
  - Если количество женских тайн определяется уровнем фолликулина, - не унимался дотошный ученик, - то хотел бы я лично войти к Старшей Матроне! Это было бы потрясающе! Фейерверк страстей! Максимум - это реальность. Все остальное - блеф и кривлянье! Учитель, возможно ли, чтобы я когда-нибудь улицезрел божественную наготу Старшей Матроны?
  - Довольно, молодой кавалер! Урок окончен! - и трость Магистра Галант-ности громко звякнула об пол.
  Энрико был циником. Но популярность его в будуарах дам росла прямо-пропорционально возмутительной откровенности и сарказму. Ученый кавалер Робертус не ошибался, считая дерзость откровенной показухой, потому что в противном случае это было бы самоубийством. А с мозгами у Энрико было все в порядке. На самом деле каждый из молодых кавалеров гордился статусом избранника и страшно боялся лишиться привилегий. Однажды после очередного выпада несносного юнца в адрес некоторых омоложенных матрон, маэстро хорошего тона повел свой класс на экскурсию.
  - Я вам покажу изнаночную сторону жизни во Дворце, - сказал он. - Пусть это охладит желание кривляться и вести себя вызывающе по отношению к дамам. Я приглашаю вас всех на прогулку по окраинам Витасферы.
  
  - 12 -
  
   За пределами дворцовой части Витасферы весь мир погрузился во мрак и ароматы нечистот. Едкий дым затенял сияние искусственных лун. Серый туман поднимался над крышами оранжерей и скатывался мутными каплями с бурых листьев.
  - Почему здесь так несвежо? - оглядывались в недоумении ученики.
  - Кондиционеры не справляются, - ответил сэр Робертус.
  От кособоких фабрик несло тяжелым запахом тины, рыбы и мокрой бумаги.
  - Я бы вам рекомендовал обратить внимание на то, что эти места не безлюд-ны, - продолжил учитель. - Механизмы требуют контроля. Но разве кто-нибудь из вас согласится провести жизнь в этом невзрачном и грязном районе?
   Среди облупленных пенопластовых бараков лениво потягивались тощие коты и тревожно тявкали мелкие собачки, обнюхивая пятки чужаков.
  - Какие забавные! - воскликнул Даффи, подхватив одну из облезлых собачек на руки. - Почему их нет во дворцах? Они - чудо! Смотрите! Она облизала меня! Она целуется просто так! Она любит меня без всякой Лотереи! -
  Все расхохотались. Сэр Робертус объяснил:
  - Животных запретили содержать в годы правления праматери Маргарет. Кошечки и собачки отвлекали юниток от главной миссии. Сексуальность пе-рерождалась в материнскую привязанность к домашним любимцам. Интерес к мужчинам снизился, рождаемость тоже. Кто-то подсчитал, что уход за жи-вотными вызывает бурное выделение прогестерона, тем самым происходит дезориентация главных нравственных ценностей. Кошечек и собачек во дворцах уничтожили.
  - Но здесь их так много!..
  - Но здесь, - продолжил учитель, - домашние животные нашли своих страстных защитников, их прятали и скрывали от уничтожения, пока они не размножились в таком количестве, что желтые колпаки спасовали перед про-блемой, и отлов прекратился. Зато в годы правления чувствительной Астрид всем этим четвероногим прелестникам даровали свободу. Но об их суще-ствовании дамы во дворцах до сих пор не подозревают. И не советую брать этих неухоженных существ во Дворец, дабы предстоящая трагедия принудительной разлуки не омрачила нашей прогулки.
  - Брось, Даффи, собачку, - сказал Энрико. - Иначе во Дворце Любви проль-ется много слез.
   Свет центральных лун еле дотягивался до окраин, проблему освещения решали многочисленные фонари. Редкая бледная растительность украшала фасады пластиковых построек. Хилые листики лимонника и умирающих яблонь удручали.
  - Как они это едят? Кислятина! - Энрико выплюнул разжеванный плод.
  - Джентльмены, не забывайте соблюдать приличия в любом обществе и при любом своем конфузе! - напомнил Магистр Галантности.
  - Разве это общество? Разве это люди? Посмотрите, во что они одеты! Серое, рваное, вонючее тряпье! - кивнул Энрико в сторону толпы, сбежавшейся посмотреть на молодых кавалеров из Дворца.
  - У нашего циника наблюдательный глаз! - отметил учитель. - Он озабочен проблемами окраин. Прошу внимания! Перед нами - трудяги! Их жизнь - работа, их отдых - краткий сон. Когда мы спим, они приходят в наши дома, дезинфицируют, проводят профилактику санузлов и вентиляции, моют наши танцзалы, в оранжереях выращивают ароматные плоды, в прудах добывают рыбу и водоросли. Вы должны уважать их незаметное присутствие в нашей жизни.
  Энрико присвистнул, заметив странное существо. Оно толкало тачку, наби-тую пустыми бутылками. Лицо скрывали длинные засаленные пряди, выпав-шие из-под выцветшей повязки.
  - Дама?
  - Здесь нет женщин и мужчин. Трудяги бесполы. У них не возникает про-блем воспроизводства.
  - Но почему они такие дряхлые?
  - Бедный мальчик! Ты не знаешь, что такое работа, усталость, долг. Все это может стать твоим будущим. Во Дворце Любви нет стариков, но здесь вы их встретите изрядно. Здесь те, кто отказался от эвтаназии. Их никто не принуждает работать. Но они лишние и ненужные, поэтому должны оправдать отсрочку ухода. Собственно, их работа - большое для них одолжение, а каждый их прожитый день - наше подаяние им из жалости. Жизнь уходит одновременно с молодостью, и прискорбно наблюдать, как изможденные и больные цепляются за нее из последних сил. Они отверженные существа. Одни работают в каменоломнях на расширении, другие перерабатывают отходы. Обратного пути в наш мир у них нет. Эти люди лишены духовности. Раб не должен думать. От него требуется лишь безоговорочное выполнение заданий. Но те, кто влачит жизнь в бараках, благодарен судьбе за свою участь.
  - А ты, кавалер Робертус, не испугаешься эвтаназии? Или тоже впряжешься в тачку с бутылками? Не правда ли, тебе скоро пора?- Энрико весело под-мигнул товарищам.
  - По указу последней нашей праматери, долгожительницы Сильвансии, пе-дагогам продлен жизненный срок на пять лет. Мы хранители знаний. В наших руках духовное здоровье будущей цивилизации.
  - И оно заключается в правильном и здоровом интиме, - добавил Энрико.
  - Непременно. "Кодекс Правильного Интима" - главная заповедь прамате-рей... Но закончим перепалку, мой горячий друг, - предложил ученый кавалер. - Я вам не показал главного. Оно там, впереди, где мрак. - Сэр Робертус про-тянул трость куда-то в кромешную темноту, где не выделялось ни единого штриха. Оттуда раздавался грохот водопада, и несло сырым туманом. Учитель торжественно сказал:
   - Туда я не советую никому близко подходить.
  - Как там холодно! И темно! - поежился Даффи. - Невообразимый грохот! Что там?
  - Там Ад! - ответил учитель. - Вот чего следует бояться юным циникам и озорникам!
  - Ад? Но это просто канализационные стоки! - воскликнул Энрико. - Две па-ры труб, поток мочи, ошметки экскрементов. По-вашему, Ад - это грязная во-да?
  - Джентльмену не следует концентрировать внимание на подобных непри-личных вещах, тем более что этот поток уносит ушедших из жизни. Это не просто вода - а водоворот невостребованных в мире душ. Этот же самый по-ток унесет со временем и ваши тела туда, в провал неизвестности и темноты.
  Юноши притихли. Их не прельщало такое будущее. Достаточно ли будет отпущенного им срока, чтобы насладиться всеми радостями жизни? Стайка учеников вслед за ученым кавалером подошла ближе к пропасти:
  - Слышите? Какой-то стук из темноты?
  - Поток переворачивает камни. Стучит ими друг о друга.
  - Вы слышите? Детский крик? Или мяуканье? - сказал Даффи, бледнея.
  - Никакого крика там быть не может! - закончил знакомство с будущим сэр Робертус. - А если у кого-то возникли проблемы со слухом, милости просим, на дополнительное тестирование!
  Обратно все возвращались в глубоком унынии, и очередная легенда о давно минувших веках, переданная устами учителя, казалось, не была должным образом воспринята потрясенными учениками...
  
   из "Легенд о Начале"
  
  - В результате семейных распрей праматери одна за другой уходили в мир иной, потому что женщины - такие существа, которые никогда не заканчивают споров из-за детей. Их невозможно убедить, что чужой ребенок лучше своего. Это инстинкт, помогающий сохранить свой вид. Вся история Витасферы стала историей ссор и скандалов. И самым неутешительным является то, что история интриг продолжается в наши дни. Первой погибла Мудрая Верлинда. Вернее, она просто исчезла, испарилась, и предания до сих пор умалчивают о подробностях коллективного преступления. Потом Ланданелла объявила войну Астрид. Эти двое сцепились насмерть. Их дикие вопли раздавались во всех закоулках Витасферы. Но никто не вмешивался.
  - Твои потомки будут походить на мерзких зеленых жаб, они будут квакать, испуская при этом электрозаряды, как скаты! - нападала на соперницу красавица Ланданелла.
  - Было бы замечательно людям уподобиться земноводным. Способности скатов - чудо природы! - отвечала Астрид.
  - Твое конденсаторное потомство не сможет спариваться из-за повышенной электростатики!
  - Мои дети в брачных постелях пожалеют твоих!
  - Ты завидуешь! Ты лишена параметров идеального сложения! Ты олиго-френка с намагниченной головой!
  - Олигофрены здесь те, кто казнил Верлинду!
  После странной скоропостижной смерти Астрид к власти пришла ее оппо-нентка Ланданелла Прекрасная. По ее указу было запрещено изучение точных наук, а также мечтать, делать выводы, задумываться над происходящим. "И чтобы в головах - никаких мыслей. Ни-ни!" - таков был первый указ Ланданеллы. Ради его исполнения, каждого связали с каждым посредством вездесущей музыки. Город озвучили бодрые барабанные ритмы, которым надлежало радовать население с утра и до утра.
   "Одинаковая музыка вызывает одинаковое для всех настроение, которое вызывает одинаковые мысли во всех головах, что означает: отсутствие за-думчивости и, следовательно, отсутствие противоречий. Все это залог ста-бильности и процветания, хорошей рождаемости и отличного прироста насе-ления", - указы Ланданеллы зазубривались в классах и цитировались в будуарах. "Отвратительным считается наморщенный, измученный раздумьями лоб - гнусный признак дебильности и нестабильности. Идиотизм младенца - причина его недолговечности в этом мире. Не создавай, а только используй изобретенное до тебя и для тебя. Каждая математическая формула - скрытый катаклизм. Природа, которая дарит одно изобретение за другим, обязательно отнимет от прочих благ человечества. Даром ничего не дается. Природа потребует плату за чрезмерные умственные упражнения. Даже за изобретенный велосипед человечество заплатило отобранным впоследствии у него небом и космосом. Освоенная скорость принесла страдания уплотнения и перенаселения. Каждый стал заразен для каждого", - таков был конспект обязательных нравоучений.
  На одном из заседаний Ланданелла Прекрасная объявила:
  - Мы должны обсудить главный параграф "Кодекса Любви и Правильного Интима". Он касается будущих брачных союзов. Мы должны рационально составить график любовных контактов. С этой целью я придумала алгоритм "ЛОТЕРЕЯ ЛЮБВИ".
  - Ты придумала? Какая прелесть! - ехидно воскликнула Маргарет. - Любовь по лотерейному билету? А как же симпатии?
  Все зашумели:
  - Ланданелла, у тебя с мозгами все в порядке? Неужели ты хочешь создавать пары по принципу случайных совпадений?
  - Этот принцип тоже хорош. Но здесь иной. Лотерея должна предусмотреть и выбрать оптимальные варианты пар, исключая трагические совпадения кровосмешения и генетических аномалий. Кстати, симпатии тоже преду-смотрены. Каждый будет выбирать пару из предложенного списка. С годами, в связи с увеличением населения нашей маленькой страны, список будет ста-новиться все обширнее и разнообразнее. И тогда выбор будет определяться только симпатиями. Любовь - это все! Прислушайтесь, как красиво звучит: страна Красоты и Любви!
  - Скорее - могила Красоты и Любви, - мрачно добавила Титанида...
  
  - Как это поэтично! - воскликнул Даффи, когда учитель закончил рассказ. - Искорененная мудрость. Уничтоженный разум. И в результате - Могила Кра-соты.
  Юноши подключились к разговору.
  - Каждая раса в свое время пережила генетическую чистку. При этом били по мозгам. Выбраковывались и уничтожались самые умные особи. Толпа не терпит угроз своему благополучию. Золотая середина во все времена винила мозговиков, которые регулярно сотрясали мир открытиями.
  - Войны, как способ самоуничтожения цивилизации, двигали науку вперед,
  - Сама природа приговаривает общество не спешить с эволюцией. Так было во времена всех погибших цивилизаций. Интеллект - начало инволюции.
  - Как правило, власть прибирают к рукам субъекты, ненавидящие точные науки.
  - Но это не мешало двигать социум к прогрессу! Войны - всегда благо! Они двигатель прогресса! - воскликнул Энрико. - А женщина у власти - затяжной мир. Дефицит адреналина в жилах мужчин - анабиоз цивилизации.
  - Слабоумие цивилизации...
  - Мы вырождаемся. И это неизбежно...
  - Доказательство - мы.
  - Дорогие мои ученики, кавалеры, такие споры заводят в тупик. Мечты о власти разъедают душу. Давайте сменим тему. Тем более что мы уже во Дворце Любви, - закончил полемику ученый кавалер.
  
  - 13-
  
  Откуда берутся эти прекрасные фрукты? В крупном зеленом винограде столько плотного сжатого света, что стоит слегка сдавить языком, растечется по деснам, наполнит горло незабываемой сладостью и восторгом. Его аромат - сокровенное предчувствие генов, их память о чем-то волшебном, далеком и полузабытом. А изысканная дичь? Хрустящие на зубах крылышки легкого гриля, как запоздалый намек на оборванные трели, так и не подаренные небу в момент рождения первых рассветных лучей. Чуткий язык различит в них смачные жилки, пронизанные гвоздикой и перцем. Чуть кориандра, еще меньше корицы - и готово благородное сочетание любого угощения при све-чах. А прозрачные завитки из щупалец молодых кальмаров? Беспечные ны-ряльщики облагородили смертельным риском каждый промасленный кусочек сияющего блюда. А спирали мохнатых водорослей, усыпанные перламутровой солью, хрустящей на зубах? Пышная зелень высоко вздымается над вели-колепным угощением морских глубин, источающим гормоны первородного греха. Организм не напрасно разобрал на аминокислотные цепочки и воссо-здал на молекулярном уровне ослепительный вид цветущих садов и солнечных океанов, их былую утраченную щедрость. Полная картина внезапно прояснится в сознании, вспыхнет и соберется из осколков в единое целое. Ты увидишь сон. Ты все поймешь. Проснувшись, ты забудешь это сновидение, но в тебе останется легкое сожаление о чем-то мимолетном и непередаваемо грустном. И море, и звезды, и великолепные сады - всего лишь упоительное воспоминание об утраченной свободе, горизонты которой сужены теперь до размеров танцевального зала. А стены, полы и потолки - сплошные зеркала, обманувшие пространство, где кружатся в невесомых чувствах легкие мо-тыльковые пары.
  Первой матроной, к которой вошел Галлеор, была Деллария. Она не удивила его ненасытностью, как о том предупреждали. Деллария запустила свои ласковые пальцы в послушные волны его волос, заглянула в глаза:
  - Разогреешь меня, красавчик?
  Ее сочные губы отдавали терпким вином, она провела кончиком языка по его клыкам, воспламеняя и вся, отдаваясь на пробу неопытной юной крови... Ее кожа была обжигающе пряной и одновременно пронзительно горькой на вкус. Он понял, что у него имеется еще один анализатор вкуса, который мутит голову и способен вспенить буйную кровь. Он распознал вкус влечения. Нежные локоны Делларии щекотали грудь и пах... Ему стало жутко, его соски вытянулись и побелели. Деллария сдавила их своими изумительными пальцами, ее ухо скользнуло по напряженным мускулам груди, колени удари-лись о колени, бедра соприкоснулись с бедрами, и он ощутил остроту щеко-чущих ногтей на самой интимной поверхности мужского естества.
  - Пора, мой мужчина!- прошептала она, и он воплотил все свои теоретиче-ские знания в неописуемое совершенство бытия...
  ...Хрустальная сфера бокала, висящая на полупрозрачных гибких пальцах среди сумрака окоченевшей спальни, всегда наведет порядок в логике странных поступков и грез. Она концентрирует в своем загадочном объеме густые ароматы полипептидов и пену легковесных фенолов, ударяет шипуче в ана-лизаторы, щекочет, смешит, заполняя пузырьками пьянящего газа полости лба и пазух носа. Женщина после глотка вина распускается, как зажатый стяжками бутон. Миг - и она свободна, восхитительна, желанна в манящих вспышках ослепительного оскала и молний расцвеченных губ. Вино - главный антидепрессант. Оно необходимо, чтобы сбросить напряжение. Оно усмиряет стыд. Оно развязывает язык, и тайные мысли превращает в буйный колоритный поток, вовлекающий в свое русло смутные желания собеседника. Материализация тайного и невысказанного становится открытием, приобре-тает черты коллективного сознания, сметает на своем пути мелкие невзрачные мысли.
   В мире всего два варианта любви: либо любишь ты, либо любят тебя. Но это не меняет качества эрекции. Полнота чувств - полнота капилляров. Каждый азимут влечения равноценен. Существенно лишь то, что случается после. Это как остановка движения светил, внимательное прислушивание к тому, что случилось. А случилось ли что-нибудь вообще? Перемены бывают значительны. Необходима остановка дыхания, краткая передышка, чтоб оце-нить грядущее появление нового существа. То неизвестное, что скоро явится на свет, может оказаться чересчур требовательным, чтобы не изменить окру-жающее благополучие мира.
  Тихо все. И подруга твоя утомлена вином и тяжелым весом напудренных ресниц. Все как всегда. А почему бы не довольствоваться тем, что нам дано? Гормональные коктейли - не на них ли все держится? Порноэтапы разве не подарок, которым нас балует судьба? И сочные аккорды зрелых оргазмов, и сладкозвучное дыхание девственниц. И пленительный смак скабрезности мужских задымленных тусовок, где так приятно отдохнуть от пота и страданий секса и лишь тонкими намеками делиться опытом нескромных побед.
  
  - 14 -
  
  Тенсия была непередаваемо желанна в шелковом океане своей постели. Медный сверкающий купол волос, как медуза, всплывал со дна, чтобы насы-титься каждым оттенком страсти и вновь раствориться в голодных глубинах. Среди синих покрывал ослепительно белели жемчуга, украшения дивных кос; и зубы, которые проглядывали сквозь улыбку, и белки веселых глаз, когда она хохотала, запрокинув голову, ничем не уступали им в блеске и великолепии. Галлеора вдохновляло познание новых чувств. Словно вселенский океан раскрыл перед ним бесконечные тайны. Он разгадывал их в кристаллах, сли-занных с плеча изможденной женщины. Они, словно раскаленные недра кос-мических светил, пульсировали в горячем дыхании, схваченном с ее губ. Все-сильность мирового вакуума узнавалась им в опустошающей депрессии плоти после животворного чуда совместного безумства.
  - Ты помнишь, каким ты был упрямым? Ты помнишь, как все время пы-тался выковырять свои мозги из ушей? Прости, я была ябедой!
  - А я "полумальчиком"...
  - Я постоянно компрометировала тебя в глазах матерей!
  - Этим ты добавила мне шарма и популярности...
  Они вспоминали детство и хохотали...
  - Скажи, почему ты выбрала меня, а не Даффи?
  - Это мой секрет!
  
  А потом была хохотушка Энза, с ее тайной родинкой, и Ролла с волшебным черным взглядом, который пронзал насквозь, и Сиява с ослепительной свеже-стью белоснежного тела, и темнокожая Хьюс, любительница тончайших духов. Она научила его различать ароматы сандала, таинственной амбры, кипрея и яда зеленых гадюк.
   Он помнил каждую из тех, кто выбрал его. А их было так много! И все они были желанны. До безумия!
  На юнца Галлеора возник необычайный спрос. И дело даже не в том, что он был избранником титулованной особы. Его главным отличительным качеством оказались не ладная фигура, накаченные мышцы и горячая кровь. Это было достоянием каждого кавалера. Воображение дам Галлеор поражал своим умом. В детстве его дразнили "вундеркиндом", он был неудачником, по-стоянно ему приходилось доказывать свою пригодность. Зато сейчас он пре-успел в любовных делах. Галлеор иногда здорово напрягался, пытаясь уменьшить длину списка предложений в "Лотерее Любви". "С ним не скучно! Он знает все! И даже об овечьем тифе! Это так интересно! Оказывается, мы все - эволюция вирусов, их одежда и способ передвижения", - делились впечатлениями в будуарах. Если он не успевал на свидания, матроны интри-говали и ссорились друг с другом. Они задарили юнца ненужными пряжками и кулончиками, причем каждую побрякушку он должен был носить на себе в знак особого внимания. Над ним посмеивались. Особенно Энрико:
  - Ты увешан бусами, как рождественская ель!
  - Но Кларисса расплакалась, когда не нашла на мне своего кулона!
  - Ты до сих пор не понял? Их во Дворце Юных Дам ничему не учат! Моя дура даже не знает, что такое билирубин! Да ты на себя посмотри! Пожалей свои мозги! Но ничего, скоро перебесишься и сам поймешь, кто мы для них, и кто они для нашего общего дела!
   Энрико чрезвычайно расстраивала любовная горячка друга. Но дамские будуары уже успели сделать Галлеора оптимистом.
   - Нам нужно много детей!- мечтал иногда он. - Очень много! Там, наверху, пустая планета, безлюдные гавани, брошенные города. На космодромах ржа-веют "шаттлы", а треки ждут своих чемпионов.
  - А опустевшие роддомы дожидаются твоих дам! Пока! Мне пора, - смеялся Энрико, похлопывая друга по плечу. - Не заржавей в будуарах!
  
  - 15 -
  
  Галлеор удивился, получив приглашение от Лиссандры. Он хорошо помнил мамочку, которая так строго опекала его во Дворце Детства.
   - Здравствуй, кавалер Галлеор! - она слегка приподнялась в постели, и ее беломраморный локоть утонул в бордовом атласе подушки.
  - Добрый вечер, прекрасная госпожа!
  - Все-таки стал кавалером, несмотря на мои предсказания? Поздравляю! Не ожидал, что позову? А явился сразу!
  - Я у твоих ног, пылаю страстью и готов воспламенить твои встречные чувства!
  - Хорошая дрессура! Мы оставим Магистра Галантности еще на одну смену. Ваш класс - просто прелесть! Покажись! Красавчик! А плечи! Королевская осанка! И профиль! Обожаю, когда горбинка чуть-чуть! Гляди мне в глаза! В глаза, говорю! Не на грудь! Выше взор! Выше! Вот так! Я прекрасно помню того мальчугана, который постоянно шарил глазами по складкам одежды в поиске соблазнительных выпуклостей. Я ничего не забыла. Но помнишь ли ты?
  - Да, госпожа!
  - Признайся, ты всегда мечтал обо мне?
  - Да, моя госпожа!
  - Ты обо мне одной постанывал в детской постельке, когда оставался один?
  - Да...
  - И когда затыкал свои нежные оттопыренные ушки, ты слышал мое дыхание рядом. И только мое?
  - Да...
  - И только мой образ так рано пробудил твою эрекцию и ускорил переход во взрослую жизнь?
  - Да, госпожа. Только твой!
  - И когда ты задевал своего маленького дружка, он вздрагивал и вопил: Лиссандра! Лишь она одна!
  - Да!
  - Иди сюда, мой шалун! Мой негодный непослушный мальчик! Я хочу тебе доказать, что натура теплее образа... Ого!.. Да тебя не узнать!
  ... Утром Лиссанра откусила от зеленого яблока сразу половину и, громко хрустя сочной мякотью, сказала, глядя куда-то в потолок:
   - Твой друг Даффи... Он великолепен! Он белокур и пленяет взором цвета неба, о котором мы все так мечтаем... Расскажи мне о нем...
  - Даффи - поэт.
  - Я знаю все его песни! Особенно эту, - Лиссандра запрокинула голову и пропела: "Милая, твоя ладонь такая нежная..." - Он в кого-то влюблен?.. Я так и знала! Это юнитка Олеадора! Но Лотерея против их союза. Им нельзя общаться!
  - Олеадора строга.
  - Все равно это очень странно.
  - Олеадора только слушает песни, которые сочиняет для нее Даффи.
  - Но Даффи не обязан сочинять только для нее!
  - Ты ревнуешь?
  - А ты? - Лиссандра вскочила с постели. - Ревнуешь ли ты? - она кокетливо обнажила грудь.
  - Да! - деликатно соврал Галлеор, хотя любви уже не испытывал никакой, а только сожаление о чем-то проковылявшем мимо.
  - Ты лжешь! Но ты должен сделать так, чтобы Даффи пришел ко мне!
  Галлеора удивила попытка Лиссандры навязать ему свои дела:
  - Разве не достаточно выслать ему приглашение?
  - Оно выслано и осталось без ответа.
  - Я не смогу привести его.
  - Чем он занят?
  - Он занят новой песней. Не женщиной.
  - Но он обязан придти!
  - Он поэт. Он выбирает под вдохновение. И он имеет право выбрать свою первую даму сам.
  - Я знаю, что он еще не выбрал никого. Но я заставлю. Я знаю, как это сде-лать, - глаза Лиссандры сверкнули.
  - Но мне, зачем про это знать? - сказал Галлеор и поежился от знакомого холода в ее глазах.
  
  Галлеор при всем своем желании не мог разгадать хитростей Лиссандры.
  - Или она испытывает мои чувства и без ума от меня... Или она меня от-кровенно ненавидит. Так или иначе, она и для меня, и для Даффи очень опасна, - поделился он своими сомнениями с Энрико и тут же пожалел об этом. Энрико дико расхохотался, заметив откровенную бледность друга:
  - Ну что ты пристал со своей Лиссандрой? Какое мне дело до ее неопреде-ленностей? Вообще, каждая женщина, как простейшая яйцеклетка, живет по закону овуляций и вне своих циклов не из рода разумных. Надеюсь, ты пом-нишь лекции по женской физиологии? Так вот, чтобы понять, чего в данную секунду желает твоя ненаглядная Лиссандра, спроецируй ее прихоти на лунные циклы - и ты перестанешь быть дурачком. Женщины элементарны и гор-монально зависимы. Они схематичны и однополярны. Если у них прихоти на ветчину, то уж точно не на шоколад. Если им хочется одного, то уж точно не другого. Много мозгов не надо, чтобы расшифровать их желания.
   Галлеора такое отношение к матронам всегда шокировало. Но Энрико умел бить в самые чувствительные точки:
  - Которая из всех этих полнокровных самок моя родная мамочка? Где та, которая носила меня девять месяцев, родила, качала на руках? Которая из них? Никто не знает своих матерей, словно мы из пробирок. И я еще молчу о наших бесхребетных отцах. Считаю, что они давно должны были взять власть в свои руки!
  Больше всего от Энрико доставалось по уши влюбленным в него матронам. "Он душка! Откровенность возбуждает!" - "Его сарказм щекочет нервы и вы-прямляет наши извилины!" - судачили в будуарах. А Энрико с сочувствием глядел на растерянность Галлеора и по-отечески наставлял:
  - Они мне все противны! Закатывают глазки от слова "пенис", а сами своими стонами провоцируют на такое! К чему объяснять! Тебя скоро тоже будет тошнить от одного только вида лотерейного конверта.
  
  - 16-
  
  - Даффи! Черт возьми! Смотри под ноги! - Галлеора едва не сбил с ног бе-локурый красавчик, мчащийся куда-то, сломя голову. Он даже не обернулся, пробурчал только на ходу:
  - Прости! Спешу!
   У Даффи всегда были отчаянно-восторженные глаза. Их отличала одна непостижимая особенность: никто не успевал их разглядеть. Они постоянно тащили своего хозяина за собой к чему-то новому и любопытному. Казалось, юноша торопился рассмотреть каждую деталь мира, но нигде не успевал. Остановить его посреди улицы, чтобы перекинуться парой слов было безна-дежной фантазией.
  - Спешу! В другой раз! Некогда! Отстань!
  Только одно единственное существо на земле могло притормозить его бег. Даффи был отчаянно влюблен в юнитку Олеадору. Но каждый год Лотерея Любви для их пары не сбывалась, словно кто-то тщательно следил за тем, чтобы эти двое никогда не встретились в брачных покоях.
   Олеадора с виду ничем не отличалась от большинства ухоженных, приятных дам. Она, как было принято, регулярно меняла свой стиль, цвет волос, настрое-ние и походку. Не изменялся никогда только ее по-детски доверчивый взгляд исподлобья и слегка нахмуренные длинные брови.
  Получив новые предложения от Лотереи Любви, Даффи бесновался и крушил все вокруг:
  - Но я же ясно выразил свои пожелания! Весь список предпочтения заполнил одним единственным именем: "Олеадора! Олеадора! Олеадора!"
  - А кто выпал ей?
  - Зануда Бахриус! И придурок Берг! И даже проклятый Сандро! Ненавижу! Каждому, кто прикоснется к ней, я пробью голову! Я и себе пробью голову!
  - А себе зачем?
  - Затем что не везет!
  - А кто в твоей лотерее?
  - Мона, Роззи, Каталина, Лиссандра, да еще там полно всяких, самых разных, только мне до них нет никакого дела!
  - Сходи к доктору!
  - К черту!
  - Он выпишет корень дикого дринника...
  - К черту!
  - И если ты постараешься выслушать его до конца... Есть еще несколько способов, чтобы...
  - Отстань от меня!
  Даффи убегал прочь, отмеряя такие широкие шаги, что за ним невозможно было угнаться. При этом он успевал прокрутить в голове тысячу словосоче-таний и рифм на тему своей одержимости.
  Олеадора в отличие от своего страстного поклонника была более благора-зумна. Но чувствовалось, что страсть юного поэта ей не безразлична. Ее щеки покрывались густым румянцем, а глаза оживали, едва Даффи появлялся на го-ризонте. Эту пару часто можно было заметить за каким-нибудь оживленным спором. Олеадора ласково поправляла сбившийся кружевной воротничок на шее юнца, а он, схватив ее за прозрачные батистовые манжеты, умолял:
  - Олеадора! Давай убежим! Что нам этот мир? Нам нужно иное! Мир - это мы. Только ты и я! Ты мое небо! Без тебя нет ни тепла, ни света. Довольно жить по законам старух! Главное в мире - чувство!
  - Даффи! Ты для меня все! Но куда же мы убежим? Наш мир так мал! Из него нет выхода.
  Она знала, что Даффи - романтик. И ему для вдохновения чрезвычайно необходим и взволнованный тремор голоса, и напряженный мышечный тонус, который едва сдерживал буйную силу взорваться, схватить и завладеть...
  - Можно открыть люки и выбраться на поверхность.
  - Но там слякоть и холод!
  - Неправда! Там столько света, что ты захлебнешься от счастья!
  - Наверху мир гнили и микробов... Я не пойду, - она старалась правильно ему подыграть и знала, что завтра он притащит на ее суд свой новый стра-дальческий опус. И это будет божественно! Даффи способен так проникно-венно сочинять! Уж она-то знала, сколько слез проливают юные дамы при звуках пламенных рулад, сочиненных ее воздыхателем.
  - Мы деградируем здесь! Мы лишены прекрасного чувства любви! Безумие страсти нам подменили на допинг пластиковых оргазмов! Порно, стадное чувство инстинкта, да список обязательных встреч - вот и все, что нам пред-писано изо дня в день. Но я испытываю иное, настоящее чувство, которое называлось когда-то - "Любовь". Оно безумно! Восхитительно! В нем зов космоса. Оно, как падение в бездну! Ненависть и отчаянье! Оно полно безыс-ходной печали, но и надежды! И я не хочу его потерять! Мне отвратительна синеглазая Мона или пышнотелая Рута, когда рядом ты! Только ты, Олеадора!
  - Но Лотерея Любви против нашего союза!
  У Олеадоры от красивых слов кружилась голова, и ее розовая туфелька, украшенная ониксом, уже раскачивалась где-то между пыльных ботфортов. Но девушка знала, что без разрешения Лотереи поэт никогда не коснется ни ее обнаженной груди, ни тем более колена. Так страшно нарушить правила. Хотя кто помнит о них с утра до вечера?
  - Наши гены не подходят друг другу, - вздохнула она.
  - Я посвятил тебе свою новую песню. Она называется "Лотерея Любви! О!" Скоро ты услышишь. Она о нас. Ты - милая, я - ужасный. И между нами бездушный алгоритм, который гнет и кромсает линии наших судеб, как без-душное лекало портного. Мне без тебя не жить, Олеадора!
  Его рука легла на ее локоть. Сердце Олеадоры замерло. Дыхание остано-вилось, плоть растворилась... От всего мира остался один только окаменевший локоть и горячие пальцы, пронзающие исчезнувшее тело насквозь.
  - Даффи, я не уверена в том, что умру без тебя! - Олеадора вдруг резко вскочила со скамьи. - Мне пора!
  Над пылкостью Даффи больше других потешался Энрико:
  - Дискуссии на эту глупую тему - всего лишь амбиции, если не подвох. Страсть - гормональное состояние. И только. Любовь не чувство секса. Она - чувство материнства. Сравнительное изучение моногамных полевок и их по-лигамных сородичей выявило, что различие видов определяется только уров-нем прогестерона в крови. Кто же ты, Даффи, в таком случае? Мужчина с вы-соким содержанием женских гормонов! А молоко не выделяешь, случайно?
  Даффи хватался за шпагу, а так как его особо чувствительный мозг впрыс-кивал в кровь повышенные дозы адреналина, всегда валил врага с ног и ока-зывался наверху. Выбитая шпага звенела, но поверженный Энрико только смеялся: "Я не договорил, что страсть превращает молокососов в настоящих воинов. Тебе совсем немного осталось, Даффи! Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь!"
  С легкой руки Энрико над поэтом частенько подтрунивали: "Кавалер Про-гестерон опять у ног несравненной Олеадоры!" Но издевки не охлаждали пламенных чувств.
  При виде сладкой парочки сердца многих матрон содрогались от дурных предчувствий. Все помнили стародавнюю легенду о страшном преступлении против правил "Лотереи любви". Тогда слово "Любовь" впервые оскандали-лось среди обитателей Витасферы. "Легенда о нарушенной Заповеди" изуча-лась в классах. На тему трагического сюжета писались обязательные сочине-ния. Результаты тестировались, анализировались, по ним своевременно выявлялись "неправильные представления" и беспощадно искоренялись из юных душ. Обычно сочинения школьников заканчивались фразами: "Разве ради этого стоило рисковать?" или: "Никто не понял: почему и для чего был поднят весь этот шум", а также: "Чувства нарушителей Заповеди не были одобрены Лотереей", "Им не повезло", "Стоило бы подождать"... Но втайне история Ганни и Шелды, двух влюбленных, оставалась загадочной и при-влекательной сказкой для многих сердец.
   ...Далеко они уйти не могли. Да и где можно было спрятаться? Только в дальних бараках или в каменоломнях... Но там жизнь не для бабочек сенти-ментальных слоев.
  Ганни и Шелду укрыли непроходимые заросли оранжереи. Густые обшир-ные сады простирались на километры. Банановые лианы и стебли медовых дынь поднимались к матовым теплым бликам и создавали естественный непроницаемый шатер. Только вырубив заросли, можно было бы обнару-жить сладкую парочку, растворившуюся среди аромата весенних цветов. Но гиацинты, украсившие прическу Шелды, увяли, и Ганни сказал:
  - Я нарву тебе самых свежих. Подожди!
  Он вернулся с бордовыми розами, колючки которых воспеты поэтами всех эпох. Они так благоухали! Юноша не мог их не заметить.
  - Откуда эта кровь? - спросила Шелда, разглядывая израненные руки воз-любленного.
  - Пустяки!
  Шелда слизала капли крови и обмотала поцарапанное место виноградным листом. Но кровь почувствовали ищейки...
   Не по одним щекам пролились слезы, когда опозоренных влюбленных про-вели по главной площади. Шелда шла, спотыкаясь и волоча за собой подвер-нутую ногу. Ганни, обессилев, не мог подняться, палачи волокли его по кам-ням, за его вздрагивающим телом тянулись следы густой крови.
  Говорили, что он сражался, как герой...
  Куда после этих событий исчезли Ганни и Шелда, никто не знал. Но каждому юному кавалеру довелось ознакомиться с дневником несчастного нарушителя "Кодекса Любви". Совет Матерей посчитал, что опыт преступления и тем более наказания крайне полезен для воспитания. Вот что записал Ганни в сво-ем в дневнике:
  "Матери не приговаривают к смерти. Но если не накажет Мать, Вселен-ная не простит. Это знали все и смиренно принимали наказание, как мате-ринский долг отшлифовать поведение детеныша перед выпуском его в боль-шой мир... Боль была невыносима. Она пронзала каждый мускул. От нее хотелось убежать, спрятаться - она настигала везде. Молния, всплеск сине-го света - и черная мука вползала в каждый капилляр, сжигая нервы кислот-ным огнем... Но мы все знаем, что боли нет. Ни под ногтями, ни в желудке. Боль - это протест мозга. Его судорожное желание исправить ошибку, из-менить направление мыслей, стать принадлежностью другой личности. Изменится мозг - изменится и виновный. Он станет спокойнее, укротит ненасытные страсти. Он впишется в коллектив, станет полноправным чле-ном общества, он напишет свой первый донос..."
  К сожалению, продолжения читать не разрешалось.
  - Дорогие мои, - говорил Магистр Галантности в ответ на просьбу озна-комиться с полным содержанием дневника Ганни, - этого отрывка достаточно, чтобы понять, чем вам никогда не следует интересоваться.
  
