Три солдата последнего призыва сидели на табуретках возле коек и полировали пряжки. Новое пополнение прибыло в роту неделю назад.
- Матюхин, за что тебя каптерщик ударил? - спросил одного из них ротный писарь, ища что-то в тумбочке.
- В строй опоздал,- уныло ответил тот и часто заморгал белесыми ресницами.
- Так шевелиться надо! Ходите как сонные мухи. Тебя, Мирославлев, тоже касается.
- Он к Матюхину с первого дня придирается,- вступил в разговор другой солдат, с мужественным и решительным лицом. Он говорил с кавказским акцентом.- А командир молчит.
- Зачем же Улыбин будет соваться?- удивился писарь.- Да он и служит только полгода, мы с ним вместе призывались. Хоть и младший сержант, а для стариков - нуль.- Он захлопнул дверцу и выпрямился.- А ты что, Амиров, учителем был?
- Да. Я в военкомат сам пришел,- угрюмо усмехнулся кавказец.- Считал, что мужчина должен армию пройти...
- Сюда идет, гад,- встревожился вдруг Матюхин, встал и зашел за ряд двухъярусных коек.
Размахивая гимнастеркой, к ним приблизился маленький полный каптерщик, поискал кого-то глазами, очевидно, Матюхина, потом кинул ее на колени Амирову.
- Постираешь, педагог!- И уходя, бросил через плечо:- Чтоб через десять минут как новенькая была!
Кавказец швырнул гимнастерку на подоконник.
- Вы еще Сидорова не видели,- сказал писарь.- Сейчас на гауптвахте сидит. Зверь! Когда заведется - покалечить может.
И словно в подтверждение его слов кто-то крикнул в другом конце казармы:
- Все, молодежь, кончилась ваша райская жизнь! Сидоров с губы возвращается!
***
Он появился четверть часа спустя, высокий, могучий, красивый. "Старики" оживились.
- С освобождением, Витек! Ну, рассказывай про свои подвиги.
- Да какие там подвиги,- отмахнулся Сидоров.- С лейтенантиком из обоза немного подискутировали.
- Оживленная, видать, дискуссия была, раз ты десять суток схлопотал,- засмеялся каптерщик. Внезапно лицо его стало серьезным: он заметил свою гимнастерку на подоконнике.- Не хочет стирать, салаженок,- мотнул он головой в сторону Амирова.
- Этот лезгин оборзел вконец,- заворчали старики.- Всю дорогу возникает.
Глаза у Сидорова загорелись.
- Который? Вон тот? - Пружинистой походкой он подошел к Амирову и вроде бы лениво поинтересовался: - Говорят, выступаешь много?
Лезгин горделиво откинул голову назад.
- Я чужие гимнастерки стирать не...
От мощного молниеносного удара он вместе с табуреткой полетел на пол. Но тотчас же вскочил и бросился на Сидорова. Второй удар снова свалил его с ног. Из носа потекла кровь. Амиров поднялся, зажал нос рукой и вышел в коридор.
***
После отбоя раздалось:
- Мирославлев, ну-ка, сообщи, сколько дней дедушке Савчуку до приказа осталось!
Наступило молчание.
- Пусть кто-нибудь другой,- негромко сказал младший сержант Улыбин и возвысил голос:- Матюхин! Сколько дней дедушке Савчуку до приказа?
- Только смотри, чтобы с чувством,- добавил Савчук.
- Дедушке Савчуку до приказа осталось девяносто восемь дней!- истово прокричал Матюхин.
- Вот молодец, сынок.
- Как этого лезгина фамилия? Амиров? - спросил Сидоров.- Амиров, сколько дедушке Сидорову осталось до приказа?- В казарме стало тихо.- Амиров! - В его голосе зазвучала та властность, которая не терпит неподчинения.
- Дедушке Сидорову до приказа девяносто восемь дней!- зло выкрикнул лезгин.
***
На следующее утро Сидоров был не в духе. Все, кроме стариков, старались не попадаться ему на глаза. Лишь Мирославлев, бледный, хилый солдат в своей всегдашней задумчивости наткнулся на него.
