трусил дождик, однако прицельному огню он не препятствовал (уязвимость вторая);
здание окружали деревья, на коих присутствовали птицы (нелепость третья и основная, ибо потревоженные птицы предупредят об опасности).
...меж тем, не эти, очевидные даже курсанту, ошибки огорчили м.Р. Он огляделся и подумал: "Какого чёрта? Сколько я буду здесь ещё колобродиться?"
Из опрелого куста вырвался заяц, майор - с некоторым даже удивлением... не ожидал подобного рвения - выбросил из кобуры "Дезерт игл", дотолкнул обойму и выстрелил в едином слитном движении. Заяц приземлился... вернее сказать, ошмётки животного приземлились на траву, не причинив вреда. Майор вынул планшет, записал, стараясь избегать грамматических ошибок: "Степень агрессии весьма приемлема, вплоть до удовлетворительной. ИС усилить в пределах логики". Подумав, приписал: "Тактикой не пренебрегать".
/ИС - инстинкт самосохранения
В распоряжении майора Розенхау (в документах м.Р.) оказалось отделение автоматчиков, плюс один, приставленный нелепой генеральской прихотью, огнемётчик. Что случается с огнемётом, когда в него попадает пуля крупного калибра м.Р. знал не понаслышке, посему просигналил "горбатому" отстать; напротив, юркому шмыге (щеголеватому старшине с двумя израильскими "узи") показал выдвинуться вперёд; остальным бойцам (включая себя) рассеяться по "станине" (так майор именовал тренировочную площадку), охватить захваченное "вероятным противником" здание полукольцом.
Шмыга побежал к центральному входу, с деревьев взлетели вороны, неминуемо раздался выстрел - точный и бессердечный. Шмыгу вывело из строя мгновенно, иного варианта и быть не могло. Пуля вошла ему в грудь, проскочила навылет, раздробив кости, вырвав лопатку с лоскутом кожи и развернув бойца на 180 градусов; следом из пролома в стене вынырнула "собака баскервилей" - она намеревалась вцепиться живому ещё трупу в глотку, и, кажется, ей это удалось, во всяком случае, из распоротой артерии ударила кровь.
Автоматчики открыли суетливый огонь, м.Р. счистил ногтем грязь с манжеты, подумал, что гимнастёрку давно пора выстирать, "а лучше сжечь". Майор не смотрел на линию огня, но вглядывался в лица бойцов: А.Д. приготовил какой-то гостинец - ежу понятно - гостинец неординарный, судя по зачину боя. С эдакой пакостью придётся разбираться один на один: "Вот уж нет, приберегу в рукаве туза - напарника".
В напарники майор выбрал круглолицего сержанта с обожженными щеками и блёклыми глазками-пуговицами. Такие глаза бывают у талантливых убийц, и сунуть такому "глазастику" в спину заточенную отвёртку (в очереди за картошкой), или воткнуть "перо" соседнему пассажиру (в автобусной толчее) всё одно, что высморкаться в дождливую погоду.
Наметив его, м.Р. оттолкнулся ладонями от земли, и ломаной траекторией бросился к зданию.
По правую руку от центрального входа, в кирпичной стене зиял пролом. Из его глубины, из черноты тактически мудро вёл огонь снайпер, оставаясь практически недосягаемым. Два "неофита" с дробовиками курировали беспрестанными выстрелами границы пролома.
"Патронов у них не занимать", - хмуро подумал м.Р. Решил, что это нечестно, такое обилие боеприпасов.
Чуть выше пролома и ещё немного правее, поблёскивало квадратное оконце. "Действовать придётся лихо, - м.Р. принял решение. - Светошумовую гранату в проём, и понеслась... душа в рай, а п.да по кочкам".
/неофит - боец вероятного противника
Письмо Абеля Дессона (в документах А.Д.):
Милая Нина! Соскучился по тебе, не передать словами! Любимая! Талантливая моя девочка! Мне хочется говорить о тебе, но я ничего не знаю, никаких новостей. О себе рассказать нечего, да и не интересно это. Судьба занесла меня на самые кулички, в глушь, в тайгу, в Сибирь. Прибавить не могу ни слова, и убавить, поверь.