  * * *
  
  ... Даффи склонился над музыкальной клавиатурой. Любовную лихорадку ничуть не охлаждала холодность возлюбленной. Новый куплет должен сразить неприступность Олеадоры. В нем столько отчаянья! Но это не жалкий вопль попрошайки. Кавалер не должен валяться в ногах своей любви. Превратности судьбы не повод для нытья. В новом опусе недоставало только двух самых важных последних строк. Они только что родились в измученной душе. В них свет и тьма, и чары колдовского обаяния Олеадоры. Поэт нашел замечательный ингредиент к своему любовному посланию. Волшебная музыка слов - тайный ключ к любому жестокому сердцу.
  Даффи набрал код, вызвал из архива секретный файл, который назывался: "Лотерея Любви, О!", и приготовился внести корректуру. Но вдруг он остол-бенел. Перед его глазами развернулся длинный список имен, перечеркнутых стрелками, дугами и крестами. Это были родословные обитателей Витасферы, начиная с первых пар и заканчивая номерами предполагаемых новорож-денных. Каким-то образом сеть перепутала запрос и выгрузила вместо оды график любовных встреч. Даффи понял, что перед ним та самая, неблаго-склонная к нему программа, из-за которой не прекращались его страдания. Он прислушался к шагам за дверью. Все было тихо. Он нашел свое имя в списке. Оно было намертво спарено с ненасытной Лиссандрой, глупышкой Нугой и неизвестной юниткой Зариной. Но, как всегда, рядом с его именем не оказалось сладкозвучного имени его любви. Уверенные пальцы юноши затанцевали на клавиатуре, набирая милое сердцу имя: "Олеадора"...
  
  -17-
  
  Свидание с Лизеттой озадачило Галлеора:
  - Как ты выросла! - сказал он, оглядывая атлетическую фигуру.
  - Шутишь?
  Легкий спортивный костюм удачно скрадывал громоздкость ее тела, а при-родную миловидность лица еще не успел исказить массивный овал. Галлеор узнал горячие, как раскаленный песок, глаза. Ему пришла в голову мысль, что песочные часы и есть то гениальное изобретение, которое давно создано, и незримо вопреки всем постулатам вот уже столько тысячелетий преобразовы-вает время в элементы гравитации и наоборот...
   Дверь в спальню была плотно закрыта. Встреча состоялась в холле. Лизетта перехватила вопросительный взгляд:
  - Ты приглашен с другой целью.
  Галлеор понял, что перед ним кокетка, и попытался включиться в пустопо-рожнюю игру междометий, но Лизетта сразу все испортила:
  - Я хочу, чтобы ты мне помог умереть.
  - Ты не изменилась!
   Он вспомнил малышку, прозванную "Зомба". Она улепетывала от насмешливых девчонок с глазами полными слез, а вдогонку ей улюлюкали и кричали: "Зомба! Зомба! Умри! Умри! Мы все равно закопаем тебя!". Больше всего ей доставалось тогда от маленькой Тенсии. Галлеору приходилось долго дуть в вывернутые красные веки Лизетты, чтобы мелкие песчинки отклеились и вылетели с порывом дыхания.
  - Галлеор, - продолжала она, - я не шучу. Этот мир не для моих габаритов.
  - Ты великолепна!
  - Прекрати. Я - монстр. И должна прервать свою линию.
  - Ты нездорова?
  - У меня отменное здоровье. Но проблема в другом.
  - Что случилось, Лизетта?
  - Я хочу уйти, никому не причинив вреда. Я должна умереть.
  - Ты обязана оставить потомство. Это закон.
  - Прекрати молоть чушь! Мои дети будут несчастны, как я.
  - Почему ты так думаешь?
  - Мои сыновья станут желтыми колпаками, а дочери будут производить на свет только палачей или охранников. Ужасно подумать, что твой ребенок при-говорен к презренному существованию. У моих детей не будет выбора. Мы, потомки Титаниды, рождаемся, чтобы выслеживать, наказывать и убивать. Нас боятся и ненавидят. Мы всегда одиноки. Не до радостей.
  - А секс?
  - Я не хочу секса ни с кем и особенно - с тобой. Я тебя уважаю за то, что никогда не дразнил "Зомбой" и не целился исподтишка в мой толстый зад ар-балетом. Я уверена, что ты никому не выдашь моих планов. Мне поможет только реокс. Много. Не от бессонницы.
  - Это невозможно!
  - Я думала, что ты способен понять. Я испробовала разные способы. Я не могу умереть. Только реокс...
  - Прости.
  - Посмотри сюда. Ты когда-нибудь задумывался над этим? - Лизетта под-несла ладонь к канделябру. Огонь отшатнулся от ее пальцев, но тут же поглотил их. Зрачки девушки сузились от боли, на глазах выступили слезы.
  - Смотри... Смотри, - она простонала сквозь стиснутые зубы. - Ты видишь?
  - Что я должен увидеть? Достаточно! Не издевайся надо мной! - он отобрал у нее злополучный канделябр и перенес его на камин.
  - Ты не заметил главного. Никто кроме тебя не сможет объяснить. Почему руки не горят в огне? - сказала она и повернула к нему свои большие ладони.
  - Довольно, Лизетта, играть в "зомби"! Я помню твои любимые шутки: "Посмотри - я мертвая! Посмотри - я не дышу!" Я все помню. Хватит розыг-рышей! Я всем тут должен. Но извини, тебе лучше самой раздеться.
  ...Утром Галлеор застал Лизетту снова у огня. Она поднесла длинную прядь к свече, и пламя разметало ее в горячем потоке.
  - Волосы тоже не горят, - прошептала Лизетта.
  - Достаточно фокусов! - поморщился Галлеор. - Я ухожу. Надеюсь, я в полном объеме продемонстрировал свое уважение к твоему выбору?
  Он вышел, сопровождаемый молчанием. Дверь захлопнулась, словно вы-плюнула наружу что-то неудобоваримое. "Нехорошо получилось", - подумал удрученный юноша. Но двенадцать лун тут же засыпали его яркими лучами, а с балкончика соседнего дома ему послала воздушный поцелуй беременная Джелла и прокричала весело: "Эй, папа Галлеор! Лови!" В него, кувыркаясь, полетели крохотные детские ползунки. Галлеор улыбнулся, подхватил на лету подарок и мысленно вычеркнул имя Лизетты из памяти навсегда. "Не мог же я сразу уйти... "Зомба, зомба! Умри, умри! Из земли не выйдешь, не хитри!" - вспомнил он и вздохнул с облегчением. - Жаль, что Лизетта никогда не заме-чала, как он иногда целился пистолетом в ее обширный зад... Домой! К биб-лиофайлам! Нужно снова перечитать доктора Йехуло. В его "Трансплантации вирусных лизосом" что-то здорово напутано. Разве могут лизосомы на стадии дефибрилляции..."
  
  
  
  - 18 -
  
  - Привет, Галлеор! Стой! - схватил его за рукав Энрико. - Спешишь? От дамы? В поту и с улыбкой на лице? Ты слишком много времени тратишь на будуары. Неужели ты веришь в нервный треп о божественном происхождении женщин? Небесные создания? Особый подход к внутреннему миру? Каждая женская особь - регрессия мужской!
  - Ты не прав! Прогестерон в развитии двуполых первичен. Три недели от момента зачатия все эмбрионы - женского пола.
  - Хочешь сказать, что я три недели был женщиной? От момента зачатия? Ты уверен? И все же андроген - эволюция! Будущее за нами! К чертям всех дам! Пойдем, нам нужно поговорить. Ты узнаешь, что кроме женщин, соблюдаю-щих каждый параграф дурацкого "Кодекса Правильного Интима", у нас есть настоящие мужчины, которые заняты настоящими делами. Тебе давно пора приобщиться к нам.
  Он увлек Галлеора в одну из беседок, которая отличалась отдаленностью от многолюдных аллей. С одной стороны к ней вплотную подступало декора-тивное озеро, заросшее лотосом, кувшинками и водокрасом, а с другой - вы-соко взмывали к небу разноцветные струи, вылетающие из макушек трех гра-ций, сплетших мраморные туники в стремительном танце. Однажды под этим фонтаном Галлеор, наблюдая за скрещенными параболами воды, пытался рассчитать мощность струи, способной поднять человеческое тело вверх. Был ли когда-нибудь на Земле изобретен такой летательный аппарат?
   Снаружи сквозная беседка была сплошь увита гирляндами растрепанных каллонхоэ. Но внутри было очень уютно и просторно. Кавалеры не зря облю-бовали это уединенное место. Здесь была хорошая звукоизоляция. Шум па-дающей воды заглушал каждое слово. Под высокой сценой полукружьями располагались ряды удобных кресел. Но никто не спешил утонуть в их вздутых недрах. Собравшиеся оживленно спорили на разные темы и азартно раз-махивали руками, в которых сжимали бокалы с остатками джина и мартини.
   Публика была разномастная, одни демонстрировали напомаженные три-цепсы, другие тяжело дышали, совершенно запарившись в латах. Кавалерам не свойственна экстравагантность. Но каждый добросовестно исполнял свою роль. Никого не удивляли расшитые золотом камзолы, сверкающие эполеты, воздушные гофре воротничков и раздвоенные фалды полосатых, в сердечках или пушистых фраков, всевозможные цепочки и кулончики с вензелями: "Ах, только не надень!" или "Пока ты мой!"
   Вместо приветствий разодетые кавалеры натянуто шутили: "Желание дам - закон, но мы зря потеем во всех этих рюшах и накладных жабо" - "Мой шу-товской колпак - еще не анекдот. Он начинается с момента нижнего белья. Да-да! Выверт обморочного сознания, и ладно бы не выворот век!" - "Мы куколки, куколки, куколки! И больше никто! Они одевают нас ради азарта, престижа, ради любопытства, ради чего угодно, только не ради всего святого!" - "Дамы не любят, когда что-то болтается, им все бы в подтяг, а нам бы радоваться, что не в корсеты!" - "Оборочки оборочкам рознь! А вот когда приходится менять татуировку пантакля филистимлянского проклятия на мордочку зеленого котика..."
   По одеянию мужчин легко можно было определить возраст их избранниц. Как правило, юные дамы обожали рядить кавалеров в многослойные плащи факиров и остроконечные шляпы волхвов. Бороды и всевозможные бородки, баки, усики, метелки или филигранно исполненные завитушки украшали фи-зиономии их возлюбленных. Дамы постарше предпочитали локоны юных па-рисов, нежный пушок на верхней губе и шлепанцы скорых на подъем мерку-риев. Пышность растительности на лице и высота головных уборов умень-шались, прямо пропорционально возрасту дам.
  В этом году классу Магистра Галантности выпал жребий носить роскошные венецианские мундиры. Юноши получили настоящие ботфорты и широкие шляпы с тайными вензелями дам внутри. Старшему классу не повезло. Своим раскидистым опереньем в стиле вождей из индейского племени чуана они к неописуемой радости уборщиков тщательно собирали пыль со всех углов Витасферы.
  Завидев друг друга в умозрительной, еще не разношенной обнове, кавалеры поднимали бокалы и глухо басили: "Свобода и Небо!" Самая большая толпа собралась возле полноватого кавалера в свирепом одеянии рейнджера. Это был сэр Модроу. Популярный в этом сезоне образ мало соответствовал его большим, слегка навыкате печальным глазам и пухлым нежным губам.
  - Мы все любим и ценим своих мамочек. Они оберегали нас с рождения, они проверяли состав и концентрацию искусственного лактата и метаприма в каждой соске, они контролировали чистоту памперсов и своевременную ути-лизацию их, они купали и обдували горячим воздухом мокрые радостные младенческие тельца, правили каждый шаг и не давали оступиться. Они со-ветовали, назидали, рекомендовали. И первые гормональные выделения, и кошмары неопытных мастурбаций - все контролировали они, матери, посто-янные в своих привязанностях, верные своим детенышам всегда. Для каждого они были всем. Но сейчас наивные воспоминания нужно отложить. Жизнь сложна. Только мужчины, только воины способны взять власть в свои руки и вывести всех из вековой могилы. "Свобода и Небо!" - воскликнул он. Толпа откликнулась:
  - Свобода и Небо! Свобода и Небо! Свобода и Небо!
  Сэр Модроу, заметив Галлеора, тут же схватил Энрико за локоть и недо-вольно зашептал:
  - Для чего ты его сюда притащил?!
  - Он может шевелить мозгами, поэтому должен быть с нами, - ответил тот.
  - Нам нужны кавалеры, а не молокососы! У нас здесь не воспитательный класс! Рисковать жизнью юнцов мы не имеем права!
  - Я проверил всю литературу, которую он выбирает. Он наш человек.
  - Мы должны позаботиться о сохранении конфиденциальности. Если матери узнают о наших планах - всем несдобровать. Ты помнишь кавалера Троста, который был казнен за болтовню?
  - За Галлеора я ручаюсь! - твердо ответил Энрико.
  - Тогда проголосуем, - и Модроу, заметив неподалеку в толпе вишневый камзол доктора Бернарда, потащил к нему Энрико.
  - Реокс и только реокс! - рычал доктор в одутловатое лицо своего собесед-ника, стараясь перекричать взволнованный гул вокруг. - Больше я ничего бы не посоветовал для эвтаназии!
  - Но реокс - снотворное! - слабо парировал оппонент, блуждая мутным взором по залу.
  - В малых дозах - да, а также замечательное средство от депрессий. Но боль-шая доза - это вам не малая! Реокс опробован столетиями. Он и только он основа гуманности нашего общества. Необратимость его действия бесспорна. Никаких нареканий! Лично я для себя в свое время предпочту реокс и только его! - доктор прервал разговор, заметив сэра Модроу. - Я к Вашим услугам!
  Сэр Модроу что-то прошептал, и лицо доктора Бернарда оживилось:
  - Галлеор? С нами? Пре-крас-но! Когда возникла необходимость обогатить стерильную расу человечества специальными качествами, а именно генами гениальности, то...
  - Я не об этом! - резко прервал его сэр Модроу. - Может ли этот юный ка-валер, уже сейчас пополнить наши ряды?
  - Непременно! Нам нужны люди! Чем больше людей - тем лучше! Галлеор надежен! Я сам протестировал его на порядочность. Он благороден! А также к нему благосклонна уважаемая матрона Деллария...
  - Он так юн...
  - Галлеор развивается с большим опережением сверстников. Ему - в самый раз!.. А теперь, извините! Отвлекусь! - и доктор Бернард, профессионально покачав указательным пальцем из стороны в сторону перед носом покинутого собеседника, продолжил: - Итак, реокс и только реокс!
   - Значит так, - резко обернулся сэр Модроу к Энрико, - на тайных собраниях Галлеору пока делать нечего. Но пусть постепенно привыкает, знакомится с проблемами. Он многого не знает. Осторожно введи его в курс дела. И следи, чтобы он держал язык за зубами!
  - Но Галлеор нам нужен для главного плана. Через него у нас появится выход на Делларию.
  - К сожалению, матрона Деллария нас не интересует...
  - Почему? - возмутился Энрико. - Все уверены, что именно она...
  - Лучше поспеши к своему приятелю, а то я вижу, он сейчас того и гляди вступит в перепалку со столь обаятельным кавалером Спарком.
  ...Брошенного на произвол судьбы Галлеора замотало море разномнений. Зал гудел, баритоны вторили басам, а басы баритонам, иногда те и другие дружно сливались и диссонировали со всеми превратностями неустроенного мира.
  Галлеор издали заметил Даффи, развалившегося в просторном кресле возле винных стоек. Поэт отчаянно жестикулировал, давая понять, что срочно хочет о чем-то важном поговорить. Но к этому часу в беседке набилось столько разно-мастных кавалеров, что протиснуться сквозь давку, не поздоровавшись с каждым, было невозможно. Деликатность Галлеора не позволяла вступить в напрасную перепалку, обнаружив чью-то некомпетентность, и он продолжал только раскланиваться, то, наступая на длинноносые турецкие туфли, то, цепляясь плащом за индейские перья: "Извините... Простите... Разрешите..."
  Галлеор никогда не подозревал о невероятном количестве тем, которые будо-ражили воображение каждого кавалера. Вокруг него клокотало море проблем:
  - Мутации рассматриваются, как техническая неисправность. И если ребенок не подходит по параметрам, он не вправе считаться рожденным существом. Утилизация неполноценных детей первоначально не планировалась. Но вспоминается тот случай, когда одного малыша из-за шишки на лбу признали негодным, усыпили и сплавили в канализацию...
  - Кто-то здесь заикнулся о мутации алгоритма Любви? Чушь! Свойство каждой программы не изменяться, но время требует кардинальных поправок!
  Галлеор напрочь застрял между золоченым мундиром кавалера Спарка и фиолетовым домино:
  - Желтые колпаки - проблема номер один! - Чем больше трудяг, тем больше требуется палачей. И наоборот. Две экспоненты роста данных категорий населения в любой момент могут перекрыть рост рождаемости и тогда...
  - Проблема самоубийств среди юниток вышла на первое место! Кто скажет - почему? Я знаю! Виновата злополучная история Ганни и Шелды. В будуарах самоубийц мы находим бордовые розы. Они стали символом неподчинения. Мы должны поднять вопрос об отмене бордовых роз, как таковых, и полной замене их на белые или крапчатые махровые, которым, к сожалению, молодежь не рукоплещет.
   - Неплохо бы обсудить проблему несчастных трансвеститов. Назрел вопрос о частичном предоставлении им свободы перемещении по территории Витасферы. Транссексуальные матери вносят весомый вклад в дело продол-жения человеческого рода, однако лишены элементарных прав и свобод...
  - Грядет эпоха Большого Лимита! - вторил дискант господина в полосатом фраке. - Мы вынуждены ограничить стражу в употреблении натуральных продуктов. Лимит и лимит! Вчера во Дворце Любви последний раз подавали голубую мурену. А с позавчера мы навсегда простились с сандалом для эротических благовоний. Лимит - это шанс всем дотянуть до конца!
  - Транссексуалы испытывают жгучую потребность общаться со своими детьми. Но каково их потомству оспаривать права перед гражданами Ви-тасферы, зачатыми обычным способом? Тайна рождения - главное условие равноправия!
  - А вот бы дам трансформировать в кавалеров! Каждая предрасположена к перевоплощению! Даже их "волшебный узелок" - всего лишь подавленный фолликулином мужской детородный орган, тот самый, на конкретное обозна-чение которого не скупятся словари...
  - У нас нет рабства! - на полтона выше остальных ораторов доказывал тенор в палевом трико. - Эвтаназия предлагается каждому, но не каждый предпочтет ей радость труда. Каждый имеет право распоряжаться своим телом! И пока тело в движении, оно трудоспособно!
  Больше всего Галлеора заинтересовал блестящий оратор в золоченом мун-дире, собравший вокруг толпу юнцов. Это был кавалер Спарк.
  - Во мне возникло чувство протеста. Я изучил наши законы, все поправки, я пытался влезть в самое сокровенное. Я хотел выйти на Старшую Матрону, поговорить с ней инкогнито, найти выход для всех нас. У меня назрело множество вопросов. Но я не нашел. Она - фикция, парадокс общего страха. Тупой, заскорузлый алгоритм, аналог своей органической копии. Нами правят тени!
   - Вы хотите сказать, что Совета Матерей не существует? - переспросил кто-то в остроконечной шляпе волхва. - Но по преданию...
  - Предания - закодированная информация для сверхинтеллектуальных по-колений. Ее никогда не дешифрует тот, кто понимает все буквально.
  Энрико с двумя бокалами текилы наконец-то добрался до Галлеора:
  - Ты знаешь, кто все эти люди? - спросил он.
  - Честные и порядочные кавалеры...
  - А я тебе скажу, что все они заговорщики. И я заговорщик! Сообразил? Отвечай: ты с нами? Или с дамами? Разве ты не за то, чтобы открыть люки и выйти на поверхность? Тогда ты - мужчина! "Свобода и Небо!" - наш тайный девиз. Повтори за мной: "Свобода и небо!" Громче!.. "Свобода и Небо! - за-вопил он во весь голос, и дружный хор слева и справа эхом отозвался:
  - "Свобода и Небо!"... "Свобода и Небо!"... "Свобода и Небо!"
  - Смотри - как нас много! - Энрико торжественно посмотрел вокруг. - Се-годня ты впервые попал на тайное собрание. И чтоб больше никаких сюсю-каний по поводу мамочек! Выпьем за твой первый день! За тебя!
  - Свобода и Небо! - прокричал им Даффи из дальнего угла и высоко поднял недопитый бокал.
  - За тебя! - снова воскликнул Энрико. - Не скучай! Здесь обсуждаются ин-тересные вопросы. Присоединяйся! Знакомься! Ты найдешь немало друзей.
  После бокала вина Галлеора перестали беспокоить ошибки допотопного профессора Йехуло, они словно выпали в осадок, а юношеская неловкость совершенно улетучилась. Он огляделся.
  - Именно так! - рядом продолжал жестикулировать кавалер Спарк. - Совет Матерей - всего лишь назидание, а ныне пустая программа, захватившая власть в свои руки. Чередованию единичек и нолей без разницы, кто будет блаженствовать в пышных покоях дворца. Программе наплевать, будут наши потомки горбаты, хвостаты или все облагорожены сократовскими лбами и шевелюрами до колен. Ей только одно дискомфортно - отсутствие электропи-тания. Долой бездушный алгоритм!
  - Не верь каждому, - сказал Энрико, смерив презрительным взглядом кава-лера Спарка. - Здесь много озабоченных. Пока были молоды, не задумывались ни о каких бездушных программах, а сейчас стали заговорщиками. Не нужно им ни неба, ни свободы. Каждый спит и видит во сне свою последнюю чашу с реоксом.
  - Но в аллегории кавалера Спарка есть доля истины. Любая власть - жесткий алгоритм, который неизбежно изнашивается и требует коррекции.
  - Лучше посмотри в тот угол, - Энрико незаметно кивнул в сторону рас-кидистой пальмы, бодающей рогами листьев потолок.
  Галлеор заметил скрытую камеру. Точно такие были установлены в каждом углу Витасферы, все к ним привыкли и не опасались. Но здесь...
  - Здесь можно слушать, - подмигнул ему Энрико, - но верить бреду каждого идиота опасно. Сэр Модроу ясно дал понять, что мы все под колпаком.
  - Нас пытаются направить по ложному пути?
  - Что-то вроде этого. Но не расстраивайся. Мы скоро найдем другое место для сборов. А здесь мы оставим глупцов и осведомителей. Они друг друга хорошо дополнят.
  - Господа кавалеры! Прошу тишины! - вдруг обратился к присутствующим сэр Модроу; гул в зале утих.
  - Итак, мы собрались здесь, чтобы решить еще один важный вопрос. Мы должны выяснить, кто из матрон составляет нынешний Совет Матерей.
  - Совета Матерей не существует! Долой преступный алгоритм! - раздался крик из зала.
  - Кто это сказал? Сторонники кавалера Спарка? Дезинформацию распро-страняют сами женщины! Совет Матерей существует. И только поэтому вы-ходной люк до сих пор задраен, а по Дворцу Любви ходят лазутчики и преда-тели! Женщины не должны решать важных проблем! Они наивны в своих страданиях. На первом плане - только инстинкты и задержка прогресса и процветания человечества - ПМС! Для матерей главное - сохранить наш гигантский комфортабельный инкубатор. Они уже триста лет опекают своих деточек и не позволяют нам заново родиться. Но мы, зарытое человечество, деградируем, потому что наш разум спит. Он не востребован. Его могут про-будить лишь смертельные опасности, трудности и лишения - все то, что из пещерного быдла сотворило человека. Туда! На поверхность! Сломать Ка-менное Небо! Пусть новорожденное человечество глотнет воздух Земли! Пусть сделает первый шаг по своей планете! Распахнуть люки! Открыть глаза! Свобода и Небо! - прорычал он.
  - Свобода и Небо! - скандировал зал.
  - А теперь мы должны напрячь мозги и вычислить, кто из наших дам входит в Совет Матерей.
  - В Совете непременно кто-нибудь из старушек! - раздался громкий голос Энрико. - Матрона Магда наверняка ...
  - Там, разумеется, старшие матроны, - заметил кто-то из зала, - но не самые легкомысленные из них!
  - Деллария - точно! И Лиссандра! - кто-то выкрикивал популярные имена.
  - Энза! ... Хотя она молода...
  - Совет Матерей не лимитирован по возрасту!
  - А для чего нам нужно знать, кто в Совете?
  - Разве нам уже не нужны СВОБОДА и НЕБО? - вопросом на вопрос ответил Модроу.
  - Свобода и Небо! - проскандировал зал.
  - Вы могли бы догадаться,- продолжил сэр Модроу, что только Совет Ма-терей распоряжается жизненными ресурсами Витасферы. Его указаниям под-чиняются трудяги. Совет Матерей отдает тайные приказы желтым колпакам. Только Совет Матерей вправе решить: дать нам Небо, а значит Свободу, или не давать. Старшие матери должны поддержать наш энтузиазм. К тому же у нас появились важные аргументы. Они могут убедить матерей выпустить своих детей из клетки. Новый член нашего тайного собрания, кавалер Галлеор, расскажет присутствующим о чрезвычайной критической ситуации. Возникла новая угроза со стороны мира мельчайших. Внимание! Мельчайшие - среди нас! Мельчайшие - на стерильных улицах Витасферы!
  Зал негодующе загудел:
  - Чушь!
  - Не может быть!
  - Какие доказательства?
  Галлеор не ожидал такого пристального внимания, но не стушевался перед устремленным на него огнем взволнованных глаз:
  - Говори, Галлеор, что там с мельчайшими?
  Сэр Модроу поднял колокольчик:
  - Внимание, кавалеры, внимание!
  Галлеор вышел на сцену, оглядел зал. Десятки любопытных глаз устремились на него. Сэр Модроу прошептал:
  - Давай выкладывай и жестче! Мы не дамы, выдержим, - потом кивнул в сторону пальмы со скрытой камерой. - Напугай мамочек. Пусть сами запро-сятся наверх. Свобода и Небо!
  Галлеору понравился его собственный сильный голос, так уверенно озву-чивший внимательную тишину зала. Он повернулся в сторону скрытой каме-ры и понял, что не для пустоголовых болтунов он должен поведать сейчас о чем-то важном. Это не было игрой или фарсом, но еще одним способом до-кричаться:
  - Мельчайшие появились на Земле 5 миллиардов лет назад... Но жизнь на планете за это время не угасла. Наоборот. Почему же мельчайшие до сих пор не истребили многоклеточную жизнь? Почему нет их полной победы? Тот ве-ликий симбиоз, который связал каждого с каждым на планете, не позволил родственному сплетению генов погибнуть раз и навсегда. В чем целесообраз-ность выживания? Ни один паразит не убивает своего хозяина. Напротив, иногда лечит и дает некоторые преимущества. Иначе не было бы на свете па-разитов. Давно бы перевелись и мельчайшие. Но их тайная сила не иссекаема. Они сегодня также могущественны, как были всесильны во времена предшествующих нам цивилизаций. Мельчайшие на свой выбор и по своим правилам меняют один биологический вид на другой. Погибли динозавры, разбрасывающие свои драгоценные яйца, где попало по юрским папоротни-кам. Мельчайшие стали смертью, которая убрала с дистанции этих наших не-перспективных конкурентов, расчистили место людям на Земле. Но пришла пора для следующего грандиозного скачка эволюции...
  - Ты хочешь сказать, - раздался голос из зала, - что мельчайшие намеренно истребляют нас? Для более продвинутых структур?
  - Не намеренно, а по закону выживания. Все изменения флоры и фауны ведут к реваншу более теплостойких протеиновых форм.
  - Нас приговорили? Мы не совершенны? - продолжал тот же голос.
  - Наш разум обуздал огонь и термоядерную энергию. Мы уже не хладно-кровны, но еще не огнестойки, наш белок боится радиации, мы не можем вый-ти в открытый космос. Наша цивилизация - всего лишь разумный парниковый суррогат, а наша теплая кровь - колыбель для огнестойких форм жизни.
  - Конкретно! Ради кого нас уничтожают мельчайшие?
  - Прионным белкам не страшны ни высокие дозы радиации, ни вакуум космоса. Они способны выдержать температуру плавления металлов. Прионы всегда находились рядом с нами. Изначальный термостойкий белок попал на Землю из глубин Вселенной. Здесь он деградировал из-за парниковых условий. Все земные формы - его регрессии. И вот сейчас, когда радиационный фон Земли изменился, условия выживания продиктовали новые правила.
  - Ты хочешь сказать, что Витасфера всегда была под контролем мельчайших?
  - Не случайно первые прионы были обнаружены только в головном мозге, там, где рождались и умирали все гениальные идеи человечества.
  - Неужели наши неприятности связаны с вмешательством их в наше благо-получие? Разве социум прогрессирует не самостоятельно?
  - Идеи антагонизма, главные причины социальных изменений - следствия биологических изменений внутри организмов.
  - Разве социум не способен противостоять?
  - Главное условие выживания - многовариантность. Социум вечен перед натиском внешних сил, если все его социальные ниши заполнены. Чем ярче ин-дивидуальность каждого, тем устойчивее социум. Но мы подвергнуты усреднению.
  - Возможно ли, что на Земле уже установлен прионный рай? Не получится ли так, что на поверхности мы встретимся с неизвестными формами жизни? Может они таились в жерлах вулканов или в геотермальных источниках? А сейчас в отсутствии людей размножились и расселились по всей планете?
  - Все может быть. Но главным остается вопрос невозможности дальнейшего нашего пребывания под землей. Мутационные способности мельчайших феноменальны. Их прогресс - результат чрезмерной уплотненности. В про-цессе невидимых мировых войн в результате слияний и взаимопоглощений появилась новая мутация прионов и в один из злополучных дней уложила намертво многомиллионные города людей. Любой мутационный прогресс можно описать алгоритмом. В поступательном движении эволюции челове-чество отнюдь не новый, а пройденный, законченный этап. Генетические изменения мельчайших направлены против нашей цивилизации. Витасфера перенаселена, а значит, нет никаких гарантий.
  Зал взволнованно зашумел. После того, как Галлеор закончил, сэр Модроу встал и торжественно произнес:
  - А теперь, уважаемые кавалеры, каждый из вас должен выполнить свой долг и осторожно ознакомить своих дам с назревшей проблемой. А также вам надлежит любыми способами (уговорить, улестить, выманить ласками, подарками, обязательствами и прочими хитрыми штучками), но добиться поддержки в решении вопроса о сложившейся чрезвычайной ситуации и экс-тренном выводе населения Витасферы на поверхность.
  
  - 19 -
  
  Энрико арестовали. Беседка у "Трех граций" опустела. При случайных встречах заговорщики шептали друг другу побелевшими от страха губами:
  - "Свободу и Небо", черт побери, запретили...
  - Дело дрянь!
  - Если Энрико развяжут язык, Витасфера наполовину опустеет!
  - Колпаки ищут повсюду кавалера Даффи.
  - Кто знает, что случилось? В чем виноват наш поэт?
  На окраине перевернули вверх дном каждый барак. Отряды палачей в желтых устрашающих масках с огненными оскалами врывались в каждую дверь, вспарывали тюфяки, опустошали шкафы, зондировали грядки с кабач-ками и хлам чердаков. Во время обыска в одном из бараков случился пожар. Пламя озарило горизонт. Обитатели Дворца вышли полюбоваться. Огонь трещал, искры сыпались во все стороны.
  - Еще одна Фиеста! - кто-то вздохнул. - Зрелище ослепительной красоты!
  Языки пламени плясали, отражаясь во влажных каменных сводах. Пожар осветил все темные уголки подземного города, и обитатели Витасферы сумели разглядеть черные сгустки гранитных расплавов над головой, сплошной беспросветный могильный монолит. Каждого до глубины души потрясла тра-гическая непроницаемость неба их маленькой страны.
  ... На казнь собралась большая толпа. Энрико стоял со скованными руками. Но присутствующие не заметили в его глазах страха. Он внимательно разгля-дывал толпу и вслушивался в казенные фразы приговора. Казалось, он сам удивлялся тому, что натворил. Каждый видел: ему здорово досталось. Как выяснилось, Энрико нанес большой вред безопасности Витасферы. Он пытался открыть входные люки. Он потворствовал агрессии мельчайших. Почему он этого добивался, никто не понял, но предполагали, что он психопат, маньяк и просто коварный тип. Доказательствами послужили показания некоторых его друзей, но самым веским аргументом явились жалобы влиятельных матрон, одну из которых он жестоко высмеял в какой-то глупой песенке, мгновенно ставшей популярной среди молодежи, в чем сам сознался... Как только скрипучий голос глашатая в маске перестал пугать присутствующих наклонностями зловредной личности, из толпы раздались возгласы моло-деньких матрон:
  - Какое несчастье!
  - Кавалер Энрико такой шутник!
  - Почему Совет Матерей не учел его молодость?
  - Бедняга! Неужели мы никогда его больше не увидим?!
  - Энрико! Я так и не дождалась первенца от тебя!
   Галлеор встретился взглядом с Энрико. Тот взметнул высоко вверх сжатые кулаки и прокричал в толпу:
  - Свобода и Небо!
  - Свобода и Небо! - тут же во весь голос отозвался Галлеор, но остальные промолчали. Он нашел глазами сэра Модроу, наблюдавшего за экзекуцией в толпе других заговорщиков. Тот слегка ему кивнул, и губы его шевельнулись: "Осторожно! Побереги себя! У нас проблемы!"
  - Свобода и небо! - снова крикнул Энрико, гремя цепями. - Друзья! Не бой-тесь громких слов! Пусть они взорвут Каменное Небо! За ним главная наша Свобода! Свобода, которая даст нам Небо! Свобода...
  Кто-то из стайки юных матрон кинул в него бордовую розу. Она упала к ногам, но он даже не взглянул и продолжал:
  - Долой власть полуграмотных дам! Долой палачей! Долой Лотерею! До-лой предателей! Долой Каменное Небо!..
   Желтые колпаки втолкнули его на эшафот. Один из них рванул боковой рычаг, и металлические створки под ногами жертвы медленно распахнулись. Лицо Энрико последний раз мелькнуло за мутным пластиком. Он оглянулся, кого-то поискал глазами в толпе, закачался на накренившейся платформе, люк под ним разверзся во всю ширину, и преступник рухнул в холодный подземный поток...
  Казнь закончилась так быстро, что публика, не осознав произошедшего, долго не расходилась, каждый ожидал какого-то фокуса или остроумного фи-нала во всей этой непонятной истории. Разве можно было поверить в смерть самого Энрико? Казнь походила на очередной дикий розыгрыш всеми лю-бимого озорника и повесы. А как же Старшая Матрона Магда? Разве она бы допустила? Она всегда была в восторге от его сногсшибательных приколов... Кто-то выкрикнул из толпы:
  - Казнь посредством спуска в канализацию - более чем казнь!
  - Повторите, пожалуйста, в чем состояла вина кавалера Энрико?
  - Почему приговоренному не дали реокс? Это не гуманно!
  Галлеор, стоявший рядом с ученым кавалером Робертусом, услышал сдав-ленные стоны: "Энрико! Боже мой! И ты в Аду!"
  ...На следующий день Магистр Галантности был вызван на тестирование и на уроки не вернулся. Класс приуныл, когда все узнали о добровольном уходе учителя из жизни. Пошли слухи, что сэр Робертус был обвинен в измене. Оказалось, что он преступно раскрыл тайну отцовства и долгие годы потвор-ствовал сыну в дурном поведении, поэтому уровень шалостей ученика вырос вместе с ним и достиг криминальных значений. После ухода сэра Робертуса четыре старшие матроны из Совета Матерей тоже приняли реокс в связи с тем, что жизнь, по их словам, навсегда лишилась привкуса романтики и благород-ства.
   Уроки галантности поручили проводить ученому кавалеру Никколо, мате-рому ловеласу с большими, промасленными от постоянного блуда глазами. Каждый урок он начинал с растирания ухоженных рук маслом драгоценной кадоры и обязательного сального анекдота, который осиротевший класс встречал гробовым молчанием.
  Все ждали новых арестов. Так оно и случилось.
  
