Сняв с себя одежду, я тщательно осматривал обнаженное тело в поисках паразитов. Оделся только когда замерз.
Плохие жизненные условия прекрасная мотивация к саморазвитию. Идеальным вариантом было бы переселиться куда-нибудь на небо, поближе к солнышку. Думаю об этом. Как только найду летательный аппарат, так сразу.
Несколько кровососущих тварей я со своего теле все-таки отцепил. Последние, остаточные особи, после недавнего распаривания даже они на мне должны были сдохнуть, остались последние, самые крепкие. Хотя размножаются они быстро, если эти смогли отложить яйца, скоро на моей коже выведется новое поколение вшей.
Зато давить их сплошное удовольствие, они лопаются с треском, сразу понимаешь, что одной гадиной стало меньше. Жалко, что уже выводятся новые. Личинки, которые отложены под моей кожей называются гнидами. И я хотел бы избавиться от них, потому что моя кожа является не самым удобным местом для жизни. К сожалению, прыгать они начнут только после того, как выведутся, поэтому возможным это не представляется. Одежду я и так меняю, несмотря на холод и длительность минут, которые приходится простоять голышом. Если бы местом обитания гнид была не моя кожа, а мое белье, проблема решилась бы просто.
В чем вши являются развивающим фактором, так это в том, что когда они выведутся, у меня точно не будет времени, чтобы сидеть на месте. Придется искать решение проблемы во что бы то ни стало, вытерпеть чесотку, которую они разносят, нельзя ни секунды. От переохлаждения они не мрут, они могут наесться крови в таком количестве, что она начнет греть их изнутри быстрее, чем внешняя среда может охладить. Отвлечь от чесотки переохлаждение тоже не отвлечет, оба фактора действуют одновременно, забыть о том, что у тебя все тело чешется, нереально и в условиях переохлаждения.
Не то, чтобы переохлаждение остается незамеченным, но ты же не перестанешь заикаться, если тебе отрезать ногу.
Неясная тень падает на пол, заслоняя свет из окна. Я не успеваю ничего понять, потому что первая мысль, одет я, или еще нет, и только потом оборачиваюсь, когда источник тени успел исчезнуть. Значит, скорее всего это была женщина, потому что до пояса я все еще обнажен - вот она и почувствовала неуверенность. Жалко, что я ее не видел, иногда испытываю нехватку женского общества.
Интересно, что она украла, это должно быть первым, что ей попалось на глаза. Ничего больше не успела бы. Экзотических явств или напитков у меня не предусмотрено.
Подхожу к столу, стоящему рядом с дверным проемом и понимаю, что не украла, а наоборот - оставила. Кольцо.
Теперь у меня будет память об этой женщине, кем бы она ни была. Я буду смотреть на кольцо и вспоминать о ней. Только все это потом, сейчас надо одеться до конца, а то я заболею, стоя рядом с пустым дверным проемом. К сожалению, у меня дома нет дверей, и зимой это не совсем удобно. А дверей нет, потому что до того, как я здесь поселился, дом был давно заброшен.
Поэтому сюда иногда и заходят непрошенные гости, что нет дверей, и дом выглядит нелюдимо. У меня украли бы все до трусов, приходится поддерживать искусственный бардак, чтобы тем, кто приходит, не вздумалось искать вещи. Если будут искать - найдут.
Тем более странно, что женщина оставила здесь свое вместо того, чтобы взять чужое. Но больше она сюда все равно не вернется, даже если бы я захотел вернуть ей кольцо обратно, придется оставить себе. Ситуация получилась довольно смешная, хоть и не понять, что же она хотела. Вряд ли она испугалась до такой степени, что кольцо соскользнуло у нее с пальца, прежде, чем она бросилась бежать. Скорее всего, это подарок, и он что-то означает. Что ж, придется поверить в то, что кольцо волшебное, в детстве я читал множество разнообразных сказок, и могу предположить в этом простом, ровном, с полукруглым ободом, без надписей, рисунков и украшений, напоминающем обручальное, кольце, сверхъстественную силу. Если это Кольцо Всевластья, закинутое таинственной силой в наш мир, я должен стать невидимым. Если в зеркалах невидимые тоже перестают отражаться, сразу обнаружу изменения, у меня есть зеркало в одной из комнат, оно даже не всегда замерзает зимой. Если температура выше минус-пяти, морозные узоры не образуются.
