Спали мраморные статуи на площадях, спали белые птицы в гнездах на кровлях домов, спали фонтаны с тихо журчащей водой.
Город был освещен - лампы Феанаро, давно носившие имя своего творца, сияли блеском, казавшимся нестерпимым в окутавшей Аман тьме.
Свет Двух Дерев с трудом достигал побережья, а потому светильни были установлены для того. чтобы освещать Альквалондэ на время смены Кругов Света.
И сейчас, по странной прихоти судьбы, город у моря был единственным светлым пятном во всем Валиноре.
Макалаурэ вел свой отряд к гавани по одной из улочек, которая была прямой как стрела. Все улицы этого города вели к морю. Гавань была королевой Альквалондэ, а ее белые корабли напоминали стаю лебедей, присевших отдохнуть.
Эльдар, ставшие воинами из ремеслеников и творцов, двигались неслышно, стараясь не бряцать оружием.
Все должно было закончиться быстро и просто. Как эта улочка, напоенная запахом увядающих цветов.
Вот она, Гавань... Сын Феанаро даже вздохнул с облегчением. Сейчас все кончится - в том числе и холодноватое предчувствие беды.
- Наши - вон те пять, - сказал он Роанону. Его приятель ободряюще улыбнулся.
- Да, Кано. Веди.
Командовать Макалаурэ было не в новинку - в Форменосе они готовились к походу. Его воины уступали в учебных стычках разве что нолдор из отряда Майтимо. Как и он сам: гибкого, словно стальная плеть, Певца мог одолеть только его старший брат. Двое старших сыновей Феанаро давно уже по-дружески соперничали в боевых искусствах, и Макалаурэ надеялся взять верх там, в Эндорэ.
О том, что все пошло не так, Макалаурэ догадался слишком поздно. Он поднялся по сходням первого из намеченных кораблей, особо не скрываясь и не прячась. И чуть не натолкнулся на высокого телеро, одетого в опрятный белый костюм моряка.
Про то, что на кораблях может быть охрана, не подумал никто. Потом, в Эндорэ, Макалаурэ с горьковатой тоской не раз размышлял, что как раз об этом они должны было догадаться в первую очередь, после неудавшихся переговоров отца с лордом Ольвэ. Проблема была в том, что никто не воспринимал телери как вероятного противника. И сам Кано в ту минуту искренне верил, что дальше словесной перепалки дело не пойдет.
Моряк всмотрелся в неожиданного гостя и просиял улыбкой:
- Позвольте... Ведь вы... Тот самый Канафинвэ, сын Феанаро... - сказал он, сразу же перейдя с телерина на квэнья.
При виде этой незамутненной радости, Макалаурэ оцепенел. Роанон, шедший за ним, остановился, чуть не натолкнувшись на приятеля.
- Я слышал ваше пение, - продолжал моряк, - на Празднике Урожая, несколько Кругов Света назад. Мы вообще-то редко бываем на пышных празднествах, но я не пропускал ни одного, разве что был в плавании. Я в восторге... Я сам пою, но мне, конечно, далеко...
Он снова улыбнулся, на этот раз смущенно.
- Пойдемте ко мне в каюту. Вы, и ваши друзья. Я заварю квенилас, и мы... Поговорим о музыке.
Каюта... Телеро был капитаном, и это вселяло надежду на счастливый исход предприятия.
- Друг мой, - сказал Певец, - прости, что не помню твоего имени... И говори мне "ты", не нужно церемоний.
- Аретео, - радостно подсказал моряк, - меня зовут Аретео, сын Нуминато.
- Аретео, - повторил Макалаурэ, - я благодарен тебе за высокое мнение о моем голосе и за приглашение. Но, друг мой, разве ты не слышал о том, что случилось, и не видишь тьмы вокруг?
- Здесь довольно светло, - сказал Аретео, и если бы не искреннее недоумение в его глазах, Макалаурэ счел бы, что тот над ним насмехается.