  - 20-
  
  Лица Старших Матрон были непроницаемы, густые вуали не выделяли ни единого движения лица, но Галлеор безошибочно угадал своих знакомых. Едва заметный кивок Делларии воодушевил его. Но брезгливое нетерпение, с которым постукивали кончики пальцев Лиссандры по краю стола, не предве-щало ничего доброго.
  - Кавалер Галлеор! - раздался мелодичный голос матроны Делларии. - Ты вызван в связи с постоянным общением с кавалером Энрико, действия кото-рого признаны преступными в отношении Совета Матерей и населения Ви-тасферы. Готов ли ты дать правдивые ответы на все наши вопросы?
  - Да, я готов! - он шагнул в освещенный круг в центре зала.
  - Мы хотим знать, что связывало Вас с вышеупомянутым кавалером Энри-ко?
  - Мы общались, он был моим другом.
  - Какие темы вы обсуждали?
  - В основном те, которые нам преподавали в классе.
  - Он лжет! - раздался истеричный голос Лиссандры. - Его нейрограмма свидетельствует о недоговоренности на эту тему! Говори правду! И не смей нас дурачить!
  - Мы беседовали на разные темы.
  - Обсуждалась ли вами Лотерея Любви? - голос Делларии дрогнул.
  - Да.
  - Высказывалось ли Вами недовольство данной программой?
  - Каждая программа имеет ресурс усовершенствования.
  - Нам известно, что Вы интересуетесь странными темами из научных ар-хивов. Их названия: "Генетика", "Вирусология" и "Геодезия".
  - Да. Для меня эти разделы очень интересны.
  - Знаете ли Вы, что Вам не следует заниматься ненужными вопросами и обременять приятное времяпрепровождение дополнительным умственным напряжением?
  - Для меня приятно времяпрепровождение среди книг.
  - Не хотите ли сказать, что содержание этих книг намного приятнее общения с дамами?
  - Для меня умственное напряжение комфортно так же, как занятия на тре-нажерах. Любой орган человека должен тренироваться, чтобы не атрофиро-ваться. Мозг не исключение.
   - Мы не рекомендуем впредь тренировать этот орган предпочтительнее других. Вспомните о своем главном предназначении!
  - Я постараюсь следовать этой рекомендации. Но можно ли задать вопрос?
  - Задавайте!
  - Я заметил, что в последнее время нашей стерильности угрожает опреде-ленная опасность. Еда покрывается какой-то слизью, фрукты стали горькими и жидкими, а вино дурно пахнет... Также и с дамами...
  - Довольно! Вам не следует заниматься подобными вещами и при каждом удобном случае намекать о нашей нестабильности. Но мы крайне призна-тельны за данное сообщение. Мы разберемся без Вашей помощи. А сейчас Вам следует вернуться к своим прямым обязанностям во Дворце Любви. И настоятельно рекомендуем не заниматься впредь посторонними развлечения-ми, которые препятствуют Лотерее Любви действовать эффективнее. А теперь идите, кавалер Галлеор! Вы свободны! - услышал он голос Делларии.
  Лиссандра вскочила, протестуя, но Деллария жестом остановила ее возра-жения и направилась к выходу. Остальные матроны последовали за ней. Лис-сандра напоследок оглянулась, и до Галлеора долетело шипение:
  - Не думай, что легко отделался! Все впереди!
  
  - 21 -
  
   Деллария улыбнулась своему отражению в зеркале, поправила широкие складки одежды. Волны теплой ткани скатились с округлых плеч на лиф, обняли крепкие бедра и колени. Она запахнулась в теплый халат, руки с нежностью легли на живот, обнимая то, что стучало внутри.
   - Деллария! Ты спасла меня! - воскликнул Галлеор, врываясь в будуар, целуя руки, шею и особо чувствительную кожу плеч под кружевами.
  - Ты меня узнал?
  - Ни одна вуаль не скроет любимую женщину.
  - Ты еще кого-то узнал?
  - Там была Лиссандра.
  - Молчи об этом. Совет Матерей - тайна для кавалеров.
  - Почему?
  - Ты спрашиваешь? Думаешь, отчего погиб Энрико? Только из-за своего подлого языка. Он вычислил всех старших матрон, и ему не смогли помочь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь начал говорить, что ты избежал наказания только из-за моих к тебе симпатий.
   - Но и Лиссандра...
  - Эта дрянь всегда была твоим врагом. Если бы я не убедила Совет Матерей разнообразить генами гениальности обескровленный жесткими чистками генофонд Витасферы, Лиссандра всем бы доказала, что ты заслуживаешь участи Энрико.
  - Чем провинился Энрико? Обвинения были смехотворны! Никто не ожи-дал... Все поняли, что имеется подтекст.
  - Ты разве не знаешь, как он вместе с Даффи подшутил над матроной Лис-сандрой? Сознайся! Смотри мне в глаза!
  - Это была невинная шутка!
  - Ты называешь невинной шуткой то, что Энрико, надев парик, явился на свидание вместо Даффи?
  - Лиссандра преследовала Даффи, к дому приставила соглядатая. Даффи был в отчаянии. Тем более что Лотерея наконец-то позволила ему избрать Олеадору. Энрико вызвался помочь, сказал, что уладит пустяк, если сможет беспрепятственно войти в спальню Лиссандры. Он сделал то, что обещал. Лиссандра успокоила свои чувства.
  - Твой друг более чем глупец. Ты не знаешь всего.
  - Что сделал Энрико?
  - Нечто более циничное. Об этом он тебе не рассказал. Он проник в будуар, добился благосклонности и удалился. Ни одна женщина такое не простит. Тем более Лиссандра. Она злопамятна. Охотясь на Даффи, она разнюхала про Беседку Кавалеров и выследила организаторов "Свободы и Неба". Так, ка-жется, называется ваш заговор? - уголки губ Делларии весело дрогнули, глаза потеплели.
  - Боже мой, Деллария! Ты знаешь?! Умоляю, достаточно казней!
  - Ты думаешь, что Энрико казнен за участие в тайной организации? Нет. "Свобода и Небо" всегда была под нашим контролем. Сэр Модроу создал ее по нашей просьбе.
  - По вашей просьбе? Что ты имеешь в виду?
  - Ты со своими приятелями недооцениваешь проницательность женщин. Вы полагаете, нам не интересно, чем забиты головы юных кавалеров?
  - Неужели не сэр Модроу, а ты лидер заговорщиков?
  - Я рада, что ты способен шевелить мозгами!
  - Но Энрико...
  - Увы, Энрико - убийца. Поэтому Совет Матерей проголосовал за казнь.
  - Кого он убил?!
  - Ты разве ничего не знаешь о Лизетте? Посмотри сюда! - с этими словами пальцы Делларии щелкнули в воздухе, и на экране появился знакомый Гал-леору будуар. Его потрясло увиденное. Какая-то схема с усилителем звука... Напряжение было столь мощным, что язык вывалился и посинел, кровь вы-ступила из-под опухших век. От перенапряжения термоизоляция стекала с раскаленных проводов, но смерть к Лизеттте не спешила...
  - Достаточно! - Галлеор отвернулся, не выдержав отвратительного зрелища.
  - Лизетта в этот раз не умерла. Мы поместили ее в отдельный бокс, хотели спасти первенца. Но ошиблись. Она связалась с Энрико. Мы думали: наконец-то она сделала выбор. Потом оказалось, что у всех кавалеров Лизетта просила только одно: смертельную дозу реокса. Но лишь Энрико пошел у нее на поводу. Где он взял такое количество? Мы его жестоко допросили. От пыток он потерял рассудок, начал оговаривать себя. Оскорблял старших матерей, его сарказм бил в самые уязвимые точки. На Суде Матерей все матроны краснели и ойкали от стыда. Его признали не только непригодным, но и опасным. Совет Матерей утаил истинную причину казни. Казалось, Лизетта погибла и все... Но теперь ее подвиг начали повторять. Погибли Эсмеральда, Карна, Убеллия. И у каждой в изголовье обнаружена ваза с бордовой розой. Они умирают, пьют реокс, уходят, как обескровленные временем гордые старушки. Но для чего эти проклятые цветы? Укор за нашу жестокость? Или символ бегства? От нас? От Лотереи Любви? Суицид - для слабонервных. Но он самый рациональный выход из нашей могилы. Не каждому хватает сил выжить, когда иссякает воля. Галлеор! За трагедией следуют трагедии. Каждый день умирают юнитки, совсем юные девочки. Я уверена, у них заговор. Мы за ними следим, в каждой комнате - видеонаблюдение. Но каждый раз они оказываются хитрее старших матрон. И мы не в силах это остановить!
  - Если смерти не прекратились, за что убит Энрико? - Галлеор стиснул го-лову руками, пытаясь усмирить приступ ярости. - Ты сказала, что он сошел с ума от пыток. Разве такое возможно?
  - Потомкам Титаниды с пеленок внушается, что силу надо рассчитывать. Но иногда в них пробуждаются странные желания, хотя в основном они ведут себя стандартно и не ропщут на судьбу. В Витасфере каждый находит применение своим способностям. Но у кого из нас есть выбор? Ни я, ни ты, никто не свобо-ден. Человечество всегда соблюдало законы большого муравейника.
  - А что случилось с Даффи? Почему он в розыске?
  - Он приговорен к смене пола. Проделки двух наглецов шокировали старших матрон. Поклонницы сэра Робертуса ушли из жизни. Моих сторонниц поубавилось. Расстановка сил теперь не за нас.
  - Деллария, умоляю: спаси Даффи! Сделай все возможное! - Галлеор схва-тил ее руки. - Достаточно казней!
  - Ты делаешь мне больно! - Деллария слегка подула на побелевшие пальцы, но вдруг тонкая улыбка тронула ее губы, она с нежностью посмотрела на Галлеора. - Я не предполагала, что у Даффи столько поклонников! Он, по-твоему, замечательный поэт?
  - Его силлабо-тоника выше всяческих похвал!
  - Спасибо, что ты ему друг. Хочу тебе сказать, что Даффи в безопасности.
  - Деллария! Я тебя обожаю!
  - Даффи... Пацан... Глупый мальчик, которому бесполезно читать нотации. Любовь - болезнь, а не преступление. Мальчик сошел с ума. Ему нет смысла становиться палачом, надсмотрщиком, уборщиком помещений и даже мате-рью. Следует просто сбалансировать гормональный коктейль...
  - Где он?
  - Тсс! - Деллария взглядом показала на видеокамеру под потолком, но вдруг ее лицо побледнело. Входная дверь со скрежетом распахнулась, и на пороге появились желтые колпаки. Они с шумом ввалились в комнату. Рука Галлеора потянулась к шпаге.
  - Нельзя! - сказала Деллария. - Они уполномочены Советом Матерей.
  - Да, они со мной! - раздался торжественный голос Лиссандры, и она вошла в комнату.
  - Как ты посмела! - воскликнула Деллария. - В этот час?
  - По распоряжению Совета Матерей ты больше не являешься Старшей Матроной! Ты укрываешь преступника. В твоих будуарах находится кавалер, с которым тебе встречаться не рекомендовано. Я выследила Даффи. Он у тебя, - она оглянулась на дверь в соседнюю комнату, усмехнулась и крикнула, - Даффи, голубчик! Выходи! Твоя мамочка Лиссандра пришла за тобой!
  Дверь отворилась, из нее обреченно вышел бледный, как смерть, поэт.
  - Даффи - мой сын! - Деллария встала между ним и стражей. - Не позволю!
  Лицо Лиссандры исказила злорадная усмешка:
  - А, ты имеешь в виду его приметную родинку за правым ухом? Красав-чику повезло! Но ты забываешь, что он также и мой, непослушный, подлый, достойный наказания и приговоренный к смене пола сыночек! Его ищут уже целую неделю. Я давно поняла, где он скрывается. И доказала это. А, кроме того, я рассказала всем о беседке кавалеров! Сэр Модроу не выдержал пыток и дал показания против тебя. Он выполнял твое поручение. Вы вместе с ним готовили тайный заговор против безопасности Витасферы. Он сохранил свою честь и принял реокс три часа назад. Твоей власти пришел конец! Теперь ты не сможешь препятствовать мне в установлении Нового Порядка во Дворце! - она махнула рукой в сторону Даффи.- Уведите его!
  Желтым колпакам предстояла нелегкая схватка с двумя вооруженными ка-валерами. И Галлеор и Даффи были учениками самого магистра Галантно-сти! Но Даффи бросил шпагу к ногам Лиссандры:
  - Я сдаюсь! Я виноват в том, что погиб Энрико. Друга не вернуть! Прости меня, Деллария! Прости, Галлеор, и передай, пожалуйста, Олеадоре,- закончить он не успел, желтые колпаки грубо вытолкнули его за дверь.
   Галлеор поднял шпагу друга, но ласковые руки Делларии обвили его шею:
   - Не надо! С Даффи все будет хорошо! Через год он произведет на свет прекрасную девочку или мальчика, такого же белокурого и голубоглазого, как он сам. Его линия не прервется.
  - Что ты говоришь? Это не смешно! Это ужасно для мужчины!
  - Всем женщинам приходится это перенести, никто не ропщет.
  - Но Даффи - кавалер!
  - Не дели мир на женский и мужской. Ты убедился, как хрупки границы? Даффи будет жить. Это главное. Он мое дитя. Он будет рядом со мной. У него будет много детей. Разве это несчастье? Так принято. А больше я ничем не могу ему помочь. Ты же знаешь, Старшая Матрона может наложить только одно табу против решения Совета. Я спасла вас обоих. Но сейчас со мной никто не посчитается. Лиссандра давно стремилась к власти. Но раньше на ее мелкие интриги никто не обращал внимания...
  - Значит, ты и сама не в безопасности?
  - Не надо беспокоиться обо мне. Матронам легче. Дай руку! - она положила его ладонь на свой живот чуть ниже солнечного сплетения. - Ты стал отцом уже стольких прекрасных детей! Подумай о них, подумай о матерях. А главное, подумай о себе... Там, на столе, бутылка хорошего вина... Принеси! - она быстро отвернулась, и Галлеор заметил слезы. Он привычным движением вытащил пробку, но фонтан зловонной жижи опередил его усилия, забрызгал цветы и фрукты.
  - О, дьявол! Что было в той бутылке?
  - В последнее время что-то случилось с вином. Попробуй другую!
  Вторая бутылка удивила его превосходным букетом выдержанного насто-ящего бордо. Он взял гроздь винограда из вазы. Ладонь ощутила гниль, с пальцев медленно стекла на стол тягучая слизь. По комнате разнесся отврати-тельный запах.
  - Деллария, что происходит с едой?
  - Ты это знаешь лучше меня.
  - Дело серьезное. Нам нужно уходить из Витасферы.
  - Почему? Из-за испорченных фруктов?
  
  ЧАСТЬ 3. ПОСЛЕДНЯЯ ФИЕСТА
  
  - 22 -
  
   Прошлое - параллельный мир, его координаты доступны только памяти. Оно не учит на ошибках, а наказывает. Жестоко, необратимо... Нет ничего страшнее разлуки. Те, кто остались в прошлом, более счастливы. Сквозь толщу лет они всегда улыбаются нам. А мы льем слезы... Энрико... Даффи... учитель Робертус... сэр Модроу... Их давно уже не было рядом...
  Галлеор очнулся от воспоминаний. Память - вечное сожаление о прошед-шей молодости и восторженном детстве, но более всего о небытии, которое явилось всему началом. Истоки невыносимой неудовлетворенности - в пери-петиях хромосомных войн и генетических катаклизмов.
  ...Звуки чьих-то нервных отношений под окном вернули Галлеора к дей-ствительности:
  - Как ты зол! Обожаю! Этот кадык, который клокочет от ярости! Ты же знаешь, мы идеальны! И ты, и я! Мы будем лучшей парой года, Георгий! За-будь о Лучии! Не ломай пальцы! Подожди!
  Витасфера перенаселена. За триста лет затоптан каждый метр. Куда не ки-нешь взгляд, упрется либо в жующие челюсти, либо в складки декольте.
  Стены содрогнулись от грохота.
  - Безобразие! Завтра же нужно пожаловаться в Совет Матерей! Пусть мне объяснят: почему такая нестабильность в нашей прекрасной Витасфере?! - невостребованные эмоции какой-то матроны жаждали разрядки. Она меняла один ритм за другим. Музыкальный анальгетик не действовал. Избранник не пришел. Легкие ритмы не усмиряли напряжения нереализованного оргазма. Коктейль эмоций не иссякал, нервы вибрировали, лицо пылало за опухшим силиконовым ртом:
  - Безобразие! Почему одним все, а другим ничего? Как смеет эта маленькая дрянь менять распорядок встреч во Дворце? Завтра же мои претензии будут в Совете! Негодную девчонку нужно поставить на место!
   Унизительно соседство с пошлыми тварями. Они сверху, снизу, их шаги и рыхлое дыханье окружают жилье, их настырные глазки проникают в бездну сознания, выворачивают душу наизнанку. Они, как навозные черви, поби-рушки, ползущие в помойку за обглоданной душой. Звуки их быта, пронизан-ные диареей и рвотой, их решительность объединяться и напирать толпой, их трусость сказать "нет" и ответить "да"... Мрази, следящие погаными глазками друг за другом, вибрирующие сигнальными половыми конгломератами, вливающие в души друг друга выморочные ритмы допотопного единства.
  ...Наконец пытка закончилась, ненавистные звуки умолкли, блаженная ти-шина окутала душу. Вот он, восторг отключиться от потного родственного прайда и покинуть сферу брутального зова. Одиночество - мгновения свободы, распахнутый горизонт внутреннего "я", полноправие чувств, музыка эгоизма, бегство от назойливого внимания и желания накормить любопытные зрачки.
  Галлеор снова разгладил скомканный листок. "ЛУЧИЯ"... Еще одно созда-ние, которое не желало жить по графикам обязательных встреч. Это имя встало кому-то поперек горла. Еще одна душа уцелела среди постоянного те-стирования, пыток и доносов. Регулярная скоблежка мозгов пропустила скрытые файлы, и несчастное существо осталось один на один против целого мира. Он избран ее душой не случайно. Она в беде. Он протянет ей руку.
   Век избранных так мал. Он скупо отмерян временем до первой усталости в глазах. Похоже, это время приблизилось. Галлеор стал плохим любовником. Его тянуло к науке, к бескрайним залежам архивов, никем не потревоженных в течение веков. Он спешил, зная, что ограничен во времени. Тридцать лет - срок, завершающий участие в репродукции. Но возраст не отразился на при-влекательности. Галлеор был, как прежде, красив, статен и силен. Его опыт обычно использовали в самых сложных ситуациях. Таким исключительным случаем и стала она, Лучия, фригидная, чересчур капризная, но воспламеня-ющая всех душа. Как синее пламя, которое остужает взгляд, но только тронь, и...
  Что он знал о ней? Лучия - необыкновенно умна и неподражаемо красива. Ее ладная фигура была создана генами легкомысленной Ланданеллы. Но в каждом взгляде чувствовалась мудрая уверенность Верлинды. А гордый про-филь не оставлял сомнений в благородном родстве с Рограндой. Все были уверены, что любая пара с ней будет совершенна и станет победительницей ежегодного конкурса, что в преддверии эпохи Жесткого Лимита было чрез-вычайно важно. Но сначала был отвергнут первый претендент, молодой и страстный Анжелло, беззаботный, веселый, привлекательный, сложенный, как древний бог. Он был весьма натаскан в любовных делах, и его белокурые локоны уже примелькались в покоях влиятельных дам. Но Лучия отказала ему. Ошеломленный, он упал к ногам, но высокомерное "нет" прозвучало, как приказ. Она заклеймила его. Ему сразу же отказали старшие матроны. И где он теперь? О первом красавчике с капризными глазами все будуары забыли. Следующим претендентам также не повезло. Был отвергнут великолепный Георгий, неотразимый Диего, непревзойденный в знании тонких анекдотов Саарес и многие другие, достойные, но оскорбленные в своих чувствах кавалеры. Отказ убивает в мужчинах решительность. А кавалер с рас-терянностью в душе теряет поклонниц. Лучия поколебала уверенность многих досточтимых кавалеров. Она смешала их чувства с грязью. И вот уже полгода ни один из пятнадцати претендентов не мог связать с ней судьбу. Среди матрон близких к Совету Матерей начались пересуды. Кое-кто затеял интриги. Лучию отправили на специальное тестирование, и ей был дан последний шанс стать матерью и насладиться дальнейшей жизнью во Дворце.
  
  - 23 -
  
   Он не услышал ее голоса. Но громадные бездонные глаза опалили его душу. Она стояла на брачной постели, по колени утопая в легкомысленных кружевах, отважная, горячая сердцевина всей этой суетной мишуры из парчовых нитей и золотистой фольги. Лепестки роз, дикого хмеля и водяного перца рассыпались по ее прохладным простыням. Губы чуть шевельнулись... Нет?
   Галлеор взял ее тонкие руки, две амплитуды грусти, коснулся губами их, потом ослепительного пробора в волосах, который был горяч и горек. Сколько в ней желания! Но ее упрямые руки снова потянулись к лицу...
  - Не надо слез! Сокровище мое! Ты знаешь, что будет с тобой завтра? Я не смогу тебя спасти. Что случится тогда со мной? Эта ночь, как камень на до-роге. Две судьбы должны выбрать свой путь. Но как же ты прекрасна! Эти руки не для работы. Им не справиться с киркой. Они должны стать колыбелью для ребенка. Твое дитя украсит их нежную силу. А я должен пробудить в их жилах желание любви.
  - Не подходи...
  - Лишь я не посмеюсь над твоей стыдливостью. Она подсознательна. Твое чуткое тело уже распознало поблизости свою любовь. Ему нужно только убе-диться в истинности своих чувств, и не будет ему равных в страсти. Вся сила в полюсах. Неистовая буря - пленительная тишь. Они хранят друг друга. Почему нас соединили матери? Наши гены должны смешаться, перетасовать себя в каком-то немыслимом пасьянсе и представить на суд человечества еще одно произведение любви, а не минутной страсти или похоти. Мы в плане. Что впереди - никому неизвестно. Хочешь - закрой глаза. Я все сделаю сам.
  Он знал цену своему красноречию. Он превзошел себя. Он рисковал своей совестью, но говорил и говорил. Он ворковал. Он, едва ли не старый хрыч, надеялся на что? Тот, кто презирал дешевую обыденность экстаза, пытался продлить мгновения легкой жизни во дворце? Вранье важнее поцелуя. Каждое слово - та волна, которая должна была опрокинуть гордое сопротивление упрямой девочки, пересилить ее неоправданный страх. И ей же на пользу. Наставничество не для него, но опыт сам по себе знает, из какого кармана вытаскивать нужную фразу:
  - Нежность твоих теплых ладней. Спрячь лицо. Не увидишь сомнений. Слезы, которые напрашиваются предать, я сожгу своей настойчивостью. Я поверну эти реки вспять...
  Тишина дышала нутром ее взволнованных легких. Он чувствовал, как горячи поры ее возбужденной кожи, а мозг околдован музыкой слов. Но попытка коснуться хотя бы плеча не удалась:
  - Нет! Если бы ты знал, как мне противно! Словно ком подкатывает к горлу. Я сама не могу объяснить...
  - Называй "негодяем" или "трусом", отдавай свое тело другим, раздави в потных постелях, терзай за железом чужих дверей, никто не услышит мой крик. Только не люби и не обязывай себя любить. Это убивает. Просто дай мне шанс. Дай себе шанс. Единственный. А потом давай так договоримся. Не рас-трачиваться попусту, не оглядываться, вслед не смотреть, не догонять взглядом, не умолять ради бога, не надо валяться в ногах, тем более плакаться подруж-кам, что груб, негодяй. Не искать глазами в толпе... Мужчины рыдают лишь в детстве на руках своих матерей. Ты не увидишь слюнявого предательства.
  - Ты не обманешь меня!
  Чувственно касаться краями зубов филигранного сплетения нервов и дово-дить партнера до мучительной дрожи и страха щекотки. Рассмешить - побе-дить. Смех - на грани симпатий. Ловеласы прекрасно знают: пошлый вздор анекдота способен расширить зрачки, приоткрыть завесу в сознание. Падение с высоты своего безразличия - как это свойственно всем, даже весьма умуд-ренным из дам! Их полет на дно грязнейших из чувств, пошлейших из безоб-разий так продолжительно прекрасен. Он мог бы стать бесконечным - тогда это похоть. Но если он быстр, как экстракт экстрима, - заповедное чувство любви. И что остается нам? Причудливое варево гормонов. Сногсшибательный коктейль с аминокислотным сумраком половых тайн. Амнезия вчерашних влечений. Попытка изначального единства с молекулярным бытием, где все - в рот; и аммиачный пот, и концентрация желчи, гормонов и отвратительный запах вагинальных амеб пробуждают первобытный ужас совокупления. Но именно он загадка Вселенной, в которой нет грязи, все - свет, все - потенция взрыва, стерильная воспламеняемость планет.
  - Не бойся света. Ты вздрагиваешь даже от маленького огонька, плавающего в холодной чаше. Прикоснись к нему пальцем. Он может обжечь. Но задень, прочувствуй опасность боли, преходящее чувство любви. Огонь создал человека. Мы не боимся его, в нем жизненная сила, связь мысли и плоти. Он - преодоление страха, воля и разум. Не плачь, Лучия, не возвращай свое созна-ние в дремучий сад младенчества. Просто прикоснись - и отдерни руку. Тебе не будет больно. Легкая паутинка - причина твоего страха и целомудрия. Измени себя, разорви пустотелый символ непорочности. Он бесполезный, ненужный атавизм. Ты даже удивишься, как все легко. Оборвется струна, прозвенит где-то в сердце, и тихая фраза: "Все теперь позади", - обозначит твой новый путь.
  - Нет - нет - нет!
  - Ты запомнишь это мгновение на всю жизнь!
  - Оставь меня! Я прошу! Меня сейчас вырвет! Посмотри на себя! Отврати-тельны твои выскобленные холодные щеки, омерзителен голос, а руки в жестких волосках! Убери их от меня! Убери! И не смотри на меня так!
  Она снова зарылась в подушки...
  
  - 24-
  
  Лучия хлопнула дверью. Ну и пусть! Секс омерзителен. К нему готовят с пеленок, твердят: "Мужчины - прелесть, апогей наших чувств, они блаженство, в них то, чего не достает вам, слабым, бледненьким и нервным. Мужчины вольют в вас бездну энергии, добавят смысла в жизнь. Без них не возможно зачатие". Они, стало быть, все самое главное в этом мире? И мир, в таком случае, для них? А наша участь - лишь обладать нагромождением их мышц, которые звенят от похоти и двигательных рефлексов? А если тошнит от их мерзких ужимок? Эти гадкие пальцы, постоянно выискивающие момент! А детородный орган? На уроках эротики девочки ахали и хихикали при виде смешных макетов, а Терция даже упала без чувств. Они были ужасны, ги-гантские украшения, розовые извивающиеся трубки, выпирающие из смор-щенных серых мешочков. Никогда не сможет она пересилить своей брезгли-вости к изумрудным сердечкам и даже кроссвордам на них. Старшие мамочки объяснили: для нашего удовольствия. При чем тут удовольствие? Выброс эндорфинов посредством щекотки приводит к ускоренному износу чувств.
  Почему бы не воспользоваться банком спермы? Закрыть глаза и отсчитать несколько секунд, пока пластмассовый зонд вкачает стерильную плазму. А потом расслабиться и подождать, пока размороженные сперматозоиды не за-кончат забег, и кто-то первый из них не сольется с перепуганной яйцеклеткой... Разве это не вариант? Но ей отказали в искусственном зачатии. Матрона Лиссандра всегда была принципиальна: "Этот способ приемлем только для трансвеститов. Будущее поколение людей, которое заселит покинутые земли, должно уметь зачать без пробирок и катетеров!"
  ... Размышление девушки прервал грохот. Хлопнула дверь, в комнату во-рвалась наставница.
  - Что здесь произошло? У тебя получилось с Галлером?
  - Клорида, не жалуйся матерям! Мне было отвратительно смотреть на него. Я закрыла лицо руками. Он пытался отодрать их, целовал мои волосы, он гладил мои колени... Мне совсем не страшно, а стыдно, стоит только предста-вить. Да, я созрела, но почему бы не отложить хотя бы до Фиесты? И тогда...
   - Глупая! Галлеор - самый обаятельный мужчина во Дворце Любви! И он еще отозвался на твое приглашение? Тебе везет! Многие мечтают об этом ка-валере всю жизнь! Нужно было притвориться, смириться, закрыть глаза и по-дождать! Я же предупреждала. А сейчас все потеряно. Тебя уведут на тести-рование в последний раз. И я точно знаю, что ты сюда не вернешься.
  - Я не могу себе приказать.
  - Выпила бы вина!
  - Бесполезно. Я пила и с Диего, и с Сааресом, у меня в глазах троилось, но стоило только представить себя в роли самки...
  - Самки? О чем ты говоришь?! И кто же ты в таком случае? Чем ты отлича-ешься? Жрешь, спишь, отливаешь, почему бы не понять раз и навсегда: ты женщина, способная зачать и родить. Но если тебе так угодно - да, ты жи-вотное, ты самка. Но именно дети здоровых плодовитых самок в будущем за-селят Землю. Именно они получат преимущество при расселении. Будь проще. Подумай о первенце.
  - Я пыталась приказать своему телу подчиниться, губам улыбаться, рукам обнимать. Но вдруг заметила, что гляжу на всю эту любовную пантомиму со стороны. Мой разум не отключается в такие минуты, он словно смеется над телом. Это отбивает желание.
  - Расслабься! Прикажи себе!
  - Не получилось.
  - Тебе нужно откровенно поговорить с Галлеором. Он мастер отключать мозги. У него опыт. Уверена, что он повидал таких, как ты. Он сможет тебя либо заставить, либо убедить. К тому же есть еще один пунктик, о котором не следовало бы тебе раньше времени докладывать...
  - Говори!
  - Тебе нельзя знать, что будешь подвергнута насилию перед тем, как Совет Матерей окончательно решит: женщина ты или бесполый трудяга.
  - Ни за что!
  - Зря я тебе сказала.
  - Оставь меня. Дай мне все обдумать.
  - Но я тебе советую в последний раз: подумай о Галлеоре! - с этими словами Клорида захлопнула дверь и выскочила из комнаты.
  В детстве Лучия больше всего любила свою куклу Эрр. С ней можно было поболтать о плохой погоде, о лужицах под ногами и промоченных башмаках. Хотя погода была ни при чем.
  - Твоя уродинка Эрр лысовата со стороны правого бантика, - сказала одна-жды подруга Пегги. - А также у нее кривой краник, она писает мимо пам-перса. Мой Бобби никогда не пожелает ей спокойной ночи. Разве ты не знаешь, что он чемпион среди кавалеров и сделал для нового человечества тысячу девочек? Но только не с твоей мутанткой. Ваш клан - средоточие уродств! Твоя Эрр - мертворожденная!
  После этих слов из носа зареванной Пегги побежала кровавая струйка. Но Лучии тоже не поздоровилось. Она упиралась, брыкалась, вырывалась из рук, ее башмаки прочертили на газоне две черные глубокие борозды, но мамочка Тенсия все равно дотащила ее до страшной комнаты, втолкнула туда и заперла. Лучия, испугавшись, что ее отправят в Ад, решила врать, врать, врать. Она знала, что стала плохой девочкой, но мысли и поступки можно подправить хитростью. Находчивость не подвела. Лучию вернули во Дворец Детства. Ка-залось, ужас тестирования позади, все забыто, но остался дикий страх. Никто не знал, что на самом деле ее родным домом должен быть Ад.
  Пегги встретила свою оппонентку насмешками и нравоучениями:
  - Ты глупая! Сколько ни хитри, это все знают. Ты не можешь играть!
  Мамочки при виде мрачной физиономии девочки переглядывались и пус-кались в педагогические дискуссии:
  - Ее словно кто-то подменил. Она заметно повзрослела, над каждой фразой задумывается.
  - Не смотрит в глаза. Мы ей не нравимся.
  - Слишком задумчива. Не удивительно, если это перерастет во фригидность.
  - Хватит расстраиваться! У нее отличные параметры малого таза. Скоро она порадует нас кучей прекрасных детей!
  - Женщин нельзя тестировать! Нужно поднять вопрос в Совете Матерей. Для нас достаточно конкурсов на Самые Правильные Роды и Самого Пара-метричного Младенца!
  А уроки? Лучия ненавидела уроки.
  - Мужчины вырождаются. У- хромосома - нестабильна, - звучал монотонный голос мамочки Делларии. - Инь-янь теряет полюса... Обнуление полярностей... Закон гермафродита... Центр удовольствия одинаков у паука и у человека... Источники наслаждения - секс, чревоугодие и роды... Безболезненность зависит от глубины дыхания... Бесконечный вдох - агония, превращающая телесные страдания в мимолетное неудобство... Всепроникающее время... Климакс - смерть женского начала... Неспособность возрождения... Мазохисты - гурманы...
   Обязанность выслушивать пустые наставления мутила душу. Предназна-чение! Долг! Материнство! Святые традиции! Барабанный бой пустопорожних фраз бил по нервам, но сердце предпочитало иные ритмы. Они бушевали внутри. Они сотрясали тело во время сна. Она просыпалась, уверенная, что хрупкая скорлупа Витасферы наконец-то разбилась и мир залит солнцем и трелями птиц. Но, прислушавшись, различала вокруг надоевшие постылые повседневные бравурные ритмы.
  Стать матерью? Лучия спокойно могла бы приказать своему телу все. Разум сильнее эмоций. Тело - марионетка и так неприхотливо, что на весь век ему достаточно трех сеансов "Камасутры". Лучия сама оповестила Лотерею Любви о своей состоявшейся зрелости. Но случилось непредвиденное. Терция покончила с собой. Подруга... Она была юна и беспечна. Как она ждала своего первенца! И вот он появился. Но ей не отдали его. Перед тем как выпить реокс, Терция долго рыдала, а Лучия обнимала ее несчастное осиротевшее тело и умоляла: "Не спеши, у тебя еще будут дети!" Терция сказала: "Первенец забирает душу. Я больше не хочу детей".
  То же самое случилось с ребенком Пегги. Лучия стала случайной свиде-тельницей разговора, который ее очень встревожил. Пегги в последнее время постоянно ходила с красными глазами. У нее умер младенец, и каждый считал своим долгом ее утешить.
  - Он не был мертворожденным! - плакалась она в плечико матроны Лис-сандры. - Мой малыш! Я помню его открытый ротик, который так и не нашел мой сосок! Он кричал! Он тянул ко мне свои крохотные ручки! Он так жалобно плакал, когда его уносили. А я не могла взять его. Он был бы жив! Почему не заметили, что он жив?
   Матрона Лиссандра, гладя ее по голове, объясняла:
  - Мертворожденными называют не только мертвых, но и не способных долго прожить... Может быть, у него сердце или почки...
  - Нет-нет! Он был крупный, упитанный, с колечками светлых волос на ма-кушке! Я успела их поцеловать...
  - Ну, вот видишь: крупный! А значит, многоводный.
  - У него все было в порядке и с сердцем, и с желудком, и с печенью. Он был здоров!
  - Хватит ныть! Не у тебя одной! Все знают, что у Боты девочка родилась с хвостиком. А мальчик Терции был слеп. Однажды родился ребенок, у которого было два носа и глаз посередине. А разве младенцы могут выжить без ног или с заращенной попкой? Мы не допустим, чтобы люди будущего страдали. В последнее время почти все дети - мертворожденные. И в чем тут причина, не знает никто.
  Случайно подслушанный разговор напугал Лучию, которая была уверена, что станет матерью Лучшего Параметричного Младенца. Но услышанное по-трясло: все младенцы - мертворожденные.
  Ради первенца? Лучия задумалась. Да, она могла бы заставить себя. Могла бы приказать себе стать нежной, послушной. А если принять еще одну тош-нотворную пилюлю, тело будет подвластно чувствам. Насилие - роскошная игра для пресытившихся дам. Можно ли притвориться настолько пошлой, чтобы включиться в скучную игру? Ей остается одно. Она уже знала - что.
  Лучия подошла к камину, запустила руку за легкомысленный орнамент из бронзовых маргариток и, брезгливо пошарив там, извлекла покрытый пылью и копотью арбалет. Он был слишком громоздок для ее нежных рук, но выглядел зловеще. Это было настоящее оружие, а не пластиковая игрушка. Им можно было здорово напугать. Она осторожно ребром ладони стерла пыль с напряженной дуги, проверила точность прицела. Палец тронул курок. Тан-цующий на стене павлин не успел проявить резвость. Картинка обуглилась, на пол посыпались пепельные крошки, все то, что осталось от кудрявых перышек и хвоста.
  - 25 -
  