Однако не трудности меня беспокоят, тревожит, как бы не тронули тебя, моя голубка. Ответь, как только получишь это письмо. Опиши всё в подробностях и деталях.
Искренно твой.
P.S. (сделанный через 6 недель):
Тебя, конечно, удивит моя поспешность, и сам факт этой непрофессиональной "приписки", но удержаться я не в состоянии, ибо обрёл информацию существенную. Теперь я работаю в городке близ Печоры, в исследовательском центре. У поселения имеется какой-то индивидуальный номер, но мне он неизвестен. Да и бог с ним навсегда! Это глупости и частности! Береги себя! Люблю! Целую!
Атака продолжалась рутинным порядком, автоматчики обеспечивали плотность огня, м.Р. отдал распоряжения, метнул гранату и, пропуская вперёд круглолицего сержанта, влетел в разбитое оконце.
Внутри пахло гарью, порохом и мочой, притом, запах аммиака был настолько сильным, что перебивал все остальные запахи. Такая вонь, должно быть, формировалась в доисторических пещерах, в которых устраивали стоянку семейные неандертальцы.
Майор откатился дальше от окна, занял оборонительную позицию. Надобно признать, что в выборе своём он не ошибся: круглолицый сержант сработал замечательно: умудрился метнуть гранату, отрикошетив её от простенка, затем прицелился и одним хладнокровным выстрелом завалил снайпера.
"Молодчик! - майор подмигнул напарнику, подумал, что жалко будет такого потерять. - Из ширинки у него явственно выпирает практический боевой опыт, как говорит генерал".
Нижний контур обороны можно было считать зачищенным, м.Р. сдул с автомата пыль, по-старушечьи мелко перекрестился и побежал по лестнице на второй этаж. Планировку здания и абрис местности м.Р. помнил прекрасно, и попроси его охарактеризовать позицию, он использовал бы слово "глухо". И ещё развёл бы руками.
Меж тем, окрестности выглядели весьма поэтично, и доведись их осматривать с высоты птичьего полёта художнику-минималисту, они не показались бы скучными или унылыми. Тайга... глухая в своей женской неприступности. Бетонный забор, высотою в три метра. Двухэтажное здание, сложенное из рядового кирпича. Стальные ворота, траченые ржавчиной; зелёная краска местами полопалась и завернулась. Ворота несли на себе отметину времени: пятиконечные звёзды с лучами-прутками, и барельеф щита, с выглядывающими из-под него рукоятями мечей. Логика рисунка требовала, чтобы внизу выступали лезвия, и когда-то так и было, потом поверх приварили табличку со знаком радиационной опасности. Вся композиция целиком запускала в головах зрителей мысли о рыцарях круглого стола и о Ланцелоте в частности.
Слабосильная пуповина дороги, убегающая в таёжное море, не могла рассеять тревоги, тоски и меланхолии, в кою погружался непременно всякий гость тренировочной площадки.
Впрочем, м.Р. был далёк от поэзии. Глухой забор был для него глухим забором. Тайга -тайгою. Радиации никакой поблизости не существовало, а табличку приварил майор лично из неведомых ему побуждений. Видимо поэтическая нотка всё же звучала в его душе. При голубой луне.
От военной части до тренировочной площадки можно было добраться на машине, по той самой "пуповине". Времени это занимало меньше часа, и ничего примечательного в путешествии не происходило, исключая декоративную брань водителей по факту качества асфальта.
Периодически в военную часть привозили художественные фильмы - развлечения для. Понятное дело, предпочтение отдавалось патриотическим, исторически выверенным картинам, таким, как "Председатель", "Молодая гвардия" или "Офицеры". Подобного рода киноистории одобрялись генералитетом автоматически, на том уже основании, что сами генералы, будучи лейтенантами, мужали на этих суровых эпопеях. Никто не давал себе труда осознать, что герои фильмов бились "в диаметрально противоположном идейном направлении". От частного капитала они стремились избавиться, и узаконить народное равенство.