- Неужели ты ничего не слышал о гибели Двух Деревьев? - спросил Роанон из-за спины приятеля. - И не видел жуткой тени, скользнувшей над Альквалондэ?
- Слышал, - Аретео погрустнел, - это большая беда. Но что мы можем сделать, ведь мы только квенди. Валар могучи, и они не дадут нас в обиду. Но, может быть, лучше нам пройти в каюту и присесть?
- Друг Аретео, - сказал Макалаурэ, - в иное время я с удовольствием выпил бы с тобою квенилас, послушал твое пение, а то и спел бы для гостеприимного хозяина. Но не теперь. Разве ты не слышал о гибели Финвэ Нолдорана? И о том, что мы все уходим из Валинора. Для битвы и мести Черному Врагу. Нам нужно переправиться, Аретео, потому что черная тень-убийца, пролетевшая над вашим городом, теперь на том берегу. Разве ты не слышал о Моринготто, которого здесь звали Мелькором?
- Слышал, конечно, - вздохнул Аретео, - но этим занимаются Высшие. И они, конечно же, покарают виновного. Надо просто ждать. Ждать и надеяться.
- Мне некогда ждать. - ответил Певец. - Нолдоран убит, а у отца отнято дело всей его жизни. Высшие не могут нам помочь...
"Скорее не захотят, - добавил он про себя, - потому что отец не захотел спасти Деревья ценою Сильмариллов, а может и самой жизни". Но Аретео не нужно было об этом знать.
- Если ты, - продолжил Макалаурэ, - действительно считаешь меня другом, то помоги нам переправиться через пролив. Войско нолдор сейчас стоит у Гавани. Мы все-таки уходим. На войну.
Аретео замахал руками.
- Нет, что вы... Ведь лорд Ольвэ не дал разрешения... Да если бы и дал, я не повез бы вас навстречу гибели. Война - это дело Высших, нам нужно только ждать...
Ждать... Ждать и надеяться... У нас еще будет все - и свет, и Праздники Урожая...
Макалаурэ впервые почувствовал, что он не сможет подобрать слов, которые смогут заставить этого улыбчивого эльда преступить запрет. Слов не хватало. Время будто остановилось.
Откуда-то сбоку донеслись крики и звон стали. Оставшиеся по левую руку корабли заслоняли портовые постройки, и Певец не видел, что там делается.
Слова ... Тут не помогало даже осанвэ, которое разбивалось о спокойствие и непонимание Аретео.
... Праздник Урожая, и отец отбыл на Таникветиль, один, без сопровождения, мрачный и гневный, одетый в черные одежды. Турко предложил поохотиться, Макалаурэ не хотел ехать, он предпочитал охоте музицирование в присутствии Нолдорана. Но король Финвэ сказал, что ему хочется побыть одному.
А потом был промелькнувший мимо ужас, обезумевшие от страха кони, тьма и пустота, черный провал в памяти. И растерзанное тело Нолдорана на окровавленных камнях опустевшей сокровищницы.
Если бы он, Макалаурэ, тогда остался в крепости, то разделил бы судьбу родича.
Сын Феанаро глянул в безмятежное лицо Аретео, разум которого явно не воспринял ужасную картину - и вспомнил вдруг своего дядю Нолофинвэ, который где-то на подходах к Альквалондэ вел отряд, забыв о том, что когда-то был против самой идеи Исхода. Дядя был на похоронах Нолдорана, видел, какой смертью умер король Финвэ и принял решение - вопреки своим убеждениям покинуть Благословенный Аман во имя мести.
Если бы не случилось беды, дядя никогда не покинул бы Валинор против воли Валар.
Не выйдет уговорить Аретео, этому милому телеро не доводилось терять близких.
- Ждать я не могу, - сказал Певец, - прости, Аретео... Лучше тебе уйти в каюту и притвориться, что ты спишь. Или сойти на берег. Хотя я посоветовал бы тебе остаться с нами - ведь кто-то же должен будет вернуть корабль в Гавань.