  Галлеор не хотел применять силу, чтобы спасти Лучию. Методики преду-сматривали такую категорию пар, которым для полного удовлетворения необ-ходимо было окунуться в азарт первобытной охоты. В подсознании каждого мужчины, таится воспоминание о том, что он дик, всесилен и страхи таин-ственных лесов подвластны ему. А в подсознании женщин необоримо желание: подчинившись грубой силе, завладеть ею, стать тайным хозяином урагана мускулатуры. Неискушенный партнер никогда не подозревает о таком раскладе сил.
  Галлеор презирал игры, но подчинялся женским капризам. Этот рефлекс отработан у каждого кавалера с детства. Галлеор поморщился... Женщина больна, если провоцирует на садизм. Но Лучию до сих пор не выбраковала программа. Скольких она измучила своими капризами! И скольким еще стра-дать? Юные кавалеры так ранимы! Даже у него, Старшего Кавалера, заскре-жетало сердце, когда пришлось отступить. Лучия с виду была так женственна и нежна! Но если никто не пересилит ее упрямство, глупышку попросту отправят в бараки.
  Он вышел прогуляться. Ослепительные луны ревниво следили за каждым его шагом после провала. Позор, Галлеор! Все то, чему ты был обучен, весь твой опыт, рассудок и страсть спасовали перед упрямством капризной девчонки. Почему она себя так ведет? Втайне Галлеор догадался, что у Лучии есть на то причины, но какие? Юная извращенка - это вам не пресытившаяся матрона в возрасте, которой необходим игровой допинг. У Лучии, возможно, скрытое повреждение мозга или даже психопатия. Галлеор задумался. Яркие луны рассеяли сумрак, но тени сомнений метались в чувствительной душе.
  - Стой! - кто-то окликнул его.
  Это был Диего. "Юнец, - разглядел его Галлеор. - Плечи еще не достаточно крепки. Ленится качать. И губы нервные какие-то, несимметричные. Словно одна половина мозга спорит с другой. Красивая девочка поставила знак ра-венства между ними. Кто мы для нее? Два маразматика, не способные пере-варить два своих постыдных фиаско". Втайне Галлеор жалел отвергнутого юнца, но симпатий к нему не испытывал.
  - Нужно поговорить! - Диего повторил оклик. Рядом с ним показалась спортивная фигура Георгия. - Мы знаем, что и тебе не повезло. Послушай, есть дело. Ты же знаешь, как с ней теперь следует поступить?
  - Не надо с этим спешить, - сказал Галлеор.
  - Нет, ты не понял! - на него в упор смотрели насмешливые глаза. - Это должен сделать я. Потому что ты уже стар. Тебе незачем лапать помешанных юниток. Посмотри! - он закатал рукав. На сгибе локтя явно проступили следы тонких ногтей.
  - Негодяй! Ты сделал ей больно!
  - Я мог бы!
  - Ты никогда к ней больше не подойдешь! - решительно заявил Галлеор.
  Его не удивляла болезненная настойчивость Диего. Он хорошо знал о не-которых скандалах с участием этого самоуверенного юнца. К тому же он был приучен не предавать своих дам.
  - Не беспокойся, Диего. Лучия - замечательная девушка и не мазохистка.
  - Ты не уйдешь с моей дороги?
  - Ты правильно понял!
  - Тогда объясним по-другому!
   В это же мгновенье натренированные руки Галлеора перехватили отягчен-ный кастетом кулак Диего. Сзади подскочил Георгий с битой. Галлеор успел уклониться от удара, мастерски ушел в блок и нейтрализовал противника точным пинком. Пока Георгий выравнивал дыхание и успокаивал поврежден-ный пах, Галлеор ударил Диего по лицу. Тот не успел отклониться, и бело-снежные манжеты окрасились каплями крови.
  - Ты, старый сучий хрен!.. Сдохни!.. Тебе пора! - прорычал Диего, запро-кидывая голову и зажимая двумя пальцами разбитый нос. - Я все равно ее накормлю своим дерьмом!
  Галлеор обезумел. Беспредельная ярость поразила волю противника. Диего был моложе и проворнее, но отточенная техника Галлеора свела на нет по-пытки юнца хотя бы защититься. Галлеор жаждал крови, он бил, пока из горла противника не раздались глухие жалобные хрипы. Диего пропустил несколько точных ударов. Когда в вывернутом плече негодяя раздался хруст, Галлеор прекратил поединок. Напоследок он согнул дугой обмякшее тело и процедил в лицо:
  - Сопляк! Научись сначала не клянчить.
  Галлеор знал, что эти двое не отступят. Настойчивость в крови каждого ка-валера. Она не только не возбранялась, но и намеренно отрабатывалась на уроках галантности. Он приготовился к продолжению глупых ребячьих раз-борок. "Мальчишки! - думал он. - Сколько в них цинизма! В их годы мы думали о будущем, у нас были грандиозные планы. Мы боролись, рисковали, отдавали жизни ради красивых идей. Не ради строптивых юниток. Хотя чего мы добились? На смену пришло поколение, которому не надо ни свободы, ни неба". При этих словах к его горлу подкатил предательский комок, а пальцы не-произвольно сжались в кулак. "Свобода и Небо!" - этот мальчишеский бред остался со мной навсегда, - подумал он. - Но только его я взял бы с собой в последний путь".
  Галлеор не хотел возвращаться во Дворец. Невыносимо появляться там, где ты никому не нужен. Слова Диего стучали в висках: "Сдохни, сдохни, пора, пора..." Но разве сопляк не прав? Невостребованность удручала. Его ненавидят. Он путается под ногами юнцов. Сверстников почти не осталось. Он всеми забыт. А реокс? Как это легко!
  Галлеор уже подходил к своему дому, как вдруг кто-то окликнул его из-за угла. Он уверенным движением взялся за эфес.
  - Кавалер, не надо оружия! Меня к Вам прислали по важному делу, - услышал он приглушенный голос и разглядел фигуру, скрытую в тени. Это был желтый колпак.
  Галлеор возмутился. Он вспомнил, что слышал о палачах от Делларии: "Их оскалы отвратительны! Пора сменить форму! У некоторых юниток начинается сбой месячных после встречи с ними". Но были и другие мнения, Лиссандры например: "Их боятся? Очень хорошо! Юнитки будут тщательнее соблюдать режим, будут меньше дерзить!"
  Устрашающий оскал ядовито сверкнул, но тут же скрылся в тени. Стражник сам понимал, что ему здесь не место. Он подошел вплотную к Галлеору, и, прикрыв оскал рукавом, вполголоса произнес:
  - Нам запрещено посещать эту зону, и я бы никогда не решился побеспоко-ить Вас жутким видом, но бывший кавалер Даффи...
  - Что с ним?
  - Бывший кавалер Даффи просил Вас о встрече, и как можно скорее. Он имеет Вам сообщить нечто крайне важное. Он болен. И серьезно. Он при смерти. Именно поэтому я здесь. Вопрос касается благополучия всех обита-телей Витасферы.
  
  - 26 -
  
  Галлер резко свернул в сторону западного крыла дворца. Потом ринулся круто вниз по ступенькам, долгим и бесконечным... Даффи... Друг... Все это время он был где-то рядом, помнил, мечтал о встрече. Безумец поплатился за любовь. Наказание ничуть не легче смертной казни.
  Зона трансвеститов была самым таинственным местом в Витасфере, потому что, как смерть, имела только один вход. Туда увозили приговоренных за серьезные проступки кавалеров, и они бесследно пропадали в таинственных лабиринтах подземной тюрьмы.
  В лицо ударило затхлым холодным воздухом. "Гиблое место!", - Галлеор замешкался перед металлической обшивкой, раздумывая: входить или не вхо-дить? Он толкнул дверь плечом, пнул ее в сердцах. Даффи ждал. Дверь не поддавалась. "Так просто не попасть", - успел сообразить он, как люк вдруг заскрежетал, и в проеме показалась массивная фигура, загородившая вход:
  - Не положено!
  - Я хотел повидать кавалера Даффи...
  - Здесь нет кавалеров!
  - Меня просили придти. Вот знак, - Галлеор протянул к глазам колпака печать, спрятанную в ладони.
  Желтый колпак тут же подобострастно вытянулся:
  - Понятно! Проходи! Только ненадолго!
  Галлеор вошел в запретную зону. Дверь за ним громко лязгнула, зубья замка сошлись в железной хватке... Бесконечный коридор источал матовый непрерывный бездушный свет. Галлеор выбрал путь налево и прогадал, попав в зону новорожденных. Здесь он разглядел множество кюветов, которые почему-то были пусты, но комки грязных пеленок еще хранили тепло маленьких тел. В одном из кюветов Галлеор заметил младенца, который пинал посиневшими ножками воздух и кривил в плаче рот.
  - Кто ж тебя здесь бросил? Где остальные? И где няньки? - он поднял малыша на руки, почувствовал его невесомое несчастное тельце, включил обо-греватель, малыш успокоился и затих.
  В конце коридора Галлеор уперся носом в запертую дверь и понял, что нужно повернуть назад, но вдруг услышал шаги и гнусавые голоса:
  - А сколько было потрачено времени, чтобы родить каждого младенца! Трансвеститы по-настоящему привязываются к детям. Нельзя им говорить. Я оставил им одного на всех. Пусть щекочут и тискают - меньше будет драк.
  - Не по себе становится, когда мелюзга пускает пузыри. Водоворот уносит крики, а все равно слышно.
  - Почему ты не усыпляешь своих?
  - Все равно каждому достанется только смерть и ничего кроме смерти. Уколы - напрасный атрибут.
  - Есть распоряжение: только с реоксом.
  - Ладно, скажу, только не выдавай. У меня кончился реокс. Я его променял на текилу. Я без нее в последнее время не тяну, сам знаешь.
  - Реокс обмениваешь на текилу? У юниток? Разве ты не знаешь, на что он им? Два дня назад искали, кто дал реокс Терции и Вайре. За юниток кастри-руют не только снизу.
  - Вайра погибла? Очаровашкой была. Черные глаза, алые губы... Из-за нее я здесь. Выдала, наивная дура, а потом прислала посыльного за дозой. Текилы и мадеры у них там полно. Откуда столько? Все хотел спросить, не успел... Думаешь, я один торгую? Может быть, у них не мое? Хотя мне какое дело? Куда им реокс и на что? Мне же надо выпить! А хоть бы все отправились на тот свет, мне-то что? Я кастрат. Да и ты не богаче! Иногда мне кажется, что не от меня отсекли, а наоборот, меня выбросили, ненужную в этой жизни плоть. Мне жизнь теперь не нужна. Вот только страшно умирать.
  - А ты реокс прими. Выпил, заснул - и не проснулся.
  - Без боли, говоришь, умру? А если нет? Если не без боли? Кто это знает? Может быть после того, как умру, все самое страшное и начнется?
  - Что начнется?
  - Самая страшная тайная пытка.
  - Это как?
  - А ты представь, что каждая клетка начнет задыхаться, умирать. А их у нас миллионы! Моя смерть не в счет с этой агонией.
  - Понял. Гад ты все-таки, что без реокса их...
  Галлеора насквозь прошиб пот. О чем эти твари? Не может быть! Кто они? Он навалился на дверь. Голоса смолкли. Дверь не поддалась. Галлеор поспешил в другой конец коридора. Здесь было оживленно. Одни прогуливались, другие блаженно подремывали в низких креслах, и у каждого сбоку под грудью гордо вздымался большой выпуклый живот.
  - Галлеор! Ты? - кто-то узнал его и бросился навстречу, поддерживая тя-желую ношу сбоку двумя руками, его широкие плечи не вмещались в пестрый халат, от веса бицепсов он затрещал по швам. - Ты помнишь меня? Я - Ганни!
  Галлеор не только помнил популярную легенду о влюбленных. Он ее знал наизусть... Тем более, что и Даффи... Но откуда его самого мог знать несчастный влюбленный?
  - Не удивляйся! - сказал он. - Мы в курсе всех последних событий. Мы знаем все о каждом, и тем более о Старшем Ученом Кавалере Галлеоре. Здесь тоже Лотерея. И мы выбираем не из худших. За право выбора у нас разрешены гладиаторские бои. Но и дикие драки тоже не редкость. Кстати, посмотри сюда! - он показал на свою ношу, которую бережно поддерживал правой рукой, нежно огладил выпуклый бок. - Здесь наш с тобой! За право зачать от тебя случилась жуткая потасовка. Видишь - мне откусили ухо.
  - Я пришел к Даффи.
  - Я знаю. У него проблема... Будь с ним потактичнее...
  - Где он?
  - В родильном отделении. Иди прямо, потом свернешь...
  ...Запястья и лодыжки Даффи были прочно пристегнуты к операционному столу. Громадный живот круто выпирал, придавив сверху громоздкое тело. Даффи тяжело дышал.
  - Даффи! Ты слышишь меня? Это я, Галлеор.
  Губы Даффи дрогнули, скривились, и он произнес незнакомым высоким напряженным голосом:
  - Ты... Пришел все-таки... Друг... Мне так погано...
  - Что с тобой?
  - Мой ребенок... Кажется... Умер... Мне так жаль...
  - Что ты, Даффи! Ты снова попробуешь! У тебя получится!
  - Нет. Я не смогу. Я на повышенных дозах...
  - Все будет хорошо!
  - Галлеор, я тебе хочу сказать... Ради Олеадоры!.. Ты знаешь, что с ней?
  - С ней все в порядке. У нее хорошие дети.
  - Ты не врешь? Ее дети здоровы?
  - По правде сказать, никто не знает, что происходит с нашими детьми. Они умирают. Матери в отчаянии. Много самоубийств...
  - Здесь тоже так!
  - Но у вас по-другому...
  - Мы вынашиваем только пять месяцев. Предстата больше не выдерживает. Потом - кесарево. Но здоровых детей всегда было много. И даже несколько победителей, кавалеров и дам. А сейчас у нас почти все мертворожденные...
  - Даффи, не расстраивайся, не твоя вина. Вся Витасфера в слезах.
  - Это моя вина, Галлеор! Я хочу сознаться... Я взломал Лотерею Любви.
  - Ты не мог!
  - Я это сделал из-за Олеадоры...
  - Ни ты, ни кто другой не смог бы взломать эту программу!
  - Помнишь мою песню о Лотерее Любви? Там были такие слова...
  - Прекрасная песня, Даффи, только не надо сейчас петь. Ты был талантлив, и твои песни до сих пор - украшение каждой фиесты. Жаль, что вам нельзя участвовать... Помнишь, как дамы обожали твои стихи? Ты пишешь здесь? Но почему? На таланты смена пола не влияет.
  - Влияет. Но это долгий разговор... Послушай, зачем я тебя позвал. Это необходимо... Может быть, ты сможешь что-нибудь изменить... Слышишь? Все дети приговорены. Это все из-за меня... Слышишь?
  - Да, я тебя хорошо слышу. Но при чем здесь ты? Уже пятнадцать лет ты находишься в этом месте...
  - Не перебивай! Я хочу успеть все рассказать... Моя поэма называется "Лотерея любви, О!" Ты выбери этот файл из моего архива...
  - Твой романс для Олеадоры?
  - Это не романс... Стоит только набрать название файла, почему-то грузится программа Лотереи Любви, та самая... Я хотел Олеадору избавить от мести Лиссандры... Не получилось... Исправь! Верни все назад... Я изменил всего лишь одну строчку, но программа перетасовала все ветви... Сделай, как говорю... Исправь... Попытайся хотя бы... Вот мой код... Иначе вся Витасфера выродится... Мой ребенок уже не дышит... Ты слышишь? Ты сделаешь? ... Галлеор! Обещай мне! Клянись: "Свобода и небо!" Как мне погано! - глаза Даффи закрылись.
  - Я с тобой, друг... Свобода и Небо! - прошептал Галлеор.
  Его рука крепко сжала руку Даффи. Он пытался уловить ускользающий пульс, но вдруг его пронзил жуткий холод. Конвульсии пробежали по телу друга, он выгнулся дугой и затих.
  - 27 -
  
  - Сучка! Не захотела по-хорошему? - перед Лучией замаячили две широ-коплечие фигуры.
   Она отступила к камину, рука нырнула в тайник, но не успела дотянуться до арбалета. Диего подхватил ее сзади и потащил в спальню. Георгий плотно прикрыл входную дверь. Ей удалось извернуться и вцепиться зубами в мощ-ный кулак.
  - Кусай, сучка, если тебе нравится! - прошипел Диего и точным ударом вмазал по лицу, кровь обожгла губы Лучии. - Поиграем? Ты этого хотела? Сама напросилась! Ты знаешь, что с тобой сейчас будет? Твоя любимая игра!
  Подоспевший Георгий жестко перехватил ее руки, ноги оказались под тя-жестью тел.
  - По-хорошему или по-плохому?
  - Подонки!- у Лучии не хватало сил вырваться из потного клубка.
  - Что ж ты, сучка, заладила свое? Одна против всех? Я таких еще не знал. Не думал, что у нас в Витасфере так разнообразно!
  Лучия почувствовала, что бедра уже не подчиняются ей, руки вывернуты, а грубые пальцы Диего впились в грудь:
  - Тебе сделать больно? Тебе так нравится?
  - Животное!
  - Молчи... Ты же хорошая... Ты же лучше всех...
  Он впился губами в сосок, погружаясь в водоворот поддельной страсти:
  - Как хорошо...
  Георгий крепче сжал ее запястья, а губы Диего уже ползали и выписывали круги где-то на уровне пупка.
  - Сучка... Тебе же нравится, когда тебя - "сучкой"... Ты же видишь, я не тороплюсь... Ну!.. Покричи... Подергайся...
  Георгий, тоже обнаженный, покачивался на выкрученных запястьях. Диего приблизил влажные губы к перекошенному от ненависти лицу Лучии:
  - Ну что, успокоилась? Говори, как с тобой дальше? Уйти ему?.. Или нет?
  
  ... Диего распечатал вторую бутылку вина. Георгий залпом осушил свой бокал, закусил куском шоколада... Перемигнулся с Диего...
  - Будешь пить? - Диего сунул вино под нос Лучии. - Не нравится? - Он об-нюхал край бокала. - Ты права, весь твой "Игристый май" - дрянь! Вечером пришлю тебе настоящую мадеру... Стой! Куда побежала? Освежиться? Пра-вильно. Надо освежиться. Ты прелесть! Когда вернешься, продолжим наш долгий, очень долгий разговор...
  ... Он так и не понял, откуда в ее руках появился арбалет. Сверкнул взо-рванный оскал Георгия, брызнуло во все стороны золотистое вино, задымилась постель.
  
  -28 -
  
  Апартаменты бывшего кавалера Даффи пустовали. Считалось плохой при-метой поселиться в комнатах осужденного. И Олеадора могла беспрепят-ственно появляться здесь. Словно что-то вспомнив или забыв, она усаживалась в кресло и открывала стихи. Ей не нужен был свет, чтобы разобрать знакомые строчки. Она читала на память одними губами, тихо-тихо, чтобы никто никогда не заподозрил о ее тайных путешествиях в прошлое, где она пыталась собрать осколки чего-то хрупкого, навеки от нее ускользнувшего.
  Она себя и только одну себя винила в том, что ей не хватило сил охладить пыл влюбленного юноши. Каждая женщина способна отрезвить дикие чувства мужчины. Для этого существует столько приемов! Достаточно было по-смеяться над ним или изменить макияж. Даффи боготворил ее нежные травя-ные глаза. Разве нельзя было изменить их цвет? Придать им розовый оттенок и вызвать ассоциации, например, с розовым мылом или с глазами крольчихи. Это остудило бы не только поэта. Женщина, прежде всего - мать, и должна держать свои страсти в узде. Зато несчастный юноша не пострадал бы. На глазах Олеадоры выступили слезы. Даффи кричал, когда его уводили: "Прости меня, Олеадора! Прости! Прости!" Хотя взывать о прощении следовало бы ей... Она вздрогнула, когда дверь вдруг приоткрылась, и в комнате вспыхнул яркий свет:
  - Галлеор!
  - Олеадора!
  Они с удивлением глядели друг на друга.
  - Я был у Даффи...
  Она сразу поняла, что случилось неизбежное...
  - Его больше нет. Он просил передать, что...
  По щекам Олеадоры покатились горячие слезы.
  - В последнюю минуту он думал о тебе.
  - Несчастный!
  - Это судьба. И не только его или твоя. Наша. Случилось невероятное.
  - Что случилось? - зеленые глаза Олеадоры напряженно следили за движе-нием его губ, а пальцы комкали зачитанные страницы...
  - Не топчи их, - Галлеор поднял упавшие листы. - Олеадора, послушай меня внимательно. Это очень важно. Я спрошу, а ты, пожалуйста, ответь на мой вопрос. Все ли в порядке с твоими детьми?
  - Нет... То есть... Откуда ты знаешь?
  - Расскажу после. А сейчас я должен проверить одну версию...
  - Ты будешь ее проверять здесь?
  - Да. Мне нужен архив Даффи. Он дал мне код. Оставь меня.
  - Ты не хочешь рассказать? Тайна? Она касается меня?
  - Да. И не только тебя. Она касается всех нас.
  Олеадора поспешно вышла.
   Галлеор знал, как опасно взламывать засекреченные файлы. Но ему необ-ходимо было разобраться в происходящем. Он присел у монитора, прикос-нулся к пятнышкам клавиатуры. Он влез в заповедные файлы, тактично обошел запреты и пароли, вышиб замки и обманул хитрые ловушки. На экране появилась распечатка. Галлеор погрузился в чтение. Перед ним открылась ис-тория всех брачных пар, начиная с первого поцелуя в первом поколения и за-канчивая номерами еще пустых кюветов. Предчувствие не обмануло. Изме-нение одной только строчки в программе привело к роковым последствиям для всей Витасферы. Данные ошеломляли. Даффи спутал все генеалогические ветви.
  Сердце Галлеора бешено застучало, когда он проследил родословную Лу-чии. Она оказалась его дочерью. И Делларии.
  
  - 29 -
  
  Галлеор шел мимо оранжерей и вдыхал сырой воздух вечнозеленых садов, пропитанных прелой листвой и компостом. Под гигантскими куполами было светло, сквозь выпуклые стекла проглядывали натруженные жилы виноградных лоз, которые взбирались на самый верх и там подставляли под лучи холодного света спутанные гроздья разноцветных ягод. Кое-где сновали одинокие садовники с корзинами отборных гранатов и маслин. Началась пора осенних урожаев. Обитатели подземного города строго соблюдали череду времен года. Они с младенчества учились распознавать летний стол и зимний, а о приходе весны узнавали по чудесным запахам ландыша и белой сирени. На поверхности с этими знаниями им будет комфортно при любых погодных условиях, в любых часовых поясах.
  В оранжереях было все. Знаменитые ботанические сады мира могли бы по-завидовать столь полной коллекции семян и рассады. Саванны и африканские джунгли, высокогорные альпийские луга и глухая тайга скрывали свои таин-ственные прелести среди бесконечных стеллажей, заполненных термопарами с жидким азотом. Когда-нибудь небо Земли снова увидит погибшие сады и парки, скверы и леса. Планета не потеряет ни одного звена в бесконечной биологической цепочке, имя которой Жизнь.
  Около оранжерей дурные запахи сгустились. Рыбники толкали тележки, наполненные омарами и форелью. Трудяги оглядывались на редкого для этих мест гостя из дворца. Галлеор взобрался на крутой металлический мост. Он ориентировался по ароматам. Путь его лежал туда, где было темно, сыро и отвратительный запах уже начинал разъедать глаза и глотку. Неужели здесь, среди мерзкой дряни и копоти, он должен найти свою Лучию? Прекрасного хрупкого ангела?
  - Эй! - окликнул он две сумрачные тени.
  Они остановились, загипнотизированные его неожиданным появлением. Он повторил:
  - Не подскажете ли, как пройти вниз?
  Они промолчали. Он сам направился в их сторону, но тут же споткнулся об какую-то дрянь под ногами. К нему подбежали, помогли подняться. Он встал, отдирая что-то прилипшее к штанине.
   - Света мало, кавалер! Нужно внимательно смотреть под ноги! - невзрачные людишки суетились и виновато оправдывались перед ним.
  - Почему нет света?
  - Отражатель сломан... Скоро починим...
  - Не подскажете ли, где найти даму... Она хрупкая, волосы длинные...
  - Слышь, Бодри, это не про ту, которую желтые колпаки на той неделе при-тащили? Кого-то покалечила во дворце. Опасная...
  - Эй, слышите, кавалер, видели мы ее. Она в бараке у Дерги. Вон там, справа от водонасосной башни.
  - Ее Лучия зовут. Она моя дочь.
  Трудяги переглянулись.
  - Да-да, конечно, кавалер, все дети наши.
  Галлеор махнул рукой и поплелся к башне. Ему нужно было, во что бы то ни стало, увидеть Лучию. Чувство странной нежности переполняло его. Ему вспомнился взгляд, который нашел его в толпе, когда желтые колпаки вце-пились в ее тело. Она ненавидела. Хотя, возможно, она ненавидела всю эту собравшуюся озверевшую толпу. Ее приговорили к работам на окраине, к бесплодию. С нее сорвали серьги, браслеты. Срывали грубо, едва не поранив мочки. Кто-то из матрон крикнул: "Вот бы ее тем арбалетом! Георгий был таким обаятельным кавалером! Я так хотела зачать от него!"
  Никто в Витасфере не знал в лицо своих детей. И никто об этом не беспо-коился, родительские инстинкты мешают естественному отбору. Но все ано-малии поведения детей - будущие выросшие аномалии общества. Дети по-стоянно купаются в сортире общественной жизни, в миазмах взаимных склок и обид. Не с собою ли, едва покинувшим колыбель, приходится враждовать, ссориться, бесконечно крутясь в позорном идиотском замкнутом круге? Но свечение нимбов только вокруг молодых и пылких лбов. Твой ребенок - твой приговор, вечное недоразумение воевать с самим собой, ибо только он - шанс выжить, изменив себя. Шанс дан каждому. Он поиск. Он вариант прорваться сквозь заграждения генных обломков, чтобы сменить ветхую оболочку и войти в новое время, в бесконечно продолженную жизнь. Ненавистно пустое бессмертие, как приговор послушно шевелить конечностями в океане больных удовольствий. Но мы варимся в этом правильном и стерильном мире, словно оправдываем чей-то проверенный веками рецепт странного бальзама, кото-рому надлежит исцелить человечество от ошибок прошлого.
  Тонкие руки Лучии были на удивление сильны и проворны. Она умело от-дирала от базальтовой накипи слой за слоем, и ее участок заметно отличался от других. Она не филонила там, где остальные тянули время. Напарники втайне посмеивались над ее спортивным азартом. Чудеса жизни для них иссякли. Им незачем было погонять свое время. Они потеряли свой пол, а получили взамен горький ежедневный тягостный праздник труда. Но игра с совершенно иными бонусами их вполне устраивала. Еда и сон - двухмерное чувство удовольствия на фоне натруженных мышц. Отныне их истина - труд, их радость - звенящие нервы и аллилуйя каждого пройденного метра. Город стал тесным. Городу нужно место для новых парков, аллей, фонтанов и дворцов. Чем больше руды уложено под ноги, тем больше маленьких радостей приносил каждый дополнительный огурец или банан, заработанный нелегким трудом. Не просто еда - а награда. Бунт? Об этом ни слова. Лучезарная жизнь среди золотых канделябров стала печальной, давно прочитанной сказкой.
  ...Лучия стояла перед Галлеором, маленькая, исхудавшая... Дурочка... Доч-ка... Он подошел к ней близко-близко. За пластиком шлема сверкнули бездон-ные глаза. С виду бесполая, отвратительная, как все работяги. И запах, как от выжатого лимона. Так пахнут обескровленные, уже никому не нужные стару-хи.
  - Ты?! - бросилась на грудь, прослезилась. Скинула под ноги намокшие тяжелые перчатки... Ногти обломаны, мозоли... Глупая ты, глупая... Ну что тебе стоило, как всем... Но исправить ничего нельзя.
  - Не хотела мертворожденного. В последнее время - почти у всех. У Пегги, у Клариссы... Терция умерла.
  - Успокойся, не надо об этом. Не думай о плохом.
  - Как ты нашел меня?
  - Ты одна здесь такая приметная. Ты могла бы стать матерью...
  - Я беременна... Тогда... В тот день... Диего и Георгий... Принеси мне реокс... В моей комнате за камином тайник.
  - Ты дождешься первенца!
  - Но он будет мертворожденным!
  - Твой ребенок будет здоров. Вот увидишь.
  Лучия поселилась в смрадной, продуваемой сквозняками комнатенке, в ко-торой ютились еще пятеро трудяг. С большим трудом можно было определить в них особей женского пола. Они сидели на нарах, исподлобья бросая недо-верчивые взгляды на гостя. Их руки были натружены и черны от множества язв, они с остервенением их расчесывали и растирали дурнопахнущей отвра-тительной мазью. Но еда, которую Галлеор предусмотрительно с собой при-хватил, совершила чудо. Глаза трудяг потеплели, они забыли про коросты. На рыбу набросились, перемалывая каждую косточку, разодрались из-за головы, с шумом высосали мозги и выдрали жабры.
  В этот день Галлеор несколько раз путешествовал из барака во дворец и обратно, пытаясь окружить дочь привычным для нее комфортом. Он принес теплую одежду, первоклассное белье и зеркало. Но трудяг эти вещи из дворца напугали:
  - Нельзя нам, кавалер, ничего. Увидят - плохо будет!
  - Смотрите-ка: фен и все такое... Зеркало притащил! - ворчала старая Дерга. - А нам его надо? Мы и без того знаем, что страшные. Зачем нам зеркало, скажи? Девчонка испугается, когда увидит свою грязную физиономию! И шампуни лишние! Вода ледяная, мыться нельзя. Совсем ты меня расстроил. Где мои золотые локоны? Когда-то их так любили ласкать кавалеры! Ты бы лучше догадался парики сюда притащить! На это погляди!- она стянула с головы грязный колпак. - Мои волосы выпали через месяц работы в западном крыле. Там залежи плутония, большая радиация. Но мы скребем и скребем, стараемся отработать свой долг. А как же! Мы должники. Лук и тыкву по праздникам даром не дают.
  Она с нежностью перебирала дорогие вещицы из Дворца Любви. Ее за-скорузлые пальцы ласкали флаконы с духами, гладили яркие побрякушки и ожерелья. Она понюхала бархатную подушку, подкинула на руках легкое одеяло. Приняла этот дар с нарочитым безразличием, порадовалась только теплым перчаткам да пушистому шарфу.
  - Греет, как моя Пусси!
  Она позвала: "Кис!" Одна из кошек, дремлющих на постели, откликнулась, потянулась, отделилась от сплошного разноцветного клубка, подошла к хозяйке и с громким урчанием потерлась лысым лбом об колено.
  - Вот она, моя Пусси. Тоже прическу потеряла. Но ей здесь хорошо, никакой Лотереи не надо. Любить никого не возбраняется! Котята, радость ее, в каждом бараке. А дворец - это тюрьма.
  - Ты жила во Дворце Любви? - изумился Галлеор.
  - А ты не догадался, красавчик? И не смотри на меня так! Никто уже не помнит обо мне. А ведь я была красавицей! Правда, имя было у меня тогда другое. Ну не смогла я выпить реокс! Только представила себя в холодной воде... Брр... Ненавижу, когда мурашки по телу. Пусть я лучше руки свои хо-леные в кровь изобью, зато все мое при мне, да... Думаешь, мы потомки рабов и напрасно путаем ваши благородные гены? Страх неизвестности сильнее нашей совести? Думаешь, мы с радостью стали презренными нахлебниками? Все не так просто. Я не могу расстаться со своими воспоминаниями. Я в них живу, а не в этом сыром и грязном бараке. Воспоминания меня согревают. И не только они. Ты сам-то знаешь, сколько детей своих породил? Нет? А я знаю. Много. Но ты не бойся, ты не мой. Зато, когда увижу своего, жизнь моя возвращается, молодость повторяется. Я не могу уйти из этой жизни, которая переполнена моей радостью. Ее так много! Она лучше любого вина. Ты, кстати, принес текилу, как я просила? Ну, давай ее скорее, не медли! - и она с жадностью плеснула в стакан.
  - Уходи, Галлеор! - проводила его Лучия. - Нам нужно выспаться. Работы завтра много.
  Он заглянул в ее глаза, обнял за плечи. Галлеор больше не опасался вне-запного суицида. Лучия казалась повеселевшей. Не ему, а ей пришлось про-сить его о сдержанности и благоразумии:
  - Не теряй голову, отец! Самое страшное впереди. А насчет моих подруг не беспокойся. Они замечательные! Особенно Дерга. Кстати, ты так и не дога-дался? Во Дворце ее звали Шелда.
   Рука Лучии нырнула за пазуху, извлекла свежесрезанный бордовый бутон:
  - Это тебе от нее на память. Ты ей понравился.
   Галлеор уколол палец.
  - Плохая примета, - сказала дочь. - Дерга расстроится.
  