м.Р. ударил ногою в первую дверь, сунул вперёд дуло автомата и отпрянул корпусом влево, ожидая агрессии. Ничего. Пустота. Только вселенское безмолвие и пыль. "Когда-то здесь проживали пионеры, - подумал майор. - Или ветераны. Или учёные. Кто-то ведь здесь жил, в этом лепро-санатории?"
Типичная комната: кровать, умывальник с растрескавшимся куском земляничного мыла, распахнутый шкаф и телевизор округлых нежных форм. Кровать... кровать когда-то была аккуратно заправлена, майор припоминал отчётливо.
Образ измятой кровати, как коготок, зацепил ниточку воспоминаний, ком жаркой похоти - в который раз - заполнил сознание... чугунное ядро возбуждения, сладостное в своём бесстыдстве, отягощённое и усиленное во сто крат страхом быть убитым, банально застреленным в спину.
Если бы в городе Пермь-238 присутствовал психоаналитик удовлетворительной квалификации, он бы с лёгкостью объяснил майору Розенхау, что тот никогда и не при каких обстоятельствах не покинет своей военной части, ибо он нигде и никогда не повторит подобного своего яростного сексуального наслаждения: овладеть сучкой вероятного противника в нескольких развратных позах, насиловать её, унижать, добиться максимального опустошения яичек, чтобы потом, с чувством выполненного долга, застрелить партнёршу.
/в природе существуют подобные аналогии, когда паучихи убивают и съедают своих самцов после спаривания, однако здесь уместнее протянуть иные антологии, когда самцы гориллы прежде умерщвляют своих соперников, а потом спариваются с их бездыханными телами
На стене висела картина "Грачи прилетели", майору она нравилась.
Комната 202... 203... в 204-ой когда-то взорвалась граната, на стенах комнаты остались следы огня и сажи, остов кровати выкрутило винтом. Всё вместе это "тянуло" на инсталляцию современного дизайнера.
Около 205 комнаты виднелись следы огневого контакта: куча гильз, следы крови. Меж гильз автоматных м.Р. разглядел гильзу пистолетную. "Отстреливался до последнего... или застрелился". На крашеной стене раскинулось пятно с живописными кляксами. Майор присел на колено, прикинул - как раз. Боец расстрелял боезапас и пустил пулю в висок - кусок черепной коробки отнесло много дальше вперёд, майор подошел, поднял обломок и понюхал...
Письмо Нины Летавет:
Милый Абель! Прежде всего иного, позволь признаться, что я тебя люблю. И ты самый удивительный, остроумный, мудрый учёный! Ты гениален в своём безумном ремесле.
Твой поскриптм сыграл свою роль: моча некоторых пациентов окрашивлсь бирюзовым, их анализы были переданы мне. Таким образом, весточка долетела до адрста!
Неизменно твоя, и только твя, Нина Л.
Письмо Абеля Дессона:
Плохо, плохо и ещё раз плохо!
Из грамматических ошибок заключаю, что ты до сих пор не освоила методу неинвазивной деградации полипептида, и продолжаешь иссекать цепочку, пользуясь твоими прекрасными чуткими пальцами! Это никуда не годится, мадам! Вам - неуд!
Даю подсказку: прекрати возиться с липидной оболочкой, и обрати внимание на прионы. Это базовое. Проштудируй подвижные участки эукариот, в частности, ретротранспозонов. Когда ты объединишь два этих направления...
...извини, нервы ни к чорту, девочка моя.
Чтобы загладить вину расскажу забавную историю, что произошла со мною буквально неделями. Но если не грешить против истины, она тянется уже полгода, ибо, полгода тому, я попросил у генерала-куратора конфокальный микроскоп. Отчасти из злости и ревности, отчасти исходя из здравого смысла: сколько можно? Учитывая нагрузку на мою нервную систему, а также абсолютно нездоровый образ жизни. Местный кардиохирург (коновал и бездарь) запретил мне пить коньяк и удалил из рациона (моего рациона, заметь!) кофе и круассаны, коих я добивался десять лет. Удалил сливочное масло, ветчину и ввёл подсчёт калориям. Скотина!
В качестве моральной компенсации, я потребовал новейший немецкий микроскоп и получил отказ. Отказ ожидаемый. Я повторял просьбу снова и снова. Всякий раз, когда мне делали refusal в коньяке, я требовал конфокалку высокого разрешения.
