Аннотация: Тайные пружины, повлекшие за собой гибель Амбаруссар при штурме Гаваней и переход на сторону врага эльфийского отряда так и не раскрыты. А если это любовь?
Амбаруссар никогда не разлучались. Сколько они себя помнили, близнецы всегда были вместе — в нежных обьятиях матери, в отцовской мастерской, рядом с братьями на отбитых у телери кораблях, в беспрерывных боях на землях Белерианда, сжегших их юность и выковавших зрелость.
Близнецы ушли в Исход не познав любви, а потом уже и не стремились к этому. Война и охота занимали их больше, чем нежные взгляды хрупких дев-лаиквендэ из Семиречья, или девушек-нандор, которые забредали иногда в Белерианд вместе со своим кочующим народом.
Любовь была чем-то странным и далеким, понемногу забылось даже лицо матери и тепло ее рук. А потому взгляды рыжеволосых воинов безразлично скользили по милым личикам эльфиек, которые шепотом восхищались их красотой, ловкостью и отвагой.
Сильмарилл... Проклятый камень, зловещая Клятва... Близнецы старались не думать об этом — до тех пор, пока Клятва не унесла троих средних братьев и не втянула их в новую усобицу. И пока старший брат не дал им задание, важность которого тяжело было переоценить.
- Отправляйтесь в Гавани, - напутствовал Майтимо братьев, - и переговорите с Эарендилом. Это Аданэдель, его мать была дочерью Туракано, а отец — воин-хадоринг. Помните, что вы должны говорить с ним, а не с его супругой — дочь Диора наверное будет стараться всячески помешать переговорам. Но Эарендил должен быть мудрее, он не станет рисковать своим народом ради чужого сокровища, владение которым никому не приносит добра.
Амбаруссар взяли с собой лишь небольшой эскорт и отправились в дорогу. Они никогда не были в Гаванях, как и вообще на побережье. Соленый морской ветер напомнил обоим эльфам о днях, давно ушедших, впитавшихся, словно вода в песок, о забытом покое, о трех братьях, погибших так нелепо...
В городе их ждало разочарование. Эарендил уже больше года был в плавании. Гаванями правила его супруга, та самая дочь Диора, погибшего во время взятия Дориата. Амбаруссар прекрасно помнили ту короткую, но кровавую междуусобицу и понимали, что вести переговоры с госпожой Эльвинг не имеет смысла.
Но нужно было хотя бы попытаться. К превеликому удивлению близнецов, правительница согласилась их принять, но поставила условие — братья придут к ней по одному и в то время, когда она укажет.
Амбарто с Амбаруссой привыкли к тому, что их называют одним именем, и считают одним целым. Первым их побуждением было уехать, не придя на встречу. Вторая мысль была о ловушке, но, подумав, братья все таки решили остаться. В конце концов, если госпожа решит не выпустить их из города, повинуясь голосу мести, то она сделает это, независимо от того, будут ли они сражаться вдвоем, или поодиночке.
Первым на прием к госпоже Эльвинг отправился Амбарто. Его провели в небольшую гостинную. Из высокого окна доносился шум моря — небольшой мраморный дворец правительницы нависал над обрывом.
Амбарто заговорил. Он старался не смотреть на освещенную солнцем женскую фигуру. Эльф не знал, что могла запомнить Эльвинг о взятии Дориата, она тогда была слишком мала. И не знал что ей могли рассказать. А потому говорил правду.
- Кровь легла между нами, госпожа. Вы потеряли родителей, а братья ваши пропали без вести. Мы потеряли троих братьев — счет уравнялся. Мы не хотим дальнейшего противостояния. Сильмарилл, заклятый Камень нашего отца, приносит беды всем, кто им владеет, а мы идем по его следу словно охотничьи псы. Убедительно прошу вас принять любой выкуп за Камень и за причиненное зло. Можете взять наши жизни — если вы отошлете Сильмарилл нашим братьям на Амон-Эреб, мы согласны умереть во искупление.
Фигура шевельнулась, и Амбарто поднял глаза. Он ожидал увидеть хрупкую деву, почти девочку, ведь Эльвинг было всего лишь немногим более тридцати, возраст, в котором эльфы еще дети. Феанарион слышал по приезде, что у правительницы двое сыновей-близнецов и удивился этому.