  - 30-
  
  Деллария стояла перед зеркалом и расчесывала свои удивительные косы. Отражение таяло в отражении. Серебро зеркал мягко отзывалось в глубине потока волос. Галлеор обожал ее в такие минуты. Иногда случайный луч озарял ее лицо, и глаза вспыхивали ярко-синим ультрамариновым светом. "У Лучии точно такие же необыкновенные глаза. Только в ярком свете они рас-крывают свою неожиданную тайну", - подумал он.
  - Можно я помогу? - попросил Галлеор и перехватил из рук Делларии ви-тую рукоять щетки, украшенную драконами из бирюзы.
  Прохладные струи волос рассыпались под его пальцами. Чудо исчезло, словно от ряби на воде. Зеркальная волна исказила его перекошенное лицо с черными провалами глаз. "Я стал ужасен. Но разве я не прав?" - нахмурился он, не зная с чего начать сложный разговор:
  - Деллария, ты помнишь о Лучии?
  - О Лучии? - Деллария ненадолго задумалась. - Ты говоришь о той негодной девчонке, которая взбаламутила капризами всю Витасферу? Кавалеры из-за ее придирок взбесились! А старшие матроны узнали, что такое ревность.
  - Она твоя родная дочь. И моя.
  - Молчи об этом! Разве ты не знаешь, что искать своих детей - преступление? Ребенок остается с матерью всего один месяц, а потом малышей забирают на общее воспитание. Нам не положено знать, кто - свои, а кто - чужие. Мы их кормим грудью четыре недели, а потом отправляем во Дворец Детства. Нам некогда уследить за судьбой каждого младенца, потому что сразу же после родов нам снова присылают варианты Лотереи. Конечно, желающие могут общаться с детьми, приходить на площадку. Кое-кто по-глупости пытается отгадать своих, приласкать. Но разве угадаешь наверняка? Они все такие милые! Детей много, и каждый просится на ручки, и каждый плачет, если с ним не поиграть. Мы к этому привыкли. Мы любим всех одинаково. Каждый не безразличен. Матери будущего человечества должны любить человечество, а не конкретного младенца. Нам дорог каждый ребенок.
  - Но я хотел бы знать своих детей в лицо. Много ли их здесь? Здоровы ли они? Счастливы? Или уже казнены? Может быть, кто-то из них уже принял реокс? Или стал палачом? А может быть корчится от страшных мук в родиль-ном отделении трансвеститов? Я ничего не знаю о своих детях. Это ненор-мально!
  - Что ненормально? - удивилась Деллария.
  - Мы не можем помочь своим детям.
  - Но это временно.
  - Триста лет - это временно? Жизнь двадцати поколений прошла под землей без солнечного света, и все - временно? Каждому внушается, что он должен мириться с теснотой ради светлого завтра, ради детей наших детей, которые выйдут когда-нибудь на поверхность и вместо нас увидят небо.
  - Разве это не так?
  - Весь мир сошел с ума! Стерильности больше нет! Вино испорчено, плесень даже на столовом серебре. От прошлогодних карнавальных костюмов остался один черный прах. А запах, к которому все привыкли? Он доносится с окраин, словно из ада. Там не успевают перерабатывать отходы. Миазмы накатываются на город и отравляют легкие рожениц и младенцев.
  - Что же ты предлагаешь?
  - Нам нужно вскрыть люки и покинуть Витасферу. Срочно!
  - Ты снова о своем!
  - Пойми, Совет не может принимать решений. Его цель - удержать власть в своих руках. Нам нужно подумать о людях. Врата в рай сами никогда не распахнутся.
  - Что нам делать?
  - Взламывать изнутри, взрывать, пробиваться наверх.
  - Я не уйду. Я не хочу на поверхность. Посмотри на меня. Я твоя первая матрона. Я научила тебя любви, страсти, благородству. Но на поверхности я не смогу затмить остальных твоих желаний.
  Он не успел ответить. Она продолжала:
  - Здесь я почетная матрона, прабабушка многих. А кем буду я там? Едва завидев солнце и небо, каждый бросится врассыпную из нашего тесного склепа. Каждый найдет себе уютный солнечный уголок. А для меня этот уголок здесь. Здесь прошла моя молодость. Об этом склепе мои лучшие вос-поминания.
  - У тебя будет внук! Единственный, твой! И ты сможешь взять его на руки и никогда не расставаться. Ты будешь видеть его счастливые глаза. Его кулачки вцепятся в твои прекрасные косы, но это только рассмешит тебя, ты будешь прощать ему все, как себе. Никаких тестов не нужно, чтобы просто любить малыша. И он будет тебя обожать, в каждом его жесте ты узнаешь себя. Вместе с ним ты проживешь еще одну изумительную жизнь.
   - Уходи. Я все решила. Завтра начнется Большая Фиеста. Это мой последний праздник.
  - Не спеши! Ты нужна мне и Лучии. Ты необходима всем нам!
  - Я всем нужна, да! Но ты-то постоянно занят!
  Их взгляды встретились. Галлеор схватил ее руки, но Деллария отпрянула от него и сказала, глядя в потолок:
   - Кстати, Диего жив, но изувечен. Он никогда не сможет выносить ребенка, его отправили к желтым колпакам. Берегись, если встретишь на пути.
  
  - 31 -
  
  Человек стаден. Без ослепительных фейерверков, этой пронзительной но-стальгии по искрам первобытного костра, никто не прочувствует, до какой степени родственен своим диким предкам. Кровавые застолья, оргии, рожде-ние младенцев, горестные кончины воинов и старух всегда происходили на фоне яркого пляса огня. Регулярные разгульные праздники - условие пра-вильного воспитания стерильного поколения. Фиесты обязательны. Без них нет сплоченности. Чувство родства - знак генетического благополучия. Поэтому на поверхности Земли, новый социум не разбежится в разные стороны, хмелея от изобилия благ и свобод. Его сплотят мифы и традиции коллективного безумства, имя которому - Большая Фиеста.
  Улицы медленно оживали. Конденсировались в воздухе точные копии по-пулярных обитателей Витасферы. Их узнавали, им аплодировали, как удачным шаржам, и каждый искал в пестром калейдоскопе себя, любимого.
   Галлеор разглядывал электронные призраки прекрасных дам. Проплыла Лиссандра в бикини, Энза без ничего, снова Лиссандра в образе Пандоры, Деллария - амазонка, Деллария - пифия. Парис и Елена весело кружились в танце. Ученый кавалер Фаллерс молотил по воздуху трезубцем, из которого сыпались в разные стороны ослепительные огни. В статном гвардейце Галлеор узнал себя. Сам себе и раскланялся, заметая виртуальными перьями тротуар. Воздух вибрировал и гудел, звучали то нежные переливы арф, то шаманские вопли зурны. Бой барабанов и саксофоны умопомрачительного джаза сотрясали мигающее небо. Толпа высыпала на площадь перед Дворцом Любви. Там начиналась главная церемония. Ежегодно Совет Матерей проводил конкурс на Самую Совершенную Пару. Победителям продлевался срок жизни на целый год, они могли также занимать вакансии в Совете Матерей. Музыка утихла. Торжественный голос произнес:
  - Победителями года снова стала наша любимая пара: уважаемый, досто-чтимый сэр Старший Ученый Кавалер Галлеор и его обворожительная спут-ница, несравненная, вечно юная матрона Деллария!
  Небо взорвалось безумием огней. Взвизгнули волынки, застучали барабаны. Голограммы закружились в бешеном ритме рок-н-ролла. Все двенадцать лун замигали разноцветными огнями, из них посыпались оригинальные па-рашютики с гортензиями, конфетти и серпантин. К восторгу толпы на площадь выкатили высокие стойки с изысканным угощением. Носы гурманов развернулись в сторону гигантских шоколадных фигур. Кондитеры увековечили победителей в восхитительном мгновении па-де-де. Воздух насытился колдовским ароматом ванили и кардамона. Захрустели на зубах шоколадные кружева, пальцы и обломки лиц победителей, смачно высасывалось содержи-мое сочных фруктов, извлеченных из шоколадных утроб. Никто не мог удержаться от искушения отведать восхитительные меринги, пастилки и мармеладки, которые пригоршнями извлекались из сахарных голов и сердец.
  А электронный ди-джей уже оповещал публику о другом радостном собы-тии. Он оглашал список уходящих, тех, кто избрал своим концом эвтаназию. Список не был особо длинным. Но после каждого имени исполнялась любимая песня героя. Публика бурными аплодисментами встречала каждое имя. Тайный страх перед собственным обязательным уходом толпа старалась за-глушить безудержной радостью и поздравлениями. Эвтаназия! Праздник по-двига! Подарок юному поколению! Великодушное "прости"! Да здравствует ослепительно красивый финал! Не важно, как ты жил! Важно - как закончил свой путь! Не важно был ты победителем всевозможных конкурсов или нет! Ты победил страх! Ты не стал обузой! Ты не стал побирушкой, жалким рас-тратчиком благ своих детей! Ты уступил место! Ты честен и горд! Ты смел! И поэтому:
   - Виват! Слава! Мир тебе в смерти! Ура-а-а!
  Галллеор вздрогнул. Он услышал имя Делларии в списке уходящих. Огля-нулся на свою спутницу.
  - Да, мой дорогой! Я не слишком стара, чтобы покинуть Дворец Любви принудительно. Но чувствую, что мне пора. Не стану ждать той минуты, когда намекнут, а потом и напомнят.
  - Но мы лучшая пара!
  - Скоро это станет анекдотом.
  - Я заметил твою депрессию.
  - В последнее время приходится с трудом скрывать свое настроение.
  - Твой ребенок?
  - Да, - глаза Делларии наполнились слезами, голос дрогнул, она спрятала лицо на его груди. - Если бы ты только видел!
  Галлеор нежно обнял хрупкие плечи возлюбленной:
  - Я давно тебе хотел сказать. Только прими это спокойно. Все можно ис-править, если не поддаваться эмоциям.
  - Говори!
  - Лотерее Любви нельзя доверять. Она взломана.
  - Этого не может быть! Коды неприкосновенны!
  - Это сделал Даффи. Случайное совпадение.
  - Не может быть!
  - Мы знали о его чувствах к Олеадоре, но не думали, что он пойдет на преступление.
  - Бедная девочка!
  - Я пытался, но исправить не смог. Важнее другое.
  - Что? Не молчи!
  - Нас всех спасет только экстренный выход на поверхность. Поддержи меня в Совете Матерей.
  - Ты снова об этом? Нет! Ты знаешь мое мнение.
  - Стерильность нарушена.
  - В родильном отделении столько рожениц! Все ждут появления на свет младенцев.
  - Мертворожденных?
  - Неужели мы навсегда лишились здорового потомства?
  - Только выход на поверхность даст нам шанс. Там не будет принудитель-ного составления пар, обязательного секса. Там каждый будет свободен. Мы попробуем жить без программы.
  - Извини, Галлеор, я спешу. Мне нужно переодеться.
  - Можно к тебе?
  - Тебя нет в моей Лотерее.
  Деллария резко вывернулась из его объятий и поспешно удалилась.
  
  ...Музыка утихла. Маски с любопытством оглядывались по сторонам. Перья на шляпах кавалеров беспомощно раскачивались, шуршали кринолины. Сквозь прорези масок вопросительно поблескивали глаза матрон.
  - Друзья! - вдруг раздался усиленный голос. - Это обращаюсь к вам я, уче-ный кавалер Галлеор. Вы все знаете меня. Вы знаете, что я честен и никогда не боялся правды.
  - Говори, Галлеор, не тяни! - откликнулись знакомые голоса из толпы.
  - Я хочу вам одно сказать: случилось непредвиденное. Витасфера в опас-ности. Стерильность нарушена. Те самые микробы, которые уничтожили все человечество наверху, могут стать причиной нашей внезапной гибели. Кто-то из вас мне возразит и напомнит, что наш вид отвык от большого пространства. Кто-то скажет, что мельчайшие в анабиозе. Кто-то подумает, что уль-трафиолет вреден для нас, и на поверхности мы будем тотчас умерщвлены. Но это же самое нам говорили в течение трехсот лет! Мы должны немедленно взломать люки и покинуть вековую могилу! Пусть с нами уйдут те, кто уверен в нашей правоте! И пусть нам никто не мешает разбить Каменное Небо! Покинем стерильный мир! Простимся, братья! Разделимся! И устроим на прощание невиданный праздник! Да будет нам всем Последняя Фиеста! Фиеста Прощания! Наш заключительный Большой Карнавал! На всю оставшуюся ночь! До самого утра!
  Последние слова Галлеора утонули в рукоплесканиях. Но публика вос-приняла его призыв, как шутку, как бесплатное приложение к увеселительным карнавальным развлечениям. Он услышал знакомые голоса из толпы:
  - Давай еще, Галлеор! Рассмеши нас! Разгони тоску!
  - Галлеору сегодня досталось хорошее вино! Угости, Галлеор!
  - Пошуми, друг, пошуми! - кричали ему из толпы, и головы кружились от прекрасных вин, в изобилии выставленных на стойках.
  - Кто сказал, что вина испорчены? Отнюдь!
  - Галлеор! Иди к нам! Здесь замечательная мадера! И шампанское!
  - Галлеор! Красавчик! Обожаю твои приколы! Почему не заходишь к своей маленькой Тенсии? Я жду тебя снова!
  Праздник продолжался. Всем хотелось поговорить с ученым кавалером о самом сокровенном. Мечта о небе! Она пьянит сильнее, чем вино!
  - Галлеор, расскажи нам о поверхности! Неужели там больше нет смертей? - Правда, что у неба цвет синих глаз?
  Галлеор приуныл. Его снова приняли за шута.
  Он очнулся, оттого что кто-то потянул его за рукав. Перед ним скалилась карнавальная маска. Он вздрогнул, услышав голос Дерги. Она подмигнула ему. Дерга? Здесь? Она прошептала:
  - Веселишься? А ее приговорили! И люди уже собрались на казнь!
  - Что ты говоришь? Какая казнь? О ком ты?- удивился Галлеор.
  - О Лучии! О ком еще! Нашли в ее вещах чужие драгоценности.
  - Это я ей принес!
  - Но Вас там не было, когда ее схватили! Увели на допрос.
  - Какой допрос?! - пытался сообразить Галлеор.
  - В наш барак ворвались палачи, перевернули все вверх дном, забрали вещи, прочитали приговор. Все возмущались, только нас разве слушают?
   - Этого не может быть!
  - Это уже случилось. Я всю дорогу бежала. Пойду, мне здесь нельзя нахо-диться, у нас очень строго.
  - Подожди! Я с тобой!
  Галлеору никогда не приходилось так быстро бегать. Казалось, сердце вот-вот вывалится из груди. Когда из темноты выступили трущобы, он издали услышал шум воды и возмущенный гул толпы. Трудяги окружили палачей, которые волокли растрепанную Лучию к месту казни. Она смотрела в сторону города, но из-за фейерверков не могла разглядеть спешащих к ней друзей.
  - За что? - кричали трудяги. - Она работает хорошо!
  - Оставьте ее! Работы много!
  Они худыми руками хватали палачей за рукава, но те не скупились на оплеухи. Люди вокруг них валились с ног.
  - Молчать! У нее нашли больше, чем она заработала! - оскалился один из колпаков.
  - Ей принес Старший Кавалер из Дворца!
  - Здесь не должно быть вещей из Дворца!
  Желтые колпаки принялись разгонять толпу. Посыпались искры, запахло паленым. Трудяги отбежали на приличное расстояние, но плакать и причитать не прекратили:
  - Пожалейте! Она еще дитя!
  - Убейте лучше меня! - тянула к палачам руки какая-то старуха. - Возьмите мою жизнь! Отпустите ребенка!
  Кованый башмак стражника смачно впечатался в ее ребра. Палач намотал растрепанные косы Лучии на кулак и втолкнул несчастную в клетку над люком, рванул за рычаг. Девушка исчезла. Брызги воды застыли на прозрачном пластике.
  - Вы убили невиновную! - кто-то дико закричал в толпе.
  ...Галлеор тяжело опустился на землю, обхватил голову руками. Бесполезная шпага упала рядом. Не успел. Все кончено.
  Рука Дерги осторожно прикоснулась к нему:
  - Все мы смертны, кавалер... И я, и ты, и матрона Лиссандра. Живым надо жить. А мертвых нужно забыть навсегда. Но поплакать - обязательно. Слезы - к жизни.
  
  - Деллария, ты о чем? - удивилась Олеадора, и рука, лежащая на животе, дрогнула.
  Деллария обняла встревоженную женщину, прижала ее тело к своему. Тай-ный испуг пробежал по нервам и передался малышу, который начал отчаянно пинаться. Она сказала:
  - И Магда, и Энза, и Лиссандра, и я... Мы все это прошли.
  - Я знаю, - прошелестели губы Олеадоры. - Сочувствую...
  - Я не за сочувствием сюда пришла. Выслушай меня. В последнее время все дети рождаются аномальными. Слышишь? Это ужасно... Мы всех признаем мертворожденными ради общей цели.
  - Для чего ты все это рассказываешь?
  - Я хочу облегчить твои переживания. Не у тебя одной...
  - Что?! Говори!
  - Это сделал Даффи. Но ради тебя!
  - Да говори же!
  - Он взломал Лотерею!
  - Я ничего не понимаю...
  - Твой ребенок, Олеадора, будет мертворожденным!
  - Но он не от Даффи!
  - Это уже не имеет значения. Правильно только то, что наоборот!
  
  -32-
  
  Галлеор позволил себя арестовать без малейшего сопротивления.
  Сквозь решетку соседней камеры он разглядел распростертое ничком тело. Вставшие дыбом волосы разметались по всему полу, и слабый сквозняк играл вырванной прядью. Галлеор узнал Олеадору... Почему она здесь? За что ее подвергли пытке? Может быть, все дело в Даффи? Их связывала привязан-ность к погибшему. Смерть одного, как в цепной реакции, всегда влечет множество несчастий для других.
  Галлеор не подозревал, что в пыточной предусмотрены места для женщин... Лучия... Олеадора... Кто будет следующим?.. Деллария? Только не она!
  Два палача пристегнули его запястья к креслу. Металлические маски сильно искажали тембры голосов, но дребезжание одного из них Галлеору показалось знакомым. Диего? У Галлеора возникло желание сорвать раскрашенную маску, из-под которой донеслось:
  - Вы должны дать пояснения в связи со взломом Лотереи Любви.
  Он напряг мышцы, приподнялся. Палач врубил напряжение, разряд ударил по вискам. Каждая клетка содрогнулась, искры посыпались из ногтей.
   - Вы должны... Сказать... Куда... Почему...
  Он знал, что дамы не могут хранить тайн. Также он сам, сентиментальный трепач и болтун. Чем он лучше? Привык всем делиться с Делларией. Он представил ее запястья, прикованные к этому креслу. Кто его тянул за язык?
  - Вы должны, - гнусавил палач...
  Мозг Галлеора бешено метался в лабиринтах памяти, пытаясь найти выход. В любой игре у каждого есть шанс. И даже летящая в лоб пуля не сто процентная гарантия чьей-то победы. Побеждает лишь тот, кто не сдался. Тело, скоропортящееся нагромождение слизи и костей, не имеет права диктовать условия разуму. Физическую боль можно отключить. Она реальна, как движок реостата, она дергает конечности, сокращает мышцы, но и только. На комикс можно посмотреть со стороны и посмеяться над уродливой пляской тела. Предательская оболочка всегда подводит хозяина...
  Палачи врубили максимальный ток, и тело Галлеора превратилось в сплошной синий горящий кокон. Электрическое облако заполнило его легкие, он вдыхал сверкающий озон и выкашливал обгоревшие куски легких на пол. Разряды чередовались с вопросами:
   - Вы должны... Кто знал?.. Когда матрона Деллария?..
   Галлеор вспомнил Лизетту, мощную великаншу и ее ладони в пламени свечи. Он высмеял ее. Она всегда хотела смерти. Она требовала ее от него. А он шутил! А теперь он сам узнал, каково жариться в огне и умолять о реоксе. И пусть кто-то посмеется над тобой и хлопнет дверью, как это сделал ты. Один только Энрико, вечный весельчак, всех высмеивающий за мелкие слабости, поступил по-королевски, заплатил жизнью за освобождение чьей-то запутанной души. Хотя, возможно, за то, чтобы меньше их было, палачей.
   - Где находится?.. Как долго?.. Деллария?..
  Этот голос страшнее разрядов. Почему так сильна плоть? Почему она сильнее огня? У Лизетты даже волосы не горели. Он подумал, что она про-питала их антифайром. Что было дальше? Появился ли у нее первенец? Он знал только одно. Лизетта пыталась убить себя много раз. Она просила реокс у Даффи, у Энрико, у доктора Бернарда. Не могла подождать. Почему не могла? Она сжигала себя в огне, облив горючей смесью, она пропускала через свое нежное тело разряды. Но не смогла ничего изменить. А он, ученый кавалер, ее трагедию обратил в шутку. А надо было сразу проверить и кровь, и цитоплазму. Противоестественно, что невозможно умереть. И невыносимо жить. Чем невыносимее - тем невозможнее. Это почему-то стало правилом в Витасфере.
   - Что Вы знаете о взломе Лотереи Любви?..
   Он не смог исправить ошибку. Никто не сможет распутать вросшие друг в друга ветви, корни и побеги. Прекрасное генеалогическое дерево засохло.
  - Отвечай!!!
   Почему его кости до сих пор не обуглились и не стали золой? Как странно, что тело не может расплавиться и стечь мутной лужицей под ноги бодрых палачей.
   - Кто? ... Когда? ...
   "Только реокс", - стонала Лизетта... Там, в нижнем ящике стола... Пора ухода... Реокс... Смерть... Деллария права...
  - Кто?! - палач снова потянул за рычаг.
  Максимальный разряд опалил мозг и вырубил сознание. Последние вопро-сы прозвучали в пустоту, и он уже не видел, как в пыточную впорхнула жен-щина в лиловом и склонилась над ним, пристально разглядывая опустошенное лицо.
  - Он подтвердил? - спросила она.
  - Он потерял сознание, - сказал палач, стаскивая с разгоряченного лица колпак и поправляя прилипшие ко лбу пряди.
  - Лизетта, нам нужно срочно выбить из него признание. Кроме того, у него мы нашли бордовую розу. Представляешь? У нас в руках серьезные улики против оппозиции. Как можно скорее выясни имя цветовода.
  - Сегодня от него мы ничего не добьемся, - пластиковая перчатка Лизетты приклеилась к коже, и она с перекошенной миной отдирала ее, закусив губу.
  - Главное, чтобы он назвал имя Делларии. Она снова пытается восстановить против меня Совет Матерей. Нужно связать ее имя не только со взломом Лотереи, но и с "Бордовой розой". Тогда все будут за нас. Делларию закидают камнями! Я продлю статус Старшей Матери на неограниченный срок. А это дорого стоит и особенно для тебя.
  - Возможно, через час он снова заговорит. Нужен реокс.
  - Опять реокс! Все знают, зачем тебе реокс! Не получишь ни грамма!
  ... Галлеор долго не мог понять в бреду или наяву перед ним близко-близко возникли песочные глаза Лизетты. Она, раздувая щеки, брызгала ему в лицо хо-лодной водой.
  - Зомба... - прошептал он.
  - Да, зомба. Снова зомба. И зови меня так, сколько хочешь.
  - Но Энрико? - простонал он.
  - Вы оба ни при чем. Просто как два идиота, путались у нас под ногами...
  - Кто вы?
  - Лиссандра, я и еще несколько матрон... Впрочем, зачем тебе объяснять? Ты должен понять, что нам нужно навсегда убрать Делларию. Олеадора - пу-стышка, уже подписала тебе приговор. Она выдала тебя. Теперь твоя очередь рассказать о Делларии. И только.
  - Почему о ней?
  - Она главный противник Лиссандры. И она сильна.
  - Чего добивается Лиссандра? И чего хочешь ты?
  - У нас грандиозные планы по спасению Витасферы. Только мы сможем справиться с назревшими проблемами. Жесткие ограничения и лимит - вот что всех спасет! И это не только отмена ароматных свеч в будуарах, нет, мы запретим также такие неэкономичные камины. А главное - мы сократим срок сексуальной активности мужчин еще на десять лет. Мы подсчитали, что одно только это нововведение позволит обустроить еще две оранжереи и три пру-дика с креветками. Также нам необходимо модернизировать кюветочные обо-греватели и отдельный солярий для трансвеститных матерей.
  - А Деллария? Разве она против?
  - У нее другие планы. Она пытается решить проблему Витасферы по-другому: все бросить и выйти на поверхность. Ты же помнишь про "Свободу и Небо"? Пятнадцать лет назад мы сорвали этот проект. Но сейчас ее может поддержать вся Витасфера.
  - Ты хотела умереть.
  - Умереть? Ну, уж нет! Ты что-то путаешь!
  - Ты просила реокс... Энрико погиб...
  - Мы проводили расследование по самоубийствам. Слышал что-нибудь о заговоре "Бордовая роза"? Совсем юные девочки по непонятным причинам уходили из жизни. Кто-то их зомбировал дневником транссексуала Ганни. Бордовые розы навсегда запретили, ведение дневников тоже. Но смерти продолжались. Где они умудрялись доставать проклятые цветы - неизвестно. Бесполезно допрашивать тех, кто мечтает о смерти. Совет Матерей поручил мне выяснить: где самоубийцы достают реокс. Понятно, что кто-то им его по-ставлял. Ты не попался, но Энрико, глупец, мне принес дозу. Ты слышишь? Смертельную! Мы вовремя предотвратили масштабный массовый психоз.
   - Разве ты не знаешь, сколько юниток за последний месяц отправилось на тот свет? Сорок восемь! Энрико совершенно ни при чем! Напрасно ты, выма-ливая реокс, жгла свое тело. Это подло!
  Лизетта размахнулась и ударила его по щеке.
  - Я отлично выполнила задание. Мы искали и нашли. Мы устранили при-чину. Не моя вина в том, что Энрико не выдержал пыток. Он не назвал имен. Его извилины оказались слабее упрямства. Он потерял рассудок. Посмотрим, что будет с тобой! У меня задание. Мы охраняем население Витасферы от вредных идей. Мы спасаем девочек, которые не хотят жить. Депрессия излечима. Лиссандра одобрила мой метод, после которого жизнь во Дворце Любви каждой потенциальной самоубийце начинает казаться раем.
  - Вы обманули Делларию! Из-за ложного самоубийства она проголосовала за казнь Энрико!
  - Вся жизнь - обман. Никто никому не должен. Никому нельзя верить, иначе придется поверить в самое страшное.
  - Что может быть страшнее подлости?
  - Разве ты ни о чем не догадываешься? Каково тебе? Не жжет? Но взгляни: твоя плоть не горит. Почему она сильнее любого страдания? Подумай! Но реокса от меня ты не получишь!
  - Подожди! - взмолился Галлеор. - Я не о реоксе! Умоляю! Прошу только одно: скажи, какой силы ток ты пропустила через меня?
  - Максимальный.
  - И это... О боже! Ни одно живое существо...
  - Ты видел слайды с моим самоубийством? Энрико побил мой рекорд в два раза! А его достижения скоро ты побьешь!
  - Какие рекорды, Лизетта? Ты хорошая актриса, крошка, милая...
  - Стоп. Только это не надо. Я тебе однажды сказала, что кавалеров при-глашаю не для любви.
  - Я не о том. Послушай! Пойми! Ни одно живое существо... Боже, кто мы?
  - Галлеор, извини. Нам нужно, чтобы ты назвал имя Делларии в связи со взломом Лотереи и в связи с уликой, которую нашли в твоей спальне. Это Деллария тебе дала цветок? Она? Я пятнадцать лет ищу цветовода. Я вытрясу из тебя признание. Ты скажешь все. Можешь сразу сделать это. Будет легче. Я дам тебе реокс, и ты забудешься вечным сном, - Лизетта снова потянула за ры-чаг...
  
  ... Перед тем как взойти на эшафот, Галлеор заметил Делларию в первом ряду. Ее губы шевельнулись. "Свобода и Небо!" - разгадал он их тихое напутствие и полетел в ледяной водоворот.
  
  ЧАСТЬ 4. ПРИСТАНИЩЕ НЕРОЖДЕННЫХ
  
  - 33 -
  
  Тени приблизились, их круг сомкнулся, раздался звук раздираемой плоти. Галлеор почувствовал пронзительную боль во всем теле и не узнал звук соб-ственного голоса. Эхо многократно повторило звучание страшных мук, кото-рые отразились в каменных сводах, заглушили рев падающей воды, затмили последние проблески разума.
  - Боже мой, - подумал Галлеор, - они разорвали мое тело на куски... Где я?.. Это Ад?.. Тот самый Ад?
  Он пытался подняться на ноги, шевельнуть руками, но они были скованы, он с трудом перекатился на бок, привстал на колени, из груди исторгся ужас-ный стон. Его движения испугали чудовищ, они отпрянули прочь, отступили во тьму. Тело перестало повиноваться, кровь окоченела, и Галлеор снова прова-лился в забытье. Но его подсознание было начеку, оно охраняло бесчувствен-ное тело хозяина. А подсознание может все. У него осторожность улитки, чут-кость пса, идущего по следу, и кровавая отвага варана. Подсознание знает ответы на все вопросы, оно помнит прошлое каждой твари, толкает спиритиче-ские тарелки, отгадывает, где зарыты клады; оно чует близкого врага и за мно-гие километры способно распознать друга. Но когда нужно, этот проклятый глухонемой спинномозговой отросток, доставшийся нам в наследство от разу-ма рептилий, молчит. Но именно такой, атрофированный эволюцией, спрятан-ный в глубине мозга, позволил когда-то появиться разумному существу. Не знать своего завтра - значит размышлять и действовать.
  Рядом послышались осторожные шаги. Галлеор сразу очнулся. "Двое", - определил он и нащупал под рукой увесистый камень, крепко стиснул его, приготовился драться насмерть...
  - Смотри, Даго, - раздался над ним звонкий женский голос,- опять людоеды нарушили правила!
  - Смокам нужно задать взбучку! - ответил мужчина.
  Слух Галлеора уловил осторожные шаги... Где-то совсем близко... Твари... Людоеды... Они снова пришли... Галлеор зашевелился, нечленораздельно замычал.
  - Он жив! Смотри - какой большой и красивый, - радостно воскликнула женщина.
  - Повезло ему!
  - Могли бы не успеть!
  - Тащи!
  Галлеор почувствовал прикосновение сильных холодных рук, чьи-то лох-мотья на миг прижались к его мокрому окоченевшему телу...
  - Он закован... Не разорвать...
  - Так унесем!
   Его переложили на кривые носилки, засыпанные мелкой ветошью, и куда-то понесли. Каждое движение причиняло невыносимую боль. Сквозь опухшие веки Галлеор едва различал спину существа, укрытую длинными бурыми воло-сами. Существо сильно сутулилось и задыхалось при ходьбе. Лохмотья болта-лись на острых плечах, ноги смачно чавкали в грязи и разъезжались в разные стороны. Галлеор удивлялся, как твари могут ориентироваться в темноте.
  - Легче неси! А то в пропасть слетим! - сказала женщина, скользя ногами и судорожно хватаясь за каменистый выступ.
  Галлеор воспользовался заминкой и выскочил из носилок, но крепкие руки мужчины подхватили его тело на лету и придавили к сыпучему ложу. Изможденное серое лицо склонилось над ним, длинные засаленные волосы коснулись лица:
  - Лежи тихо! Под нами смерть! Только дернешься - полетим вниз!
  - Что ты воркуешь, Даго?- сказала женщина. - Врежь ему, чтобы дошло! Или я сама с ним разберусь! Из-за него разобьемся насмерть! Эй, ты! Ше-вельнешься - голову оторву! Он, кажется, уже и не дышит? Может, зря его подобрали?
  - Мэ сказал: всех живых спасать от смоков.
  - Если этот не выживет - обратно тащить?
  - Этот выживет... Сердце хорошее... Хотя дыра в животе большая. Но Вельда сможет зашить.
   Галлеор очнулся в сумрачной пещере. Дымные факелы вызывали мучи-тельный кашель. Тени двуногих низкорослых существ роились у костра.
  - Живой! - раздались сочувствующие голоса.
  - Ему здорово досталось!
  - Вельду зови! Где Вельда?
  Его, как сплошной кусок фарша, старались не трясти, осторожно и бережно выгрузили из носилок в темном углу. Он мягко провалился в груду рваного тря-пья. Забота поразила его. Кто они? Откуда здесь эти люди? Неужели он попал на поверхность, где людоеды - жалкие остатки всего человечества?
  - Повернись! - рядом послышался глухой голос. - Буду лечить!
   Галлеор заметил странное существо в капюшоне. Сквозь рваную прорезь в том месте, где должен быть у человека рот, проглядывало движение одере-веневших губ. Маленькие сухие пальцы скользнули по его голове, тронули темя и лицо, тщательно размяли шею, спустились ниже...
   "Этот человек слеп, - подумал Галлеор. - Что ему нужно?" Безжалостные руки тискали израненное тело, процеживая пальцами каждую мышцу. Старушечий голос проскрипел:
   - Мяса почти не осталось... Одни кости... Но кости целы... Очень худ... Но ходить сможет... Хорош! - при этих словах сморщенная рука мучителя нащу-пала кровавую рану в правом подреберье, нырнула в размякшую плоть, про-веряя в ней живые остатки. Резкая боль пронзила Галлера с головы до ног. Он выгнулся дугой, тело разогнулось, как пружина, и он ударил ногами по фигуре истязателя.
  - Что ты делаешь? - с криком подлетел Даго. - Вельда лечит!
  - Он очень плох, - сказала Вельда, поднимаясь с земли. - Смоки вырвали печень. Но будет жить, если принесешь черную плесень с Белого Камня.
  Краем глаза Галлеор наблюдал за мучителями. Он заметил, как Даго скло-нился над костром и сгреб дымный пепел в таз, потом вернулся и приказал:
  - Надо терпеть!
   Он опрокинул содержимое таза прямо на рану. Галлеор дико завыл, и потеряв сознание, уже не видел, как ловкие руки Вельды проткнули края раны кончиком заточенной стали, а потом туго-натуго затянули нитками огромную дыру и увенчали сверху крученым узлом. Истертыми клыками Вельда отгрызла концы и сказала:
  - Все. Умереть не сможет!
  Галлеор потерял счет времени. Иногда, очнувшись, он замечал, что кто-то обкладывает его раны ледяной жижей. Боль от прикосновений холода мгно-венно уходила, и он снова засыпал. Ненадолго. Потому что воспаленная кровь сразу нагревала рану. К чему теперь вся его гениальность, талант, изучение наук, погружения в тайные знания, если в мире осталась одна только боль, а сознание так легко покорилось страданиям тела? Каждый нерв требует подумать о главном. Гангрена пожирает ноги, кишки высохли от мерзкой радиоактивной жижи. Зачем они лечат? Разве не понимают, что вытаскивают из небытия не человека, не живое существо, а одну пустую звенящую боль. Ему незачем видеть своих вздутых ран, не для чего слышать собственных стонов. Эти косточки, из которых составлена, как из бусинок, его плоть, стали еще одним украшением Ада, где мучилась и страдала пойманная душа. А тени, которые безжизненно шатаются рядом? Их вид ничуть не лучше. Но никто из них не просит утешения.
  К нытью ран прибавилась другая мука. Организм требовал еды. Выздоров-ление не спешило. Голод - последнее испытание в игре на жизнь. Мужество бездоказательно там, где слабая рука не может удержать шпагу.
   Галлеора коснулась чья-то ладонь, в ней горсть порошка... Небесная манна? Крупа? Судорога пищевода пронзила тело, а желудок, как червь, готов был вырваться из утробы и впиться в безумно щедрое лакомство, поднесенное к губам. Галлеор не заметил, как в одно мгновение проглотил подаренную кем-то энергию, и сыпучие пылинки, растаяв на сухом языке, превратились в живительный свет, который наполнил тело теплом и разумом...
  Над ним склонилось бледное лицо с большими черными глазами, в них от-ражался жар костра.
  - Кто ты, ангел?
  Он не дождался ответа. Она глуха и нема, показывает руками. А может, все ангелы таковы? Зачем им язык, источник лжи и пустословия? Как просто сделать добро! Забрать у себя крупинки тепла и оживить мертвеца.
  - Ее зовут Чина, - сказал Даго.
  - Какое нежное имя!
  - Ты бы лучше не трогал ее.
  Чина... Как звук воды... Она расточительна, как вода, она беспечна. Ее щедрость - наказание собственной плоти, убыток ума. Она женского пола. Он почувствовал запах месячных. Она юна. Ее груди высохли и съежились, как пустые скорлупки, они болтаются, в них не созрело еще ничего. Она добра, как все настоящие женщины, ведь в них отражение всех матерей. Хотя как можно назвать женщиной это бесполое существо, легкую тень, метнувшуюся от костра - к нему... Но лучшие качества человека бестелесны. Одно из них - сочувствие. Его динамика остается в людях, даже когда человек навсегда исчезает. Эта сила сильнее страха, она учит любви, она побеждает, усмиряет ненависть и отчаяние.
  Он положил свою тяжелую руку на ее, такую маленькую и мягкую со сла-быми гибкими косточками внутри:
  - Чина, прости.
  Ее спутник, мычащий исполин с порванными губами, грубо схватил ее за плечи, резко встал между ними. Галлеор не мог понять: почему этот жуткий человек машет руками? Ревнует? Упрекает ее за щедрость? Завидует его бес-помощности? Мимика великана устрашила бы любого. Он увел кроткую Чину. Она принадлежит ему. Только ему. Как весь этот грязный подземный мир.
  Горсточка необычайного лакомства из рук неизвестной женщины возвра-тила Галлеора к жизни. Он приподнял опухшую голову, обвел глазами темноту. Возле него стоял Даго:
  - Ну-ка, покажись! Ого! Да тебе намного лучше! Будешь работать! Не хватает рабочих рук.
  - Что нужно делать?
  - Добывать рудикс. Его очень мало. Приходится перетирать камни в поро-шок, чтобы извлечь.
  - Зачем он нужен?
  - Из него мы готовим горькую приправу и сыр.
  Перед Галлеором поставили громадный зловонный чан.
  - Это мы собираем на дне, потом добавляем туда рудикс, и через месяц по-лучается сыр. Его мы платим за работу.
  Галлеор потянул носом воздух.
   - Дерьмо?
  - А что ты хотел? Другой еды здесь нет! Мы жрем это с детства, и для нас нет ничего ценнее. Разве ты только что ел не это? Тот сыр, который дала тебе Чина?
   Тошнота подступила к горлу Галлеора, его разорвало надвое, из оскорб-ленного желудка хлынула желтая пена, тягучая слизь потекла из носа.
  - Ты еще слаб... На вот - подкрепись.
  
