* * *
У этого города нету традиций,
бульвара, дворца, фонтана и неги...
Над городом - трубы, над трубами - птицы,
под городом - трубы, под трубами - реки.

Над птицами - небо дымами растерто,
под реками - камни подернуты лавой...
И глубже нельзя, глубже - лопнет аорта,
и выше нельзя, выше - хрустнут суставы.

Мой город, мой сад, мой подвыпивший отчим
дымы через трубы пускает со свистом.
Идут через ночь то танкист за рабочим,
а то работяга идет за танкистом.

А то работяга бредет в одиночку,
над городом сгорбившись знаком вопроса.
То жарким мартеном, то красною строчкой
пульсирует в скверах его папироса.

Багровая шея с кристаллами соли.
Расстегнутый ворот потертой рубахи.
Хрустят в такт шагам на янтарных мозолях
зажатые комом бумажные знаки.

Давно распрощавшись с привычкою плакать,
молчишь, словно колокол в брошенной церкви.
Ты сам превратился в подобие знака
из воли, Урала, труда и энергии.

Твой голос потерян и лик обезличен,
ты - призрак, мираж, отраженье в колодце.
Мой отчим... но тут, заплутав в очень личном,
луженое горло мое поперхнется.