Несмотря на то, что колечко очень похоже на взрослое, оно не лезет мне ни на один палец. Даже на мизинец не лезет, хотя у меня мизинцы еще меньше женских. Это была совсем маленькая девочка. Еще и небогатая, поэтому колечко такое простое. Либо она выкинула колечко, потому что оно не подошло ей самой. Тогда вопрос, где она его нашла, и нет ли там еще колец.
Неожиданно стучат в окно, и я, по привычке повернув голову в ту сторону и поняв, что ничего не разгляжу, спешу на улицу. Это она, та девушка, и действительно очень мала ростом, а возраст не могу определить, потому что не вижу глядящего в оконные узоры лица.
- Девушка, это вы потеряли?
Мысленно я готов ко всему. Но вообще мне не следует ожидать многого. Вопрос довольно нейтральный, в дом я ее не приглашу, в любви признавался давно, и мне признавались, перепутав меня со своим женихом. Нового уже не случится. Мне просто ненужно это кольцо.
Раз уж вышел, стою еще немного перед домом, пока не вспоминаю, по причине ветра, что не успел одеть куртку, времени хватило только на свитер.
- Не стучите мне больше, пожалуйста, - хотел положить кольцо куда-нибудь, но скат под окнами слишком крутой, упадет колечко, не бросать же его сразу на землю, положил обратно в свой карман. Оказалось зря.
- Может быть, потеряла, - медленно говорит женщина, отворачиваясь от окна, и я вздрагиваю, видя ее лицо, лицо дряхлой, морщинистой старухи. Лицо ее еще более сухо, чем тело, из кучи сваленных в одну поленницу кусков кожи блестят глаза-пуговки. Голос тонкий, как скрип, и столь же безэмоциональный, трудно сказать, как я смог различить слова. Если бы я не ждал ее ответа, подумал бы, что это скрипят от мороза ветви соседнего дерева.
Присмотревшись, я понимаю, что женщина вдобавок не может отойти от окна. Она примерзла к нему пальцами руки, неаккуратно приложив их к стеклу, и теперь они во власти мороза. Не такая большая проблема, но чтобы решить ее необходим человек с горячей водой: случайный прохожий на улице посреди зимы. На противоположной стороне улицы кто-то сидит на лавочке во дворе, кроме моего, остальные дома здесь жилые, но звать сидящего мне кажется бесполезным. Чем-то, кроме как разделить мое удивление внешним видом старушки, он вряд ли поможет.
У меня самого дома даже холодной воды нет, все что было в бутылках, промерзло сквозь пластик, превратилось в лед.
- Я помогу вам, - вру я, подойдя к ней на два шага поближе, преодолевая легкое отвращение от созерцания ее лица, - скажите только, ваше ли это кольцо.
Мгновение, в которое было вложено, усилие, и палец пожилой женщины отклеивается от оконного стекла. Кожа сначала вздулась тонким пузырем, потом порвалась, клочок кожи все еще прижат к морозному узору, кровь внутри него, и весь ее палец в крови. Мне это кажется сверхъестественным, я такое усилие приложить не мог бы, и женщина пугает меня все сильнее и сильнее.
Боли она словно не почувствовала, только нервное напряжение, пальцы, в том числе и раненный барабанят по скату, со скоростью игры на рояле. Чувство исходящей от нее опасности становится сильнее, и я отхожу на несколько шагов подальше. Если она бросится на меня, я растеряюсь и не буду знать, что делать, несмотря на ее хрупкость и маленький рост.