  ...Шум разбудил. Галлеор поднял голову и долго не мог понять, что проис-ходит... У костра собрались мужчины. Они стояли вокруг маленькой глухоне-мой, которая жестами выражала свое отчаянье. Ее бедра были в крови, хрупкое горло издавало тонкие жалобные звуки, она показывала руками, как ей больно... Но глаза мужчин не замечали жестов отчаянья. Один из них резко развернул клубок сплошных стонов и погрузился в бездну ликующего насла-ждения. Стоящие рядом разразились дружным мычанием. Коллективная волна экстаза пульсировала в ритме душераздирающих криков окровавленного ангела... Неведомая сила подняла Галлеора. Он встал с пропитанного гноем ложа и сделал несколько шагов в сторону сброда. Толпа расступилась:
   - Пустите Потерявшего Печень к женщине! У него будет много сил!
  В глазах Галлеора потемнело.
  
  - 34 -
  
  Он не знал, что на свете существует такое замечательное изобретение - как огонь. Просто огонь, к которому можно подойти, присесть на корточки, про-тянуть руки, согреться в его целебном дыхании, ощутить свое присутствие в этом мире, ожить. Жалкие тени больше не толпились вокруг, не разглядывали в упор, признали его таким же ничтожным и заброшенным, как они сами. Иногда он ловил на себе их любопытные взгляды... Он не увидел у костра ма-ленькую глухонемую. Поискал глазами. Даго не выдержал его взгляда.
  - Где Чина?
  - Ее больше нет.
  - Объясни, почему вы сделали это. Она была так добра...
  - Гунт ушел к смокам. Будет есть мясо. Голодно у нас. Чина осталась. Женщин мало. Одни парни. Мы парни, понимаешь?
  - Вы убили ее?!
  - Мы не убили. Она упала в пропасть. Туман. Пропасть - наша смерть.
  - А если к смокам уйдут остальные?
  - Кто хотел - ушел, стали смоками. Они всегда были смоками. А мы люди. И мы их всех убьем!
  Галлеор ничего не понял из вышесказанного. Смоки, пожирающие людей, люди, пожирающие дерьмо и насилующие кротких ангелов... Он обратился в сторону людей у костра:
  - Вы знаете про город, там, наверху?
  Молчание...
  - Город, в который вас никогда не пустят. До которого вы никогда не дойдете, не войдете ни в один светлый дом, не сядете в мягкое кресло, не нальете себе в бокал божественного напитка, который оживит и мертвого. А вы знаете, как легки одеяла в покоях дам? Как чудесны их волосы и нежная кожа? Вам знаком их непередаваемый аромат, который каждому кавалеру заменит зрение и слух?
  Кто-то из толпы повернул голову в его сторону:
  - У нас тоже есть женщины. Только они слабые... Нет детей...
  - Чтобы у женщин были дети, им нужно много света, много прекрасной здоровой еды и любви... Почему вы так грубы с ними?
  Молчание...
  - Почему вы обидели Чину?
  Он заметил, что кто-то из толпы посмотрел в его сторону. Но выражение тупого безразличия во взглядах не пересилило его желания докричаться в странную немоту этих душ.
  - А вы знаете, как можно любить и обожать матерей, помнить их руки и невесомые поцелуи на затылке, нежное дыхание, слегка шевелящее волосы, их губы, целующие ресницы и завитки ушей?
  Люди у костра зашевелились, негодуя:
  - О чем он говорит?
  - Потерявший Печень бредит.
  - Еды мало.
  - Надо позвать Вельду. Пусть лечит лучше. Пусть лечит его мозг. Много шума от него!
  - Да, слишком много он говорит. Спать мешает.
  Галлеор продолжал:
  - Матери, их любовь, их забота... Вы хотя бы слышали об этом?
   Он заметил, что чем-то привлек внимание толпы. Все обернулись в его сторону, глядели на него в упор, но в выражении лиц уже не было ненависти и безразличия.
   - Матери? Он говорит о матерях? Вы слышите? - раздался звонкий голос. Галлеор узнал его. Из круга изможденных теней выступила женщина. Лицо ее было страшно. Его перекосила дикая гримаса. Она вцепилась худыми руками в плечи Галлеора и прокричала:
  - Ты говоришь о наших мамочках?
  - Да.
  - Разве ты не знаешь, что мы делаем здесь? Мы спасаем наших матерей от огорчений!
  - Каких огорчений?
  - Мы не хотим их огорчать своим несчастьем. Наша судьба не должна ка-саться их судеб и мешать рожать ценных детей.
  - Ценных детей?
  - Да, более ценных, чем мы...
  - Что вы имеете в виду?
  - Мы плохие дети. Мы не получились. Это наша вина. И поэтому мы здесь.
  - Вы плохие дети? Ваша вина? Как это понимать?
  - У кого-то из нас плохие глаза, у кого-то плохие руки, кто-то не может ходить или говорить. Здесь нет ценных.
  - Откуда вы?
  - Мы сверху, из города. Мы мертворожденные.
  - Этого не может быть! Мертворожденные - мертвы! Они в Аду!
  - Здесь - Ад!
  - Мертвые - это мертвые, они не должны ходить или говорить.
  - Это мы.
  - Кто внушил вам эту чушь?
  - Так сказал Мэ.
  - Что еще он сказал?
  - Наше несчастье не должно остановить жизнь человеческой расы. Мы от-делены от мира ценных для того, чтобы наши матери не умерли от горя. Цель нашей жизни - никогда не напоминать о себе, не делать больно мамочкам. Мы знаем, что наши матери умерли бы от переживаний и перестали бы рожать здоровых детей. Они плакали бы целыми днями, пока их глаза не ослепли. Слезы растворили бы их щеки и грудь, они бы умерли навсегда, их съели бы смоки... Они любили нас. Они всегда нас любили. Они умрут, если узнают! Пусть луч-ше мы умрем!
  - И это вам сказал Мэ?
  - Да.
  Даго шепнул:
  - Это Чага, жена Мэ... Никогда не трогай ее! Слушай ее! Она все знает!
  Она повторила:
  - Я слышу в твоем голосе недоверие. Отвечай, почему ты удивлен? Ты - сверху, и ты этого не знаешь?
  - Ни одна мать не бросит своего ребенка, - сказал Галлеор.
  - Что хочешь ты сказать? Что мамочки наши мертвы? И нас напрасно свезли сюда и бросили в темноту и кромешный холод? Все напрасно? И наша работа не нужна? Напрасна эта общая могила и наши скелеты, которые усеяли каменные ядовитые проходы и подземные тупики? Кто, по-твоему, виноват в том, что нам приходится влачить жизни здесь, без еды и тепла? Тогда скажи, для чего мы живем? - она обернулась в сторону толпы, которая постепенно оживала и сдавленным утробным мычанием пыталась выразить солидарность с ней. - Не правда ли, нам было бы легче умереть, чем так жить?
  - Умереть! Умереть! - откликнулись дружные голоса.
  - Но мы вкалываем здесь, пока не умрем, ради наших мамочек, сердца ко-торых разорвутся, если только они узнают о нас! Мы здесь, чтобы им там, в прекрасном городе, было светло и уютно!
  - Да! Да!
  - Мы здесь, чтобы они всегда были там!
  - Да! Да!
  - Ты хочешь сказать, - продолжала Чага, - что мы должны были сразу уме-реть? А наша работа не нужна? А наша жизнь по колено в ядовитой жиже - ерунда? А наша пища, за которую мы умираем - дерьмо?
  - Говори, Чага!
  - Скажи ему все!
  - Наши ценные сестры остались наверху. Они такие нежные и красивые! Их руки пахнут цветами. Их волосы легче тумана. Их одежда тепла и долго не теряет красоту. Их приносит сюда водопад. Но те из них, кто выживает, не долго остаются с нами. Им страшно, им холодно здесь. Они не могут согреться. И не могут поверить в нас, своих мертвых детей. Они не могут приласкать никого из нас. Они боятся нас. Они только плачут. А потом бросаются в пропасть. Все мамочки наши такие. Они так впечатлительны, что не переживут знания о нашем убогом пребывании рядом с ними по соседству. Они думают, что нас нет. А нас и на самом деле нет. Потому что жизнь здесь - прощальный дружеский жест им, ослепительно красивым и благополучным, ничего не знающим о нас.
  - И кто же это вам внушил? - удивлению Галлеора не было предела.
  - Наш вождь! Он Мэ! Он знает, как нам надо жить! И для чего мы здесь.
  - Откуда он?
  - Он тоже сверху, как ты! Он появился здесь давно. Но он знает, что мы нужны! А ты, почему не знаешь?
  - Что он еще знает?
  - Он знает все! Он дал нам огонь! Он согрел нас! Он научил нас правильно питаться! Он научил говорить!
  - Да!.. Да!.. Мэ!.. Он! - гудела вразнобой толпа, окружившая Галлеора. Глаза каждого глядели на него с волнением. Он почувствовал невысказанные со-мнения. Лицо Чаги колебалось в пламени костра, глаза сверкали, тонкие губы извивались и дергались от страшного желания высказать самое заветное. Она продолжала:
  - Вчера умерло сразу пятеро сброшенных сверху детей. У одного из них было больное сердце, другой плохо видел, у малышки Леры были кривые ножки, а у Ситы плохие волосы. Они могли бы долго жить там, наверху. Но здесь вчера было много воды, и все промокли... А те, кто выжил? Что получат они от жизни? Единственное тепло, которое их всю жизнь согревало - это знание о том, что их работа нужна мамочкам. Их страдания - обратная сто-рона их радости. Мы все этим только и живем. Нам плохо, зато мамочкам хорошо. Вот главная арифметика для нас. И что же теперь? По твоим словам, все зря? И нам пора умереть?
  - Да, да, зачем нам умирать? - отозвалась толпа.
  - Для чего нужны страдания?
  - И голод?
  - Посмотри - у меня высохла рука, я добывал улиток в ледяной воде.
  - А у меня вытекли глаза, когда я закапывал трупы, - к Галлеору тянулись изъеденные язвами обрубки, и ему некуда было скрыться от напиравших на него со всех сторон израненных людей.
  - Вы не так меня поняли. Все ваши матери живы. Им весело, никто из них не знает, что такое голод. Там каждый день музыка и карнавалы. У них есть все. Им ничего не надо от вас.
  - Но для чего же мы страдаем? Разве не ради мамочек? Им без нас хорошо? Мы не нужны?!
  - Горе нам!
  Галлеора больше всего беспокоила встреча с вождем. Он никак не мог представить себе этого человека. Откуда он? Почему заставляет работать даже малышей? Какой смысл добавлять к их жалкой участи новые страдания и кровавые мозоли? О вожде мертворожденные рассказывали, как об очень умном и сильном человеке, его хвалили, им восторгались:
  - Мэ убивает смока за один удар!
  - Мэ никогда не смотрит назад!
  - Мэ никогда не просит еды!
  - Тебя нужно отвести к Мэ. Пусть решит твою судьбу, - сказал Даго. - У тебя зрячие глаза и две руки, которые могут убивать.
  - Лишние руки нам пригодятся.
  - Да, он красавчик, по всему видать! - вздыхали женщины у костра. - Но все мыло и духи достаются только Чаге. Потерявший Печень никогда не посмотрит на нас!
  Дни летели за днями. Таинственный вождь не появлялся. Однажды Галлеор очнулся от горячки и удивился, что все мертворожденные собрались вокруг и как-то странно разглядывают его лицо:
  - К тебе приходил Мэ, - объяснил Даго.
  - Сюда приходил? - Галлеору стало стыдно за свои жалкие тряпки и бес-помощный вид. - Почему не разбудили?
  - Мэ сказал, что ты должен много спать и есть.
  - Когда он снова придет?
  - У него много дел.
  Галлеор заметил, что в тарелке появились фрукты и зелень.
  - Откуда это?
  - Чага собрала у водопада.
  - Я хочу мяса, - попросил он.
   Даго вскочил, как ошпаренный:
  - Не говори так! Мясо - табу! Если будешь есть мясо, Мэ зашьет тебе рот! И ты будешь, как Бэро. Посмотри на него!
  Галлеор разглядел в углу изможденного мужчину. Он был так худ, что сквозь ребра просматривалось каждое движение сердца, и билось оно уже из последних сил. Проволочный шов безжалостно стянул истерзанные губы.
  - Дайте ему еды! - потребовал Галлеор.
  - Нельзя! Он ходил к смокам, ел мясо. И ты никогда не ешь! Табу! Молчи!
  Галлеор понял, что его только что ознакомили с местным Кодексом Чести.
  Однажды пещеру оглушили крики. Мертворожденные сорвались с мест и бросились к высокому незнакомцу в длинном плаще:
  - Мэ пришел!
  Толпа обступила вождя. Каждый старался прикоснуться к нему. Мужчины хлопали по плечам, женщины гладили по волосам и вплетали в них пестрые лос-кутки. Галлеор заметил, как их носы жадно втягивали запах божества. "Вот он, идол! - подумал Галлеор. - Кумир, истязающий толпу своих поклонников..."
  Незнакомец подошел к постели раненого. Он был одет в лохмотья, оброс густой щетиной, слегка прихрамывал, но выглядел на удивление статно. В его ножнах покачивалась тяжелая самодельная шпага. Из-под низко надвинутого на лоб кожаного капюшона сверкали серые насмешливые глаза. До боли знакомый, родной голос произнес:
  - Добро пожаловать в Ад!
  - Энрико!
  - Он самый! А ты тот самый дамский угодник, гениальный мальчик, кавалер Галлеор!
  Они обнялись. На глазах у Галлеора выступили слезы. Он заметил, что глаза Энрико тоже заблестели, но голос был бодр:
  - Видишь, где встретились? В преисподней. Но как же я рад этой встрече!
  - Энрико! Неужели ты? Не могу поверить! Жив?!
  - Нет, я мертвец. Здесь все мертвецы. Жизнь страшнее смерти. Гнием за-живо! Но ты-то, как сюда попал? Неужели Деллария, главная жрица, тебя разлюбила?
  - Старшей стала матрона Лиссандра.
  - Эту бестию я никогда не забуду! Почему ты был скован? Прошел камеру пыток? Тебя, умника, за что?
  - Сам знаешь, за что.
  - "Свобода и Небо"? - Энрико захохотал. - Ты неизлечим! Я помню весь наш заговор! Позорная компания пустоголовых идиотов. Юнцы! Мечтатели! Чего добились? Глупые! Не жилось во Дворце? Захотелось приключений? Что ж, вот они! Получи - что хотел! Свободы - хоть отбавляй! Только вместо бездонного неба над головой - бездонная пропасть под ногами. Это тоже свобода - небо, ведущее в преисподнюю.
  - Расскажи, как ты уцелел.
  - Путешествие в Ад у нас с тобой началось одинаково. Пинок палача, скрип люка, журчание мочи под ногами, дикая тряска внутри трубы, водопад, кото-рый скрутил тело в виде жалкой фиги, падение с большой высоты, и я здесь. Но в отличие от тебя, мне повезло больше. Палач снял с меня наручники, пожалел свое добро. Это меня и спасло. Я выплыл на поверхность за глотком воздуха. Все остальное - пустяки. Наши сентиментальные палачи препоручили грязную работу природе, а природа оказалась жалостлива и спасла свое создание. На излучине сразу после водопада, словно специально, уложена мягкая песчаная коса, которая выуживает все дерьмо из бурного потока. Все, что вываливает город в свои обширные трубы, в том числе и живых людей, здесь при-тормаживает на повороте. Когда я открыл глаза, первым, что увидел, было стадо ужасных созданий, которые окружили меня в надежде пообедать.
  - Людоеды!
  - Мы их называем смоками.
  - Они вырвали мою печень.
  - Они пробавляются мертвяками, но не трогают живых.
  - Но я был жив.
  - Значит им ты это не смог доказать.
  - Откуда они здесь? Неужели где-то есть выход наверх?
  - Выхода нет.
  - Ты пробовал искать?
  - Я облазил каждый метр. И я точно тебе скажу: даже мышь не найдет ни лазейки.
  - Мы замурованы?
  - К сожалению.
  - Наверху мы называли это место "Адом".
  - Так оно и есть. И человек здесь не проживет. Это гиблое место.
  - А смоки?
  - Эти калеки сумели объединиться в дикое племя. Они оживили Ад, сделали его реальным воплощением зла.
  - Почему они не тронули тебя?
  - Я никогда не валялся, как падаль. Но все равно получил здоровенной ко-стяшкой по мозгам. Они оставили меня подыхать на берегу, чтобы я стал по-мягче. Но деликатес не созрел. Я отдышался и встал на ноги. Я был большой и сильный, а они все тонкокостные и кривоногие. И так как съесть меня уже не могли, приняли в свое стадо. Стал ходить с ними к водопаду, собирал там жратву, то яблоко найду, то кусок непрожеванной ветчины.
  - Мертворожденные тебя уважают.
  - Да, я для них бог.
  - Ты дал им огонь.
  - Нашел однажды коробку со старой ракетницей, развел большой костер. Не буду рассказывать, как стал миссионером, научил детей не бояться огня. С этого времени в аду появился "Вождь Мэ". В тепле костра отогревались найденные младенцы. И стадо наше разрослось. В шутку я назвал наше стой-бище городом Нерожденных.
  - Но чем вы кормили малышей? Откуда молоко? - удивился Галлеор.
  - Молоко? Ты смеешься! Без всякого молока! Детей выкармливают жен-щины-смоки, но лучше тебе не знать о подробностях. Разумеется, не все дети выживали. Но если уж выживали, умели различить вкус человечьей крови с пеленок. Ты побледнел? Жизнь без контраста - ничто. Тебе наш город пока-жется страшным и жестоким, но он живет по своим законам. И законы эти - человеческие. Чем труднее выжить в одиночку, тем значительнее привязан-ность друг к другу. Каждому из моих людей я мог бы доверить свою жизнь.
  - Они замучили женщину.
  - Им недоступны тонкие чувства. Жалость не для них. Не забывай, что их пытались убить. Уцелели только тела. Их души не рождены.
  - Но та женщина была добра.
  - Так наши дамы любят собачек. Это женский инстинкт, а может каприз.
  - Ты снова...
  Энрико вдруг встал, похлопал раненого по плечу:
  - Тебя самого здесь не обидели? Давай поговорим обо всех трудностях по-сле, когда немного окрепнешь.
  - Энрико, постой!
  - Мне пора! Увы, дела! И какие!
  Энрико ничуть не изменился. И в Аду он был способен вот так просто ска-зать: "Извини - дела!" и надолго исчезнуть в неизвестном направлении. Но Галлеор знал, если Энрико так сказал, то дела, действительно, серьезные.
  - Мэ тебя любит, - рядом присел Даго. - Он сказал, что ты друг.
  - Куда он ушел?
  - У него новая жена.
  - Ложь! Никогда Энрико из-за дамы не бросил бы друга среди жуткого сброда!
  - Ее принес водопад, - продолжал Даго. - У нее длинные волосы, как водо-пад. У нее синие глаза, когда она смотрит на огонь. В мире нет ничего такого цвета, как ее глаза.
  - Скажи - ее зовут Лучия?!
  - Она сказала так.
  - Лучия жива! Я должен немедленно увидеться с ней!
  - Нельзя! Мэ сказал: тебе надо лежать, много есть, много спать. Вельда снова придет. Она будет снова лечить, чтобы ты стал толстый и красивый.
  - Я должен уйти! Лучия - моя дочь! Отведи меня к ней.
  - Туда нельзя! Там пропасть!
  - Я сам пойду! - Галлеор поднялся с постели, оттолкнул Даго и, шатаясь, направился к выходу.
  
  - 35 -
  
  - Вельда! - Чага бросилась к сидящей у входа старухе, ласково обняла за плечи. Но та, казалось, не слышала ничего. Руки были заняты неторопливой работой. Сморщенные пальцы перетирали мрек, он медленно сыпался из ла-доней в приготовленную бутыль.
  - Помоги, Вельда! - умоляла Чага.
  - Подожди, не мешай, - прошелестели губы старухи.
  Чага покорно стояла рядом и долго ждала, пока фарфоровая бутыль не за-полнилась целебным порошком и не исчезла в складках одежды.
  - Нельзя спешить. Никогда и никуда. Сколько раз тебе повторять! - про-ворчала старуха.
  Сама Вельда никогда не торопилась. А значит, не уменьшала срок своей жизни, как это делают другие. Особенно молодые и горячие, которым прихо-дится каждый день напоминать, чтобы не спешили, никуда и никогда... Даже дышать надо медленно-медленно, глубоко и спокойно. И тогда жизнь превра-тится в бесконечность, лишенную суеты... Почему Чага всегда спешит? И куда спешит? Из-за торопливости много ошибок. Из-за невнимательности много огорчений. Надо уметь слушать и слышать даже тишину. А если не слушать, то пристально глядеть... Вельда не видела. Но могла из многих слов, которые в беспорядке звенели вокруг, составить мудрую картину будущего. К ней все прибегали за помощью, и больные, и здоровые. Даже Мэ приходил и спрашивал, где легче копать путь наверх. Она ему сказала тогда: "Не надо пути наверх!" Он не понял. Он никогда ничего не понимает сразу. Поэтому он снова спросил: "Почему не надо? Мы люди. Мы должны жить под небом!" - "У неба много названий", - ответила она. "Объясни!" - "То небо, которое рядом с тобой, дает тебе силы жить, а то небо, к которому ты стремишься, силы твои забирает".
  Мэ не умеет медленно думать. Поэтому он не умеет слушать. Он не пере-стал мечтать о небе. Он не прекратил долбить скалы. А Чага знает, что нужно слушать Вельду, она видит, как мало сил осталось у Мэ. Но не сказала ему об этом ничего. Тоже ходит долбить камень, смешная. Хотя и знает, что не надо это делать. Ой, как не надо!
  Вельда сама выкормила Чагу. Долго-долго пережевывала для нее самую свежую печень, потом подносила к маленькому рту губы с кровавой кашкой. Чага всегда была жадна и тороплива! Однажды едва не подавилась, была не-живая и холодная. Вельда спасла. Вельда всегда спасает ее. А она выросла и все хочет делать, как Мэ! Хочет быть рядом с ним. А разве она успеет за ним? Сократила свою жизнь. Слишком сократила. И вот теперь в пещере у Мэ по-селилась другая женщина.
  - Вельда! Помоги мне! - Чага вложила в руки слепой старухи большой оранжевый плод. - Это очень вкусно, сними кожуру, съешь. Прибавишь себе еще одну жизнь.
   Хитрая... Старуха недоверчиво поднесла ароматный плод к носу, втянула неизвестный доселе запах, помолчала, задумалась, взвешивая на руке. Наконец сказала:
  - Этот плод вреден. Не ешь его никогда!
  - Почему?
  - Не узнаешь, что внутри - не узнаешь, что снаружи.
  - Вельда, помоги! Скажи мне, что делать?! Я потеряла из-за нее красоту! Я потеряла из-за нее два зуба! Я дралась за нее с тремя смоками! Но я спасла ей жизнь! Я стала хуже старухи! Я теряю своего Мэ! Это несправедливо! Ведь она живет! А у меня жизнь закончилась! - Чага обняла худое тело старухи, уткнулась мокрым лицом в пыльный подол и замерла. Вельда молча погладила дочь по непослушным волосам. О чем она плачет, смешная маленькая Чага? О вырванных своих зубах? О Мэ, которому так мало осталось ходить по земле? Хитрая смешная Чага! Разве она не знает, что все, что забирает время, не стоит слез?
  - Вельда! Как быть? Он сказал: "Заткнись, Чага!", еще он сказал: "Поучись у нее молчать!" Я ему больше не нужна! Но ты же знаешь, я умру без него! Ты знаешь все! Как мне теперь жить? Скажи!
  - Забери у нее два глаза, и вы поделите Мэ.
  
  - 36 -
  
  Лучия полулежала на мягком ковре, сотканном руками незрячей Вельды из лоскутков, собранных на берегу. Ее голову подпирала узорчатая подушка, расшитая мехом и бисером, содранным с нарядов мертвых дам. Каменные стены пещеры украшали три факела и выложенный из ровных камней округ-лый камин, источающий такой дивный жар, что в нем забывались все непри-ятности. Вельда иногда входила, бросала какие-то пряные крошки в огонь, и пещера наполнялась тихим шелестом и сказочным ароматом.
  Лучия была спокойна и счастлива. Ее руки лежали на выпуклом животе, и чуткие пальцы успевали ответить на точные удары маленьких пяток внутри.
  - Учись, маленький, бегать! - шептали ее губы. - Ты увидишь солнце! Эн-рико скоро покажет его тебе!
  Энрико! При мысли о нем у Лучии закрывались глаза, дыхание останавли-валось, а сердце начинало так клокотать, что вся пещера содрогалась от бе-шеного ритма... Он только раз поцеловал ей руку. И что же? Лучия столько раз рассматривала ее на свет. На ней - ничего, а там, внутри, до сих пор пылает след горячих губ. Почему никто не предупредил, что это случается так? И можно сойти с ума, окаменеть, замереть, не дыша у входа, забыть о времени, о Вселенной и только ждать и ждать, когда снова придет. Лишь ради этого жить. Для чего он сказал: "Не переживай"? Нечем переживать. Ушел - и унес душу. Она - с ним, скачет по скалам, летит над обрывом. А здесь вместо нее - один только пепел.
  Вошла Чага. Подруга. Сестра. Отважная милая Чага ринулась на толпу смоков и спасла ее. Что было бы без нее? Лучия никогда бы не встретила Эн-рико. Никогда бы не узнала, что у жизни есть второе дыхание.
  Чага стояла у входа в пещеру и ждала, когда ее заметит спящая на подушках женщина. Она разглядывала ее лицо и мягкие пряди, в которых отражалось пламя камина. Ее взгляд скользнул по тонким точеным пальцам, на которых сверкали разноцветные камни. Чага подумала: "Разве сможет она перетирать рудикс? Для нас она бесполезна. Я зря спасла ее".
  В тот день Чага искала под водопадом кусочки сладкого манго, который так расточительно в сентябре не доедают мамочки наверху. А нашла проклятую Лучию, лежащую в зеленой тине в мокром платье и с мокрыми волосами. Чага выпила из нее смерть. Выпила и выплюнула, как научила Вельда. Потом надавила на грудь, чтобы воздух попал в кровь, а глаза открылись.
  Но пока она оживляла красивую сестру, появились смоки. Их было много. Завязалась драка. Чага сражалась как никогда. Она могла бы убежать, спастись, но сестра досталась бы людоедам. Чага потеряла в этой схватке всю свою красоту. Ее повалили, забрали два зуба, но поделить ее тело не смогли. Между самцами завязалась драка, и тут подоспел Мэ и еще много мужчин. Чагу спасли. Но красоту не вернешь. Молодая Чага за пять минут стала беззубой старухой. А была женой Мэ! Он любил ее. Вдыхал в нее свою силу. Шептал красивые слова. А сейчас говорит: "Уйди, Чага! Не мели вздор, Чага! И без тебя тошно, Чага!" Чага выросла в этой пещере. Мэ научил ее говорить. Он читал ей стихи, он пел баллады, одевал ее в золотые платья, вешал на шею блестящие камни. "Ты красивая", - говорил он.
   Лучия открыла глаза:
  - Чага! Где ты была? Что случилось? Я ждала тебя целый день!
  - Водопад принес для тебя мужа. Он красивый, высокий, с кольцами волос! У него нежная кожа и белые зубы. Он отважен. Он победил болезнь и смерть! Он красиво говорит! Он любит женщин! Он твой! Ты должна взять его!
  - Я уже выбрала.
  - Энрико не знал тебя раньше! И ты не знала его! Ему было хорошо без тебя! Ты и представить не можешь, как всем нам было хорошо!
  - О чем ты?
  - Энрико - мой!
  - Ты любишь его?
  - Да!
  - В чем же дело? Не надо много мужчин, чтобы сделать ребенка.
  - Ты должна оставить его!
  - Что знает он о твоей просьбе?
  - Он не знает ничего!
  - Скажи ему!
  - Нет!
  - Тогда к чему этот разговор?
  - Что дала бы ты мне за солнце для своего ребенка?
  - Все. И даже свою жизнь.
  - Тогда пойдем со мной, - сказала Чага, подавая руку Лучии, чтобы той легче было подняться с низкого ложа. - Я отведу тебя туда, где много солнца.
  - Где это?
  - Далеко.
  - Мы вдвоем туда пойдем?
  - Да.
  - А Энрико?
  - Энрико об этом не должен знать.
  - Почему?
  - Он не разрешит.
  - Почему не разрешит?
  - Там смоки!
  - Они опасны?
  - Сегодня они сыты. Водопад принес много мертвых людей. Мы успеем, пока у них праздник.
  - Тогда идем! - сказала Лучия, снимая с решетки над камином сухие бо-тинки. Она почувствовала вдруг необычный прилив сил. Столько искренности в словах подруги! Солнце где-то близко. Видно было, что глаза Чаги познали жар его таинственных лучей. И даже голос ее напитан свежестью неба. Лучия понимала, что Чага что-то слишком важное обменяла на Энрико. Но важнее всего то, что есть где-то выход из проклятого Ада.
  Они вышли из пещеры. Старая Вельда повернула голову на звуки шагов и произнесла очень тихо, словно про себя:
  - Кто быстро ходит - тот сокращает жизнь.
  - Что она сказала? - удивилась Лучия.
  - Там есть опасные места, над пропастью, - объяснила Чага.
  
  - 37 -
  
  За пределами пещеры Галлеора пронзил жуткий холод. Сырой воздух, прикасаясь к воспаленному телу, отнимал накопленное тепло. Вокруг было темно, и Галлеор держался одной рукой за стену. Ноги верно угадывали тро-пинку, но путник был осторожен. Его мысли путались и сбивались. Он до сих пор не верил в чудесное спасение. Казнь состоялась, но умереть он не смог. Не умерли и все те, о ком он так отчаянно скорбел. Его душа давно оплакала их, он, не задумываясь, отдал бы за каждого свою жизнь. Но преисподняя стала местом встречи всех, кого он любил. Ад милостиво исполнил то, о чем и не мечталось.
   Галлер заблудился. Под ногами раскинулась бездонная пропасть, но густой туман скрывал ее ужасную тайну. Галлеор был полон сил. Радость окрыляла. Энрико жив! Лучия рядом! О чем еще мечтать? Вскоре его путь преградила стена, внезапно выросшая из темноты. Галлеор ощупал руками преграду и, обнаружив, что уперся в тупик, повернул назад. Но обратной тропы он тоже не нашел. Пытался припомнить, где проскочил развилку, но окончательно заблудился. Тогда он решил идти на шум водопада, который спас его от смерти. Если отблески воды будут оставаться постоянно сзади, можно вернуться в пещеру, а потом взять Даго проводником. Пусть отведет к Лучии. Лишь бы не ныл, что Мэ не разрешил.
  Шум падающей воды стал громче. Воздух наполнился летучими брызгами, которые, прикоснувшись к лицу, превращались в отвратительные ледяные струи. Они мерзко ползли по груди, пробуждая кашель. Но Галлеор был уве-рен, что в черной глубине провала, откуда низвергались грязные потоки, та-ился путь наверх. Он мог привести обратно в дом, уютный и чистый, с рабочим столом возле окна, который завален старинными книгами и милыми сердцу безделушками. К ним можно прикоснуться, осязая шершавую кожу переплетов или крутые бока старинных ваз, а можно долго-долго глядеть сквозь острые ребра изумрудного кристалла, пока спутанные мысли в голове не выстроятся в правильную логическую схему. А можно просто поднести к лицу прохладную чашечку эдельвейса, и вдыхая тонкий аромат, вспомнить ласковые руки Делларии... Или Тенсии... А может быть Энзы... И можно не только бесконечно вспоминать их нежные плечи, глаза и краешки пряных губ, но и навестить, скрасив общее одиночество в этом мире. Дом... Мягкая тишина портьер, за которыми - шаги и беспечный смех. Как здорово подойти к окну, и зевая после долгого кошмара, перекинуться парой слов с друзьями: "Здорово, Галлеор! Как дела, красавчик?" - " Все в порядке, лучше всех!" - "Давненько тебя не видали! Где пропадал?" - " В Аду, ребята, в Аду!" - "Не шути, приятель!" - "А я и не шучу!"
  Все знают, что обратного пути из Ада нет, и никто не догадается, что их казненный друг жив, здоров, может махать руками, ходить, свистеть, добывать из гранита рудикс. И все это близко, за один только шаг в провал водопада. Если бы не жуткий грохот воды, он мог бы услышать шуршание платьев и звуки поспешных шагов.
  У водопада стало светлее. Отблески далеких лун рассеивали кромешную мглу, и Галлеор смог оглядеть местность. Ущелье зияло, как пасть гигантского тираннозавра. Высота водопада была метров тридцать. Скорость воды, протекающей у ног, была слишком велика, чтобы решиться плыть против те-чения. Неистовый водоворот с ревом засасывал в темноту пестрый бумажный сор, праздничную мишуру и грязь большого больного города. Здесь начинался новый путь, но только начало и можно повернуть вспять или на худой конец изменить. Хотя настоящий ад - это отсутствие выбора.
   Из-за шума воды Галлеор не расслышал чьих-то шагов. Чужая рука легла на плечо. Он резко обернулся, его тело напряглось и приготовилось к бою. Но это был Энрико. Он рассмеялся:
  - Любуешься на клоаку, из которой тебя вытащили? Считай, что заново ро-дился. Думаешь здесь найти выход? Не ломай напрасно голову! Слишком сильный поток, слишком высоко.
  Галлеор в упор разглядывал веселые глаза друга. Но никакого смущения в них не обнаружил.
  - Надеюсь, что с моей дочерью все в порядке? - напряженно спросил он.
  - С каких это пор матери приговаривают к смерти беременных юниток? Я приказал отнестись к ней, как к королеве. То есть, как положено. После рож-дения ребенка решим ее судьбу.
  - Где она?
  - В безопасности. С ней несколько женщин. Не беспокойся: с ней и с ма-лышом не будет проблем. А вот с тобой... Здесь сыро. И отвратительный воз-дух. Мне будет тяжело тебя снова потерять. Кстати, я разве не предупредил, что в одиночку прогуливаться небезопасно?
  - Людоеды?
  - Они с рождения питались человечиной, говорить не могут, но бегают быстро, отлично видят в темноте. Их слуху можно позавидовать, им не мешает шум воды. Уверен, что нас уже услышали. К счастью, смоки не могут пользоваться ни палками, ни огнем. Но злые, твари... На, возьми на всякий случай, - он вручил Галлеору заточенный под шпагу железный прут. Точно такой же красовался в его в руке. - Пригодится!
   Энрико насторожился, вглядываясь в густой мрак:
   - Подозрительно тихо вокруг ... Слышишь? Вот и они, там, за камнем. Пир - горой!
  Галлеор различил громкое чавканье и хруст костей, вгляделся в темноту и заметил на песчаной косе два силуэта. Они стояли на четвереньках перед мертвым телом, а руки поспешно отправляли в рот смачные куски.
  - Насытятся - сами уйдут, - объяснил Энрико. - А если помешаем, будет драка, налетит стая. Жаль, тебе нельзя драться. Ты весь в заплатках.
  Ждать пришлось недолго. Людоеды, набив желудки, удалились, тяжело мотая животами из стороны в сторону.
  - Эти уже старые. Но зубы у них крепкие, могут вырвать большой клок из тела. Посмотри! - Энрико приподнял плащ, и Галлеор увидел громадный шрам.
  - Смок?
  - Чуть левее - и мы бы не встретились никогда. Пойдем, посмотрим, кто к нам сегодня пожаловал. Иногда приходится здесь встретить знакомых.
  Они подошли к покинутому застолью. Повсюду валялись остатки разо-рванного женского белья. Галлеор поднял диадему, втоптанную в песок...
  - Деллария! - он не сдержал стона. - Она все-таки сделала это! Я умолял ее, Энрико, но она ушла!
  - Я помню ее. Ты был в восторге. Лез ко мне со своей радостью, а...
  - Замолчи!
  - А это что? - Галлеор окаменел от ужаса. Из разорванного живота Делларии торчали три детские головки и тонко пищали.
  - Не пугайся, смоки так выхаживают младенцев. Используют трупы, как инкубатор и уверены, что это правильно.
   Галлеору стало дурно. Дети пищали, протягивая к нему окровавленные кулачки, ножки били по животу, казалось, труп включился в немыслимую схватку за жизнь.
  - Уйдем! - Энрико положил ему руку на плечо.
  - Она еще теплая.
  - Не распускай слюни! Будь мужчиной! Она мертва. Мертвее не бывает.
  - Но она могла бы жить!
  - Зато она спасет своим теплом маленьких смоков. Или людей.
  - Ты говоришь - людей?
  - Они выхаживают, а мы у них отбираем. Превращаем людоедов в воинов.
  Вблизи раздался предостерегающий рык. Галлеор едва успел предотвратить нападение. Зубы смока заскрежетали, ударив о сталь. Галлеор резко повернул шпагу, и она защитила плечо от зубов. Краем глаза он заметил в темноте еще несколько горящих глаз. Но Энрико уже был там, и его шпага, как молния, наносила точные удары, сверкая в отблесках водопада. Послышалось глухое рычание, визг... Галлеор сделал резкий выпад вперед - и фонтан горячей крови ожег лицо. Он сплюнул сгусток, попавший в рот. Людоеды отступили. Вернулся Энрико, на ходу вытирая окровавленную шпагу песком.
  - Ты ранен? - он заботливо оглядел друга со всех сторон.
  - Хлебнул чертовой крови!
  - И ты стал крестником людоедов!
  