Но на него насмешливо смотрела женщина, более похожая на аданет, нежели на эльфийку. Амбарто, видевший и женщин народа Амлаха, и жен вастаков, с удивлением убедился, что леди, хотя и не принадлежит к человеческому роду, но красива именно человеческой тяжелой, смутной красотой.
“Адан Берен был ее дедом, - промелькнула мысль, - значит человеческой крови в жилах леди довольно много. Интересно посмотреть на ее детей.”
- Ожидал увидеть девчонку? - спросила правительница, - глупышку, которая поверит твоим словам и твоему раскаянию?
- Я и правда не ожидал, что вы такая, - ответил Амбарто по прежнему искренне, - ваш отец...
Он запнулся. Амбарто видел мертвого Диора, который был с виду просто очень красивым синда.
- Которого вы убили, - сказала Эльвинг, - ну да, я унаследовала всю человеческую кровь. Мои братья тоже были похожи на эльдар, как и Диор.
- Я сожалею, леди, - вздохнул Амбарто, - но время сглаживает память и боль, как ветер сглаживает песок. Ни мне, ни вам не забыть о погибших, но в наших силах сделать так чтобы больше никто не погиб.
Женщина рассматривала его с головы до ног странным птичьим взглядом, чуть наклонив голову.
- Я подумаю, - сказала она, - и пришлю за вами слугу, когда решение будет принято.
Впервые Амбарто ничего не рассказал брату о состоявшемся разговоре. Да и Амбарусса пришел с аудиенции молчаливый, ничего не говорил и ни о чем не спрашивал.
Братьям отвели разные покои — и Амбаруссар почему-то не запротестовали. Амбарто в нетерпении мерял шагами опочивальню, ожидая прихода слуги. Странное лицо леди с резкими человеческими чертами постоянно всплывало в памяти, эльда и сам не мог решить, что он испытывает к ней — отвращение, или непонятную ему самому симпатию.
Он обернулся на шорох и замер. Эльвинг стояла перед ним в длинном ночном убранстве, сквозь которое, как луна сквозь морские волны, просвечивало тело.
- Леди? - спросил Феанарион растерянно.
- Как ты глуп, - улыбнулась Эльвинг, - сколько тебе лет?
Амбарто давно уже перешагнул порог эльфийской зрелости, но почему-то промолчал.
- Сотни лет живешь на свете, а наверное до сих пор не знал женшин, - сказала правительница насмешливо, - у вас ведь как: один раз и навеки. Слыхала я и о глупцах, оставивших жен на том берегу.
- У нас? - переспросил Амбарто, - но вы...
- В этом я — человек, - засмеялась Эльвинг, - супруг мой четвертый год как в море, и я должна его ждать, роняя слезы и вышивая в комнатке на башне. Но я хочу любви. Любви мужчины. Ты мужчина, сын Феанора?
- Я воин, - ответил Амбарто невпопад, и смех женщины был ему ответом...
Утром Амбарто не мог поднять глаза на брата. Они завтракали вместе, и растерянный Феанарион не замечал, что Амбарусса поглядывает на него как-то странно. Между ними стояла стена аванирэ - впервые в жизни. Чувствовал себя старший из близнецов преотвратно и в то же время был на вершине блаженства. То, что произошло этой ночью, не коснулось его души, однако разбудило сокровенные желания тела. Это была не эльфийская, но человеческая страсть, которую не приходилось испытывать ни одному эльда.
На следующую ночь она не пришла. Амбарто метался по опочивальне как раненый зверь. В какой-то миг ему почудилось, что двери соседнего покоя, где ночевал его брат, открылись, потом закрылись. Он не мог заставить себя пойти туда, потому что боялся того, что может увидеть. Леди явилась только под утро, но щедро вознаградила Феанариона за долгое ожидание.
Миссия их закончилась ничем. Амбарто провел с правительницей пять незабываемых ночей, но вернуть Сильмариллы она отказалась.