Макалаурэ обернулся к своим воинам, которые прислушивались к разговору:
- Занимаем корабль.
- Помогите! - закричал Аретео.
Команда, оказывается, находилась на корабле. Вся. Стычка была короткой, потому что нолдор в большинстве своем остались на пирсе, а сходни полетели в воду, провернувшись под ногами у кинувшихся на помощь воинов. На Певца навалилось сразу пятеро, эльда отчаянно сопротивлялся, но его и Роанона прижали к борту, и качающаяся палуба ушла из-под ног...
Опомнился Макалаурэ на белых мраморных плитах пирса. Он наглотался морской воды и его тошнило. Через силу поднялся на ноги и оглядел свой отряд. Трое явно побывали в воде - Роанон и те двое воинов, что стояли на сходнях.
- Попили квенилас, Кано? - хмыкнул Роанон и закашлялся, - вот ведь незадача.
- Корабль надо взять, - Макалаурэ был рад, что в эту минуту его не видят ни отец, ни братья. - приготовьте мечи.
Быстрый шепот за спиной... Лязг оружия, впервые обнажаемого не для учебной битвы...
- Мы только напугаем их. - Макалаурэ еле сдерживал гнев. - Вперед!
- Если вы попробуете подняться, - крикнул с корабля Аретео, - мы... Мы будем стрелять... У нас есть луки!
Потом Макалаурэ понял, что Аретео тоже хотел "только напугать". Но в ту минуту эти слова еще подлили масла в огонь, и они с Роаноном кинулись к кораблю. За ними воины тащили доску, найденную возле стоящих рядом складов, чтобы использовать ее как сходни, вместо тех, упавших в воду.
С корабля все-таки выстрелили. Не прицельно - над головами. Второй залп был более точен - кто-то вскрикнул от боли... Кто-то упал...
Глаза Певца застлал багряный туман фамильного феаноровского бешенства...
***
Опомнился окончательно он уже в море. Кораблик бросало по волнам, как игрушку. В гудении волн слышались гневные голоса...
Словно во сне Макалаурэ видел кровь на мраморных плитах, ставшее белее этого мрамора лицо Роанона, которому стрела вошла в горло, чуть повыше кольчужного ворота; лучников-нолдор в серых плащах, выбежавших из-за складов и изготовившихся для стрельбы; меч в своей руке и кровь, снова кровь, стекающую по мечу... Моряки, когда под прикрытием лучников нолдор снова поднялись на борт, пытались отбиваться - зазубренными копьями для морской охоты, короткими кривыми ножами для свежевания рыбы...
Аретео в последнюю минуту выронил копье и закрыл лицо руками. Но Макалаурэ уже не смог остановить удар своего клинка.
Потом сын Феанаро узнал, что его братья даже не пытались уговаривать телери, а сразу начали действовать силой. Кроме Майтимо - но Рыжий тоже потерпел неудачу и вынужден был обнажить оружие.
Певец сидел в капитанской каюте. Она была небольшая, со вкусом украшенная деревянной резьбой и гравюрами на стенах. На столе стоял красивый фарфоровый чайничек, уютно устроенный в специальном проволочном гнездышке, дабы не упал во время качки. На чайничке искусно изображена танцующая на хвосте рыбка. Рядом в таких же гнездышках хранились маленькие чашечки и приборчик для заваривания. Лампа Феанаро мерцала мягким голубоватым светом.
Над опрятной чистенькой койкой, застланной вышитым белыми цветами бельем, висела небольшая арфа...
Макалаурэ оперся локтями на стол и закрыл лицо руками.
"О, час беды слепого торжества...
Когда не можешь подобрать слова
Когда бессильны все твои деянья,
Когда нас окружает только тьма,
Кровавого желая возлиянья.
Как много боли от непониманья"
Он сидел так долго. Потом встал, провел рукой по ставшему влажным лицу, и вышел из каюты к своим воинам, которым сейчас, как никогда, нужен был их лорд.
Корабли, уцелевшие после гнева Оссэ, шли к пустынным землям Арамана...