  - 38 -
  
   Лучия одной рукой придерживала большой живот, за другую ее тащила Чага, всю дорогу не переставая весело болтать о пустяках. Но ее болтовня ка-залась чарующей музыкой, а сама Чага - ангелом, призванным вывести всех из Ада. Иногда дикарка на ходу ловко отдирала ножом улиток от скалы, укла-дывала их в кошелку за спиной и при этом весело что-то напевала. Лучия узнала несколько старомодных песенок.
  - Ты хорошо поешь! - сказала она.
  - Меня Мэ научил, - объяснила Чага. - Он заставлял петь песни, какие знал. И Даго он учил, но тот все время убегал и прятался, не любил много слов. Он и сейчас не любит разговаривать. Только "да" или "нет".
  - Ты болтушка, как все женщины.
  - Все, только не ты. Ты - как Даго. Слушаешь, а смотришь в сторону и ду-маешь о своем. Ты не моя сестра.
  - Все женщины сестры!
  - Неправда! Ты меня не любишь.
  - Это тебе кажется.
  - Если бы ты меня любила, то не морщила бы свой нос. Мэ учил меня мыться. И я моюсь каждый день. У меня хороший запах. У меня есть разные шампуни, такие как у тебя!
  - Мне просто не нравится твой лосьон. Он для мужчин. Вот и все.
  - Мэ сказал, что он - лучший!
  - Он не ошибся, это самый дорогой, но женские пахнут цветами, а в этом больше амбры и озона.
  - Мэ никогда не ошибается!
  - Даже боги ошибаются!
  - В чем они ошиблись?
  - Им надо было сделать хозяевами Земли других животных.
  - А кого?
  - Например, дельфинов.
  - Которые жили в море? А почему их?
  - Они никогда не бросали друг друга в беде. Они друг друга никогда не казнили.
  - Ты так много знаешь. Тебя учили.
  - Меня учили кокетничать и воспитывать детей, а с тобой занимался Энрико. Он научил тебя выживать и побеждать. Там где ты выживешь - я погибну.
  Чага остановилась, внимательно поглядела на Лучию и, словно поперх-нувшись, сказала:
  - А если ты выживешь - погибну я.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Ничего. Мэ научил меня драться дубинкой. Я - сильная, говорил он.
  Они снова двинулись в путь. Но на этот раз Чага не тянула Лучию за руку. Тропа так сузилась, что они шли боком, тесно прижавшись спинами к шер-шавой скале. Лучии казалось, что базальт сдирает с нее кожу, спину саднило, но страшнее всего было увидеть под ногами пустоту. Комок подступил к горлу, дыхание прервалось, песчинки из-под ног устремились в головокружительный обморочный полет.
  - А ты не смотри под ноги, - посоветовала Чага. - Посмотри лучше на меня. Скажи: какая - я?
  - Ты замечательная! - Лучия вынуждена была продолжить странный нерв-ный разговор. - Я завидую, что Энрико всегда был рядом с тобой. Даже в детстве. Теперь тебе не страшны смоки. И ты ничего не боишься.
  - Я боюсь, что не смогу родить ребенка.
  - Я тоже боялась. Теперь - нет.
  - У нас женщины не рожают.
  - Почему?
  - Ноги растут неправильно, и головы застревает в кривых костях. Каждый ребенок убивает свою мать.
  - Как же голова может застрять?
  - У тебя не застрянет. Ты большая.
  - Но и ты - как я... Тебя Энрико баловал! Ты выросла красавицей!
  - Я люблю Мэ... Ты слышишь? - Чага снова остановилась и посмотрела горячими глазами на Лучию. - Если ты это не услышала до сих пор, я могу сказать очень громко!
  Из-под ног Чаги сорвался и покатился в пропасть маленький камешек. Лучия невольно прислушалась, чтобы определить глубину... Секунда... Две... Три... Восемнадцать. Камень звонко стукнул о дно. "Ого! - зачем-то отметила она про себя. - Там сухо".
  Чага зло дернула ее за руку:
  - Почему ты молчишь? Ты слышишь меня?
  - Ты совсем еще ребенок.
  - Я - его лучшая жена! Он сам так сказал.
  - Он обучен говорить комплименты. Ты это понимаешь?
  - Ты не должна его любить. Мне больно.
  - Он первый мужчина, которого я не прогоню, - сказав это, Лучия задума-лась. Тихая улыбка осветила ее лицо.
  - Осторожнее! - закричала Чага. - Здесь самое опасное место!
  Они посмотрели вниз. Из бездны, словно облако, поднимался туман.
  - Там плохо пахнет, - сказала Чага. - Туда упало много смоков. Если ты упадешь неправильно, будешь лететь долго-долго, пока не умрешь.
  - Где твое солнце? Далеко нам идти? - спросила Лучия, осторожно отступив от края.
  - Уже очень близко. Это здесь, - ответила Чага, указывая пальцем в самый центр туманной дымки. - Тебе надо туда правильно прыгнуть. Давай!
  - Прыгай сама! Я не самоубийца! Сейчас же отведи меня обратно! Немед-ленно! К Энрико!
  - Прыгай!
  - Нет!
  - Ты сделаешь это! Ты сама выбрала! - крикнула Чага и бросилась на Лучию. В ее руках сверкнула сталь
  
  
  - 39 -
  
  Энрико поддерживал Галлеора, у которого открылись раны:
   - Здесь очень сыро. Пойдем, я покажу тебе одно место.
  Энрико повел его по тропе над обрывом, потом свернул резко вниз. Галлеор удивился многолюдности этого места. Повсюду горели костры. Тут и там малорослые создания торопливо сновали с носилками, доверху набитыми камнями и землей. Раздавался ожесточенный стук молотков и шорох вывора-чиваемых глыб. Казалось, весь мир был вовлечен в круговорот тяжелой рабо-ты. Мимо Галлеора пробежала пара носильщиков. Он пригляделся. Это были дети. Их искривленные тела раскачивались синхронно, словно эту пару спе-циально подобрали друг к другу. Они тяжело дышали, им не хватало кисло-рода. Чуть дальше Галлеор заметил длинную цепочку безногих людей, кото-рые, сидя на земле, передавали из рук в руки увесистые глыбы. За поворотом камни с жутким грохотом сбрасывались в пропасть.
  - Откуда столько детей?
  - Мертворожденные. Город выбросил их. Мы дежурим у водопада и за день отлавливаем иногда по пять младенцев. Кое-кто из них выживает. Но не все, только те, кто не захлебнулся или не успел замерзнуть в ледяной воде. Мы пытаемся выходить каждого. Нам нужны люди. Много людей. Мы хотим выбраться из чертовой преисподней. И мы рано или поздно выйдем на по-верхность!
  - Разве с этой глубины можно пробиться наверх?
  - Я начал долбить камни, когда был один. Я верил. Я верю. И это, признаюсь, приятнее, чем обгладывать задницу протухшему смоку.
  - Твои люди слабы и больны.
  - Физическая слабость не страшна. Мы компенсируем уродства специаль-ными приспособлениями. Родился без ног - обществу пригодится твоя крепкая спина и плечи. Ты монстр, и на тебя страшно смотреть? Но здесь темно, и никто тебя не испугается. Слепые работают в полной темноте, глухонемые там, где не обязателен коллективный труд. Из них получились бы замечательные подрывники. Жаль, что у нас нет пороха.
  - Но тут работают и малыши? Тем, которые толкают к обрыву камни, всего год или два?
  - Дети должны работать. Иначе из них вырастут смоки. Но мы приучаем их не только трудиться. Я учу малышей говорить, петь. Малышам с этим спра-виться легко. А те, кто постарше, уже могут вырыть себе землянку или искать на водопаде еду. Находят немало: арбузы порой и яблоки, пакетики там разные с кухни, приправы. Одеты, сам видишь, кое-как. Но огня уже не боятся. Не как смоки... Мы прорвемся на поверхность!
  - Для этого ты заморочил тут всем головы насчет матерей?
  - Дети обожают предавшую их Витасферу. И верят, что их работа нужна мамочкам. Они, не задумываясь, пожертвуют собой ради своих "более цен-ных" братьев и сестер.
  - Градацию ценностей тоже придумал ты?
  - Без веры никого работать не заставишь. Сентиментальные сказки необхо-димы. Мертворожденные крепче держат кирку, когда знают, что мамочкам это на пользу.
  - Но совсем маленькие? Они страдают!
  - Ты лучше объясни, откуда их столько в последнее время навалило? И по-чему они такие? Никогда не думал, что дети могут рождаться с хвостами. Откуда столько сиамских близнецов? Почему столько уродов? Что у вас случи-лось?
  - Даффи взломал Лотерею. Ничего невозможно теперь исправить.
  - Я помню рулады о прекрасных ушках и макушках несравненной Оле-адоры... А мы тут головы ломаем: что случилось наверху!
  - Там всем тошно от воплей матерей, у которых отбирают новорожденных. Дворец Детства опустел. Витасфера вырождается. Еще несколько лет, и...
  - Зато здесь стало чересчур многолюдно. И голодно. Только не беспокойся - нам с тобой хватит дерьма из канализации. Но как бы моим работничкам не пришлось перейти на человечину!
  Энрико замолчал, заметив, как один из носильщиков подвернул ногу и упал. Возникла давка, на виновника набросились с палками.
  - Твои люди очень торопятся, - заметил Галлеор. - Энтузиазм удивляет.
  - Дети всегда играют. Любая работа для них - развлечение. Что-то вроде соревнования, только вместо приза они получают право на жизнь. Ничего удивительного. Каждого подстегивает голод.
  - Чем они питаются?
  - Улитки, плесень, сыр...
  - Они уходят к смокам.
  - Иногда я делаю вид, что не замечаю. Они отъедаются и приползают об-ратно. Виноватые, они работают за троих.
  - Я видел одного из них с зашитым ртом.
  - Жестокое наказание заменило им приличное воспитание. Если бы не строгость, моя команда здорово бы поредела. Мне пришлось умертвить в себе тонкие чувства.
  - А если ты ошибся в расчетах, и выхода из Ада нет?
  - Он будет! Он близко! Я уверен! - глаза Энрико одержимо сверкнули. - Погляди! - он наклонился к скале и вырвал из трещины какие-то бурые жилы. - Взгляни! Это настоящие корни! Какое-то дерево сверху дотянулось до наших глубин. Значит поверхность близко!
  - Но корни совершенно сухие. Они случайно могли попасть в базальтовую породу. Ты же знаешь про сдвиги литосфер?
  - Не морочь голову! Корни идут вертикально вниз! Значит, дерево растет!
  Неожиданно среди работников показался взволнованный Даго, он подошел к Энрико, что-то быстро зашептал. Энрико в сердцах воскликнул:
  - Не может быть! Куда ушла? - потом обернулся к Галлеору. - Лучия про-пала!
  
  - 40 -
  
  Старая Вельда знала, что наверх нельзя. Это знание пришло к ней в одном из долгих снов, когда тело становится таким легким и прозрачным, что может подняться в воздух и вылететь из одежды. Тогда ему не нужны глаза, только уши и нос. Оно летит к водопаду, на запах, туда, где много еды, которая сложена правильными рядами. Один к одному. Головами к воде, ногами в темноту. Сегодня смоки все сделали правильно. Они трудились целый день, а теперь спят, обняв друг друга. В их животах тихо. Они сыты, у них праздник. Много-много радости подарил им сегодня водопад. Их веки тяжелы, а кровь, как сон, легка и приятна. Вельда - сама смок, больше никто. Она любит мясо. Она выросла здесь, и первой едой ее было мясо. Она всегда мечтает о нежной, размягченной от времени плоти, сытнее которой не было у нее во рту ничего. Она знает тайну самых лакомых кусков. Прозрачное тело Вельды погружается в оставленный на берегу труп. Там под солнечным сплетением таится кусочек зеленой желчи. Это все, что требуется ей, чтобы вылечить свою болезнь. Но и мякоть мозга не оставила бы она. Еда - это жизнь. Мэ сказал: "Табу!". Он не объяснил - почему. Просто сказал: "Фу!". А без еды у Вельды слабость в ногах. Без нее она не может собирать черную плесень для мрека.
  Мэ взял Вельду к себе, чтобы выкормить двух младенцев. Мэ сделала все правильно. Она кормила их жеваной печенью. Чем же еще? А сейчас Даго вырос и воротит нос от нее. И Чага вечно куда-то спешит. Даго слаб от слабой еды. Его плечи узки, а пальцы роняют дубинку. Ему нужно мясо, много мяса. Но Мэ не разрешает. Он кормит их улитками и сыром. Женщины делают сыр. Сыр хорош! Но женщин осталось мало, скоро кончится и сыр.
  Вельда спит крепко, ее капюшон колеблется от ровного дыхания. Никто никогда не узнает, куда улетает ее прозрачное тело и что видят ее слепые глаза. Там свет, наверху. Она знает где. Прозрачное тело Вельды возносится высоко вверх. Там луч. Единственный. Ему хватает маленькой щели среди гранитных камней. И прозрачному телу Вельды тоже хватило бы этой маленькой щели, сквозь которую пройдет только нить для сшивания ран. Надо бы зашить эту рану. Навсегда...
  
  - Я не знаю, где женщина Мэ! - кричала Чага, отступая от Энрико. - У нее своя голова! Если хочешь - побей меня! Убей! Только не спрашивай про нее!
  - Ты должна была находиться с ней рядом! - кричал Энрико.
  - Я только сходила в пещеру к Потерявшему Печень. Отдала ему плод! Он был так рад! Он съел! И ходит! Он сразу хотел идти сюда!
  - Чага, ты лжешь! Галлеор был со мной! Отвечай, почему ты лжешь!?
  - Я не знаю, не знаю, не знаю... Может быть, женщина Мэ упала в пропасть? Они все туда падают! Да! Ее видели там! Вельда знает!
  - Вельда? Чертова старая ведьма! Опять она! Иди в пещеру и жди! Никуда не выходи!
  ...Вельда как всегда сидела на своем месте возле входа. Из ее рук сыпалась в кувшин серебряная струйка мрека. Суета, которой был объят каждый, со-вершенно ее не интересовала. Энрико схватил старуху за плечи:
  - Говори, где Лучия?
  Она ответила, не отрываясь от дела:
  - Женщина Мэ там, где ей лучше. Свет увел ее туда.
  - Куда? Отвечай! Ты увела ее? - допрашивал Энрико.
  - Я без глаз. Я не могу.
  - Кто увел?
  - Она ушла вслед за своим сердцем.
  - Где это место?
  - Далеко. Там - смерть. Там - свет. Там - смоки...
  - Они убили ее?
  - Им не надо убивать. Там много, слишком много сегодня еды.
  - Откуда ты все знаешь?
  - Вельде не надо глаз, чтобы видеть далеко. У Вельды есть нос и уши.
  - Отвечай, где Лучия! Ты должна знать! Старая ведьма! Людоедка!
  - Вельда - ведьма, да! Вельда - людоедка, да! Вельда хочет мяса, да! Но знает табу! И мясо никогда не ест!
   - Отвечай, что ты сделала с ней? Или я сожгу тебя, проклятое создание! - закричал Энрико и поднял старуху за ворот. Она была так мала и легка, что сразу потеряла опору под ногами. Из складок одежды выпал драгоценный фарфоровый кувшинчик и разбился. "Мрек! Мрек!" - захрипела она, руками пытаясь защитить облачко серой пыли.
   Галлеор побледнел:
  - Энрико, опомнись!
  - Я давно подозревал старуху! Все мои жены бесследно исчезают. А она, оказывается, видит без глаз!
  - Она ни при чем! Отпусти! Ты видишь - она задыхается?
  Энрико бросил старуху. Та беззвучно свалилась к его ногам и замерла. Галлеор прикоснулся к дрожащей ткани капюшона, откинул его с лица и в ужасе отшатнулся. Изуродованное огнем лицо с разорванными провалами глаз слепо щурилось на него, нос жадно вбирал в себя его запах. Старуха силилась что-то сказать, но от волнения не могла вымолвить ни слова и только беспо-мощно прикрывалась руками.
  - Энрико, она тебя боится. Почему она так напугана?
  - Она смок. Ее ослепили, чтобы не убежала. Она была нужна. Она умеет лечить и кормить детей. Они любят ее. Я думал, что ей здесь лучше, чем у смоков. Но сейчас я ей перестал доверять. Лучия сама никуда бы из пещеры не ушла. Она боялась выйти за порог. А если она и пошла бы - то мимо старухи. Они постоянно шушукались. О чем? Объяснила, что это женская тема и мне знать не положено. У меня голова раскалывается. Я чувствую, что старуха все знает! Огонь развяжет ей язык!
  - Разве ты не видишь? Вельда не в себе. Она бредит. Надо с ней поговорить по-хорошему. Ты иди, а я попытаюсь что-нибудь узнать. Оставь нас.
  Когда Энрико удалился достаточно далеко, Галлеор, скрепя сердце, обра-тился к старухе:
  - Вельда, ты хорошо лечишь. Я уже хожу.
  - Это не из-за мрека. Ты хозяин своего тела.
  - Скажи, почему Энрико не любит тебя?
  - Я - смок. Я хочу мяса. Уже столько лет... Не говори ему. Никому не говори. Принеси! Я старая, болят кости. Белое сало из-под горла молодой женщины сразу спасет мне жизнь. А еще есть горькая желчь, вырви ее из дуги под сердцем из тела воина...
  - О чем ты, Вельда?
  - Недалеко, за тем большим камнем, похоронили Гойгу... Он воином был у Мэ, хорошим воином. Принеси мне. Кхе-кхе...
  - Нет, Вельда, нет!
  - Смотри сюда! - старуха протянула руку к своей желтой шее, вытащила из-за пазухи цепочку, на которой болтался тяжелый амулет. - Возьми его!
  У Галлеора в руках очутился нагретый горячим телом предмет. Он внима-тельно вгляделся в него. Это был электронный чип. Он удивился, что у людо-едки сохранилась такая дорогая вещица из платины. "С кого-то смоки сняли", - подумал он, отчищая поверхность от грязи. На крышке проступил украшенный аметистом вензель: "Верлинда". Сердце Галлеора бешено застучало. Старуха прохрипела:
  - Это моей матери... Она дала...
  - Кто твоя мать?
  - Она была красивая... Умная... Она все знала... Она была Первая... Она выжила... Она умерла... Она сказала мне: "Когда вас будет много, вы победите тьму!". Она еще сказала: "Отдай его тому, кто делает вот так", - старуха смешно сморщила сухой лоб. Галлеор узнал свою дурную привычку и чуть не рас-смеялся:
  - Разве ты видишь меня?
  - Чага все видит, она сказала. Возьми! Уходи! Вельда хочет спать... Слабая стала... Надо Вельде много спать.
  - Постой, расскажи мне про Верлинду!
  - Там, где она, Солнечный камень. Нельзя туда ходить! Нельзя смотреть! Никогда не смотри! Никто не должен видеть!
  - Где этот камень?
  - Если пойдешь - не вернешься. Обратной дороги нет, - сказала старуха, и накинув на обезображенное лицо капюшон, отключилась от окружающего.
  - Эй!- попытался Галлеор продолжить разговор, но старуха погрузилась в транс: ничего не слышала, ничего не понимала, только иссохшее тело медленно раскачивалось из стороны в сторону, а руки растирали невидимый мрек.
  
  - 41 -
  
  Энрико словно сошел с ума. Лучию видели у смоков! Он объявил поход против людоедов. Глупые, тупые, жадные, отвратительные животные! Смерть! Смерть! Смерть! Энрико тронул кончик отточенной шпаги. И с ожесточением рассек дым костра.
  - Война! Война! Война!
  В лагере Мертворожденных царило оживление. Готовились к походу. Муж-чины точили топоры, женщины жгли костры, заготавливая факелы, пропи-танные жиром смоков. Зловонный чад потянулся к каменному небу. Дубины крошили камни, свистели пращи. От яростных криков содрогались своды пещер:
  - Война!
  - Смерть - смокам!
  - Мы сбросим их в пропасть!
  - Мы уничтожим их навсегда!
  Вельда сидела у входа в пещеру и как всегда растирала целебное снадобье. "Война!" - сказал Мэ... Надо будет много мрека, еще больше, чем есть. Вельда вспомнила последнюю войну. Это было давно... Много факелов осветило пещеру, люди ворвались к смокам, они кричали: "Смерть! Война! Всех убьем!" Вельда помнила, как много смоков погибло в тот день. Их окружили и огнем оттеснили на край ущелья, в котором рождается тьма. Смоки прыгали в темноту, они боялись огня, все погибли. А Вельда потеряла глаза. Она пробо-вала закрыть их руками, но огонь жег лицо и волосы. "Держи ей руки!" - приказал Мэ. И факел раздавил глаза. Сначала один. Потом другой. Мэ сделал это. Смоки слабеют от света. Они всегда боятся огня. Вельда тоже не любит огонь. Поэтому она не живет в пещере, сидит у входа. Там ее место, не рядом с огнем, который забирает глаза.
   Вельду нашли у смоков и привели к Мэ. У Мэ были дети, они умирали и уже ничего не просили, ни еды, ни тепла. Их маленькие рты почернели и вы-сохли, но ручки девочки крепко вцепились в ее грудь. "Выкорми их!" - сказал Мэ. Вельда все сделала, как надо. Так всегда делали смоки. Но Мэ никогда не смотрел, как она кормила. Она вылечила много детей. Потом Мэ уводил их на работу, они все радовались и бредили, что скоро увидят Солнце. Глупые! Они любили Солнце и при этом забывали о Вельде, которая оставалась одна в темноте. Детей приводили обратно, когда они болели. Она их лечила, они позволяли гладить по нежным своим волосам, а потом снова убегали добы-вать Солнце. Чага первая сказала ей: "Мама". А Даго никогда не любил и даже кидал в нее камни. Он мужчина. Он должен быть зол. На войне только злой уцелеет. Завтра война. Вельда знала: Мэ скоро принесет ей детей, много-много детей. "Накорми!", - скажет он.
  
  - 42 -
  
   От множества огней из темноты проступили очертания сталактитовых ко-лонн, которые засияли всеми цветами радуги.
  - Как красиво! - рассмеялась Чага. - Я люблю войну!
  Отряд шел, не скрывая грозных намерений.
  - Мы убьем смоков! Всех! Всех! Всех! - ритмичные крики сотрясали воздух. Это был военный марш, любимая песня Мэ. Все мертворожденные обожали эту песню. Факелы осветили коварную тропу. В темноте никто не боялся бездонной пропасти под ногами, но при ярком свете никто не решался первым ступить на узкий проход. Грозная процессия в нерешительности остановилась.
  - Вперед! - закричал Энрико.
  Но отряд встал, как вкопанный. Все были загипнотизированы жуткой пу-стотой под ногами.
  - Вы трусы! Вы жалкие трусы! - Энрико взмахнул шпагой.
  - Не надо туда смотреть! - вдруг вынырнула из толпы Чага. - Всем смотреть - на меня!
   Она легко, словно танцуя, заскользила над бездной:
  - Вперед, братья! Свет или Смерть!
  Отряд растянулся цепью и медленно заполнил тропу. Никто не глядел под ноги. Никто не хотел показать смерти своего страха. Все видели, как красиво танцует Чага! Она ничего не боится! Поэтому ее любит Мэ! Она его жена!
  Чага первая достигла песчаной косы под водопадом и легко спрыгнула с высокой тропы. Энрико и Галлеор, а потом весь отряд - за ней. Здесь следовало резко свернуть вправо, огибая скалу, а дальше пригнуться и тихо-тихо, чтоб не заметил ни один смок, проскользнуть меж двух больших камней и громко закричать: "Сме - е - е - ерть!!! Все-е-ем!!! А - а - а!!!"
  Смолкли все звуки. Воины пригнулись и дальше пошли на цыпочках.
  - Нажрались, гады. Никого не видно, - сказал Энрико, вглядываясь вдаль, и вдруг закричал: - Приготовиться к бою! В атаку! Вперед!
  Энрико предполагал молниеносным броском окружить стаю, чтобы ни один смок не избежал смерти. "Мы уничтожим их навсегда! Чтобы не осталось ни одного! Чтобы никто никогда ни разу не вспомнил, что они жили когда-то на Земле! - сказал он Галлеору перед походом. - Жаль, что этого мы не сделали раньше!"
   Отряд стремительно несся вперед, расстояние между врагами сокращалось, уже показался вал из костей, за ним убогие холмики землянок, груда хлама, тряпки, содранные с мертвых тел... Но почему вокруг было так тихо? Где смоки? Где их поспешное отступление? Их безумство? Их страх? Ни одной живой души! Воины в ужасе остановились. Сотни мертвых тел валялись повсюду на земле. Никто не думал ни отступать, ни защищаться.
  - Они все мертвы!
  - И в землянках ни одного живого!
  От смоков исходил тяжелый дух. Воины зажимали носы, брезгливо отступая от мертвых тел.
  - Что случилось? - удивился Галлеор.
  - Они сдохли. Как по заказу. Все до одного. Сам видишь, - растерянно ответил Энрико.
  - А Лучия?
  - Ее здесь нет. И не было никогда.
  Отряд повернул в сторону водопада. Здесь перед их взором предстала ду-шераздирающая картина. Весь берег был выстелен мертвыми телами. Десятки женщин лежали на берегу в причудливых позах. Они были одеты в траурные платья, их волосы украшали свежие цветы и венки.
  - Тенсия?! - воскликнул Галлеор. - Кармелия! ... Сьюз!.. Эрна... Боже, и Вэлла здесь! - он наклонялся к их лицам, заглядывая в глаза, пытался нащупать пульс на запястьях. - Все мертвы! Но они слишком молоды, чтобы умереть! И кавалеры здесь?.. Леон... А это неужели Дорридж?
  - У всех на теле странные пятна, - удивился Энрико.
  - Это сыпь!
  - Эпидемия? Откуда?
  - Рано или поздно это должно было случиться. Мельчайшие всегда около нас. Но мы замечаем их слишком поздно!
  - Мы приговорены?
  - Да. Эпидемия скоро охватит каждого.
  Мимо проплывали трупы. Они уже не умещались на берегу, соскальзывали друг с друга, и бешеный водоворот уносил их куда-то в темноту.
  - Ты заметил, что воды стало больше? - удивился Энрико.
  - Видимо, впереди трупами перегорожено русло. Подземная река поверну-ла вспять.
  - Вода прибывает! - разнеслось по цепочке.
  - Уходим! - приказал Энрико.
  
  Паника охватила рабочих в каменоломне.
  - Все умрем! - передавалось из уст в уста.
  Энрико вручил Галлеору тяжелую кирку:
  - Прости, друг, теперь и мне, и тебе придется хорошенько поработать, если хочешь жить.
  Лопаты с бешеной силой вгрызались в базальт, крошили, царапали, загре-бали новые порции дробленых камней. Никто не прерывал ни на минуту своей работы. Даже малыши забыли о сне и еде. Вдруг все услышали голос предводителя:
  - Мы спасены! Вы слышите?! Мы пробились наверх! Ты, чувствуешь, Галлеор, базальта больше нет над нами?! Одна почва! Мягкая! Живая, прони-занная миллионами корней! Там, над нами, только небо! НЕБО! Ты слышишь, Галлеор!? Он вырвал из земли толстый корень, надкусил его, и громко чавкая, заорал:
   - Корень! Живой! Попробуй, Галлеор, какой он горький и сочный! Попро-буй, Даго! Все сюда! Слышите? Мы пробились! Мы выбрались из Ада! Мы спасены!
  - Мы не умрем! - закричали мертворожденные, но работу не прекратили, а только ускорили темп. До спасения оставались считанные метры.
  
  ...Никто не заметил особых перемен в шуме воды кроме старой Вельды.
  - Ты разве не слышишь, Чага, что-то случилось с Большой Водой? - спро-сила она, повернув голову к водопаду. Чага прислушалась. Ей тоже показалось, что водопад шумит где-то слишком близко.
  - Не ходи, Чага! - Вельда крепко схватила дочь за руку. - Ты разве забыла, что Свет - это Смерть?!
  Вернулся Энрико, промокший насквозь, и без единого слова повалился на ложе, обхватив голову руками. Галлеор никогда раньше не видел столь откро-венного отчаянья друга.
  - Что случилось?
  - Вода затопила туннель. Погибли все рабочие, все дети. Никто не успел спастись. Мы больше не сможем там копать. Мы никогда не попадем наверх.
  
  - 43 -
  
  Лучия стояла в конусе яркого света, который исходил из крошечного от-верстия в высоком своде подземелья. Столь малая трещина в базальте была неразличима на глаз, но солнечному лучу без труда удалось проникнуть внутрь и осветить таинственную глубину.
  Лучия протянула руки вверх. Солнце манило, но оно было так далеко! Его тепла хватало только на то, чтобы согреть круг холодного камня под ногами. Лучия вскарабкалась на теплую отполированную гранитную плиту, встала прямо в центр разогретого блика. Ноги скользили по влажной поверхности, густо усеянной жирными слизнями. Даже этим ничтожным созданиям тьмы солнце было в радость, даже их манил таинственный зов жизнетворных лу-чей... Свет упал на лицо, приласкал плечи, согрел живот. Ребенок толкнул ее изнутри, словно радуясь самому прекрасному и щедрому подарку в этом ми-ре. Она прошептала:
  - Малыш, вот оно, твое Солнце.
  Ребенок снова толкнулся, словно запросился наружу в солнечный мир.
  - Не спеши... Только не сейчас.
  На лице Лучии засохла кровь. Но больно уже не было.
  ... Чага бросилась на нее, как зверь. Лучия опешила от неожиданности и не могла сопротивляться, лишь прикрывала руками живот. Потом Чага сделала это... И столкнула ее вниз... Лучия не упала, а только быстро покатилась, как с детской горки. Но горка была бесконечно долгой, а скорость падения все росла и росла, потом инерция взметнула ее тело вверх, и скольжение остановилось... Свет ударил в лицо. Но видеть она его уже не могла.
   Чага вырвала ее глаза.
  Прошло много времени, прежде чем Лучия вернулась к жизни. Маленькое существо внутри отчаянно барабанило, требуя хотя бы глотка воздуха... Потом оно заставило ее встать на ноги, чтобы найти выход из этого страшного места. Лучия поняла, что малыш не позволит ей так просто умереть. Ее слепое тело отныне принадлежало только ему.
  Незрячие пальцы повсюду натыкались на холодный камень. И лишь в одном месте он оказался на удивление горяч, как живой. Когда она подняла голову, лицо окунулось в нежное ослепительное тепло. Чага не обманула. Но за единственный солнечный луч пришлось здорово переплатить. Крохотное от-верстие наверху было недосягаемо, а гранитные стены круты и неприступны. Никто б не догадался спуститься вниз, чтобы подняться вверх. Вот в чем был фокус. Вот почему Энрико не нашел этого места.
  Энрико... Она потеряла его навсегда. От него осталось только имя и музыка в душе... Она закричала. Эхо оглушило. Ребенок под сердцем зашевелился.
  Вода коснулась ботинка Лучии, и она зябко отодвинула ногу...
   Прикосновение воды снова повторилось.
  
  -44-
  
  Энрико молча ворошил шпагой золу костра, и яркие искры в горячем потоке уносились высоко вверх. Молчание затянулось. О Лучии старались не вспоминать. Если человек ушел из жизни - жалеть нужно не его, а тех, кого он покинул.
  - У меня есть идея, - сказал Галлеор. - Мы сможем выбраться отсюда другим путем.
  - Говори! - мрачно отозвался Энрико.
  - Помнишь, учитель Робертус водил нас на экскурсию на ярус трудяг?
  - Отвратительно жить одними воспоминаниями, но каждое мгновение прошлой жизни я пережил много раз.
   - Помнишь, нам показалось, что из ущелья доносится плач младенца? Все тогда испугались. Кроме тебя.
  - Конечно, помню! Даффи ныл всю дорогу: "Бедные котики, неужели никто не отважится их спасти?" Что бы он сказал сейчас?
  - Дело не в этом.
  - В чем же? Не томи!
  - Наш крик тоже могут услышать.
  - Кто?
  - Мало ли кто! Трудяги, или желтые колпаки. Без разницы кто - лишь бы услышали. Мы же не младенцы, нас будут спасать.
  - Спасать, чтобы снова казнить?
  - Это наш единственный шанс.
  - Ты соскучился по пыточному креслу?
  - Когда матери увидят своих живых...
  -Людоедов? Ты это хочешь сказать? Они разом попадают в обморок от страха - и мы будем свободны?
  - Мы докажем, что пора отменить Лотерею, открыть люки и всем выбраться на поверхность!
  - Ты однажды уже попытался быть оратором. Матери не слушают демаго-гов. Но в чем-то ты прав. Если мы выберемся из Ада, убеждать никого не придется. Мы примем бой! У меня чешутся руки заточить свою шпагу о зубы проклятых палачей! - голос Энрико снова окреп, он вскочил на ноги и сделал красивый выпад в сторону водопада:
  - Лучше смерть в бою, чем в канализации! Эй, Даго! Поднимай отряд! Клянусь, что Витасфера будет наша!
  