Две недели тому, ко мне подошел корнет Оболенский (под этим наименованием у нас в лаборатории фигурирует некто прапорщик Бабич - достойный во всех отношениях лаборант, исключая его склонности к невропатии и любовь к французскому языку). Полагаю, я имею право признаться, что первое своё письмо я послал тебе именно с его помощью.
Корнет Оболенский объяснил, что действовать мне необходимо через иные каналы. "Переговорите с la petite Doudou (малышкой Дуду). Она содержанка генерала-куратора и имеет на него необычайное влияние".
Не питая особых иллюзий и не взращивая в себе надежды, я переговорил с Дуду (лейтенантом Каневской). Посвятил её в некоторые детали своей работы, заинтриговал, и, вообрази себе, на следующей неделе мне устанавливают дивный Carl Zeiss!
Это ли не счастье?
Свято твой, А.Д.
Двери Актового зала были сорваны с петель, пустой проём напоминал беззубый рот старухи, кричащей от боли. Сходство усиливал транспарант "Мы приветствуем делегатов..." раскинувшийся над дверьми и наполовину сорванный.
"Старушке надо бы побриться", - ухмыльнулся майор. Мельком взглянув на транспарант, он принял алые буквы за губы, накрашенные помадой, а закопчённую вентиляционную панель за чёрные усики.
Майор вошел в двери, и буквально нос к носу столкнулся с женщиной... неофиткой... иных здесь быть не могло (во-первых), во-вторых, она невероятным образом напоминала ту первую... желанную сучку...
"Вот и фокус Абеля, - понял майор, с некоторым даже разочарованием. - Решил меня купить красоткой. Как это пошло и... слабо".
Сценарий прокрутился мгновенно:
Выстрел в голову, граната для профилактики, отход. Работа "горбатого" огнемётчика в качестве зачистки. Финита.
Симпатичная неофитка опустилась на колени (ломая сценарий в самом его начале), откинула волосы и стала снимать с шеи нечто вроде ожерелья. Зелёные и красные камни искрились.
"Драгоценные?" - удивился м.Р. На мгновение ослабил контроль. Позади него произошло движение, и некто массивный накинул "обруч" рук на туловище майора, пеленая его, как младенца.
"А вот это хорошо!" - восхитился майор и попытался разорвать "кольцо". Освободиться не удавалось. Неофитка показала нож - дивно отточенный армейский штык.
"А вот это нехорошо!"
Впрочем, повода для беспокойства не было вполне. Позади неофитов, у самой трибуны проявился краснолицый сержант. Он опустился в стойку и прицелился.
Майор решил помочь, отбросил бесполезный автомат, свёл плечи плотнее, отдавая часть своей телесной "территории" противнику, вынул из кобуры пистолет, и попытался извернуть кисть так, чтобы красотка попала в сектор поражения.
Трижды нажал на спусковой крючок.
Красотка рухнула, её нижнюю челюсть снесло пулей. Жилы и обломки костей торчали, пульсировала кровь, и лицо не казалась более привлекательным.
Должно полагать, что если бы м.Р. имел возможность прицельно выстрелить несколько раз, то прелестную головку неофитки оторвало бы напрочь... а так получилось неидеально. Однако не эта забава огорчила майора. Вслед за третьим выстрелом покачнулся и упал сержант.
"Ого!"
Сержант согнулся и распрямился на полу несколько раз подряд, будто пытался отползти от места гибели, или уверовал, что, если покинет злосчастный актовый зал, то вновь оживёт.
"Шальная пуля, - сообразил майор. - Моя". Скосил глаза и сквозь кровавую пелену посмотрел на дуло "Дезерт игла".
"Становится интересно!"
Спустя четыре часа. Коридор медицинского блока. Неоновые лампы. Фонтанчик с питьевой водой, чахлый фикус, вовек не знавший солнечного света.
Из кабинета выходит старик. Это Абель Дессон, ему семьдесят восемь лет, он трезв и зол, как тысяча чертей. Он хочет сдохнуть, жаждет любить и мечтает отомстить "подонкам, испортившим его жизнь". Такой противоречивый букет встречается только в "престарелых оранжереях". Когда закат жизни оказывается в пределах видимости, выясняется, что целая дюжина важных дел ещё не освоена.