Тут на снегу отпечатывается, заслоняя ее от меня, гигантская тень фигуры за моей спиной, несмотря на то, что я не заметил, как подошел этот человек, очень высокий человек, который стоит сзади меня. Я внутренне сжался, не предполагая даже, что может произойти, и ожидая худшего. И замечаю, что тень его увеличивается все сильнее и сильнее, но не слышу скрипа снега или других признаков того, что он подходит ко мне ближе. Тень его стала уже значительно превосходящей человеческую. Как будто в руке у него удочка, и он крутит леску, разматывает и разматывает ее до бесконечности, увеличивая величину темного пространства. Я нахожу взглядом глаза старушки и читаю в них ужас. Понимаю, что длинная до бесконечности тень не единственная причина такой реакции.
Хочу обернуться, но почему-то медлю, и женщина реагирует быстрее меня. Она перестает обращать внимание на меня и на того, кто стоит за моей спиной, разворачивается и уходит. Очень вовремя.
Я так и не успел посмотреть на обладателя гигантской тени. Если бы повернулся, мог бы только плюнуть, не больше. Трудно не предположить, что человек, у которого тень превосходит пять метров, персонаж отрицательный. Кажется, что мы живем в спокойное время, и сверхъестественное просто невозможно, но жизнь в заброшенном доме с рассохшимися дверями расширила объемы моих ожиданий. И не разговаривать слишком много с теми, от кого ждешь опасность, приучила, хотя вообще я любитель поговорить.
Тень продолжала увеличиваться в размерах, но я решил, что с меня хватит того, что уже видел, и пошел вслед за женщиной. Есть повод, я ей так и не отдал кольцо до сих пор. Вдобавок неизвестный великан за спиной начал кричать хриплым и низким голосом. Можно было различить призывы остановиться и угрозы расправой, но я сразу решил не обращать на него внимание, и уходить независимо от того, что бы он не прорычал. Брать пример с женщины, она же не боится. Защищаться мне все равно нечем.
О том, как я умер, помню не все. Я не почувствовал удара, не знаю, почему, и когда он был, все мое внимание отвлек звон металла о землю, звук падающего кольца. Женщина, все еще опережавшая меня, тоже вскрикнула, резко, инстинктивно, от неожиданности. Возможно это была какая-то сверхчувствительная волна, о природе которых мне ничего неизвестно. Или газовое облако, дающее на земле тень. Кроме вскрика, женщина попыталась обернуться, я ее так и запомнил, стоящей вполоборота ко мне. И сразу же стало темно перед глазами, наверное, тень неизвестного, с помощью той гадости, носителем которой она была, меня поглотила.
Не помню так же и потустороннего мира, никто меня не судил, и даже очереди неизвестности в чистилище не возникало перед моим сознанием и моими глазами. Все понимание того, что я умер, а не терял сознание, и потом пришел в себя, основывается на логике: таинственный Никто, носитель тени, не оставил бы свидетеля живым. И на твердо сохранившемся в моем сознании понимании о том, что я уже не живу. Меня не существовало определенное время.
Это могло быть последствием токсического опъянения, вызванного страшной тенью, если бы моя память сохранила информацию о запахе, но ни единого следа таких воспоминаний у меня не возникло. В итоге я решил не спорить между собой и не ломать голову. Лучше решить, что делать в сложившихся условиях воскрешения.
Вряд ли хотя бы один восставший мертвец на свете мог сказать, что он воскрес вовремя. К сожалению, выбирать время в мою прерогативу не вложили.
Равно как и насчет места воскрешения: у гигантской тени или потусторонних сил не возникло желания воскресить меня на африканском континенте, или в Антарктиде. Они только посмотрели на мое безжизненное тело и решили не убирать его. Была у меня мысль, что и тело пожилой женщины должно лежать где-то рядом, но сразу я его не увидел, и искать по кустам вдоль обочины не стал.
Кольца у меня с собой не было, значит, моральный долг ей отдан. Большего все равно для нее не сделать, я ее не похороню своими силами. Нечем копать, и я ощущаю недомогание, боль в районе горла, это свидетельствует о том, что меня душили. Абсолютно не помню ничего подобного, но это подтверждает версию отравления газом. Кроме горла у меня ничего не болит, несмотря на то, что я очень долго лежал на морозе - отчетливое свидетельство того, что я был мертв. И непохоже, что боль в горле имеет внешний, наружный источник, от соприкосновения со снегом. Наоборот, болит так, как будто газ встал внутри моего организма поперек, перекрыв доступ воздуха, поразив гортань и слизистую. Пытаюсь говорить сам с собой, и понимаю, что онемел. И боль невыносима настолько, что вряд ли у меня появится еще когда-нибудь желание разговаривать. Я едва удержался на ногах, ощутив ее приступ. А падать и биться телом о землю в мои планы не входило точно.