  - 45-
  
  Бараки трудяг окутала непривычная темнота. Свет далеких лун уже не до-тягивался до этих мест, а фонари не горели. Только один костер у дома старосты слегка разгонял мрак и наполнял воздух ядовитым смрадом. Изредка к нему подходили полусонные люди и кидали поверх пламени рваное тряпье, остатки мебели и разный пластиковый хлам. Зловещий чад плотным черным столбом поднимался к каменному небу, и слегка остыв, осыпался вниз в виде гигантских пепельных хлопьев.
  ... Тощая кошка на мгновение выпустила когти, зевнула, разбудила хозяйку. Старая Дерга прислушалась к темноте.
  - Слышишь, Рэда? - растолкала она свою соседку. - Где-то люди кричат.
  - Отстань! Не мешай! Это вода журчит.
  - Раньше журчала по-другому, словно маленькие дети, тоненько-тоненько, так жалобно...
  - Мало ли что слышится? И мне слышится, только я молчу... Попробуй, заикнись! Помнишь, что сделали с Патой? Так и с нами будет.
  - Все-таки послушай! Кричат хором! Пойду, выйду. Что-то не по себе!
  Дерга натянула ботинки, нерешительно затопала к двери, распахнула ее, вслушиваясь в непроглядную темноту. Сквозь шум падающей воды она раз-личила далекие голоса. Они то сливались и становились громче, то пропадали, но на шум воды это не походило.
  - Ка-нат! Ка-нат! - донеслось до нее.
   Удивленная Дерга вернулась к подруге:
  - Кричат и просят канат! Кто-то из наших свалился в пропасть!
  - А тебе какое дело? - заворчала сонная подруга. - Если кто-нибудь из наших - сразу бы заметили. Ни одного пайка с обеда не осталось, значит наши на месте. А вот насчет колпаков... Один из них вчера снова что-то вынюхивал. Может быть, ему кто-нибудь и посоветовал поискать наши грехи на дне.
  - Там не один, там хором кричат! Хорошо слышно! Надо идти!
  - Не лезь не в свое дело! Мы трудяги, а не палачи. Но я бы каждого, кто в колпаке, туда отправляла!
  - Там не колпаки. Вчера весь день искали кавалера Слика. Палачи все вверх дном перевернули.
  - А ты и выдашь? Брось! Пусть уж лучше, бедняга, там посидит, день-два поживет без пыток... А если хочешь - иди! Пусть над тобой смеются... А я спать хочу! Пусть бы все палачи там заблудились!
  - Что ты говоришь, Рэда?
  - Я больше не в силах молчать! Намолчались! Видишь, что получилось? И ты, идиотка, молчишь, молчишь. Девчонку нашу ни за что живьем утопили, а ты ни слова! А я вот схватилась за нее с палачом. Так звезданул по уху - до сих пор звенит. Но ты тоже не проста! Думаешь, не знаю про твои грядки с цветами? Для чего они тебе? Нюхать? Транссексуала своего вспоминать? Вцепилась в жизнь эту проклятую, мучаешь себя и других: "Деллария! Пер-венец! Мои глаза, моя бунтарская кровь, дитя любви! Буду издали молиться!" ... Все уши прожужжала! Что? Невинные глазки строишь? А запрещенные цветы прячешь! Я знаю где. От меня не утаишь.
  - Ты крадешь мои розы? Для чего они тебе?
  - Опомнилась! "Крадешь!", "Для чего?"... Для того! Нюхать их! Нос об ко-лючки царапать! Цепляться за жизнь, как ты! Погружаться в воспоминания! Слезы тайно лить! Поверила? Нет? Пила вчера мадеру? А спросила, где беру? Во Дворце! Девчонки, дуры, помешались на твоих цветочках. Им скучно сидеть в подушках и ждать кавалеров. Им подавай "аромат неповиновения", "дыхание страстей", "небо на рассвете", "кровь рыцаря" и даже "тайную дефлорацию" и "первый тампон"... Так они твои цветочки величают между собой... Все маскируются, маскируются, сигают на тот свет, а палачей из-за этого больше и больше... Не жалей цветы! Лучше хлебни! В бутылке осталось. И давай спать.
  Дерга вышла из барака, закашлялась от дыма и неуверенно направилась в сторону оврага. Брызги водопада и холодный туман охлаждали ее любопыт-ство, но она все-таки заглянула в тревожную глубину... А там! Десятки ма-леньких огней раскачивались из стороны в сторону, словно кто-то специально подавал знаки.
  - Ка-нат! Ка-нат! - жалобно доносилось из преисподней.
  "Откуда столько людей? И еще огнями машут! Надо идти за подмогой", - решила она.
  - 46 -
  
  Отряд Энрико приготовился к бою. Сверху медленно спускалась длинная веревочная лестница. Она качнулась над выпирающей скалой, зацепилась за острый край, дернулась, свесилась петлей и, наконец, упала резко вниз, словно приглашая подняться в гостеприимный город. Но воспользоваться при-глашением никто не спешил.
  - Нам предложены мирные переговоры. Мы должны отправить наверх де-легата, - сказал Энрико. - Кто пойдет?
  Воины молчали, потупив взор. Толпу растолкала Чага. Ее горячие глаза были полны решительности, их огонь завораживал и в то же время пугал:
  - Я пойду! Я найду свою мать! Пусть кто-то пойдет со мной. Мы должны все узнать.
  - Я тоже пойду! - рядом с ней встал кособокий Лил. - Я - рассказать всем - про Мэ и про Потерявшего Печень! Я - рассказать всем - как мы любим ма-мочек! И про Путь Наверх! И про Большую Воду! И про Свет или Смерть!
  - Пусть они пойдут! - загудела толпа. - Они - всем рассказать!
  - Пусть сначала Чага пойдет, - сказал Энрико. - У нее мозги не набекрень. Она понятно говорит. А главное, она красавица. Пусть посмотрят, полюбуются! Нам не поверят, но ей не откажут. Я знаю мамочек. Они вой поднимут по всем вам. Она же дочка каждой из них. Чужих детей в Витасфере нет.
  - Чужих нет! Да! Да! Лезь, Чага!
  Ноги девушки проворно засеменили по лестнице, и вскоре она скрылась в тумане. Ненагруженная веревка несколько раз дернулась: Чага дала знать о том, что добралась удачно, и все у нее хорошо. Но тут над головами воинов раздал-ся подозрительный шум, еще две канатные лестницы повисли над скалой.
   - К нам лезут гости! И это не мирные переговоры! - воскликнул Энрико, хватаясь за шпагу.
  По висячим лестницам скатывались вниз вооруженные до зубов желтые колпаки. Завязался бой. Первые нападающие, не ожидая сопротивления, тут же были сбиты с ног и растерзаны сотней крепких рук. Но сверху лезли и напирали другие колпаки, их тут же снизывали с лестниц, как бусинки с ожерелья. Желтые колпаки значительно превосходили по силе своих убогих противников, но ярость и отчаянье помогли мертворожденным одолеть атлетов.
  - А теперь - вперед! - закричал Энрико и полез по лестнице вверх. - Вперед! Свет или смерть!
  Толпа отозвалась дружно и страшно:
  - Свет или смерть! Свет или смерть!
  Штурм увенчался успехом. Желтые колпаки не ожидали встречи лицом к лицу с хорошо подготовленным отрядом. Когда с палачами было покончено, Энрико обернулся к пропасти и услышал душераздирающие крики внутри:
  - Вода! Мы тонем!
  Мертворожденные хватались за лестницу, стараясь опередить ревущий по-ток. Веревки от избыточной тяжести напряженно скрипели. Энрико подошел к одной из них и резким ударом шпаги перерубил канат. Потом второй. Внизу раздался жалобный вой.
  - Что ты задумал? - бросился к нему Галлеор.
  - Им сюда нельзя!
  - Я ничего не понял! - воскликнул Галлеор. - Там твои люди, твои воины! Я не позволю перерубить последний канат!
   Завязалась драка... Когда острие шпаги коснулось горла поверженного Галлеора, Энрико сказал:
  - Посмотри на них: кто-то слеп, кто-то ходит на четвереньках. Город сгниет от нечистот!
  - Ничего страшного! Мы откроем люки и выпустим всех на поверхность!
  - Их? Ты представляешь, что случится потом? Чем они будут питаться наверху? Твоими детьми? Или моими? Вспомни Лучию! Где она? Думаешь, я поверил, что она свалилась в пропасть? Каждый из мертворожденных, когда смотрит на тебя, оценивает качество твоих мозгов только с точки зрения местной кулинарии. И ты допустишь заселение Земли мутантами?
  - Природа сама разберется, кто мутант, а кто родоначальник нового вида.
  - Ого! А ты не забыл, что все они вскормлены человечьей плотью? Разве ты сторонник каннибализма среди будущих жителей планеты?
  - Каннибализм - обязательная стадия развития любого социума. Настоящая эволюция начинается не с охоты на травоядных, а с начала первых войн.
   - Знаю! Воины пожирали друг друга, мозги пожирали мозги. Но давай лучше эту стадию перепрыгнем! - закончил спор Энрико.
  В это временя Даго перерубил последний канат, и концы его полетели в пропасть. Внизу раздались крики и проклятия.
  - Там остались самые слабые!- простонал Галлеор. - Это непорядочно...
  - Вставай, порядочный! Поторопись! - Энрико позволил ему подняться с земли. - Нам нужно скорее открыть люки. Вода слишком быстро прибывает.
  Галлеор заметил двух старух, издали наблюдавших за происходящим. В одной из них он узнал Дергу. Она бросилась к нему с причитаниями:
  - Кавалер Галлеор! Какое счастье, что Вы вернулись!
  - Что здесь произошло?
  - После Вашей казни все матери перессорились. Матрону Лиссандру убрали из Совета, но было поздно. Матрона Деллария заболела от горя и приняла реокс. С ней прощалась вся Витасфера. Мы плакали, когда увидели ее пре-красное лицо в последний раз!
  - Почему столько смертей?
  - Наступил Конец Света! Мы все умираем. Матери и кавалеры лежат, не встают. Желтые колпаки захватили дворцы, устроили Последнюю Фиесту. За-ставляли матерей делать непристойные вещи, убивали детей. Говорили, что все равно всем конец. Сначала маски предохраняли их от болезни. Но и они оказались бессильны. Вся Витасфера в трупах. Мы заколачиваем двери домов, где люди не могут встать. Но болезнь наступает, бараки опустели, трудяги переселились в оранжереи. Работать некому. Луны гаснут одна за другой, ко-стры разъедают глаза. Скоро вся Витасфера погрузится во мрак.
  Город встретил поредевший отряд пустыми улицами. И только музыка, неизменно легкая и беззаботная, била по мозгам и мешала осознать страшные перемены. Непривычная пустота зияла в каждом окне. Казалось, весь город вымер. Ржавые струи фонтанов глухо булькали и растекались по улицам, как мутные потоки слез. Галлеор и в темноте мог бы найти здесь любую дверь. Сколько раз в бреду он возвращался сюда, целовал нежные руки, ловил губами ласковые струи фонтанов! Но оказалось, что его здесь никто не ждет. Взгляд нашел знакомое окно Делларии, но ажурная занавеска не взлетела, как обычно, и он не увидел в нем родного лица с ямочками на щеках. Никто приветливо не помахал рукой. Рядом чернело разбитое окно Олеадоры... Вдруг он заметил неуловимое движение в окне Лиссандры. Занавеска дрогнула.
  - Лиссандра жива! - воскликнул Галлеор. Но дверь была заперта.
  - Старая знакомая! Вот и поговорим! - сказал Энрико, и жуткая гримаса перекосила его лицо. Дверь задрожала от ударов. Галлеор, услышал тяжелое дыхание с той стороны, падение стакана...
   - Пойдем, Энрико! Мы с тобой не за этим сюда вернулись.
   На главной площади они издали заметили неприбранные останки. Желтые колпаки разрубили тело Чаги на куски и бросили в спешке. В мертвых глазах отразились ботфорты подошедших кавалеров.
  - Боже! - застонал мужественный Энрико, отворачиваясь от кровавого меси-ва.
  - Чага мертва? - воскликнул Даго, поднимая отрубленную голову сестры и напряженно вглядываясь в лицо. - Они убили ее! Я их всех убью! - Он бросился с диким ревом по опустевшим улицам, высоко вздымая смертоносный топор. Топот его ног заглушили ритмы вальса.
  - Кто-нибудь отключит проклятую музыку?! - дико заорал Энрико.
   Брошенная голова Чаги докатилась до цветущей азалии и остановилась у корней. Белые лепестки сорвались вниз и задрожали на растрепанных волосах
  
  
  -47-
  
  ... В радиоцентре было тихо. От каждого неосторожного шага вздымались клубы пыли. За три столетия сюда не заглянул ни один человек. Энрико шел впереди, стараясь ногами не зацепиться за невидимые под пылью провода и приборы.
  - Где-то здесь должен быть Центр Связи, - сказал он, наступив на конец длинного кабеля. Он ухватился за него, потянул, закашлялся... Галлеор и Даго бросились помогать. Вековая пыль взметнулась до потолка. Наконец Энрико распутал провода и разразился бранью:
  - Нельзя технику доверять женщинам! Вот почему не было связи!
  Он соединил два синих провода, нажал на кнопку "ПУСК". Индикаторы весело замигали.
  Информация, записанная на чип Верлинды, сохранилась на удивление хо-рошо, лишь местами проскакивали мелкие дефекты акустики. К сожалению, изображения на мониторе так и не появилось, но звуки чистого уверенного женского голоса заставили биться сердца кавалеров с удвоенной силой:
  
  - Это говорю я, Мать Верлинда. Сегодня я должна покинуть этот мир. Мне пора. Время диктует свое. Но я хочу рассказать всю правду о начале и конце этого проклятого места, которое стало могилой человечества. Хотя, к счастью, оно не только могила, но и колыбель. Здесь под землей по иронии судьбы зародился новый биологический вид. Трудно говорить об этом. Но те, кто слышит эту запись, посмотрите друг другу в глаза. Кто вы? Кто ваши предки? Для чего живете на свете?
  Прошлое - разбитое зеркало, но зеркало - живое. Его сколки не собрать, не склеить. Остается только горько о нем пожалеть. Отраженный мир был так прекрасен! Он погиб. Помяните его. Но ради всего святого никогда не огля-дывайтесь и не ищите в нем своих двойников. Их вы не найдете. Мир людей умер. Да здравствует новый мир!
  ...Почему-то вину за крах проекта списали на меня. Хотя я была совершенно ни при чем. Но мне даже не позволили слова сказать. А надо было провести повторные анализы, исследовать каждое мгновение от зачатия до появления первых зародышевых клеток...
  Не стоило выяснять, кто из праматерей был носителем. Прионы к этому времени паразитировали в генах каждого человека. Информация передавалась незаметно из поколения в поколение. Возможно, радиационный фон, по-вышенная влажность или глухая подземная тишина запустили скрытый код. Механизм сработал. До сих пор не укладывается в голове, что человеческой цивилизации пришел конец. Словно кто-то специально поджидал, когда люки закроются, чтобы превратить это славное местечко в инкубатор.
  Случайно ли произошел синтез прионного гуманоида? А если не случайно? Кто закодировал алгоритм? Носители иного разума миллиарды лет выжидали своего часа внутри завитков человеческой ДНК. Эволюция белковой жизни всегда была под контролем. Смерть управляла жизнью. Закодированное вторжение тайно присутствовало в каждом ядре. Несложная схема нами воспринималась, как старость или неизбежный износ. Ей невозможно было противостоять. Никто не знал почему. А все так просто! Наша жизнь, такая хрупкая и недолговечная, была колыбелью пра-белка. Мы - эпителий сверх-прочного живого кристалла, эволюция его защитных качеств. Чуждый разум всегда присутствовал в нас, как программа беспрестанных мутаций. Челове-чество - эпизод бесконечного метаморфоза.
   Что за существа запустили генетическую программу в клетках человека? Кто они? Еще одна эстафета жизни? Или всеобщий конец? Ясно только одно. Они более жизнеспособны. Их хромосомы состоят из прионного белка. А прионы отличаются повышенной термостойкостью и особенной долговечно-стью. Новый биологический вид - скачок в эволюции. Они с необыкновенной легкостью переносят и тепло, и холод. Им легче справиться с избыточной ра-диацией. Их преимущества безусловны. Но слишком трагедийны для нас.
  ...Изменения в детях не уродства. Это совершенно новый вид. Внутрикле-точные изменения будут переданы всем последующим поколениям. Я пыта-лась открыть глаза матерей. Это же наши дети! Но меня возненавидели. Надо же на кого-то списать неудачи! Одна Астрид была на моей стороне. В этот день мы с ней предложили уничтожить видеоархив, панорамы и анатомические издания.
  - Если дети не заметят никакой разницы между нами, - начала Астрид, - то не будут нас презирать, как примитивных предков. Мы сможем передать им все наши знания. История человечества станет их историей. Они продолжат нашу цивилизацию. И если начнут не с нуля, успеют больше, чем мы, и не повторят роковых ошибок.
  Матери возмутились. Громче всех кричала красотка Ланданелла. Как же! Она потеряла более других. "Элитные пропорции тела!.. Красота, которая ни-кого не спасет!" - ее крик до сих пор звенит в ушах. Но если хорошенько подумать, может быть, все не так уж плохо? Со временем определятся новые параметры видовой ценности. Но у Ланданеллы поднялось давление, из носа потекла кровь. Титанида с Барбамиллой бросились приводить ее в чувство, они долго сюсюкали и причитали, пока она рыдала и сморкалась. Только Астрид не потеряла присутствия духа. Она пошутила:
   - Разве наши "уродики" не прелесть? Мир изменился - изменимся и мы! Будущее в надежных руках!
   Что тут началось! Эти слова вызвали бурю. Поднялся невообразимый шум. От визга Ланданеллы заложило уши. Она первая подлетела ко мне с кулаками. Вслед за ней - Титанида.
   ...А потом я очнулась в ледяном водовороте, и с тех пор от дикого холода так и не смогла согреться... Когда я прокашлялась и огляделась, то не увидела ни-чего, кроме скудного мерцания водопада, который так грохотал, что я не услы-шала своего голоса. Но самое страшное началось после того, как я догадалась, что произошло. Мне предстояло умереть либо от голода, либо от одиночества. От крика я сорвала связки, но перекричать грохот водопада не смогла.
  На камнях было много улиток. Вкус их напоминал отвратительное несоленое желе. Они были мутациями недоеденных деликатесов с нашего стола, но хорошо утолили мой голод; и я нашла в себе немного сил, чтобы оглядеться. Обратного пути не было. И я пошла вперед. Но там оказались непроходимые места, пропасти и скользкие скалы. Мне пришлось вернуться к водопаду. Иногда сквозь его мерцание я пыталась угадать, что происходит наверху. Мое одиночество продолжалось недолго. Через пару дней водопад принес мне трех младенцев, которых мои подруги безжалостно выбросили в водоворот вслед за мной. Малыши уже умели ползать. Это были мои любимчики, Лота, Веста и Дота. Когда дети на руках, разницы между нами не заметно. И я бы жизнь за них отдала. Я кормила их слизнями. Поносы вскоре прекратились, и полная адаптация малышей к еде и темноте успокоили меня.
  У матерей не бывает уродов. У жалости больше возможностей, чем у силы. Без нее человечество бы не выкарабкалось из мира животных. Маленький бессердечный младенец поглощает не просто время, а всю энергетику матери. Ее воле и разуму приходит конец. Она и ее дитя - один нераздельный организм на всю жизнь. Больной ребенок будет кричать день и ночь, но мать не отойдет от его постели, не спрячется в соседней комнате. Его беда - ее несчастье, его недуг - ее кромешное горе. Но кто-то сумел обмануть ревнивые материнские инстинкты, отобрал младенцев и выбросил в холодный подземный поток. Мое сердце разрывалось от жалости, глядя на эти несчастные, изувеченные природными тайнами тела.
  Я так никогда и не узнала, чем провинились мои малыши перед матерями наверху. Возможно, они более других походили на меня. Оставалось только радоваться, что не все дети полетели в воду. Очевидно, матери смирились со своей участью, и следующих жертв не последовало. Я всегда была уверена, что наши избранницы со временем привяжутся к мутантам. Так оно и случилось. Проект раскрутился на полную мощность. Город ожил.
  ... Малыши подросли, они милы и забавны. У них умные красивые глаза и замечательный аппетит. Матери не могли к ним не привязаться. И пусть какая-то ошибка сорвала проект, мы должны были бы радоваться тому, что новые гуманоиды во многом походят на нас. Или вернее, мы походим на них.
  Среда определяет форму. Океан отточил тела своих обитателей по образу волн. Небо дарит своим приверженцам крылья. И только на суше такое мно-гообразие видов. Естественно, что разум, как стратегия развития, должен формировать одинаковые качества тел. Разумных видов на Земле было немало и до нас. Но все мы похожи в главном.
  ... Я наблюдала за малышами. Они поражали ускоренным развитием, жадно впитывали любую информацию и способны были тут же ее проанализировать. Они очень ласковы и привязчивы. Иногда их руки чересчур сильно обнимали мою шею, но разве эти мелочи могли бы затмить материнские чувства? Я стала не просто матерью. Я мать необыкновенно красивых, сильных и здоровых детей. И я не зря гордилась ими. Вскоре мои младенцы встали на ножки, начали купаться в водопаде и самостоятельно собирать слизней на скользких подводных камнях. Не буду рассказывать о трудностях. Но самая ничтожная мелочь, сделанная руками человека и выброшенная в сточные воды, становилась драгоценностью в нашем хозяйстве. У детей появилась обувь и одежда.
  ...Я научила своих детей всему, что знала. А мои знания - результат пре-красной памяти. Я пыталась передать им все. Они выросли. Они были умны и внимательны. Это главное.
  ...Когда проект наверху заработал на полную мощность, в канализацию по-лилось много всякой дряни, и наши многочисленные плантации слизней вы-мерли вдруг от какого-то стирального порошка. В лагере начался голод. Далеко от водопада, за пропастью, слизни водились еще в изобилии. После опасных вылазок мы всей семьей устраивали настоящие праздники. Но иногда наши добытчики бесследно исчезали, то провалившись в пропасть, то заблудившись навсегда в бесконечных лабиринтах.
  ...Снова появились детские трупы. Я осмотрела их тела. Некоторые из них были нежизнеспособны, но обнаружились и живые. Их мы пробовали выкор-мить, но тщетно. Улитки изменились от загрязнения воды и больше не пере-варивались желудками новорожденных. И тогда моя старшая дочь сделала невозможное. Она попробовала накормить умирающего младенца частями выброшенных из города тел. Младенец выжил. Это была девочка Вельда. После нее выкормили еще нескольких найденышей.
  А наверху разгулялись страсти. Появились первые казненные, сильные и здоровые мужчины. Мы спасли их. У нас образовались семейные пары. Но костяк моих дочерей, никогда не видевших света, был слаб. Они погибли при родах. Мутированных младенцев нам неизбежно доставлял водопад, и наше племя росло. Рос и голод. Это было настоящее бедствие. Дети дрались за каждый огрызок яблока, за каждую арбузную корку, найденную на берегу. Чейс и Бетта умерли. Остальные молча ждали своей смерти, спрятавшись под общим большим одеялом. Однажды на губах маленькой Вельды я заметила кровь. "Что это?", - спросила я. "Это еда! Это вкусно! Попробуй! Я тебе тоже принесла",- сказала она и протянула мне окровавленный кусок. Но уве-щевания были бесполезны. Голод оказался страшнее материнской порки. Еще одна девочка убежала вместе с Вельдой на берег. А я была слаба и не могла прекратить кровавых пиршеств. Скоро питаться на берегу начали все. Иногда дети приносили кровавые куски и незаметно подкладывали к моему изголовью. Но разве я смогла бы положить в рот мясо, выдранное из тел своих детей?
  ... Они людоеды. Питаются трупами. Их уже невозможно отучить. Но это не видовая особенность. Природа рационально использует запасы протеина. Ничего тут не поделать...
  ...Вельда оказалась смышленой девочкой. Я всегда в ней чувствовала свои гены. Ей доверю судьбу нашей большой семьи. И не только. Я отдам ей этот чип, научу надежно спрятать мое тело, чтобы никто по моим останкам не до-гадался о разнице между нами... Когда племя разрастется, они смогут выйти на поверхность. Я уверена, что рано или поздно, путь наверх будет найден. На вымершей планете расселятся новые существа, одержимые человеческими идеями и мечтами. Мы, погибшее человечество, повторимся в новом качестве.
  ...Когда живешь рядом с детьми, время летит незаметно. Пройдет много лет, я умру. Этот чип - все то, что останется от меня. Мой голос - последнее напутствие человека существам не таким, как мы, но тоже умеющим любить, жертвовать собой и бороться за свою жизнь до конца. Ваши чувства и желания - человеческие. Ваша история - это история человечества. Мы не дошли до финала. Вы это сделаете лучше нас. Прощайте! И простите за все...
  
   На этом голос Верлинды оборвался. Энрико схватился за голову:
  - Я всегда был уверен, что закрашенные картины - главная тайна Витасферы! Скорее в Музей! Мы должны вскрыть саркофаги!
  - Это опасно. Праматери - носительницы неизвестных заболеваний, - сказал Галлеор.
  - Чем они могут нас еще наградить? Половина Витасферы вымерла. Остальные молят о скорой смерти.
  - Я думаю, нам нужно поспешить к люкам, а не в подвалы Музея, - рассу-дительно напомнил Галлеор.
  - Разве ты, проклятый ученый зануда, уже зараженный смертельной бо-лезнью, не хочешь перед смертью узнать, кто мы такие? И кем были наши праматери? Почему для них мы "уродики"? Что в нас страшного и отврати-тельного? Почему даже умница Верлинда...
  - Не надо ничего выяснять. Помнишь сказку о гадком утенке, которую мы все для чего-то зазубривали во Дворце Детства?
  - Для чего-то? Нас исподволь готовили к тому, что мы прекрасны, но в дру-гой системе измерения. Забудем сказки! Ты со мной?
  
  ...Музейная тишина чеканила каждый шаг. Струи воды уже достигли первых этажей и затекли в подвалы хранилища. Холодная вода хлюпала под ногами. Энрико озирался по сторонам, вспоминая путь к саркофагам.
  - Кажется, направо, - нерешительно бубнил он себе под нос, но вдруг за-кричал: - Сюда!
  Галлеор снова увидел панорамы вымерших городов. Обитатели Витасферы с детства были погружены в атмосферу бесконечных тайн. Ставить взрослых в тупик нескромными вопросами считалось нетактичным, и жгучие загадки прошлого постепенно растаяли в тумане забвения.
  - Ты помнишь, Энрико, этот зал? - спросил Галлеор.
  - Еще бы! Изображения людей уничтожены. Ни одного человека не оста-лось ни на улицах, ни в метро.
  - Я был уверен, что лица скрываются из-за страшных язв. Думал, что ма-мочки щадят нас от кошмаров.
  - Боже мой! Разгадка была так близка! Все могло сложиться по-другому. Скоро мы все узнаем! Довольно тайн!
  
  - 48 -
  
  Энрико остановился возле останков Рогранды.
  - Начнем с моей прародительницы. Я, как прямой потомок, разрешаю вскрыть этот саркофаг, - торжественно и глухо произнес он и прокашлялся в кулак. - Помогай, Даго!
  Все трое навалились на крышку, но сдвинуть ее с места оказалось непросто.
  - Какой-то рычаг внутри... Чувствуешь, как держит?
  - Заклинило.
  - Тогда разобьем! - приказал Энрико. - Даго, приложи-ка сюда свой топорик. Бей!
   Мертворожденный размахнулся, посыпались осколки... Крышка отлетела в сторону... Все замерли от неожиданности.
  ... Первым расхохотался Даго.
  
  Мутный водоворот бесновался на улицах. Поток бурлил, пенился и тащил обломки бараков и оранжерей. Чеканные плиты, которыми была вымощена площадь, скрылись под водой. Толпы людей брели по пояс в воде по направ-лению к центру, и поток помогал им, толкая со спины и поддерживая нехитрый скарб.
  Дерга тяжело переставляла онемевшие ноги в ледяной воде, но подругу не бросала, тащила на себе, приговаривая:
  - Терпи, Рэда! Немного осталось! Дворцы высокие! Там нет воды! Спасемся! Ну, давай, двигай ногами! Иди!
  Она не увидела, как позади высоко взметнулась догнавшая их волна. Мгнове-ние - и там, где брели измученные люди, забурлил дикий пенистый водоворот...
  
  - Пора уходить, - сказал Энрико. - Всюду вода!
  Они бросились к двери, но та не поддавалась. Даго бил топором, Энрико вставил шпагу в рычаг замка, гнилая железяка обломилась, створки разошлись, и ледяной поток с ревом хлынул в зал.
   - Прощай, Галлеор!- успел прокричать Энрико, борясь с водоворотом, но голос его утонул в сплошном грохоте.
  Галлеор услышал последние слова друга. "Прощай и ты! - подумал он, ны-ряя в глубокую волну и стараясь захватить как можно больше воздуха в легкие. Его руки выгребали наверх, но тело не справилось с мощным водоворотом. Проблески света и тьмы скоро перестали сменять друг друга, и легкие наполнились ледяной водой. "Вот и конец", - промелькнула последняя мысль... Хотя в этом мире никому никаких концов не предвидится. То к чему каждый стремится всю жизнь, всегда остается впереди. Оно вечное наше будущее, всесильное, всепроникающее, спасающее нас от самих себя, хранящее от исчезновения, принимающее нас, как из колыбели, из непостижимого завтра, чтобы вернуть в начало, где после безмолвия и долгой остановки обязательно последует новый взрыв, ужас аннигиляции... И снова - свет, перепады веселых теней, хаос безумных оттенков! И эта радостная легкость во всем теле - новый полет!
  
  ЭПИЛОГ
  
  Полковник Ледондрук с большим неудовольствием отставил недопитую чашку с кофе.
  - Ну что там у Вас? - спросил он раздраженно у молодого лейтенанта, с не-терпением переминающегося с ноги на ногу у входа. - Что такое могло вдруг случиться, чтобы Вы так беспардонно посмели ворваться в мой кабинет?
  - Господин полковник! Только что получено важное сообщение! - отчеканил лейтенант почти по слогам, с ужасом понимая, что совершил какой-то серьезный неуставной проступок.
  - Вас зовут, кажется, Конти? Лейтенант Конти... Так вот, смею Вам напом-нить, лейтенант Конти, что без предварительного разрешения не положено врываться не только в спальни своих дам, но и в кабинеты высшего военного руководства.
  - Разрешите идти? - лейтенант Конти с ужасом представил свой арест за вопиющее нарушение устава.
  Но полковник Ледондрук продолжил:
  - Отступать уже поздно. Говорите - в чем дело? Но в следующий раз, из-вольте заблаговременно письменно изложить моему адъютанту цель своего визита!
  Лейтенант Конти начал докладывать неуверенным голосом:
  - В секторе М-Н-8 наши пеленгаторы уловили радиосигнал малой мощности. Сигнал подан из уничтоженного в 2030 году убежища РСМ-12. Его обитатели погибли триста лет назад в момент неправильной герметизации.
  - Что это был за объект?
  - В убежище предполагалось разместить резервный банк человеческих ге-нотипов на случай масштабной пандемии в результате заражения населения Евразии прионом "Дельта-Фокс-4".
  - Что за бред!
  - Идея состояла в том, что на время пандемии здесь предполагалось сохра-нить незараженные гены человека и в случае необратимых генетических из-менений восстановить первоначальный стерильный вид.
  - И что случилось?
  - Начались массовые беспорядки. Станция наблюдения оказалась разрушена в результате применения спецсредств, ученые погибли, документация не сохранилась. Работы по генокопированию были заморожены. Витасферу при-казано было замуровать. Никто не предполагал, что кто-то мог уцелеть. И вот спустя триста лет мы получили сигнал.
  - Что за сигнал?
  - Сигнал бедствия. Просят открыть входные люки. Просят наладить связь.
  - Кто они?
  - Потомки испытуемых, которыми была заселена Витасфера.
   - Глупости! Нас кто-то пытается разыграть. Шутников полно!
  - Мы проверили... Это не шутка.
  - Ну, так наладьте связь. В чем дело?
  - Существует реальная опасность заражения... Триста лет назад в этом рай-оне бушевала пандемия, вымерли города.
  - Я помню уроки истории. Но мы как-то выкарабкались?
  - Ученые успели создать принципиально новое средство.
  - Чем оно отличалось от плацебо?
  - Вакцину выделили из субмутагенных прионов после усиленного облуче-ния ультрафиолетом совместно с воздействием резонансного всплеска ин-фразвуковых волн в специфическом диапазоне временного угасания интен-сивности после преломления в криогенной призме сверхпроводниковой плазмы...
  - Достаточно! Результат?
  - Зараженных удалось спасти. Пандемия прекратилась.
  - А что с обитателями Витасферы?
  - Убежище гарантировало абсолютную внутреннюю стерильность при лю-бых неблагоприятных внешних факторах.
   - В таком случае, Вам следует немедленно открыть входные люки и освободить пленников!
  - Слушаюсь!
  - Об исполнении немедленно доложить!
  - Так точно! - лейтенант козырнул, щелкнул каблуками и сделал шаг из кабинета.
  Полковник поморщился. Эта молодежь! Кто их только учит! Не умеют ни войти, ни выйти, ни доложить как следует, ни вообще оставить в покое! Лезут с ерундой!
  Полковник поднес к губам недопитую чашку, брезгливо обнюхал черную застывшую поверхность, дунул на нее, словно пытаясь оживить, сморщился, но все же выпил еле теплый кофе, успевший потерять божественный аромат.
  Он помнил о Витасфере по недавно прочитанной в газете статье. Какой-то журналист поднял истерику. "Замурованная смерть", - так называлась скан-дальная статья, в которой были изложены аргументы против строительства метро в этом направлении. Какая здесь может быть "Замурованная смерть"? Прошло триста лет! За это время, не только микробы, но и радиация давно потеряла актуальность. Район чист, не загрязнен. А новая ветка значительно разгрузит юго-западный сектор.
  Что за "сигналы"? Какое такое "население Витасферы"? Следует срочно принять меры, пока не набежала толпа газетчиков. Сенсацию можно сделать даже из чиха обнаруженной там землеройки. Нет уж, хватит сенсаций. От прессы одна только нервотрепка. А дело стоит.
  Полковник подошел к окну. Там в предзакатном мареве, красовался его родной город. Великолепные башни, подпирающие небеса, и ажурная сеть монорельсов, оттеняющая небосклон, были отстроены совсем недавно. Город быстро вытянулся из руин вверх и теперь пытается раздвинуть границы вглубь и вширь. Обожженные пустыри превратились в зеленые скверы, а ве-ликолепные трассы пронзили недра земли. Только бы опять не довели дело до войны! Всем осточертели развалины и нищета...
  Полковник размышлял и ждал доклада. Он не любил, когда мелкие дела отвлекали от главного. А главным было разрешение из Центра. Новый долго-временный заказ на пиротехнические работы был бы весьма кстати. Неплохо приобрести уютный домик в зеленой части города. Дети выросли. Им пора заводить престижных друзей.
  Полковник поглядел на часы. Нехорошие предчувствия смущали его душу. Лейтенант Конти не возвращался. Полковник вышел в приемную. Адъютант вскочил:
  - Что изволите?!
  - Не было ли доклада от лейтенанта Конти?
  - Так точно! Пришло сообщение, что лейтенант Конти только что погиб смертью храбрых.
  - Как это случилось?! - рявкнул полковник. - Подробности!
  - Заклинился какой-то люк. Пришлось взорвать. Но маломощный взрыв образовал входное отверстие, из которого хлынул водяной поток разруши-тельной силы. Группа лейтенанта Конти погибла. Уничтожена техника, затоп-лены склады.
  - Почему не доложили?
  - Не было на то указания!
  - Болван!
  Полковник вернулся в кабинет, с силой захлопнул дверь. Болваны везде! И здесь, и там наверху! Идиоты - разработчики, идиоты - проектировщики! Везде идиоты, идиоты! В каждой конторе! В каждом министерстве сидят болваны! Какого черта никто не догадался указать на картах границы подземной реки? Так просто! И никаких бы потерь!
  
  * * *
  
  Лучия услышала рев прибывающей воды. Она с ужасом прислушивалась к происходящему, но не могла понять, что случилось. Ребенок мирно спал в ее животе и нисколько не беспокоился.
  Вода снова коснулась ног.
  Тот выступ, куда ее столкнула Чага, уже превратился в небольшой островок, вокруг которого бурлил пенный ледяной поток. Но Лучия не видела самого страшного. В круговороте воды мимо нее с бешеной скоростью проносились трупы, сотни мертвых обезображенных тел. Это были ее недавние подруги, хорошие и плохие, это были кавалеры, которым так и не удалось поймать ее благосклонного взгляда, это были трудяги, вместе с которыми довелось ей работать в каменоломне.
  Водоворот круто огибал маленький остров, и мертвые тела, заняв свободные места в кругах ада, словно прощались и совершали почетный круг у ног единственной уцелевшей своей сестры. Вода прибывала. Ноги Лучии, чувствуя неизбежный прилив, отступали все дальше. Споткнувшись, она взобралась на подножие ровной платформы, вскарабкалась на нее. Ощупала руками гладкие стенки, ступням стало холодно от камня.
   А вода бурлила и неслась все быстрей. Поток скручивал и мял мертвые тела. Пасть ада сомкнулась. Казалось, еще мгновение - и водоворот проглотит маленькую женщину, унесет в неведомом направлении, присоединит ее к дру-гим телам и смешает воедино руки, волосы, кровь и обрывки последних сто-нов.
  Но Лучия не видела ничего. Пустые воспаленные глазницы ощущали только тепло солнца, лучи которого проникали сквозь кожу и согревали малыша.
  Она была совершенно спокойна.
  Поток бурлил и громоздил одно тело на другое. Трупы цеплялись за вы-ступы скал, и спутав конечности, вздымались все круче над водой, поднима-лись все выше.
  Спасаясь от воды, Лучия наступила на чье-то безжизненное тело, потом на другое. Ее не могли напугать ни мертвые лица, ни пристальные окаменевшие глаза. И вряд ли она понимала, что поднимается вверх по своим погибшим соплеменникам. Слез не было. Жалости не было. Воспоминания давно пере-стали докучать ей.
   Ребенок проснулся. Он чувствовал солнце, все ближе и ближе...
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"