Навстречу Абелю поднимается мужчина средних лет. Рука его перевязана, в глазах неостывший ещё жар выигранного боя. Это майор Розенхау.
Майор тычет указательным пальцем и восклицает (без приветствия):
- У тебя краплёные карты, Абель!
- Что? - Абель симулирует глухоту.
- Твои зомбаки играли тандемом. Не все, конечно, но трио и дуэт выступали на концерте.
- Что вы хотите этим сказать, молодой человек? - Абель распрямляется во весь свой двухметровый рост, почти касаясь затылком светильников. Улыбается и хмурится одномоментно. - Вы недовольны тактикой моих подопечных?
- Мне плевать, - отвечает Розенхау. Затем просит сделать ему укол: - Кровь дамочки попала мне в глаза.
Абель жуёт губу, говорит, что прежняя вакцина ещё действует:
- Ваши антитела... а впрочем, идём. - А.Д. устремляется по коридору. - Я тысячу раз не просил вас называть их зомбаками.
- Не просил? - переспрашивает майор.
- Не просил, просил не. Какая разница?
Абель наполняет шприц, ширяет майору в плечо. Потом спрашивает, нет ли у того выпить? Майор ждал вопроса, он опускает ладонь на стол, сдвигает её. На столе остаётся плоская фляжка с гербом ГДР на фасаде.
- Конина, - поясняет, - не хуже французской. В Перми одна вдовица промышляет. Исключительная дама четвёртого размера.
Абель жжёт собеседника взглядом, переводит глаза на сосуд, разливает содержимое по двум мерным стаканчикам. Получается по 237 миллилитров.
- Аве, цезарь!
- Аве!
В период "великого стратегического переосмысления", генеральный штаб решил отбросить новомодные веяния (в ключе мультизарядных баллистических ракет и ракет морского базирования, функционирующих на гиперзвуковых скоростях) и обратиться к академическим идеям марксизма-ленинизма. В частности, вернуть в строй тезис "бить врага его же оружием".
Применение ядерных зарядов гарантировало колоссальные разрушения, однако своей же мощью такое оружие оскверняло идеи гуманизма и умаляло влияние Личности на собственную судьбу. "Человек не имеет возможности родиться по собственному желанию, - твердили гуманисты, - но он имеет право умереть по велению совести".
Вирус превращал граждан "вероятного противника" в озлобленных животных. Технически, это выполнялось весьма несложно, следовало лишь понизить инстинкт самосохранения до минимума и поднять до предела вспыльчивость. Гипотетическая война длилась две-три недели, ровно столько требовалось населению на взаимное истребление, после чего, очищенную от живой плоти территорию противника занимали удачливые победители.
Абель Дессон разрабатывал вирус. Майор Розенхау тестировал боевую пригодность неофитов. В сущности, оба мужчины вертели колесо одной мельницы, однако меж ними не водилось приязни. Более того, разгорячённый Абель кричал:
- Пойми! Ты обречён! Ты сгинешь в этом болоте!
Майор утирался и парировал:
- И ты здесь навсегда. Я обещаю.
Заговорил учёный:
- Хочу тебе рассказать занимательную историю.
- Отставить, Абель. Я устал. Твои "зомбаки" здорово меня потрепали. - м.Р. шевелит пальцами перевязанной руки.
Абель настаивает, обещает быть кратким. Майор не слышит, не хочет слышать, продолжает свой монолог:
- Они оборонялись слажено. Возможно, под руководством командира.
- Расскажу тебе сказку о маленьком червячке. Его зовут Dicrocoelium, и он талантливый манипулятор.
- Быть может ты и прав. Зачем делать зомбаков? Пускай остаются людьми, только человек умеет ловко и болезненно уничтожить соседа. А потом подвести под своё преступление моральное оправданье.
- По-русски его можно именовать трематод, в этом не будет ошибки. Трематод живёт в улитке, потом перебирается в муравья. Потом развивается в овечке. Потом овечку съедает волк...
- А волка поглощает Красная Шапочка, - перебивает майор.