Что приятно, это то, что я приобрел полную нечувствительность к холоду. За те десять минут, что я оглядываюсь, находясь в сознании, у меня не начали мерзнуть даже руки. А у меня тонкие перчатки, хоть я и успел одеть их перед смертью. Зато не успел надеть куртку, и когда умирал, вообще-то закоченел основательно. Теперь это не ощущалось. Только как воспоминание помнилось.
Дом мне теперь тоже не был нужен, это я мог понять, рассуждая логически, однако из соображений маскировки, я вернулся к себе и одел куртку. Стал похожим на тех, кто мерзнет. В условиях опасности всегда полезно не полностью соответствовать внешним видом своей внутренней сущности. Если я встречу полицию, и захочу туда обратиться, снять верхнюю одежду и доказать, что не мерзну, как Кинг Конг, я всегда смогу. Хотя пока не вижу повода, по которому мог бы туда обратиться. Новое существование меня полностью устраивает, я не потерял ничего полезного. Кроме дара речи, нельзя забывать, что мне лучше не разговаривать, и с ментами в том числе.
Вспомнил я и про вшей. Предполагалось, что теперь, когда холод не страшен, это самый главный мой враг. Времени до того, как они выведутся было еще полно, можно было весь день ходить по городу, заниматься своими делами, и не вспоминать о них. Мне надо поисследовать свои возможности в новом состоянии.
О том, чтобы беречься от гиганта и его облака, я не стал задумываться. Решил, что дома он меня достанет даже скорее, если соберется. Газово-химическая природа этого воздействия - это не повод сомневаться в том, что он ищет конкретно меня. Может искать.
Когда я один раз уже умер, второй раз не страшно. Потом еще и наскучит, если слишком часто.
Определенную осторожность это может внушать. Если бы я ел снег, сейчас я бросил бы, потому что из-за глупости и последующей за ней случайности, можно потерять все. Но я не ем снег с детства.
Не успел я выйти из дома, как понял, что недооценил вредоносное облако. Я не заметил самого злодея, но его предполагаемая тень плавала прямо перед моим крыльцом по заснеженному тротуару. Высунувшись, я поспешил спрятаться обратно. Планировал просидеть внутри до тех пор, пока опасность не минует, но не прошло и получаса, как заметил, что очень маленький кусочек тени протекает сквозь единственную в доме закрывающуюся дверь.
Ситуация казалась патовой. Явление непонятной физической природы уничтожит меня окончательно. Как только вползет внутрь помещения. Если психовать и бить окна, а окна - это последнее, что еще осталось здесь целым, я от него не убегу, убедился уже, что оно может двигаться достаточно быстро. Я лихорадочно размышлял. Вся проблема заключалась, что я не знаю, что будет, если умирать второй раз, а угроза этого маячила перед лицом, не позволяя в себе усомниться.
Вряд ли после второй смерти ты ограничшься болью в горле или скалеозом.
Периодически я посматривал на след под дверью, убеждаясь, что пятно прибывает. Намного медленнее, чем на открытом месте, на улице, совсем с другой скоростью, в десять или двадцать раз медленнее, видно что ему тяжело просачиваться сквозь преграду, но все-таки просачивается, и получается у него это несказанно быстро.
Но этим чудом тоже управлял разум. Я еще в прошлой жизни решил, что источником тени является великан, потому что, когда она появилась, была похожа на тень человека. Теперь я не не был уверен, что это человек, но это был разум, а разуму свойственно усложнять. В отличие от меня скорость с которой эта штука проникает внутрь моего дома не устроила того, кто ей управлял. Я уже слышал эти звуки, которые начали раздаваться из-за двери. Голос у этого создания хриплый, но это намного лучше ультразвука, частот раздражающих человеческий слух, которые я мог бы услышать, если бы против меня была, например, летучая мышь. Что-то мне подсказывает, что он мог шуметь и на этих частотах.