- Однако, у тебя есть возможность вечность любоваться отцовскими камнями, - сказала Эльвинг на прощание, - я знаю, что твои братья не оставят меня в покое. Они нападут — рано или поздно. Начнется война — и ты можешь стать моим защитником, отважный Амбарто. Твои братья не захотят твоей гибели, они уйдут прочь, а ты останешься со мной... и с Сильмариллом.
- Но Амбарусса... - Начал было Феанарион.
- Сколько можно держаться за руку брата, хоть он и твой близнец. У него своя судьба, у тебя своя.
- Но если вернется твой супруг?
- Я не прикована цепями к его кораблю.
***
Странным было возвращение двух братьев на Амон-Эреб. Впервые в жизни Амбарто надолго закрыл от брата свой разум. Он не замечал лихорадочно пылающих глаз Амбаруссы, который поглядывал на него искоса, словно на неприятеля. Амбарто думал о женщине, оставшейся в морской крепости, о ее гибком теле, о том, что уже не сможет жить без ужасной и прекрасной человеческой любви.
А потому на совете Амбарто первым выступил за атаку на Гавани. Вернее — вторым, ибо первым был Амбарусса. Старшие колебались — и грозный Маэдрос, и Маглор с его израненой совестью готовы были остановиться перед ужасом третьего братоубийства. Но младшие настояли, и братья сникли перед их напором.
А среди эльдар, которые служили близнецам, потихоньку распространялся слух о том, что негоже воевать с женщиной, что стать на ее защиту более достойно. Близнецы не пресекали эти слухи. Когда-то неразлучные, они старались не смотреть друг на друга, и ночевали Амбаруссар теперь не в одном шатре, как обычно, а каждый среди своих воинов. Старшие братья удивились — но военные приготовления занимали все их мысли, и Маэдрос решил, что младшие нервничают из-за предстоящего похода, который мог вернуть им отцовский Камень, но не мог принести славы и почестей.
Близнецы должны были идти на штурм первыми, казалось, они ждали этого, и когда увидели наконец город у моря, то безумная радость вспыхнула в их глазах
И как же был поражен Маэдрос, увидев, что воины, которыми командовали Амбаруссар, подойдя к замку, в котором закрылись защитники Гаваней, вдруг развернулись в боевой порядок и осыпали стрелами своих же эльдар...
Их было немного, тех нолдор, которые прислушались к речам о необходимости защитить женщину, слухам исходившим от самих же близнецов. Но с их помощью братья пробились к воротам замка, которые должны были открыться и впустить ожидаемую помощь. Однако, ворота не открывались, а сверху падали камни и сыпались стрелы.
Амбарто снова очутился рядом с братом. Они взглянули друг на друга, как прежде не защищая разума, и ужас открывшейся им правды превозмог ужас предательства.
Амбарусса оказался быстрее — его меч пронзил брату грудь минутой раньше, чем нож Амбарто нашел его незащищенное горло.
А ворота все не открывались, и раненый Амбарто понял, что они и не откроются. Смерть и позор — вот что ожидало его и брата по воле правительницы Гаваней.
- Она отомстила, - прошептал Амбарто, опускаясь на землю.
Его умирающий близнец прошептал, захлебываясь кровью:
- Прости... Я не хотел...
- Они не простят, - ответил Амбарто, глядя на нолдор, которые бежали к ним, прикрываясь щитами. - Нэльо не простит...
И Амбарусса вздохнул и умер, а Амбарто продолжал сидеть и смотреть перед собой уже тускнеющим взглядом. Он уже не слышал, как зовет его Маэдрос, не чувствовал, как руки Маглора пытаются остановить кровь, толчками бьющую из раны. Он видел перед собой женщину в прозрачных шелках цвета морской волны, женщину, которую обожал и ненавидел одновременно.
Он не узнал, что их имена не были покрыты позором, что даже в летописях сказано было - “некоторые нолдор, повернувшие оружие против своих...”, но не было названо ни одного имени.
Он не узнал, что ни Маэдрос, ни Маглор никогда не вымолвили ни слова упрека погибшим братьям, думая, что те сломились под страшной ношей Клятвы и поступили по совести, а не по чести.
Он не узнал, что старшие Феанарионы усыновили детей исчезнувшей во время осады Эльвинг в память о своих Амбаруссар, погибших в ее защиту.
Он ничего этого не узнал — а потому страдал вечно.