Абель соглашается: - Может и такое случиться. Чаще волк погибает, и жизненный цикл трематода завершается.
- Признайся, док, ты стараешься усилить тактические способности зомбаков?
Абель просит не называть неофитов зомбаками и задаёт вопрос:
- Как трематод попадает из муравья в овцу?
- Что?
- Из улитки в муравья попасть нетрудно. Трематод выходит наружу со слизью, муравей оказывается рядом и становится следующим хозяином. Но как попасть в овцу?
- Ну? - майор заинтригован.
- Трематод внушает муравью свежие идеи. Вечером, когда муравейник засыпает, муравей-неофит отправляется на приключения. Он забирается на макушку самой высокой травинки, и вонзает в неё свои жвалы. Притом с такой силой, что сам не может их вытащить... даже если здравый смысл к нему возвращается.
- Понимаю. Утром приходит овца и съедает траву с муравьём.
Майор спрашивает про волка, Абель отвечает, что переход в волка происходит аналогично:
- Овца должна убегать от опасности, однако она останавливается и начинает вертеться на месте. Ей кажется, что это удачная оборона.
"Коньяк" пермской вдовы закончился, Абель поднялся со стула и протянул майору руку:
- Благодарю вас, Розенхау. Вы скрасили моё одиночество.
м.Р. кольнул ладонь взглядом, протянул в ответ свою. Абель слегка прихватил майора в рукопожатии:
- Скажите, вы верите в правило шести рукопожатий?
- Я никому не верю. И ничего не жду, - ответил Розенхау.
- Вы моральный покойник.
- Мы все покойники. Мы взращиваем в себе покойника и постепенно становимся им.
Письмо Нины Летавет:
Ура! У меня получилось! Я освоила методику синтеза ДНК-генома! Пользовалась вирионной РНК в качестве матрицы, как ты подсказал! Ты - гений, мой любимый Аби, не устаю это повторять.
Со своей стороны, перехожу на морфологическую систему кодирования слов. Это позволит писать больше и легче, нежели пользуясь азбукой Морзе.
Вчера из Милана вернулась моя подруга Элизабет. Рассказала много интересного, показывала фотографии и даже короткие видео. Я весь вечер утирала слёзы. Припоминала фонтан, у которого мы познакомились. Пьязо, где ты дрался за мою честь и был избит двумя арабами. Фамильную аптеку... ты помнишь, Аби? Элизабет заходила в неё по моей просьбе. Мы хотели купить лейкопластырь и эмпирин. Носатый фармацевт (он умер и в аптеке теперь хозяйничает его племянник, с таким же огромным носом) осмотрел наш внешний вид и предложил купить бальзам Elixir di China. Уверял, что он поможет лучше. Тогда ты возмутился и потребовал большой кувшин вина кьянти, на основе которого сделан бальзам. Твердил, что лечебный эффект будет только augmentare (извини, забыла русское слово).
Милый Аби, скажи, мы когда-нибудь ещё увидимся?
Твоя верная Нина.
Письмо Абеля Дессона:
Дорогая Нина! Полагаю это последнее моё письмо. Мой путь, как учёного заканчивается, а жить простым смертным я не хочу. Воображаю, как ты сейчас перепугалась; как всплеснула руками... твои тонкие длинные пальцы легли на щёки, глаза округлились... милая!.. милый мой "противогазик"! Как я люблю твой испуг и твои глаза! Ты - единственное живое существо, которое удерживает меня на этой безумной планете.
Может показаться, что я исчерпал себя, как генетик и потому впал в хандру. Это не так. Напротив, опыты идут как никогда легко и результативно. Чутьё моё развилось до чрезвычайности. Я - Мефистофель генной инженерии.
Коллега и соперник майор Розенхау случайным образом натолкнул меня на забавную идею (во всяком случае, она показалась мне забавной в первый момент и захватила моё воображение целиком).
Результат оказался чудовищным. Матфей в Евангелии писал, что мёртвые восстанут из могил... так вот, апостол оказался недалёк от истины.
Я обязан terminate себя и свою работу.
Люблю тебя, остаюсь твоим, А.Д.