Надо думать, он просил меня открыть дверь, его крики даже содержали отдельные слова, но на неизвестном языке, непонятные мне. Интонации, правда, были ясные, полностью русские, но я не обязан открывать дверь каждому. Тем более замка и так нет, мне не до того, чтобы сделать на двери запор, хорошо еще, что сама дверь цела, а не пустой проем вместо нее. Протяни руку - и открой, а если он не может открыть, значит у него либо нечеловеческая природа, во что я постепенно начинал верить все сильнее, либо он слабоумный. Может, наркоман. Непонятно только, что у него за пятно такое, растягивающееся. Слова все же человеческие, хоть и иноязычные, но надчеловеческая сущность должна мочь мочь говорить по-человечески.
Вначале, как только звук появился, я все-таки испугался его, и на всякий случай перешел в другую комнату, подальше от тени. Здесь открывалось одно окно, выбивать стекло было необязательно, но оно вело во внутренний дворик, и для того, чтобы оказаться на улице, пришлось бы в любом случае идти мимо пятна, только снаружи. Других вариантов не было, и я решился, осталось только, надеясь на то, что пятно имеет все-таки определенный размер, что оно не расширяется безгранично, и если подождать, пока оно заползет в соседнюю комнату далеко, снаружи его останется уже меньше. Подойдя к пустому проему смотрел, как оно залезает со своим ужасным криком, и думал о том, что оно может тоже видеть меня. Радовался, что ненужно с ним договариваться, и у меня не будет болеть горло. Это воспоминание вызвало смешные мысли, что само пятно может быть безвредным, потому что распространяется по земле, непонятно, как же тогда у меня появилась рана в горле, но я решил что ждать тень, чтобы сдаться ей на милость, ни к чему. В предыдущей жизни уже сдался, не попытавшись бороться.
Потом в горле начались бессистемные спазмы. Пятно все ползло, приближалось, а глотка моя начала болеть, хотя я не напрягал ее. Прополоскал бы водой, но как назло вся вода замерзла, в доме нет ни капли жидкости. В итоге я решил держаться и не обращать на боль внимания. Тем более пятно уже преодолело середину соседней комнаты, и мне было пора выбираться.
Открывая шпингалеты окна, я ругался в уме. Не повезло мне, что остальные окна забиты досками или металлическими листами, заглушены, так, что через них не выбраться. Мне было бы удобнее вылезти через окна, которые на улицу выходят, для того, чтобы перед источником пятна лишний раз не щеголять. А теперь нет выбора.
Как раз в тот момент, когда я вскарабкался на подоконник и шарил ногой в снегу под окном в поисках опоры, чтобы не покатиться кубарем, когда слезу вниз, мой дом впустил врага. Хлопнула за спиной в соседней комнате дверь. Кто-то вошел, а я ступил наружу. Удивляться было нечему, я успел уже понять, что хозяин пятна чудаковат, не меньше. Если он мог зайти, вряд ли стоило ждать пока оно заползет под дверь, прежде чем зайти самому. Может, ему что-то мешало все это время. Может, это не человек, и им управляют. Снова мне не повезло в том смысле, что я не увидел своими глазами его, не столкнулся лбами. Но у меня не было лишнего времени, зато были все основания думать, что дорога теперь свободна.
Первый человек, которого я увидел, когда, черпая ногами глубокий снег, был мой друг. Старший товарищ, я жил у него раньше, и теперь он иногда поддерживает со мной общение. Я ему обрадовался, мы с ним давно не виделись. Хотя он не знает, что я умер, может, его эта новость не обрадует.
- Что, нет у тебя вопросов? - первое, что он мне сказал, вместо приветствия.
Меня это насмешило даже.
- Ты не видел там, за твоей спиной, Бесконечное Зло?
О том, что умер, я решил ему пока не рассказывать.
- Идем куда-нибудь отсюда, - говорю ему. А мы стоим недалеко от дверного проема в мой дом, в стороне чуть-чуть и по-диагонали.