- Куда прешь?- гаркнул тот.- Глаза еще не продрал что ли? Постель мне заправишь!- И пошел умываться.
Несколько секунд Мирославлев стоял как вкопанный, затем отправился следом. В "умывалке" он подошел к чистившему зубы Сидорову и, борясь с волнением, выпалил:
- Во-первых, не обращайся больше ко мне с подобными просьбами, во-вторых, не разговаривай со мной таким тоном.- И тут же вышел.
- Первое отделение второго взвода, строиться!- послышался голос Улыбина.
Мирославлев уже стоял в строю, младший сержант уже командовал: "Отделение...", когда показался Сидоров.
- Подожди, командир,- раздраженно заговорил он.- Ну, деды, совсем вы молодняк распустили. Придется мне их воспитанием заняться.- Он посмотрел на Амирова (тот твердо выдержал его взгляд) и вдруг закричал, надвинувшись на Мирославлева: - А ты, салага, будешь мне каждое утро постель заправлять! И попробуй только, пикни у меня еще!
- Отделение, напра-во! - скомандовал Улыбин.- На выход ша-агом марш!
***
Вечером в ленинской комнате Сидоров, самодовольно смеясь, рассказывал ефрейтору Савчуку:
- Я ему говорю: "Думаешь, если звездочки нацепил, так гавкать на меня можешь?"
По коридору рота шла строем в столовую. Они ужинать не пошли. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял Мирославлев. Глядя в глаза Сидорову, он произнес:
- Ты что, сволочь, не понял? Еще раз будешь со мной так говорить - у-ни-что-жу!- Потом повернулся и догнал свое отделение.
***
Мирославлев мучился весь этот день. Вновь и вновь вспоминал он с отвращением утреннюю сцену: Сидоров рявкает на него, а он по команде поворачивается и марширует... Невыносимее всего была мысль, что Сидоров пребывает в уверенности, что может безнаказанно вот так кричать на него. Теперь он чувствовал огромное облегчение.
После ужина он минут пять ходил взад и вперед между столовой и забором. "Что будет дальше?"- думал он. Вспомнил Амирова, отбой. Он, Мирославлев, ни за что не стал бы объявлять, сколько дней осталось. В карантине Улыбин начал было покрикивать на него, но встретив отпор, стал относиться к нему не только с уважением, но даже, пожалуй, с симпатией. С Сидоровым такое, конечно, не произойдет. Мирославлев совершенно не представлял, как он собирается "уничтожать" Сидорова, но одно знал точно: так разговаривать с собой он ему не позволит. Ни ему, ни любому другом человеку на земле.
Он пошел в казарму.
Еще идя по коридору, услышал он знакомый голос.
- ...Нет, так легко он не отделается. Он у меня пожалеет, что на свет божий появился!
Сидоров стоял в окружении старослужащих и, когда Мирославлев проходил мимо, процедил сквозь зубы:
- Эй ты, ко мне!
Не замедляя и не ускоряя шаг, Мирославлев прошел к своей койке и принялся ее зачем-то поправлять. Наступила напряженная тишина.
И тут раздался дикий рев:
- Ко мне, салага!
Он медленно обернулся. Его враг стоял, подавшись вперед, и налитыми кровью глазами смотрел на него. Так прошло несколько секунд. Вдруг Сидоров сжал огромные кулаки и стал приближаться.
Улыбин шагнул вперед и хотел что-то сказать.
- Отставить, младший сержант! Не дергайся! - остановил его старшина срочной службы Мустафин. Засопел Амиров.
Мирославлев приготовился драться. Драться до тех пор, пока способен будет стоять на ногах. Так бы, наверное, все и происходило, если бы Сидоров не начал, подходя, ругаться. Он ругался виртуозно, подбирая самые оскорбительные слова.
Мирославлева охватил гнев. Слепой, безудержный. Ощутив прилив беспредельных, казалось, сил, он схватил табуретку и с размаху опустил ее на голову Сидорова. В тот же миг гнев погас. Он с ужасом глядел на распростертое у его ног безжизненное тело.