Без пяти одиннадцать. Ночь. Тоскливая сонливость в мыслях, но яростная злость в крови. Инстинктом хищника м.Р. предчувствует опасность, и не разумеет, откуда нанесут удар. Звонок. Майор смотрит на часы - "Какого ... так поздно?" - прикладывает трубку к уху.
На проводе А.Д.
- Я знаю, что ты там, - заявляет безапелляционно, - уверен, что бездельничаешь. Зайди в медицинский блок. Я выписал пропуск. - И тут же отбой.
Майор ещё раз посмотрел на часы, оделся и вышел на улицу. На улице скверно, слякотно и душно. Луна пытается пробиться сквозь тучи, но лишь только ей это удаётся, делается ещё хуже: по земле мечутся тени, чумной ветер воет в голых ветвях. Недалеко от медицинского блока фонарь - высоченный деревянный столб, поставленный при Царе Горохе. Лампочка удивительным образом цела, она светит. Ржавый плафон мотыляет из стороны в сторону, он скрипит, пятно света пляшет в лихоманке.
Майор передёргивает затвор пистолета, ловит патрон на лету и бросает его в лампочку. Жалобный звон - "Будто щенка каблуком раздавили", - следом тишина и смрад ночи.
Начинается дождь. Капли ударяют по плечам. Майор прибавляет шагу. Вот-вот должна разразиться гроза. Зевс обрюхатил Черноту небес против её воли.
Пропускной пункт, решетка, пуленепробиваемое стекло. Преобладают радостные голубые оттенки. Майор расписывается в журнале, под цоканье замков перемещается сквозь тамбур. Примечает, что дежурный слегка не в себе.
Абель в своём кабинете. Старик взвинчен. Встаёт, гремит ключами, бросает упрёк:
- Не торопился, Розенхау? Позволяешь себе, будто ты скульптура Командора! - И ещё: - Идём вниз. По пути я опишу изящество твоей идеи.
Майор хмыкает, отрекается, говорит, что никаких идей у него нет. Тем более совместных с Абелем.
- Ну как же? - тот поднимает брови. - Ты столько раз твердил о зомбаках, что натолкнул меня на мысли.
- Поднимать покойников из могил?
- Глупости говоришь, - Абель не принимает шутку. - Натолкнул на мысль, подменять мозг. Такой механизм имеет место в природе, и довольно хорошо описан. Грибок Cordyceps сгнаивает мухе мозг, и начинает ею управлять. Одноклеточная неглерия Фоулера выедает серое вещество человека, заменяя его соединительной тканью. Мне пришлось слегка модифицировать неглерию. Если говорить честно, я перекроил её геном полностью.
- Не забивай мне баки.
- И не собирался.
На нижнем уровне расположена прозекторская. Обширные "аквариумы", где работают патологоанатомы (значительная доля исследований проходит именно здесь). Комната отдыха с диваном и "плазмой", душевая, далее в недрах - кремационная печь, контейнерная и ещё целая линейка вспомогательных помещений.
Стеклянные двери закрыты, прозрачная стена отсекает коридор от основного помещения. Там, в глубине "прозекторских владений" на убогом офисном стуле сидит...
- Сержант! - удаляется майор. Приникает к стеклу. Ошибки исключены, на стуле сидит сержант: обожжённые солнцем щёки - "Откуда в Перми такое солнце?", снулые глазки убийцы шьют по сторонам. Майор говорит: - Он же погиб.
- Для тебя да, для науки - нет.
м.Р. соображает стремительно, бьёт Абеля под дых, ещё несколько раз ударяет кулаками по спине. Учёный падает, растекается по кафелю, майор добавляет ботинком... хрустят разбитые очки, и этот звук пробегает по венам героиновым кайфом.
Майор сгребает Абеля "в кучку", поднимает за грудки и прижимает к стеклу:
- Ты что себе позволяешь, сука? Застрелю! Без суда и следствия!
Абель трясёт головой, зубы его окрасились алым, из ноздри вытянулась кровавая сопля:
- Не советую, - ухмыляется. - Это напрасная трата патронов, а их у тебя только семь. К тому же, я на твоей стороне. Я больше не свидетель, я твой напарник.