Ничего, что в доме и на входе в дом происходит отсюда не видно толком. Можно только догадаться, что раз монстр пошел внутрь помещения, шанс проскочить тихонечко мимо двери у нас будет.
Пятно пребывало внутри дома, я посмотрел и убедился, что снаружи его нет. Мне казалось, что придется упасть на землю и ползти, сливаясь с бордюром, но мы сумели пройти, не впадая в такие предосторожности, просто шли быстро.
- Ты уже сталкивался с этой штукой? - друг меня заинтриговал своей невозмутимостью, я ожидал от него удивления. Впрочем, того, что я уже мертв, он, кажется, так и не понял.
Вообще он не самый простой в общении человек. Но не до такой же степени. Мы с ним разговариваем все время только на общие темы, не вдаваясь в тонкости, и все равно никогда не успеваем договорить, когда встречаемся снова, всегда есть, что обсудить. По профессии он художник компьютерной графики, но я в его работу не вникаю. Жена у него вообще такая красавица, что на нее смотреть тяжело. Я и не смотрел, жил у него, когда он с женой разъезжался.
- Какая разница? - говорит друг. - Мы же ко мне идем.
Я смотрю на него и понимаю, что он стареет. А я скорее всего теперь лишен возможности ощутить на себе воздействие времени.
Боли внутри глотки у меня, кстати, прошли. Даже когда разговариваешь, не больно.
И это было раньше, повреждали мне горло, после того, как со мной он подрался, так совпало, что именно этот друг, и болело горло после этого. И прошло тоже само собой.
Не помню, кого мы встречали по дороге. Шел снег, а я раздумывал. Не каждый день умираешь. И не понятно, смогу ли я вернуться в свой дом, к которому уже привык.
Мы идем пешком, до тех пор, пока не оказываемся на остановке на выходе из города, одной из последних в черте города автобусных остановок. Друг живет вообще-то недалеко, и только когда мы встаем на противоположную сторону, на остановку в сторону отправки транспорта из города, а не езды по городу, удивляюсь:
- Ты же сказал, мы идем к тебе?
Прежде он никогда не ездил при мне в этом направлении.
Маршрутка подходит быстро, и внутри маршрутки нет снега. Друг довольно нервно жестикулирует, и объясняет, что ему нужна помощь. Съездим, а потом к нему. Сажусь в маршрутку, мне все равно. Главное, что странной тени здесь нет.
Аудио-атака мне тоже не страшна, друг молчалив. Сидит в маршрутке напротив меня и не говорит ни слова, пока не приедем. Народу в "Газели" достаточно много. И тепло, отопление включено.
Когда мы приезжаем и выходим из маршрутки, оказывается, что снег усилился, идет теперь густыми хлопьями. И приехали мы туда, куда я не ожидал приехать, и не хотел бы здесь находиться - на кладбище.
Не предполагал, что мы сюда едем, у друга огород в этой стороне, думал на дачу к себе везет, хочет показать, сподобился в первый раз за все время знакомства. Странно, что зимой, но от него и не такое ожидать можно было. Кладбище, на самом деле, можно было тоже ожидать, но он мог хотя бы предупредить.
Я не задаю ему этот вопрос, просто не смотрю на него и жду, что дальше. По сторонам не оборачиваяюсь, фамилии на памятниках вдоль дорожки не читаю. Снег дрожит, завиваясь в воздухе, кого-то боится.
- Идем, пройдемся немножко, - шепчет рядом друг, а зачем понизил голос,непонятно. Оглядывается по сторонам, что-то ищет. - Смотри, вот твоя могила.
Действительно, на памятнике выбита по белому камню моя фамилия, и фотография смотрит на мир, старая фотография, где я почти подросток.
- Быстро постарались.
Пока рассматриваю фотографию, понимаю, что это еще не все. Маленькая старушка, похожая на девочку, тоже здесь, ходит вокруг могилы, гладит пальцами оградку. Кровавый след на одном из пальцев мелькнул и пропал. Отворачиваюсь от нее и жду, что скажет друг. А друг молчит.