Не отпуская Абеля, майор берётся за телефон внутренней связи, требует охрану. В ответ - молчок.
- Они спят, - объясняет учёный. - Я добавил в компот нейролептик собственного сочинения. До смены караула мы здесь вдвоём. И твой закадычный дружок, конечно. За что ты его застрелил?
Сержант оживился, будто почуял добычу, встал, шагнул в сторону перегородки, принюхался. Он не выглядит живым, но и мёртвым не кажется, хотя бы уже потому, что двигается, осматривается. Он будто пёс, оказавшийся на незнакомой территории. Оскалил зубы... в улыбке ли?
Майор скалится в ответ - два альфа-самца встретились ну одного водопоя.
- Дверь открой!
- Что? - Абель корчится, держится за бок, пытается водрузить очки на нос.
- Двери открой! - рычит м.Р.
Абель проводить пасс-ключом по замку, пристраивается за майором, ухватив того за плечо. Таким "цугом" они входят в прозекторскую.
Сержант почуял угрозу, действовал быстро и разумно: метнулся в сторону, от хроматографа оторвал "башню", превратив её в дубину, приладил "оружие" к руке.
Майор выстрелил дважды. Не целясь, опираясь на силу своих инстинктов. "Дуплет" снёс сержанту правую сторону черепа - лоскут кожи с нетронутым яблоком глаза повис, напоминая картины Босха. Куски стылого мозга разлетелись салютными брызгами.
Сержант схватился за стол, чтобы не упасть, попытался укрыться.
- Нет смысла стрелять в голову! - прокричал Абель, пребывая в безумном экстазе. - Неглерия заменила ему мозг! Обратите внимание, бойцовские навыки сохранились!
Учёный поправил на переносице покорёженные очки и посоветовал стрелять по конечностям:
- Убить его вы не в состоянии, но лишить мобильности способны!
"Дезерт игл" рявкнул ещё три раза. Учитывая минимальную дистанцию, разрушения были фатальными. Руку сержанту не оторвало вполне, однако она повисла на сухожилиях и бездействовала. Две другие пули вошли в ногу. Пучки мышц разорвало, перебитая бедренная кость торчала сахарной мачтой.
Сержант корчился на полу. Розенхау хотел произвести контрольный выстрел, Абель удержал:
- Сколько у вас патронов?
- Один.
- Как же так? - учёный взволновался. - Должно было остаться два!
- Один я метнул в лампочку.
Розенхау поднял глаза, вперил в лицо Абелю, тот ответил прямым открытым взглядом. Меж мужчинами произошел обмен информацией такой эмоциональной силы и мощности, кою невозможно передать словами.
- Знаешь, - выговорил Розенхау (энергия злости отхлынула от него), - я давно мечтал сжечь нашу богадельню. Правда.
Дверцы морга задвигались, из холодильных установок неспешно выбирались "покойники". Майор узнал шмыгу, и лохматого бомжа без щеки, и девицу, которую задушил на последнем "прогоне".
/для экспериментов собирали самый разномастный "материал"
Абель оправдал их появление:
- Я должен был подстраховаться.
Майор рассмеялся, взъерошил волосы:
- Зачем? - глаза его искрились небесными огнями.
- Мы этого заслужили, - ответил Абель. - Разве нет?
Осторожно, точно великую ценность, Абель взял пистолет, приставил его к виску майора и выстрелил. "Дезерт игл" разнёс голову бывшего своего хозяина в клочья, так живописно, что приятно было посмотреть.
Учёный попытался застрелить себя, но... тишина. Патрон, предназначавшийся Абелю, достался уличному фонарю.
- Что ж, - проговорил Дессон. - Mea Maxima Culpa.
Он улыбался, ожидая приближения "детей своих".
P.S. В 1984 году Абель Дессон разработал методику иссечения молекулы ДНК настолько тривиальную, что научное сообщество не восприняло её всерьёз. Абеля это нимало не огорчило. Он был стар, в его жизни существовала одна женщина, и ему хотелось моделировать организмы - более ничего.
Методика позволяла "достраивать хвост" ДНК произвольной двоичной информацией. Нина Летавет развила методу и смогла "писать", пользуясь символами скорописи.